Маг Многоцветья

Тэо Наран

В мире, где основа цивилизации – многоцветная магия, много столетий ведутся почти беспрерывные войны. Но вот очередная война закончилась – и восемь лет на континенте держится перемирие. Уже повсюду люди наладили новую жизнь, хотя далеко не все забыто и не все прощено: в проигравшем государстве до сих пор ненавидят чародеев. И молодой боевой маг, Райярр Кайнен, тоже пытается найти применение своим немалым силам в непривычной мирной жизни.

Маг Многоцветья. Книга 1

Акт 1. Рандаирское лето. Кровь мага

Тьма и Свет без начала и конца. Маленький мир, затерявшийся между ними. Калейдоскоп огня и воды, суши и моря, расцвеченный краткими и яркими вспышками жизни, пронизанный цветными жилками первозданной магии. Жизнь не утихает ни на миг; жизнь пульсирует и разрастается, ежесекундно умирая и возрождаясь вновь, приумноженной и неунывающей. А вот магия…

Тьма и Свет. За пределами мира — лишь тишина. Тьма и…

Солнечный луч коснулся его ресниц, и человек тут же проснулся, мгновенно и окончательно, хотя еще несколько долгих секунд в его глазах оставалась неясная тень увиденного сна.

Солнце добралось до угрюмой комнатки на втором этаже постоялого двора куда позже, чем до прочих местных апартаментов. Маленькое квадратное оконце выходило не на одну из трех главных улиц города Ирша, где над вечной шумной суетой покачивалась помятая с одного угла кованая вывеска с эмблемой заведения — горбатой лошадью. Окно выходило на внутренний двор, обычно тихий, и все же сегодня даже сюда доносились звуки празднующего города.

А хотелось бы тишины. С минуту понаблюдав, как солнце расцвечивает пылинки, витающие в воздухе, и делает их яркими, будто чешуя дракона, Райярр Кайнен решительно встал, обреченно подумав, что от этого дня все равно никуда не деться, как ни крути. Тем более, эта комната, неуютно пахнущая ничьим домом, полированной мебелью старше Райярра в несколько раз и выстиранным казенным бельем, никак не походила на то убежище, за которое хотелось бы цепляться. Даже если двигаться дальше не очень-то жаждешь.

Райярр вздохнул. Соскочил босыми ногами на холодный пол и поморщился от резкой головной боли. Да, перебрал вчера, что тут говорить. Да только не вина, как можно было бы подумать. Переколдовал. Ничему не учишься, господин Кайнен… Совершенно ничему.

Снаружи в комнату проникали отдельные ноты какой-то песни, в целом наверняка весьма пристойной, но в этом обрывочном виде ужасно немелодичной. Что ж… Седьмое летнее воскресенье, середина седьмого месяца… Семивратье — урожайный праздник — всегда крупное событие. Его отмечали во всех землях, где довелось побывать Райярру. А о тех, где сам не бывал — от других слышал. Пусть и утро, будь это Аласкар или Лирра, еще на рассвете небо расчертили бы магические узоры, над домами левитировали разноцветные шары, каждый камень и каждое дерево преобразились бы до неузнаваемости, и улицы были бы заполнены бесконечными и замысловатыми чудесами на потеху честному люду. А после наступления ночи огненные маги и маги-техники, объединившись, устроили бы грандиозный фейерверк…

Но здесь не Аласкар. Здесь — Ирш… один из вольных городов Рандаира, и в этой области ненавидят магов. Только младших техников и терпят, куда без них. И потому здесь на улицах не будет чудес. Будут петь и плясать, будут пить хмельные напитки и славить всех богинь урожая под заунывные звуки рандаирских музыкальных инструментов, будут соревноваться друг с другом, как на ярмарке, потому что — добрая примета… Седьмое воскресенье есть Седьмое воскресенье, день безусловно благоприятный, во всяком случае, если ты не маг, которого волею судеб занесло в ненавидящий магов Ирш.

Райярр Кайнен застегнул пряжку своего плаща и невесело усмехнулся, мельком поймав в зеркале собственное отражение. Парень как парень; по одежде род занятий и не определишь. Посмотрим, насколько Семивратье может быть хорошим днем для мага, если он затеряется в толпе.

А народу было немерено. Не иначе как со всех окрестных деревень жители собрались. По-рандаирски широкие центральные улицы Ирша заполняло людское море, многоголосая вязкая толпа, неугомонная и подвижная. Тут и там возникали в этом потоке яркие лотки, торгующие всякой всячиной: праздничными яркими тканями, оберегами всех мастей, бумажными вертушками, которые вечером нужно будет сжечь на счастье, горячими сладостями с бобовой ароматной начинкой, свитками пожеланий. Отовсюду слышалась музыка, на каждой улице своя; и кидали монеты, свитки и сладости уличным музыкантам радостные прохожие, и уже стучали барабаны, пока еще робко, пока еще вразнобой, но к ночи их голоса сольются в единый могучий ритм — и весь город будет захвачен им, и весь город станет петь гимн Трехсот Урожайных богинь.

До обеда Райярр бродил по улицам города, зачастую просто отдаваясь на волю пестрой толпы. В сегодняшней праздничной лихорадке никому не было дела до другого, и в то же время люди были странно, необычно близки. Заговаривали с незнакомцами, поздравляли первых встречных. И Райярр все равно ощутил себя чужеродным лишним элементом в этой огромной многоликой общности. Наблюдатель, незваный гость, вторженец… пока вдруг какой-то малыш, путешествовавший на отцовских плечах, возвышаясь над рекою люда, не потрогал мага за плечо. Райярр вздрогнул от неожиданности и, натолкнувшись на безмятежно-синий взгляд ребенка, вдруг ответил на его улыбку, удивившись сам себе.

Били барабаны. Райярр шел по улицам Ирша, без определенной цели. Рассеянный с виду, на самом деле он сосредоточенно вглядывался в потоки магии, пролегающие здесь: в земле, в воздухе, в вещах. Подобное ви́дение — магия интуитивная, не требующая ни расчётов, ни сложного плетения силы, а потому ни следов, ни подписи не оставляющая. Даже будь здесь другой маг, без специального заклинания он бы не сумел разоблачить Райярра. Кайнен ничем не рисковал, разглядывая местную магию.

Как он и думал, здесь ее свечение было куда полней и интенсивней, чем, например, в том же Аласкаре, про Арнею или Чаадан и говорить нечего. И все же…

Задумавшись, Райярр чуть не наткнулся на тележку продавца сладостей. Кое-как спасся от малопривлекательной участи оказаться по уши в бобах, ретировался снова на середину улицы, где общее движение опять увлекло его за собой. Перед глазами то и дело мелькали разноцветные вертушки; какие-то девушки в венках из ярких роз помахали магу руками, улыбаясь. Подумав, он улыбнулся им в ответ. Девушки были, безусловно, очаровательны, но через пару минут Райярр о них уже благополучно забыл. Девицы о нем, впрочем, тоже (праздник на то и праздник), хоть некоторое разочарование они и испытали. Райярр был не то чтобы красавец, но весьма хорош собой: чуть выше среднего ростом, лет двадцати пяти на вид (ему было двадцать восемь, по его собственным прикидкам), с чуть резковатыми чертами лица, с каштановыми волосами немного ниже плеч длиной, странного для здешних мест медного отлива, которые маг собирал в хвост. И одевался он всегда аккуратно. Но что делало его действительно привлекательным, так это яркие карие глаза, обладавшие, казалось, своим собственным светом. Впрочем, сам Райярр об этом не подозревал, потому что по обыкновению не давал себе труда всмотреться в отражение. Зато ко всему прочему во внешнем мире он был традиционно внимателен…

Под бой барабанов стремнина людской реки вынесла его на широкую площадь, сейчас забитую народом. Райярр с первого же взгляда понял, что здесь происходит, и его передернуло. От прежней легковесной радости, что подарил ему тот синеглазый малыш, не осталось ни следа. Казни… как без этого. Нет, почему вам всегда так нравятся казни, так хочется крови, даже в праздник, даже в такой день, как сегодня?

Ощущая неприятный металлический вкус во рту, Райярр стал выбираться с площади, но только сильней завяз в плотной толпе. Он чувствовал липкие взгляды зевак всей кожей, хотя смотрели не на него. Испытав едва ли не отчаяние, маг снова предпринял попытку убраться подальше, и в итоге оказался прижатым к какой-то телеге… и вынужденным наблюдать кровавое действо.

Казнили какого-то парнишку — за воровство."Он же сам почти дитя…" — тоскливо подумал Райярр, и его отвращение к происходящему стало настолько велико, что причиняло почти физическую боль.

Даже если этот парнишка испорчен до мозга костей. Даже если справедливо…

"Нет. Дело тут не в ребенке, а в тебе". Райярр ненавидел публичные казни. Райярр ненавидел людей, которые приходят на это посмотреть. Райярр…

— Не браааал я! Не брааааал! — выл тонкорукий рыжий мальчишка с ногами, больше похожими на палки, чем на нормальные человеческие ноги.

"А ведь и правда не брал, — с удивлением понял Райярр, вглядевшись в парнишку. — Он действительно невиновен".

Только с того момента, как ты это осознал, Райярр Кайнен, все переменилось, ты ведь и это понимаешь, не так ли?

Что-то глумливо выкрикивал палач на помосте, одобрительно гудела толпа.

Райярр сжал зубы.

"Нельзя. Нельзя сейчас высовываться. Нельзя…."

До сих пор вся магия, которую он использовал, не оставляла следов. А если в Ирше узнают, что Райярр маг, — живым он отсюда не уйдет. И не то чтобы он так жаждал жить, просто тогда и дело его закончить будет некому. Но…

Мальчишка уже просто тихо всхлипывал, безнадежно размазывая слезы по щекам связанными руками. Палач накинул веревку ему на шею.

… Но действовать надо тонко, иначе мальчишку все равно убьют. Жаль, здесь никак не объявить о его невиновности. Если Райярр попытается — его растерзают раньше, чем дослушают фразу.

И если все же попытаться скрыть свою подпись… И минимум серьезной магии… убьют, если узнают, а узнают, только если увидят, а увидеть сможет лишь маг, а маг…

А магов здесь, скорее всего, нет.

Палач выбил ящик у рыжего из-под ног. Вот только за мгновение до того, как петля затянулась на тонкой шее мальчишки, веревка порвалась. Ничего не понимающий, но живой, он упал на помост и ушиб колени, а толпа уже ревела и волновалась, и кто-то кричал о чуде великих богинь, и кто-то чего-то требовал, а палач разводил руками, разочарованный, ведь он-то проверял веревку, и она была цела. И кто-то поставил дрожащего везунчика на ноги, и кто-то даже всучил ему в руки молитвенный свиток. Ясно было, что сегодня его не казнят; не казнят за этот проступок вообще, ибо осуждённый людьми был помилован волею неба. А кареглазый человек в коричневом плаще с бледным подобием улыбки на лице, наконец расслабился и возблагодарил всех богов, в том числе и тех, в которых совершенно не верил, за то, что на площади не было другого мага.

И рад он был наконец-то убраться с этой площади. Воздух уже пульсировал во все более уверенном ритме праздничного гимна. Райярр чувствовал себя уставшим, не столько из-за многих часов несложного колдовства, сколько из-за толпы и неприятных эмоций этого дня. И еще, когда он покидал площадь, показалось, что над ухом вдруг прошелестело чьим-то шепотом:"Вот я и нашел тебя!"Райярр резко обернулся, но увидел только бесцветные глаза-плошки огромного крестьянина, в которых уже очевидно плескалось пиво.

— Чё? — вопросил их обладатель густым басом, уловив на себе взгляд мага.

— Ничё, — пробормотал в ответ Райярр и отвернулся, пока пиво не подсказало плошкоглазому, что наглого выскочку можно приструнить.

"Померещилось?"

На площади не было другого мага! Райярр тут же почувствовал бы, если бы кто-то колдовал, пытаясь обнаружить его самого. Померещилось? Вдоль спины пробежал короткий и злой холодок. Но ведь не было…

Били барабаны.

***

Инис отпустила последнюю, высокую струну и, закрыв глаза, вслушивалась, как затухает звучание, отдаваясь вибрацией через дерево лютни в ее собственное живое тело."Я не просто слышу эту музыку, — подумала девушка, — не только слухом и не только в душе. Еще чувствую, чувствую дрожащим железом под пальцами, чувствую теплым, нетерпеливым деревом, прижимающимся ко мне. Мы с нею, с этой лютней, танцуем вместе, мы сплетаемся друг с другом воедино, и получается — песня…"

В трактире долгих несколько мгновений стояла тишина. Инис знала, как оно бывает. И знала, что сейчас было хорошо и сильно, и трудно было бы что-то сказать после этой последней, звенящей точки, той самой, высокой струны.

Тряхнув лунно-светлыми короткими волосами, девушка поднялась, перехватив лютню одной рукой, и молча вышла из зала. Через высокие двери — на улицу. Ее провожало лишь молчание. Еще немного — и они смогут это пережить, оставить позади. Они оттают, и снова заговорят, и застучат кружками о деревянные столы. И еще попросят спеть не одну песню, и гимн Богиням тоже, сегодня ведь Семивратье… И Инис споет. Разные песни, свои и чужие, и в чужих песнях тоже будет немного Инис. Да что там немного… Говорят ведь о ней, что она переиначивает на свой лад любую, самую заслушанную старую мелодию. Вроде то же самое — но совсем не то. Говорят, будто это волшебство… Только вот к магии музыка Инис не имела ни малейшего отношения.

— Инис! — она заметила отделившуюся от стены тень чуть раньше, чем ее окликнули. И поморщилась: голос был ей хорошо знаком, и означал он совершенно испорченное удовольствие от этого прекрасного темного неба, от этого прохладного ночного воздуха, от этого стрекота сверчков, что поднимался от земли — вверх, до звезд.

— Что тебе надобно, Ульн? — холодно спросила она.

Мужчина коротко рассмеялся. Он тоже неплохо знал этот враждебный тон, так что перешел сразу к делу, без предисловий.

— Продай мне эту песню, Инис.

— Насмешил, Ульн.

Он криво усмехнулся.

— А я ведь мог бы угрожать тебе. Как думаешь, Инис Верделл, здесь, в Рандаире, люди сильно обрадуются, узнав, что ты маг, да еще такого редкого типа, а, Знающая?

Инис передернула плечами. В ее алых глазах альбиноса не возникло ни малейшего страха.

— Не понимаю, о чем ты. Зато Белого менестреля Инис Верделл здесь знают весьма хорошо, хоть я в этих землях раньше почти не бывала.

— Правда твоя, — согласился Ульн. — Потому я, заметь, не пытался всерьез тебе угрожать, Знающая. Но я действительно хотел бы купить эту песню. Она великолепна.

— Я не продаюсь, — отрезала Инис. Отдать свою песню в чужие руки именно таким мерзким способом казалось неестественным и страшным, как продать часть собственного тела.

— И именно эту песню ты петь не будешь, Ульн. Оставь себе свои деньги, пригодятся.

Инис развернулась, собираясь вернуться в трактирный зал, пока раздражение не стало капать с нее, как вино с переполненной чаши.

— Постой, Знающая. Я ведь не деньги тебе предлагаю. Нечто куда более ценное.

Девушка на миг замерла у самой двери, хоть и решила твердо не слушать его бред.

— Я ведь знаю, в чем твоя слабость, Инис. О твоей любви к живым историям знаю. И знаю, где ты можешь прикоснуться к таким историям, что потом сможешь написать песню века. И не одну. Как тебе, а, Инис? Песня в обмен на мой рассказ?

— Ульн, — ее тонкая рука с просвечивающими сквозь белую кожу голубыми дорожками вен, пробежалась по грифу лютни. — Даже если бы мне было это интересно… За кого ты меня держишь? То есть я тебе отдам одну из лучших своих песен, а твои истории, быть может, окажутся мусором, что грошика ломаного не стоит, а то и вовсе ложью?

— Ну, во-первых, ты прекрасно знаешь, лгу я или нет. Не отпирайся, Инис, я же сказал, мне известно, что ты — маг. И потом… Что, если я тебе предложу беспроигрышный вариант? Я верю твоему слову, Инис, не то, что некоторые. Выслушай меня и пообещай, если тебе удастся разглядеть эти истории поближе и написать о них песню, то сегодняшнюю балладу ты продашь мне! Я еще и заплатить могу.

Инис поколебалась. Как ни неприятно было связываться с Ульном, искушение было слишком велико.

— Ладно, — вздохнула девушка. — Идет. Выкладывай свои сплетни.

— И ты обещаешь…

— Обещаю.

— Хе! — в торжествующей Ульновой ухмылке промелькнуло вдруг что-то совершенно мальчишеское. — Так слушай же, Инис…

Они присели на скамейку чуть поодаль от входа в трактир. Темнота летней ночи была густой и черной, но все же уходить в дом совсем не хотелось.

— Игрейна Даанийская недавно прибыла в Ралинар инкогнито вместе с несколькими верными спутниками. Зная Игрейну, можно было бы подумать, что она снова выбралась подраться, да вот…

— Она же теперь королева! Ее тайное путешествие в чужую страну — уже занимательный факт! — заметила Инис.

— Но это еще не все. Подожди, не перебивай. Я к ее свите прибился и некоторое время с ними пробыл, а пьяные даанийцы — это пьяные даанийцы, особенно, если ты знаешь их язык. В общем, они здесь не для того, чтобы в очередной раз доказать, насколько могучая Игрейна всех сильнее. Они ищут Книгу Ааши. И они уверены, что Книга — в Рандаире.

— Что? — Инис вскочила на ноги. — Ульн, это точно? Это правда?

Книга Ааши! По телу Инис пробежала дрожь. Книга Ааши! Одна из утерянных Величайших Магических Книг, немыслимо древняя, созданная во времена могучих магов и легендарных героев, утерянная так давно, что многим уже и не верилось в ее существование. Любой маг был бы счастлив хоть прикоснуться к ней. Любой менестрель… менестрелю было бы достаточно даже просто увидеть ее своими собственными глазами.

— Говорю, что слышал, — Ульн был чрезвычайно доволен собой, глядя на то, как ярким пламенем разгораются глаза Инис Верделл.

— А если так, известно ли об этом Совету…

— Об этом как раз моя вторая история, — ухмыльнулся Ульн. — Был я недавно на границе Лирии… и там слышал, будто некий высший маг Ассоциации направлялся в сторону Рандаира. Тамошних людей очень удивило, не самоубийца ли он…

— Райярр!!

— Вполне возможно. В конце концов, кто там еще настолько безрассуден, чтоб его понесло в Рандаир. И все это значит…

— Что, скорее всего, в Ассоциации узнали о Книге, и Райярр, или кто бы там ни был тот маг, тоже ищет как раз ее. Что ж! — Инис снова поднялась на ноги. — Если все это правда, Ульн, песня твоя! И не болтай об этом с другими. Здесь все… слишком серьезно.

— Все, что угодно за песню!

— У тебя что, совсем гордости нет? — фыркнула девушка и, подхватив лютню, скрылась в дверях трактира. Ульн проводил глазами ее стройную фигурку с волосами, сияющими лунным светом.

— Может, и нет. Зато ты с высоты своего великого таланта, гениальная Инис, хоть на короткое время заметишь существование такого, как я, — тихо сказал мужчина, зная, что Инис уже не может услышать его.

***

Говорят, что поначалу лишь хаос клубился в вечной пустоте, без формы и без меры, без цели и без цвета, и был он однообразный и никакой. Потом где-то в его бесконечности вдруг зародилась — великой волею Творца или сама по себе — первая магическая искра. И вот явились тьма и свет, и хаос перестал быть однородным, и так начинался мир. Бесконечность хаоса пронзили линии магии, они разделились на цвета, и цвета рассыпались на новые оттенки; из хаоса они сплетали все новые формы, и однажды магия породила жизнь, богов и людей, животных и растения… породила все, ныне сущее. А жизнь иногда порождает новую магию. Только медленно, очень медленно. Люди, с тех пор как научились использовать волшебство по своему разумению, черпают из этого потока слишком много и слишком быстро… куда быстрее, чем мир успевает восполнить его.

Здесь, в Рандаире, магия еще горит ярко. Поразительное явление: целая страна, враз отказавшаяся от колдовства. Ну, то есть, не совсем отказавшаяся — иначе рандаирцы в один миг оказались бы снова в диком веке, а потом очень быстро стали бы чьей-нибудь колонией. Однако магию здесь действительно использовали по минимуму, и ко всему колдовскому относились с опаской и неприязнью.

А ведь прошло каких-то десять лет.

Райярр грустно усмехнулся своим мыслям. Нет, конечно, в этой культуре было подобное стремление и до того… и до Двадцатилетней войны. Однако… Какие шрамы оставила война на этой земле, чтобы внушить людям такую ненависть к магам? Какие страшные, неизгладимые шрамы?

Вокруг Райярра веселились и пели люди. Всюду звенел смех. Сгущались сумерки, и кое-где уже зажигали фонарики, еще немного — и эти фонарики рекой потекут по улицам города, устремятся на север, к святилищу… Отчего в такой вечер — и такие думы?

Впрочем, нет. Думай. Думай, помни. Как тот, кто имел к произошедшему самое прямое отношение. Правда, не здесь. Далеко отсюда. И все равно — имел. Вспоминай, Райярр, Семивратье — ось всего, точка схода, день, когда молят об урожае и плодородии, об удаче и будущей жизни. И ночь, когда вспоминают жизнь прошлую, ушедшую.

Райярр вдруг посмотрел на проходящих мимо людей совсем иными глазами. Сколь многие из них успели поучаствовать в последней войне? Сколь многие?..

Песня отражалась от стен домов вокруг, и счастливый гомон, мешаясь с песней, взмывал ввысь, над головами, над крышами, над деревьями. Райярр поднял голову, и мгновение смотрел на луну, почти совершенно круглую, уже яркую в наступающих сумерках, белую, с чуть заметными темноватыми пятнами на ней. Песня, набирающая силу вместе с луной, отдавалась у мага внутри. Кто-то сунул ему в руку бумажную вертушку. Вертушка была из неплотной дешевой бумаги, красно-желтая, с золотистой сердцевинкой. Такие полагалось поджигать в самом конце церемонии, загадывая свои желания. Пока Райярр ее разглядывал, она стала вращаться от какого-то незаметного порыва ветра.

"Если я сожгу ее — принесет ли мне это счастье?"

Но Райярр в святилище не собирался, и молиться он не хотел. Вместо того маг повернул обратно к своей гостинице, но найти"Горбатую лошадь"не успел. Там, за спиною, прозвучал взрыв. И сразу затем небо окрасил бирюзовый отсвет аварийного заклинания.

На короткий миг Райярр замер на месте.

"Две тысячи Проклятых, ну вот почему? Почему всегда так?"

Что за день такой сегодня, боги светлые??

Канан был подмастерьем младшего техника при Святилище Богинь. Вышло ему семнадцать с четвертиной лет, был он тощ, высок и черноволос, немного неловок, но работал исправно, а больше всего на свете он хотел стать героем. Он знал наизусть все геройские романы, какие только можно было в Ирше разыскать; ночами он представлял себя то Мельком-Завоевателем, то Великим Унном, а иногда даже каким-нибудь магом из историй, сложенных до последней войны. Он воображал жуткие бедствия и великие катастрофы, и себя, всегда приходящего на помощь несчастным пострадавшим, непременно в самый подходящий момент. Однако бедствий и катастроф, как назло, не случалось, к тому же, пару раз юноша знатно опростоволосился, пытаясь помочь тем, кому его помощь совсем не требовалась… от воспоминаний о жене мельника, которую он собирался защитить, как оказалось, от собственного мужа, до сих пор щеки заливались краской.

Зато, когда случай наконец представился, Канан этого даже не понял. Он и подумать не успел ни о каком геройстве. Просто сделал то, что казалось ему самым правильным в этот момент. То, что должен был сделать в этой ситуации маг-техник. А что можно было паниковать, бежать, и вообще самому спасаться, он понял уже тогда, когда держал своим заклинанием все трещащие своды святилища. И тогда же он понял, что никуда не побежит.

Потом мастера долго задавались вопросом, как вообще могло это случиться. Немало копий было сломано в этом споре, немало странных гипотез выдвинуто. Как могли взорваться бочки с порохом для фейерверков, со всех сторон облепленные противопожарными заклинаниями? И почему этот взрыв имел такие последствия, ведь пороху было мало, да и не должно было так случиться, чтобы на славу построенное сооружение — главное городское святилище! — так легко разрушилось. Кто-то говорил об аранских злоумышленниках, кто-то даже о землетрясении, коих здесь не было уже необозримое количество веков. А истина оставалась, как всегда, где-то за горизонтом, что, как всегда, никого не смущало.

А в тот момент, когда все это случилось, когда не было еще ни аргументов, ни гипотез, а была только толпа насмерть перепуганных людей, мальчишка-техник активировал свиток аварийного заклинания и удержал весь огромный свод святилища.

— Спокойно! Уходите отсюда! — выкрикнул он. Голос Канана срывался от напряжения: святилище было старым, великолепным, очень изящным на вид крытым сооружением на террасе у самого края Великого Билланорского Леса; изящным, но очень массивным на самом деле. И ясно было — всем, начиная с самого Канана, что слабенький свиток, не рассчитанный на такую нагрузку, да еще поддерживаемый лишь силами подмастерья-техника, даже не полноценного мага, долго не продержится. Люди бросились к проходу, от которого вилась тропинка вниз, к центру города. Возникла толчея и давка. Заклинание мерцало.

— Канан!

— Лика! Ты что тут делаешь, скорее уходи.

— Канан, но как же ты? — у девушки в голосе звенели слезы.

— А я пока подержу, — в романах, наверное, были фразы куда более звучные, но Канан не нашел подходящей.

— Уходи, — попросил он. А потом девушку смысла толпа. Эх, Лика, как бы я обрадовался пару дней назад, узнав, что ты будешь за меня так переживать. А теперь…

— Прекратить! Выходите по очереди, свод продержится столько, сколько потребуется. Не толкайтесь! Хотите быстрее оказаться в безопасности — не толкайтесь! — в этом голосе не было ни капли волнения. Он звучал так, будто его хозяин каждый день сталкивается с подобными происшествиями и ему до жути скучно снова разбираться с этой рутиной. А еще этот голос был усилен магией.

А потом Канан увидел и его обладателя. Человек в коричневом плаще деловито шел сквозь толпу, разрезая ее, как нож разрезает масло.

— Ты там! Держи еще! Держи! — закричал он, поймав взгляд Канана. И легко заскочил на помост, где стоял мальчик. И еще на ходу стал бормотать слова чужого языка.

"Маг!" — понял Канан. — "И даже не техник, настоящий маг!"

Рраз! — красноволосый раскинул руки, и под сводами засияла сетка нового заклинания. Канан тут же почувствовал, как огромная тяжесть исчезла с его плеч, и перевел дух. Бирюзовый свет аварийного свитка медленно гас.

Магия пришельца была совсем другого цвета. И с отчетливой подписью — символами лиринарского древнего алфавита. Черными символами.

— Маг… Боевой маг!.. — прошептал Канан.

Странные яркие глаза незнакомца снова уставились на парнишку.

— Ты молодец. Теперь уходи. Я же тоже не буду это удерживать вечно. И так непросто… Моя магия больше приспособлена к разрушению, а не созиданию, не так легко направить ее подобным образом.

Канан быстро кивнул, отводя глаза. В горле отчего-то пересохло. Он понимал, что должен сейчас поблагодарить этого человека, но сказать"спасибо"просто не мог. Маг! Боевой маг с черной подписью! Боевой маг! Отвратительный боевой маг!

Искоса взглянув на колдуна, спасшего его жизнь, Канан вдруг опрометью бросился прочь, так и не сказав ни слова.

Конечно, нечего было и мечтать о том, чтобы вернуться в город, но вот уйти из окрестностей Ирша незамеченным, тихо и мирно, Райярр искренне надеялся.

Как оказалось, зря.

А еще, как оказалось, жители Рандаира, так сильно ненавидящие магов, вовсе не гнушаются магического оружия.

Поэтому для Райярра все складывалось не слишком хорошо. Вообще-то, первый камень в него прилетел, когда сетка поддерживающего заклинания еще погаснуть не успела. Райярр отмахнулся от этого, как от неприятной мелочи. Вполне ожидаемой и почти логичной (тем более, и в родном Аране к нему когда-то относились немногим лучше). Потом он просто соорудил заклинание-щит и попытался бесконфликтно покинуть город. Он знал, что в Билланорский лес за ним не сунутся, и надеялся, что горожане все же оставят его в покое.

Не оставили. Ждали на дороге. И не мальчишки с камнями, а вооруженные мужчины. С магическим оружием.

Толпой — на одного. На одного до смерти уставшего боевого мага, который, между прочим, спас их всех. Значит, драться. Ну что же…

Райярр обнажил свой меч.

Хотели боевого мага — получайте. Легко уклонившись от сразу трех протянутых к нему копий, Райярр нанес скользящий удар мечом ближайшему противнику, одновременно сотворив свободной рукой быстрое заклинание, отбросившее двух других рандаирцев метров на пятьдесят назад. Повисла в воздухе черная подпись. Время привычно растянулось в почти совершенную бесконечность, и слабо мерцала в лунном свете сталь, поднятая против Райярра, жаждущая его крови… так знакомо.

"А ведь мог бы одним ударом… Одним ударом всех этих — в пепел…"

На миг шевельнулось что-то старое, давно уснувшее в Райярровой душе. Что-то действительно темное. Он почти испугался этого. Так не хотелось бы снова с этим…

"Мог бы, только тогда чем я буду лучше…"

Блестела сталь под холодным светом луны. Коротко горели заклинания. Тихо и яростно сражались люди.

И вдруг — вспышка странного, неправильного света. И земля уходит из-под ног. Райярр не сразу понял, что произошло. Такого он не ожидал."У них есть… такие вещи??"И отдернул ладони от сразу разрезавшей кожу тонкой сети.

Магическая сеть ИнРа, сплетенная из семи тысяч заклинаний — лучшее оружие против магов ближнего боя, как ни крути. Сеть жгла Райярра даже через одежду.

Темное небо над головой и выскользнувшая из ладони рукоять меча.

"Так подло…"

И возгласы обступивших тебя врагов. И, на фоне неба — светлые глаза на искаженном ненавистью конопатом лице — я знаю тебя, тощий мальчишка, тебя сегодня едва не казнили…

И жгучая боль, пронзившая мага, а потом — снова, когда сталь нашла беззащитную плоть.

Райярр закричал от отчаяния и боли и, почти ничего уже не разбирая, не чувствуя даже крови, горячей собственной крови, напитавшей плащ, напоившей дорожную пыль, произнес заклинание.

И ночь озарилась белым заревом, настолько ярким, что люди Ирша просто ослепли. От этого яркого света было больно, от него звенело в ушах и подкашивались ноги. Еще некоторое время рандаирцы лежали в пыли, не в силах пошевелиться. А когда пришли, наконец, в себя, то увидели, что маг исчез. И лишь клочки разорванной непобедимой сети валялись на истоптанной, черной от крови земле.

***

Билланорский лес огромен и прекрасен, и похож на живой зеленый океан. Он кажется больше, чем весь Рандаир, и, хотя часть леса формально и принадлежит княжеству, кто пойдет проводить границы в Великий лес?

Местами в нем жили люди, были даже целые поселения, но кроме людей там обитало еще множество разных существ, и даже самые смелые исследователи никогда не брались утверждать, что есть и чего нет в этом лесу. И в Рандаире и в Миранде ходили легенды о скрытых где-то в самой его глубине секретных деревнях, где в изоляции якобы живут странные люди — или уже не совсем люди, все время в окружении леса-то! Но никто никогда не видел этих лесных людей, потому слухам не было подтверждения. На окраинах леса жили разного рода отшельники, были охотники, которые ходили в лес на промысел — и каждый из них всегда имел некий рубеж, дальше которого никогда не заходил, и целый набор разнообразных суеверий.

Байлар отчасти понимала, откуда берутся эта почтительность и этот страх. Но только отчасти. Она-то любила лес всем сердцем. И догадывалась, что чувство это — взаимное.

Маленький и аккуратный домик Байлар стоял на небольшой поляне, которую стеной обступали мощные стволы"гигантских"сосен, покрытые светло-коричневой ароматной корой с янтарными капельками смолы, прямые, как стрела, и такие толстые, что и два человека с трудом обхватили бы их руками. В детстве Байлар ужасно любила в жаркий день обнять ствол руками, прижаться к нему щекой и вдыхать этот запах, постепенно переставая понимать, в чем разница между теплым шершавым деревом и горячим человеческим телом с бьющимся сердцем внутри. Ведь было что-то непостижимо общее в их дружеском молчании.

Вот и сейчас она на миг застыла на пороге, на несколько секунд словно растворившись во всем этом — в запахе теплой хвои, в шорохе веток под порывами ветра, в лучах солнца, розовым просвечивающих через прикрытые веки.

Да, день выдался на удивление ясный и чуть прохладнее, чем обычно — видимо, ночью прошел дождь.

— Байлар? Байлар??

Сегвия захлопала крыльями прямо перед ее носом. Сегодня она была похожа на какого-то маленького пернатого дракончика с изогнутым хвостом. От настоящего животного, если допустить, что где-нибудь здесь такое водилось (в чем была большая вероятность, ибо чаще всего Сегвия копировала реально существующих зверей и птиц), ее отличали белые крылья, на концах, если присмотреться, постепенно становившиеся почти прозрачными.

— Да, Сегвия, уже иду, — вздохнула девушка. — Просто задумалась.

Подхватив корзину с выстиранным бельем, Байлар обошла дом. И правда, что зевать, дел сегодня много… Раз выдался хороший день, нужно и травы в огороде обиходить, и грядки прополоть, и за заказы срочные взяться… И, если до вечера управиться, то можно будет под специальным заклинанием магоскопа посмотреть на звезды. А потом и книжку почитать, из тех, новых, что из своего последнего похода в деревню принесла… Хорошо, что лавочник в деревне прекрасно знал ее вкусы, и всякий раз, когда в деревню приходил странствующий торговец, непременно оставлял книги для Байлар.

— Байлар! Байлар!! — Сегвия, все время, пока девушка развешивала белье, радостно носившаяся кругами над огородом, вдруг заполошно кинулась к Байлар. — Там человек! Человек идет сюда, Байлар!

— Да? — брови девушки взлетели вверх. Это было странно. Байлар жила глубже в лесу, чем решались заходить местные охотники. И когда ей что-нибудь нужно было купить, или поработать, или продать свои снадобья, она сама отправлялась в ближайшую деревню. Да и явных троп к ее жилищу не было. Кто же мог…

С пустой корзиной в руках она поспешила на ту сторону дома. Сегвия не ошиблась: к ней шел человек. Медленно и прихрамывая, и, что было совсем странно — со стороны леса. И еще издалека Байлар поняла, что никакой он не охотник: одетый в длинный плащ и при мече.

— Сег, — прошептала девушка. — У меня нет при себе ножа. Если что…

— Будь спокойна, Байлар, — отозвалась та. — Я не подведу, хотя ты знаешь…

— Да, — Байлар отлично понимала, что их, вернее, ее, магия для боя не годится совершенно. Однако были и другие способы защитить себя от злых людей.

Незнакомец, впрочем, никакой враждебности не проявлял. Заметив Байлар, он похромал в ее сторону, но остановился на почтительном расстоянии и приложил ладонь к груди в приветственном жесте. От него не исходило никакой угрозы, хоть Байлар и чувствовала смутное беспокойство, она также ощущала, что он не принес сюда злых намерений, и потому несколько расслабилась, разглядывая мужчину. Странный человек, не похожий ни на кого из тех (немногочисленных) людей, которых ей доводилось видеть. У него было хорошее лицо, хоть и несколько суровое. И очень яркие янтарно-карие глаза.

— Пусть Триста Богинь охраняют ваш очаг и благословят все ваши дни, добрая женщина, — сказал незнакомец, глядя ей в лицо. Голос у него был хриплый, но все равно приятный.

Байлар кивнула и, подумав, спросила:

— Чем я могу помочь тебе, путник?

Путник, ха! Кто и какие дела может иметь так далеко в лесу? Но ясный взгляд пришельца мешал Байлар всерьез думать о нем плохо. Мужчина, однако, понял больше, чем, возможно, сама Байлар.

— Я не причиню тебе беспокойства. Никакого. Пожалуйста… если можно, я бы хотел купить у тебя немного еды, воды и исцеляющих свитков. И за все заплачу хорошую цену. Если только это не будет обременительно для тебя.

Байлар немного поколебалась, потом спросила:

— Какие свитки тебе нужны?

— Любые… лучше от ран.

— Хорошо, — она взошла по ступеням к двери и, обернувшись, велела: — Обожди здесь недолго. Я все принесу. А колодец справа от дома, можешь набрать там свои фляги.

И с этими словами девушка исчезла внутри дома, а человек в плаще добрел до крыльца, присел на ступеньку, устало привалившись к стене, и тут же уснул.

Байлар надолго задумалась, доставая целебные свитки.

— Эй, Сег, — нерешительно позвала она. — Я понимаю, что рискованно звать незнакомого человека в дом и все такое… но если он ранен, мне следует ему помочь. Я же врач, в конце концов. Да и ему ведь неведомо, что я живу одна…

— Не знаю, Байлар, — сказала Сегвия. — Ты можешь и просто дать ему эти свитки и…

— И дам. И все-таки, я узнаю, что с ним случилось, — решила она, захлопывая шкафчик. Пока она увязывала припасы в узелок, любопытная Сегвия успела слетать наружу и вернуться.

— Эй, Байлар, человек спит! Тигриноглазый спит на крыльце!

"Тигриноглазый". Байлар усмехнулась. И в самом деле, ему подходит. Такие необычные глаза… Девушка взяла узелок и неслышно выскользнула на порог. Незнакомец и вправду спал, и вблизи казался несколько моложе и намного более уставшим. Сегвия, вылетев из-за плеча Байлар, стала носиться прямо перед его лицом, что-то периодически вереща.

И как раз когда Сег зависла перед ним, незнакомец вдруг открыл глаза и посмотрел прямо на нее удивленным и совершенно осмысленным взглядом.

— Сег, — прошептала Байлар, которая уже начинала понимать.

— Да не волнуйся, он все равно меня не видит, — пропищала Сегвия, едва не задев мужчину своими крыльями.

— Вообще-то, вижу, — сообщил тот немного виновато. И задумчиво добавил: — Надо же, магическая книга в обличии живого духа. Я же прав?

— А-а-а! — в панике чуть не забыв, как нужно летать, Сегвия спряталась за спину Байлар. — А-а, он… он…

— Ты маг? — спросила девушка, нахмурившись.

— И ты, значит, тоже, — ответил тигриноглазый. Не дожидаясь ее реакции, посмотрел на нее как-то по-новому, прищурившись. — Ого! Чисто-зеленый маг необычайной силы. Впервые такое вижу.

Байлар нахмурилась еще сильнее. Колдун-пришелец прочитал в ее взгляде отвращение, и его глаза удивленно расширились.

— Погоди… Может ли быть, что ты ненавидишь магов, хоть сама и маг?

— Замолчи, — резко сказала Байлар. — Если ты… проболтаешься хоть кому-нибудь, я…

Она не успела придумать, что именно сделала бы. Она не умела угрожать. И кареглазый маг, по-видимому, отлично это понял.

— Ты… какой ты маг? Сегвия! Покажи мне! — почти выкрикнула девушка, и замерла, когда мужчину, в растерянности вскочившего на ноги, охватили кольца и спирали зловещего черного света. И черная подпись повисла над его рукой.

— Боевой маг! — Байлар отшатнулась от него, как от прокаженного. Вот теперь лицо ее исказила настоящая ненависть. И его взгляд тоже изменился, будто в ответ на ее злость: потемневший, горько-упрямый, с каким-то вызовом.

— Убирайся! — девушку трясло от гнева. — Тварь! Ты… Да ты… Как… как посмел на нашу землю…

— Не очень-то и хотелось мне на вашу драгоценную землю, — не вытерпев, пробурчал маг, которому от усталости и лишений изменила его всегдашняя выдержка. И, когда черное сияние вокруг него померкло, развернувшись, зашагал прочь, от злости стараясь совсем не хромать.

Байлар с минуту смотрела ему вслед, а потом ушла в дом, яростно хлопнув дверью.

Райярру было плохо. Он совсем обессилел, голова кружилась, и ноги подкашивались, но надо было идти, потому что больше ничего не оставалось. И потому, что злость говорила ему: если упасть, то не у ее дома. Не у нее на глазах. Не дождешься!

Кайнен ушел от горожан Ирша весьма потрепанным. Конечно, сам виноват, что раскрыл себя."Ну а что, мне надо было спокойно смотреть на их смерть?" — раздраженно подумал он, приволакивая в дорожной пыли больную ногу."Тысячи проклятых!"Кто бы мог подумать, что они такие запасливые, с сетью ИнРа окажутся? Если бы не это… Но одного не учли горожане. Одного не знали — Райярр не был магом ближнего боя.

"И все же я их не сжег". Эта мысль отдавалась в тускнеющем Райярровом сознании смутным довольством. Не сжег. Только ослепил, раскидал и сбежал. Ушел с дороги, кое-как залечил раны, хоть в этом он всегда был слабоват, магия исцеления ему не давалась… Такие раны он смог закрыть только потому, что сумел поймать рядом довольно интенсивный поток зеленой магии. Но закрыть — не то что вылечить нормально. Правая рука, страшно покалеченная тогда, так и висела плетью — Райярр не мог даже пошевелить ею. И рана в боку тоже наверняка откроется, если не достать лечебного свитка. Там важные органы не задеты, но вот от потери крови умереть вполне возможно…

После того Райярр отправился дальше и целый день просто шел вглубь леса. Леса он совсем не боялся, хоть и понимал, что не всякую тварь сможет одолеть в таком состоянии. Но все лучше, чем люди… Заблудиться маг тоже не опасался — знал, что несложным интуитивным колдовством сумеет найти дорогу. И на следующий день повернул в сторону обжитых земель, понимая, что недолго протянет без еды и, главное, лекарств. На самом деле, он уже был почти на пределе, когда вдруг увидел ее дом.

…И она показалась ему прекрасной. Даже сейчас. Ее длинные каштановые волосы, чуть волнистые, блестящие, обрамляли строгое лицо с неправильными чертами, такое, что вроде и не было в нем ничего красивого, но хотелось смотреть еще и еще. Глаза у нее были зеленоватые, непостижимо мягкие и строгие сразу, и в сознании Райярра этот цвет странным образом перекликался с чистым изумрудным свечением магии вокруг ее тела.

А еще интересно, с чего это Райярр так просто уснул у нее на пороге. Не водилось за ним привычки спать где попало, сколь измотанным ни было бы его тело. В конце концов, его с детства натаскивали как боевого мага…

…Боевого мага. И смотрела она на него с таким презрением, что никаких слов не хватило бы это передать. Не было достойной силы слов. И что, Райярр, и ведь не скажешь, что не заслужил, а ведь все равно обидно.

Обидно… Райярр споткнулся. И когда это ты, высший маг Арана, Райярр Кайнен, стал заботиться о том, что кто-то ненавидит тебя? Разве тебе не было наплевать на такое?"Нет… Никогда. Только внешне. Или только тогда, когда я знал за собой вину".

Райярр усмехнулся. И споткнулся снова. В глазах темнело.

Теперь — просто идти. Даже если ему суждено умереть здесь. Даже если до людей уже не добраться. Он был слишком упрям, чтобы сдаться просто так. Закусить губу — и идти. Идти…

— Байлар, — тонкий голосок Сегвии, вопреки обыкновению, выдавал душевное смятение. — Я понимаю, но… даже если он маг…

Байлар не желала на нее смотреть, предпочитая сверлить взглядом одну точку. Потом резко встала, подобрала с крыльца узелок с едой, брошенный хозяйкой и проигнорированный гостем, и, швырнув еду на стол, так же резко села на место.

— Он не просто маг, Сег. Он боевой маг. Такой же, как… А может быть, даже один из них. Я ненавижу их. Ты знаешь, Сег, у меня свои счеты с магами черной подписи.

Голос девушки звучал твердо, а в глазах была ненависть. Но Сег чувствовала, что было в ней и какое-то сомнение. Знала это — иначе Байлар не стала бы продолжать:

— Я не помогаю таким, как он. Его бы стоило убить, даже просто встретив на улице.

Сегвия промолчала.

— Да. Они все достойны смерти, — решительно сказала Байлар, усилием воли отодвигая от себя воспоминание о странных янтарных глазах. Это не были глаза маньяка. И не были глаза злого человека.

И все же он был боевым магом.

— Ты пытаешься убедить себя, — грустно сказала Сег. В такие моменты Байлар терпеть не могла ее прозорливости.

— Я в это верю, — отрезала целительница.

— Как знаешь, — вздохнула Сегвия и вспорхнула со стола на печь. — Но ты все видела, Байлар. Ты видела, что с его рукой. И его глаза… у него лихорадка, и далеко он не уйдет.

И Сегвия спрятала голову под крыло, будто самая настоящая птица.

А Байлар, еще несколько секунд просидев в напряженном молчании, вышла из дома, снова стукнув дверью.

Он и не ушел. Но, кажется, искренне пытался. Байлар даже испытала некоторое — очень-очень маленькое! — уважение к его упорству.

— Ого! — присвистнула Сег, когда Байлар с помощью транспортировочных свитков доставила мага домой. — Ты только погляди, Байлар! Кто же мог такое сделать с ним? С таким сильным боевым магом? Тебе стоит в следующий раз в деревне узнать насчет пары-тройки уничтоженных рандаирских городов.

Байлар кинула на Сегвию мрачный взгляд и тоже осмотрела мужчину.

— Да, — признала она. — Будет непросто. Здесь понадобится и мое медицинское искусство и моя магия. Особенно его рука… Кто его лечил так грубо? С такими ранами так не поступают. Нервы вообще плохо залечиваются магией, вернее, почти не залечиваются, нужно, чтоб заживало естественным путем. А тут вообще… Мне придется отменить все прошлые заклинания и обработать рану заново, если я хочу спасти его руку. И с некоторыми другими ранами так же…

— Но он это выдержит? Он очень слаб, переживет ли он, если его раны снова откроются?

Байлар нахмурилась, прикусив губу.

— Делать нечего, Сег. Нужно попытаться. А здесь магические ожоги с остаточной магией, это лучше лечить не колдовством, а отваром из травы лунных слез.

— Голубянки?

— Ну да, у нас как раз есть еще свежая. Она хорошо вытягивает всю недружественную магию, лучше средства и быть не может. О! — Байлар вдруг озадаченно уставилась на запястье мага. Сегвия, хлопая крыльями, подлетела поближе рассмотреть.

— Похоже на шрамы от магических цепей, — сказала она, присев прямо на грудь бесчувственного колдуна. — Такие не сводятся никакой магией. Кажется, наш пациент не так уж прост!

— Может, он был военнопленным? — предположила Байлар.

— Маловероятно, — возразила Сегвия. — Боевых магов в плен не брали, Байлар. Особенно в последние годы. Особенно рандаирцы…

Девушка снова помрачнела. И, вздохнув, сказала:

— Ладно. Кем бы он ни был. Сейчас он просто раненый человек, которому нужна помощь. Пора запирать окна и двери, Сег. Сегодня здесь будет ярко…

Огненные линии расчертили темное небо и рвали, рвали его на куски. А в подземелье было темно, и темнота давила на грудь, мешая дышать, все теснее сжимаясь вокруг.

…Нет, не оставляйте меня здесь.

Белая фигура почти обнаженного человека, прикованного к стене. Человек царапает стену, раздирая пальцы до крови, до мяса. Человек плачет. Потому что, если погаснет последний факел…

… Не оставляйте меня здесь…

Темнота захлопывается узким ящиком. Воздух пропитан отчаяньем. Воздух пропитан страхом. Воздух пропитан темнотой…

И запахом крови, по капле сочащейся крови, и ты ведь знаешь, чья она, это ее…

…Нет, я не хочу это вспоминать. Это неправда, это не мое. Это неправда, это…

Это темнота, впивающаяся в твою кожу.

— Ха! — Райярр с трудом разлепил тяжелые веки. Ощущение было такое, будто он все еще не может выбраться из кошмара, опутанный его противной липкой сетью, куда более крепкой, чем чертова зачарованная ИнРа.

— Маг? — над ним вдруг возникло смутно знакомое женское лицо. С трудом сфокусировавшись на нем, Райярр разглядел зеленоватые обеспокоенные глаза."Кто ты? Почему?.."Лихорадка мешала ему мыслить ясно. — Маг, ты меня слышишь? Как тебя зовут?

Заставить звук покинуть пересохшее горло тоже оказалось нелегко.

— Я… Ярр…

Она чуть улыбнулась и вдруг сжала его ладонь.

— Ярр. Держись, хорошо? Я собираюсь тебя вылечить, но мне нужно будет отменить все старые заклинания. Так что просто потерпи еще немного. И все будет в порядке.

Он кивнул. И хотел спросить у нее, кто она такая… почему она лечит его и почему она так красива. Но не сумел, этот странный вязкий мир никак не желал подчиняться Райярровой воле.

"Почему… почему я назвал ей это имя? Ведь никто… уже много лет… почему это имя?" — успел подумать Райярр, прежде чем окончательно провалиться во Тьму.

…А потом пришел огонь. Огонь пылал внутри и снаружи, и воздух тоже был огнем, опаляющим легкие, и в венах пульсировал огонь, и особенно жестоко горела правая рука, а мир навалился на Райярра безумной, злобной тяжестью, не оставляя ни малейшей возможности пошевелиться, не давая даже вздохнуть.

… Почему же я просто не стану угольком?

… И ему мерещилось сразу и то влажное подземелье — и этот всепоглощающий огонь. Там жглась темнота, жгли руки цепи, особенно правую, жгла спину стена, жгла глаза ядовитая тьма…

…И его товарищи снова шли на бой, чтобы снова, и снова, и снова…

Нет! Прекратите! Хватит! Не ходите туда!

…Подземелье. Подземелье и огонь. Деревенский дом — и огонь. Жжется, жжется мир, и ее капающая кровь тоже жжется, разливается ручьем, заливает все небо…

…На какой-то миг пламя расступилось, и вместо пламени был теплый свет и неясные очертания незнакомой комнаты, и прохладные женские руки гладили его волосы."Тише, Ярр, все уже позади. Все будет хорошо, ты справишься".

…Кто ты? Подожди… Не оставляй меня.

Женские руки."Я с тобою".

Пламя. Пламя. Жгучая боль.

И темнота…

***

Есть такая поговорка: Север там, где северянин. И добавляют иногда, обычно с тяжелым вздохом: будь то хоть Южный Океан, хоть Восточная пустыня. Так вот, это — чистая правда. И ладно еще один северянин, но если их соберется два или больше — то абсолютно точно где-то в ваших землях будет кочевать небольшой кусочек какого-нибудь северного княжества, со всей причитающейся культурой и характерным поведением. Инис готова была допустить, что они привозят с собой даже кого-нибудь из своих Ледяных богов. Если их боги, конечно, существуют.

Потому найти Игрейну было совсем не сложно. Хоть своего истинного имени и не раскрывая, почтенная королева путешествовала в этот раз в сопровождении десятка спутников — а целый десяток северян — это непременно лагерь, шатры, звериные шкуры, кабаны на вертелах и аура беспорядка на несколько миль вокруг.

Примерно такая картина и предстала глазам Белого Менестреля, когда Инис вышла из чащи леса на запах жареного мяса и звук нестройного хора трех пьяных голосов. Она не таилась: какими бы растяпами ни выглядели отдыхающие даанийцы, смертельно опасно было недооценивать их боевые качества. И, между прочим, на поле битвы дисциплина у них всегда железная. Ни за что не поверишь, если сначала увидишь северян в минуты затишья.

Про"мирное время"по отношению к ним не скажешь. Потому что война для северян — не катастрофа, а органичная часть жизни. Детей учат сражаться, кажется, немногим после того, как учат их ходить, а первейшей доблестью на Севере почитается сила. Северные княжества находятся в постоянной войне друг с другом и в постоянной войне с суровой природой своего края. Однако при всем том, за всю историю они почти никогда не пытались напасть на южные страны. Одной из причин тому была их запутанная Ледяная религия.

Когда Инис вышла на свет костра, один из певцов тут же ее заметил и, ткнув товарища локтем в бок, выдал радостную — и содержащую не так уж много цензурных слов — тираду на даанийском, смысл которой сводился к восклицанию:"Смотри-ка, девка!"И дальше он, еще более радостный, со всем недвусмысленным намерением на лице, направился к девушке. Пьяные товарищи выражали буйное одобрение его действиям.

Конец их радости положили две вещи. Первой был длинный нож Инис, вонзившийся в землю в сантиметре от ступни даанийца. Дааниец тут же остановился и посерьезнел: от вида оружия хороший северянин всегда как следует трезвеет. На лице менестреля не дрогнул ни единый мускул. Она все так же безразлично взирала на мужчину, как и до того, как метнула свой нож. Притом движение ее он вряд ли заметил бы и в трезвом виде.

Двое других похватались было тоже за свои мечи, но тут прилетела и вторая вещь — маленький топорик, глубоко вошедший в ствол дерева точно между товарищами. Правый при этом лишился пряди волос.

Даанийцы как-то сразу заметно поскучнели и попрятали клинки обратно в ножны. Зато хозяину — вернее, хозяйке — топора было самым очевидным образом весело

— Инис Верделл! — жизнерадостно объявила королева Игрейна Даанийская. — Я вижу твой нож. Ты хочешь сразиться?

— Если только совсем другим оружием, — усмехнулась Инис, прикоснувшись к грифу лютни за спиной. — Привет тебе, Игрейна.

— Тогда что тебя ко мне привело, если не хочешь драться? — удивилась северянка, попутно одарив подчиненных мимолетным взглядом, да таким, что тех мгновенно и след простыл. — Эх, кто бы отказался от хорошего поединка с тобою?

— Будем считать, что я здесь просто мимо проходила. Но я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз, уж удружи.

— Чего не сделаешь для знаменитого менестреля, — хмыкнула королева. — Пойдем ко мне в шатер.

Инис последовала за нею. Игрейна была юной девой несколько младше Инис — лет двадцати с небольшим. Высокая и сильная, она была, кажется, образцом северной воительницы, обладала замечательно тренированным телом, и штаны мужского кроя из оленьей кожи, которые она носила, не стесняясь, даже здесь, в Рандаире, ничуть не скрывали мускулистой красоты ее ног. На груди у нее болталось устрашающего вида ожерелье из клыков северного гигантского медведя — и Инис даже не сомневалась, что грозному зверю не посчастливилось встретиться именно с самой Игрейной. На бедрах девушка носила пару кинжалов в резных ножнах и пояс из круглых медных бляшек с разнообразными полезными с точки зрения северной религии символами. Медные же браслеты с изображением диких зверей охватывали руки королевы, украшенные, помимо них, некоторым количеством шрамов и одной татуировкой. И все же Игрейна была красива — даже на взгляд непривычного южанина. Было что-то чарующее в той дикой красоте, что отражалась в ее серых, будто пасмурное небо, глазах.

А Инис всегда особенно живописными казались волосы Игрейны, гривой спадавшие на спину, с бессистемно заплетенными косицами в них. В гриве загадочным образом чередовались черные и белые пряди, и Инис за все годы знакомства с Игрейной так и не узнала, какой цвет настоящий. Или, может быть, сразу оба?

— Будешь? — Инис с благодарностью приняла кубок. Она не любила спиртное, все его виды, но отказываться было невежливо, учитывая, что она сама заявилась к северянам в лагерь. — А как поживает Мирта?

— А ты давно ее видела?

— Года полтора назад.

— Значит, позже, чем я, — вздохнула Инис.

Игрейна слегка улыбнулась.

— Думаю, она до сих пор не простила тебе выбор профессии. И я понимаю ее: из тебя получился бы воин что надо, Инис. Судя по тому, что предстало моим глазам, твои умения не заржавели даже теперь, когда ты только и делаешь, что терзаешь этот несчастный кусок дерева за твоей спиной…

— Бедный менестрель должен уметь защитить себя, — пожала плечами Инис. — Особенно, если менестрель этот — девушка.

— Тебе ли жаловаться, Инис, — фыркнула северянка. — Так все же, по какому поводу ты мимо проходила?

Инис подумала и все же отхлебнула вина из чаши. Напиток оказался на удивление неплох.

— Слышала я, что ты ищешь книгу Ааши… это так?

От одного упоминания Великой книги по коже пробежали мурашки.

— И кто, интересно, все разболтал, — пробормотала Игрейна будто сама себе. — Знала бы — уже кто-то бы стал на одну голову короче!

— А ты вина им поменьше выдавай, — посоветовала Инис. — Так значит, правда ищешь. Имеет ли смысл спросить тебя, для чего?

— А для чего все ее ищут? Лично я — ради блага своей страны и своего народа. А, скажем, ты, Инис, тебе она зачем?

— Мне — может быть, просто взглянуть, — опустив ресницы, Инис водила тонким пальцем по кромке кубка. — И, может быть, сложить балладу о великой северной королеве… Ты ж меня знаешь давно, Игрейна: нет ничего для меня желаннее, чем хорошая история.

— Знаю, — Игрейна снова фыркнула. — А еще я о тебе знаю, что ты не так проста, как может показаться.

— Возьми меня с собой. Почему бы нет, а, Игрейна? Лишний боец, неплохой менестрель… и баллада о твоих подвигах потом.

Инис знала, что подобные вещи высоко ценятся в культуре северян. Оставить след в людских сердцах, чтобы о доблести твоей помнили в веках, и, когда от тебя останется только прах, когда имя во льдах сотрется, а душа твоя покинет этот мир, чтобы в песне у костра люди снова и снова вспоминали твои деяния. Для северян такая слава — сродни бессмертию.

И все знали в ближайших странах, от северных льдов до Южного моря, что Инис Верделл — очень, очень хороший менестрель.

— Ладно, — вздохнула Игрейна. — Твоя взяла, Инис. Вот почему я и говорю, что ты куда опаснее, чем выглядишь на первый взгляд.

Инис улыбнулась в ответ. Ее глаза были похожи на алый рассвет морозной зимой.

— Это будет хорошая баллада, — пообещала она.

***

Там, за окном, могучие сосны подпирали небо. Такие немыслимо высокие, что если стать возле ствола, да поднять голову и посмотреть вверх, то трудно будет устоять на ногах, и можно будет ухватиться рукою за коричневый чешуйчатый ствол и ощутить под пальцами его теплую шероховатость, пахнущую смолой…

А маленький домик обнимали невысокие деревья, то ли дикие яблони, то ли что-то еще. И в их ветвях суетливо сновали маленькие, серо-коричневые птички, и щебетали звонко, самозабвенно, радостно.

А у окна на кровати сидел маг и молча смотрел на эти сосны, это небо и этих крапчатых птиц.

Байлар уже знала, что он может глядеть на них часами, не произнося ни слова. Этот странный маг. Его было очень тяжело лечить, а еще тяжелее выносить его присутствие в своем доме, хотя Ярр никогда ей ничем не докучал. И оттого временами злил еще больше.

Просто за много лет Байлар привыкла ненавидеть ему подобных. А Ярр… А Ярр никак не укладывался в ее схему. Ненавидеть его было слишком трудно. С его яркими глазами. С его неизменным дружелюбием. И еще… За время его болезни Байлар уже дважды успела побывать в деревне. Первый раз она шла с тайным страхом — в сознание въелись слова Сегвии про уничтоженные города. Байлар действительно боялась услышать подобные новости. И, не услышав, на обратном пути невольно задумалась: а что бы она делала, окажись Ярр именно таким человеком. Как бы она поступила? Байлар не знала.

Зато во второй раз, в то время, когда в деревне была ярмарка, пока девушка рассматривала ассортимент лудильщика, до нее вдруг донесся жаркий спор. Вернее, сначала был даже не спор. Какой-то приезжий круглый торговец возбужденно пересказывал столпившимся вокруг селянам, как в Ирш заявился боевой маг и взорвал главное городское святилище. Байлар, похолодев внутри, от неожиданности чуть не выронила из рук симпатичное зеркальце в медной оправе, которое было ей не слишком нужно, но заинтересовало тонкостью работы. Благодарные слушатели торговца охали и ахали в положенных местах и призывали разнообразные кары на голову дерзкого злодея (который, справедливости ради подумала Байлар, и так вполне страдал, в полубеспамятстве валяясь у нее дома). В рассказе торговца все было, очевидно, самым наглым образом приукрашено, и тем не менее, Ярра при желании вполне можно было узнать. Однако пожалеть о своей помощи магу Байлар не успела: внезапно торговца перебил худенький черноволосый паренек, который заявил, что маг ничего не взрывал, а вместо этого спас всех людей в святилище. Эта версия толпе понравилась гораздо меньше. Вокруг поднялся настоящий гвалт, на паренька посыпался град насмешек, но он, красный, будто помидор, продолжал стоять на своем:"Я там был! Я видел!"Байлар хотела было пробиться к нему и расспросить, но вовремя опомнилась и ретировалась прочь. А потом всю дорогу до дома думала об этом. Неужели именно потому рандаирцы раскрыли Ярра? Из-за этого он и пострадал? Стал бы боевой маг Арана спасать рандаирцев, своих заклятых врагов, зная, отлично зная, что за этим последует? И почему… почему он не убил своих преследователей? Судя по тому, что показала Сегвия, этот человек был очень сильным магом. И наверняка мог без единой царапины выйти из этой истории…

На сердце почему-то скреблась странная, беспокойная тоска. Когда Байлар вернулась домой, Ярр спал. И она, повинуясь непонятному чувству, неслышно подошла к его постели и долго смотрела на спящее лицо израненного мага."Почему?"

Почему? Она так и не набралась смелости спросить. Только корила себя за необъяснимый интерес к врагу. Да. Все правильно. Когда он поправится и перестанет быть ее пациентом — он снова станет ее врагом. Об этом нельзя забывать.

"Может быть, даже помощь такому, как он — словно предательство по отношению к ним".

К погибшим в последней войне людям.

"К моей семье".

Зато Сегвия не стеснялась ничего. Байлар вообще сомневалась, доступны ли ей подобные чувства. С магом колдовское создание общалось до противного легко и, кажется, прониклось к нему определенной симпатией.

— Эй, Ярр, о чем думаешь?

— Хмм… Сегвия, а ты когда-нибудь пыталась сымитировать вон тех серых птичек?

— Они слишком мелкие! Но птицей я была много раз. Неужели ты об этом думаешь, глядя в окно?

— Я думал обо всем сразу, Сег. Знаешь… Если кто-то может обратиться в птицу, он сможет тоже затеряться в этих зеленых ветвях, и увидеть мир, как птица. И понять… И почувствовать… Это, должно быть, совсем не то, что быть человеком.

— Но внутри ты все равно оставался бы собою, Ярр.

— Да, — он еле заметно вздохнул и снова посмотрел в окно. — Мне очень нравится этот лес.

Он говорил очень искренне. И Байлар от этого стало немного приятно: она большую часть жизни прожила в лесу. И даже до гибели родителей частенько гостила у дедушки в этом самом маленьком домике, где теперь жила одна в компании лишь Сегвии. Байлар никогда не боялась леса. Здесь ей было лучше, чем в городах и селах. Но почему-то почти никто не разделял ее чувств. Люди боялись легендарного леса. Видели его величие, но не видели его доброты. Словно то главное, живое и теплое, что так радовало Байлар, ускользало от их взора. Они боялись… А Ярр — нет.

А Ярр шел к нему с открытым сердцем, будто ребенок, не ведающий страха. Смотрел спокойно и с интересом. Может быть, он приглянулся Великому Лесу, и потому тот направил мага к дому целительницы Байлар? Подарил ему шанс на жизнь?

— И здесь очень спокойно, — добавил Ярр чуть погодя.

— Потому что здесь нет надоедливых магов, от которых одни проблемы, — не удержалась от колкости Байлар.

Но Ярр вместо того, чтобы обидеться, с интересом посмотрел на нее. Байлар редко заговаривала с ним, так что он не желал упускать случай.

— Но, Байлар, ты ведь и сама маг.

— Не сравнивай меня с собой! — она сама удивилась внезапной злости. — Не смей! Моя магия дает жизнь, твоя же может только разрушать. Посмотри! — она сгребла первое попавшееся семечко в кулак. Брызнул изумрудный свет, и, когда девушка разжала пальцы, на ее ладони распустился нежный, светло-зеленый, покрытый прозрачным пухом росток. — Понимаешь?

Наконец остыв, она осторожно посадила росток в горшок с землей и поставила на подоконник. Крошечные листики все еще слабо светились отсветом магии.

— Я бы тоже предпочел родиться с зеленой магией, а не черной, — очень тихо произнес Райярр.

Байлар застыла на месте, не зная, что сказать. А потом молча вышла из дома, в который раз сердито хлопнув дверью.

Когда она лечила Ярра, когда пыталась просто не дать ему умереть, как-то раз она ухватила часть его эмоций, с сильными зелеными магами так иногда бывает. Тогда чужие чувства захлестнули ее с головой. Всего на миг — и это было очень, очень больно. Этот человек прожил не ту жизнь, которой можно было позавидовать.

И сейчас Байлар злилась не на него. На себя.

— А еще, — сказал маг, оставшийся в одиночестве, когда и Сегвия куда-то испарилась, — а еще даже моя проклятая магия"силы"не так уж бесполезна. Твоя магия дает жизнь, Байлар. А моя может эту жизнь защитить, — Райярр протянул здоровую руку к горшку с ростком, и очень осторожно пошевелил пальцами. Вспышка магии — росток чуть покачнулся и выпрямился, вытянулся ввысь, ставши больше, крепче и сильнее. Райярр быстро развеял ладонью черную подпись и, удовлетворенно улыбнувшись, устало сполз на подушки.

Жизнь хрупка. Так страшно хрупка. Но даже маг-разрушитель может попробовать ее защитить.

***

Дорога не то чтобы убегала из-под копыт коня — лениво ускользала, вилась усталой грязно-желтой змеей. Инис пришпорила скакуна, оставив позади и повозку со скарбом даанийцев и самих докучливых северян, которые поглядывали на менестреля с интересом и опаской. Двое из них еще недавно пытались приставать к девушке, но товарищи быстро довели до их сведения все, что касалось топорика Игрейны… да и ножа Инис тоже. Хотя топорик здесь сыграл, несомненно, главенствующую роль.

Инис догнала Игрейну, беспечно скакавшую впереди своих людей, наплевав на все правила безопасности, как оно и было ей свойственно. Потому, вероятно, она и была королевой Дааная, отвоевав свое право на этот пост своей силой. У Игрейны еще было некоторое количество выживших братьев, которые могли бы претендовать на трон, но никто из них даже не смел бросать ей вызов (видимо, совершенно отчаявшись). Так что королева обладала своего рода неоспоримым авторитетом — а так же горячим нравом, что даанийцами также весьма почиталось.

… А силой своей и воинским мастерством Игрейна не в последнюю очередь была обязана Мирте — приемной матери Инис, известной воительнице, которая некогда ее обучала. У даанийцев неблагодарность всегда считалась страшным грехом, так что наверняка именно ради родства с Миртой Игрейна приняла чужака в свой секретный — во всяком случае, по замыслу! — поход.

…"Смотрите, смотрите, а волосы ее — словно дыхание Ледяной богини, а глаза ее — нечеловеческие, будто огонь… И кожа бела — как снег".

Инис чуть усмехнулась. Воинственные и религиозные северяне воспринимали альбиноску как чудо, глядели с почтением и неприязнью, как на отмеченную Богами. Когда Инис жила в Даанае, шепот за спиной был ее привычным спутником. Люди побаивались ее… но только не Игрейна. Игрейна, казалось, не боялась ничего уже тогда

"Мирта могла бы гордиться своей ученицей… Не то, что нами…"

Когда она поравнялась с королевой, вздыбив облачко пыли копытами коня, Игрейна встретила ее веселым взглядом серых глаз.

— Неужели тебе наскучило тащиться позади, будто престарелая черепаха?

— Мне наскучило не знать, куда я тащусь, — сказала Инис. — А кроме того, ты лично тащишься не намного быстрей всех остальных, не обольщайся.

Игрейна расхохоталась.

— Эй, Инис, может, поскачем на спор? Посмотри, здесь хорошая дорога…

— Нет.

— Проклятье, ты выросла скучнее, чем я ожидала!

— Я просто выросла, Игрейна.

— И все так же не имеешь ни малейшего почтения к королевской крови.

— А тебе хотелось бы, чтоб имела?

— Нет, о тысяча Падших! — воскликнула королева и рассмеялась снова.

— Так ты мне скажешь или нет, Игрейна? Я, конечно, безумно рада тебя видеть, но бесцельно шататься в обществе кучки невоспитанных северян…

— Только тебе я прощаю подобную грубость, Инис, — вздохнула Игрейна.

— Только с тобою я так груба, — улыбнулась та, и уже серьезно спросила: — Так что? Откуда ты знаешь, где искать Книгу?

За несколько дней, проведенных с даанийцами, Инис ни разу не видела ничего похожего на поиски или расследование. Выглядело так, будто они просто путешествуют вглубь рандаирских земель, ни о чем особенно не переживая. Инис решилась прибегнуть к возможностям своей другой, тайной ипостаси — благо магия Знающих в большинстве своих форм похожа на интуитивную — но не заметила никаких признаков чужого колдовства, которое могло бы вести северян к цели. Так что не было иного пути, как спросить Игрейну напрямую.

— Хм… — королева быстро огляделась, убедившись, что никто — даже ее собственные соратники — не слышит их разговор. Инис невольно залюбовалась ее свободной посадкой: это при том-то, что на Севере никогда не было много лошадей, а северяне не отличались всадническим мастерством. Да, не будь Игрейна королевой, Мирта, вероятно, все-таки получила бы достойную преемницу.

— Инис. А что ты знаешь об Ааше? — и, не дожидаясь ответа, тут же продолжила: — на Севере говорят так. В эпоху Великих чудес маг Ааша стал одним из величайших колдунов в истории. Он был универсалом: ему повиновался любой вид магии. Он достиг вершин мастерства как ученый и творил новые чары под свои надобности так же легко, как ты сочиняешь музыку. Он мог изменить мир, мог бы кроить материки по своему желанию, мог воздвигать горы и осушать моря, не говоря уж о том, что легко был способен стереть с лица земли любое государство… или так же легко создать новое. Однако он не стремился к власти — он стремился к познанию. И однажды он осознал, сколь велико его могущество и как податлив мир, лежащий перед ним. Он понял, что такой мощи не место в этом мире. А еще понял, что однажды ему придется уйти за грань, и тогда его власть может попасть не в те руки. И он разделил свою силу и накопленные знания, часть их вложив в любимую магическую книгу, часть — в созданные им артефакты. Потом он расколол их и разбросал по всему свету, чтобы не могли они снова легко оказаться в одних руках. Так говорит легенда.

Инис молчала. Да, в общем и целом все варианты мифа сводились к этой истории. Где-то Аашу почитали чуть ли не богом, где-то — едва ли не Падшим, но Инис знала, что он был реальным магом — и был человеком. И, видимо, действительно потрясающим чародеем, раз стал персонажем таких легенд.

— Так вот, это правда. В Даанае испокон веков хранилась такая реликвия — осколок Красного камня. Один человек разыскал его и сумел пробудить. Теперь Красный камень указывает путь к Книге Ааши, потому что артефакты, если их пробудить, все равно стремятся друг к другу, стремятся снова объединиться, снова стать целым. Не веришь? — Игрейна скосила глаза на ничего не выражающее лицо девушки-менестреля. — Смотри!

Она сунула руку за пазуху, и в ее ладони вдруг вспыхнул ярко острыми гранями невероятной красоты красный камень. И мир Инис вдруг весь исчез, оставив только этот нестерпимо прекрасный камень. Вдоль хребта пробежали мурашки: вся магическая сущность Знающей отзывалась на скрытую мощь артефакта. Столько магии в одном узле Инис не видела никогда — столько магии, связанной так совершенно, так искусно, так элегантно.

Инис сглотнула.

— Поистине, — хрипло сказала она, — в нынешнем мире невозможно что-то подобное…

И это — всего лишь осколок! Каким же был маг, создавший такое чудо? Девушка вцепилась в вожжи. Теперь все становится еще интереснее… Боги Удачи, Ульн, та песня по праву твоя лишь ради этого момента.

Горел алым пламенем странный камень, и это пламя отражалось в таких же алых глазах Инис Верделл, Белого менестреля и тайного мага, у которой в жизни было, пожалуй, всего две страсти. И главной из них были исключительные истории.

***

Шел дождь, и потому Байлар осталась дома. Дома тоже дел было невпроворот, так что ничему погода не помешала. Девушка целый день разбирала свежевысушенные травы и раскладывала их по надлежащим местам. Их теплый терпкий аромат мешался с запахом печного дыма, еще оставшегося с утра, когда Байлар топила очаг, и с усыпляющим шелестом дождя за окном. Дождь отражался в глазах мага, который смотрел на него с кровати, тихий и какой-то почти нездешний. Чужой — не Рандаиру и не Байлар, а вообще, этой жизни и этому миру.

И Байлар невольно подумала: а что, если бы он не был магом, не был бы магом черным, боевым? Был бы он счастливее? Был бы он ее врагом?

Байлар знала, что за пределами Рандаира магов всячески почитают, не то что здесь. Только что-то никакой гордости за свою профессию она в Ярре до сих пор не заметила. Ни малейшей…

— Ярр, а откуда ты? У тебя дом есть?

Сегвия слетела к нему прямо на колени и снова приставала с вопросами, любопытно склонив голову набок. Сегодня она была похожа на белого голубя с ажурными крыльями, и отсутствие подходящего для человеческого языка речевого аппарата ее ничуть не смущало.

— Есть… Кажется, мне принадлежит довольно большая изба… Но я очень давно там не бывал. Это далеко на востоке, на юге Арана.

— Нет, ты не понима… — начала было Сегвия, но встретила его взгляд, и осеклась на полуслове. — И как оно там, на юге Арана?

Маг посмотрел на свои ладони, задумчиво нахмурившись.

— Там тоже лес, но не такой большой. Там много рек, и между реками — зеленые луга. Реки широкие и очень чистые, и много рыбных мест, и дети плещутся на мелководье, пытаясь ловить мальков руками… а на лугу небо кажется необъятным, и в тех лугах… — он запнулся, вдруг изменившись в лице, и тихо закончил: — Прости. Я, кажется, помню больше войны, чем мирной жизни. Но, думаю, Аран тоже прекрасная земля.

— Что ж ты покинул свою прекрасную землю ради недружелюбного Рандаира? — хмыкнув, неожиданно вопросила Байлар.

— У меня здесь дело, — спокойно ответил маг.

— Чужие святилища рушить?

— Значит, теперь об этом так говорят? — Ярр невесело усмехнулся. Он выглядел вполне равнодушным. Вполне привыкшим к несправедливым обвинениям.

— Почему не отрицаешь? Маг? Ты ведь не делал этого? — Байлар отложила работу и, выпрямившись, устремила на Ярра пристальный взгляд.

Он лишь пожал плечами.

— Какой в этом смысл? Ты мне поверишь? Ты станешь меньше ненавидеть магов, если я скажу, что не делал?

— Не стану! Потому что вы заслужили эту ненависть. Я лишь хочу понять… Почему? Зачем ты так поступил? Десять лет назад вы сотнями убивали рандаирцев — и солдат, и магов, и простых, мирных жителей. Тех, кто никак не мог дать отпор. Вы выжигали целые деревни, призывали на наши поля потопы и ураганы, уничтожали все на своем пути! Жизнь рандаирца не стоила ничего, легче перышка, мельче, чем пылинка под сапогами ваших великолепных магов. Ты, один из них, черный убийца, боевой маг, почему теперь ты приходишь сюда и спасаешь людей? Почему рискуешь собственной жизнью ради тех, кого так спокойно уничтожал еще несколько лет назад??

В тот момент ей казалось действительно важным — важнее всего на свете — понять, почему он так поступил. Байлар не заботило даже, что голос ее уже не был ровным и лицо ее не было спокойным. Просто все то, о чем она думала не один день — а может, не один год, — сошлось в одной острой точке и настоятельно требовало решения — требовало ответа на вопрос простой и жестокий: почему?

И он ей ответил. Впервые, кажется, вышел из себя, потому что в его словах была тихая и больная ярость:

— А почему я не должен был? Почему… как можешь ты знать, насколько спокойно я убивал людей? Что ты можешь знать? Отказывая мне в праве быть человеком лишь потому, что я аранский черный маг? Что ты можешь… Тогда была война. Я убивал рандаирцев. Потому что был магом и воином. А рандаирцы убивали аранцев. Потому что они были врагами. Глупо, жестоко, кроваво. Если тебе повезло родиться с зеленой магией, что ты можешь об этом знать?

Он не смотрел на нее, стиснув в руках край покрывала. Сегвия перебралась на подоконник, и оттуда печально и с сочувствием глядела на мага. Ярра сегодня мучил жар, и оттого его потемневшие глаза, обычно озаренные янтарным светом, лихорадочно блестели.

— Знаешь, почему аранцы победили? — еще тише продолжал он. — Потому что у нас было намного больше боевых магов. Сильных, хорошо обученных боевых магов. Никогда не задумывалась, откуда такой перевес? Все дело в аранской военной системе. Когда эта бесконечная война всем надоела, правительство Арана решило положить ей конец. Для этого нужны были маги. И потому всех детей, обладавших черным типом магии, в восемь-девять лет забирали из дому в военные школы. А к тринадцати их отправляли на поле боя, практически наравне со взрослыми боевыми магами… Особенно внимательно и жестко относились к тем ребятам, кто имел способности массового поражения. Понимаешь, Байлар? Все, что мы видели — это война. Все, что я видел… Все, что я помню о родном доме — война. И потом — война. Поле боя. Запах сожженных тел. Моя магия — огненная, Байлар. Та, что повинуется мне лучше всего… У таких, как я, в Аране не было детства. И не было права выбора. Были бесконечные битвы и враги, которые пытались тебя убить. И товарищи, погибающие рядом с тобой — иногда от рук противников, а иногда просто не вынесшие собственной магии. Было отчаянье и отвращение к своей судьбе. Мы воевали не потому, что мы так хотели. Не потому, что нам это нравилось. Байлар, я видел такое, что если это представишь, тебе будет страшно просто закрыть глаза. Я так жил. Всю жизнь. Я убил десятки рандаирцев и, проклятье, я не оправдываюсь. Просто ты хотела знать, почему я спас тех людей в святилище. И я тебе отвечаю. Спас просто потому, что мог. Потому, что я никогда не убивал людей спокойно.

На несколько долгих минут воцарилась абсолютная тишина. Только с крыши стекала струйками вода, и постукивали капли, что стряхивали с себя деревья у окна. Дождь на время притих, и тут же защебетали довольные птицы, серо-коричневые, в крапинку.

— Прости, — негромко сказал Ярр. — Я не должен был так говорить с тобой… Прости.

Байлар молча подошла к его постели и, озабоченно заглянув в лицо, не спрашиваясь, с короткой вспышкой влила в его тело порцию своей исцеляющей магии. Присела на край кровати и, потеребив косу, сказала:

— Это ты меня прости. Мне все же не следовало… Просто я действительно ненавижу боевых магов. Десять лет назад один такой отряд стер с лица земли деревню, где я тогда жила… и всю мою семью вместе с нею. Они не были воинами и не были даже магами, но все погибли страшной смертью. Мне… повезло, хотя в таких случаях иногда уже не понимаешь, действительно ли повезло больше именно оставшемуся…

— Да, — он закрыл глаза. — Я знаю это чувство. Мне жаль твою семью, Байлар… Неправильно, когда страдают мирные жители.

— И когда воюют дети — неправильно тоже, — горько усмехнулась она. — Что теперь делать, Ярр? Что нам делать?

— Ты можешь убить меня, если тебе станет от этого легче. В конце концов, я бы все равно умер, если бы не ты.

— Не станет. В конце концов, я очень старательно тебя лечила.

— Боевого мага…

— Просто потому, что могла, — улыбнулась Байлар, и улыбка вышла грустной, но все-таки это была улыбка.

В то лето за изнурительной жарой вдруг пришли дожди. Каждый день был серым и влажным, каждый день отсыревшее небо низвергало на землю бесконечные потоки воды, и дороги повсюду превратились в хлябь, а поля — в болота. Байлар топила печь, не жалея дров, хоть и было лето, и за печью пряталась Сегвия, которой никакой дождь был не страшен, но, поскольку она все-таки была книгой — хоть и магической — воду она не любила. Принципиально.

Ярр посмеивался над ее капризами и подолгу смотрел на дождь, и не похоже было, чтоб дурная погода надоела ему хоть чуть-чуть. Еще он тайком наблюдал за Байлар, но только когда был уверен, что девушка не узнает, и поскольку он был так ненавязчив, Байлар не злилась, даже когда замечала.

На жалобы Сегвии насчет погоды маг как-то сказал, что, хоть ему и удивителен такой долгий летний дождь в Рандаире, однажды он был в стране, где дождь непрерывно идет два месяца в году.

— Это в Фииранде, за великим озером Кальнаш. Когда стихия особенно свирепствует, люди там говорят, что морской бог Буурнун, который раньше повелевал всей планетой, должно быть, разгневался и решил снова утопить сушу в океане.

— Наверное, в этот раз Буурнуну чем-то насолил Рандаир, — подала голос Сегвия из-за теплой печки. — И он решил временно оставить в покое Фииранд и заняться вплотную нами.

Байлар тихонько хмыкнула, покосившись на окно. Лило как из ведра; такими темпами неведомый Буурнун вполне мог бы добиться успеха и превратить Рандаир в Рандаирское море, из которого, наверное, только местами торчали бы верхушки гигантских сосен бывшего Билланорского леса.

— А ты много где побывал, да, Ярр? — высунувшись наружу, Сегвия уставилась на мага одним любопытным глазом с почти птичьей головы.

— Да не то чтобы так уж много… Но кое-что за последние восемь лет посмотреть успел.

"Когда война закончилась и государству больше не было особой надобности в живой машине для убийства…"

— Я видел море, прошел Фииранд до самой пустыни, был в Миранде и в Лирии. И на востоке чуть-чуть.

— А в Рандаире тебе бывать приходилось? — спросила Байлар.

— Приходилось, конечно, — его голос мгновенно изменился, и уголки губ чуть дернулись в едва заметной грустной усмешке."Тогда, с войной и смертью, в сполохах черного пламени. Конечно, мне приходилось здесь бывать, и это ведь очевидно, зачем же ты спрашиваешь, Байлар", — вот что она прочла в его напряженном взгляде. — Правда, это было далеко отсюда. В этой области я впервые. И Леса раньше не видел никогда.

Байлар тихонько вздохнула от облегчения. И отвернулась, чтобы он вдруг не увидел этого неожиданного чувства на ее лице.

Сегвия тем временем все-таки решила покинуть свое убежище и, встряхнув белыми крыльями, совсем прозрачными по краям, через всю комнату пролетела к Ярровой постели и, описав над ним круг, приземлилась к магу на колени.

— Могу я задать тебе еще вопрос, Ярр? — спросила она. Байлар, не удержавшись, скептически изогнула бровь. С чего бы такая вежливость от той, кто только и делал, что расспрашивал раненого мага, и если бы вопросы Сегвии имели материальную форму, то, наверное, несчастного Ярра давно бы погребло под их невероятной массой.

С другой стороны, сам маг несчастным отнюдь не выглядел, так что Байлар, как врач, решила за это не переживать.

Ярр смерил Сегвию задумчивым взглядом и неожиданно сказал:

— Вопрос за вопрос, Сег. Я отвечу на твой, если ты ответишь на мой. Идет?

От такого нахальства волшебное создание едва не свалилось со своего места, удержав равновесие только суматошным всплеском крыльев. Байлар удивилась тоже, ворчливо подумав, что могла бы просто напомнить тигриноглазому о том, кому он обязан жизнью. С другой стороны, Сегвии, должно быть, весело: вот так найти родственную душу… И точно:

— Идет! — воскликнула она после секундного замешательства, азартно блеснув глазами. — Тогда я спрашиваю первой.

Ярр согласно кивнул, добродушно глядя на магическую птицу.

— Что привело тебя в Рандаир? Ведь не просто из любопытства ты сюда пришел, понимая, что может ждать тебя в стране, где особенно ненавидят боевых магов?

"И если мои догадки верны, — подумала Байлар, не отдавая себе отчета в том, почему так внимательно прислушивается к чужому разговору, — то Ярр, будучи способным защитить себя ценой чужих жизней, такого не желал. Иначе бы его сейчас здесь не было… А значит, значит он отлично знал, что, если его раскроют…"

Знал ‒ и пришел сюда. Знал — и спас тех людей в святилище. И знал, что эти самые люди…

Райярр же в это время пребывал в сомнении. О цели его путешествия не следовало говорить вслух. Никогда. И все же…

И все же, Байлар жила в лесу отшельницей и явно была не из болтливых. Возможно, никакого вреда не будет, если рассказать ей все. Возможно…

И она спасла ему жизнь. Она имеет право знать.

В конце концов, она тоже маг.

А еще Райярр испытывал иррациональное желание позвать ее с собой. Он знал, что ни за что не признается вслух. Он, оказавшийся неспособным защитить даже самого себя. И слава богам, что ненависть Байлар защищает ее, словно лучший из доспехов.

Просто предупредить ее. Просто предупредить ее о том, что может произойти, возможно и будет лучшей благодарностью за все, что девушка сделала для него.

— Хорошо, — вздохнул маг. — Слушай, Сегвия. Слушай и ты, Байлар, потому что это важно. Начну издалека…

Вы ведь обе отлично знаете, как устроен наш мир. Не знаю точно, как это воспринимаешь ты, Сег, но как видит Байлар — понимаю, будучи магом. Весь мир пронизан сияющими потоками магии, которые, словно нити света, соединяют все вокруг, словно ручейки и реки, иногда совсем слабые, иногда — могучие и яркие. Мифы говорят нам о том, что сама жизнь зародилась лишь благодаря магии, легенды сообщают десятки версий того, как человек впервые обнаружил в себе способность эти потоки видеть, касаться их, потом ими управлять. Как правило, если человек рождается со способностью к магии — то только к одному ее виду. Хотя раньше… ладно, как бы то ни было, сейчас вся наша цивилизация завязана на магии. Даже здесь, в Рандаире, где ее используют минимально, и техника магическая, и оружие, и медицина. Извели вы своих магов, тех, кто выжил после войны, так свитками-то все равно пользуетесь.

Райярр перевел дух и продолжил, не глядя на Байлар и Сегвию:

— Только магия оказалась не бесконечной. Веками мы использовали ее, считая ее источник неисчерпаемым, и вот мощный поток превратился в обмелевшую речку… А скоро и вовсе станет тонким, слабым ручейком… который однажды иссякнет совсем.

— Быть того не может! — тихо ахнула Байлар.

— Может, — хмуро ответил Ярр. — Знаешь все эти истории про великих магов древности, тех, что были настоящими универсалами, одинаково хорошо использующими любой вид магии? Тех, что перекраивали мир так просто, как швея перешивает лоскутное одеяло магической синей иглой? Да и маги одного цвета тогда были не те, что сейчас. Всегда казалось это странным, не так ли? Подобная мощь. Только это не пустые сказки. И не в том дело, что мы настолько слабее древних. Просто магия за все эти века понемногу иссякала. Мы… группа ученых Арана обнаружила это не так давно. Мы держали это в тайне, чтобы не началась паника. Но скоро… — Ярр посмотрел в окно, сдвинув брови. — Скоро только ленивый не заметит, что заклинания работают хуже обычного, или не работают вовсе. И тогда…

— И тогда начнется хаос, — прошептала Байлар, бессознательно сминая в пальцах ткань белого передника. — Ярр, это что же… Что делать?

Целительница пыталась представить себе масштаб катастрофы. Ведь все, абсолютно все держится на магии, на магии построен весь упорядоченный, культурный человеческий мир. Не будет магии — все это рухнет. Рухнет и похоронит под осколками цивилизации и ошметками государства тысячи людей.

…И воображение услужливо подсовывало старые, подзабытые картины: бегущие люди. Горящие дома. Опаленная плоть. Небо в копоти, земля в крови. Крики и животный страх, и чей-то далекий, чей-то безумный смех…

Тогда пламя было магическим. Тогда встревоженная магией земля сама поднималась против людей. В этот раз огонь будет простым, естественным. Но от этого не менее горячим — и запах сожженного мяса будет все тот же.

— Ярр?

— Ничего, — угрюмо ответил маг. — Ничего мы не можем сделать. Во всяком случае, не знаем такого способа. Я вижу один путь к спасению: людям нужно научиться жить без магии. Рандаир… уже, в некотором роде, встал на этот путь.

— Но…

— Этот путь будет усеян телами его жертв, да. Только что нам остается?

— Но Ярр, — вдруг вмешалась Сегвия, — почему тогда ты…

Он печально усмехнулся.

— Я решил побродить по земле и узнать, точно ли мы ничего не упускаем. Даже если в этом нет ни малейшего смысла… даже если мы обречены, и сделать ничего нельзя… Я хотел посмотреть, не осталось ли где-нибудь каких-нибудь старых записей на этот счет. С тех времен, когда люди понимали больше нашего. Или вообще… Вообще хоть чего-нибудь…

Ярр замолчал, и в тишине явственно и торжественно прозвучали удары первых тяжелых капель по оконному стеклу. Забарабанили все чаще — и вот утихший было дождь зарядил с новой силой.

Молчание было тягостным. Напитанным одним на троих, общим пониманием неотвратимости грядущего конца. Конец магии означает конец привычного мира. Неизбежный слом устоявшейся жизни.

Байлар смотрела на Ярра, а тот — на нее. У девушки хватило мужества без истерики принять страшное известие. В широко раскрытых глазах ее был ужас. Но далеко не паника. Тысяча Падших, пару месяцев назад семь куда более опытных и искушенных магов, повидавших всякого, не так достойно реагировали на собственное открытие!

— Ярр… Ты прав, совершенно ясно, что людям нельзя знать об этом. Иначе мы уничтожим друг друга еще до того, как магия успеет закончиться. Но… Сколько еще магов пытаются сделать то же, что и ты? Сколько человек участвует в поисках?

Ярр отвел глаза.

— Полагаю, ни сколько. Понимаешь, Байлар, кажется, меня сочли… чудаком. Из-за моего решения попробовать найти ответ. Когда все так очевидно.

Байлар негодующе ахнула. Ярр не понял, что именно разгневало ее. Но в глубине души он все равно был отчего-то доволен. Доволен тем, что она поверила в его рассказ. И тем, что ее реакция была столь спокойной. Да, Байлар определенно умеет держать удар. Конечно, она испугалась, но вместо глупой паники сразу стала размышлять, что можно сделать. И тем была Ярру глубоко симпатична.

…И тонкая, тонкая грань отделяла его от непозволительной просьбы. На волосок от того, чтобы предложить ей присоединиться, Райярр шагнул дальше, осторожно и решительно, будто канатоходец, прошел над этой бездной и удержался, не сорвавшись в нее.

Не время для безумных решений. И не время для того, чтобы вовлекать в свои дела ни в чем не повинного человека. Ярр не имел на такое права…

…Особенно, если речь идет о Байлар. Особенно о ней.

— Значит, поэтому ты оказался в Рандаире, — тихо сказала девушка.

— Да. Из-за событий послевоенных лет это самая неисследованная магически страна на Центральном континенте. Однако уничтожение магов не обязательно означало уничтожение всего их достояния. Здесь могло остаться что-то интересное, не замеченное никем. К тому же, по пути у меня была уникальная возможность изучить потоки магии и сравнить их интенсивность здесь и в более активных магически странах.

— Ярр, ты… — начала было Байлар — и осеклась. В смущении потеребила многострадальный передник и вдруг вскочила с места, зардевшись. — Прости, у меня еще дела, — торопливо объявила она и ретировалась на другой конец комнаты, принявшись там яростно стучать многочисленными склянками.

Ярр проводил ее любопытным взглядом, но говорить ничего не стал.

— Так ты был ученым, Ярр? — спросила наконец оживившаяся Сегвия.

— Вроде того. Во всяком случае, в последние мирные годы. Однако… Теперь моя очередь задавать вопрос, Сег.

Сегвия согласно встряхнула крыльями.

— Спрашивай, Ярр.

— Что ты такое, Сегвия? — он пристально посмотрел на книгу-птицу, и взор его стал совсем иным, чем до того — острым и внимательным. — Кто был твой создатель и хозяин? Ведь это, конечно, не Байлар?

— Но ты ведь сразу понял, Ярр. Я — магическая книга. До Байлар много лет я работала с ее дедом, но не он сотворил меня.

— Может ли быть… Был ли это маг, которого мы называем Ааша?

— Ааша? О нет, у моего хозяина не было такого имени, — Сегвия рассмеялась, каким-то глубоким смехом, ничуть не похожим на ее обычное птичье верещание.

— Вот как? Прости. Ааша — легендарный маг, и, когда я увидел живую магическую книгу, сразу вспомнил именно о нем. Хотя, наверное, мала вероятность того, что его книга сохранилась бы до наших дней.

— Разве Ааша — не мифический персонаж? — поинтересовалась Байлар, не отрываясь от смешивания каких-то лечебных порошков.

— Нет! Есть основания полагать, что он был реальным человеком. Однако насколько преувеличены рассказы о нем… я не знаю. И не уверен, что все эти легенды о его могучих артефактах — правда. Но, Сегвия… Кто же тогда был твой создатель?

— Его звали Биринар.

— Странно. Я никогда не слышал о таком маге. Хотя он должен был быть великим чародеем, чтобы сотворить такое чудо, как ты, Сег.

— Ох, Ярр, ты мне льстишь, — кокетливо сказала Сегвия, в голосе которой не было и тени сомнения относительно Ярровой правоты и собственного великолепия.

— И этот Биринар должен быть связан с Байлар некими узами преемственности, раз теперь ты с нею, — пробормотал маг, а затем решительно закончил: — Сегвия… можешь ли ты показать мне свой книжный облик?

— Если Байлар позволит, — Сегвия переступила с лапы на лапу.

— Я подумаю, — откликнулась Байлар. — Все равно сейчас ты еще недостаточно окреп, чтобы пытаться читать чужую магическую книгу. И… и я подумаю.

Подумаю, дать ли прикоснуться к ней, соединенной со мною магическими связями, черной магии аранского боевого чародея. Показать ли аранскому магу те секреты, что хранит в себе Сегвия.

"Но если этот маг — Ярр… Ярр, который просто не хочет позволить миру развалиться? Неспособный просто опустить руки, сдаться и смотреть на то, как все рушится?"

И все же, все же… аранец и боевой маг. О котором ты, Байлар, почти ничего не знаешь.

Поджав губы, она вернулась к работе. А Ярр молча принял ее ответ, и по глазам ясно было, что и ее невысказанные аргументы он прекрасно понял тоже.

…Был дождь, и дождь превращал небо и землю в единое серое месиво, бесконечно холодное, бесконечно однообразное, только переходящее в конце концов в жидкую коричневую грязь, что хлюпала под сапогами. Люди были похожи на едва заметные тени, бесплотные силуэты, и только вспышки магии от творимых заклинаний по-прежнему были яркими и цветными. Впрочем, цвет был в основном черным.

Дождь поглотил весь мир, не оставив более ничего. Только черное пламя он потушить не мог…

Из-за завесы дождя вынырнула тонкая фигурка. Девичье юное лицо, короткие черные волосы, миндалевидные глаза, опушенные такими ресницами, что всегда хотелось провести по ним пальцем — как по блестящей шкурке пугливого зверька. Девчонка. Зовут Силура. Маг-практикант, ей четырнадцать лет, но это уже далеко не первый ее бой. Ей прочат место в элитном отряде, потому что ее черная взрывная магия невероятно сильна. Силура что-то кричит, ее лицо обеспокоено. Но прежде, чем ты успеваешь понять, что, раздается грохот, такой тяжелый, что ушами его уже не слышишь. А в следующее мгновение смотришь в девчоночьи глаза. Остекленевшие, широко открытые. Маленькое тельце Силуры, почти полноценного боевого мага, в трех местах пронзают какие-то огромные каменные пики. Нет… не в трех. Далеко не в трех…

…Хлюп-хлюп. Хлюпает грязь под сапогами. И окрашивается в красный, красный, красный…

"…Слышишь, тебя окружили, Кайнен", — раздается в голове голос телепата-связного. — "Линден крошит их с юга, Амари в шестистах шагах от тебя, выбирайся, но смотри, не задень ее".

Хорошо, — равнодушно думаешь ты. И вокруг расцветает черное пламя…

…Цепью вы шли через то поле, в мире, который смысл дождь. Дождь был громче всего. Но иногда кричали — враги или товарищи, и голоса и тех и других были неотличимы в агонии дождя. И даже когда на поле не осталось врагов, а остались лишь ты, ливень и несколько неясных дружеских теней, не было ощущения победы. И не было сил для радости или облегчения.

Был дождь, бесконечный холодный дождь, который смывал слезы с лица мага, и потому никто не знал о том, что он плачет.

…Человек прижимает ладонь к запотевшему оконному стеклу. За стеклом серебрятся под тусклым светом магического светильника холодные капли.

…Дыхание с хрипом покидает его грудь. Кажется, что если на мгновение отвлечься и не заставлять себя дышать, то так и перестанешь. И сердце бьется оглушительно, будто не внутри тебя, а снаружи, на весь мир.

Холодное, чуть влажное оконное стекло под пальцами. Холодный дождь за окном. Холодная непонятная боль, рождающаяся где-то в самой глубине твоего существа.

Темный мир, рассеченный на серебристые квадраты запотевшего окна. Темное небо. Жидкая грязь, жидкая кровь. И пылающий нестерпимо ярко, нестерпимо черный огонь — до самого снова темного, пробитого дождевыми струями неба…

— Ярр!! Тебе плохо?

Он с трудом понимает слова. Отрицательно мотает головой. Все хорошо, Байлар, это просто плохой сон. Он еще ничего не видит, кроме дождя. И не знает, ушла она или нет.

В его мире — только дождь.

— Ты дрожишь.

Снова ее голос добирается до запутавшегося сознания. И правда, с удивлением понимает Ярр. Понемногу возвращается в этот, нынешний мир, очерченный стенами маленького домика в лесу, тишиной и спокойствием. Отсутствием войны.

И вдруг ему на плечи ложится что-то очень теплое, мягкое и, кажется, шерстяное.

— Вот так. Ярр, а теперь спи.

Вспышка зеленой магии."Нет, я не хочу туда снова…"Но шерстяная штуковина такая теплая, и от чужой магии тоже расходится по телу приятное тепло."Нет…"

— Я буду рядом.

И жаль, что это — не те раны, что я могу исцелить…

…В теплом солнечном свете нежится белая птица. Лучи проходят сквозь прозрачные кончики крыльев, и белые перья тоже подсвечиваются солнцем, так что кажется, будто птица вся соткана из мягкого сияния.

Птица чистит перья, по умолчанию безупречные и не тронутые ни малейшей грязью, и играет в города с раненым красноволосым магом.

— Филиам, — объявляет она, растопорщив перья, чтобы солнце проникло под каждое из них.

— Минеалис… Байлар, могу я встать и помочь тебе?

— Сирна! — провозглашает Сегвия.

— Нет, не можешь. Хочешь свалиться, как в прошлый раз, а мне думай, как тебя тащить обратно?

— Но, Байлар…

— Мне все равно, что тебе скучно. Я очень старалась тебя вылечить, так что сиди тихо, скорее поправляйся и топай на все четыре стороны! Я просто хочу, чтоб ты ушел наконец.

— Аласкар, Сегвия, — вздыхает Ярр.

— И не вздумай меня ослушаться, предупреждаю, хуже будет!

— Риминар.

— Руа. Я просто хотел тебе помочь. Однако… Может, хотя бы книгами поделишься? Если я умру от скуки, твое лечение опять-таки пропадет зря.

— Зато одним боевым магом станет на земле меньше!

— Аверрис, — спокойно произносит Сегвия.

— Сиан… — рассеянно отвечает маг, провожая взглядом Байлар, направившуюся за книгами.

-…И не страшно тебе одной?

Потрескивает свеча. Настоящая, из желтого пахучего воска, немагическая — нечасто такие встретишь! Тени движутся, будто живые настороженные существа, убегая от язычка огня. И пляшут отсветы на длинных, бесконечно длинных волосах Байлар.

Байлар кутается в коричневый плед и смотрит не то на трепещущие тени, не то на Ярровы руки с худыми и сильными пальцами.

— Чего бояться? Лес — мой дом. Люди здесь не ходят. А в селе… У селян передо мной должок…

Она улыбается и чуть меняет позу, и волосы струятся вслед за ее движением.

— Мой дедушка с ранних лет заметил мой дар и стал обучать меня ремеслу — и магическому врачеванию и обыкновенному. Только магов тогда уже не любили, так что эту сторону дела он показывал мне тайно. А потом, когда мне было тринадцать, и мою семью…

Она осеклась, и Ярр, почувствовавший, что девушка коснулась больного места, вскинув голову, несколько секунд внимательно смотрит на нее блестящими темными глазами, пытаясь разгадать, хочет ли она поделиться своей историей, или наоборот, поостеречься, не бередить старых ран.

— Как?… — тихо спрашивает он.

— Аранские маги. Боевые маги, которым зачем-то понадобилось уничтожить обычную деревню мирных жителей. Тогда… такое случалось. Ты знаешь.

— Да.

— Это были маги"Шестерки". Ты понимаешь, о чем я. Ваш элитный ударный отряд.

— Да, — отвечает Ярр едва заметно дрогнувшим голосом.

— А я — последняя выжившая. Как раз была у дедушки. И, когда вернулась… в общем, все уже горело, и никому не удалось спастись.

Глаза Байлар застыли, будто она снова увидела то же самое… Тот момент, когда черное пламя уже уступает место обычному, оранжевому, природному. И тот дым, и тот запах, который невозможно забыть, невозможно никогда, проживи ты хоть сотню, хоть тысячу лет.

— А потом я пряталась, а потом отправилась обратно к деду… Сама не знаю, что меня спасло, я ведь совсем ничего тогда не соображала, будто в каком-то оцепенении. А все-таки спряталась, и переждала, и к дедушке вернулась, — она удивленно пожимает плечами, и после паузы вдруг говорит: — А они даже не были магами. Ни папа с мамой, ни мои братья. У меня было два брата, Ярр. Но я была единственной, в ком проявилась способность к магии. И единственной, кто выжил. Это ли не насмешка судьбы?

Ярр молчит. Все, что он сейчас может сделать для нее — молча скорбеть вместе с нею. Все остальное — уже в прошлом, неисправимо и невозвратимо. Все это осталось десять лет назад, под слоем пепла и могильной земли. И еще — в наших сердцах. Но и только…

— А моих родителей убили рандаирцы, — внезапно рассказывает маг. — Правда, я ничего об этом не помню. Почти ничего…

К ним, этим ошметкам памяти, подбираться очень опасно — там рядом запах крови и страх темноты. Ярр знает это, поэтому и не пытается подойти. Ярр осторожен.

— То есть, ты свою семью совсем не помнишь? — спрашивает Байлар, и в ее голосе звучит сочувствие — это к аранскому-то чародею! Для Байлар ценность воспоминаний о родных неизмеримо велика. Потому не иметь их вовсе — кажется ужасной карой.

— Ну да, — смущенно отвечает Ярр, которому, вообще-то, несвойственно было пускаться в такие откровения. — Но меня подобрала и вырастила замечательная женщина. Хоть и немного странная.

— Значит, нам с тобой в чем-то повезло, — слабо улыбается Байлар. — О нас было кому позаботиться.

— Да, — вполне искренне соглашается Ярр и ничего не говорит об иных своих воспоминаниях — о том, как рано тебя забирают из дома, и о детских казармах, и жестокой муштре, и о полях сражений, бесконечных битв бесконечной войны, начавшейся еще до их рождения, и потому казавшейся им именно такой.

Бесконечной. Естественной. Жестокой.

Кажется, первым чувством, которое там выучил Ярр, был даже не страх. Это было беспросветное, необоримое отсутствие надежды.

И только потом, много позже, ты постепенно учишься заполнять эту пустоту — хотя бы какой-нибудь спасительной иллюзией. Учишься — или ломаешься. И дети учатся очень быстро. Особенно на войне.

Методы, что использовал Аран, были кошмарны и непростительны. Но… но он закончил эту войну, хоть и ценой не только вражеских жизней, но даже растоптанных жизней собственных детей. И было восемь наполненных ненавистью, но мирных лет, и теперь детям больше нет нужды становиться солдатами, и их никто не заставляет. Теперь… теперь, наверное, на этой напитанной кровью земле уже бегают ребятишки, которые видели только мирное небо. И никогда не видели войны…

А они с Байлар видели. И теперь память об этом будет с ними до конца их дней — как остывший, но все еще изредка вспыхивающий и обжигающий душу уголек.

Нет, поправил себя Райярр. Не уголек. Не во мне. У меня — пламя. Черное боевое пламя.

Но даже так… Если осталось что-то, что это пламя еще не сожгло… Если есть мир, пахнущий соснами, небо в обрывках облаков, рыжие неблагодарные мальчишки, юнцы, жаждущие быть героями… если все это еще есть, значит, есть, за что сражаться. Значит, есть, куда идти.

…А на другой день они снова сидели вместе и смотрели на огонек свечи. И потом тоже. Снова и снова. И незаметно это стало привычкой, ежевечерним ритуалом. Иногда они молчали, и это было естественно и удобно, а иногда требовалось что-то говорить, и тогда они рассказывали друг другу что-нибудь о себе и о других — то, что в тот момент казалось важным рассказать. Ярр говорил немного чаще — он описывал места, где успел побывать, Байлар же за свою жизнь посетила только несколько близлежащих деревень и один большой город. Ярр по какой-то причине не любил рассказывать о своей послевоенной жизни, но путешествий это не касалось. К счастью; потому что, если не затрагивать тему войны, если оставить ее за рамками, за скобками, за границей вымышленного круга, то выходило, будто ничего не разделяет их, ничего не заставляет их быть врагами. И нет ни малейшего основания не доверять друг другу, не любить друг друга, не понимать друг друга.

Но говорили они и о войне. Временами имея достаточно мужества, чтобы увидеть в собеседнике не противника, а товарища по несчастью. Это больше верно было для Байлар: Райярр никогда не почитал ее за врага. Не потому, что она спасла его жизнь. А потому, что всем давно пережитым заслужил свою способность смотреть на жизнь шире и мудрее, чем некоторые иные люди. Она не делил мир пополам на черное и белое и не старался разделить его на куски согласно географическим границам. Он в людях видел прежде всего просто людей — за что уже не раз успел поплатиться. Байлар же много лет бережно лелеяла свою ненависть к аранцам и ненависть к боевым магам; и даже теперь, когда она сию ненависть, возможно, переросла, требовалось время и отвага, чтобы перешагнуть через эту — хоть и отмершую — часть себя.

И о будущем беседовали тоже. О кончающейся магии — вскользь, полунамеками, отлично понимая один другого. Но здесь особо не о чем было говорить — надо было думать и делать.

Так проходили их вечера. Трещали свечи, а когда они гасли, Байлар вручную зажигала новые от огня в очаге или от специального"пылающего камня". Райярр мог запалить эту свечу, не сходя с места, одним лишь движением воли, но знал, что Байлар разозлит вид его черной магии, а потому не делал ничего. Иногда к ним присоединялась Сегвия, и непременно становилось больше колкостей и больше юмора, а дельных выводов — меньше, но чаще книга оставляла людей наедине, сама же дремала за печкой. Если, конечно, книгам снятся сны.

Ярр рассказал Байлар о Мирте-воительнице, женщине, которая нашла его в разоренной деревне и воспитала, как собственного сына.

— Хотя, наверное, если б у нее и был родной сын, то наверняка бы он от нее сбежал, — вздохнув, заключил Ярр. — В другую страну. И на другой континент. Желательно на другой половине мира.

— Она была настолько злая? — ужаснулась Байлар.

— О нет, — возразил маг. — Ни капельки. Просто Мирта — это Мирта. Словами не объяснишь.

Странная, своевольная и вспыльчивая. Но она была единственной матерью, которую помнил Райярр.

— Она очень старалась о нас заботиться. Но слишком хотела, чтобы из меня вышел воин. Не думаю, что она простила судьбе наличие у меня магического дара.

— А где она теперь?

— Понятия не имею. Сейчас Мирте, думаю, пятьдесят с небольшим, серьезный возраст для воина, но она по-прежнему не желает успокоиться и странствует по всему континенту, ввязываясь в различные неприят… выполняя разную работу.

— О, так она наемница?

— Не совсем. Единственный закон ее жизни — ее свобода и своеобразное чувство справедливости. Она сражается там, где считает нужным. Иногда берет за это деньги, иногда нет. Но она всегда сама выбирает, на чьей стороне ей биться. Купить ее и позвать невозможно. Приказать — тоже. Хм… Думаю, она стала чем-то вроде легенды за все эти годы.

— Это интересно…

— Да. Мирта — замечательный человек. Она научила меня множеству хороших вещей. Упорству. Независимости. И тому, что бывают люди, отстаивающие свою правду даже тогда, когда все остальные назовут ее глупой и наивной. И таких людей победить нельзя.

"Хотел бы и я быть столь же светлым человеком", — подумал Ярр с некоторым сожалением и снова вздохнул.

"Наверное, вы ужасно похожи", — подумала Байлар — и улыбнулась.

…А Байлар рассказала Ярру о том, как жила в лесу с магом-дедушкой, а потом — сама. И как однажды ей пришлось остановить в деревне эпидемию, и за то жители до сих пор ей благодарны, и потому никогда не пытаются обвинить в злобном колдовстве… да и просто в магии.

— Мне было семнадцать лет, и я тогда ничего не знала. Нет, правда. Что можно знать в семнадцать лет? Я была юна и неопытна, мой дедушка как раз недавно умер, а потом вспыхнула эта зараза, и все равно больше некому было помочь, понимаешь, некому… Так страшно мне больше не было никогда в жизни. То есть, я с детства помогала дедушке, когда он лечил больных, я видела много всякого, и кое-чему тогда уже научилась, и даже, бывало, принимала людей сама. Но тогда было действительно страшно. До тех пор, пока я не увидела, что первые пациенты поправляются. И вот тогда я поняла, что победила. Пришла сюда и тут рыдала. Спасибо Сегвии и дедушкиным записям, без них я бы никогда не справилась.

Даже годы спустя и после оглушительного чувства победы, она все еще помнила ту себя — одинокую, растерянную семнадцатилетнюю девочку, кусающую губы от страха и сомнения, пока никто не видит, худую и дрожащую. И запах… И те ночи за книгами, порошками и склянками, в попытках найти единственный нужный рецепт. И отчаяние — когда кажется, что не будет его, не найдется. И буйная радость — когда понимаешь, что нашла. И потом — снова сомнение, ожидание, молитвы, мокрые тряпки, помойные ведра, бледные руки, синюшные лица, хриплое дыхание тех, чья жизнь висит на волоске. Надежда, отчаяние. Отчаяние, надежда. И наконец — победа, и огромная, нечеловеческая усталость с мироздание размером.

И люди, которым ты спас жизнь. Каким-то божественным чудом.

— Ты невероятна. Байлар, — говорит Ярр с искренним уважением. — Ты очень смелая.

— Нет, — возражает она. — Нет…

И вспоминает… вспоминает другие вещи. И потом рассказывает и их — рассказывает, хотя в жизни не говорила еще никому и никому говорить не собиралась. Но только с Ярром почему-то выходило так: рассказать — будто избавиться от старого груза собственных прегрешений.

Или просто — будто поведать другу. Просто… поделиться.

Байлар рассказывает, как видела самосуд, учиненный разгневанными крестьянами над магом. Рассказывает — и точно не понимает, что чувствует по этому поводу. Словно содрал коросту с раны — корку необоснованной ненависти, неуверенных предрассудков и желания забыть — и теперь никак не возьмешь в толк, что именно открылось твоим глазам. Рана? Раскаяние? Или просто равнодушная, безразличная, целая и холодная кожа?

–…Он был только мальчишкой, Ярр. Мальчишкой и синим безобидным магом…

— Никто не безобиден, — пробормотал Райярр себе под нос.

— Всего лишь мальчишка. Даже тогда я была старше его. И я не знаю, за что… чем он так насолил тем людям…

— Скорее всего, просто самим фактом своего существования.

— Скорее всего. Хоть к синим магам и относятся куда снисходительнее, — синюю магию часто называют"технической", потому что именно благодаря ей движутся разнообразные механизмы и аппараты, простые и сложные. Без нее не обходятся нигде — от сельского хозяйства с их машинами для вспахивания земли и машинами для сбора урожая — до армии с их магическим вооружением. Хотя на самом деле синяя магия — магия, дающая власть над неживыми вещами, магия созидания — точно так же, как зеленая дарует возможность управляться с живой материей, а черная — не"боевая", а магия силы и разрушения, расторжения и укрепления связей. В старые времена черные маги вовсе не обязательно были воинами. И многие великие свершения никогда не стали бы возможными без грамотного использования черной магии. Есть и другие цвета магических потоков, что пронизывают все сущее, и они позволяют чародею вступать в иные отношения с миром. Некоторые из них встречаются реже, чем другие. Синяя магия — из частых. И отказаться от нее не может даже упрямый Рандаир. Правда, в основном здесь терпят только"техников" — самых слабых магов синего цвета, которые почти не способны создавать новое, но могут обслуживать уже сотворенные машины и пользоваться некоторыми готовыми заклинаниями, недоступными не-магам.

— Но его приговорили… так странно, когда один человек решает за другого, сколько ему отмерено, не правда ли?.. Сочли ли они его опасным, считали ли это самообороной… не знаю, я только видела, что они хотят крови, Ярр. А он стоял посреди этой толпы, бледный, маленький и невзрачный, у него дрожали губы, но он ничего не говорил… И я смотрела, как его убивают. Это было долго, Ярр. Это было не сразу. И я не сразу смогла уйти. Я смотрела — и не сделала ничего, чтобы ему помочь.

— Ты не можешь винить себя в этом. Байлар. Любой разумный человек поступил бы так же. Твоя магия не приспособлена для боя.

Она только покачала головой.

— Я могла… сделать хоть что-нибудь. Не магией. Словами, криком, голосом, действием. Хотя бы просто сказать им, что это неправильно. Просто сказать им… Я долго потом говорила — уже себе — что моя магия — не силовая. Что я лишь женщина. Что не было выхода. Что он заслужил такую участь, в конце концов. Если на него так гневались. Но все-таки… И, знаешь, потом, уже потом, я еще подумала: я знала, что он был маг. Потому что я тоже маг, и я сильнее. А если бы он магом не был? Что тогда? Что бы я сделала?

Байлар помолчала, опустив голову. И снова блики от свечного желтого света дрогнули на ее волосах, повторяя ее движение.

— Потому что совесть говорит мне, Ярр, что я бы точно так же осталась в толпе, не выдавая себя. И ушла бы точно так же… а он бы умер. Я не могу лгать себе, Ярр, поэтому… даже если я была права… я словно вдвойне преступник, понимаешь?

— Нет, — тихо произнес маг. — Никто не поступил бы иначе.

— Ты бы поступил, — просто возразила девушка. И Ярр вздрогнул.

Откуда такие выводы? Да что она о нем думает??

…На той площади другого мага не было. Она не может знать. Никто не может знать о его безрассудстве.

— Я… — его невеселая улыбка отразилась в глазах как-то особенно печально. — Я — другое дело.

"Мне и терять-то нечего".

— Я — боевой маг. И… я делал в жизни очень много нехороших вещей. Куда больше, чем ты можешь себе вообразить, Байлар. Хотя, с твоим-то мнением о черных магах…

Он сделал короткую паузу, а потом сказал:

— Просто знай, Байлар. Бывают ситуации, когда мы бессильны. И… мы не становимся… Не всегда становимся от этого хуже.

— Мне ли не знать об этом, — и ее кривая улыбка чем-то была удивительно похожа на Яррову. — Я же врач, в конце концов. И мне приходилось терять пациентов.

И так тоже было не раз. Такова жизнь — в ней рождение и смерть постоянно ходят рядом, существуют бок о бок, неразделимые, перемешанные. Как в том доме, куда Байлар приходила, чтобы принять роды у жены плотника, девятнадцатилетней худенькой девушки. Она кричала и плакала, и по-животному скулила, и в ее муках рождался новый человек — ее сын, здоровый и крепенький розовый младенец. А в соседней комнате тихо умирал дед новоиспеченного отца, сморщенный старичок, иссохший от неизлечимой болезни, которую даже магия не брала. Жизнь и смерть — рядом, вместе, рука об руку, так близко, что одна могла бы почувствовать дыхание другой… Не будь они обе лишь двумя сторонами медали. И Байлар с детства видела обе грани сразу, сплетенные в вечном и суровом танце хрупкого бытия. Смерть — естественная часть этой хрупкости. Смерть человека, животного, Леса, или даже целого мира…

— Будет ли что-то после нас, Ярр? — вслух спросила она, обращаясь вроде бы к магу, но на самом деле больше к себе — без особой надежды на ответ. — Если наша цивилизация не выдержит исчезновения магии. Будет ли что-то после нас? Придет ли нам на смену? И если да, то не повторят ли те новые люди наших старых ошибок?

Ярр только покачал головой.

— А почему ты не вышла замуж, Байлар? — Ярр следил за ее быстрыми движениями, когда девушка распаковывала и раскладывала по местам свои покупки. Она только что вернулась из деревни и принесла редкие заморские пряности, ингредиенты для лекарств, хозяйственные свитки, разнообразные мелочи и целый ворох свежих новостей.

— За кого? — Байлар фыркнула.

— Ну, ты ведь очень красивая, — осторожно сказал Ярр. — Не думаю, что не нашлось никого, кто решился бы попытаться.

Байлар насмешливо поджала губы.

— Если ты пытаешься мне льстить, Ярр, то не стоит.

— Не пытаюсь…

— Не стоит.

— Я просто констатировал факт.

— И, главное, зачем мне это? Ярр, ты видел, какая жизнь ждет замужнюю женщину в Рандаире?

— Ну… кажется, я понимаю, о чем ты, — признал маг.

Рандаир был довольно патриархальной страной. Или даже очень патриархальной. Не то чтобы женщину тут воспринимали как вещь, но власть мужа над женой признавалась почти абсолютная. Мирту всегда это очень раздражало, и она могла подолгу костерить рандаирские порядки, причем слово"варварские"было наиболее мягким (и почти единственным цензурным) эпитетом из всех, что она употребляла.

— Мне нравится моя жизнь и мое ремесло. Я не собираюсь его бросать. Мне нравится поступать так, как я считаю нужным, и я не хочу, чтоб какой-то чужой мужчина стал указывать мне, как жить и что делать, и решать все за меня. Нет, спасибо. Это не по мне.

Ярр улыбнулся в ответ.

"Если не в Рандаире… Если не в Рандаире, умный мужчина никогда не стал бы грубо навязывать тебе свою волю, Байлар. Потому что ты прекрасна такой, какая есть — сильной и свободной. Способной стать таким соратником, о котором только можно мечтать".

— Ладно, давай сюда руку, — Байлар тем временем закончила со своими приобретениями и собралась в очередной раз осмотреть мага. Ярр покорно показал ей раненую руку, поспешно выбросив из головы неподобающие мысли. Впрочем, было там и некое разумное зерно, которое он тут же принялся обдумывать, нахмурив брови. Это зерно касалось идеи"не в Рандаире".

— Очень хорошо, — удовлетворенно сказала Байлар, рассматривая заживающую рану. Некоторое время назад она убрала свои швы — под скупые тихие ругательства Райярра, на которого обезболивающая магия уже не действовала должным образом. С магией всегда так — есть свой предел для чар, которые могут накопиться в живом организме. И, когда предел превышен, заклинания слабеют или работают не так, как нужно. А к Райярру пришлось применять очень много всяческой магии. Правую руку Байлар собрала, считай, из лоскутов… Ну, как минимум, это был один из самых сложных случаев в ее жизни. И теперь Райярр подозревал, что девушка смотрит на его раны, как искусный ювелир на свою самую тонкую, самую замысловатую и красивую работу.

— Пошевели пальцами. Хм… Хорошо. Покажи остальное, — другие его раны затянулись куда быстрее, даже та, глубокая, в боку. И от отравленной магической сети следов совсем не осталось — спасибо мастерству Байлар. И, очевидно, он сможет снова держать меч, хоть и не сразу. А ведь уже почти попрощался с этой мыслью. Хотя, если уж на то пошло, Райярр мог сражаться и левой — детство с Миртой и годы аранской муштры определенно не прошли зря.

Ярр натянул обратно свою рубашку, осторожничая с правой рукой, и потом, собравшись с духом, все же высказал Байлар свою идею.

— Здесь будет опасно, — сказал он. — Конечно, везде будет опасно, если однажды всплывет правда об истощившейся магии. И, возможно, тут еще будет куда спокойнее, вдали от людей. И все же… Ты маг, Байлар, и женщина. А здесь — Рандаир.

— У меня нет другого дома, — пожала плечами целительница.

— У меня есть, — ответил маг.

— Что ты имеешь в виду, Ярр? — она распрямилась, оставив свои дела, и устремила на него острый холодный взгляд.

— Я хочу сказать… Я знаю, что́ ты думаешь об аранцах. Но война давно закончилась. Ты — маг. В Аране почитают магов. И если… если бы ты пожелала, я мог бы забрать тебя в Аран. Я мог бы отдать тебе свой дом.

Она молчала.

— И ни разу бы там больше не появился, и не побеспокоил бы тебя, — торопливо добавил Ярр, запоздало осознавая двусмысленность своих слов, и с ужасом понимая, что краснеет, как мальчишка.

— И ни разу бы не появился? — переспросила Байлар с какой-то непонятной интонацией.

— Если ты пожелаешь, — твердо сказал маг.

Байлар задумчиво глядела на него без всякого гнева. Она понимала, что Ярр говорил искренне — чувствовала это. Он вообще никогда ей не врал, странный аранский маг.

— Пойдем со мной, Байлар? — спросил он со странной смесью отчаяния и надежды. — Если тебе не хочется в Аран, я могу сопроводить тебя в Лирию или Миранд — куда захочешь. Просто в Аране у меня дом…

— Ты очень щедр, — язвительно сказала Байлар. — Почему?

— Ты спасла мне жизнь. За это трудно отплатить, — спокойно ответил маг, и целительница тут же раскаялась в своей неуместной резкости. Впрочем, она и не собиралась делать ему больно. Просто его речи были неожиданными, и девушка сама не вполне осознавала, что́ она по этому поводу чувствует.

— Спасибо за твое предложение, Ярр, — сказала она мягко. — Но здесь мой единственный дом, и я не хочу уходить. Я правда благодарна тебе за твои слова. Но я останусь здесь.

— И все же подумай, Байлар, — тихо попросил маг.

— Хорошо, — сказала она, зная, что никогда не изменит своего решения.

***

Давненько Инис не приходилось браться за меч. Да и не особо она это дело любила: в бою всегда есть вероятность, что кто-нибудь повредит ее драгоценную лютню.

Иное дело Игрейна, которая от хорошей драки получала настоящее удовольствие. Острое и горьковатое ликование, что испытываешь, снова и снова заигрывая со смертью, когда чуешь ее запах, ее, проходящей мимо тебя — и снова — мимо! — будто ты, балансирующий на грани, почти неуязвим. Снова — близко. Снова — мимо!

И рвется смех из-за оскаленных зубов воинственной королевы. И опускается ее боевой топор, проломив голову врага, и брызжет горячий мозг…

В общем-то, этим разбойникам редкостно не повезло. Хотя непонятно, чем они думали, нападая на отряд, мало того, что неприкрыто вооруженный, да еще и состоящий, не считая Инис, исключительно из северян. Что с первого же взгляда видно. Никак решили с жизнью свести счеты, путем коллективного самоубийства?

Без малейшего интереса Инис пырнула мечом нападавшего на нее разбойника, легонько подалась назад, позволяя телу соскользнуть с клинка, и тут ее будто обожгло ощущением близкой чужеродной магии.

Инис резко обернулась, глаза в глаза встретившись с невысоким мужчиной на другом конце дороги.

"Маг?"

Инис прищурилась. Да. Слабый черный маг. Он использовал даже не собственное волшебство, а магию оружия. Костыли, презрительно подумала Инис. И все же противопоставить ему почти ничего не могла. Инис обладала довольно редкой разновидностью красной магии — она была Знающей. Красная магия отвечает за взаимодействие душ — за информацию во всех ее формах, но не за действие над телом.

Однако и совсем беспомощной менестрель не была. Во всяком случае, не против столь слабого мага. Никто не будет беспомощным, если столько лет провел в обществе Мирты-воительницы.

Инис увернулась от черной вспышки магического огня, дернула поводья… и взлетели ее волосы снежно-белым веером вокруг головы, а конь взвился на дыбы, и почти сразу же девушка метнула свой кинжал во вражеского мага.

И промахнулась. Потому что противник в этот самый момент рванулся вперед, окружив себя черным пламенем.

Было бы время — Инис, пожалуй, даже удивилась бы. Она обладала твердой рукой и верным глазом, а главное — редкостным хладнокровием, потому если уж она решала расстаться со своим ножом — нож летел именно туда, куда ей хотелось, и непременно настигал цель. Конечно, если речь не идет о настоящих, серьезных черных магах — чародеях уровня Райярра или иных членов"Боевой Шестерки"Арана. Но сейчас… Неужели она недооценила своего противника?

Инис поудобнее перехватила рукоять меча и походя скользящим движением ранила разбойника, подобравшегося к ней слишком близко. Все ее внимание было сосредоточенно на маге. Девушка приготовилась к атаке, но ее не последовало.

Целью мага была не она.

— Игрейна! Маг!! — закричала Инис, пришпоривая коня. Она должна была настигнуть пешего мага в три прыжка. Но теперь все происходило гораздо быстрее.

Игрейна развернулась, на ее лице все еще красовался оскал боевого азарта — и красные капли чужой крови, испятнавшие ее кожу, волосы и меховую оторочку плаща. Игрейна швырнула топор, и в этот миг Инис, которая видела черное пламя боевых заклинаний, собрав все силы, вонзилась в сознание мага с властным приказом:"Замри!"Черный огонь все-таки успел сорваться с его"костыля" — окованного железом посоха, но маг, дернувшись, замер, не способный освободиться от воли Инис. И тогда топор Игрейны его настиг.

Однако Инис, слегка оглушенная отдачей собственной магии, поскольку все еще была связана с умирающим врагом, почти с ужасом видела, что и Игрейне придет конец — как только черное пламя коснется ее тела. Но этого не произошло. В то мгновение, когда черный маг рухнул в дорожную пыль, а королеву северян должно было достать его заклинание, Игрейну окружил яркий рубиновый свет. Не столько даже яркий, как какой-то насыщенный и густой, так что на пару минут в глазах Инис все было поглощено этим светом.

Инис его не только видела. Она его чувствовала. Ощущала его запах — теплый и странный, с привкусом лета и пыльных старых книг. Инис догадывалась, откуда он взялся. Нет. Не догадывалась — знала.

Она почти любовалась этим светом, который, хоть и не был для нее чем-то сродным и близким, находил какие-то отзвуки в каждой клеточке ее тела. Инис отдалась ему полностью, и время почти исчезло, но потом вернулось, и свет угас, а до ушей девушки донеслись многочисленные звуки реального мира, среди которых пальма первенства, несомненно, принадлежала сочным ругательствам Игрейны.

Королева даанийцев стояла на ногах на окровавленной земле, окруженная телами мертвых разбойников и вполне живых, но слегка обескураженных соратников, которые в некотором беспокойстве обступили свою повелительницу, еще не понимая, в чем заключается проблема. А Игрейна стояла и ругалась, и некоторые особо цветистые и особо многосложные конструкции Инис на всякий случай решила запомнить — мимо таких поразительных примеров языкового творчества пройти поэту было сложно. Игрейна ругалась и размазывала по лицу чужую кровь, и на грязном лице ярко горели ее серые глаза — в них была злость и какая-то девчоночья растерянность.

— Прекрати, — сказала Инис устало. — Ты же цела, Игрейна, к чему страдают наши уши?

Королева выдала в ответ нецензурное слово аж с тремя различными корнями (Инис, дабы не устраивать здесь новый бой, благоразумно решила, что слово характеризует скорее ситуацию в целом, чем ее персону), а потом раздраженно воскликнула:

— Ты не понимаешь, менестрельша! Я-то цела, но что в этом толку, если он больше не ведет меня! Магия Баарса вся пропала!

В голосе Игрейны было почти что отчаянье — насколько это возможно для Игрейны. Инис все еще не очень понимала, что происходит, но интуиция Знающей очень быстро подсказала ей кое-какие варианты.

— Баарс?

— Он чародей, пробудивший красный камень! Осколок больше не указывает мне путь!

Видеть Игрейну такой — то ли обозленной, то ли потерянной — было несколько непривычно и странно. Инис почти машинально мысленно подобрала три аккорда, подходящих ситуации.

Значит, с рубиновым светом высвободилась магия осколка? Но почему он перестал вести Игрейну? Почему он больше не стремится к Книге? Разве не должно это быть в его сущности?

Баарс… Кто он такой и что, интересно, он делал с этим камнем?

Вопросов становилось намного больше, чем ответов. Инис чуть потерла виски — она все еще ощущала дискомфорт от грубого вмешательства в чужое сознание. Инис хоть и была красным магом и при желании могла устроить еще не такое, все же имела способности несколько иной направленности. Инис была Знающей, считывающей информацию в книге мира, а не телепатом с призванием эту информацию насильственно менять. А потому девушка чувствовала последствия своего колдовства всем телом. С чего ее вообще потянуло спасать Игрейну? Как будто королева не справилась бы сама.

К слову, она уже успела принять новое решение. Уныние и Игрейна — две вещи, не совместимые друг с другом.

— Мы не можем вернуться просто так. Раз уж мы знаем, что Книга где-то на западе Рандаира, во всяком случае, похоже на то, — попробуем ее найти и без помощи осколка.

Кое-кто из воинов Игрейны переглянулся с некоторым сомнением во взгляде. Оно и понятно: не век и не два кто только ни пытался найти Книгу Ааши. И маги, и ученые, и просто искатели приключений на свою больную голову… Среди них были весьма могущественные личности, но артефакт не дался никому. Много ли шансов у кучки чужеземцев без волшебного камня? Проще вернуться домой, к чародею Баарсу, и выяснить, с чего это его чародейство перестало работать…

Но Игрейна сверкнула на спутников глазами, и всем как-то стало понятно, насколько бесславным будет возвращение домой без всяких результатов.

— Мы попытаемся, — безапелляционно сказала королева. — А по пути, может, и выясним, как вернуть осколку его силу.

"Даже если мне придется перепахать каждый клочок рандаирской почвы", — явственно читалось на ее лице.

У остальных было не слишком-то много выбора.

Что касается Инис, ей только стало еще любопытнее.

***

В маленьком домике на поляне Билланорского леса, которую со всех сторон обступали древние сосны, верхушками своими уходящие в самое небо и где-то там, в вышине, о чем-то ему шептавшие, грозный аранский чародей сидел на кровати, скрестив ноги, и, осторожно орудуя правой рукой, вырезал из дерева какую-то узорную посудину. Рядом расположилась магическая книга и наблюдала за работой мага, лениво свернувшись калачиком: сегодня Сегвия была в облике маленькой снежно-белой кошечки, чей мех непрестанно шевелился даже в отсутствие всякого сквозняка.

–… и тогда Биринар удалился ото всех, и углубился в Билланорский лес, и, говорят, исследовал там разных сказочных тварей, что живут в самой чаще, которых никто никогда не видел ни до него, ни после, ибо никто так лес не знал, — плавно вещала Сегвия, чуть напевно, будто рассказывала ветхое и трепетно хранимое предание.

— И это правда? — спросил Ярр, откладывая нож и критично разглядывая свою работу на расстоянии вытянутой руки.

— Возможно, — Сегвия хитро прищурилась.

— Кругом одно"возможно", — вздохнул маг. — Этого мало, Сег. Этого нестерпимо мало. И этого мало, — он небрежно кивнул в сторону кипы свитков и книг, возвышавшейся рядом с кроватью.

— У Байлар, безусловно, любопытная библиотека. И я ничего не понимаю в целительстве, но, судя по всему, ее дедушка был потрясающим врачом, думаю, его записи имеют немалую научную ценность. И Байлар, кстати, тоже великолепна, раз я сейчас жив, — он коротко рассмеялся. — Но, Сег, если болен целый мир? Я хочу увидеть твой истинный облик, Сег. Если, конечно, Байлар позволит. Я должен.

Сегвия рассматривала длинные Ярровы руки и худые ключицы в вырезе рубахи. Он вообще был весь худой и бледный после болезни, и черты лица казались еще резче, а под глазами залегли глубокие тени. И все же взгляд мага был живой и деятельный. Беспокойный янтарный взгляд…

— Но почему ты не спросишь ее снова? Ярр, ты не торопишься не только из-за физической слабости…

Сегвия не успела закончить фразу, потому что распахнулась дверь и вошла Байлар. С Байлар ворвался ветер и запах последней отчаянной летней жары, разогретой земли и выцветшего за долгие солнечные дни неба. Байлар несла пучки терпко и слегка неприятно пахнущих трав, которые она разводила за домом. Лицо и руки, и белая косынка на голове девушки были перепачканы землей.

— Как дела? — спросила она, ногой поддевая дверь. Ярр продемонстрировал ей недовырезанную посудину.

— Неплохо для мага, — оценила Байлар, склонив голову на бок. В ее зеленоватых глазах вспыхивали задорные искорки. — На что-то и вы годитесь?

— Мы годимся весьма на многое, — заверил ее Ярр, и, покрутив свое творение, добавил еще пару штрихов.

— Может, сгодишься на то, чтобы разобрать эту траву? — она скинула свою ношу на деревянный стол. — С утра ты предлагал мне помощь.

— Само собой, — Ярр легко соскочил с кровати и подошел к ней, чуть слышно шлепая босыми ступнями по полу. Он двигался все еще несколько скованно, да и больше всего напоминал ходячий скелет, но маг откровенно наслаждался каждым свободным движением, еще недавно недоступным ему. Байлар вдруг поняла, что наблюдает за ним и, осознав, смутилась, и быстро отвела взгляд, а потом еще очень удивилась, с чего бы это. Уж она-то видела Ярра в самых неприглядных ракурсах.

— Что я должен сделать? — тихо спросил он, оказавшись совсем близко. Его глаза светились особенным теплым светом, и в мире Байлар не было ничего похожего на этот свет.

Она показала. Горьковатый запах стал сильнее, когда ее пальцы разрывали зеленую влажную травяную плоть.

"Так оно бывает всегда, — внезапно подумала она. — Так всегда. Все сильнее в последний момент, перед самым концом".

Тьма перед рассветом. Свеча перед тем, как погаснуть.

Он протянул руку, чтобы попытаться повторить нужные действия.

— Так?

А коснулся ее руки. Странное мгновение обоюдного тепла. И потом — рывок в сторону, как прыжок пугливой лани от ее собственного отражения.

"Почему?"

— Так, — сказала Байлар. Откинула за спину упавшую толстую косу с выбившимися чуть золотистыми прядками. И вышла из дома. За новой порцией трав.

— Ярр?

— Да?

— Почему ты ей не скажешь?

Молчание. Целую минуту он хотел сделать вид, будто не понимает, о чем говорит ему книга, но передумал.

— Я не могу… Это к добру не приведет.

— Откуда ты можешь знать? — Сегвия потягивается и неуловимо трансформируется во что-то фантастическое и крылатое. И смотрит на мага льдисто-голубыми глазами. С той пронзительной проницательностью, что иногда так сильно раздражала Байлар.

— По-моему, Ярр, ты боишься. Ты боишься последней войны. Она мучает тебя, в этом все дело.

— Нет, — вырвалось у него. Тысяча Проклятых, эта ее внезапная проницательность! Но разве дело в страхе… — Нет, Сег, ты не права. Есть свои причины…

— Она мучает тебя, Ярр. Я знаю, что́ ты видишь во снах. Когда ты болел, я слышала…

— Нет, — голос мага оставался таким же ровным, как и раньше, но что-то в нем становилось непреодолимым препятствием дальнейшему разговору. А может и не в нем, а в напряженной линии Ярровых плеч. — Сег, я не хочу об этом говорить.

— Ладно, — легко согласилась книга после почти незаметной заминки. — Тогда, Ярр, насчет той странной магической вспышки вчерашней ночью…

… Когда Байлар вернулась в дом с новой партией свежесорванных листьев, маг и Сегвия увлеченно обсуждали какой-то аномальный всплеск магии. Лица у обоих были непривычно серьезные. Байлар вспомнила, что и сама той ночью ощутила нечто странное, о чем честно сообщила Ярру, когда он спрашивал ее еще вчера, однако ее чутье, очевидно, значительно уступало способностям аранского чародея, а их с Сегвией дискуссия уже добралась до такого уровня, что Байлар, к стыду своему, понимала только через слово.

"Я должна открыть ему Сегвию", — подумала девушка, искоса глядя на мага. Он — тот, кто распорядится этими знаниями верно…

Ярр и Сегвия так увлеклись, что у книги встопорщились все перья, а маг, вовремя заметив, что чуть не поскреб подбородок лезвием ножа, резец отложил. И Байлар, глядя на них, внезапно поняла, что отчего-то странно и нелогично счастлива, и еще — что это счастье граничит с беспокойной болью.

И все же это было хорошо. Это было тем, что хотелось запомнить, оставить в своей памяти про запас — на будущие одинокие зимние дни. Горький запах прохладных светло-зеленых листьев. Солнечные лучи, проникающие сквозь перья Сегвии на границе реальности и чистого волшебства. И маг, чьи волосы вспыхивают медью, если на них попадает солнце. Его чуть хрипловатый голос. Его ироничные интонации. Янтарные блики в его глазах. Запечатлеть. Запомнить. Сохранить в себе.

Ярр вдруг споткнулся на полуслове. Весь подобрался, мгновенно изменившись. И обернулся к девушке.

— Там человек, Байлар.

Его взгляд был — как натянутая тетива.

Девушка удивленно подняла бровь и быстро вытерла руки полотенцем от пахучего сока зеленых листьев. Ярр не отводил от нее настороженного взгляда.

— Редко, но бывает. Не о чем беспокоиться, Ярр. Меня здесь никогда не обижают, местные мне обязаны, я же говорила. Просто не высовывайся.

По сдвинутым бровям мага стало понятно, что его не слишком успокоили эти слова.

— Обычное дело. Не высовывайся, — повторила Байлар и, незаметно спрятав в одежду предназначенный именно для подобных случаев нож, вопросительно взглянула на Сегвию.

— Я с тобой, — откликнулась та.

И они вышли наружу, оставив мага в одиночестве.

Деревенские правда изредка решались к ней прийти — когда случалось что-то из ряда вон выходящее,"обычным делом", конечно, назвать это было нельзя. Они даже точно не знали, где находится домик целительницы, находили его почти наугад. Но этот мужчина был не из них.

— Ты пришел за помощью, добрый человек? — голос Байлар был совершенно спокойным, хоть она уже давно поняла, что человек перед ней — отнюдь не"добрый". Сложно сказать, что именно ей об этом поведало — какие-то неправильности в его вроде бы крестьянском наряде, или что-то в мимике круглого, заросшего щетиной лица, или просто выражение глаз — такие глаза обычно пугали Байлар, холодные, застылые, жуткие — но сейчас в них еще метались отблески смертельного ужаса затравленного зверя: этот человек от чего-то бежал. — Ты ранен?

— Девка… воды принеси и чего пожрать, побольше, — хрипло заявил гость. Его водянистые глаза обшаривали дворик. — Есть тут кто еще?

— Никого, — поспешно сказала Байлар, направляясь к колодцу. — Должна ли я помочь с твоими ранами?

Нет никакого толку в том, чтоб показать ему свой затаенный страх. Даже если он разбойник… врач может помочь любому. Для врача каждый — всего лишь человек. И потому врачей не трогают.

Как-то раз Байлар уже приходилось лечить человека, скрывавшегося от закона. Она так и не узнала, что такого он совершил, что решился бежать от расправы аж в сам Билланорский лес. Но он не причинил девушке ни малейшего зла, и однажды ушел дальше в лес, исчез, будто его и не было.

— А ты та самая местная ведьма? Я о тебе слыхал.

— Я врач, — нахмурившись, Байлар протянула ему воду в деревянной чашке. Деревенские не знали о ее магическом даре. То есть, наверняка кто-то подозревал, из помнящих ее дедушку, но о том помалкивал.

Разбойник громко напился и затем велел:

— Тащи еду.

Байлар молча развернулась. Сегвия полетела за ней, тревожно спрашивая, не позвать ли Ярра на помощь."Нет, — мысленно ответила Байлар. — Все будет хорошо и так. Ему незачем…"

— А нет, подожди-ка… — крепкие пальцы сомкнулись на ее запястье, рванув назад, и вдруг очень близко оказались студенистые злые глаза и темная щетина. — Ты…

Рука Байлар метнулась вниз, и на долю мгновения сверкнуло лезвие ножа. Истошно запищала Сегвия, заполошно хлопая крыльями. Мужчина оказался быстрее и ударил девушку по руке, выбив нож. Второго удара Байлар почти не почувствовала — она видела его замах, попыталась уклониться — но не успела. Что-то вдруг обрушилось на нее с сокрушительной силой, в голове зазвенело, а щека наливалась тяжелой болью. Потеряв равновесие, Байлар села в дорожную пыль.

— Ну, су… Щас ты у меня получишь, — проревел разбойник, он возвышался над девушкой горой, и Байлар вдруг с ослепительной ясностью поняла: все. Сейчас он ее убьет. Он хотел убить ее изначально, он за этим шел сюда, и теперь наступит конец…

"Нет…"

Нет. Байлар вдруг спиной ощутила пугающее, настойчивое давление. Невероятной силы. И разбойник попятился. Девушка видела, как его свирепый взгляд становится растерянным, потом — испуганным. Он тоже это чувствовал. Чувствовал, но не видел. А Байлар уже знала, что предстанет ее глазам, если она обернется.

На пороге стоял, вцепившись в дверной косяк, Ярр, белый как полотно — не то от слабости, не то от ярости, горевшей в его глазах. А за ним, словно гигантское знамя, занимая собою полнеба, развернулось, встало стеной призрачное черное пламя.

Пламя было в его глазах — в холодном безжалостном взоре.

— Отойди от нее, — шепнул маг. Он просто смотрел, всего лишь смотрел — и все, но от невыносимой мощи, исходившей от него, хотелось спрятаться, бежать, зарыться в землю. Разбойник пошатнулся и снова отступил на несколько шагов. Ярр слегка пошевелил левой рукой, сплетая заклинание — и черное пламя стало видимым. Тоненько заскулив, разбойник бросился наутек. И тогда черное пламя ринулось за ним.

— Не-е-ет! Нет!

Ярр вздрогнул и остановился.

— Не убивай его! Нет! Не убивай! — Байлар плакала, сидя на земле, сама не осознавая, что плачет, и слезы ее капали в пыль перед нею. — Нет! Нет!

— Но, Байлар, если я оставлю его в живых, он тебе жизни не даст, — растерянно произнес маг. И вдруг увидел ее глаза — большие и темные. В них плескался страх. И боялась она не этого поверженного убийцу, который только что едва не отправил ее к Вышним. Боялась она его, Райярра, черного боевого мага.

Ей не было жаль разбойника. И она отлично понимала, что Ярр прав. Но в эту минуту ничего не могла с собой поделать. Черное Яррово пламя будто оживило в ней самые страшные воспоминания детства, перекрутило всю душу узлом иррационального ужаса, и все, на что Байлар оказалась способна — только дрожать и плакать.

Ярр погасил свое пламя и на миг задумался. Присел рядом с ней, протянул было руку, чтобы утешить — и не решился. Подошел к разбойнику.

— Хорошо, — сквозь зубы сказал он. — Будь по-твоему. Не плачь, Байлар.

И затем Ярр стал творить заклинание.

Байлар невольно затаила дыхание, и слезы перестали катиться из ее глаз. Она никогда еще не видела такой магии. Эта магия не была черной. С пальцев Ярра срывались лучи красного цвета, с желтыми и зелеными искрами, перевитые тонкими вкраплениями черного света. Заклинание напоминало сложное прекрасное кружево с многослойными сияющими узорами. Ярр покачнулся от усталости, закончив его, но тут же начал плести новое, сине-желтое. Когда маг завершил и это, бесчувственный разбойник вдруг исчез с полянки.

— Все, — пробормотал Ярр, и на миг закрыл глаза, пытаясь справиться с дурнотой: от такого количества колдовства его мутило. — Я не убил его, Байлар. Он жив. Я просто убрал его воспоминания о тебе, обо мне и об этом месте. И отправил подальше отсюда… на пару миль, насколько смог.

Она молчала.

— Байлар?

Она медленно поднялась, не сводя с него глаз. Сегвия подлетела и села к ней на плечо; Сегвия смотрела своим пронзительным птичьим глазом невозмутимо и непроницаемо.

— Ярр, ты… не черный маг. Ты универсал.

— Да, — тихо сказал он.

— Универсалов… — Байлар говорила, запинаясь. Будто ни ее мозг, ни ее язык не хотели озвучивать очевидное. Будто непроизнесенное оно так и не станет до конца реальным. — Универсалов… так мало… их всего… Ты кто, Ярр? Кто? Ты… Нет… Твое полное имя — Райярр Кайнен?

Это все равно должно было случиться. Он знал это.

Белая птица вспорхнула в голубое безразличное небо, и вечерние лучи насквозь пронизали ее полупрозрачные крылья.

— Ты — Райярр Кайнен, Высший маг Арана, член боевого отряда"Шести"?

— Да, — ответил он.

Мир стоял на месте. Мир не рушился и не обваливался кусками вокруг маленького домика в лесу. Где-то поодаль пели птицы. Шуршал ветер верхушками гигантских сосен в далекой вышине. Солнце клонилось к закату и окрашивало волосы аранского мага в теплый медный цвет. И золотило пылинками неловкую, смертельно опасную тишину.

— Уходи, — попросила она голосом безжизненным, как мертвая пустыня в Проклятых Мирах. — Уходи. Сейчас. И никогда сюда не возвращайся.

С долгую минуту он смотрел на нее. Потом поклонился — молча и почтительно, старательно скрывая горькое выражение глаз. Забрал свой плащ и свой меч — и так же молча ушел.

Заходило солнце. Полнеба горело в закате. А Байлар, не произнося ни слова, смотрела вслед уходящему магу — смотрела, пока он не скрылся из глаз, а потом просто смотрела в ту сторону. И слез больше не было, только где-то внутри — злая и тоскливая грызущая боль.

Акт 2. Лабиринт тьмы

— Инис, клянусь, если ты заставишь эту штуковину снова работать, я сделаю все, что пожелаешь! — в сотый раз горячо просила Игрейна, заговорщицки склоняясь к Инис.

— Я всего лишь бедный менестрель, — меланхолично отвечала та, перебирая струны лютни, — я желаю только музыки и хлеба на день. И мне неподвластны вещи такого уровня. Да я даже не знаю, почему этот артефакт стал тогда тебя защищать. И потом… Я и без того теперь помогаю тебе, разве не так?

— Так, но мы бы нашли ее гораздо быстрее, будь у нас, как прежде, красный камень. Ледяными богами кля…

В коридоре раздался топот, а потом дверь полутемной комнаты распахнулась, и на порог без предупреждения ввалились два запыхавшихся молодчика — юные, энергичные и беспутные кузены Игрейны, в каждом из которых было почти два метра роста, необузданной энергии и щенячьего энтузиазма, а ума — ни на грош. Впрочем, ум — дело наживное… Во всяком случае, иногда.

— Королева!!

— Королева!!

— Ну что еще стряслось, Бейн, Дейн? — нахмурилась Игрейна, расправляя плечи. — Разве сегодня вы не должны были искать книгу из списка менестрельши?

— Мы и искали, — немного потолкавшись в проеме, братья наконец оказались у стола — оба светловолосые, оба в серо-белых одеждах своего клана и с волчьими амулетами; Инис заметила у Бейна огромный клык снежного волка, на котором были выжжены угловатые буквы: Инис знала, что это — имя какого-то Ледяного Бога, по тем или иным причинам оказавшегося покровителем Бейна.

— С нами еще был Элрик, — добавил Дейн. — Мы втроем искали и, в общем-то, даже нашли.

— Так в чем проблема?

— Ну… — молодые северяне переглянулись. — Оказалось, старикашка-хозяин книги как раз дал ее какому-то странствующему ученому типу. Мы, естественно, нашли этого типа и предложили ему тихо-мирно уступить книгу нам. Он отказался.

— И? — заинтересовалась Игрейна. Несколько смущенный вид ее младших родичей, обычно без задней мысли прущих напролом, интриговал.

— Завязалась, хм… дискуссия, — сообщил Дейн.

— Да?

— И он нас выставил, — вздохнул Бейн.

"Этот ученый или дурак, или храбрец, — подумала Инис. — Или и то и другое сразу". Так обращаться с северянами! Вряд ли он еще цел.

— Мы с этим, конечно, не согласились, — дипломатично сказал Дейн.

— Мы высадили его дверь, — мрачно уточнил его брат. — Ну и дальше как обычно, драка.

— И?

— И мы проиграли, — довольно спокойно резюмировал Дейн. — Элрика вы теперь узнали бы с трудом.

На этом месте заинтересовалась даже Инис. Игрейна же была в полном изумлении, предположительно разрываясь между гневом за глупость и проигрыш и желанием самой повидать столь необыкновенного ученого. Ее подчиненные, природной силой уж никак не обделенные, были побеждены каким-то незнакомцем!

— В общем, это еще не все. Элрик тут решил, что обязательно должен этого типа прикончить. И снова отправился к нему, хоть мы и предупреждали его, что…

— Что ж вы сразу не сказали, олухи? — закричала Игрейна, вскакивая с места. — Показывайте, где!! Если этого безмозглого сейчас тут убьют без всякой славы…

— Да и если он победит, проблем не избежать, — рассудительно добавила Инис, поднимаясь вслед за Игрейной.

— Да не победит он, не победит, — печально воскликнул Бейн. — Тот тип дерется как Падший из Преисподней!

Когда им посчастливилось найти пустырь, на котором происходило сражение,"тип"как раз восседал на теле поверженного Элрика и, как оказалось, читал ему нотацию. Элрик возражать уже не мог, но определенно был жив, к удивлению и радости его товарищей.

— Будете ли вы мстить ему, Игрейна? — прошептал Бейн, с восхищением и ужасом глядя в спину худощавого человека в коричневом плаще.

— Ммм, — Инис не сомневалась, что королева не видит никакого смысла в мести за своих недалеких подчиненных, когда они попадают в неприятности по собственной вине, однако, если Игрейна все еще сохранила свою страсть к хорошим поединкам… Но ответить ей шанса не представилось, потому что на этом месте человек в плаще наконец соизволил обратить на них свое внимание. Поднявшись, он обернулся к ним, и в его карих глазах промелькнули ироничные янтарные искорки.

— Желаете ли вы продолжить беседу вместо вашего товарища, или я могу вернуться к работе? — поинтересовался он.

И смерил Игрейну спокойным чуть насмешливым взглядом, безошибочно выделив ее как командира.

— А я говорила им поступать вежливо, — пробормотала Игрейна, — Бейн, Дейн, заберите этого побитого глупца. Мы возвращаемся.

— По… подождите! — все еще не веря увиденному, Инис наконец обрела дар речи и способность движения, и тут же протиснулась вперед из-за широких спин Игрейновых молодцев. Эти глаза… невозможно было не узнать. — Подождите! Райярр! Это ты?!

— Инис? — он тоже мгновенно узнал ее, и его брови поползли вверх.

— Да! Райярр! Откуда ты здесь? Как ты? Куда? — Инис немного растерялась, даже не зная, что спросить первым делом. Об Игрейне она уже совершенно позабыла.

Ярровы глаза казались удивленными, и все же… все же в них определенно была радость.

***

Как встарь — миллион лет назад — они сидели друг напротив друга в тесном деревенском трактирчике, за круглым деревянным столом, и шум голосов и стук кружек по столу казался чем-то далеким, призрачным и несущественным.

Перед ней — запотевший стакан терпкого, малинового цвета сока каких-то местных ягод — Инис терпеть не могла спиртного. Перед ним — большая кружка темного пенного пива — Райярр был из того поколения аранских магов, кого тренировали особенно жестко, не гнушаясь и разного рода магических воздействий, так что он был невосприимчив ко многим ядам, в том числе и алкоголю. Пил редко и немного, ради атмосферы, и как-то с горечью заметил Инис, что лишен даже возможности забыться в вине, подобно некоторым коллегам…

Инис жадно разглядывала его лицо. Худее, чем она помнила. И, кажется, печальнее. Хотя, это с чем сравнивать… И волосы отрастил чуть длинней — а прическа прежняя, такая же, как и до… как во время войны.

— Сколько лет, сколько зим, Райярр… Так встретиться.

— А ты, значит, теперь с Игрейной?

— Я сама по себе. Хотя, пожалуй, временно и с нею.

— Ее бойцов победить — никакая магия не нужна, — чуть усмехнулся Райярр и отхлебнул из своей кружки.

— Так то тебе! — рассмеялась Инис, ощущая сразу и огромное счастье, и странную печаль. — Мирта бы тебе сказала.

— О да! — с чувством согласился Райярр, представив себе язвительные интонации приемной матери. Инис, очевидно, настигли те же воспоминания, и девушка рассеянно улыбнулась.

Они помолчали, исподтишка рассматривая друг друга.

— Где же ты был, Райярр? Чем занимался все эти годы? После… тех событий?

— О, — Райярр на миг помрачнел, а потом слегка улыбнулся. — Где только не был, Инис. Кажется, теперь я могу потягаться даже с тобою в пройденных милях и виденных городах.

— Сомневаюсь, — фыркнула девушка.

— Я был на Севере, в Миранде и Фииранде, долго жил в пустыне. Плавал в море на кораблях Торгового Содружества и даже успел некоторое время послужить у некого мэтра одного из их городов… Долгая история. То есть, работал-то я там не так уж долго, но кое-чему сумел научиться. И чуть не попал в очередные неприятности.

— Зная тебя — удивляться нечему.

— Пожалуй, — вздохнул Райярр. — А потом я вернулся в Аран, в Чаадан, Магическую Столицу, по вызову Совета. Ты же знаешь, они восстановили меня в Ассоциации.

— И ты даже стал членом Совета, — кивнула Инис.

— С урезанными правами, — снова усмехнулся Райярр, невесело, но и без особой грусти. — Я был нужен им, и даже не только как боец"Шестерки", хотя куда без этого. Я был нужен в их лаборатории — и я работал там.

— Почему? — спросила Инис тихо. В алых ее глазах плясали горестные язычки пламени — отблески свечей. Почему, после всего?!

— Не ради них, — маг смотрел в свою кружку, будто мог разглядеть в ней какие-то насущные ответы. — Ради знаний и той пользы, что они могут принести нашему многострадальному миру. О, Инис, и мы их получили. Эти знания. Понять бы теперь, как дальше с ними жить. Ты… понимаешь, о чем я?

Он пытливо взглянул ей в глаза.

— Пока не уверена, — осторожно сказала Инис. Она не могла применить к такому сильному боевому магу собственные способности — во всяком случае, в мирном ключе — но давно знала Райярра, и видела: его что-то по-настоящему беспокоит.

— Ты должна это чувствовать, Инис. Ты же Знающая. Ты видишь, что происходит с магией?

— С магией? Я никогда не задумывалась об этом, но… хм…

Это было даже не колдовство. Она всего лишь обратилась к той, магической, теневой стороне себя. Быть Знающей не требовало специальных заклинаний. Не требовало усилий, движений, артефактов. Быть знающей означало просто быть собой. И разрозненные факты мира вдруг складывались в единую картину, обнажая для Инис свою истинную суть. — Магия… не та? Вы это обнаружили?

Райярр мрачно кивнул.

— Магия кончается.

Инис пригубила свой напиток. Он оказался приятно-кислым, с легким напоминанием о сладком аромате.

— Значит, кончается и мир, — спокойно подытожила она.

— Так значит, ты из-за этого в Рандаире? — они неспешно шли по улице, залитой лунным светом, с которым не могли соперничать тусклые немагические фонари.

— Да.

— Похоже на тебя… Никогда не сдаешься просто так, а, Райярр?

— Ты меня переоцениваешь, Инис.

— Ничуть. И я даже не уверена, что это был комплимент.

— Просто ничего иного не остается… Тысяча Падших, что вообще нам остается? Инис, есть ли какой-то путь?

— Я бы сказала тебе, если б он был, — она пнула камень, подвернувшийся под ногу. Камень блеснул серебристым боком и с сухим стуком откатился прочь. Оба мага проводили его глазами, а потом Райярр тихо сказал:

— Есть ли во всем этом смысл, если даже Знающая не видит никакого спасения?

Инис вздохнула. Ее волосы, казалось, были сродни этому белому, будто звенящему в воздухе лунному свету.

— Знающая, а не Всезнающая, Рай. И потом… если б я сказала"нет" — разве ты изменил бы свое решение?

— Нет, — не задумываясь, ответил Райярр.

Инис негромко рассмеялась.

— Чего и следовало ожидать. Однако… Выходит, что ты не ищешь Книгу Ааши?

— Нет, не ищу. А ты…

— Игрейна ищет. А я помогаю.

— Но зачем тебе… нет, книга-то понятно. Зачем тебе северные чудаки в качестве спутников?

Инис ухмыльнулась.

— Они не так плохи, как тебе показалось. На самом деле, единственный их недостаток — весьма смутное представление о дисциплине… когда они не в бою, разумеется.

Райярр только хмыкнул.

— А еще у них была одна потрясающая вещь… осколок камня, созданного Аашей.

— Чтоо?

— Именно. А один северный чародей, зовут, вроде бы, Баарс, заставил этот осколок указывать дорогу к Великой Книге. Во всяком случае, так предполагалось. Но потом… — и тут Инис рассказала магу о происшествии с разбойниками.

— Так вот что за вспышку силы я тогда почувствовал, — задумчиво пробормотал Ярр. — Поразительно, хм…

Некоторое время они шли в молчании. Ярр напряженно размышлял.

— Инис, а ты ведь уже знаешь, как можно заставить камень вновь работать?

— Знаю. Но это бессмысленно, потому что тогда нужна оставшаяся часть, а она — или они, если их много, — может быть где угодно, хоть на другом конце света. Вот чего я не понимаю, так это что же с нашим осколком сотворил этот Баарс.

— Да уж, странно, — согласился Райярр. — Но, в принципе, мы можем попробовать…

— Тебе же не интересна Книга Ааши?

— С чего бы это? Мне не интересна власть и все такое, а Книга Ааши любому магу интересна! Что, если там будет что-то действительно полезное?

Инис поняла, что Райярр уже накрепко вцепился в эту идею, и улыбнулась про себя."Становится все интереснее". Эта история уже превзошла все мыслимые масштабы. Все самые смелые фантазии превзошла. А ведь похоже на то, что все лишь начинается…

— В конце концов, — добавил Райярр тихо, — Не будет никакого проку от сильнейших артефактов, от власти и могущества, если магия сойдет на нет.

"И почему они этого не понимают?"

***

Теплая ночь ранней рандаирской осени пахла травой и сухими листьями. Стрекотали сверчки, и где-то справа, поодаль от дороги, иногда неуверенно квакали лягушки. Инис тихонько перебирала струны, и обрывки мелодий перетекали друг в друга, а затем затихали в ночи, не исчезая бесследно, а вплетаясь в гармонию ночного леса.

Лагерь северян спал; спали вповалку в больших шатрах молодые воины, уставшие от дорог и пьянства. Наверняка некоторым из них уже хочется домой; северяне всегда были активны и воинственны, но им чужда жизнь южных городов. Здешние интриги их не интересуют… У Игрейны в шатре еще теплился свет. Инис догадывалась, чем она занимается. При всей ее взбалмошности и любви к сражениям, Игрейна не была столь легкомысленной, каковой казалась. Многие из тех, кто ее недооценил, уже спокойно лежали в своих могилах. Пожалуй, даже большинство. Инис видела людские сердца; она знала, что Игрейна на самом деле оставила свое маленькое королевство вовсе не ради приключений.

"Хотя, пожалуй, не без этого", — решила девушка, а мелодия, бегущая из-под ее пальцев, снова поменялась. И вдруг Инис замерла, перестав играть. Незаконченная музыкальная фраза повисла в воздухе призрачным вопросом.

Аккуратно положив лютню на землю, Инис встала, отряхнула штаны и пошла прочь, в темноту, обойдя и шатры и повозки. Что-то… вернее, кто-то… Кто-то звал ее, кто-то очень желал с ней поговорить. В темноте алые глаза Инис на миг вспыхнули красным магическим огнем.

— Слушаю тебя, — негромко произнесла она, откликнувшись на зов, настойчивый и наглый. Человека, призрачное изображение которого возникло перед ней, Инис видела в первый раз.

— Ну здравствуй, Белый Менестрель, — сказал он с усмешкой.

Усмешка была с какой-то неуловимой тенью угрозы. Инис внимательно смотрела на собеседника. Мужчине на вид было лет тридцать с небольшим, впрочем, у таких возраст определить трудно. Черные волосы гладко зачесаны назад, кажется, в Столице сейчас именно так модно… Безупречное в меру роскошное одеяние — бархат благородного оттенка. Едва заметный шрам у правого глаза. Аметистовая серьга в правом ухе. И самоуверенный, твердый взгляд угольно-черных глаз, непрозрачных, непроницаемых, ничего не выражающих. Инис чуть склонила голову — перед ней был опасный человек.

— Мы не знакомы, — промолвила она.

— Но ты уже знаешь, кто я, не так ли, Инис Верделл? — усмешка стала немного шире.

Не опасный. Очень опасный.

— Знаю. Лайонелл Хантор, Высший маг, член Совета Арана, универсал, бывший боевой маг"Шестерки", одно из первых лиц в вашем правительстве. И чем обязана?

— Как и ожидалось, — он смерил девушку бесцеремонным взглядом. Инис в ответ иронично приподняла бровь. — Ты неплоха.

— Смотря для чего, Лайонелл Хантор. Что тебе нужно?

— Ну… — он снова скользнул взглядом по ее фигуре, и его легкая усмешка, отдававшая пониманием собственного превосходства над всем и вся, начинала Инис раздражать. Что внешне, разумеется, никак не проявлялось. — Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня, Инис Верделл.

— С чего бы это? — поинтересовалась она небрежно, но глаза ее оставались внимательными и цепкими. Она следила за каждым движением своего визави, — и, пожалуй, впервые в жизни, практически безрезультатно. Все, что она могла о нем понять — это то, что он — самый опасный противник в ее жизни. Она ощущала его силу и немилосердную, все под себя подминающую жесткую волю.

— Потому что я не могу сейчас отлучиться из Столицы, — его вкрадчивый низкий голос напоминал тихий тигриный рык. — А ты ведь недавно встретилась с Райярром, я ведь прав?

— И? — Инис понимала, что отрицать что-то бесполезно. Этот человек знал, о чем говорил.

— А вы, кажется, недавно потеряли кое-что интересное, — сказал он.

— Ты и к этому приложил руку?

— Возможно, — усмехнулся Хантор. — Но это сейчас не важно, Инис Верделл. Важно то, что Райярр Кайнен знает, где находится вещь, интересная мне. И мне нужно, чтобы ты эти знания достала для меня. Мне нужно все, что он видел в Рандаире.

— Но откуда тебе известно…

— Скажем так, я приглядывал не только за вами.

— Ты ищешь Книгу Ааши, — утвердительно произнесла Инис.

— Браво, — промурлыкал Лайонелл. — Довольно просто. Теперь ты понимаешь, что искать.

— Райярр не знает, где Книга.

— О, уверяю тебя, это не так. Возможно, он просто обвел тебя вокруг пальца, милый менестрель.

–…А если б и знал, то мне не под силу сломить его волю и считать его воспоминания. Разве тебе об этом не ведомо… Лайонелл. Насчет"милого"утверждать не стану.

— Мы оба знаем, что это не правда. Способ есть. То зелье, ты понимаешь, о чем я. И вряд ли Кайнен заподозрит что-то, если примет его из твоих рук.

— А также мы оба знаем, — в тон ему прощебетала Инис, — что я никогда не стану предавать Райярра.

— О, станешь. Ты предашь. Я даже не сомневаюсь, — улыбнулся маг. — Иначе я убью его.

Инис внутренне похолодела от ужаса.

…И, тоже слегка улыбнувшись, совершенно спокойно сказала:

— Райярр не из тех, кто легко позволит себя убить.

— Верно. Но я справлюсь. Не выходя из комнаты. И ты это знаешь, Инис Верделл.

Она знала. Для того и была предназначена ее магия — знать. Вот только выход из безвыходной ситуации подсказать иногда оказывалась бессильна.

— Убьешь его — и знаний не получишь, не так ли.

— Пускай, — пожал плечами Лайонелл Хантор. — Будет печально, но ты ведь потеряешь больше, не так ли. Я буду ждать тебя, Инис, — и он исчез.

Невидящим взором глядя в ночную темноту, девушка облизнула враз пересохшие губы.

Две вещи в жизни волновали Инис Верделл, только две. Две вещи составляли ее слабость. Хорошие истории… и ее младший брат.

Неслышно пройдясь по лагерю. Инис чуть помедлила перед шатром мужчин, а потом без всякого стеснения шагнула внутрь.

Внутри пахло землей, оружейной смазкой и немытыми телами. Вповалку спали молодые Игрейновы воины, кто-то из них басовито храпел, сотрясая, наверное, полог шатра. Остальным, впрочем, это не мешало.

Райярр не спал; он сидел в углу, обняв колени руками, и смотрел на мерцающий тусклый светильник. Когда Инис вошла, он поднял голову, и пламя лампы отразилось в его огромных темных глазах.

Глаза были странные. Он молча смотрел на сестру — и не понятно было, видел ли ее вообще. И если видел — то осознавал ли, кого? Инис кольнула острая боль — а она-то считала, что ей чуждо всякое сострадание. Но только не в случае с Райярром. Только не с ним.

Инис хорошо знала этот взгляд. Раньше ей много раз приходилось видеть его, когда… Нелегкие были времена. Но выжить удалось.

Девушка подошла к магу, переступив через попавшееся по дороге спящее мускулистое тело, и тихонько позвала его. Хотела было обнять — но передумала, и просто взяла за руку и потянула за собой.

Снаружи облака раздвинулись, открывая взору поблескивающие холодные звезды. Звезд было великое множество.

Райярру на воздухе явно стало лучше, и отстраненное выражение почти пропало из его глаз.

— Теперь легче? — спросила Инис.

Он кивнул. Потом сказал:

— Спасибо.

— Я так и думала. Там все пропахло Игрейновым воинством.

Райярр слабо усмехнулся в ответ. И с нежностью сжал пальцы сестры — быстро, всего на несколько секунд. С неудовольствием обнаружив, что его собственная рука еще дрожала.

— Рай. Что на этот раз? — уже серьезно спросила Инис.

— Ничего. Инис, все хоро…

— Знаю я, что у тебя все всегда хорошо! Что, Райярр?

— Неважно, — пробормотал он. — Инис, правда… Не надо.

— Не хочешь рассказать?

— Нет… Прости.

— Ладно, — сдалась девушка. — Просто говорят, что иногда помогает, если рассказать другим.

— Некоторых вещей тебе лучше не знать, — вздохнул Райярр, поднимая лицо к небу.

— Уж как-нибудь бы справилась, — проворчала Инис, глядя на темный силуэт мага рядом. Хорошо, что было темно, и он не видел ее глаз. — Пойдем, Райярр. Посидим вместе. Я знаю, где тебе будет удобнее, чем в этих северных шатрах.

Маг согласно кивнул и последовал за ней, машинально потерев запястья — там, где под рукавом плаща прятались невидимые шрамы от магических оков.

Сидя на краю пустой повозки, они смотрели на звезды и болтали — обо всем и ни о чем.

— Почему ты так гонишься за историями, Инис? — спросил Райярр.

— Мы уже говорили об этом, — заметила она.

— Но я так и не понял! Разве ты с твоим талантом не можешь сочинить сама? То, чего еще никогда не было?

Инис фыркнула.

— Разумеется, могу! И, вообще-то, я так и поступаю. Жалок был бы тот менестрель, которому непременно нужны были бы реальные приключения для вдохновения.

— Тогда почему?

— Потому что некоторые события просто обязаны быть воспетыми! Описанными, увековеченными, рассказанными. Некоторые события непременно должны стать историей.

— Даже если потом в ней не останется ни грамма правды?

— Даже так! Даже если они превратятся в легенду. Пусть правда уйдет — останется что-то иное, не менее важное. Что-то другое. Чувства. Стремление. Душа. Память о человеческой силе. Или хотя бы мечта о ней.

— Ради этого?..

— О да! Оно того стоит, Рай. И если такие события происходят, я не хочу их пропустить. В конце концов, уж лучше я их опишу хорошими стихами, чем кто-нибудь еще — дурными.

Райярр рассмеялся.

— Да уж, понятно, почему народ любит твои песни, они действительно хороши. А ты так эмоционально ни о чем больше не говоришь.

Инис хотела было сказать, что больше ничего на свете того и не стоит, но тут Райярр добавил грустно:

— Но как же быть с тем, что всегда остается за текстом легенд? Всегда, всегда остается за текстом… — он прерывисто вздохнул. Инис нахмурилась. Потом отошла куда-то в сторону и вернулась с маленькой фляжкой, обтянутой коричневой кожей.

— В хороших легендах все это есть, Рай. Оно там есть. Хотя бы между строк. На, выпей.

— По-моему, ты не совсем поняла, о чем я.

— Нет, я поняла. Но отчасти… отчасти это так.

— Наверное. Что это? — поинтересовался маг и, не дожидаясь ответа, не колеблясь, отпил из фляжки.

— Оно тебе поможет, — сказала Инис, наблюдая, как он без тени сомнения сходит в ее ловушку. Если бы Инис лучше разбиралась в человеческих чувствах, она поняла бы, что ей хочется плакать.

— Прости, брат, — тихо сказала она, подхватив его до того, как он упал, и бережно уложила головой на свой свернутый плащ. Райярр, боевой маг, был невосприимчив ко многим ядам… но только не к этому снадобью. Не к этому его варианту, который, наверное, всего несколько человек на свете и умеют готовить.

— Прости… Но я не могу иначе. Я знаю, к чему ты стремишься. Знаю, что ты хочешь спасти всех, весь мир… Ты такой. Но меня не волнует мир, если в нем не будет тебя… брат.

Инис протянула к нему руку. И вспыхнула красным светом сеть заклинания. Вспыхнула Инис — ее глаза, ее кожа, ее волосы — все отсвечивало этим светом. Красным светом магии, видеть который было некому.

Когда ты пытаешься проникнуть в чужую память, это вовсе не похоже ни на чтение книги, ни на те магические движущиеся картинки, что так любят показывать на ярмарках в лирианских деревнях. Нет, это ощущение не имеет ни формы, ни цвета, но если искать аналогию, то больше всего это напоминает огромный сияющий дворец из солнечного света и музыки, бесконечно сложный, бесконечно прекрасный. И, вглядываясь в его структуру, путешествуя по его бесчисленным комнатам, ты можешь найти нужную информацию, увидеть и почувствовать, узнать все, что тебе было нужно.

Опоив Райярра зельем, лишившим мага возможности защитить свое сознание, Инис могла рассмотреть его память сколь угодно далеко. Почти. Глубже и зайти сложнее, а действие зелья тоже не длится вечно. Впрочем, она бы и не стала: остатки совести говорили Инис, что не стоит смотреть то, что Райярр не счел нужным показать. Помимо нужного для дела. В конце концов, с самого детства Инис усвоила, что люди очень не любят, когда ты знаешь о них больше, чем им бы хотелось.

Райярр никогда не простит мне этого, с грустью подумала Инис. Но подумала как-то отвлеченно, будто не допуская эту боль до живого сердца.

Пусть не простит. Но живой.

Инис шла по дворцу его памяти.

Вместе с ним она разглядывала и изучала новую рандаирскую землю.

Вот оно как, когда не война.

Она бродила вместе с братом по незнакомым деревням. Украдкой колдовала. Видела улыбку малыша из Ирша и почувствовала тепло в груди — тепло было не ее, а Райярра. Его взгляд на мир. Его боль. Его доброта.

Она видела, как он возводил заклятие, удержавшее своды святилища. И чувствовала каждый взгляд, с ненавистью брошенный на нее. Райярр ненависти не испытывал: он ко всему относился с каким-то непостижимым чуть печальным терпением — он знал, ради чего пришел сюда. Знал, что делает. И о том, почему эти люди стали такими — тоже знал.

В конце концов, я это заслужил.

Она чувствовала его боль — его боль, когда в него, опутанного сетью, им же спасенные люди вонзали клинки. И собственную ярость, когда узнала того, рыжего, с которого все и началось, а ведь Райярр, кажется, так ничего и не понял…И ясно, что́ бы он об этом мальчишке сказал.

Он ведь не знал, Инис, не знал, что это я, в чем его вина.

В том, что если бы и знал, это ничего бы не изменило, брат мой.

Инис видела, как он брел в темный лес. Вместе с ним знала, что он умирает. И потом вдруг — маленький домик на поляне в лесу. Суровая женщина, казавшаяся Райярру очень красивой.

Она как солнечный свет…

Женщина звала его"Ярр".

Дальше все перемешалось, и Инис пришлось распутывать клубок иначе, найти новый ход в этом хрустальном дворце, поднявшись на несколько уровней выше. Впрочем, все уже стало ясно.

Женщина по имени Байлар, с книгой, которую называла Сегвией.

"Значит, это она. Значит, он видел Книгу Ааши. Но почему сказал, что нет? Райярр не врал…"

Инис снова стала перебирать комнаты дворца, пытаясь отыскать нужную нить. Однако внезапно мир перед ее восприятием покачнулся, помутнел и распался.

"Ясно", — подумала Инис, пока свет заклинания понемногу гас вокруг ее тела. Райярр был силен. Зелье перестало работать — очень быстро. Он проспит еще некоторое время, но теперь так просто к нему в память не попасть. Слава Вышним, главное все равно узнать успела.

Инис соскользнула с повозки, на прощание ласково коснувшись Райяррова плеча.

"Сожалею… Но не раскаиваюсь, брат".

— Я даже не сомневался в тебе, Белый Менестрель, — спокойный насмешливый голос Лайонелла пах издевкой и довольством. — Умница. Не буду спрашивать, как ощущения. Просто передай информацию сюда.

Инис не шелохнулась. Дождавшись, пока Лайонелл вопросительно поднимет брови, холодно сказала:

— Не так быстро, Хантор. Откуда я знаю, что ты не убьешь Райярра после того, как получишь его воспоминания?

— О, я могу дать тебе слово.

— Твое слово ничего не значит.

— Я могу поклясться.

— Не ерничай. Лайонелл Хантор, у тебя есть Черный Свиток с магической подписью Райярра. Это — твое средство держать его в узде и единственный способ убить его в любой момент. Уничтожь Свиток прямо сейчас. Только тогда я отдам тебе то, что увидела в памяти брата.

— Но откуда я знаю, что ты меня не проведешь?

— О, ты ведь универсал, или я что-то путаю? Ты узнаешь, если я солгу.

Лайонелл помолчал, разглядывая девушку-альбиноску.

— Хорошо… — сказал он наконец. — Черный Свиток… я помню, как их создавали. Тогда нас было шестеро… Шестеро и старый маг. Ты увидела Свиток в памяти Райярра?

— Достаточно было просто пошевелить мозгами, — с презрением сказала Инис. — Уничтожай.

— Готово.

Инис прислушалась к миру вокруг и, убедившись, что это правда, сквозь зубы процедила:

— Лови.

Чуть изменила характер связи между ними и одним мощным потоком, одной лавиной информации обрушила на мага украденные у Райярра воспоминания. Со злорадством смотрела, как противник покачнулся и побледнел, но, к его чести, все же устоял.

(А самые личные Ярровы моменты Инис все-таки от него скрыла. Зная, что, увидев желаемое, он не станет в этом разбираться).

— Подавись, Лайонелл Хантор.

— Благодарю премного, уважаемая Инис Верделл.

Он церемонно поклонился и снова скользнул по ней противным, оценивающим и нахальным взглядом. На этот раз в нем было нечто, похожее на любопытство.

— А ты оказалась… интересной. Еще увидимся!

— Надеюсь, нет. Я буду проклинать тебя каждую свободную минуту, — язвительно откликнулась девушка.

— Ничего, так еще интереснее! — весело отозвался маг, растворяясь в воздухе.

Когда его изображение окончательно исчезло, Инис трижды пнула ни в чем не повинное дерево.

"Лайонелл Хантор, я ненавижу тебя, ублюдок. Ненавижу".

Небо над нею медленно светлело.

***

— Байлар?

По бледно-голубому, чуть подсвеченному заходящим солнцем теплому небу плыли белые облака. Рваные, светлые и невесомые, они проплывали плавно и быстро, они безмолвно спешили куда-то вдаль, а девушка внизу смотрела на них молча и неподвижно.

Байлар стояла так до тех пор, пока не стало казаться, что это весь мир проплывает мимо нее вместе с облаками, деловитый и изменчивый. Небо было похоже на стремнину, на реку, только текущую выше сосен.

Протянешь руку — и сможешь коснуться воды.

— Ты снова думаешь о нем? О Я…

— Я вообще о нем не думаю, Сег, — отрезала девушка, наконец пошевелившись. Критичным взглядом окинула свежесложенную поленницу, добавила к ней последние остро пахнущие свежим деревом дрова, и направилась домой, вонзив топор в положенную колоду. По пути стянула перчатки из толстой светлой ткани, недовольно поморщившись: Байлар не очень-то любила подобную работу. Если ты врач, полагающийся не только на магию, но и на простую медицину, то тебе непременно нужно беречь руки, чтобы они не утратили чувствительность и ловкость пальцев. Руки — твой самый ценный инструмент… Ну, конечно, не считая магии. Но холода не за горами, и делать было нечего — нужно было запастись топливом для печи.

— Ты и секунды не колебалась с ответом, — заметила Сегвия.

Байлар, вздохнув, присела на крыльцо. Снова устремила взгляд на небо — сосредоточенный и невидящий взгляд.

— Понимаешь, Сег… Если честно… Я ведь врач, Сег. Меня учили этому с самого детства. Едва заговорив, я уже видела дедушку и его больных. Ты можешь им сочувствовать, но… всему есть свой предел. Потому что ты врач. Ты… привык к смерти, во всяком случае, насколько к этому можно привыкнуть. Это не равнодушие, но что-то, возможно, к нему близкое. Что-то, что позволяет тебе держаться. Позволяет помогать другим. Каждый не спасенный пациент — рана. Но не смертельная. Это твой крест врача. И я всегда была такой. Но… Сег, почему тогда, почему в этот раз мне показалось, будто, если он умрет — и моя жизнь закончится тоже?

Сегвия сидела на перилах и смотрела на нее. Воздух пах осенним беспокойством, палой листвой и предчувствием скорого конца. Закономерного завершения очередного цикла в бесконечном ряду бесконечных лет.

— Зачем именно он? — с тоской прошептала Байлар. — Из всех людей на свете, почему это должен быть именно он?

Райярр проснулся от того, что солнце немилосердно жгло ему глаза сквозь сомкнутые веки. Вынырнул из сна, будто из вязкого омута, и сначала не понял, где он находится и что происходит вокруг.

Вокруг суетились северяне, что-то все время крича, и Ярр не мог уловить смысла их слов. Голова болела; болело, собственно, все тело; и воспоминания о вчерашнем дне, как оказалось, упирались в тот момент, когда Ярр взял у Инис фляжку, на этом все и заканчивалось.

Фляжка. Фляжка. Снадобье в ней.

— Проклятье!

Мысли в мозгу ворочались неохотно, со скрипом и ворчаньем, как старые, проржавевшие насквозь шестерни. Но даже так Ярр почти сразу понял, что́ произошло. И еще, что могло произойти.

Байлар! Если Инис… Если Инис… Проклятье!

Чертыхаясь сквозь зубы, Райярр кое-как сполз с повозки. Осел на землю. Усилием воли и рядом проклятий с трудом заставил непослушные ноги держаться относительно твердо и идти относительно прямо. И направился к Инис — на звуки лютни, не обращая внимания на осторожные подколы Игрейновых воинов, неверно истолковавших причину его состояния. Насмехаться открыто они опасались — мага побаивались, питая уважение к его боевым качествам.

Инис его ждала. Она отложила лютню и спокойно встала ему навстречу, и лишь движения ее рук на пару мгновений показались немного напряженными.

— Ты рылась в моей памяти!

— Это было необходимо, — она слегка склонила голову. — Прости, Райярр.

— Зачем, Инис? Почему ты предала меня? — спросил маг. В его голосе было больше боли, чем ярости.

— Я…

— Необходимо, это значит… Кому? — Инис постоянно двоилась в его глазах, что ужасно мешало думать.

— Лайонелл Хантор.

— Тысяча Падших! Лайонелл! Проклятье! Они же теперь найдут ее…

Райярр скрипнул зубами и, гневно что-то простонав, вдруг сам на себя обрушил черно-сине-зеленое заклинание. Инис вздрогнула, будто ударили ее. Зато в голове у Ярра прояснилось.

— Инис, я беру твою лошадь, — отрывисто сказал маг, и тут же призвал животное, даже не пытаясь скрыть вполне визуализированную магию. Посмотрел на сестру, будто что-то еще хотел сказать, но передумал, и, вскочив на лошадь, пустил ее галопом, только плащ и взметнулся за спиной.

Инис с минуту смотрела ему вслед. Потом отвернулась, вернувшись к лютне. Лицо альбиноски было спокойным; и только где-то глубоко-глубоко внутри дрожало странное горькое чувство.

Когда она приоткрыла дверцу, из печи в лицо пахнуло жаром. Байлар ухватила форму и поочередно вытащила из печи два круглых больших хлеба. Дом тотчас наполнил дразнящий запах. Сегвия в облике какого-то пушного зверька возбужденно замельтешила вокруг, привставая на задние лапки и быстро дергая маленьким белым носиком. Сегвии не нужно было ни есть, ни пить; жизнь в ней поддерживали магия, свободным потоком вливающаяся в книгу через ее связь с Байлар, и ее собственное волшебство. Тем не менее, Сег всегда интересовалась всеми этими вещами, доступными живым. Воздухом под твоими крыльями; холодом снега и жаром огня; звездным небом летними ночами и запахом только что вынутого из печи хлеба. Сегвии нравилось быть живой.

Байлар невольно улыбнулась, вспомнив, как забавно удивлялся Ярр, наблюдая это. Ярр…

Нет. Его зовут иначе. Вот так, даже имя его иное.

Все было лишь ложью, а даже если и нет — бывают вещи, через которые переступить нельзя.

И дело не в том, что ты все еще живешь в той войне. Нет. Война закончилась восемь лет назад. И не в том, что страдаешь от боли потери. Нет. Для этого ты слишком черствый человек. Или просто уже научилась жить с тем днем, в котором живешь.

Только между тобою и тем, назвавшимся Ярром, ‒ пропасть размером в целый мир. Не перешагнуть. Не навести мосты. Не исцелить. По ту сторону — человек с янтарными глазами. И, может быть, было бы легче считать его лжецом. Подлецом. Безжалостным убийцей. Врагом. Да. Может быть, было бы легче обмануть себя.

Может быть.

— Байлар, там люди, — вдруг прошептала Сегвия, в мгновение ока трансформируясь, и уже взлетая со стола, взмахнув белыми крылами. — Много, много людей! Опасно!

— Ясно! — Байлар оставила хлеб в покое и потянулась за своим ножом. — Что будем делать?

Сегвия прислушалась к происходящему. В ее восприятии, нисколько не похожем сейчас на человеческое, в паутине связанных с нею силовых магических линий, все настороженно вибрировало.

— Бежать, — произнесла она. — Их очень много, Байлар.

— И они идут за нами, — кивнула девушка и, не теряя ни секунды, сунула нож за голенище сапога, схватила с полки небольшой мешочек и выбежала из дома.

— Уходим, Сег!

Взмахнув крыльями, сквозь которые просвечивали солнечные лучи, Сегвия поспешила за хозяйкой, один раз оглянувшись на маленький домик.

Когда-нибудь они пожалеют. Позже. Да, им станет немного жаль этого дома в лесу, который они любили, уютного и обжитого. И будет не хватать этих сосен, налаженного быта, и более всего — знакомых с детства пациентов. Но в глубине души Байлар всегда знала, что такое могло произойти. Маленький мешочек на полке не зря дожидался там своего часа.

Но это — потом. Когда удастся спастись. Если… если удастся.

"Чушь!" — решила волшебная книга и устремилась за Байлар — в чащу Великого Леса.

Райярр гнал лошадь во весь опор. Широкие рандаирские дороги извивались перед ним песочно-желтыми лентами, в панике убегая из-под копыт несчастного скакуна. Города и деревни проносились мимо в одном калейдоскопе размытых цветов и обрывочных звуков, но Райярр их вовсе не различал. Маг понукал лошадь, маг спешил, как мог, маг слышал только свист ветра в ушах, и плащ хлопал за его спиной, как сердитый коричневый парус.

Байлар бежала через лес, продираясь сквозь сухие ветки, колючие заросли и жгучую боль в груди. Мир вокруг пульсировал в такт биению сердца; ветви цеплялись за одежду и царапали лицо. Сжав зубы, Байлар неслась вперед. Она знала, что ни за что не сдастся и ни за что не позволит себе остановиться. Она спиной чувствовала погоню — взмокшей от пота спиной. Деревья мелькали вокруг в невообразимом хороводе. И чертова юбка постоянно путалась в ногах.

Цветные лоскуты окружающего мира совсем потеряли для Райярра свое значение, они мельтешили где-то там, по краям, едва улавливаемые взором. Ему же оставалось только мучительно ускользающее время. Только желание успеть. Только беспокойство. Время от времени он осторожно прикасался к шее коня, со вспышкой зеленой магии вливая в него жизненные силы, и заодно стараясь исправить тот вред, что вынужден был причинить. О собственном состоянии маг не думал. Он хотел одного — успеть."Байлар!"

"Там. Там они не смогут меня поймать". Лес укроет. Лес защитит. Лес сливался перед ее глазами в единое зеленое пятно, упирающееся в небо. Дыхание разрывало легкие; разрывало Байлар; разрывало Вселенную. Она уже давно не могла ни о чем думать, не могла ничего решать. Она могла лишь бежать — перепрыгивать через корни, огибать завалы, больше не заботясь об одежде и не обращая внимания на израненные ноги и кровь на щеках. Просто бежать. Лес — поможет.

"Ни за что не позволю… Ни за что не позволю Байлар… Но!"Успею. Должен успеть. Успею.

"Ни за что… Никогда… не остановлюсь… Лес… В лес…"

"Байлар!"

И вдруг — коряга. И свинцовые от усталости ноги ее не осилят…

Как будто лес — предал. Пролетев несколько метров, Байлар со всего маху шлепнулась оземь. Сначала ничего не ощущала, кроме боли и обиды. Потом разглядела ржавые хвоинки перед самым носом. И чудом выжившего при ее падении рыжего муравья. И заплакала — больше от ярости и все еще кипевшего в крови адреналина, чем от боли или усталости.

Потому что ясно было, что на этом ее путь закончен.

… Райярр спрыгнул с коня у самого крыльца ее дома. Рывком распахнул дверь — без особой надежды: он уже прекрасно видел, что земля вокруг истоптана множеством всадников. Даже маленький, некогда такой аккуратный огород Байлар.

В доме было пусто, очень тихо и довольно темно. Пахло свежевыпеченным хлебом — уютно и по-домашнему, и круглая булка белела в углу, закатившись под стол. Над перевернутой вверх дном мебелью и разбросанными склянками медленно фланировали пылинки.

Несколько мгновений маг молча смотрел на покинутую комнату. А потом со всей силы ударил кулаком в дверной косяк.

Заходило солнце, прячась за верхушки сосен, и оттуда бросало на мир алые отблески. Воздух стал розоватым, волосы Ярра — совсем красными, а глаза его — темными, почти вишневого цвета. И нож в его руке отражал пламя заката — будто лезвие было уже в крови.

На закате маг вышел на крыльцо до боли знакомого дома. На пару мгновений застыл, размышляя. И затем, выбрав подходящий участок земли, стал сосредоточенно вычерчивать ножом сложную схему заклятия.

Магия бывает разная. Но и управлять ею, как известно, можно по-разному. Самая естественная, почти не требующая от чародея усилий,"интуитивная магия"даже не видна глазу обычного человека. Другая требует расчетов и вспомогательных средств. Маги плетут заклинание, используя волю и разум, улавливая потоки магии, пропуская их через себя и трансформируя. Иногда они могут помогать себе жестами, иногда укреплять свое плетение словами. Такие чары обычно видны даже не-магу, если их не скрыть, и имеют особую подпись, имя творящего мага, — говорят, это возникает от того, что заклинатель своей душой и волей вмешивается в устройство мира и изменяет его. Маги некоторых видов способны заключать свое волшебство в свитки — и большую часть таких свитков могут использовать даже не обладающие магическим даром люди — так работает почти вся техника, так живет цивилизация. Маги могут усиливать и самих себя, облегчая себе жизнь с помощью различных артефактов. В некотором роде, к ним можно отнести даже магические книги. Но есть ряд заклятий, которые требуют от чародея визуализации — и тогда часть заклинания творящий будет рисовать, сплетая воедино материальное и нематериальное, видимое и невидимое, реальное… и то, что есть лишь в его воображении.

…Как Райярр, который для своих чар использовал саму землю. Иногда он шептал слова давно мертвого языка — этот язык жил теперь лишь в устах магов, да частично — в своих отдаленных потомках, современных языках. Ярр проводил точные линии, осторожно и уверенно, и с лезвия ножа то и дело сыпались красные магические искры. Некоторые из них, оседая в оставшиеся после ножа бороздки, так и продолжали гореть.

И когда последняя линия была нарисована, а узор завершен, Ярр распрямился в полный рост, а схема вокруг него вспыхнула ярким красным светом.

Сделав глубокий вздох, маг резко произнес длинную фразу на лиринарском языке, все еще сжимая в ладони рукоять ножа, но закончил уже на обычном, аранском:

— Айнаятте Райярр Кайнен, вызываю Лайонелла Хантора.

Красный свет заклинания на миг вспыхнул ярче, чем закат, а затем совсем погас. Но перед Ярром возникла призрачная фигура черноволосого мужчины в дорогом, отделанном золотом камзоле, идеально подогнанном под его не менее идеальную фигуру.

— Райярр, какой сюрприз. Мне кажется, уже прошло немало времени с тех пор, как…

— Где девушка? — перебил его Ярр. — Куда ты забрал Байлар?

Усмешка Хантора стала, казалось, еще добродушнее — и еще чернее стали его угольные непроницаемые глаза.

— Ее у меня нет.

— Ты лжешь. Тебе Инис передала украденную информацию.

— Но девушки у меня нет. Спроси свою вероломную сестрицу, может быть, она кому-то еще продала твой ценный опыт.

Райярр скрипнул зубами.

— Хватит, Лайонелл. Я прекрасно знаю, что ты вынудил Инис сделать это. Я даже догадываюсь, чем именно ты ее запугал. Отпусти Байлар. Лайонелл, начать с того, что ее книга — не Книга Ааши, которая тебе, очевидно, нужна. Отпусти Байлар…

— Или? — Лайонелл склонил голову, с ленивым любопытством разглядывая Райярра. — Будешь угрожать мне, Кайнен? Чем же? Вернешься в Аран и станешь чинить мне неприятности?

Райярр ответил ему спокойным взглядом.

— Я бы мог, — сказал он ровно.

— Ты — лишь один жалкий маг. Тебе ведь однажды указали твое место, разве ты забыл его?

Райярр только улыбнулся, и в этой улыбке было больше угрозы, чем могли бы нести любые слова.

— И мы оба знаем, кто из нас одержал бы победу в открытом бою, — сказал Хантор.

Райярр прищурился.

— То есть, как я и подозревал, Инис обставила тебя. И заставила уничтожить мой Черный Свиток. Что же, Лайонелл, ты так хочешь померяться силами? И посмотреть, что один жалкий маг сможет успеть до встречи с тобою?

С минуту мужчины молча смотрели друг на друга.

— Как интересно, — наконец промолвил Лайонелл Хантор. — Если бы ты проявлял такое же рвение десять лет назад на поле боя! Правда, оно ничего не изменит. Потому что девушки у меня нет.

Вишневые глаза Райярра вдруг озарились рубиновым светом — на какую-то долю мгновения.

— Так. Ты говоришь правду, — с некоторым удивлением в голосе признал он.

— А почему бы и нет? — Лайонелл приподнял брови. — Не каждый день внезапно выходит на связь старый товарищ. Да еще вызывая таким, хм, — он поморщился, — невежливо мощным заклятьем.

— Но если Байлар не у тебя… — Райярр нахмурился, быстро раздумывая. — Я видел следы и знаю, что ей не удалось уйти.

— Но ведь следы не говорили тебе, что именно мои люди ее схватили, не так ли?

–…Либо кто-то еще узнал о ней, что маловероятно. либо… Учитывая, что ты сейчас разговариваешь со мною, даже решив, что я тебе угрожаю… Лайонелл, неужели кто-то сумел шпионить за самим великим тобою? И обвести тебя вокруг пальца? Ого!

— Я всегда любил в тебе твою скорость мысли, Райярр.

— Так кто же? Тебе, конечно, уже известно, кто?

— Ты его знаешь. Мардаган. Ожидаемо, верно?

— Твой оппонент в борьбе за власть в Совете. Да, я его помню. Неприятный тип.

— Конечно, сам он себя подобными делами утруждать не станет. Кто-то из его марионеток.

— Лайонелл. Кто?

Непрозрачные, будто поглощающие свет глаза Хантора вперились в собеседника, цепко, сильно; так мускулистый доберман смыкает челюсти на пульсирующем горле жертвы.

— А она очень дорога тебе, не так ли, Райярр?

— Я просто… ее должник, — сухо ответил маг.

— Ну-ну, — неопределенная улыбка бродила на лице Лайонелла, не отражаясь во взгляде. — Ты же понимаешь, что если я тебе сейчас скажу, где эта девушка — ты станешь лишь пешкой в моем плане?

Райярр поднял голову.

— Говори.

И Хантор усмехнулся.

— Бирданг, замок Эльбир. Она будет там, Райярр.

Когда изображение Хантора исчезло, и заклинание, вспыхнув в последний раз кроваво-красным цветом, погасло и рассеялось, Райярр без сил осел на землю. Подумал несколько минут, прислушиваясь к шепоту сосен. Потом встал, подобрал отброшенный было нож, затоптал рисунок заклятья и двинулся прочь. Нужно было найти людей, нужна была новая лошадь.

— Плевать я хотел на тебя и твои планы, Лайонелл Хантор.

"Только Байлар вмешивать в ваши игры не позволю".

***

В полутьме круглой комнаты на самом верху высокой башни было тихо и тепло. Едва заметный смолисто-цветочный запах исходил от курящихся белым дымом тонких палочек — дорогие благовония с самого юга Фииранда, равных им не было по всей земле. Свет, падающий из забранных изящным деревянным плетением окон, делился на полу на ромбы и квадраты, серебристо-серые там, где пол был мраморным, багряные там, где лежал мирандский ковер. Один из ромбов попал на сомкнутые пальцы хозяина комнаты — длинные старческие пальцы с чуть распухшими суставами, унизанные дорогими, тяжелыми перстнями.

Впрочем, глубоким стариком он, конечно, не был. Да при желании мог бы использовать совсем немного чар — и выглядеть на тридцать. А срок жизни для Высших магов и вовсе не проблема. Для некоторых Высших магов…

Тихонько скрипнула дверь — без всякого предупреждения слуги с той стороны. Таким образом, да еще в этот час, сюда являлась только она. И точно: несколько легких шагов — и ромбы света расчертили тяжелый подол расшитой замысловатым орнаментом бордовой ткани.

— Лорд Мардаган.

Будь он на двадцать… хотя бы на десять лет моложе, несомненно, он тоже попал бы под очарование этого низкого голоса с его музыкальными переливами. Возможно, она прекрасно поет… если б нашелся хоть кто-то, кто рискнул бы спросить ее и осмелился бы услышать ответ.

— Миледи.

Жестом предложил ей кресло напротив, не менее удобное, чем его собственное. Женщина в бордовом платье изящно в него опустилась.

— Как идут дела?

— Все идет как должно. Как оно и было запланировано… Скоро книга будет у нас.

— Что предпринял Хантор? Он ведь поймал вашего шпиона?

— О да! — Мардаган снова переплел свои длинные пальцы. — Конечно! Мне даже интересно, что он станет делать дальше. Каков будет его ход? Привлечет ли он на свою сторону Кайнена?

Ее накрашенные губы презрительно изогнулись.

— Райярр Кайнен никогда не объединится с Лайонеллом. Скорее небо падет на землю.

— Но он не останется в стороне.

— Даже если так, что он сможет? Райярр Кайнен — всего лишь идеалист, глупый идеалист, возомнивший себя выше всего, происходящего на бренной земле. Даже имея руки по локоть в крови… Он ни за что не станет сотрудничать с Лайонеллом Хантором, и потому банально не поймет, что происходит. В лучшем случае явится к Хантору требовать с него ответ и там героически погибнет. В худшем… в худшем он просто ничем не сможет навредить нашему плану.

— Но он сильный маг…

— Не он один, — резко сказала женщина.

— Но вернулся же он работать в лабораториях Ассоциации, — после паузы произнес Мардаган. — После всего.

— Лорд Мардаган. Райярр Кайнен — не ваша забота. Даже с его силой… один человек не может изменить мир, вам ли не знать. Пусть он и маг. Думайте лучше о Лайонелле Ханторе, потому что он здесь самый опасный противник.

Она подняла подбородок и продолжила:

— Я дала вашему вассалу такое оружие против Райярра, что действует лучше самой смерти. Он не сможет вам помешать. От вас, мой лорд, я хочу одного: чтобы все прошло гладко. Тогда вы получите свой пост Верховного в Совете, а я — Книгу Ааша и лаборатории. Помните об этом.

— Я помню, миледи, — ответил Мардаган.

— Все лаборатории, милорд. Полным составом. Включая и Райярра Кайнена, если он останется жив.

— Так оно и будет.

— Благодарю, милорд, — чуть склонив голову, она легко поднялась с кресла. — Рада была услышать, что все идет хорошо.

Шурша складками платья, гостья направилась было к двери.

— Вы действительно так ненавидите его? — вполголоса поинтересовался Мардаган. Женщина остановилась.

— Нет, господин, — ответила она. — Кайнен не стоит моей ненависти. Но если он окажется препятствием на моем пути — я сокрушу его. Как и любое другое препятствие.

С этими словами она покинула комнату. Мардаган вслушивался в затихающие шаги с легкой улыбкой на лице. В каждом стремительном движении этой женщины — столько изящества. В каждом слове — столько яда. Невероятно, это действительно — она? Та же, что и десять лет назад? Та же, что на поле битвы?..

Инис раздраженно захлопнула толстую книгу с пожелтевшими от времени страницами. Фолиант сердито плюнул в ответ облачком мягкой пыли.

— Бесполезно. Все это бесполезно.

— И что теперь делать? — тут же поинтересовалась Игрейна, бывшая неподалеку.

Инис хмуро уставилась на обложку книги, из коричневой мягкой кожи.

— Ты доверяешь этому Баарсу?

— Ну как… Он ни разу не присоединялся к тем родичам, что пытались меня отравить, — рассудительно ответила Игрейна. — Так что, пожалуй, да. Относительно.

— Мы должны вернуться в Даанай. Ты посмотришь, как оно там, твое королевство. Я посмотрю, кто такой Баарс. И даже если он не сможет снова пробудить осколок, я пущу в ход свою магию Знания. Может, найдем что-то новое.

— Бесславное возвращение, — протянула Игрейна.

— Назови это разведывательной миссией, — предложила Инис. — Нет, здесь это сейчас бесполезно. Тем более, мы разворошили здешнее осиное гнездо. Этот Лайонелл Хантор…

Инис бросила книгу на стол, и теперь в ее взгляде была почти полноценная ненависть. Не то чтобы Инис действительно так злили собственные неудачи. Но, помимо того, что Книга Ааша уплывала из ее рук, еще был поистине невыносимый Хантор. Пожалуй, первый человек в жизни Инис, которого она действительно ненавидела. Его проклятая самодовольная ухмылочка проступала сквозь страницы книги, которую девушка читала, мешая сосредоточиться на деле. Его козни виделись теперь везде, причем, с большой вероятностью, эти подозрения не были обычной паранойей, а вполне отражали реальное положение дел.

…А еще Лайонелл Хантор был одним из тех, кто сделал с Райярром десять лет назад… те страшные вещи.

— Да что тебе этот Лайонелл Хантор? — пробормотала Игрейна немного обиженно. На самом деле, она уже смирилась с необходимостью вернуться, и даже прикинула в уме всевозможные от этого возвращения плюсы, но отступать так просто не хотела.

— Раскинь мозгами, Ваше Величество, — вздохнула Инис. — Ты должна о нем знать, в конце концов. И как ты ведешь свои дела с Араном?

— Не люблю политику, — заявила Игрейна. — Особенно вашу, южную. У нас, в конце концов, до сих пор все иногда делается куда проще и честнее. Я в это вникаю лишь по долгу службы — раз уж пришлось быть королевой.

— Ты сама сражалась за этот пост.

— Потому что лучше я, чем те, кто мог бы быть на моем месте, — неожиданно серьезно ответила Игрейна, — я люблю свою страну, Инис Верделл. Я хочу сохранить нашу культуру и защитить спокойную жизнь наших людей.

— Спокойную? На Севере-то? — удивилась Инис.

— По нашим обычаям. Такую, к какой мы привыкли. Я стараюсь ради этого, менестрельша, хотя по-прежнему люблю хорошую драку куда больше, чем всю эту вашу политику. Эх, жаль, что твой странный брат ушел. Вот уж с кем я бы смахнулась, — голос Игрейны стал почти мечтательным.

Инис только фыркнула. Королева продолжила ходить туда-обратно.

— Ну ладно. Я знаю, что и в Аране, и в Лирии на самом деле правят маги, а Наместники, в общем-то, — всего лишь формальный титул да пышный двор. В Аране все решает Совет, в который входят и маги и не-маги, но уже долгое время главой Совета и самым влиятельным его членом был один из Высших магов, глава Ассоциации. Официально, если дела ведутся не с Наместником, — то с ним, этим главою, Верховным. Но ходят слухи, будто этот глава стар и немощен, и уже давно — лишь марионетка в руках молодого и энергичного бывшего боевого мага… Лайонелла Хантора.

— Да, — Инис кивнула. — Знатный, успешный и могущественный, герой последней войны, хитрый, как змея… Ты слышала о"Боевой Шестерке"?

— Конечно! Кто о ней не слышал, даже у нас. Ваш лучший отряд боевых магов-универсалов, иногда их звали Черной гибелью, иногда — Посланниками Смерти. Всего-то шесть человек, но в конце войны одно упоминание о них вселяло в людей такой страх, что многие были готовы сдаться без всякого боя.

— Верно, — сказала Инис. — Так вот Лайонелл Хантор был сильнейшим из Шестерых.

— Сильнейшим?

— Да. Даже мой брат уступал ему в мощи черной магии.

— Твой бра… твой брат — тоже маг"Шестерки"?? Оо, Ледяные боги! Но ведь он без всякой магии, своими руками… Когда мог бы нас всех в пыль стереть, особо не напрягаясь! Вечные Льды, и я упустила возможность с ним сразиться! — Игрейна вдруг остановилась. — Но, Инис, он же совсем не похож на какого-то монстра!

— Райярр не монстр, — грустно усмехнулась Инис. — А вот Лайонелл — вполне возможно. Старому Главе жить осталось совсем немного, и в Совете сейчас разгорелась жестокая борьба за власть и влияние. И если не будем осторожны, можем пасть жертвами в этой борьбе.

Игрейна еще пару раз прошлась по комнате в молчании, а потом сказала:

— Хорошо. Мы возвращаемся, выхода все равно нет. Я сейчас же отдам приказ.

Но, уже направившись к двери, королева северян помедлила и спросила подругу:

— Но, Инис. Вот что мне любопытно. Мои учителя не раз говорили мне, что, когда закончились Эпоха Чудес и Эпоха Великих Завоеваний, в Эпоху Единства и Рандаир, и Аран, и Лирия были одним государством, одной Империей. С общей историей, с общей культурой. Почему тогда столько веков они постоянно воюют друг с другом? Я могу понять войну; мы тоже всегда воевали — за спорные земли, за женщин, за фамильную честь, да мало ли еще за что. Но мы никогда не ненавидели друг друга так. Никогда не жаждали полного уничтожения противника. И ни разу мы не пытались… создать такую страшную боевую мощь, как отряд"Шестерки". Вы были одной страной, Инис. Ваши обычаи так похожи. Так почему?..

— Если бы я знала… — прошептала альбиноска, и ее обычно равнодушные алые глаза казались печальными. — Если бы я могла дать тебе ответ, Игрейна, не могла ли бы я узнать и то, как сделать этот мир лучше, чем он есть?

Бирданг — ветреная холмистая земля на северо-западе Лирии. Здесь нет крупных городов, люди чтут древние обычаи, поливают старинные камни вином на рассвете холодного дня, чтобы почтить своих богов; разводят скот и торгуют с Рандаиром, тем и живут. Здешний правитель, барон Бирданг, проживает в замке на одинокой горе. Замок называется Эльбир, он старый, как сама Лирия, но до сих пор содержится в идеальном порядке. Стены его по-прежнему высоки и крепки; рвы, окружающие его, полны водой; башни ремонтируются и перекрываются регулярно, и все защитные орудия всегда наготове.

Потому хозяин его, нынешний обладатель титула и лорд Бирданга, имел все основания считать себя в полной безопасности.

Барон был деятельным мужчиной сорока с небольшим лет. Он неплохо управлялся со своим феодом, хотя особенной хозяйственной сметки не имел. Обладал магическим даром, скорее ничтожным, чем просто слабым, в связи с чем с трудом и неохотой почти получил начальное магическое образование — просто потому, что в Лирии каждый уважающий себя владетельный вельможа был магом, или хотя бы мог похвастаться двумя-тремя великими колдунами-предками в своей обширной генеалогии. Или парочкой щеголеватых племянников в рядах столичной Лиррианской Ассоциации магов. Великого воина из Бирданга не вышло тоже — низенький и круглый, он, впрочем, был обучен военному делу на должном для лорда уровне, а с боевым молотом и вовсе неплохо иногда развлекался. Барон по молодости успел поучаствовать в последней войне — не слишком долго, потому что Лирия сначала вышла из войны, а потом стала союзником Арана — довольно пассивным союзником, но основные боевые действия переместились на территорию Арана, а затем — Рандаира, а Бирданг надолго Лирию не покидал. Своим коротким участием он, однако, весьма гордился, иногда любил поговорить за кружкой пива о побежденных врагах и собственной доблести, и вообще втайне считал, что его таланты недооценили, вот почему он всю жизнь вынужден провести в провинции, где только унылые холмы, меланхоличные овцы и завывающий ветер.

Лишь один сиятельный аранский лорд Мардаган действительно разглядел в Бирданге ценного союзника — так, во всяком случае, считал сам барон, очень обрадованный неожиданным заданием, которое счел проявлением высочайшего доверия.

На самом деле Бирданг был лишь мелкой сошкой в обширной сети подчиненных Мардагана (не такой, конечно, обширной, какую удалось создать Лайонеллу Хантору, но и она поистине впечатляла; если бы кто-нибудь кроме Мардагана способен был бы ее оценить). Барон оказался тем человеком, который был ближе всего к намеченной цели, имел в своем распоряжении достаточного размера военный отряд и связи на рандаирской границе. Потому Мардаган связался именно с ним, чтобы барон успел добраться до ведьмы Билланорского леса раньше, чем люди Лайонелла.

Барон успел. Барон поймал ее и привез пленницу в Эльбир. Вот только дальше возникли неожиданные проблемы. Книги у девушки не было; слуги Бирданга проверили все ее вещи, вместе и по отдельности, но ничего не нашли, говорить же девушка отказывалась наотрез. Бирданг был в замешательстве: он бросил рандаирскую ведьму в темницу и, вообще-то говоря, ожидал, что и без того испуганная деревенская девчонка все ему откроет. Девчонка оказалась упряма; прибегать же к настоящим пыткам барон пока не решался: даже ему было известно, сколь сложны бывают связи меж магом и его Книгой; навредив хозяйке, Книгу можно было не увидеть никогда, ведь вряд ли такая женщина сможет выдержать истязания и остаться в своем уме.

Потому барон поместил ее в особую тюрьму Эльбира — древнюю темницу, высеченную в скале глубоко под замком. Скала эта была из той породы, что поглощает магию — самой природой созданная защита от непомерного человеческого могущества. Для мага просто находиться в таком месте довольно мучительно — это будто лишиться вдруг зрения, или слуха, или возможности осязать. Говорят, чем сильнее маг, тем тяжелее для него терять магическую часть своего мироздания. Говорят, рандаирская девчонка весьма сильна.

Ничего, думал барон. Главное, она поймана. А теперь, если пленница и не заговорит — от господина Мардагана приедет посланник, эксперт в таких делах и могущественный маг. Сами все найдут и сами все узнают. А то и разрешат девчонку пытать — тут им и подсобить можно…

Так размышлял почтенный барон Бирданг, когда его покой внезапно нарушил, гремя оружием, бледный караульный со стены.

— М-мой лорд, н-на нас напали!

— Что? Кто напал? Сколько их? — Бирданг вскочил с места, уставившись на перепуганного парнишку-солдата.

— О-один, мой лорд, — едва слышно прошептал юноша.

— Что-о-о??

— Один! Это маг Райярр Кайнен, мой лорд!

— Райярр Кайнен! — Бирданг помнил это имя, еще с войны. И теперь барона предупреждали, что, возможно, придется иметь с ним дело. — Явился-таки! — прошептал Бирданг, опустив ладони на стол.

— Мы пытались в него стрелять, но это не помогает! Охранные заклинания не работают! Что нам делать, господин?

— Так. Впустит…

Снаружи раздался оглушительный грохот, потом — изумленные крики.

Бирданг мгновенно подбежал к окну, чтобы узреть, что огромные ворота его замка, пережившие не одно поколение баронов и не один десяток штурмов, превратились в груду щепок и обугленных дров.

— Так…

По двору спокойно шагал человек в коричневом плаще, без малейших усилий сметая мощнейшие охранные заклинания, равно как и стражников, набравшихся смелости возникнуть у него на пути. Впрочем, таковых становилось все меньше. И стреляли ему в спину все реже — и правильно, потому что нет смысла переводить стрелы на врага, черным пламенем сжигающего их еще в полете.

— Похоже, вы его здорово разозлили, мой лорд, — пролепетал юнец-караульный из-за баронской спины.

Бирданг смерил нахального мальчишку свирепым взглядом и прошипел:

— Вот и иди вперед и скажи ему, чтоб перестал все рушить, я уже иду! Пусть его пропустят в левый зал!

Юнец побледнел еще больше, но приказа не ослушался, в чем Бирданг убедился, выглянув по пути из окна: мальчишка действительно встретил Райярра внизу и поговорил с ним. Удивительно, но грозный черный маг несчастного паренька не то что не испепелил, но даже выслушал. Интересно, получается, верны эти странные слухи, будто убийца из"Шестерки"стал пацифистом?

Бирданг усмехнулся. И отправился вниз.

Райярр изучил барона внимательным взглядом своих будто светящихся странных глаз. А потом без предисловий сказал:

— Отпусти девушку.

И добавил, чуть подумав:

— Пока никто не пострадал.

Они стояли у высоких окон в левом зале, и на лица их падали отсветы ревущего во дворе огня. Там занялся пожар; суетились люди, таскали воду, песок и свитки соответствующих заклинаний. Суматохи было много, но Бирданг знал, что пожар пустяковый и скоро с ним справятся. Этот пожар серьезного вреда не принесет, но вот что насчет мага?

Бирданг заложил руки за спину.

— Иначе вы продолжите разрушать мой замок, господин Кайнен?

— Вроде того, — подтвердил Райярр.

Бирданг вздохнул.

— Не лучший способ завязывать деловые отношения, вам так не кажется? Я много слышал о вас, господин Кайнен, вы выдающийся маг, но вы ведь только один… И долго ли еще вы сможете сжигать даже обычные стрелы, не говоря уж о заклинаниях? Мне кажется…

— Бирданг, — прервал его Райярр Кайнен, — ты же маг, не так ли. Посмотри в окно.

Бирданг повиновался. И ахнул, вдруг ощутив дрожь в кончиках пальцев.

До самого неба вздымалась стена черного пламени, охватившая весь замок кольцом. Это пламя было чернее самой черной ночной тьмы. И в то же время — кошмарно яркое, ярче нормального огня."Это невозможно, — пробормотал барон сам себе. — Невозможно… Кто может быть способен на такое? Что за чудовище…"

— Это пламя пока безвредно, — лениво сказал Райярр. — Пока. Но знаешь, если ты не уберешь того арбалетчика, что сейчас целится в меня, не вернешь мне девушку, которую вы нагло похитили, и не дашь нам мирно уйти… Я не оставлю здесь даже пепла, Бирданг.

Бирданг обернулся к магу, и вот здесь ему стало по-настоящему страшно. Бирданг в жизни повидал немало. Ему приходилось угрожать людям. Пытать людей. Бросать их в тюрьмы. Казнить различными способами, да и просто убивать. Бирданг умел испугать человека. Умел добиваться своего. Умел защитить себя, в конце концов. Он знал, что такое демонстрация силы, и знал, как этому противостоять.

Но только не теперь. Теперь он дрожал, как мокрый перепуганный щенок, неспособный отвести от мага взгляд.

Райярр улыбался. Широкой улыбкой, от которой веяло угрозой и безумием. И как-то сразу становилось ясно, что все его слова — не пустой звук. Что этому человеку ничего не стоит действительно отдать на растерзание своему черному пламени все вокруг.

"Кто… Какой дурак мог счесть его пацифистом?" — Бирданг судорожно сглотнул: — "Да он же псих!"

Он все здесь сожжет и посмеется на пепелище. Уничтожит без остатка всех, кто рискнул вызвать его ярость. Игра закончена, с Райярром нельзя было вести игру.

— Она… в лабиринте, в моей подземной темнице. Пожалуйста, убери свой огонь, господин…

Райярру приходилось слышать о подземельях Эльбира. Во времена Завоеваний, когда магия еще бушевала повсюду, а князья, короли и самозванцы сражались за власть, маги бились с магами в жестоких сражениях, в ходе которых плавились камни, деревья горели неугасимым пламенем, а небо озарялось невиданными цветами. Неизбежно возникали и такие вещи, как эта тюрьма, способные удержать сильнейших магов. Райярр хорошо знал, что средство против одаренного мага, по сути, только одно — другой маг. Или несколько. Или много магов, и, если не смерть — то вот такая тюрьма, как Эльбир, использующая материалы, от природы сопротивляющиеся всякой магии.

Эльбир возвели на скале с такими свойствами. И, упорным трудом неизвестных строителей, некогда вгрызавшихся в тело камня своими заступами и резаками (потому что в толще этой породы и заклинания-то не действовали), под замком глубоко вниз уходил, ветвясь, лабиринт узких ходов. На верхних ярусах были камеры, где некогда держали преступников попроще. Но в самом низу, в толще скалы, находилась тюрьма для магов. Для бессильных и оглушенных магов, лишенных своего мира.

Райярр отлично понимал это чувство. Шрамы на запястьях, в конце концов, никогда не позволили бы ему забыть… если бы он мог забыть. Если бы не было и шрамов иных, глубоких… Райярр понимал, и тем сильнее была его ярость. Гнев на Бирданга и его господ.

Райярр Кайнен сделал в жизни очень, очень много достойных наказания вещей. Он во многом был повинен. Пусть так. Но Байлар — нет. Байлар никому не причинила зла. Так почему она должна быть жертвой в этих грязных играх грязных людей??

"Потому, Райярр Кайнен, что ей не посчастливилось встретить тебя. Она спасла твою жизнь, а ты — сломал ее".

Пусть так. Все равно, настоящая проблема — вот в этих, жаждущих власти. И может действительно стоило бы их просто сжечь… Всех, одного за другим, и пасть однажды в этом безнадежном бою. Если бы только это имело смысл. Хоть малейший смысл…

Тяжелая, окованная железом дверь отворилась с неправдоподобно протяжным скрипом — будто недовольным стоном. И из темного проема повеяло влажным запахом подземелий.

— Вот, господин Райярр. Вы можете спуститься лично и забрать девушку. Старик Банг проводит вас, — барон похлопал по плечу сухопарого маленького старичка, растерянно хлопающего подслеповатыми глазками. — Он — единственный, кто помнит наизусть всю схему лабиринта. Он ходит туда наощупь. Вот незадача, понимаете… Немагических факелов в замке нет. Кончились все. Обычно мы храним запас, но тут вся эта суматоха с девушкой, к ней спускались много раз… В общем, факелов нет.

Райярр посмотрел на него в упор. И вокруг зрачков колдуна на мгновение вспыхнуло рубиновое пламя красной магии.

— Ты не врешь, — пробормотал он.

— Старик Банг может проводить вас и без света, — уважительным тоном сказал Бирданг.

Райярр поглядел на темноту коридора.

— Нет, — решительно сказал он. — Я пойду один.

Он шагнул к попятившемуся старичку и, приложив ладонь к его лбу, весь озарился красным сиянием."Он взял у Банга его знания о лабиринте", — понял Бирданг. Теперь маг стал вторым человеком, способным ориентироваться в темницах Эльбира. Если, конечно, он сможет с такой же четкостью воспроизвести в воображении схему лабиринта.

Райярр чуть помедлил перед зияющей чернотой проема. Потом с корнем вырвал из креплений на стене один из магических светильников и шагнул за дверь.

— Скоро вернусь, — бросил он через плечо, и двинулся вперед.

Бирданг и его люди наблюдали за ним, пока робкое пламя светильника не скрылось из виду.

— Все-таки пошел, — прошептал барон. — Так значит, она ошиблась? Значит, это неправда, и зря уничтожили все факела? Она говорила, что Райярр Кайнен отчаянно боится темноты, и ни за что не сунется в темницы. Она говорила… Ах, конечно, чепуха, разве может огненный боевой маг бояться темноты?

Банг только непонимающе моргал в ответ на слова барона.

Райярр спускался в подземелье, ощущая, как внешний мир понемногу отступает прочь. Сначала исчезли наружные запахи и звуки, потом стали тускнеть и утончаться потоки магии перед его внутренним взором, и оставались пока лишь блеклые однообразные цвета — сплошной камень вокруг.

Слабый огонь светильника мерцал в его руках, и по стенам дрожали длинные тени, покачиваясь в такт его шагам. Райярр шел быстро, словно боялся передумать. Пока мягкий свет в его руках, что становился все тусклее, еще теплится. Пока он не погас…

Еще поворот — и неизбежное случилось. И темнота тут же окутала Райярра, набросилась на него со всех сторон, будто только этого и ждала. Маг отбросил прочь бесполезный светильник и двинулся дальше, прикасаясь рукой к чуть влажной стене, прислушиваясь к звуку собственных шагов, стараясь не обращать внимания на страх, волнами накатывающий на него откуда-то сзади.

Райярр шел, а темнота смыкалась вокруг него, непроницаемая и девственно-черная.

Хотелось бежать отсюда прочь, неважно куда. Хотелось застыть на месте и не двигаться. Хотелось кричать до боли в горле, пока голос не сорвется на хрип.

Не бойся ничего, здесь нечего бояться. Просто иди вперед.

Тяжелая, вязкая темнота. Райярру казалось, что стены сжимаются все теснее, а тьма вытесняет воздух, и здесь становится совершенно нечем дышать.

Страшно. Страшно.

И темнота, обступающая со всех сторон. И ее кровь на твоих пальцах. Липкая, теплая, пахнущая железом. И ее кровь…

Ноги подгибаются. Тысяча Падших, просто иди. Просто. Иди!

Тьма, наступающая сразу отовсюду. Мир, исчезающий во тьме, что пожирает время, выпивает без остатка самое жизнь и воздух, воздух…

Райярр задыхался. В конце концов, не в силах сделать ни шагу дальше, он прижался мокрой спиной к холодной стене и сполз на пол. И паника захлестнула его с головой.

"Проклятье, проклятье, проклятье…"

Может быть, он еще пытался хотя бы ползти. Отвоевать с боем у темноты лишний клочок тут же растворяющегося пространства. Лишний клочок собственного ускользающего рассудка, пока тьма разрывала его изнутри.

Я умру прямо здесь и сейчас…

"Нет, если я останусь здесь, то умру".

Я не могу больше двигаться…

"А если я умру, то Байлар…"

То Байлар…

Байлар.

Перед глазами чья-то кровь стекала тонкими струйками и мешалась с темнотой. Чья-то… Её. Её, незнакомой и родной девушки, уже забытой, потому что…

Темнота поглотила и ее.

Темнота причиняет боль.

Когда так страшно, когда так больно, остается только сдаться и умереть.

"Нет. Нет. Нет. Если я умру здесь…"

Байлар.

Ярр застонал и, стиснув зубы, попытался встать. Ноги и руки, словно чужие, ватные, повиновались далеко не сразу.

"Нет, я приду к ней. Я должен".

Сердце будто билось о грудную клетку, в устрашающе быстром, сбивчивом ритме, словно желая сломать ребра. Воздуха по-прежнему не хватало. К горлу подкатывала тошнота. Райярр сделал первый неуверенный шаг. Потом — еще. Темнота вокруг него пульсировала.

"Я иду к тебе, Байлар".

Спотыкаясь и падая, и снова поднимаясь, в кровь расшибив ладони и колени, Райярр Кайнен в полной темноте брел по подземельям замка Эльбир.

Райярр не знал, как долго он шел к ее темнице. Для него этот путь длился вечность — черную вечность непроглядной боли и всепоглощающего страха. Но потом вдруг все закончилось — коридор уперся в высеченную в скале глубокую нишу в два человеческих роста, отгороженную от прохода решеткой с небрежно навешенным хиленьким замком. Оно и не удивительно: пусть пленник и сумел бы выбраться из темницы — большой ли шанс у него был бы найти верный путь в темном лабиринте? Эльбирское подземелье было действительно надежной тюрьмой.

Ниша освещалась желтым светом маленькой масляной лампы. Слабый свет не доставал до углов. А в этом свете посреди ниши на каком-то топчане у стены сидела Байлар.

Байлар думала. Ни на одно мгновение своего пребывания здесь она по-настоящему не поддалась отчаянью — просто не позволяла себе. Когда ее тащили сюда, она злилась. Когда думала, что станут пытать, чтобы отнять Сегвию, — она боялась. Когда оставили в покое — стала размышлять о том, как бы отсюда выбраться.

Если иметь в виду побег — ясно, что никак. Однако не будут же они вечно держать ее здесь. Нет, Байлар не собиралась сдаваться. Засунуть ее в эту дыру — это одно. Сломить — совсем другое.

И все же, долгие дни в темнице не могли не оставить на девушке своего отпечатка. Здесь царила какая-то непривычная, неестественная тишина: абсолютное отсутствие магии угнетало — тем больше, чем дольше остаешься без нее. Ни единой магической искры вокруг… и ни единого звука — тоже. Нет, иногда Байлар что-то слышала — или ей только казалось, что слышала, в конце концов, даже крысы разве станут обитать в таком месте? Может быть, это был далекий отзвук капли в каком-нибудь из боковых проходов лабиринта.

Поле зрения ограничивалось узким кругом лампового света: черно-серые стены, гладкий пол, чуть ржавая решетка. Густая темнота за пределами круга. Тысячи тонн камня над головой, а над ними — громоздкий замок, зеленая трава, спешащие куда-то, озабоченные своими делами люди и шумная жизнь.

Здесь же — лишь молчание и тьма. И сами мысли понемногу, незаметно для самой Байлар, становились иными — неспешными, тягучими, теряющимися во тьме.

Когда в этом ее новом мире вдруг появился тихий звук шагов, сознание Байлар уловило его практически сразу, а вот поверить в его реальность еще долго не могло. Когда отрицать очевидное было уже нельзя, Байлар вспомнила, что раз в три дня ей приносят запас воды и еды. Однако раньше это делал старый Банг, а его походка звучала совершенно по-другому.

Возможно, за нею пришли новые люди, жаждущие овладеть Сегвией. Возможно, они придумали что-то еще.

Но новый мир Байлар предполагал сонное равнодушие по отношению ко всему, что могло бы с ней приключиться.

Шаги затихли у решетки. Байлар подняла голову. И чуть не ахнула от изумления.

— Райярр??

Девушка вскочила на ноги, мгновенно позабыв всю свою флегматичность. Но почему?..

— Райярр? Откуда ты здесь?

Он открыл замок — не сразу, потому что руки все еще дрожали, слава Вышним, Байлар, кажется, ничего не заметила, — и отшвырнул его прочь. Распахнул дверь. И с минуту молча вглядывался в лицо Байлар, и выражения его глаз было не понять. Горечь? Радость? Тревога? Или что-то вовсе иное, недоступное, неизвестное, слишком сложное и слишком больное?

— Идем, Байлар, — произнес он наконец. И, развернувшись, направился к лабиринту.

Байлар все еще не понимала, действительно ли видит его наяву. Этот маг… С чего бы это ему здесь быть, с чего являться сюда, спускаться сюда, чтобы протянуть ей руку? Байлар была сбита с толку, но, тем не менее, ни на миг не допустила, что Райярр теперь заодно с теми, кто ее похитил.

Райярр тем временем попытался отодрать от стены масляную лампу и потерпел сокрушительную неудачу. Пробормотал несколько тихих проклятий себе под нос.

"Значит, опять придется так".

Он колебался всего лишь миг перед тем, как вернуться в темноту — такой ничтожный, почти незаметный миг…

Байлар шла за магом, в темном подземелье, за звуком его шагов и тихим шорохом его одежды, и ее растерянность медленно сменялась неожиданным счастьем. И дело было не только в том, что наконец она шла к солнечному свету, будто возвращаясь к жизни из темного склепа, а еще и в том, что каким-то чудом здесь был Райярр. Он пришел за нею, убийца ее родителей, боевой маг, которого по всем моральным законам Байлар следовало скорее ненавидеть, но уж никак не любить. Но он был здесь — в такой опасной близости — можно было бы протянуть руку и ухватить ткань его плаща, и ощутить его запах. Он был здесь, реальный и деятельный, и вел Байлар к свободе.

Байлар устыдилась собственной бесчестной радости. Заставила ее замолчать. Напомнила себе о пропасти, той самой пропасти между нею и этим магом, бездне, что чернее даже этой темноты вокруг.

— Откуда ты знаешь, как идти, Райярр?

— Считал память одного старика.

Байлар показалось, что голос мага прозвучал как-то странно.

— А зачем… зачем ты сюда сам спустился? Не думаешь, что они только того и ждали, и запрут тут нас обоих?

— Не запрут, — сквозь зубы ответил Райярр, который в этот момент изо всех сил пытался не потерять сознание. — У входа достаточно магии, чтобы я разнес им ползамка.

— О!

Некоторое время они шли молча. Байлар прислушивалась к хриплому дыханию Райярра.

— С тобою все в порядке?

— Да.

Ей оставалось лишь покорно следовать за ним. Только девушка всей кожей ощущала, что вовсе ничего не в порядке. Байлар не понимала, в чем дело, но ее переполняло беспокойство.

…И еще, Райярр спотыкался.

Он, чьи движения всегда были по-кошачьему ловкие, стоило ему хоть немного оправиться от ран.

— Райярр, постой…

Набравшись наглости, она решительно дернула его за подвернувшийся под руку край плаща.

— Хааа…

— Что с тобою? Ты ранен? Скажи мне? Я не смогу помочь, пока не знаю, что…

— Все… хорошо… идем… — прошептал маг, тяжело дыша. Сделал еще шаг — и ухватился за стену, чтобы не упасть. Байлар почувствовала его движение, метнулась к нему. Наугад протянув руку и коснувшись его груди, девушка ощутила, как бешено бьется Яррово сердце под ее пальцами.

— Райярр? Райярр! Ярр! Ярр, ты меня слышишь? Ну же, очнись! Что с тобой? Что?

И ни капли магии вокруг! Ни единой капли чертовой зеленой магии, когда она так нужна!

Райярр наконец, кажется, пришел в себя.

— Я… все хорошо… Байлар, я цел… пройдет… скоро.

Мага била дрожь, и девушка осторожно обняла его за плечи, поддерживая и согревая.

— Ярр…

— Прости…

Они постояли так некоторое время — вдвоем в оглушающей темноте.

— Прости меня, Байлар. Прости, что так… Нам надо идти.

— Знаю, — ответила девушка. Но прежде, чем он успел ускользнуть от нее, поймала его ладонь. И сказала немного смущенно, но твердо:

— Только я не отпущу твою руку. Извини, Райярр, но… я боюсь темноты.

Неподалеку от входа Райярр остановился и зажег магический огонь. В белом свете крошечного шарика, плавающего над его ладонью, он увидел темные глаза Байлар, обрамленные длинными тенями от ресниц.

— Ненадолго, — тихо сказал маг. — Нельзя, чтобы они заметили, что со мною что-то не так. Наша безопасность зависит от того, насколько они меня боятся.

Байлар кивнула и внимательно оглядела мага. В этом освещении он выглядел форменным мертвецом, без кровинки в лице, с черными провалами глаз, но мертвецом спокойным и вполне адекватным. Похоже, что́ бы там с ним ни произошло, Райярр с этим справился. Рассмотрев его руки, девушка отобрала у Ярра фляжку с водой и, смочив свой платок, аккуратно стерла с них кровь и грязь. Поймав тоненькую ниточку зеленой магии, залечила раны на его ладонях. Поднапрягшись, нашла еще один поток — и, легонько коснувшись Яррова плеча, с зеленой вспышкой отдала эту магию ему. Глаза мага удивленно расширились.

— Спасибо, — пробормотал он.

— Так ты выглядишь лучше. Хм… Только кровь со щеки убери, — девушка быстро отвернулась. Сама она не осмелилась это сделать. Касаться его таким образом…

— Спасибо, — озадаченно повторил Ярр.

— Пойдем?

— Да. Я первый.

Несколько минут прошло в молчании.

— Райярр?

— Да?

— Тебе пришлось сражаться, чтобы попасть сюда?

Райярр расслышал в этом другой вопрос. И, грустно улыбнувшись, пока Байлар все равно не видит его лица, ответил именно на тот, незаданный.

— Думаю, я пока никого не убил.

"Хотя кто знает, что было бы, окажись эти люди чуть смелее или чуть упрямее. Вряд ли… вряд ли я бы тогда остановился, надо это признать".

— Постараюсь не демонстрировать тебе мою преотвратительную магию.

Байлар фыркнула.

— Но, если уж придется — пожалуйста, потерпи.

— Постараюсь, — в тон ему ответила девушка. — Хотя вас, боевых магов, бывает нелегко выносить.

— Должен заметить, что вас, зеленых, иногда тоже.

— Мы хотя бы не приносим окружающим столько вреда.

— Да ну разве? — Райярр хмыкнул. — А мне показалось, что от вас тоже бывает проблем немерено.

Впереди показался дверной проем.

— Райярр?

— Ну?

— Спасибо, — тихо промолвила Байлар.

Все, что было дальше, Байлар помнила отрывками, наползающими друг на друга и перемешивающимися.

Был момент, когда они с Райярром вышли из подземелий, и этот миг, когда оранжевый луч вечернего солнца упал на ее лицо, Байлар запомнила до конца своих дней. Было круглое лицо барона Бирданга, в которое хотелось плюнуть, и еще какие-то люди, но Байлар даже не злилась на них более, потому что теперь все казалось каким-то далеким и незначительным — теперь, когда над нею снова было небо, нежное небо над головою. Было ощущение победы. Беспокойство за Сегвию. Был Райярр рядом — и этот человек, которому больше всего на свете хотелось просто упасть на нагретые за день на солнце камни мощеного двора и остаться там на целую вечность, постоянно держал все под контролем, он что-то говорил — и люди все исполняли, и под взглядом его сверкающих глаз они тряслись от страха. Байлар даже почувствовала по этому поводу некоторое злорадное удовлетворение. И искреннее уважение к Ярру, ни на мгновение не показавшему собственной слабости.

А потом пришло странное чувство, не знакомое ей прежде. Ярр, маг с янтарными глазами, защищал ее. Пожалуй, он стал первым человеком в жизни Байлар, который бы ее защищал. Конечно, когда-то у нее были родители, что заботились о ней. А когда их не стало — дедушка, научивший Байлар всему. Только это было так давно… С тех пор Байлар привыкла к мысли, что она одна, и рядом может быть только Сегвия. Привыкла к тому, что опереться не на кого — да и не нужно опираться, ведь она стала сильной. Да, сильной, упрямой и вполне самодостаточной, и обросла толстой кожей, этаким панцирем вокруг души. Со своей мерой цинизма, со своей толикой жесткости — хотя бы ради того, чтобы оказаться способной отбивать удары, что наносила жизнь. И вдруг появился Ярр. И встал на ее защиту, не спрашивая, нужно ли это Байлар. Стал за нее принимать удары. Как будто считал, что в ней есть еще что-то ранимое, такое, что следовало бы охранить.

И это было странно. Слишком непривычно. Почти непостижимо.

А небо горело закатом.

В замковом дворе Ярр красно-зеленым заклинанием призвал лошадей, даже не подумав спросить разрешения у их хозяев. Посадил Байлар на одну из них, сам вскочил на другую. И по обломкам древних врат они покинули Эльбир, провожаемые даже не стрелами, а лишь молчаливыми взглядами.

Они скакали до поздней ночи. Гнали лошадей, насколько это было возможно, почти не останавливались, почти не говорили. Лишь однажды Байлар, поравнявшись с магом, спросила:

— Куда мы едем, Райярр?

Казалось, он избегал на нее смотреть.

— Назад, в Билланорский лес. К тебе домой. Все это случилось по моей вине, и я все исправлю, — и он пришпорил коня, явно не желая продолжения беседы.

Байлар, которая провела почти всю жизнь в своем лесу, была не слишком хорошей наездницей. Она изо всех сил старалась не отставать от Райярра, но понимала, что ехать так же свободно, как он, ни за что не сможет, даже если маг и примеривался под ее скорость. По пути они заехали лишь в одну деревню, где Райярр купил одеяла и немного еды, так что к тому моменту, когда он наконец решил остановиться на ночлег, у Байлар болело все тело в целом и каждая косточка в отдельности, в особенности досталось стертым о лошадиные бока ногам. Маг, впрочем, тоже выглядел не лучше: измученный мощным колдовством и темным лабиринтом, Райярр засыпал в седле, но стоило сомкнуть веки, как всякий раз ему виделись тьма и бесконечные струйки крови, и он вздрагивал и просыпался. Тем не менее, его упорства хватило еще на много миль дороги, прежде чем маг сдался и объявил привал. И он даже не заметил, как Байлар поехала рядом с ним, готовая, невзирая на собственную боль, в любой момент прийти на помощь.

Райярр расседлал коней. Закончив с лошадью Байлар и потрепав ее по рыжей морде, он спросил, не оборачиваясь:

— Что с Сегвией?

— Она здесь, — Байлар продемонстрировала Райярровой спине белый будто костяной медальон, круглый и с отверстием посередине. — Я трансформировала ее. И эти люди, как ни странно, не смогли понять, что это она. Они вернули мне мои вещи и, я слышала, дожидались какого-то более знающего мага.

— Ясно, — сказал Райярр. — В этом нам повезло.

— Однако я беспокоюсь, в порядке ли она. Я ведь столько дней провела в том лишенном магии подземелье. Могу ли я уже вернуть ее? Здесь?

— Не стоит, — Райярр наконец оставил лошадь в покое и обернулся к девушке. — Скорее всего, с Сегвией все в порядке. При настолько глубокой трансформации отсутствие магии на такой срок вряд ли чем-то ей повредило. Оставь пока так. Вернешь ее, когда доберешься до дома.

— Но…

— Ты уже все равно ничего не изменишь. А вспышка магии при обратной трансформации может привлечь ненужное внимание.

— Погоня?..

— Нет. Погони сейчас не будет. Но здесь еще не Рандаир, здесь может быть сколько угодно магов.

С этими словами Ярр отправился прочь. Он хотел развести нормальный немагический огонь: ночи уже становились холодными. Байлар решила ему помочь, и потому уже откровенно шатающийся маг и хромающая девушка бродили вокруг поляны в поисках того, что будет гореть хорошо и долго.

— Почему ты думаешь, что погони не будет?

— Я не думаю, я знаю. Я знаю тех, кто за этим стоит. И догадываюсь, что они предпримут дальше.

— Откуда?.. И почему ты сказал, что все это — твоя вина? При чем здесь ты?

Райярр остановился и искоса взглянул на девушку.

— Подумай сама, Байлар. Ты много лет жила спокойно, не так ли? — он подобрал довольно толстое бревно, придирчиво осмотрел его и отшвырнул прочь. — Все просто. Они нашли тебя потому, что я пришел к тебе.

— Ты хочешь сказать…

— Я бы никому и никогда не открыл твоего местоположения, — резко произнес Райярр. — Но из-за того, что ты меня спасла, они на тебя и вышли. Те, кто следил за мной. Они… украли мои воспоминания, так получилось. И решили, что Книга Ааши — у тебя. Вот так.

— Но… кто эти"они", Райярр?

Он невесело усмехнулся.

— Высшие маги Арана. Мардаган. Лайонелл Хантор. Может быть, и кто-нибудь еще. Уверен, ты знаешь имя Хантора. Если знала даже мое.

Байлар смотрела на него огромными и блестящими глазами.

— Но что же… теперь… Если такие, как они…

Райярр отвернулся.

— Я же сказал. Я виноват, и я все исправлю. Никто из них больше тебя не побеспокоит. А ты просто… добавь все произошедшее к списку причин, по которым ненавидишь меня.

И он быстро зашагал дальше. Байлар потрясенно молчала и смотрела ему вслед, но затем опомнилась и поспешила за магом. Даже если все произошедшее было непросто уложить в голове, существовала еще одна вещь, которую девушка хотела знать прямо сейчас.

— Хм… Яр…то есть, Райярр? Тогда, в подземелье… я тут подумала… Может ли быть, что ты… боишься темноты?

— Боюсь, — нехотя отозвался маг после продолжительной паузы. И чуть позже сурово добавил: — И если об этом узнают другие, то убить меня им станет намного проще, Байлар.

Девушка оскорбленно выпрямилась.

— Даже ради мести я бы не пошла на такие низкие вещи, Райярр. И уж во всяком случае, не по отношению к человеку, дважды спасшему мне жизнь.

— Я лишь отдаю тебе долг, Байлар, — возразил он. — А нынешние беды от того, что ты была милосердна ко мне.

— От меня никто ничего не узнает, — отрезала Байлар. — И если бы я хотела твоей смерти, я бы убила тебя собственными руками. Но… Райярр, если ты боишься, как…

— Я не всякой темноты боюсь, — тихо ответил он. — Тесных, маленьких темных пространств… Мне плохо в таких местах.

— Таких, как темный неосвещенный лабиринт, — прошептала Байлар себе под нос."И ты знал. Знал все заранее, но все равно пошел. Один, потому что не мог допустить, чтобы проводник увидел тебя в таком состоянии. Лично, потому что боялся за мою жизнь. Прекрасно знал, что тебя ждет и что тебе придется испытать, но все равно пошел".

— Выходит, я довольно жалкий человек, да? — грустно сказал Райярр.

— Совсем нет, — искренне ответила девушка. — Но… Почему?..

— Не знаю… Точно не знаю, но мне кажется, это из-за того, как погибли мои настоящие родители. Только я почти ничего не помню, кроме темноты и чьей-то крови… — Райярр вздрогнул. — Ладно. Давай спать, Байлар. Лучше завтра выехать так рано, как только сможем.

Сложив из дров некое подобие шалаша, Райярр некоторое время тщетно пытался поджечь его с помощью кремня, потом плюнул и запалил всю конструкцию одним зарядом черной огненной магии.

— И вот еще что…"Ярр" — не просто сокращение. Это тоже мое имя. Мое первое имя, то, что дала мне мать… Ты можешь звать меня так, если хочется, Байлар.

Байлар долго смотрела в оранжевое пламя, хоть усталость и делала все тело неповоротливым, будто свинцовым. Жизнь стала малопонятной с тех пор, как Райярр впервые появился возле дома целительницы. И вот в чем дело… Вроде бы она любила свой маленький домик, свой лес, свою работу и свой образ жизни… Вроде бы жалела о тех спокойных временах, которые Ярр так уверено обещал вернуть. Но только что-то в ней было отнюдь не против чужого неба над головой, голой земли вместо своей постели и дорожной пыли на сапогах. И если посмотреть в глаза себе самой, то придется признать, что Байлар вовсе не испытывала страха перед неизвестностью. Нет. Просто впервые в жизни ей внезапно пришло в голову, что она никогда не думала о том, какой бы эту жизнь она действительно хотела видеть. Думала — как надо. Думала — как должно. И вовсе не думала о том, чего желала ее душа, потому что эти желания были похоронены под железной уверенностью в собственном предназначении.

Байлар была по сердцу ее жизнь; Байлар была счастлива и безмятежна. Но теперь, впервые за много лет, скорлупа этой равнодушной безмятежности покрылась трещинами.

Обнажая что-то иное, куда более живое и беспокойное.

Последний раз Байлар была такой неизмеримо давно. Семь лет назад, во время той эпидемии. Когда юная и еще совсем ничего не знающая девушка вдруг оказалась единственной, кто был способен сражаться со смертью.

Тогда ей было страшно. Не было уверенности, было отчаяние. С тех пор она выиграла много битв с тем же противником. Были и такие сражения, что она проиграла. Каждый раз — не сдаваясь до последнего. Она спасла немало жизней, воин на своей особенной передовой. Но как насчет жизни собственной?

Байлар не знала. Она знала, что вернется домой и снова будет врачом, как прежде, и вряд ли станет страдать по неслучившимся приключениям, словно мечтательные мальчишки, перечитавшие романов. Нет, чувства Байлар были не такими. Но сейчас и здесь она не испытывала ни малейшего сожаления от того, как все обернулось.

Райярр напомнил ей о том, что есть иные горизонты, не ограниченные соснами Билланорского леса. Еще до того, как ее похитили и увезли с родной земли. Просто появился этот маг и показал ей, каким может быть человек. Какой может быть сила духа. Каким может быть мир.

Все изменилось еще тогда, исподволь и изнутри. Теперь оставалось лишь пожинать плоды.

…Смотреть, как пляшут язычки огня. И нюхать запах дыма. Ощущать, как ноют кости в разбитом теле. И слышать, как тихо-тихо перешептываются верхушки деревьев, черным кружевом нарисованные на фоне темного неба.

Ночь была хороша, вне зависимости от того, сколько нерешаемых задач обременяют твою душу. Байлар тихонько улыбнулась и подкинула хворосту в костер.

Рядом в беспокойном сне метался Райярр. Покосившись на мага, Байлар подумала, что сейчас легко могла бы сбежать или даже прикончить могучего аранского колдуна, убийцу ее родителей. Когда Байлар склонилась к нему, он проснулся и инстинктивно потянулся к рукояти меча; свет костра отразился янтарным отблеском в его глазах. Но, увидев девушку, маг тут же снова уснул.

"Я могла бы уйти и бросить тебя здесь. Допустим, ты вовсе не беспомощен, так что это не смертельно. Допустим, я действительно не могу причинить тебе вреда. И все же, почему ты так доверяешь мне?" — с неожиданной горечью подумала Байлар, разглядывая его лицо. — "Почему?"

И почему от этого мне больно?

Байлар бережно укрыла мага одеялом. И, завернувшись во второе, улеглась по другую сторону огня. Костер трещал, и сны Байлар пахли дымом и лошадьми, мокрой травой, и еще немного — сияющим, напоенным солнцем янтарем.

Странное это было ощущение — возвращаться в свой покинутый дом, куда уже не чаял вернуться.

Был серый и ветреный промозглый день; лишь иногда затянувшие небо тучи на миг расступались, чтоб обнажить клочок яркого синего неба, — и так же быстро скрывали его вновь. Верхушки сосен качались высоко в этом небе — невообразимо отстраненные, далекие и чужие. Но стволы их были здесь, рядом, уверенно-мощные, ощутимые, накрепко укорененные в земле, похожие на столбы, на которых держится небосвод. Когда-то в детстве Байлар так это и воображала, лежа на траве в центре поляны, — небо как хрустальную хрупкую чашу, что покоится на колоннах сосен.

Девушка вышла из-за этих колонн — и поразилась. Перед нею была та самая, всю жизнь знакомая поляна, известная ей до последних мелочей: вот ее избушка и характерная форма крыши сбоку, вот птичье гнездо у трубы, кажется, уже заброшенное; вот яблоневое дерево с тремя подпиленными ветками; вот крыльцо, вот треугольник колодца. Не было на земле другой точки, которую Байлар мыслила бы как дом; даже воспоминания о жилище родителей не были настолько значимыми, и то место не было настолько родным.

И вот теперь она сюда вернулась — и видела все будто со стороны, как в первый раз.

И вроде бы ее не было совсем недолго. А все как-то неуловимо изменилось: уже пожухла прежде зеленая трава. Уже в зелень древесных крон у дома вплетались оранжевые, красноватые и бордовые листочки. Вытоптанный всадниками Бирданга огород зарос травой, сиротливо валялось возле крыльца перевернутое ведро. Дом смотрел пустыми окнами, будто неживой, а может, так лишь казалось. И только сосны оставались прежними, но сосны молчали, по-осеннему суровые, непоколебимые. Сосны, наверное, видели еще и не то. Для них вся жизнь Байлар — будто пылинка, невесомая и скоротечная, одна из множества под ногами…

"Промелькнет — и не заметишь, стоит ли придавать значение? Тому, что столь мимолетно?.. И человек даже не имеет корней. Ничто не связывает, ничто не держит…"

Почему-то именно сейчас, вернувшись сюда, домой, Байлар ощутила себя действительно свободной — и эта свобода была немного грустной. Потому что иногда хочется, чтобы было что-то, что обозначит тебя в мире, привяжет тебя к нему, соединит с ним. Укажет на место, уготовленное для тебя.

И вдруг оказывается, что ничего такого нет. И нет предписанного и неизбежного места. Полная свобода. Отсутствие корней.

Сзади неслышно подошел маг — и тоже остановился в безмолвии. Небо отражалось в его взгляде несуществующим солнцем. И Байлар вдруг поняла, что они с Райярром совершенно одинаковые. Не имеющие ничего, кроме самого себя и своей магии. Одинокие. Тоскующие по корням.

"Что за глупости. Нужно просто вернуть Сег, и все снова станет как прежде. Все станет нормальным".

И кого касается, о чем тоскуют бездушные боевые маги.

Ярр тем временем озвучил ее мысли:

— Пойдем? Теперь можно трансформировать Сегвию и проверить, все ли с нею в порядке.

Байлар кивнула.

Маги вошли в опустошенный дом. Здесь все было перевернуто вверх дном, кое-что разбито или сломано, но, поскольку Байлар жила так далеко в лесу, никакие мародеры не тронули ее обиталище, а бирданговских похитителей имущество целительницы не интересовало совсем. Райярр помог девушке вернуть мебель на свои места, и оказалось, что масштаб действительных разрушений не так уж велик. Хоть немного навести порядок — и дом станет не хуже прежнего.

— Верни Сегвию, Байлар, — сказал Ярр, и, пока Байлар колдовала с книгой, раскинул над домом мощную сеть скрывающего чары заклинания, заранее прикрыв глаза от яркого белого света, что сопровождал трансформацию магической книги.

Из-за этого света Ярр не мог видеть, какую форму первоначально приняла книга. Сегвия предстала перед ним уже в привычном облике белой птицы.

— Живааа! Я снова жива-а-а, — закричала она в восторге, и Ярр подумал, что очень любопытно, куда девалось ее сознание на то время, когда хозяйка книгу скрыла? Наверное, поднапрягшись, он мог бы вспомнить пару-тройку теорий на этот счет, но все же…

— Я жива! Байлар, ты в порядке?

— Все хорошо, Сег, — улыбнулась ей девушка. — И, я так понимаю, все произошедшее на тебе не сказалось?

— Нисколько! — гордо растопырив перья, сообщила Сегвия. — Но, Байлар, у меня нет ни малейшего понятия о том, что именно происходи… Ярр??

— Давно не виделись, Сег, — с легкой улыбкой промолвил маг. — Рад, что ты в порядке.

Он решительно встал.

— Теперь мне надо заняться вашей защитой, и, Байлар, пожалуй, тебе пока не стоит выходить наружу.

Сегвия и Байлар проводили его молчаливыми взглядами.

— Нет, Байлар, я определенно хочу знать, что здесь происходит, — подытожила книга.

Девушка только вздохнула.

Райярр колдовал, сосредоточенно закрыв глаза, и вокруг него завивалось, будто само собой складываясь в диковинные узоры, магическое пламя — то красное, то черное, то синее, ‒ завивалось и танцевало, расходясь от мага, как круги по воде, широким куполом охватывая и дом, и всю поляну, и кусок леса вокруг. Иногда Ярр ронял негромкие лиринарские слова, всегда так странно звучащие под современным небом; иногда помогал себе жестами рук, и движения его были выверены и точны, и потому красивы. Когда он открывал глаза, то в них плясала и вспыхивала магия, изменяя их настоящий цвет, но видел Ярр все равно не этот мир. Или не только этот. Он сейчас был будто в центре иной вселенной, сверкающей всеми цветами магии, вселенной, пронизанной ее потоками, ручейками и реками. И Ярр был средоточием всего — стягивая эту пульсирующую живую силу, пропуская через себя, переплетая ее нити по своей воле, будто ткал невероятный цветной орнамент. Мощь, с которой он создавал свое заклинание, была такова, что даже Байлар, сидя внутри дома, почувствовала, как стекается магия в руки Райярра.

…Красное пламя — чтоб случайные люди чувствовали необъяснимый страх и обходили поляну стороной. Черное — чтобы быть щитом, через который не пробьется ни один маг. Синее, с желтыми искрами — чтобы заклятье держалось само собой, даже если…

–…Даже если со мной что-нибудь произойдет, этот барьер не исчезнет, — сказал маг Байлар. Она стояла на пороге и не видела никакого пламени — разве только тонкую красную линию по границе охраняемой зоны. Но девушка знала, что в случае необходимости это пламя появится здесь и станет непреодолимым препятствием на пути врагов.

— Заклинания защитят тебя, Байлар. Для большинства магов хватит лишь увидеть мою подпись и мое черное пламя, — Райярр едва заметно невесело усмехнулся. — О тех же, кто способен преломить мои чары, я позабочусь сам. И они… тоже не станут больше тебе докучать.

Байлар кивнула. И спросила немного неуверенно:

— Куда… куда ты теперь, Райярр?

Он поправил сумку на плече, задумчиво посмотрел в сторону леса.

— Пойду на юг. Здесь стало слишком беспокойно, так что попытаю теперь удачи там. Вдруг что-то все-таки найдется.

Он помолчал, а потом взглянул прямо на девушку.

— Байлар, я хочу тебя попросить. Даже если это и нагло с моей стороны, но все же. Сегвия — необычная книга. Пожалуйста… Открой ее и поищи там ответы. И если что-то в этом не поймешь… Пожалуйста, если встретишь вдруг достойного и знающего мага, к которому у тебя не будет вражды, как ко мне… открой Сегвию для него.

— Хорошо, — тихо сказала Байлар. — Обещаю.

Райярр благодарно кивнул. Потом все так же без улыбки поклонился Байлар на прощание — совсем как в прошлый раз, и, не оглядываясь, ушел в чащу леса. И снова Байлар смотрела ему вслед. И снова ей было горько и необъяснимо тяжело на душе.

Подлетела Сегвия и села ей на плечо.

— Он ушел.

— Да.

— Снова.

— Вряд ли мы увидим его опять, да?

Сегвия бросила на девушку проницательный взгляд.

— Ты ведь могла бы…

— Нет.

Даже если бы и могла. Даже если бы и хотела. Есть вещи, что становятся стеною еще более непреодолимой, чем Райяррово черное пламя.

Байлар развернулась и пошла обратно в дом. Впереди еще много работы. Нужно было восстановить порядок. Наладить заново свой быт. Вернуть свою жизнь в прежнее русло.

— Знаешь что, Сег?

— Что?

— В этот раз он не улыбался. Ни разу. Разве что вот, когда тебя увидел. И все.

И Сегвия промолчала.

Акт 3. Элегия случайных встреч

За ночь теперь дорога изрядно подмерзала, и с утра кони и люди выдыхали белые облачка пара, а трава по бокам от дороги, все еще больше зеленая, чем соломенно-желтая, становилась хрупкой и негнущейся, покрываясь легким налетом инея.

За длинными прядями травы пряталось покосившееся изваяние Курбе, дорожной богини, вырезанное по-северному грубо, из темного, оглаженного временем дерева, и тоже покрытое инеем. Деревянная богиня почему-то надолго приковала к себе взгляд Инис, хотя альбиноска и не могла бы сказать, почему. Идол сильно отличался от тех изящных, натуралистичных статуй, что творят южные ваятели, наделяя божество всей прелестью живого женского тела. Нет, здесь определенно было северное влияние — местная Курбе отличалась покатыми боками, едва намеченными членами тела, огромными грудями и довольно-таки угрожающим выражением лица. Инис казалось, что круглые глаза богини проводили ее взглядом.

"Если боги существуют, их равнодушие должно превосходить даже мое собственное, — подумала девушка. — Впрочем, не все ли равно?"

Хотя, если подумать, Курбе, должно быть, всегда была благосклонна к бродячему менестрелю.

"Ибо уже много лет я в твоем царстве".

Почти всю жизнь.

Да не все ли равно.

— Уже скоро, — сказала поравнявшаяся с Инис Игрейна. — Скоро мы будем дома. Скучала ли ты по Северу, менестрельша?

— Нет, — сказала Инис, хотя на самом деле не была в том уверена. Вот Игрейна, по всему видно, действительно рада возвращению на родину, сколь бы ни любила авантюры да путешествия. Инис такой родины не имела. Что до места, где она родилась… туда если вернуться — то с огнем и мечом… впрочем, настолько злою Инис тоже не была, и гнева по отношению к тем людям не испытывала. Все равно. Просто все равно.

На Севере, конечно, было лучше. То были неплохие времена, не в последнюю очередь и благодаря Игрейне и их детской дружбе — дружбе северных девчонок, чьими игрушками стали не куклы и тряпки, а деревянные мечи. Помнится, они только и делали, что дрались, а долгие зимние вечера коротали у очага, слушая Миртины рассказы о древних воителях и ратных подвигах. Если, конечно, удавалось уломать ее на рассказ…

— Люди всюду одинаковы, — сказала Инис в продолжение беседы. — Лица одни и те же, когда я пою им песню, и на Севере, и на Юге.

— Верно, — засмеялась Игрейна. — Есть у тебя на это особый дар, что тут говорить. Ты любую балладу так поешь, что достает оно… до самой глубины. Даже такую, как я.

Даже! Инис внутренне усмехнулась.

— Уж не считаешь ли ты себя сухарем, сентиментальная королева?

Игрейна громогласно расхохоталась.

— Да будь оно и так, разве устояла бы я перед твоим грозным музыкальным оружием?

Может и так. Инис знала себе цену и вообще никогда не имела склонности к иллюзиям. Так что она прекрасно понимала, что могла бы, тронув струны, украсть сердца людей и делать с ними все, что пожелает. Она могла бы вести их на бой; могла бы заставить сложить оружие. Все так. Могла бы, но никогда не хотела. Лишь раз, давно, восемь с лишним лет назад, она пела для другого человека, чтобы изменить его душу. Пела, чтобы утишить его боль. Пела, отчаянно желая ему помочь, до муки, до слез — но именно тогда оказалась почти бессильной. И, боги светлые, хорошо, что не совсем.

— Ну хорошо, а что твоя менестрельская мудрость говорит тебе о той недавней встрече? — спросила Игрейна уже серьезнее, и Инис сразу почувствовала ее внутреннее беспокойство.

Намедни отряду Игрейны пришлось разминуться с повозками какого-то торговца, довольно состоятельного купца, судя по всему. Воины королевы посторонились и придержали коней, как велело им их северное понимание вежливости. Смотрели, как проезжают мимо, кряхтя, груженые повозки, и кое-кто из младших даже успел перекинуться с торговыми людьми парой слов.

Тут-то северяне и узнали с удивлением, что в их отсутствие дома все переменилось. Будто бы Даанай готовится к военному походу, да не куда-нибудь, а на Рандаир! И кругом теперь неспокойно, кругом косые взгляды и разговоры шепотом, от которых в крови мурашки, и потому вот такие почтенные люди, как сей торговец, спешат свои дела на Севере поскорей свернуть и подальше убраться.

— Быть того не может! — сразу же не поверила Игрейна. — Чтобы мои люди затеяли войну в мое отсутствие?

— Возможно, тебя не было слишком долго, — предположила Инис.

— Чушь! У нас не юг, менестрельша! Если кто-то хочет править моей страной, для начала ему нужно победить меня в поединке! Или хотя бы исподтишка отравить! Но, учитывая, что я давно уже законный правитель, поединок — куда лучший вариант!

Инис, если на то пошло, не видела принципиальной разницы между попытками убить короля в стране или захватить власть, пока правитель в отъезде, но для северян, очевидно, эта разница действительно была, так что спорить альбиноска не стала. Хоть и опасалась, что Игрейна и ее спутники слишком уж верят в незыблемость древних обычаев.

— Что ты хочешь от меня услышать? — вздохнула Инис теперь, наблюдая, как облачко пара рассеивается на фоне бледного утреннего неба. — Мнение менестреля или мнение красного мага, Игрейна?

— И то и другое. Мнение Инис Верделл.

— Инис Верделл, — она дернула уголком губ. — Как маг, я могу сказать тебе, что те люди не врали. Что будешь делать с этим знанием, королева?

Игрейна ответила не сразу. И когда ответила, ее тон сильно отличался от тона Инис, в голосе которой звучала ее всегдашняя ирония — чуть язвительная, чуть печальная. Игрейна сказала негромко и без обыкновенного задора:

— Понимаешь, Инис. Дело даже не во мне. Пускай найдется достаточно наглый изменник и присвоит мой трон. Пускай мой народ сойдет с ума и с этим согласится — что маловероятно, ибо правитель, получивший трон обманом и без хорошей битвы, не по праву наследия и не благодаря собственным мужеству и силе, принесет своей стране только большие неудачи. Пускай. Но развязать войну с Югом… Никто не сойдет с ума настолько.

Игрейна немного помолчала, а потом продолжила:

— Смотри сама, Инис. За всю историю мы почти не ходили на вас войной. Грабили, бывало, да, но это ведь совсем другое дело. У вас есть земли, что намного плодороднее наших, но в них не живут наши боги. У нас всегда было меньше магов, чем у вас, меньше образованных магов, во всяком случае. Ваша техника всегда на шаг впереди — и даже Рандаир, объявив магов вне закона, совсем не отказался от техники и колдовского оружия, в основном лирианского, как я понимаю. Кто начнет войну с заведомо превосходящим противником? Заранее безнадежную войну? Что наши стрелы или воинское мастерство, когда один Лайонелл Хантор может запросто стереть с лица земли половину моей армии, лишь пожелав того?

И еще… и, может быть, главное… То, во что мы верим.

— Даже сильные верования — только идеи, — сказала Инис. — Для кого-то они истина, ради которой стоит умереть, а для кого-то — лишь предания. Для иных и вовсе — только вожжи, средство, чтобы управлять умами людей.

— Не идея, — покачала головой Игрейна, и в этот момент вечно ребячливая королева смотрела на менестреля, как на несмышленое, все еще глупое дитя. — Не идея — лёд. Ты не понимаешь, Инис. Пока не понимаешь. Может, и никогда не поймешь. Может, это надо было родиться во Льдах, чтобы видеть мир таким, каким видим его мы.

— Да, ваша земля по-своему прекрасна и весьма сурова, и потому, наверное, вы так и верите…

— Ты ведь видела имена?

Инис видела. Эти бесконечные списки имен, высеченных в скале льда. Имена ушедших за Грань, старых и молодых. Все, что остается от человека, когда и прах его возвращается земле. А лед хранит длинный список, в молчаливом и гордом трауре.

Когда же восходит солнце, красное северное солнце, стена льда, сплошь покрытая именами, вспыхивает ярким огнем. И имена горят вместе с ней; и мало что на свете может сравниться с величием и красотой этого пламени горящих имен — поразительным величием пламени, красивого до боли.

— Да, но…

— И знаешь наверняка всю эту историю про сотворение мира?

— Более-менее, но при чем…

— Но культуру нашу создали не боги. Ее нам дал человек… или, почти человек. Тот, кто дал нам наши обычаи. Тот, кто сделал нас тем, что мы есть. Не только нас, северян. Просто, пожалуй, вы уже и не помните о нем. Герой, заключенный в ледяную глыбу. Мы звали его иногда — Имхель, иногда — Эрда, иногда — как-нибудь иначе. Теперь уже все равно, потому что его истинное имя исчезло во льдах. Но его заветы мы храним как можем. Это — скрепы всему, Инис. Больше, чем просто идея. Это то, что в душе каждого из нас. Мы не должны идти войной на юг. Вам это принесет хаос, нам — лишь бессмысленную гибель. Эрда еще на заре времен знал об этом. По преданию, он говорил, что, если однажды нам придется переселяться — то мирно, оставив меч и боевой топор, и наших ледяных богов. Только пока мы можем, мы будем сохранять свои обычаи и свою культуру. С богами сладить тяжело; но попытаться можно. Это наш путь — следовать завету Эрды.

И, кроме того, как я уже говорила, даже все Княжества, вместе взятые, не имеют достаточно боевой мощи, — совершенно неожиданным образом закончила Игрейна.

Инис молчала, против воли несколько впечатленная услышанным.

"Кто такой был этот Эрда, если он был?" — подумала она. — "И за что его заточили во льдах?"Инис предчувствовала хорошую историю — и, возможно, преотличную песню.

Странный образ привиделся девушке, и странной печалью повеяло от него. И воображаемые струны в ее душе уже звенели, даже касаться не нужно было настоящей лютни, притороченной за спиной. Узнать бы больше — но расспросить Игрейну Инис не успела, ибо стоило открыть рот, как обе девушки почти одновременно заметили за поворотом дороги всадника, мчащего во весь опор.

— Это еще что? — пробормотала Игрейна, недовольно наморщив лоб. Еще издалека стало понятно, что всадник отнюдь не относится к простым и мирным жителям. И конь его был даже не курьерский — настоящий боевой, курьеры используют не таких лошадей. И посадка его…

— Перекрыть дорогу! — коротко скомандовала королева. Ее воины в молчаливом и сноровистом порядке тут же заняли свои места.

А всадник, явно заметивший их отряд и наверняка уже оценивший его боеспособность, и не думал сбавить ход.

И еще, приблизившись, он оказался всадницей.

Челюсть Игрейны совершенно не величественно упала вниз. Даже Инис — и то казалась изумленной сверх всякой меры.

— Эй, — шепотом позвала королева, — менестрельша! Ты сейчас видишь то же, что и я? Или просто пни меня посильнее!

— С удовольствием тебя пну, — так же шепотом ответила Инис, — но это же правда…

— Она! Мирта! — и Игрейна подхлестнула своего коня, устремившись навстречу той, кто некогда учила ее сражаться.

Поравнявшись с Игрейной, Мирта лихо осадила коня. И безо всяких церемоний закричала:

— Где тебя носит в такое время, Игрейна Даанийская? Падший знает где бродишь, вместо того, чтобы следить за порядком на собственной земле!

Несколько воинов переглянулись между собой, но вмешиваться никто не стал. Причины на то было две: кто-то знал Мирту или слышал о ней, а кто-то не знал и не слышал, но справедливо рассудил, что лучше не переходить дорогу человеку, который настолько силен, чтобы так разговаривать с их королевой, на расправу обычно весьма скорой.

— Ты из Дараа? Неужели правда…

— А ты как думаешь? Что я тут ради удовольствия мучаю вот это несчастное животное подо мной, пытаясь разыскать тебя??

— Здравствуй, Мирта, — вполголоса сказала Инис, на которую воительница до сих пор не обращала ни малейшего внимания.

— И ты здесь, — соизволила заметить свою дочь Мирта, совершенно не удивившись. — Мне кажется, или я пообещала с тобою не общаться?

— Ты меня простила уже три года назад, — вздохнула Инис.

— Да? Тогда ладно. О, действительно, что-то вспоминается. Хорошая тогда была битва. Но я будто слышала, что ты на юге?

— Была. Но теперь здесь назревают интересные события…

— Поистине интересные, раз уж мы обе здесь, — хмыкнула Мирта. — Однако расскажешь все потом. Сейчас — к делу! Сойдем с дороги, нам срочно нужно поговорить. Время не терпит.

Мирта была живой и деятельной женщиной пятидесяти с небольшим лет, среднего роста, с фигуркой юной девушки, стальными мышцами, и глазами, полными беспокойного огня. Она никогда не расставалась с оружием, темные волосы стригла коротко, как и Инис — чтобы едва доставали до плеч, и одевалась в совершенно неприличную для женщины кожаную одежду мужского кроя. В ней не было ни капли женственности — и ни капли сожаления о ее отсутствии. Мирта жила, как хотела, нисколько не заботясь о предрассудках и чужом мнении; она всегда твердо знала, что для нее правильно — и за это правильное она и сражалась, не слишком интересуясь славой или деньгами, хотя за долгие годы своей успешной деятельности стала настоящей легендой. Повинуясь лишь собственному пониманию справедливости, она всегда сама решала, за кого на этот раз стоит воевать. И, как ни странно, не раз именно этот ее выбор — выбор одного лишь человека — влиял на исход всего дела. Например, когда она спасала жизнь кому-нибудь важному, или привлекала на свою сторону целые отряды воинов, или выполняла какое-нибудь особенно рискованное задание, выступая в качестве военного курьера.

Потому что то была Мирта. И теперь она считала, что ей снова стоит вмешаться в дела северных княжеств (Мирта на Севере жила не раз и подолгу; она была одной из немногих южан, кого там ценили и уважали, и принимали ее везде, как свою). И для Игрейны присутствие здесь Мирты означало сразу две вещи: первое — дело действительно серьезное. И второе — надежда есть. Потому что есть хотя бы один человек, который будет биться за нее до конца.

— Если мы сейчас ничего не предпримем, то Даанай вступит в войну с Рандаиром, — сказала Мирта. — И, весьма вероятно, погибнет. Вместе с сотнями мирных рандаирских жителей.

— Но как это возможно?

— Баарс, колдун, собирает войска. И делает он это от твоего имени, Игрейна!

— Как!? — королева в гневе вскочила на ноги.

— Почему-то меня это не удивляет, — пробормотала Инис, которой, в общем-то, были безразличны и Даанай, и Рандаир, и надвигающаяся война. Люди воевали всегда. В них есть неистребимая страсть убивать друг дружку. И, если уж на то пошло, все когда-нибудь умрут. Большая ли разница, как?

Мирта поглядела на альбиноску неодобрительно.

— Баарс просто амбициозный человек. Он считает, что война даст ему больше возможностей, чем мирное время. Думаю, все дело в этом. Быть может, здесь замешан и патриотизм. Быть может, он и не то чтобы предал тебя, Игрейна, а просто считает, что вам по пути.

Инис меланхолично перебирала струны лютни, опустив ресницы.

— О, Ледяные боги! По пути?! Да у нас нет шансов выстоять даже против Рандаира, не говоря уж о том, что могут вмешаться Аран или Лирия!

— Баарс считал, очевидно, что ты сможешь добыть ему этот шанс. С красным осколком.

Игрейна замерла, сжав в кулак мешочек на груди, что прятался под одеждой.

— Но Красный камень не привел меня к Книге Ааши. Теперь этот шанс упущен.

— Вряд ли мы можем точно об этом судить, — возразила воительница. — Кроме того, Баарс до сих пор не сдался, а велика вероятность, что он уже знает о твоей неудаче.

Игрейна решительно выпятила подбородок.

— Немедленно отправляемся! Мы остановим этого колдовского недомерка…

— Интересно, как? — негромко сказала Инис, вдруг резко отпустив струну.

Мирта и Игрейна обе посмотрели на нее.

— Мы сразимся с ним, — сказала, наконец, воительница. — Вот только…

— Вот только то, что увидит Игрейна, прибыв в Даанай, будет радостно отдающие ей честь войска и почтительно приветствующий свою королеву верный придворный колдун Баарс. Что дальше? Объявишь его предателем? Откроешь всем тот факт, что колдунишка осмелился командовать твоей страной без тебя? Дашь тем самым повод всем возможным бунтовщикам решить, что королева слаба, а значит, у них есть полное моральное право попытаться ее сместить? Беспорядки и войны? И в качестве главного врага — маг, который сумел найти и пробудить осколок красного камня?

Мирта и Игрейна безмолвствовали, осознавая, что возразить менестрелю нечего.

— Вы можете идти и сражаться. Только недолго просражаетесь, — закончила Инис, и ее пальцы снова пробежали по струнам.

— Мне не жалко жизни, — тихо сказала Игрейна.

— Погибнуть с честью и погибнуть бессмысленно — вещи не равнозначные, — Мирта нахмурилась. — Инис права. Так у нас нет шансов. Сами мы не справимся. Против мага нужен маг…

— И ты как раз знаешь одного. Подходящего. Непомерно сильного и неизменно глупого, вечно всем готового помочь идеалистичного идиота, так что можно радостно присоединиться к толпе людей, жаждущих использовать его в качестве своего оружия массового поражения или хотя бы пугала для врагов.

Инис не поднимала глаз, но голос ее звучал неожиданно зло.

— Почему ты так, Инис?.. — после паузы спросила Мирта. — Разве ты сама не к тому вела, чтобы…

— Да к тому, — горько ответила девушка. — Просто оно не значит, что все это мне нравится. Выбора у тебя нет, Мирта. Тебе нужен маг, если ты хочешь победить. Тебе нужен Райярр.

Мирта всмотрелась в бледное лицо своей приемной дочери — внимательно и грустно. Глаза воительницы были темные, чуть зеленоватые, теплые, как покрытая мхом земля летним полднем, пахнущая лесом и солнцем.

— Инис, ему не придется воевать. Если это Райярр, то он сможет предотвратить всю эту бойню. И никакой войны не случится. Если он согласится…

— Ты же знаешь, что он согласится, — Инис вздохнула. — Я попытаюсь найти его, Мирта. Хотя это, возможно, будет и нелегко. Разве что сам он выйдет на связь или откликнется на мой зов.

— А мы пока отправимся в Даанай…

— Именно. Вам тоже придется сделать все, от вас зависящее…

— Если придется — я буду драться до последней капли крови, — заверила девушку Игрейна.

— Тебе придется делать нечто более трудное, королева, — усмехнулась Инис. — Тебе придется думать.

— Э?

— Заставь Баарса снова пробудить красный камень. Или что-нибудь еще. Задержи его. Не позволяй ему начать войну, пока не вернемся мы. Это может занять не один месяц.

— Поняла. Но…

— Игрейна, — Инис встала, сжимая в руке гриф лютни, и посмотрела королеве прямо в глаза, — говори Баарсу что угодно. Действуй, как потребуют обстоятельства. Но я хочу, чтобы, когда мой брат придет на Север, не оказалось бы, что он сунулся в змеиное гнездо, где нет ни единого друга. Ты понимаешь меня, Игрейна?

Пристальный взгляд алых глаз Инис был тяжелым и требовательным, и горел затаенным рубиновым огнем.

— Понимаю, — очень тихо, но твердо произнесла Игрейна, выдержав этот взгляд до конца.

— Хорошо. Тогда, за дело!

***

Байлар в задумчивости меряла комнату шагами. Иногда ее движения становились вдруг более нетерпеливыми и порывистыми — под стать мыслям, и тогда пламя свечей трепетало, если одежды Байлар пролетали мимо. Сегвия наблюдала за девушкой с печки, но ничего не говорила — знала, что та ее все равно не услышит. И книга чуть усмехнулась. Довольно необычно было видеть Байлар в таком состоянии.

Сегвия знала ее дольше, чем сама Байлар знала себя. Сегвия помнила ее в пеленках, смешную и пищащую, розовый комок непостижимых человеческих возможностей. Помнила ее живой и любознательной девочкой, с упрямством, которого хватило бы на десятерых таких. Помнила угловатым подростком — растрепанная коса, острые локти, веснушки на носу, независимый дерзкий взгляд. Потом — ученицей лекаря, ночами сидящей за старыми книгами со скрипучим пером. У нее был дедов подбородок, его глаза и талант к зеленому чародейству, и что-то очень похожее в характере — что-то, позволяющее ей переправлять одиночество и тяжелое отчаяние в полезную деятельность. Впрочем, и отчаяние никуда не делось, Сегвия знала. Она всегда с интересом следила за Байлар. Правда, и сама она прежде была слегка другой. Ведь тогда она была связана с другим магом, и это накладывало особый отпечаток на темперамент книги. На некоторые вещи она тогда смотрела чуть иначе; и все же, Байлар выросла на ее глазах, из пищащего детеныша — в отличного врача, да еще и сильного мага, способного унаследовать Сегвию и установить свою связь с ней.

Так что Сег, хоть ее взгляд временами и отличался от человеческого, в общем-то, неплохо знала Байлар. Особенно учитывая последние годы, когда они немало общались, как добрые друзья. Байлар была рациональна и практична, имела твердое понимание того, какой она хочет видеть себя и какой — собственную жизнь, и не то чтобы смотрела на мир как пессимист, но с определенной долей цинизма — бывало. Тем не менее, чувства ее тоже были сильны — и темные и светлые (хоть сама Байлар, возможно, и стала бы это отрицать). Сегвия не слишком разбиралась в чувствах. Но только теперь, глядя на эту непривычную Байлар, на сбитую с толку и обуреваемую скрытыми эмоциями Байлар, книга вдруг поняла, что именно сейчас девушка вдруг стала чем-то очень похожа на совсем другого человека… другого хозяина Сегвии.

Может, именно из-за этой схожести книга ничуть не удивилась, когда Байлар наконец объявила, что собирается открыть ее полностью и искать в ней ответ.

— Хорошо, Байлар, — ответила Сегвия и раскинула свои крылья, всегда неуловимо прозрачные на концах ажурных перьев, и теперь с этих перьев они начали обращаться в свет. Байлар распутывала и перераспределяла потоки белой магии — эта магия отличалась от природной цветной и подчинялась Байлар потому, что у девушки была связь с Сегвией.

В конце концов Сег стала похожа на настоящую книгу, белую и слегка светящуюся, но только похожа. Касаясь страниц, Байлар могла видеть и чувствовать, а не только читать написанное. Магическая книга — это не просто текст. Это таинственная сущность, не до конца принадлежащая к обыденному миру, живая память сотворившего ее мага, бездонный колодец разнообразных знаний. Иногда, чтобы найти в книге ответ, необходимо точно знать, какой нужно задать вопрос. Вот почему Байлар, которая много лет использовала медицинские записи Биринара, не раз ее выручавшие, сейчас рассчитывала найти нечто новое. Ведь были вещи, которыми она не интересовалась никогда; а значит, могла так и не набрести на целые уровни информации, что столетиями хранила в себе Сегвия.

…И, когда девушка наугад открыла книгу, ее взор почти сразу же зацепился за знакомое имя. Ааша.

— Так Ярр был прав, — пробормотала целительница, пробежав глазами несколько страниц. — Ааша — реальный маг, и… тут он так упоминается… похоже, что Биринар знал его лично и, кажется, очень близко… Хм… Они были друзьями? Так получается, Сегвия намного старше, чем я думала…

Байлар листала магическую книгу, легко касаясь чуть мерцающих страниц, и даже не замечала, как темнело за окном. Биринар кроме магического дара, очевидно, обладал и даром слова, и немалым, читать его заметки местами было очень увлекательно. Этой книге было много сотен лет; но в руках у Байлар оживали эти старые слова, написанные так давно незнакомым магом, ‒ и девушка будто слышала его голос, его чуть ироничные интонации, как его представляла себе Байлар. Биринар имел острый и проницательный взгляд; многие вещи он характеризовал поразительно точно и глубоко, и часто не без чувства юмора. Байлар совсем потеряла ощущение времени, увлеченная повествованием дней иных.

То время теперь называют Эпохой Великих Чудес; для Биринара же это был тот единственный и нормальный мир, в котором он жил, хотя иногда маг все-таки понимал, что происходящее на его глазах останется в истории. Многих городов, которых он упоминал, уже давно не было — Байлар и не слышала о них; но встречались и знакомые названия — как Чаадан, нынешняя столица магов Арана, при Биринаре там только зарождалась теперешняя Ассоциация. Биринар смотрел на эту затею скептически, но вскользь упоминал, что Ааша вначале с большим энтузиазмом отнесся к созданию такой общности магов. Позже, впрочем, он в этой идее разочаровался и углубился в свои исследования. Биринар, похоже, участвовал сам во многих из них; он скрупулезно излагал эксперименты, удачные и неудачные, расписывал формулы и схемы заклинаний, но Байлар понимала в них очень мало, и потому с сожалением пропустила эти страницы."Райярр наверняка смог бы разобраться в этих расчётах", — с легкой грустью подумала девушка, и ей неожиданно представился тигриноглазый маг, азартно изучающий сложные формулы. Райярр в такие вещи уходил с головой, он бы самозабвенно проводил с книгой дни и ночи, влюбленно тыкал в самые интересные, на его взгляд, места, показывая их Байлар, и смеялся бы так радостно и беззаботно, как в другие моменты не смеялся никогда.

"Хватит, — опомнившись, одернула себя Байлар. — Хватает же наглости думать так… об убийце своих родителей!"

Иные люди, стыд имеющие, давно жизнь бы положили на то, чтобы отомстить боевому магу. Но между Байлар и Ярром вражда была уже невозможна; но и что-то иное было невозможно тоже.

"Пропасть, пропасть и разлом, и две дороги, что расходятся в разные стороны и не пересекутся больше никогда…"

Байлар тоскливо вздохнула, глядя на цветок в горшке. Это был тот самый цветок, который она вырастила случайно, в гневе желая продемонстрировать Ярру свою магию. Результат был неожиданным: крошечный росток вымахал в ветвистое дерево.

"Весною нужно пересадить его во двор", — в очередной раз решила Байлар, и снова обратилась к Сегвии.

Среди формул девушка наткнулась на любопытную историю."Путешествующие в мирах", — гласил заголовок, но содержание оказалось даже более фантастическим, нежели можно было предполагать."Наш мир далеко не единственный, — писал Биринар. — Впрочем, почему бы и нет? Другие универсумы существуют по другим законам". Если верить создателю Сегвии, выходило, что бывают люди, способные перемещаться из одного мира в другой."Их мало, и с каждым годом все меньше. Мне приходилось разговаривать с некоторыми из них; один рассказал, что видел мир, где магии вовсе нет; вместо того в том мире есть люди, умеющие взаимодействовать с самой сутью Мира. Эту суть они называют Душою Мира, а себя — Воинами ее. Другой же универсум разделен на две части, на тонкую и материальную, которые будто накладываются друг на друга, и обитают там четыре расы людей, одни больше воспринимают одну часть мира, другие — вторую… Есть среди них и маги, но это вовсе не то, что наши маги. И хоть трудно поверить в существование мира без магии…"

"Нет, — подумала Байлар. — Трудно поверить не в мир без магии, а в этих самых"Путешествующих". Как существо одного мира может оказаться в другом, где сама ткань бытия совсем иная? Как такое возможно? Если бы и случилось — не был бы пришелец в новом мире не более, чем мимолетным сном, нет, хрупким отпечатком сна?"

Целительница определила эту идею как полную чушь, и продолжила читать.

— А вот это уже интересно…

"Магия — скрепы нашего мира, его неотъемлемая часть. Мы видим ее потоки вокруг себя, но это лишь те места, где эта сила особенно велика — так подземная река может вдруг вырваться наружу, взметнувшись к небу чистой струей родника. Но ведь и все остальное полотно мироздания сплошь пропитано магией, ее тонкие, незаметные глазу нити вплетаются в связи, на которых держится все вокруг. Потому, наверное, мы и можем колдовать в тех местах, где крупных потоков магии вовсе нет, во всяком случае, пока есть хоть какие, достигающие такой величины, чтобы мы могли их уловить. Да, есть материалы, которые очевидно противятся магии, но их немного, и можно предположить, что их существование необходимо для равновесия природы. Магия порождает жизнь; жизнь порождает магию. Этот круг вечен и неизменен, но однажды мы с Аашей задумались… поскольку люди вмешались в этот процесс, не нарушили ли мы изначальный баланс, бесконечно преобразовывая и рассеивая мировую магию?"

Байлар вцепилась в книгу изо всех сил, позабыв о благоговении перед древним манускриптом.

"Магия порождает жизнь, а жизнь порождает магию. Но если так, существует возможность, что магия исчерпаема. И если человек возьмет без меры от щедрости природы, однажды это может привести к катастрофе…"

— Боги светлые! — задохнувшись от волнения, девушка дрожащими пальцами перевернула страницу. Книга бросала на ее лицо мягкие белые отсветы.

"И катастрофа будет грозить не только человеческой культуре — цивилизации людей, слишком привыкших к магии. Нет. Магия — скрепы нашего мира. Вынь скрепы — и пошатнется все здание. Когда магии в мире останется слишком мало, пострадает даже грубая материя. Мир будет рушиться, мир будет сотрясаться от бедствий, весь он станет — одно лишь бедствие, и маги…"

–"И маги ничего уже не смогут сделать", — помертвевшими губами вслух прочла Байлар, и захлопнула книгу.

***

Женщина в парчовом платье изо всех сил гнала коня, ничуть не жалея бедное животное, чьи бока были изранены шпорами. Женщина торопилась. Когда она пролетала деревни, крестьяне едва успевали увернуться из-под копыт коня красавицы, но простолюдины значили для нее еще меньше, чем лошадь. Нет. Значение имела только месть, старая и неприглядная, как воспаленная рана, покрытая заскорузлой коркой. Месть, что была, пожалуй, смыслом ее существования, или, во всяком случае, его лучшей частью, — и так давно. Месть человеку, спасшему ей жизнь.

Сначала она навестила Лайонелла в его башне. И маг ничуть не удивился, узрев ее на пороге, хотя вполне мог бы.

— Что привело тебя ко мне, Амари? Разве из всех башен Столицы тебе не пристало быть в башне лорда Мардагана?

Она подняла подбородок.

— Люди Мардагана упустили Райярра и девчонку.

— И? Почему меня должны волновать проблемы моих врагов? Ваши проблемы. Амари?

Темные глаза женщины, умело и верно подведенные, изучали бесстрастное лицо мага. Она знала Хантора столько лет, но этот человек по-прежнему оставался для нее загадкой. Неспособность понять, что́ скрывается за его усмешкой, временами раздражала. Не говоря уж о том, что это было попросту опасно. Хантор уничтожал всех, кто ему мешал, без промедлений и колебаний, сминал их, растаптывал, и шел дальше по их останкам и пеплу их тел.

"Да и я сама не стала ли такой же?"

Да. И только Райярр Кайнен почему-то ухитрялся уцелеть.

— Ты прав, Лайонелл. Если я смогу получить Книгу раньше тебя — я обязательно это сделаю. Если ты получишь ее первым, и я смогу прикончить тебя и забрать ее, — она чуть усмехнулась, — я обязательно это сделаю. Ну, попытаюсь, во всяком случае. Но сейчас Райярр Кайнен мешает нам обоим, разве нет?

Лайонелл отвернул лицо от окна только ради того, чтобы снова продемонстрировать свою ничего не обещающую полуулыбку.

— Да не то чтобы, — безмятежно ответил он.

— Но ты ведь сам пытался его убить!

— Было дело, — лениво сказал Лайонелл, рассматривая из окна оживление магического города. Чаадан всегда выглядит таким непоседливым и текучим; особенно, если знать, как смотреть. Если видеть не только внешнее великолепие, но еще и все эти бесконечные вспышки разноцветной магии. — Когда была возможность тихо убрать его со сцены, не покидая собственного дома… во избежание неприятных сюрпризов. С другой стороны, он и пользы может принести немало, не зря же Совет призвал его в свое время обратно в Аран. Только сейчас… разве не должно мне больше беспокоиться о вас, леди Амария Орвелл? Вы ведь так желаете добиться титула Верховного для достопочтенного старого Мардагана?

В глазах Амарии промелькнул какой-то странный огонь — показался лишь на миг, и тут же исчез.

— Быть того не может, чтоб Райярр встал на твою сторону! — воскликнула она почти гневно.

И усмешка Лайонелла Хантора стала совсем немного шире.

— А как насчет тебя?

Амария только хмыкнула в ответ. Гордо подняла голову, увенчанную короной темных волос. И развернулась, чтобы уйти — тяжелые юбки взметнулись за ней парчовой волной.

И тогда вдруг Лайонелл Хантор вполголоса произнес:

— Он знает, Амари. Я сказал Райярру, что это Бернард голосовал за то, чтобы оставить ему жизнь. Он отчего-то был совершенно уверен, что то была ты.

Амария вышла, не ответив ничего.

…А теперь подгоняла свою лошадь, тем нетерпеливее, чем сильнее разгорался в ней гнев. Разгорался против ее воли — хотя, казалось бы, за восемь-то лет она в совершенстве научилась управлять своими чувствами. И самым противным в этой ситуации было то, что она совсем не понимала, откуда это свербящее чувство берется.

Не сожаление же, в самом деле. О чем ей сожалеть? О том, что голосовала за казнь для предателя и отступника? Для того, кого она ненавидела искренне и всей душой? О том, что он до сих пор верил в обратное?

Глупости. А Хантор-то каков."Он не просто так рассказал мне о Бернарде. Он все равно что сам подписал для Райярра приговор. Снова". Ясно, что теперь Кайнен попытается найти Бернарда и вовлечь его в свою безнадежную борьбу за благополучие этого мира. И значит, ясно, куда теперь он пойдет. И где его нужно ждать.

И как с ним можно разделаться. О, как торопилась Амари, безжалостно загоняя коней, не менее суровая и к самой себе. Опередить Райярра; опередить и хорошо подготовиться; раз уж самой Амари не справиться с ним в открытом бою, а Лайонелл этой битвы не жаждет… Есть человек, который сможет по-своему совладать с Кайненом.

Нужна только скорость. Скорость и время. И добрая порция хорошей лжи, как следует приправленной правдой, правдой выстраданной и больной, и такой яркой, что в ее свете ложь уже будет не различить.

***

На западной окраине Лирии, в горах, которые картографы до сих пор часто именуют старым лиринарским словом"Миаллирэ", а обыватели называют просто"Зелеными горами" — со времен древних поэтов и до сих пор, за тот чудесный изумрудный цвет, в который окрашиваются весной их склоны, — женщина по имени Фаралиндэ сердито стояла над дорогой, пока ветер трепал ее седые кудри.

Впрочем, давно ее так не звали. Теперь она была больше всего известна как Звериная ведьма. Были у нее когда-то и другие имена, но те уже за долгие годы стерлись и подзабылись. Что толку в именах, если нет никого, кто мог бы их произносить? Так что теперь и ей самой грубоватая кличка, данная суеверными селянами за ее странную магию, была ближе и привычнее.

Жила Звериная ведьма в уединении в горах, и больше всего не любила, когда ее там тревожили. Ей всегда казалось, что, если захочешь пообщаться с людьми — сам их найдешь, и вовсе ни к чему этим людям являться к ней домой. Она обладала немалой силой, но редко вмешивалась в происходящее вокруг — только если что-то ее действительно задевало.

А несколько дней назад как раз произошло такое редкостное событие. Фаралиндэ гневно хмурила брови, сумрачно глядя на пейзаж перед ней. Горы, конечно, потускнели с наступлением осени; земля стала тоскливо-коричневой, будто ржавой, а ветер то и дело заволакивал верхушки гор туманной дымкой. И все же и такие горы были по-своему хороши — чуть грустная и мирная картина. И — Фаралиндэ сжала кулаки, — она никому не позволит нарушить этот мир.

Звериная ведьма прищурилась, разглядывая приближающегося к ней человека. Она ждала его — еле сдерживая бурлящий в ней гнев. Как хорошо, что та несчастная девочка осмелилась к ней обратиться и попросить у нее помощи. О да, она задержит негодяя. Грязный человечишка, убийца, чьи грехи неисчислимы, не принесет сюда войну снова. Никогда, пока жива Звериная ведьма.

Та, испуганная и растрепанная, горько плакала. Сбивчиво каялась в своих грехах — и в том, как была боевым магом, и в том, как хотела потом хорошей жизни, и даже в том, в чем не было ее вины, а была лишь война. Фаралиндэ прожила очень много лет; куда больше, чем можно было бы предположить. Она видела много войны. И хорошо понимала, как она калечит эти несчастные души. Кровь, смерть и насилие — вот что они видят с детства. А людей обязательно определяют в союзники или враги, иначе не могут. А от союзника каждый миг ждут кинжала в спину — и готовят свой. Такие они, дети войны, считающие, что это — естественное состояние человека. Сама Звериная ведьма не такая, но хорошо это понимает, ведь большую часть и ее жизни тоже была война. Теперь же наконец настал такой долгий, хрупкий и прекрасный мир. И неужели ж можно допустить, чтобы один жестокий маг все разрушил?

И не то чтобы Фаралиндэ настолько уж беспокоили другие люди. Просто она терпеть не могла подлости и несправедливости. Такие вещи разжигали в ней безудержный гнев.

А этот мерзавец был очень подлым. Человек, одержимый властью, и ради нее ступающий по трупам. В годы войны отнимавший жизнь у сотен людей — и получавший от этого удовольствие.

"Я не смогу остановить его, — плакала пришедшая женщина, и ее плечи мелко вздрагивали. — Я не такой сильный маг! И… И… И он однажды спас мне жизнь… а после грязно использовал, обманул и бросил! Если теперь он меня настигнет… И если вырвет из меня информацию о Книге, что он ищет… Весь мир снова превратит в одно большое поле боя! Он ни в чем предела не знает!"

Она не врала. Даже Звериная ведьма была поражена той болью, что горела в ее темных глазах, когда женщина рассказывала о событиях десятилетней давности. И гнев, что проснулся в душе Фаралиндэ, было уже не унять.

"Я остановлю его", — пообещала она больше себе, чем той бедной девчонке.

Если кого-то и ненавидела Звериная ведьма в этой жизни — это предателей и насильников.

"Не люди. Они не люди". Они и животными-то, по-хорошему, быть недостойны. Так что было настолько трудно сдерживать себя и разговаривать с ним лицом к лицу. Конечно, и безопаснее было бы напасть на мерзавца неожиданно и из засады, если он действительно такой уж сильный маг. Да только не Звериной ведьме опускаться до низостей, свойственных таким, как он.

— Ты Райярр Кайнен? — спросила она, высокомерно глядя прямо в его бесстыжие карие глаза. Он смотрел доброжелательно и спокойно — но так просто Звериную ведьму не провести.

— Да, — ответил маг немного удивленно. Ветер рвал их волосы — пепельно-серые пряди Фаралиндэ, каштановые с приглушенной медью — Райярра, развевал их одежды. Фаралиндэ стояла чуть выше по дороге — и смотрела на мага сверху вниз.

— Ты знаешь Амарию Орвелл?

— Да, — теперь в его взгляде определенно промелькнула растерянность. — Но…

— Ты знаешь свою вину перед нею? Перед другими, павшими от твоей руки?

И, наблюдая, как расширились его глаза, Фаралиндэ сделала свой ход.

Выл ветер.

Первую атаку маг отразил просто машинально, плавным движением правой руки быстро начертив защитный рисунок. Мужчина все еще выглядел растерянным и изумленным, и Фаралиндэ сразу ударила снова, не давая ему времени опомниться. Действительно ли он такой уж сильный маг? Где ж тогда его хваленое черное пламя? Почему даже меч его по-прежнему в ножнах, если он правда умелый воин? Да зачем вообще магу меч?..

…Заклинание Фаралиндэ ударило в цель, и мир вокруг озарился ярким белым светом.

…За многие мили от Зеленых гор Байлар, задремавшая было за работой, проснулась вдруг в жутком страхе и холодном поту, и никак потом не могла понять, что за тревога сжимает ее сердце.

Правда, прошло немного времени — и эта тревога унялась.

***

Кричали люди, колотили в щиты рукоятями мечей и древками боевых топоров, жгли костры и плясали вокруг них, звеня родовыми оберегами, и били в барабаны, в унисон и вразнобой. Барабаны могли бы напомнить южанину в этот холодный день уже наступившей здесь, куда раньше, чем в Аране или Рандаире, зимы о жарком летнем Семивратье; только вот здесь не поклонялись Урожайным богиням. Здесь молились Ледяным богам, и чтили их по-разному, но чаще всего — горячей кровью, непременно собственной, пролитой на синий лед алыми яркими каплями.

Теперь в барабаны ударяли не ради божества. Даанийцы приветствовали возвращение своей королевы.

Дараа захватила волна ликования, когда Игрейна со своим отрядом проехала к воротам крепости. В ушах звенело от радостных воплей — королеву здесь действительно любили. Мужчины потрясали оружием, женщины протягивали своих детей, чтобы младенцы перенимали силу королевы, Игрейна улыбалась им в ответ и, обернувшись у стен крепости, воздела к небу свой топор под оглушительные крики северян.

На следующий день в королевском доме был пир, народу раздавали выпивку, и повсюду люди устраивали кулачные бои, которые традиционно собирали толпы возбужденных зрителей. Игрейна появлялась то там, то здесь, и как минимум однажды сама вышла на ринг, свалив, ко всеобщему удовольствию, дюжего молодого кузнеца.

И даже на третий день настроение у всех было праздничным. Только сама Игрейна уже не улыбалась, стоя у окна и глядя на Дараа под нею — такой серьезной королеву мало кому приходилось видеть.

— По городу ходят слухи о будущей войне, — сказала Игрейна, нахмурив брови. Королевский дом своей верхней башенкой находился на вершине скалы, так что Дараа был виден отсюда как на ладони, во всяком случае, своей восточной половиной. На Севере обычно не строят замков, таких, как встречаются в Лирии, Аране или Рандаире, не возводят крепостей из камня, как в Фииранде и на юге Миранда. Но бывают укрепленные города, такие, как Дараа, окруженные защитным валом и ледяными стенами. Центром же города была небольшая цитадель, при сооружении ее использовали все достоинства возвышенности, вокруг которой вились и прижимались строения, отчасти уходя в толщу земли, отчасти обрастая и укрываясь деревом и льдом.

Цитадель была сердцем города, но ни один уважающий себя правитель Дааная еще не наблюдал отсюда ни за одной войной. Король не должен прятаться в укрытии; место короля, настоящего северного короля — в гуще битвы.

И если его убьют — значит, он не был настолько силен, чтоб оставаться королем.

Игрейна была наследницей именно таких правителей, суровых военачальников, лучше владеющих топором, чем словом, хотя Мирта не сомневалась, что даже на Севере и даже в такой маленькой стране обычный вояка не смог бы царствовать, по крайней мере, долго, по крайней мере, успешно. Игрейна и не была лишь воякой, но она совершенно определенно находила куда больше радости в честной битве, чем в закулисных интригах, особенно внутри собственного двора. В сумрачном взгляде королевы, устремленном на Дараа, живущий своей обычной жизнью, полной торговли, хмельных напитков и постоянных драк, была откровенная, старательно подавляемая тоска.

— Как и ожидалось, есть те, у кого безудержный энтузиазм все перевешивает… и вовсе привел мозги в негодность, но в основном люди помнят о Законе.

— Хорошо, если так. Но нельзя забывать, что мнение народа можно изменить. Такому, как Баарс, это под силу.

Игрейна только гневно прорычала что-то невразумительное в ответ.

Мирта вздохнула.

— Думай об этом как о сражении. Только поле битвы иное. А риски — так даже выше.

— Я и думаю, — сквозь зубы ответила Игрейна, и Мирта по выражению ее серых глаз поняла, что это — чистая правда. — Что я, по-твоему, тут делаю…

— Ваше величество, колдун пришел, — из-за двери объявил старенький слуга, обитавший тут еще со времен дедушки Игрейны.

— Пусть войдет, — велела королева. Ее спина мгновенно выпрямилась, а лицо стало совершенно непроницаемым.

Вошедший был низеньким и круглым мужчиной средних лет. Его гладкое лицо не было некрасивым, но казалось неприятным, и виной этому впечатлению была не внешность сама по себе, а что-то внутреннее, глубинное, на что откликалась скорее интуиция, чем какое иное чувство. Баарс обладал некоторым достоинством осанки и взглядом быстрым, проницательным и острым, который трудно было поймать — и еще труднее что-либо от него укрыть.

— Моя королева, — он почтительно поклонился, — счастлив видеть вас снова на родной земле.

— Колдун, — Игрейна чуть прищурилась. — Хорошо ли ты заботился о ней в мое отсутствие?

Баарс склонился еще ниже.

— Насколько хватало моих скромных сил, ваше величество.

— Было ли их достаточно, чтобы нарушать мои приказы?

— Королева!

— О тебе, понимаешь ли, странные слухи ходят. Будто ты войско собираешь за моей спиной… Никак переворот замыслил? Почему тогда не выставишь своего бойца, как полагается? К чему уловки, а, колдун?

— О, королева! — воскликнул маг. — Вы сомневаетесь в моей верности?

Игрейна фыркнула.

— Пока еще нет. Хотя… что я должна думать, когда происходит подобное? Что ты услал меня подальше ради того, чтобы состряпать тут подлый заговор?

— И в мыслях не было, — вполне искренне сказал Баарс. — Моя королева, вы еще так молоды, но ваше сердце полно истинного огня. Дозвольте поговорить с вами наедине?

— Нет, — резко ответила Игрейна. — Мирта — мой друг и учитель. Если есть, что сказать мне, говори и при ней.

Колдун кинул на Мирту кислый взгляд.

— Но, моя королева…

— Ты мне что, перечить хочешь? — удивилась Игрейна.

— Я пойду, — спокойно сказала Мирта, поднимаясь. — У меня еще дела. Но если что, я буду неподалеку, королева.

И воительница удалилась, по пути одарив мага презрительным взглядом. Нельзя сказать, что она не колебалась, оставляя колдуна с Игрейной. Но так было нужно, и Мирта надеялась, что королева поймет, насколько ее учитель верит в ее способности.

–…То, что ты предлагаешь, идет вразрез с Законами Эрды!

— Королева, эта война вернет истинное величие нашей стране! Разве не стоит ради этого преступить через ветхие никчемные традиции? Когда мы сможем силою своей проложить путь к лучшей жизни? Подумайте о своем народе, королева! Южные земли богаты и плодородны… Наши — холодны и суровы. Почему бы не добиться немного большего? Не покрыть свои имена вечной славой, а в свои дома не принести благополучие?

— А через магов их ты тоже просто так переступишь? — спросила Игрейна тихо.

— Магов в Рандаире больше нет!

— Зато в Аране и Лирии есть! А рандаирцы вовсю пользуются магическим оружием, которое импортируют из Лирии и Миранда. Я там была, я знаю, о чем говорю. Нет, Баарс. Допустим, ты прав. Но мы не готовы к этой войне.

— Тогда…

— Тогда мы можем к ней подготовиться.

— Королева!..

— Приостанови набор войск. Вместо этого… Знаешь ли ты, почему осколок Красного камня, что ты мне дал, перестал вести меня?

— Я все исследую, моя королева, — поклонился Баарс.

— Вот и исследуй. Нам нужна сила. Нам нужна магическая мощь. Столь же великая, как и сама наша цель.

— Слушаюсь, королева! — отозвался маг. И добавил с чувством: — Возможно, эта земля много столетий ждала такого правителя, как вы. Того, кто дерзнет захотеть больше, чем имеет.

— Возможно, — ответила Игрейна.

***

Было это на исходе зимы, когда снег уже сползал грязными клочьями, обнажая остатки травы и ржавой прошлогодней хвои, дорога то превращалась в слякотное месиво, то покрывалась хрусткой корочкой льда, а временами — и то и другое сразу. Небо было серым и влажным и отражалось в столь же серых лужах, снег чередовался с дождем, и зима уже явно отступала, но и весной еще не пахло, несмотря на капель. Байлар вышла в эту серую мерзость из темной избы своего деревенского пациента, вдохнула полной грудью мокрый воздух и, поудобнее перехватив корзинку, отправилась к другому недужному.

Целительница устало взглянула на унылое небо. Эту свою пациентку она лечила многие годы. У девушки было редкое заболевание: ее сердце не желало как следует качать кровь, сильно увеличившись в размерах. Байлар не могла излечить такое… еще обладай она черной магией в дополнение к зеленой — тогда это стало бы возможным, Байлар как-то читала о таком, но она не обладала… Все, что она могла — поддерживать больную лекарствами и сложными заклинаниями, уменьшая непосредственный вред для организма. Отдельного труда стоило скрыть применение магии — люди неодобрительно относились даже к зеленому ее виду, а ведь сложные плетения силы видны даже не-магам… В общем, приходилось проявлять чудеса изворотливости, а не только врачебного мастерства.

В этот пропитанный холодной моросью день Байлар еще собиралась зайти к одному старенькому дедушке, для которого много лет готовила снадобья от его радикулита, а затем вернуться домой. Но, стоило ей ступить на землю, спустившись с высокого крыльца дома больной девушки, как внезапно на Байлар накатило это страшное чувство.

…Ударило, будто обухом по голове. Словно небо обрушилось на нее, враз поменяв свой цвет.

И что-то внутри — что-то, бывшее самой сутью Байлар, вдруг натянулось струною, и зазвенело от тревоги, отчаянно, сильно.

И так больно сжалось сердце — словно это она здесь была не врачом, а больной.

…Корзинка выпала из онемевших пальцев, и покатилась, покатилась в мерзлой грязи круглая скляночка с лекарством, и плюхнулась в лужу цвета серого неба…

— Сег!!

Байлар, задыхаясь, ввалилась на порог собственного дома, рывком распахнув дверь.

— Сеег!!!

Книга тут же вспорхнула к ней, на ходу достраивая свой облик белой птицы.

— Байлар? Вышние, что с тобою случилось? Байлар??

— Сег! Я должна… Мы должны…

— Байлар?

Она, наконец, отдышалась хоть настолько, чтобы внятно говорить.

— Райярр в опасности! Если ничего не предпринять, Райярр умрет!

— Что? Но откуда?..

— Да не знаю я! — воскликнула Байлар в досаде. — Просто чувствую. Просто… так больно здесь, — она ткнула себя в грудь. — Не знаю, откуда, но уверена, что это так! О, Сег!

Птица растеряно наблюдала, как девушка тут же стала метаться по комнате, забрасывая вещи в свою дорожную сумку.

— Байлар, ты что же…

— Мы уходим, Сег.

— Ты правда… вот так все бросишь и…

Она остановилась. Упрямо поджала губы.

— Я не могу иначе. Я иду за ним.

— Но… но куда, Байлар?

— Понятия не имею! Но… думаю, я найду его, Сег. Потому что… потому что… Это будто мое сердце знает, где Райярр. Будто оно откликается на Яррово сердце.

"Только дождись меня, глупый маг. Не умирай. Я не дам тебе умереть".

Я не позволю.

Байлар обошла перед уходом тех пациентов, кому, как той девушке, трудно было бы обходиться без ее магии, и оставила им свитки, лекарства и подробные указания на случай, если она долго не вернется и больным понадобится новый врач. До сих пор пациенты для Байлар были всегда важнее всего на свете; но все остальные дела она бросила как есть, без колебаний и сожаления — нетерпение ее было столь велико, что не давало спокойно сидеть на месте, и исцелить его могла только дорога.

И вот она вышла на дорогу — на грязную и обледеневшую дорогу, с обоих концов упиравшуюся в серое небо — а значит, не имевшую конца. Она, за двадцать четыре года своей жизни всего лишь два или три раза отъезжавшая дальше трех близлежащих деревень. На какое-то мгновение Байлар испытала естественный страх перед этой дорогой, не имеющей пределов; но потом надвинула на голову капюшон, защищаясь от мелкой мороси, и решительно зашагала вперед.

Сегвия, снова обращенная в кулон, висела у Байлар на шее под одеждой; на этот раз девушка трансформировала книгу таким образом, чтобы хоть иногда иметь возможность с ней мысленно общаться. На плече у целительницы болталась сумка с немногими вещами и ее скромными сбережениями. Дом оставался позади. А будущее было туманным и пасмурным, прямо как хмурый горизонт перед глазами.

Ясно было одно: Байлар собиралась во что бы то ни стало разыскать Ярра и помочь ему.

Зачем и почему, и что потом делать — она подумает позже. Сначала — найти его. Даже если для этого придется зайти за край земли.

И то обстоятельство, что Райярр был убийцей ее семьи, не то чтобы совсем исчезло — Байлар бы не позабыла об этом никогда — но словно поблекло и отступило на задний план перед той щемящей сердце болью, что теперь вела ее вперед.

Так она прошла мили и мили размякшей рандаирской дороги, каждый метр которой временами превращался в поле боя с холодом и грязью.

— Как хорошо, что зеленые маги не болеют, — с усмешкой заметила как-то Байлар Сегвии, в очередной раз пытаясь преодолеть то болото, в которое превратился мир вокруг. — И во времена эпидемии пригодилось, и вот теперь!

Жаль только, что и зеленым магам приходится потом стирать свою одежду… Или хотя бы искать соответствующие синие свитки.

Байлар по пути видела много новых для нее вещей. Запоминала и училась, в основном молча, не привлекая к себе внимания. Так, она быстро поняла, как можно продавать созданные ею по пути свитки, чтоб заработать денег (не будучи универсалом, Байлар свитки изготавливала с помощью Сегвии; в результате они немного отличались от обычных, которые во времена недостатка универсалов делали, как правило, группы магов, способных совместно творить заклинания; впрочем, свитки Байлар были не менее действенны), и быстро разобралась в том, как работают постоялые дворы и как там следует себя вести.

Однажды поздно вечером в одном из мелких городков на востоке Рандаира целительница как раз разыскивала приличный постоялый двор. Гадая о том, найдется ли там комната и какой она будет, Байлар уже предвкушала, как отпробует какой-никакой, но горячей похлебки, направляясь ко входу; но тут девушке пришлось стать свидетельницей довольно неприятной сцены.

Дверь гостиницы распахнулась, и оттуда выкатилась гомонящая кучка разгоряченных вином и ни на что полезное не направленной собственной силой молодых людей. Четверо парней тащили пятого, худосочного черноволосого подростка. Доставив парнишку на свежий воздух, они швырнули его в грязь лицом, а потом принялись методично избивать ногами. Мальчишка дергался и молчал.

"Нет, так не пойдет", — решила Байлар, и поспешила к этой компании.

— Получай, ххх колдунишка! Мало тебе? Мало? Вот еще!

Паренек промычал что-то невнятное, но это что-то определенно не было просьбой о пощаде. Скорей уж проклятием.

Байлар уже ощущала медленно кипевший в ней гнев, который надлежало сдерживать, дабы не вляпаться в неприятности, из которых потом не выберешься. Но не оставлять же подобное просто так.

— И что он вам сделал? — поинтересовалась девушка.

Пьяные господа наконец ее заметили, и на лицах их отразилась нерешительность. На что Байлар, в общем-то, и надеялась: вряд ли дебоширам хотелось, чтобы их застали в процессе экзекуции. Рандаирские законы могли быть суровы на этот счет… Рандаирские обычаи — и того суровее.

— Ступай, девка, — неуверенно произнёс один.

— В чем благородство — вчетвером на одного? — продолжила Байлар.

В пьяных головах вино боролось со здравым смыслом. В одной из них алкоголь, очевидно, все же одержал победу.

— Сейчас и тебе навесим, коли не уйдешь! — пообещал молодец.

Другого его товарища воодушевило такое мужество, и он двинулся было к девушке.

— Ни с места, — негромко скомандовала она. — Во-первых, у меня нож…

— Баба с ножом! — парень ухмыльнулся и смачно выругался. — Ну и? И что ты с ним сделаешь?

— А то, что пусть я и женщина, я врач, — спокойно сказала Байлар. — И я очень хорошо знаю, где нужно резать.

Четыре недалеких мозга довольно быстро оценили новые перспективы.

— Ладно, ребят, чё, пойдем, что ли? Колдунишку уже достаточно научили.

— И еще научим, если снова объявится, — угрожающе сообщил другой в сторону распростертого в грязи паренька.

Тот тихонько посоветовал обидчикам провалиться к Падшим в Ад, но, на его — и Байлар — счастье, добры молодцы уже ретировались, отправившись веселиться в иные места.

Байлар присела рядом с мальчишкой.

— Ты как? Встать можешь?

— Наверное… Ох, — девушка помогла ему подняться. Юноше крепко досталось, но, несмотря на кровоподтеки, его лицо показалось целительнице отчего-то знакомым. — Вы и правда так хорошо орудуете ножом?

— Я блефовала, — честно ответила Байлар. — Может и хорошо, но только в качестве хирурга. Ну, в основном. С четырьмя сразу я вряд ли бы справилась.

— Значит, вы ужасно храбрая. В любом случае, спасибо…

— Потом поблагодаришь. Пойдем со мною, я тебя осмотрю. Ты сильно пострадал, тут явно нужно лечение.

И, не слушая его слабых возражений, Байлар повела мальчишку в гостиницу.

— Как зовут тебя?

— Канан…

— И что ты не поделил с подобного сорта людьми? — она ловко бинтовала его раны, хмуря брови. Благодаря своей интуитивной магии Байлар знала, что мальчишка получил довольно серьезные внутренние повреждения. Это опасно, и он будет долго болеть, если сейчас не вылечить его с помощью колдовства. И лучше не консервированного свиточного, а полноценного и точного. Но лечить его магией — значит выдать и себя. Первому встречному мальчишке. В то время, когда от осторожности Байлар зависит не только ее собственная жизнь, но — она почему-то была в этом абсолютно уверена! — и Райяррова тоже.

И все же… Если ты врач — по собственному выбору и призванию, а не только по родительской воле — то, наверное, ты всегда будешь прежде всего врачом. А только потом — не слишком уверенной и слегка диковатой рандаирской девчонкой. Что-то в тебе твоя профессия непоправимо меняет — и где-то делает тебя чуть жестче и чуть циничнее, но где-то… Где-то и особого выбора-то не оставляет. Байлар вздохнула, обдумывая сразу все возможные способы скрыть свое магическое вмешательство и отметая их один за другим.

— Ничего я с ними не делил, — немного обиженно ответил тем временем Канан. — Я просто… — тут он смущенно замялся и слегка покраснел, кинув быстрый взгляд на Байлар. — В общем, я техник… Ну, подмастерье. Вот они и привязались…

Байлар понимала его смущение. В Рандаире быть техником — занятие малопрестижное. Навроде золотаря. Без них — никуда, но они все-таки какие-никакие маги, так что смотрели на них всегда косо. А случись что нехорошее — все шишки первым делом опять-таки падали на техников. И изрядно отвыкший за восемь лет от настоящей магии народ совершенно не волновало, на что реально способны или не способны эти люди.

Да Байлар и сама еще помнила ту глухую неприязнь, что до недавнего времени испытывала к собственной магии. И понимала ведь, что ее чародейство жизни спасает. Но все же хоть немного, а казалось, что стыдно это и неприлично — магией обладать.

Поразительно, как сильно пошатнулись ее стереотипы за такое короткое время с Ярром. И поразительно, насколько легче, если подумать, стало жить, когда не отвергаешь часть себя.

Целительница затянула очередной бинт, а потом обратилась к мальчику прямо:

— Послушай, Канан. Сейчас я могу тебя вылечить. Но лучше будет, если никто не узнает, как. Ты ведь понимаешь меня, правда?

Канан в удивлении приподнялся на локте.

— Значит, вы…

Байлар молча смотрела на него.

— Я даже не знаю, смогу ли я вам когда-нибудь отплатить… за всю вашу доброту, — произнес Канан после паузы, и улегся снова. — Я, разумеется, не скажу никому…

Байлар начала сплетать свои заклинания, и некоторое время тишину только изредка нарушали ее слова, произнесенные на лиринарском. А потом Канан вдруг сказал:

— Вообще-то, я не питаю ненависти к магам.

Байлар не отвечала ему, сосредоточившись на деле.

— И… вы уже второй маг, который спасает мне жизнь.

Движения девушки чуть замедлились, однако глаз она не подняла и чары плести не перестала.

— Тот, первый, так вообще был боевым магом, можете поверить? — продолжал Канан, глядя в потолок. Глаза Байлар враз расширились. — А я ведь даже не смог его поблагодарить. Тогда — не смог. А другие, знаете, как они его отблагодарили? Он их спас, а они его — убивать! Не знаю, жив ли он теперь. От наших-то, я слышал, ушел…

— Я вспомнила… Откуда мне знакомо твое лицо! — воскликнула Байлар. — Так ты тот паренек из Ирша, который спорил за то, что Райярр святилище не рушил…

–"Райярр"? Вы что, его знаете?? — игнорируя избитое тело, Канан подскочил на кровати.

— Ой, — только и сказала Байлар.

Некоторое время они с Кананом молча созерцали друг друга.

— Он жив? Где он теперь? — наконец негромко спросил юноша.

— Я не знаю, — покачала головой Байлар. — То есть, я правда не знаю. Ляг, пожалуйста, обратно.

Канан повиновался, поморщившись от боли. Байлар снова принялась колдовать.

— Значит, его зовут Райярр… Я в долгу перед ним. И не только за святилище. Еще… Вышние, так сложно это объяснить. Тогда я ненавидел магов — как и все, нас ведь так воспитывали, с детства же только и слышишь, что дурное о них. Да и нет такой семьи, чтоб хоть сколько-то от войны не пострадала… Я ненавидел магов, особенно боевых. Я не слишком любил и свое ремесло — средство для того, чтобы выжить, но средство гадкое, хоть и необходимое другим. Но когда появился этот маг… Понимаете, он будто был совсем другой, он не вмещался ни в какие рамки прописных истин и общепринятых понятий. Он просто пришел и… И всех нас спас… и… и знаете, что в этом самое, самое странное, что почти пугает? Он ведь знал, что́ будет потом. Наш страх, нашу неблагодарность — все это предвидел, но был таким… Я ему"спасибо"сказать не смог, но его взгляд забыть тоже… не смог. И потом… день за днем невольно думал об этом. И злился — но думал. И все так перепуталось… и все стало казаться иным. В общем, я больше не мог оставаться в Ирше. Не то чтобы я решил уйти совсем из дома и бродить по свету, но хоть немножечко расширить свой мир, хоть на пару других рандаирских городов… Простите, наверное, вам все это кажется такой чепухой.

— Вовсе нет, — сказала Байлар. И усмехнулась про себя.

Как это похоже на тебя, Райярр. Взять и перевернуть чужую жизнь, походя, не задумываясь, просто потому, что имеешь достаточно Света, чтобы следовать своему пути. И с моей жизнью — разве не ровно то же самое?

— Со мной произошло нечто похожее, — призналась она.

— Я теперь и сам не знаю, чего я хочу. Я не особенно надеялся встретить его вновь. Просто жить по-прежнему стало невозможно. Наверное… я просто ищу свой ответ. А вы?

— А я — Райярра, — ответила Байлар.

Канан что-то быстро обдумал про себя, что-то неожиданное для него и, очевидно, неординарное, потому что такие эмоции отражались на его лице. А потом снова сел на кровати и решительно поглядел на Байлар.

— Госпожа! Прошу, возьмите меня с собой!

— Что?

— Госпожа, пожалуйста! Прошу вас!

— Но…

— Пожалуйста! Мне очень нужно… я бы очень хотел еще раз увидеть господина Райярра и поговорить с ним! А вам со мною безопаснее будет, чем путешествовать одной!

— Ты уверен? — Байлар скептически подняла брови, скользнув взглядом по мешанине бинтов и синяков, из которой на данный момент состоял Канан.

— Все лучше, чем одной! — не смешался мальчишка. И, глядя на лишенное всякого энтузиазма лицо Байлар, вдруг быстро прибавил:

— Я ученик синего мага! И умею много полезного делать! Кроме обращения с техникой. Чинить, зашивать без ниток, заставлять разные вещи…

— Ладно, — сдалась целительница и, щелчком развеяв последнее заклинание, легонько ткнула Канана в грудь. — Тебе нужно лежать. Не прыгай, и до завтра в основном все заживет.

Она встала, собрала остатки бинтов и лекарств, и уже на полпути к двери, обернувшись, сказала:

— Меня зовут Байлар.

***

Против ожидания, Байлар и Канан сработались быстро. Целительница делала свитки, мальчишка их продавал. Она заваривала для него травы, чтобы лечить его простуду — он чинил ее одежду простенькими синими заклинаниями и сушил промокшую обувь. Однажды они даже решили попробовать создать свиток вместе, синхронизировав свои чары — потерпели поражение и решили попытаться в другой раз. Говорили мало, в основном по делу — и не испытывали неудобства в молчании друг друга. И, попадая в большой город, с совершенно одинаковым упоением происходящим терялись на книжном рынке: Байлар ‒ среди лекарских трактатов и исторических книг, Канан — у прилавков с героическими романами.

— Госпожа, но все-таки, откуда вы знаете, куда идти? — как-то спросил целительницу Канан.

— Я ведь уже говорила, я не знаю.

— Тогда почему…

— Все, что я знаю — что Райярр собирался на юг.

— Но почему тогда мы держим путь отчасти на восток, когда могли бы просто идти по нашим Рандаирским землям до самого озера Кальнаш?

— Не спрашивай меня об этом, Канан, — вздыхала Байлар, потому что разговор их не в первый раз уже упирался в ту точку, где дело касалось мистического ощущения, которое указывало целительнице путь — и которое Байлар объяснить ну никак не могла. Ей и самой, между прочим, не так легко было смириться с этим фактом. Учитывая, насколько рациональной она всегда была.

— Госпожа! — не унимался Канан. — А про господина Райярра вы мне расскажете?

— Вышние! Да мне самой о нем известно не так уж много.

— Как такое может быть? Тогда почему…

— Не спрашивай меня, почему я его ищу, Канан! — взрывалась Байлар. — Ты тоже ничерта о нем не знаешь!

— Вот и расскажите! Ну госпожа! Ну госпожааааа…

Байлар ускорила шаг, так что Канану вприпрыжку пришлось ее догонять. И этот разговор — в том или ином обличьи — тоже уже случался не в первый раз. В конце концов Байлар решила все же удовлетворить Кананово любопытство. Может и передумает путешествовать с ней.

— Я действительно знаю немногое… Я повстречала Райярра, когда его ранили ваши горожане. Я вылечила его, а потом… Долго объяснять, но он дважды спас мою жизнь.

— Госпожа, вы взялись лечить боевого мага? Или вы не знали?

— Знала, — Байлар хмуро смотрела на дорогу. — И, поверь, мне не так легко далось это решение.

Канан посмотрел на девушку с новым уважением. Вот так преодолеть свою ненависть… тоже не каждый может, ему-то этого не понимать.

— Правда, если бы я тогда знала его имя… Знала бы точно, кто он такой… вряд ли я стала бы его спасать. Райярр Кайнен… бывший маг Боевой Шестерки. Если ты слышал…

Глаза Канана стали совершенно круглыми.

— Светлые богини! Тысяча Падших! Конечно, слышал. Я читал о них, хотя у нас иначе, как с проклятьями, о них не вспоминают.

— У нас тоже, — мрачно сказала Байлар.

— И господин Райярр… получается, убийца из отряда сильнейших универсалов…

Байлар скосила глаза на ошеломленного мальчишку.

— Что, раздумал идти со мною?

— Я… Н-нет, не раздумал.

— О?

— Не раздумал, — уже твердо повторил Канан, и вдруг посмотрел прямо на девушку. — Вы же тоже хотите встретиться с ним, верно, госпожа Байлар. Даже зная теперь все.

Байлар несколько мгновений глядела на него, потом отвернулась и снова стала смотреть лишь на дорогу. И только спустя некоторое время ответила Канану, когда тот уже ничего и не ждал.

— Я должна бы ненавидеть его, но не могу. Он… один из лучших людей, что я встречала, так мне показалось, когда я узнала его поближе. Несмотря на все. Он… очень страдает от того, что́ видел на войне. И теперь… так старается ради общего блага. Я не могу презирать такого человека.

Байлар вспомнила его янтарный, грустный взгляд. И неосознанно сжала кулон-Сегвию, спрятанную под рубашкой — так стиснула ее сердце странная тоска.

Эта дорога, что разматывается перед нею клубком цветной пряжи без начала и без конца — приведет ли она к Ярру? Байлар чувствовала, что приведет, но если на миг, только на миг представить, что нет — что тогда?

Что станет с ее миром, если хотя бы где-то в неизведанных далях, хотя бы чисто гипотетически, хотя бы в качестве лишь знания о существовании этого мага, в нем не будет, совсем не будет Райярра?

Границу с Лирией они пересекли несколько южнее Бирданга — к большому облегчению Байлар, которой вовсе не хотелось снова оказаться поблизости от Эльбира. Широкий тракт, по которому двигались путешественники, был одной из главных магистралей этого направления, дальше он поворачивал на Лирру, так что здесь располагалась одна из лирианских приграничных крепостей, которую необходимо было миновать, чтобы двигаться дальше на восток. Ленивый стражник в противомагической кольчуге собирал с проходящих в ворота положенную копеечную пошлину и со скучающим видом задавал стандартные вопросы.

— Кто-зачем-куда? Лирианцы-грамоты-готовь-с-прочих-три-монеты. Кто-зачем-куда…

— Я врач, это мой помощник, мы идем на юг и нигде надолго оставаться не планируем.

— Рандаирцы?

— Да.

— И зачем нам в стране нужен рандаирский коновал? — сонно поинтересовался стражник, оглядывая Байлар с ног до головы. — Это Лирия, у нас тут не Дикие века. У нас тут магия.

Канан хотел было возмутиться, но сник под предупреждающим взглядом целительницы. Байлар быстро размышляла, перебирая возможные варианты развития событий."Может ли он не пропустить нас?"Хотя бы просто из вредности и снобизма, просто из-за того, что имеет такую власть. Раз нашел себе развлечение хамить чужестранцам… Не следует ли подстраховаться?

— Я маг не хуже ваших, — сказала Байлар и величаво сунула стражнику деньги. — Три монеты. Мы можем пройти?

Канан втянул голову в плечи, да и сама Байлар внутренне обмерла. Конечно, рандаирцы слышали о том, что в Лирии магом быть вовсе не стыдно, совсем наоборот. Но как же странно было — вот так спокойно признаваться громко в том, что всю жизнь привык скрывать!

— Маг? В Рандаире?

— Тебе показать? — приподняла брови Байлар. И, для пущего эффекта щелкнув пальцами, сотворила простенькое заклинание, известное почти каждому магу любого цвета. Заклинание ненадолго осветило девушку зеленым светом, продемонстрировав пораженному стражнику магию Байлар и ее яркую изумрудную подпись.

— Простите, госпожа маг, — поспешно забормотал посрамленный стражник, настолько резко сменив свой тон, что глаза Канана, благоразумно не вмешивающегося в происходящее, стали круглыми, наподобие рандаирских монет. — Простите, я не знал… Хм… С вас деньги брать я не буду… Хм… Как вы знаете, в Лирии разрешена магия, более того, вам всегда рады, если захотите лирианское гражданство, вам следует обратиться в бюро Ассоциации, где вам выдадут грамоты, чтобы все причитающиеся привилегии… В общем, добро пожаловать. Бюро — это по третьей слева улице от главной площади… Если есть еще какие-то вопросы…

— Нет, — сказала Байлар с царственным кивком. И прошествовала было мимо лирианца, но задержалась, когда ей в голову пришла новая мысль. — Хотя… Послушай, уважаемый. Если бы тебе нужно было найти в этом городе человека… мага, или хотя бы узнать, был ли он здесь, куда бы ты пошел?

— В регистрационную палату при Бюро, — почти не задумываясь, ответил страж. — Там не факт, что расскажут, но большинство магов, во всяком случае, Арана и Лирии, предпочитают отмечаться там, да и вообще о делах магов никто больше тамошних чиновников не знает.

— Спасибо, — сказала Байлар.

— К вашим услугам, госпожа, — почтительно поклонился стражник, и путешественники отправились дальше, а уже через минуту до них донеслось грозное «Кто-куда-зачем?», обращенное к новым посетителям.

Байлар и Канан переглянулись.

— Здесь и правда все по-другому, — прошептал мальчишка. И Байлар отлично поняла, что́ он имел в виду: не архитектуру, не уличные чудеса и совсем не красоты природы.

Крепость звалась Малая Фиа, и представляла собою действительно небольшой городок, заключенный в каменные стены, проходную точку на жизненно важном тракте. Видно было, что вся жизнь городка только вокруг этого и вертится — суетливая, неопрятная, разношерстая. Кажется, половина строений была занята гостиницами и тавернами всех мастей, а еще половина — различными лирианскими государственными ведомствами. Да и на улицах лирианцев было едва ли не меньшинство.

И все же, хоть это и была самая граница с Рандаиром — но уже совсем не Рандаир. Здесь жизнь имела уже совсем иной вкус. В основном, конечно, из-за магии. И то, что человеку, выросшему в крупном аранском или лирианском городе, показалось бы жалкой и грязной провинциальной окраиной, для выходцев из рандаирской глубинки, таких, как Байлар и Канан, было миром, полным удивительных и забавных чудес. Улицы, украшенные разноцветными магическими фонарями, которые не мог погасить никакой ветер и дождь; лавки, в которых торговали различными магическими приборами — Байлар едва оторвала младшего техника Канана от одной из витрин — и то лишь ради того, чтобы мальчишка тут же прилип к следующей. Его по-детски изумляло, что такие вещи вообще можно сотворить. Байлар и самой было любопытно, только она старалась виду не подавать, спокойно разглядывая все вокруг. Она понимала, что все эти"чудеса" — вещи повседневные, обыденные, вряд ли даже выдающихся качеств. И что сама она будет выглядеть смешно, если начнет восклицать над каждой мелочью. Такого образа действий она придерживалась в Рандаире, такому следовала и сейчас, чуть настороженная и осмотрительная.

И все же были и такие вещи, перед которыми не могла устоять даже Байлар. Например, фонтан на главной площади. Его струи взмывали ввысь под немыслимыми углами, переплетаясь в сложных, ритмически изменяющихся узорах, которые вспыхивали ярче бриллиантов, если вдруг из-за туч показывалось скупое солнце ранней весны. Это было неимоверно красиво; а работал фонтан по тому же принципу, что Дворцы Света Аранской Магической столицы, только в маленьком масштабе. Особенность такого заклинания в том, что всполохи магии тоже почти повторяют узоры капель, подсвечивая их синим и желтым сиянием, правда, увидеть это может только маг — имея на то желание.

На этот раз уже Канану пришлось напомнить целительнице, что им пора решать, куда двигаться дальше.

— Вы думаете, он здесь? — вполголоса спросил мальчишка?

— Нет, — ответила Байлар, неохотно возвращаясь в реальность. — Его здесь точно нет. Но…

Байлар ощущала это нутром. Однако она колебалась, не попытаться ли проверить свои предположения в этой регистрационной палате. Она не собиралась задерживаться в этом городе; но если Бюро по пути — почему бы и нет? Но не грозило ли это какими-нибудь неприятностями? Например, если люди вроде Бирданга узнают о ее присутствии здесь, да еще и о том, что она ищет Райярра? Хорошо, предположим, Ярр обещал уладить дело с ее преследователями, а если ему это не удалось — тогда вряд ли эти люди еще чего-то о Байлар и ее передвижениях не знают. Хуже с целью путешествия — вот ее афишировать совсем не хотелось…

— Ладно, — решилась Байлар. — Давай заглянем в регистрационную палату.

Ведомство отыскалось легко и быстро. Надпись на строгой табличке, приколоченной к полированной двери, гласила:"Вход только для магов".

"Имеются ли в виду только лирианские маги? Члены Ассоциации? И каким образом я могу подтвердить, что маг?"Поразмыслив, Байлар сотворила слабенькое зеленое заклинание и прикоснулась к двери. Дверь тут же открылась, пропуская Байлар внутрь. Даже не оглянувшись на то, удастся ли Канану проделать тот же фокус, и станет ли он этим заниматься вообще, девушка прошла по узкому коридору вглубь здания.

Коридор упирался в комнату со стойкой и окошком над ней. А над стойкой витало нечто. Нечто было магическим и явно не живым, форму имело шарообразную и слегка расплывающуюся в полумраке помещения. При приближении Байлар у этого шарика вдруг появились глаза.

— Здравствуй, рандаирский маг. Какова цель твоего посещения? Хочешь ли ты получить лирианское гражданство и стать членом Ассоциации?

— Нет, — сказала Байлар.

— Только гражданство? Но тогда ты многое упустишь. В Лирии маги имеют множество привилегий…

— Да, я слышала об этом. Но мне не нужно лирианское гражданство. Во всяком случае, пока, — подумав, уточнила целительница.

— Тогда?..

— Я хочу знать, не объявлялся ли здесь некий маг.

— Хм…

— А есть ли у вас на то полномочия? — вместо загадочного глазастого шарика разговор внезапно продолжил иной голос. Там, в окошке, появился невысокий молодой человек со стриженной прямоугольной челкой. По рубиновому сиянию в его глазах становилось понятно, что он — красный маг. Телепат, Информатор или даже Знающий.

— Нет, — честно призналась Байлар.

— На что тогда вы надеялись? — молодой человек поднял брови, разглядывая девушку с некоторым подобием интереса.

— Не знаю, — снова чистосердечно ответила целительница. — Просто мне кажется, что этот человек может быть в опасности. А я должна помочь.

Красный маг тут же распознал, что девушка говорит правду. А может, распознал и что-то еще, потому что выражение его глаз отчего-то изменилось.

— Ваше имя? — спросил он. По щелчку его пальцев в воздухе возник черный длинный свиток. На свитке мерцали разными цветами имена — невообразимо длинный ряд имен.

— Байлар Антаринн.

Она зачаровано глядела на свиток, хоть и не могла разобрать начертанных там слов.

— Обычно мы не даем такую информацию просто так… Хм… Имя мага?

— Райярр Кайнен.

Маг-чиновник взглянул на нее как на сумасшедшую.

— Вы серьезно?

— А что такое?

— Ничего, — взгляд молодого человека был таким, будто Байлар то ли сделала нечто из ряда вон выходящее, то ли просто несла околесицу.

— Его нет в этом городе.

Байлар не удивилась, но от легкого вздоха все же не удержалась.

— Райярр Кайнен в опасности! — шар с глазами хмыкнул. — Надо же! Кто и чем тогда может ему помочь?

Байлар покосилась на шар, но ничего не сказала. Она собиралась было откланяться, но красный маг вдруг воскликнул:

— Постойте-ка! Он здесь был! Вот… айнаятте Райярр Кайнен, Высший маг Арана, член Ассоциации…

— Когда? — жадно вопросила Байлар.

— Почти три месяца тому назад, — покачал головой маг. — Извините, мне жаль.

— Куда он пошел??

— Такой информации он не оставлял. Он вообще не оставлял, эти данные получены…

— Спасибо, — пробормотала поникшая Байлар. Она была несколько разочарована, хоть и не ожидала ничего иного. Она чувствовала, что Ярра здесь нет. Но она шла по его следам — и теперь это было подтверждено рационально, сухими прекрасными фактами.

— Ты, между прочим, не первая, кто спрашивал о Кайнене, — сообщил вдруг черный шар.

— Кто еще? — тут же заинтересовалась Байлар.

— Этого мы не можем сказать, — в один голос ответили маг и неизвестное существо. — Мы и ей ничего не сказали, — добавило глазастое нечто. — Не положено.

С тем и покинула целительница регистрационное заведение, поблагодарив служителей за то, что отчего-то пошли ей навстречу.

"Значит, ты был здесь, Райярр. И почему… что за реакция!"

Как будто ты — не человек, который тоже может заболеть или страдать от ран. Которому может быть страшно или больно. Будь ты хоть трижды легендарный маг, будто не может и тебе однажды пригодиться помощь!

"Где же ты теперь, Райярр? Нет, где бы ты ни был, прошу, держись".

Мы скоро найдем тебя.

И Байлар даже не задумывалась — или не давала себе задуматься — о том, что, возможно, действительно ничем не сможет ему помочь.

— Светлые богини, госпожа, вы только взгляните на это!

— Ну да, любопытно, — равнодушно ответила Байлар, мельком взглянув на очередную поразившую Кананово воображение диковинку. — Столько магии расходуется зря, если подумать.

— Что? Госпожа, но какая разница? Разве магия не вечная?

— Только отчасти, Канан. Представь себе глубокий колодец, наполняющийся чистой водой. Если ты берешь понемногу, то колодец полон всегда. Но что если придет сразу множество людей — целая армия — и вычерпает его?

— О! — Канан даже остановился, пораженный новой мыслью. — И вы думаете…

— Я, к сожалению, в этом даже уверена.

— Но если вы знаете об этом… Если… Нужно сказать всем, сказать людям, чтоб экономично расходовали магию!

— Ну да, попробуй, — вздохнула Байлар. — И посмотрим, как долго ты проживешь. Люди — ужасно эгоистичные существа, Канан. Они не захотят отказываться от роскоши или власти только потому, что ты предупредишь их об опасности. В лучшем случае добьешься всеобщей паники, в худшем — и самом вероятном — убьют тебя просто сильные мира сего, и все.

— Почему вы говорите о панике как о"лучшем"?

— Потому что был бы небольшой шанс, что хоть часть людей задумается. И все же… Это тоже вряд ли бы помогло. Чуть продлило бы агонию. А может, и наоборот. Все зашло уже слишком далеко — вся цивилизация построена на магии. Даже наша, рандаирская, культура — и та магична в своей основе.

"А может, и не только цивилизация", — подумала Байлар, вспомнив слова Биринара о катастрофах.

— Но… Но! Но должны же мы что-то сделать?

— Кому должны? — цинично уточнила Байлар.

— Но… что, просто смотреть??

— А что ты тут поделаешь? — целительница снова вздохнула, но, глядя на наивное лицо юноши, смягчилась и добавила: — Мы не знаем никакого способа избежать падения, Канан. Никто не знает. Скорее всего, такого способа просто нет. Впрочем… — она чуть помолчала, почти сердито глядя вдаль. — Есть хотя бы один человек, который не считает нужным сдаваться, хотя лучше всех осознает, насколько это… безнадежно. Но он в этом деле в абсолютном меньшинстве.

"И ты даже не представляешь, насколько".

Некоторое время они шли в молчании. Канан был так ошеломлен услышанным, что просто пытался безмолвно это пережить, невидяще глядя в дорожную грязь. Байлар смотрела на юношу с некоторым сочувствием: каково-то впечатлительному ребенку узнать, что весь известный тебе мир близится к концу? Даже ей было нелегко это принять, она помнила почти животный ужас, что испытала, когда Ярр впервые рассказал ей. А ведь Байлар искренне считала себя довольно черствым человеком. С младых ногтей она постоянно видела смерть, всю жизнь, еще до того, как сама стала врачом. Смерть была для нее частью жизни, естественной и необходимой; Байлар не боялась смерти. Есть вещи куда хуже на этом свете. Боль. Одиночество. Тоска. Много всего. Новость о том, что магия кончается, испугала Байлар. Но ее профессия приучила ее к тому, что в критической ситуации времени для паники просто нет. Сначала действуй. Переживать будешь потом.

Канан, надо признать, тоже отреагировал не худшим образом. Интересно, останется ли в нем это желание что-то исправить, что-то поменять? Что-то спасти?

Может быть, этому изуродованному, израненному миру, который уже много столетий только и знает, что войну… может, ему не хватает вот именно таких детей, жаждущих спасти все и вся, наивных и стремящихся к лучшему?

"И Ярр такой же. Только без желания стать героем. Только доведенный до предела, в еще большей степени. Уже не имеющий иллюзий, а просто сознательно поступающий наперекор всему, что диктует окружающая действительность".

И я… действительно так хорошо сумела его понять — за такой-то срок?

Почти ничего о нем не зная?

"Нет. Сумела, — и Байлар отчего-то внезапно ощутила присутствие Сегвии у своей груди. — Сумела, потому что видела его суть. Видела его… Человека, спустившегося ради меня в подземелье Эльбира. И слышала его слова, когда он был не в том положении, чтобы лгать. И он не лгал — я видела его глаза".

О Вышние, как один человек может быть причиной такого смятения? И даже — Байлар быстро взглянула на Канана, — и даже не в одной лишь жизни.

Канан поймал ее взгляд, но истолковал его по-своему. Вдруг изменившись в лице, как будто вспомнил о чем-то важном, парнишка ткнул пальцем куда-то за плечо Байлар.

— Госпожа! Не это ли трактир, в котором мы собирались пообедать?

Они действительно условились поесть где-то за пределами Малой Фиа. В городе все было вечно забито, и даже самые низкопробные заведения заламывали просто заоблачные цены. Кроме того, один человек, с которым путники встретились по дороге к крепости, посоветовал харчевню, что стоит на тракте за границей Фиа, но не так уж далеко от городских стен. Мол, там и кормят всегда хорошо, и обслуга приятная, и цена, как ни странно, меньше. Заведение находилось поодаль от жилья. Однако сейчас перед трактиром было отчего-то многолюдно.

— Это еще что? — недовольно произнесла Байлар.

— Люди… Толпа.

— Вопрос был риторический, Канан. С чего вдруг такое оживление?

— Пойдем дальше, госпожа?

Байлар чуть поразмыслила.

— Нет. Нам все равно нужна еда, куда деваться. И карты.

Дело тут было еще в том, что Байлар имела весьма условные познания в географии, расплывчатые, можно сказать. То есть, она их вообще почти не имела. И тем более не знала мелких подробностей о чужой стране — здесь и Канан уже помочь не мог, хоть и был куда более опытным путешественником. Хорошо, конечно, идти, повинуясь безошибочному и необъяснимому мистическому чувству, но ведь и представлять, где находишься, тоже неплохо! А с практической точки зрения и вовсе необходимо: весна еще только начиналась, и ночевать под открытым небом было бы занятием опасным и малоприятным.

В общем, лучше было заглянуть в эту хваленую харчевню — и тем самым решить не одну проблему. Хоть ночевать путники и надеялись уже совсем в другом селении.

— Хорошо, госпожа.

— И перестань уже называть меня госпожой. По имени будет достаточно.

— Хорошо, госпо… Понял, Байлар…

Что бы тут ни происходило, в трактир было просто не протолкнуться. Люди топтались у входа, курили, смеялись, переговаривались. Переглянувшись, Байлар с Кананом погрузились в эту толпу. В конце концов им удалось не только попасть внутрь, но даже найти себе какое-никакое местечко. Юркая служанка тут же приняла у них заказ и снова растворилась в людской мешанине — так что странникам не удалось спросить ее о причинах столпотворения. Впрочем, скоро все выяснилось само собой.

Гомон внезапно стих — будто по команде смолкли все голоса, и все головы повернулись в одну сторону. Байлар тоже взглянула туда и увидела менестреля с лютней. Невысокая хрупкая девушка показалась ей словно фарфоровой — такой белой была ее кожа, такими тонкими — пальцы, такими сияющими — снежного цвета волосы. Но в алых ее глазах пылал огонь — и ощущалась жесткая, почти гнетущая сила.

— Я знаю ее! — тихо ахнул Канан. — Белый Менестрель! Кажется, ее зовут Инис Верделл. Тогда понятно, почему здесь столько народу. Это же Белый Менестрель!

— Она столь знаменита? — шепотом спросила Байлар, которая выбиралась из своего леса не так уж часто и не дальше своих пациентов, и потому никогда об этой Инис Верделл не слышала.

— О! — Канан посмотрел на нее почти возмущенным взглядом, в котором читалось явное недоверие к тому факту, что можно не знать о Белом Менестреле. Но содержательно он ответить не успел, потому что Инис тронула струны лютни.

И целительница тут же сама поняла, отчего она так знаменита. Байлар почти позабыла как дышать. Словно в мире оставалась только музыка — нет, словно сам мир всецело обратился в музыку, и больше ничто не имело значения, ничто не обладало таким совершенным, красочным бытием, и все множество собравшихся здесь душ всецело подчинялись менестрелю с рубиновыми глазами — ее властной силе, ее рукам и ее голосу.

Она пела не только свои песни, но и очень старые, народные — некоторые из них знала даже Байлар. Но в исполнении Инис все звучало иначе. Любая песня становилась иной. Мир становился иным — печаль была глубже, радость была ярче, любовь — прекраснее. Любые самые простые слова становились значимыми, искренними и настоящими.

Байлар с Кананом переглянулись в одинаковом восхищении.

"Она великолепна, этот Белый Менестрель!"

Инис исполнила множество разных песен. Длинную и старую балладу. Потом — какую-то шутливую местную штучку — чтобы слушатели, наконец, оттаяли, посмеялись и пришли в себя. Потом — очень нежную романтическую серенаду, еще на половине которой у большей части зала вымокли все платки. Затем что-то по просьбе гостей. И вдруг без всякого перехода взяла несколько пронзительно-печальных аккордов и стала петь о войне.

Уже расслабившиеся было люди настороженно притихли. Война все еще была раной, все еще больной, незажившей точкой. Восемь лет минуло, но восемь лет — не срок для потери. И для многих иных вещей — не срок. Во всяком случае, не очень-то большой. Люди хорошо помнили войну.

А песня была дерзкая. Печальная, слишком правдивая — до такой степени, когда иной предпочтет отвернуться, отдернуть руку от острых граней истины. И еще, это была песня о маге.

О боевом маге. О вечной битве. Об изорванной в клочья душе того, кого назвали бы героем — но ему уже нет дела до почестей, нет дела до красивых слов. Перед его глазами лишь война — все, что считается правильным. Все, от чего устал до глубины души.

Потому что больно. Ты убиваешь врагов, но ранишь — себя.

Байлар всю жизнь ненавидела боевых магов. Но теперь… Теперь даже где-то в ее душе закипали слезы — к ее досаде, к ее раздражению. К ее печали оттого, что вот он, мир, — устроенный так, что все страдают — по обе стороны границы. И оттого, что не признать этого становилось нельзя, невозможно — даже в угоду собственной ненависти. Хотя бы пока звучит эта песня.

Позади тебя — злая кромешная тьма,

Впереди нескончаемый ждет тебя путь,

Цветом крови окрашена рока тесьма,

Ты с пути не желал свернуть.

Что теперь? За свой бунт обречен заплатить?

И оставит на память война,

Выжжет шрамы, которые не исцелить.

Остальное разъест вина.

— Я бы на ее месте все-таки не пел здесь такое, — шепотом заметил Канан. — Все-таки, почти граница с Рандаиром. Тут может быть много рандаирцев, и им вовсе не…

— Помолчи, — прошипела Байлар, неотрывно глядя на менестреля. Целительница чуть нахмурилась: в этой песне, в этой истории было что-то… Что-то цепляло, какое-то смутное ощущение…

Что-то крылось в этих словах.

Будет надежда как прежде сильна?

Сможешь найти ответ?

Черное пламя, янтарная боль.

Да будет ярок твой Свет.

Вот оно! Побледнев как полотно, Байлар вцепилась в дерево столешницы, вся обратившись в напряженный слух, только глаза ее разгорелись диким огнем. Вот оно! Смутное ощущение превратилось в железную уверенность.

Она знала, о чем эта песня.

За песней о маге последовала гробовая, почти оглушительная тишина. Инис чуть усмехнулась — другого и не ожидала. Значит, хорошая песня. Значит, все-таки достучалась, доскреблась до их сердец — и рандаирцев, для которых все боевые маги до сих пор — ненавистные враги, и аранцев, если они тут есть, для которых маги — герои отечества, коим не должно испытывать сомнений и отрицать войну, и лирианцев, которым тоже все это не чуждо. Эта песня не могла понравиться никому; но если они не смогли остаться равнодушными, если они в смятении — значит, это победа.

И ее, Инис, крошечный вклад в дело восстановления справедливости.

Девушка спела им еще одну, последнюю песню, сжалившись над их недоумением. Люди ожили и зашевелились, но для самой Инис те слова, что она пела теперь, уже почти не имели значения. Когда она в последний раз ударила по струнам, трактир захлестнула волна аплодисментов, а затем зал погрузился в обычные для придорожной харчевни звуки — гремели кружки, стучали миски, хохотали люди. Поглощали еду, осушали всевозможные емкости напитков; сновали деловитые румяные служанки, разносили яства. Повсюду плыл запах еды, и, должно быть, на кухне все ошалели от такого наплыва посетителей, а хозяйка трактира сама без устали кашеварит там, предвкушая невероятную прибыль.

Инис тоже заработала неплохо. Помимо платы от хозяйки еще и благодарные слушатели накидали ей монет. Менестрель сгребла свою выручку в кошель и уже собиралась уходить (сначала на кухню, потребовать свою порцию еды!), как вдруг, целеустремленно протолкнувшись через толпу, перед нею возникла девушка в темно-зеленом плаще.

— Инис Верделл! Мне нужно с вами поговорить! — без предисловий заявила незнакомка и откинула капюшон.

— О чем? — лениво поинтересовалась Инис, разглядывая девушку. Интересно. Незнакомка оказалась вовсе не такой уж незнакомкой. На самом деле, Инис узнала ее в первый же миг, едва увидев ее лицо. Врачевательница из Райярровых воспоминаний. Хозяйка Сегвии. Лесная колдунья. Неправильные, но привлекательные черты лица, руки с чуткими красивыми пальцами, неимоверно длинные каштановые волосы, заплетенные довольно небрежно в простую косу. То ли карие, то ли зеленые глаза — в темноте трактира сразу и не поймешь, — и твердый взгляд без тени страха или смущения — горящий взгляд.

Сильный человек.

Инис инстинктивно поняла, отчего эта девушка казалась Райярру столь прекрасной.

Но, как бы то ни было, здесь-то она как оказалась?

Байлар, которая в свою очередь внимательно наблюдала за менестрелем, показалось, будто Инис хочет встать и уйти, приняв ее за одну из своих многочисленных почитателей. И девушка решительно опустила ладони на стол, не отрывая от Инис настойчивого взгляда.

— О песне.

— Послушайте, девушка…

— Песня о маге — о реальном человеке? О реальном, не так ли?

— Допустим, — Инис разглядывала ее из-под полуопущенных ресниц, поглаживая гриф своей лютни. — И что с того?

— Вы… знаете его? Вы его знаете? Это о Райя…

–Довольно! — Инис резко оборвала Байлар, поднимаясь. — Здесь не место для такого разговора. Ждите за порогом.

На самом деле Инис сама точно не понимала, что хочет получить от этой беседы. Но ей определенно хотелось знать, отчего рандаирская колдунья сейчас здесь. Может ли быть, что ей известно, где теперь Райярр? И если да… Конечно, Инис могла бы извлечь ее воспоминания с помощью своей магии. Но, во-первых, с другим магом, пусть и невежественным, это иногда бывает нелегко. А во-вторых… что-то подсказывало Инис, что Райярр потом ни за что не простит ее, если о том проведает. А он временами бывал ужасно проницателен.

— Райярр тоже где-то поблизости? — Инис наконец решила взять быка за рога. Что тут ходить вокруг да около.

— Нет… Что? То есть, вы не знаете, где он может быть?

Инис испытала мгновенное разочарование. Значит, от этой девчонки не будет ни малейшего толку…

— Почему я должна знать? — довольно ядовитым тоном поинтересовалась менестрель.

— Ваша песня была о нем.

— Может быть. Только что с того? — Инис собралась было уходить.

— А то, — упрямо сказала ей в спину Байлар, — что не будь это так, и не будь у вас в этом своего интереса, этот разговор не состоялся бы.

Инис поглядела на целительницу с некоторым любопытством. И уходить раздумала.

— Вам тоже нужен Ярр, — убежденно сказала та. — И еще… почему вы сразу решили, увидев меня, что и он где-то рядом? Откуда вы меня…

— Я Знающая, — просто ответила Инис, несколько покривив душой. Ну не рассказывать же ей было, кто именно украл у Райярра его воспоминания…

— Тогда почему вам просто сразу не найти его заклинанием? Или не позвать его? Поговорить с ним с помощью красной магии?

Глаза Байлар вдруг разгорелись новой надеждой. Если сейчас Инис Верделл позовет его, и он ответит… что, если окажется, что все это — чепуха? Все эти страхи, все эти предчувствия? И с Райярром все хорошо, ну правда, он же такой сильный маг. Все окажется вздором и чушью, и они вместе посмеются над глупостью наивной дурочки Байлар…

Вышние, как ей в этот момент хотелось, чтобы все было именно так!

— Думаешь, я не пыталась? — тихо спросила Инис. — Я звала его множество раз, но он не откликался. Я искала его… красная магия, может, и не магия для поисковых чар, но я все же — Знающая… Но ни одно заклятие не сработало. Я не знаю, где Райярр Кайнен.

Сердце Байлар сжалось. Даже если в глубине души она никогда не сомневалась в верности чувства, что указывало ей путь… хоть на миг понадеявшись, так больно было снова оказаться лицом к лицу с жестокой правдой.

— А зачем вам Райярр? — вдруг с неожиданной подозрительностью спросила Байлар. — Потому что если вы… если вы…

"Я никому не позволю навредить Райярру", — вот что написано было на ее лице. Инис чуть не расхохоталась, хоть особого веселья и не ощущала. Что за глупая девчонка! Зеленый маг, пытающийся защитить Райярра! Это Райярра-то!

"Впрочем, разве и я не хочу того же самого?"

Только я хотя бы драться умею, — подумала Инис.

— Ну, начать с того, что я его сестра.

— Сестра?! — Байлар помолчала, и Инис почти испытала некоторое удовлетворение от ее замешательства. — Тогда ваша мать…

— Мирта. Она вырастила меня и Райярра.

— Как… я могу знать, что вы не лжете?

— Никак, — чуть поразмыслив, призналась Инис. — Только поверить мне. Но, во всяком случае, стал бы враг Райярра петь песню о нем?

Байлар поколебалась.

— Просто дело в том… Мне кажется, Райярр в опасности.

— Что? — Инис нахмурилась, наполовину скептически-недоверчиво, наполовину обеспокоенно.

— Я понятия не имею, где он. Ярр лишь сказал перед уходом, что собирается на юг. Но каким-то странным образом… я будто знаю, куда мне двигаться. И я была в Бюро в крепости, и там мне сообщили, что Райярр действительно проходил здесь, правда, довольно давно… А это подтверждает… все подтверждает.

— И потому… потому ты оставила свой дом и зашла так далеко? — спросила Инис с каким-то непонятным выражением — отчасти удивленным, отчасти уважительным, отчасти почти ревнивым.

— Да, — потупившись, ответила Байлар едва слышно.

Инис помолчала. Разговор с Байлар с самого начала был неудобным. Шероховатым и неправильным. И то, что целительница говорила, звучало не очень-то правдоподобно. Да только Инис все еще была, слава богам, в состоянии отличить истину от лжи. И тревога за Ярра затопила ее душу черной жгучей волной.

— С него сталось бы… снова вляпаться в неприятности, — сквозь зубы сказала она. — Этот парень никогда не знал, где нужно остановиться. Хотя мне и не понятно, почему именно ты…

Байлар ничего не ответила. Не было у нее ответов. Да и вообще почти ничего не было. Разве что эта странная связь с Райярром — и мучительная невозможность оставить его в беде.

— Позволь спросить, Байлар, еще одну вещь. Почему ты подошла ко мне? Если все равно идешь туда, куда велит тебе сердце? Что, если я просто так пела о Райярре, он, в конце концов, человек довольно известный?

— Точно не знаю сама, — призналась Байлар. — Но в песне вашей я увидела… поняла и почувствовала… так может спеть только человек, хорошо Ярра знающий… и болеющий за него всей душой.

— Вряд ли я способна на такие уж чувства, — хмыкнув, заметила Инис.

— Потом, вы могли что-то о нынешнем его местонахождении знать…

— Любишь точные данные больше, чем зыбкие предчувствия?

— Несомненно!

Инис усмехнулась.

— Послушай, Байлар. Как насчет того, чтобы продолжить путь вместе? Думаю, тебе не нужно разъяснять все плюсы от подобного решения?

В том, сколь неожиданными могут быть эти плюсы. Байлар пришлось убедиться уже спустя пару дней.

Путешествие их сильно изменилось с тех пор, как Инис присоединилась к ним. Во-первых, музыкантша нашла повозку и пару приличных лошадей. Конечно, верхом было бы куда быстрее, да только Байлар сразу честно призналась, насколько она невообразимо далека от идеального наездника. Ту свою скачку с Райярром девушка до сих пор вспоминала с почти физическим ужасом. Так что Инис тут же решила, что быстрее будет раздобыть повозку, чем обучать Байлар ездить на лошади.

Во-вторых, Инис была несравненно опытнее в житейском отношении и, в отличие от Байлар, в географии разбиралась превосходно. Так что стоило целительнице указать нужное направление, как менестрель — еще даже не взглянув на карту, — уже называла и лучшую дорогу, и те города, что нужно проехать, и даже удобные места, где можно остановиться на ночлег.

Канан был безмерно счастлив тем, что с ними путешествует знаменитый Белый Менестрель. Он не сводил с Инис восторженных глаз и ловил каждое ее слово как божественное откровение. И пару раз Инис, которая глядела на него довольно снисходительно, даже спела по его просьбе — чуть не отправив тем самым мальчишку к Вышним в их Благие Дали, в такой восторг он от происходящего пришел.

С Байлар было все гораздо сложнее. Привыкшая жить в уединении, она не слишком-то была искусна в общении с людьми. Год за годом она лечила почти неизменный круг пациентов, но даже с ними говорила обычно мало. И потому с людьми ей бывало трудно: Байлар и сама понимала, что какие-то неписанные правила, какие-то тонкие смыслы она может не разобрать, они ускользали, как вода сквозь пальцы, неуловимые, но реальные. Интуиция и наблюдательность подсказывали целительнице, когда человек относится к ней плохо или хорошо, и прочие подобные вещи; но все же было нечто, что она постоянно упускала, и осознание этого упущения не позволяло ей спокойно чувствовать себя в обществе иных людей.

Исключением, пожалуй, был только Ярр. Неожиданным исключением. С ним говорить было очень легко — особенно, если не касаться больных тем…

А Инис будто вся состояла из этих непонятных смыслов, из этих упущений, непереводимых слоев, как луковица, у которой под шелухой обнаруживаются все новые и новые покровы.

"Можем ли мы ей доверять?" — спросила Байлар у Сегвии мысленно."Ни в коем случае, — ответила та. — Но она мне нравится".

А Байлар не знала. Ей, и так-то не разговорчивой, не то чтобы стеснительной, но довольно замкнутой, было неловко в обществе Инис. Не только из-за того, что неясно было, как менестрель к ней относится. Но и просто потому, что Байлар не знала, о чем с ней говорить.

Будь Байлар посмелее, она спросила бы, может, о музыке или о Райярре. Но нужных слов она не умела находить, и сплетницей не была, а интерес к Кайнену просто запрещала себе из соображений долга.

Так что они шли в неловком молчании, когда на них в первый раз напали. Было это на закате солнечного дня на окраине очередного небольшого городка из тех, даже названия которых не остаются в памяти надолго. Оставив повозку в трактире, путники отправились разведать обстановку в городе — прикупить нужные материалы, продать свитки Байлар, а заодно исподволь узнать, не слышно ли здесь что-нибудь о Райярре. Обе женщины молчали — Байлар напряженная, Инис безразличная, и даже Канан оставил свои безнадежные попытки завязать разговор, на закате настроившись на доброжелательно-меланхоличный лад.

И враги обступили их так же молча — на этой безлюдной улице, зажав со всех сторон."И хорошо, что безлюдной, — подумала Инис. — Не будет случайных жертв".

А значит, и лишних проблем.

Байлар потянулась к ножу, параллельно пытаясь просчитать, насколько велики шансы двух слабых женщин и никчемного ребенка выстоять против шести головорезов. По всему выходило, что не велики. Но не сдаваться же было просто так. Мысли девушки пришли в некоторый беспорядок, хотя паникой это назвать было нельзя: страха как такового не было. Было что-то иное, но даже оно теряло свое значение, когда в бессмысленно растянувшемся времени к ней двинулось сразу двое врагов.

Целительница подняла свой клинок, приготовившись защитить себя, но…

— Байлар, пригнись, — скомандовал спокойный голос менестреля. Девушка инстинктивно повиновалась, и что-то промелькнуло над самой ее головой, едва не срезав прядь каштановых волос. Один из нападавших с коротким стоном завалился в дорожную пыль, второй тут же потерял интерес к Байлар и отправился на помощь другим своим товарищам. Отстраненно отметив нож, который по рукоять вошел в грудь того, первого ("Почти в сердце. Без шансов…"), Байлар проследила взглядом за вторым — и была удостоена поразительного зрелища. Еще два разбойника уже лежали в пыли. Оставшиеся трое все сражались против Инис.

…Против Инис, похожей на белую молнию. Фарфоровой с виду Инис. Движения ее были так быстры, что их сложно было уловить глазом. Вдох — росчерк стали — падающее тело. Миг — вспышка белых волос — стон поверженного врага. Инис, кажется, понадобилось не больше нескольких минут, чтобы избавиться от всех нападавших.

Несколько мгновений она просто стояла неподвижно, и ее алые глаза сверкали почти нестерпимым огнем. А потом как ни в чем не бывало подняла свою лютню, которую до того осторожно поставила на землю. И бросила пораженной целительнице:

— Байлар, будь добра, забери мой нож из тела вон того глупца.

Мерно покачивалась повозка, подскакивая на ухабах.

— Инис, тебя задели? Позволь, я вылечу.

— О, досадная случайность, — поморщилась менестрель. — Отвлеклась на секунду, просто было невероятно любопытно посмотреть на старания Канана.

Да, самым удивительным в этой истории было то, что мальчишка действительно сумел одержать верх над одним из громил. И сделал он это с помощью несложного синего заклинания. Громилу, правда, потом безжалостнейшим образом добила Инис, но Канана все равно усердно похвалили за сообразительность, заставив его зардеться.

— Не будет ли у нас теперь проблем с законом? — озабоченно спросил юноша, который в это время правил лошадьми.

— Да нет, — ответила Инис. — Это же Лирия, а не ваш дикий Рандаир. По-твоему, у местных следователей нет средств узнать правду? Да у них такая магия… В общем, с этой стороны нам бояться нечего.

С короткой зеленой вспышкой Байлар закончила заклинание.

— Прости, — смущенно сказала она Инис. — Сегодня ты спасла мне жизнь.

— Не думаю, — нехотя отозвалась альбиноска.

— Что? Они же пришли за мной.

— Нет. На этот раз их целью была не ты. Так что тебе не за что благодарить меня.

— Тогда… Но почему??

— Скажем так, — Инис растянулась на дне повозки, глядя в темнеющее небо. — Я кое-чем насолила их хозяину.

— И чем же? — невольно спросила Байлар.

— Убила его шпионов.

–!!!

— Иначе ситуация на Севере стала бы еще хуже, и войны было б не миновать… Сейчас, если найдем Райярра… он сможет все исправить, с его-то силой.

— То есть теперь этот хозяин…

— Лайонелл Хантор.

— Теперь Ла… Вышние!! Лайонелл Хантор охотится за тобой?

— Вроде того. Не то чтобы действительно охотится. Так, небольшая месть.

Наступившая тишина была красноречивей многих нецензурных слов.

— Ты что-то говорила о плюсах, Инис, — наконец произнесла Байлар.

— Ну, ты же видела. Я прекрасно дерусь. Чем не плюс?

Взгляд целительницы стал еще более красноречивым. И выражал откровенное сомнение.

— Послушай, Байлар, — сказала Инис неожиданно серьезным тоном, приподнявшись на локте. — Я обязательно защищу тебя. От тех, кто придет за тобой или за мной, все равно. Не ради тебя, ради Райярра. А Райярра я действительно люблю.

Байлар помолчала. Да и что ей было отвечать? Но через пару минут негромко сказала:

— Надо признать, твои навыки… фантастические.

Инис фыркнула.

— Чему удивляться? Чья я, по-твоему, дочь?

***

Байлар видела Райярра. Или даже почти была Райярром — то наблюдая его со стороны, то будто ощущая все, происходившее в его душе.

В этом сне маг шел по весеннему полю. Под сапогами шуршала прошлогодняя серая трава, уже давно обнажившаяся из-под снега, уже сухая, пыльная, пахнущая весной — где-то под ней уже зеленела острыми ростками любопытная новая трава.

В янтарных глазах мага была непонятная печаль. И вокруг его руки искрилось невидимое чужому черное пламя. В этом сне оно почему-то не внушало Байлар страха — словно было удобной и привычной частью ее самой.

Небо было серым и звенящим. Сосны — мокрыми и хмурыми. Но даже так все это выглядело таким спокойным, все это порождало такую надежду…

…Очередную несбывшуюся надежду. Потому что вот они — люди, выходящие из леса, и черное пламя срывается с твоих пальцев, и занимается сухая трава, и молодая поросль под ней гибнет в огне, и гибнут люди, и обугливается земля… даже земля.

И где-то в душе магу очень больно. Другие двое смеются и радуются, а ему больно. И хочется плакать — но разве это возможно?

Плачет только небо. Серое небо, прежде пахнувшее весной.

Байлар вздохнула и посмотрела на звездную россыпь над головой, покачивающуюся в такт движению повозки. Скоро уже нужно будет остановиться на ночлег: лошади ведь тоже не железные, даже лирианские, которых растят зеленые маги. Поздно уже. Вот и Канан прикорнул, свернувшись калачиком на дне повозки, прямо на голых досках. Вместо него на облучке Инис — почти неподвижная фигура с волосами, похожими на лунный свет, и ее драгоценная лютня покоится рядом.

"Как же хорошо пахнет ночной ветер", — подумала Байлар. — "Дома я уже почти забыла о таких вещах".

И она снова вздохнула. Ветер нес с собою запах грусти и странного, колкого беспокойства. И все потому, что она видела Райярра, и теперь непонятное ощущение снова угнездилось в ее груди, и от него не избавиться.

Сон о Райярре пах одиночеством. Почти отчаянным одиночеством. Тоской человека, который это одиночество не то чтобы не замечает, но просто не считает нужным остановиться из-за него.

"Глупый Райярр. Я знаю его так недолго, а уже поняла эту его дурную привычку принимать в расчет только свою цель, но не свои раны. Глупый тигриноглазый маг".

Просто Байлар было больно вспоминать его глаза.

"Эх".

Она давным-давно знала, что Райярр ей нравится. Но оставить это так не собиралась. Она сама не очень представляла, что будет делать дальше. Знала одно: во что бы то ни стало сохранить его жизнь. А потом… А потом найти в себе силы отпустить его. Забыть его. Преодолеть все эти пагубные чувства. Потому что нет такой страны, обычаи которой позволяли бы любить убийцу родителей.

То, что Байлар не может ненавидеть его, — само по себе приличный грех.

— Что вздыхаешь, врачевательница? — спросила Инис вполголоса, не оборачиваясь.

— Да так… — Байлар помедлила, но потом призналась: — Мне снился Райярр.

— Да? — в голосе Инис появилось едва заметное любопытство. — Он — сейчас?

— Нет… Не думаю. Мне показалось, что это все уже было давно… А почему ты сразу предположила, что это не просто сон?

Знающая пожала плечами, не обернувшись. Ее силуэт был чуть светящимся белым пятном на фоне темноты.

— Ваша связь с ним, должно быть, весьма крепка. Я до сих пор не могу понять… почему это происходит. Зовет ли он сам тебя таким образом? Но отчего тогда именно тебя? Да и не стал бы он подвергать тебя опасности. Никогда не стал бы. Да, это очень крепкая связь, — задумчиво и почти недовольно произнесла Инис.

— Какая связь? Нет… между нами ничего, и не может быть. Просто… Несмотря на все… Райярр меня из лабиринта вызволил, хотя там было темно, и не было магии, и…

— Райярр отправился ради тебя в такое место?! — ахнула Инис. — Он же… О Вышние!

— Да. Но это не значит, что…

— И ты утверждаешь, что ничего нет?

— Нет…

— И ты едешь за тридевять земель ради человека, который… тебе безразличен?

— Он мне не безразличен, Инис, — неожиданно для самой себя ответила Байлар. И снова запрокинула голову, чтобы увидеть звезды. Она никогда не была склонна к излишней откровенности. Не была болтлива. И никогда не имела подруги, помимо Сегвии. Но сейчас ей отчего-то захотелось говорить. Вот так, под черным ночным небом, почти не видя друг друга. С женщиной, которая могла в любую минуту обжечь тебя своим ядом. Но могла, наверное, и понять. — Только все это не имеет значения. Понимаешь, Инис… Райярр участвовал в убийстве моей семьи.

— Ох! — только и воскликнула Инис. И вовсе не стала выдавать ничего язвительного.

— В конце войны деревню, где я жила тогда, сожгли маги Шестерки. Я чудом выжила, даже став отчасти свидетелем этой бойни. А вся моя семья… Родители, братья. Соседи, друзья… Все, кроме дедушки-мага, который жил в лесу — все погибли.

Байлар начала говорить с какой-то странной легкостью, но на середине рассказа на нее внезапно тяжким комом навалились тоска и одиночество. Воспоминания. Боль. Все эти странные подробности, которые отчего-то выхватывает сожженная горем память. И больнее всего сейчас было не от тех вещей, что заставляли ее с криком просыпаться по ночам еще несколько лет — не от видения обугленных тел и красных скользких внутренностей, не от воспоминания о том страшном, леденящем душу предсмертном вопле, уже мало походившем на человеческий голос, или о том, как близко проходили от нее, полумертвой от страха девчонки, эти маги, несущие смерть. Нет, больше боли причиняло то, что было до. Улыбка брата. Лук из ивового прута, сделанный для нее. Зеленый подорожник, приложенный к разбитой коленке. Зеленые мамины глаза. Склянки с лекарствами в отцовском кабинете. Чей-то голос, поющий бесконечную песню, не радостную и не тоскливую. Еще тысяча мелочей, почти незаметных в обыкновенной жизни, но драгоценных, когда от этой жизни не осталось даже осколков.

Байлар вдруг вспомнила, каково это — иметь семью, и почти задохнулась от осознания того, как же она по ним скучает.

— Хм… Байлар. Прости мне мой вопрос, но… когда точно это было? — спросила Инис.

Целительница удивилась, но дату назвала. И тогда менестрельша расхохоталась — грубо и бесцеремонно. Байлар окончательно избавилась от морока воспоминаний и просто растерянно глядела на Инис, не понимая, как ей реагировать на такое вызывающее поведение.

— Прости, Байлар, но ты — просто дура, — заявила Инис, отсмеявшись.

— Что ты… — возмущенно начала было Байлар, мимоходом удивившись, что Канан не проснулся от бесчинств менестрельши. Да что она позволяет себе? Как можно так… бесчеловечно??

— Говоришь, Райярр был в числе убийц твоих родителей. А ты его там видела?

— Нет, но… Инис, о чем ты, я знаю, что там были маги"Шестерки"! и ту женщину никогда не забуду, до конца своих дней, и того, другого… И там было черное пламя.

— Черное пламя — действительно лучшее Райяррово заклинание. Только вот кроме него очень похожей штукой пользовался, например, Лайонелл Хантор… Отвечай мне, женщина, ты видела там Райярра? Видела своими глазами?

— Нет, но…

— Не видела, потому что его там и не было никогда!! Потому что в это время он был совсем в другом месте! Потому что… О боги, отчего тебе было просто не спросить его самого??

— Инис… — Байлар выглядела настолько ошеломленной, что на нее было жалко смотреть. Только не Белому менестрелю.

— Хочешь доказательства? Хочешь знать? — даже в темноте было видно, как яростно блестели глаза Инис. — О, я расскажу тебе все, что знаю сама! Я расскажу тебе правду.

Акт 4. Маги и истина

— Ты вообще много знаешь об Аранской Шестерке?

Они сидели рядом на краю повозки. Канан, в которого Инис пульнула красным заклинанием, мирно спал, и ночь вокруг была тихой и довольно теплой — первая ночь, когда они остановились под открытым небом. И все же, без специальных синих заклинаний наверняка изрядно бы замерзли.

— Все о них знают, Инис. Я… больше других. Шесть человек. Универсалы. Лайонелл Хантор, Райярр Кайнен, Вириан Фэй, Бернард Морт, Эрон Харри, Амария Орвелл… Непобедимый и внушающий ужас боевой отряд. Говорят, что в победе Арана немалая именно их заслуга.

— Верно. Хотя и не совсем. На самом деле отряд Шестерки не оставался неизменным. Так, Амария Орвелл не была с ними изначально, она пришла на смену другому бойцу, девушке по имени Альква. А закончили войну они и вовсе только впятером. Впрочем… Начну не отсюда. Начну издалека… Не хочу, чтобы у тебя оставалась возможность сомневаться в моих словах. Хочу, чтоб ты знала… кто такой Райярр и какую жизнь он прожил.

Инис кинула в приготовленную кучку дров свиток с заклинанием, и тут же ярко запылал магический костер. Лошади переступили с ноги на ногу, увидев вспышку, но сильно не испугались — они привыкли к магам вокруг. И Байлар тоже, кажется, понемногу привыкала.

И Инис начала свой рассказ — на этот раз без лютни.

— Лет этак двадцать пять назад одна молодая и своевольная воительница, не желающая подчиняться никому и ничему, кроме своей совести, в одной из деревень нашла полуслепую альбиноску-сироту, маленькую диковатую девчонку. Девчонка была сильным красным магом с даром Знающей. Она видела гнилую сущность окружающих людей, а те ее боялись и ненавидели, но, конечно, не могли не использовать ее дар, хоть и ужасно обращались с его хозяйкой. Это была жизнь без надежды, без искренности, без малейшего тепла. Рабское существование. Только грязь, ложь, побои, сквернословие и страх. И жажда наживы. Вот все, что девочка получала от людей. Все, что принес ей дар… В конце концов она выжила лишь потому, что уже не была способна ни на какие эмоции. Словно бессловесная кукла, она просто проживала день за днем, ничему не радуясь и не удивляясь, иногда открывала окружающим людям постыдную правду, что видела в них, терпела их гнев, и о смерти думала равнодушно и холодно… в том возрасте, когда многие дети и вовсе не знают о том, что́ такое смерть. Воительница пришла в ярость, когда увидела все это. В одиночку отбившись от жителей, не пожелавших терять источник дохода, она забрала девочку с собой. И, не знаю почему, но решила оставить при себе. Нашла зеленых магов, что смогли вылечить ее глаза. Одела и обула, и стала обучать своему ремеслу.

Так прошло несколько лет. Молодая воительница и ее приемная дочь исходили множество дорог. Тогда повсюду была война. Ты, верно, помнишь, что последние двести лет лиринарские государства постоянно враждовали. Одинаково измученные войной, они то поднимали свое хозяйство в период затишья, то снова бросали все ресурсы в бой, и ни одна страна не могла значительно превзойти другую, так что войны заканчивались с переменным результатом. В последнюю, Двадцатилетнюю, войну, в ее первую половину Лирия была союзником Рандаира и пропускала его войска даже к южной границе Арана, если ситуация того требовала. Так Аран постоянно атаковали с двух или даже трех сторон, и, как говорят, временами даже казалось, что он будет сломлен, и все же он устоял. Но в набегах были разграблены и сожжены многие южноаранские деревни.

Однажды Мирта из каких-то соображений тоже оказалась там. И в пути наткнулась на только что разрушенную деревню. Оставив дочь в безопасном месте, воительница отправилась туда, чтобы разведать обстановку и отыскать выживших. Но девочка не послушалась ее и тайком последовала за матерью, стараясь, чтобы та ее не заметила.

Деревня представляла собою жуткое зрелище. Однако девочку, чувства которой давно были мертвы, все это не могло испугать. Ни черные остовы обугленных домов, чьи перекрытия иногда торчали, будто сломанные кости в открытом переломе. Ни черный тяжкий дым. Ни горы тел в дорожной грязи, с открытыми остекленевшими глазами и лицами, перекошенными от ужаса. Ни одинокий плач уцелевшего человека, потерявшего все в один момент, плач, больше похожий на безнадежный звериный вой. Все это было неправильным, страшным, не имеющим право существовать. Но что может сломать того, кто уже был сломан? И девочка шла по залитой кровью улице, похожая, должно быть, на белый призрак в этом царстве смерти.

Выживших почти не было. Мирта оказала помощь тем, кому могла ее оказать. Но потом, обходя дома, она нашла еще одного.

Тот дом совсем не горел. Ни он, ни соседние с ним избы отчего-то не занялись. У крыльца лежали тела мужчины и женщины в луже собственной крови. А в доме еще была убитая девушка лет восемнадцати, очень красивая. Она сжимала в руке кинжал, и повсюду была кровь — просто невероятное количество крови, и темные волосы девушки разметались по красным доскам, тоже напитавшись кровью. А над нею стоял ребенок, мальчишка, около пяти лет, целый и невредимый.

Воительница бросилась к нему, но мальчик не отвечал на ее слова. Он вообще не реагировал на ее присутствие, словно бы в каком-то ступоре. Думаю, он даже не осознавал, где находится, а видел лишь ту мертвую девушку у его ног.

Воительница пришла в отчаяние, потому что не понимала, что может сделать, и от собственного бессилия ей было больно. И тут в дом прокралась ее дочь — сначала несмело заглянула в комнату, но потом увидела оцепеневшего от горя мальчика — и что-то кольнуло ее в самое сердце. В ее вроде бы давно уже умершее сердце. Она подошла к ребенку вплотную и несколько мгновений вглядывалась в его лицо. А потом просто взяла за руку и потянула за собой, прочь из этого дома. И он пошел.

Так мы с Миртой впервые встретили Райярра.

Байлар потрясенно молчала, огромными глазами глядя на музыкантшу. Инис бросила в костер сухое полено, а потом продолжила с какой-то невеселой, странной полуулыбкой.

— В тот миг, когда я увидела его, я решила — раз и навсегда — что буду защищать этого человека, чего бы это мне не стоило. Жизни, души — мне все равно. Он… стал моей семьей, которой я до того никогда не имела. Он и Мирта-воительница.

Мы забрали Райярра с собой. Понемногу он ожил, и даже стал совсем нормальным, здоровым ребенком. Оказалось, что он забыл все, что с ним произошло. Только панически боялся темноты — как мы со временем поняли, даже не темноты вообще, а маленьких темных пространств. Он не знал, почему. Я знала.

Байлар нетерпеливо пошевелилась, неловким жестом невольно выдав свое волнение. И снова замерла, словно стараясь слиться с тенью.

— Даже в детстве я отлично умела управляться со своим даром… со Знающими всегда так. Нам, напротив, нужно учиться не узнавать лишнего, того, что не желаешь знать… Так что я видела… Та девушка на полу была старшей сестрой Райярра… и неплохим синим магом, кроме того. Когда на деревню напали, когда стало ясно, что происходит, она спрятала братишку в стенной шкаф и велела сидеть тихо. А потом заперла снаружи синим заклинанием. Она очень… очень любила брата. И сражалась до последнего. Она совсем не умела этого делать, но тем не менее ей удалось ранить не одного противника. Рандаирцы пришли в такую ярость, что даже не стали насиловать ее, как хотели сначала. Они ее просто жестоко убили — на девчонке ран было больше, чем на иных воинах, павших в битве. А маленький Райярр все это слышал… может, даже видел отчасти, через щель в дверях. И кровь его любимой сестры капала оттуда, когда ее убивали… он же поделать ничего не мог. Он не мог выйти из шкафа, как ни старался. И рандаирцы, будучи не магами, достать его оттуда не могли. А может, и вовсе не замечали, не знаю, что за заклинание сотворила Райяррова сестра. В любом случае, он оттуда выбраться смог только спустя много часов, когда чары постепенно сошли на нет после смерти сотворившего их мага.

— Так вот почему… — прошептала Байлар, и сжала Сегвию под рубахой — словно неосознанно пыталась защититься от той боли, которой отзывалась душа на чужое несчастье.

— Да. Он забыл все это… Для малыша это оказалось слишком тяжело. А вместе с тем исчезли и все прочие его воспоминания о родной семье — и хорошие, и плохие. Остался лишь страх темноты… И еще имя.

–"Ярр"…

Инис чуть кивнула.

— А мы никогда не называли его так. Только полным, взрослым именем. Или как-нибудь еще…

— Инис, а ты ведь могла бы…

— Вернуть его воспоминания? Может быть. Но нужно ли? Райярр никогда не просил об этом. А я не знаю… станет ли он счастливее, если узнает, как погибла его сестра? Да, вижу я, что ты хочешь сказать. Про то, что он узнает и о ее существовании, и о том, насколько он был дорог ей, и вообще получит назад драгоценную память о своей семье. Но что из этого выйдет? Хорошо ли, если он узнает, например, что его родители не испытывали особого восторга от наличия сына с черным даром? Нет, я не могу решать такие вещи. Лишь он сам.

— Ты права, — немного нехотя согласилась Байлар.

— Да… В общем, в итоге мы втроем стали семьей друг для друга. Может, странноватой… но вполне счастливой. Мирта заботилась о нас как могла. Она учила нас сражаться. И мы оба были хорошими учениками ей на радость. Довольно быстро обнаружились и Райярровы способности к магии. Собственно, я, как Знающая, изначально видела в нем нечто странное, но тогда мне еще не хватало опыта, чтобы верно определить увиденное. А потом мы поняли, что он — один из немногих Универсалов. Мирта велела Райярру быть осторожнее и не демонстрировать свои способности — в те годы Аран уже приступил к своей рекрутской стратегии, что принесла ему победу.

Знаешь ли ты о ней? Аран тогда находился в невыгодном положении. Единственный выход был — нарастить боевую мощь. Увеличить количество боевых магов. Но как?

— Райярр говорил… что они стали забирать детей с черным типом магии.

— Да. Мирта пыталась избежать этого. Она хотела покинуть Аран, но не успела. И, когда Райярру было девять лет, его отобрали у нас. Ты же видела, его подпись — черная. Как ты, наверное, знаешь, обычные маги могут в разной степени успешно использовать все заклинания своего цвета, на какие хватит мощи. Но у каждого есть какая-то специализация, какие-то чары, которые удаются ему лучше всех прочих. Так, я — Знающая, а не Связной, а ты лечишь людей, а не выращиваешь, к примеру, овощи.

— Я знаю об этом… Меня обучала… — Байлар чуть было не проболталась про Сегвию. — Обучали…

— Твоя живая книга, — спокойно закончила Инис.

— Ты знаешь!!

— Моя специализация, — менестрель насмешливо пожала плечами. А потом продолжила уже серьезно: — И, как тебе ведомо, нынешние универсалы тоже не владеют всеми видами магии одинаково хорошо. Райярр, допустим, кошмарно силен в черной магии и в красной весьма, но с зеленой управляется плохо. И даже учитывая, что в боевом колдовстве он чудовищно хорош, и у него есть"любимый"тип магии. Райярр — "огненный"боевой маг, а знаменитое"черное пламя" — его основное заклинание. Даже не будь брат универсалом, аранская армия ни за что не упустила бы такого человека. Никто не спрашивал его мнения или мнения его семьи — его просто забрали и все.

Конечно, мы с Миртой не оставляли его. Куда бы мы ни отправлялись, Мирта непременно возвращалась в то место под Чааданом, где обучали детей, столько раз, сколько было можно увидеться с Райярром. Разрешали бы чаще — она бы и чаще приезжала. Разрешали бы использовать красные переговорные свитки — она молча скупила бы все, имеющиеся в Аране.

Я мало знаю о том, как Райярр жил эти годы. Слышала, что с самого начал будущих магов помещали в жестокие армейские условия, но, говорят, и многому учили. Сам Райярр никогда не жаловался нам. Я отлично знала его и видела печаль в его глазах, а говорил он всегда, что"все хорошо". И улыбался нам. Вышние, ты не представляешь, как я с годами возненавидела это его"все хорошо"!

Еще через пять лет его отправили на войну, и увидеть его стало еще сложнее, и все же иногда мы встречались. Маги-ученики сражались вместе со взрослыми магами. Эти дети, Байлар! Можешь ли ты представить себе это? Можешь ли почувствовать? Наша жизнь всегда была столь отлична от твоей. Ни я, ни Райярр, наверное, никогда не видели мира. Мы не мечтали о нем: не знали, что о таком можно мечтать. Нас таких было много, детей войны, способных спокойно забрать кусок хлеба из чьей-нибудь мертвой руки и, не оглядываясь, пойти дальше. Но Райярр был из тех, кто видел самое пекло. Это не сравнится с моею жизнью. И отличается от твоей, как небо от земли. Однажды он признался мне, что в те годы практически все юные практиканты страдали от кошмаров. Почти каждую ночь. Им снились разорванные на куски тела товарищей, с которыми ты делил трапезу еще с утра. Бесконечный огонь, и реки крови, и искаженные лица тех, кто умер в страшных мучениях, не сумев справиться с собственной магией — были и такие. А хуже всего было то, что, просыпаясь, ты наяву видел ровно то же самое. Многие попросту сходили с ума, не выдержав этой кровавой круговерти. Многие ломались — на самом деле, большинство. Но некоторые выживали и приносили Арану победы на поле боя.

Через два года, когда Райярру исполнилось шестнадцать, был создан отряд"Шести".

На самом деле,"Шестерка" — далеко не единственный существовавший тогда особый отряд. Ее настоящее, официальное название — Третье специальное боевое подразделение."Первая сотня", например, тоже снискала немало славы на полях сражений. Или та группировка боевых магов… Но"Черная Шестерка"обошла их всех — самая знаменитая, блистательная, непобедимая группа. В этот отряд собрали только сильнейших молодых магов-универсалов. Все они были из поколения детей, выращенных ради войны. Все они имели достаточно боевого опыта, несмотря на возраст. И очень скоро отряд выпустили в свободное плавание. Ожидалось, что, обладая столь выдающимися навыками, они смогут превратиться в величайшую команду магов Арана… и континента вообще.

Отчасти так и вышло. Сильнейшей боевой единицей они, пожалуй, стали. А вот сплоченной командой — нет…

Впрочем, за их успехами их проблем особо никто не замечал. Благодаря"Шестерке"и многим другим мощным магам, Аран стал лидировать в войне. Их слава гремела повсюду. Их приветствовали как героев. Спасителей Отечества. Защитников Родины. Гордость нации."Мы здесь — лишь машины для убийства. Оружие массового поражения", — сказал Райярр в одну из наших встреч. И тогда я поняла. Он никогда не был"патриотом". Он никогда не делил людей на"своих"и"чужих", на"белых"и"черных". Пока вокруг все кричали в угаре войны, в азарте победы или в гневе на врага, он не испытывал ненависти или желания уничтожать. Думаю, он хотел закончить войну, если вообще верил в возможность жизни без войны. Райярр никогда ни на что не жаловался, сколько я его знаю. Но в этой единственной фразе, которую он себе позволил, я вдруг увидела его мир. Мир одиночества и безнадежного непонимания окружающих. Боли из-за осознания, во что тебя превратила судьба, — и невозможности этой судьбы избежать. Там… пожалуй, имелся только один человек, способный Райярра понять — Альква Мелори. Я знаю, что она была его другом. Но Альква покончила с собой, не выдержав этой жизни. Конечно, об этом власти не распространялись — зачем же портить совершенный образ великолепной"Шестерки"известием о том, что один из ее членов совершил самоубийство, не вынесший происходящего? Алькву быстро заменили Амарией Орвелл, и"Шестерка"снова творила на поле боя чудеса, а Райярр остался без единственного друга… А потом однажды с ним стало невозможно связаться. Дело было за два года до конца войны. Тогда уже ясно было видно, что дело идет к победе. Рандаирцев громили и их боевых магов истребляли пачками."Шестерка"казалась просто несокрушимой. И все же они были живыми людьми, и ранили их не раз, и потому мы с Миртой забили тревогу и тут же попытались разузнать, куда послали отряд и не случилось ли чего с Райярром. В те дни я колдовала столько, что потом Мирте приходилось скупать кипами зеленые лекарственные свитки, потому что без них я спать от боли не могла. О, и мы узнали. Я даже… видела происходящее глазами одного рандаирца, у которого считала воспоминания.

Оказалось, что аранское военное командование решило усилить давление на Рандаир, чтобы принудить его поскорее закончить войну. И многим подразделениям магов было велено зачищать захваченные земли, убивать непокорных, сжигать села с целью устрашения. Ты знаешь, потом это стало повсеместной практикой. А тогда — только начиналось. И"Шестерка"тоже получила такой приказ… впервые.

Им поручили стереть с лица земли непокорную рандаирскую деревню. Конечно, они заняли ее без особых усилий, легко справившись со всеми боевыми магами, которые там были. Потом стали рушить здания… Жители в панике бежали в центральное святилище, просто потому, что вокруг разверзся ад, просто потому, что не было никакой возможности сопротивляться этим монстрам, которым повиновались и земля, и вода, и огонь. И, когда их загнали в угол, эти люди уже понимали, что умрут. Они прижимали к себе детей и закрывали им глаза, чтобы дети не видели, как приближается к ним смерть… в обличии шести человек, больше похожих на Падших из Проклятых миров.

Двое из них воздели руки — и прогремел взрыв, ослепительным пламенем осветивший небо, из синего сделав его — белым. Это должно было стать концом, но через несколько мгновений селяне осознали, что они все еще живы. И, когда они осмелились открыть глаза, то их взорам предстало необыкновенное зрелище.

Между ними и смертью стоял медноволосый юноша, сотворивший огромный узорчатый щит из черного пламени, которым оградил святилище от окружающего мира.

— Райярр! Что ты творишь? Ты что, хочешь стать предателем? Ты идешь против нас? остановись! — воскликнул Лайонелл Хантор.

— Не могу! — прокричал в ответ Райярр. Его щит был таким мощным, что от движения потоков магии чуть шевелились даже волосы юноши. — Я не могу этого позволить! Они просто мирные люди! Мы не должны так поступать!

— Это был приказ! Отступи сейчас же! Ты хочешь стать врагом для нас?

— Нет, — упрямо сказал Райярр.

— Это же всего лишь рандаирцы, почему ты так? — закричала Амария. — Враги!

— Такие же люди, как и мы. Какая разница?

— Ты предашь ради них свою Родину? Предашь Аран?

Райярр лишь покачал головой. Он так и не отступил."Неужели Родине нужно, чтоб я истреблял безоружных людей?"Конечно, впятером его товарищи в конце концов одержали бы верх над одним-единственным магом, но все же в этой ситуации они не могли прийти к единому решению и не знали, как им поступить. Так Райярр продержал свой щит до поздней ночи, пока не прибыли другие маги и Райярру не пообещали оставить рандаирцев в покое — потому что проще было так, чем связываться с мятежным магом такой силы: если он в ярости решит крушить своих же, сколько вреда успеет причинить до того, как погибнет? Потом его повязали — он и не сопротивлялся — и отправили в Магическую Тюрьму Чаадана.

Нам удалось узнать, что был тайный суд над ним — и на этом суде все его боевые товарищи, за одним исключением, проголосовали за немедленную казнь. Они сочли его предателем…

Мирта была в ярости. Кажется, она не попыталась взять темницу самоубийственным штурмом лишь потому, что я ей все время напоминала о том, что эта тюрьма, замок Чангъинг, нашпигована боевыми магами сверху донизу, и что если Мирта погибнет, то Райярру уж точно помочь будет некому.

Его не казнили. Не знаю точно, почему. Но, все-таки, он ведь так и не обратил оружие против товарищей, а заслуги его были велики, хоть он и не выполнил приказ. В конце концов они бросили его в подземелье, а о его"предательстве"никогда публично не объявляли — им не хотелось, чтобы всем стало известно, что маг из прославленной"Шестерки"стал ренегатом. Я представить боюсь. что они делали с ним в этой тюрьме. Райярр никогда не говорил об этом… Знаю только, что они держали его в магических цепях — знаешь, такие только и способны удержать действительно сильного мага-универсала. Их изготавливают из особого металла, который отторгает магию. И когда мага заковывают в такую цепь, потоки магии, проходящие через его тело, уже не могут циркулировать свободно, так, как надо. И собственная магия ранит человека — чем он сильнее, чем восприимчивей — тем хуже. Райярр… больше, чем просто сильный маг. Страшно даже вообразить, какую боль он испытывал… Потом, когда его выпустили, раны на запястьях от этих цепей не заживали очень долго… не один месяц причиняли брату мучения, и ничем их было не залечить. Впрочем, это не худшее, что сделала с ним тюрьма…

Через два года война закончилась, и вскоре после победы Арана Совет решил выпустить Райярра. Ему сказали, что казнят… Думаю, впрочем, что на тот момент он был довольно безразличен к собственной жизни. Может быть, даже рад был умереть. Однако его не убили. Обрили голову в знак позора, лишили всех привилегий, изгнали из Ассоциации и отпустили на свободу, в полуголом виде заставив его пройти через площадь, как безымянного предателя, чтобы каждый честной аранец мог плюнуть в отступника или швырнуть в него гнилым помидором.

Мы были там, Байлар… Мы ждали его в конце пути. И от ярости и боли темнело в глазах, но Райярр все это вытерпел с большим достоинством. Он не выглядел сломленным… и все же, что-то в нем искалечили, что-то изувечили, повредили. На него и смотреть-то было страшно — бледный, худой, похожий на призрака, с запястий капала кровь, все тело в шрамах, на его изможденном лице глаза казались огромными — в них застыло странно спокойное выражение человека, который смотрит только внутрь себя. Это и было самым худшим: страшнее всего Райярр был изранен внутри. Он, кажется, с трудом нас узнал. Но, когда узнал — то улыбнулся нам! Только выглядело это так, будто он уже забыл, как улыбаться.

Мы забрали его с собой и поселились вместе в одном доме в тихом безлюдном местечке, где вокруг была только красота природы. Мы заботились о Райярре, даже Мирта бросила свои дела, чтобы быть с ним рядом. Она, которая никогда не говорила нам слов о любви… Впрочем, ее поступки всегда были красноречивее любых слов. Здоровье Райярра постепенно поправилось: исчезли последствия пребывания в сыром подземелье, вечная лихорадка ушла, зрение снова стало острым, и даже раны от цепей перестали все время открываться. Но это только физически, а духовно… там все было сложнее. Какое-то время мы вообще думали, что Райярр не станет прежним никогда. Он временами делался очень странным, будто уходил в себя и не видел ничего вокруг, и так мог сидеть сутками, без еды или сна, и почти невозможно было до него достучаться. А когда спал, то все время просыпался от кошмаров, и мы не могли ему помочь… Было еще много всего. А один раз я вообще поймала его, когда он стоял на краю обрыва и смотрел вниз, с этим пугающим пустым взглядом… правда, Райярр потом сказал, что вовсе не собирался убивать себя, но я не знаю… в тот момент я испугалась, как никогда в жизни. В общем, мы просто боялись оставить его одного. Все, на что мы надеялись тогда — что он все же сможет выбраться…

Райярр выбрался. В конце концов, его дух всегда был невероятно силен. Он понемногу все-таки пришел в себя, и, как только восстановил силы, тут же попрощался с нами и ушел прочь. Он должен был двигаться дальше, а мы — отпустить его… И в следующий раз мы с братом встретились спустя много лет.

Так что вот тебе правда, Байлар. Райярр никогда не убивал твоих родителей. И не имел к этому отношения. Потому что в это время сидел в аранской тюрьме за помощь таким же рандаирцам. Байлар… ты что, плачешь?

— Нет, — соврала целительница и стерла слезы со щек.

Инис чуть усмехнулась в темноту.

— Я тебе рассказала не потому, что ты так уж мне нравишься… Просто ты сказала, что брат тебе небезразличен… И еще мне хочется чуть больше справедливости в этом мире. Не хочу, чтоб Райярра обвиняли в том, чего он не делал. Он натерпелся уже достаточно и без того… Можешь себе представить, что после всего случившегося, когда некоторое время назад Совет ассоциации призвал его обратно — он вернулся! Он стал с ними работать вновь, бок о бок с этими людьми, которые до того так с ним обошлись!

— Потому что — Райярр… — едва слышно сказала Байлар, и улыбнулась сквозь слезы.

"Отчего мне так больно, Сег? Будто весь мир обрушился мне на плечи своей безмерной тяжестью. Будто сердце горит в груди, и скребет его когтями злая тоска. Отчего душа моя кровоточит и не может смириться со своим бессилием?"

Бессилие. Страшное бессилие. Не обратить время вспять, не раздробить на клочки пространство. Не оказаться рядом с ним и не протянуть ему руку. Ничего уже не исправить, не отменить.

Мне так горько, что хочется выть. Оттого, что я не в силах изменить уже произошедшее. Я не могу стереть его боль. Не могу отогнать его страх. Не могу залечить его раны или просто встать рядом, плечо к плечу, и сказать: сегодня я сражаюсь на твоей стороне. Ты не один.

"Отчего мне так больно, Сег? Разве так бывает? Чтобы за другого — столько слез. За события давно минувших дней?"

Почему я не могу помочь? Отчего мне так больно?

"Так бывает, Сег?"

Канан пребывал в затруднении.

Было совершенно очевидно, что вокруг (а именно — между Инис и Байлар) происходит что-то странное, но вот что именно — от взора юноши самым обидным образом ускользало.

Прошлой ночью он заметил, что госпожа Байлар плакала, плакала горько и неутешно, тихо и страшно. Канан был поражен: он знал целительницу как личность сильную и, пожалуй, почти жесткую. До сих пор он не видел ни одной ситуации, в которой этой женщине изменило бы ее хладнокровие. Что же могло так ее расстроить? Что могло случиться? Сердце Канана разрывалось, а душа пришла в смятение: ему нравилась госпожа Байлар, и очень хотелось ее утешить, но он не знал, в чем дело, и потому не мог решить, стоит ли к ней соваться. В конце концов юноша вполне справедливо рассудил, что лучше будет целительницу не трогать.

И наутро Байлар казалась усталой и подавленной, а Инис Верделл, хоть и выглядела столь же равнодушной, как всегда — и то была задумчивее обычного и тише. Они совсем не говорили друг с другом и явно избегали встречаться взглядом. Неужели они поссорились, размышлял Канан. Но почему? Неужели Инис Верделл, — на этом месте он похолодел, — обижает госпожу Байлар?? Что же тогда делать? Как мужчина Канан не мог допустить, чтобы женщину, которую он должен защищать, оскорбляли. Но Инис Верделл тоже, во-первых, женщина (хоть и ненормально сильная), а во-вторых, она — Белый Менестрель… иначе говоря, Канан ею восхищался. Очень.

В общем, Канан оказался в весьма неловком положении. Что его очень беспокоило, так что неудивительно, что ночью он не сразу смог заснуть. И вовсе он не собирался подслушивать их разговор, а просто так уж вышло, и непонятно было, как бы намекнуть девушкам, что он их слышит, чтоб не получилось неудобно.

— Инис… спасибо тебе за вчерашнее. Извини, тогда… было слишком сложно, слишком много всего, и я не смогла тебя как следует поблагодарить.

— Понимаю, — спокойно кивнула менестрель.

"Так значит, они не ругались?" — подумал Канан.

— Я правда тебе очень благодарна. Это было… важно для меня.

— Да… — Инис немного помолчала. — Не знаю, насколько я имела право тебе это говорить, но… — она так и закончила фразу, оставив продолжение неясным, пожалуй, даже для себя самой.

— Послушай, Инис, — в голосе Байлар все еще звучало сомнение. По-видимому, она пришла к какому-то решению, которое далось ей непросто. — Когда Райярр уходил… была одна вещь, о которой он меня попросил. Только одна. Он просил… открыть мою книгу, Сегвию, образованному магу, которому я буду доверять и который поймет в этом больше, чем я. Я, в конце концов, врач… и только.

"О чем они говорят, Триста Богинь?"

— Это тоже много. Постой… ты хочешь сказать, что Райярру ты ее так и не открыла? Он не видел?

— Я… Он не… Я тогда думала, что он был одним из тех, кто сжег деревню, ты знаешь, — очень тихо ответила целительница. — Если бы только я знала…

Канан даже затаил дыхание — таким непривычно смущенным был еле слышный голос Байлар.

— Инис. Я могу открыть ее тебе.

Тишина, заполнившая паузу, была настолько глубокой, что от нее звенело в ушах.

— Нет, — наконец ответила Инис с коротким смешком, который не скрыл ее напряженного тона. — Слишком большое искушение для меня, Байлар. Слишком. Но я Райярра уж однажды предала. Так что… Мы найдем его, и ты покажешь свою книгу Райярру. Спасти этот мир — Райяррова мечта, не моя. И это он — наша надежда.

— Так шансы еще есть?? — воскликнул Канан, не удержавшись, и тут же понял, что это было вслух. И понял, что теперь последствий не избежать. И тихо ойкнул.

— Так, так. Кого-то я забыла шарахнуть сонным заклинанием, — проворчала Инис.

— Ты что, подслушивал, Канан? — возмутилась Байлар.

— Совсем нет! Я спал, но вы говорили громко, и я… Каким-таким заклинанием?

— Можно, например, и зеленым, если воспользоваться свитком, — задумчиво сказала менестрель, разглядывая силуэты древесных крон над своей головой. — Чтоб уши свернулись и не в охотку больше было подслушивать.

Последствия, таким образом, наступали на Канана яростно и скоро.

— За чтоо?

— А можно и без свитка обойтись. Как, Байлар?

Канан жалобно покосился на целительницу, строго хмурившую брови.

— Я подумаю, — серьезно объявила она.

— Госпожа Байлар!

— Говорила госпожой меня не звать… — вздохнула Байлар и села обратно на свое место.

Инис тем временем потянулась за любимой лютней. Все равно уже никто не спал.

— Так шансы…

— Нет никаких шансов, — сказала Байлар. — В этой Книге, во всяком случае, их нет. Все выглядит даже хуже, чем представлял себе Райярр. Не знаю, может быть, он увидел бы там больше. Я не все из изложенного могу понять.

— Трагичная история, — сказала Инис ровным тоном и взяла на пробу несколько минорных аккордов. — Хорошая выйдет баллада. Жаль, если миру придет конец, то и менестрели, наверное, будут без надобности.

Байлар кинула на нее осуждающий взгляд.

— Инис, Райярр говорил тебе, что те, кто с ним работал, не приняли его идей?

— Да.

— Но почему? — Канан с того самого разговора так и не мог уложить в голове, что все именно так. Ему казалось естественным, что все должны тут же бросить мирскую суету и искать способ спасения мира.

— Обычная реакция, — пожала плечами Инис. — Половина испугалась. Половина впала в отчаянье. Некоторые субъекты, как Лайонелл Хантор, объявили, что им безразличен конец света, если до этого самого конца можно жить так, как нравится. И уж никто из них под угрозой гипотетического хаоса не стал отказываться даже просто от наиболее мощных заклятий, чтобы хоть замедлить процесс.

— Господин Райярр сам тоже колдует мощные чары, — заметил ради справедливости Канан.

— Потому что если б господин Райярр этого не делал, он очень скоро стал бы мертвым господином Райярром. Мертвым и бесполезным, — откликнулась Инис. — Кроме того, это — капля в море. Речь идет о чарах куда более высокого порядка.

— Есть еще и такие??

— Есть. Ну вот например… — и Инис вкратце поведала им историю о Севере и Баарсе.

— Да… дело может принять дурной оборот, — подытожила Байлар, выслушав менестреля. — Если опять война, да еще этот артефакт…

Все трое замолчали, мрачно обдумывая перспективы.

— Подумать только, — со вздохом промолвила целительница. — А мы столько магии потратили впустую, в бесконечных войнах уничтожая друг друга. Умом непостижимо!

И она отправилась опять в повозку, прихватив по дороге магическое греющее одеяло.

Канан и Инис переглянулись, и альбиноска разом дернула три струны — три ноты слились воедино в печальном созвучии. Инис Верделл, закрыв глаза, долго вслушивалась в их затухание — и в тишину, оставшуюся после них.

***

Небо пахло безудержной, ликующей весной.

Весна наступала повсюду: ее дыхание ощущалось в шелесте еще влажных ветвей, и в птичьих взбудораженных криках, и в молодой траве, что пробивалась сквозь палую темно-коричневую листву в рощах — ее можно было увидеть, даже перегнувшись через край повозки и поглядев вниз.

А Лирия здесь представляла собою холмы и поля; и холмы уже зеленели. И горы: горы виднелись на горизонте голубоватыми нежными тенями, и, не будь сейчас этого беспокойного чувства, что сжимало сердце Байлар, она бы, наверное, была вне себя от восторга, что может увидеть их.

Взгляд Байлар был прикован к горам — странноватый, серьёзный и напряженный. Взгляд человека, которому открыто больше, чем надобно для счастья. И жизнь которого ему уже не принадлежит.

— Инис, — негромко произнесла она, когда их повозка приблизилась к большой развилке дорог, — правь на запад.

— Ты уверена? — на всякий случай спросила менестрель. — Крупный город здесь на востоке, но на западе — только горы, еще долго, и…

— Нам в горы. Райярр там, Инис. Близко… осталось недолго.

И Инис без дальнейших расспросов повернула направо.

"Райярр. Скоро…" — думала Байлар, не отводя глаз от сине-зеленых силуэтов, и сердце ее билось в нетерпении, будто и его коснулась эта весна."Райярр. Райярр". Ничего больше — только имя, произнесенное про себя. Байлар отчего-то нравилось повторять его снова и снова, нравилось ощущать его внутри, с замиранием чувствуя, будто бабочка легкими крыльями, тревожная и трепетная, слегка касается твоей души, оставляя лишь еле заметный след желтой пыльцы. Волнение и тепло. Тепло… как в мороз, когда согреваешь замерзшие руки дыханием. Как огонек свечи, который бережно сохраняешь от порывов злого ветра. И сила — как невидимая, незримая опора. Словно тот, кого сейчас не было рядом, мог бы поделиться своей силой, если называешь его имя. И словно ему тоже можно помочь, если просто позовешь его.

Имя… Если бы не было так страшно, то лишь одно это имя могло бы сделать Байлар счастливой.

— Тппру! — повозка резко затормозила, когда Инис дернула вожжи, так что Байлар волей-неволей пришлось перестать витать в облаках — и вернуться в реальный мир.

В реальном мире дорогу путешественникам преграждали какие-то люди. Люди были плечистые, с суровыми лицами, и один из них как раз пытался объясниться с Инис, но Байлар еще несколько мгновений просто разглядывала их лирианскую крестьянскую одежду, забавным образом отличающуюся от привычной рандаирской, и не разбирала смысла сказанного, пока до слуха девушки не донеслось слово"эпидемия", которое враз привело Байлар в чувство.

–…потому жаль, но вам придется вернуться и…

— Что за болезнь? Симптомы? — потребовала целительница, перелезая к Инис на облучок.

— Э…э… похоже на красную лихоманку, но у нас нет своего мага-целителя…

— Как давно? Сколько заболевших?

— Неделю назад был первый случай. С тех пор уже трое умерли, а больных все больше… Когда мы поняли… Два дня назад мы послали в монастырь Этеа за тем известным целителем, но пока он прибудет, пройдет еще несколько дней…

— Ясно, — сказала Байлар. Инис тем временем стала разворачивать повозку.

— Послушай, Инис, — вполголоса обратилась к ней целительница. — Если там красная лихоманка, заражена уже вся деревня. Они умрут до прихода этого монаха, если не помочь. Мы должны…

— Чушь! — отрезала Инис. — Мы сами умрем. Иммунитет зеленого мага есть только у тебя, если ты забыла. И если мы умрем, то не спасем Райярра. Байлар, у нас есть цель, ты хочешь отправиться в эту деревню и отказаться от моего брата? Разве не ты говорила, что он в опасности.

— Это так, но… Я врач, Инис. Я не могу просто так оставить этих людей погибать, когда в моих силах им помочь.

— Очень хорошо! — взорвалась Инис. — Тогда я уезжаю искать Райярра, а ты как хочешь. Я не собираюсь умирать здесь, ради чужих людей.

— Прости, — тихо сказала Байлар. — Но, Инис… Я думала, ты не такая.

— А какая? — альбиноска насмешливо приподняла брови. — Не нужно сочинять меня такой, какой я не являюсь. И уж тем более не надо пытаться этим меня пристыдить.

Байлар вместо ответа обратилась к Канану.

— Ты можешь идти со мной или отправиться вместе с Инис дальше, Канан. Никто не может тебя заставить. Если пойдешь со мной — я постараюсь тебя защитить, но и Инис отчасти права — даже зеленый маг не может дать полной гарантии.

И Байлар легко спрыгнула с повозки, подхватив свой узелок.

— Прощай, Инис Верделл. Надеюсь, еще увидимся.

Канан, чуть поколебавшись, соскочил вслед за нею. В конце концов, именно госпожа Байлар была его первым товарищем по странствиям. А до того — выручила Канана из передряги. И вообще…

"То, что вы говорите, госпожа Инис, разумнее. Но… Я пойду за госпожой Байлар".

— Прощай, целительница, — сказала ей в спину Инис. Волосы Байлар на ярком солнце отливали медью и немного — золотом. Отчего-то Инис ощущала легкую досаду, неприятную, как простуда, першащая в горле. Недовольно нахмурив брови, музыкантша тронула коней.

А Байлар шагала в дорожной пыли к деревенскому кордону. И невнятное чувство вины за то, что Ярра, должно быть, она своим выбором предала, постепенно вытесняли мысли о работе. Байлар неосознанно ускорила шаг. Итак, теперь — ее бой.

На ходу она прикоснулась к круглому кулону на цепочке.

"Возвращайся, Сегвия. Пора. Мне нужна твоя помощь".

***

Долгий, беспросветный, жестокий бой — вот что это было. Дни и ночи сливались воедино, в одну бесконечную полосу бесконечных усилий, изредка прерываемую лишь коротким беспокойным сном. Так что время почти перестало существовать — и для Канана, и для Байлар, — при том, что ничего сейчас не имело такого значения, как время.

— Тем и коварна красная лихоманка, — на ходу объясняла Байлар парнишке. — Человек становится заразным задолго до того, как проявляются симптомы. А когда они проявляются, больной погибает за несколько дней. Так-то, Канан. Это одна из худших существующих нынче болезней. И мы до сих пор не знаем, откуда она берется. То есть, почему внезапно возникает в том или ином месте. В древние времена люди, бывало, даже грешили на"проклятие колдунов".

— Хмм…

— Абсолютная чушь! Большинство болезней вызвано естественными причинами. И только в некоторых бывает повинна магия или сам человек, его душа. И то, такое обычно случается с магами, а не с простыми людьми. Маги… как проводники для магии, они чувствительны к ней, они способны влиять на нее своей волей, потому и могут навредить самому себе. Особенно уязвимы обладатели черного, силового волшебства… А для природных болезней и причины есть природные. Мелкие-мелкие живые существа, которых можно магически обнаружить, например. Разные изменения в самой структуре организма… Ты даже представить себе не можешь, Канан, какой тонкий, восхитительно сложный механизм — человеческое тело. Нет, что там, какой механизм, — вселенная, симфония разнообразных связей! Сколько изучаешь, сколько наблюдаешь — столько удивляешься. Такая чарующая красота!

Канан покосился на девушку с несколько боязливым любопытством. Кажется, первый раз на его памяти она говорила о чем-то так увлеченно и горячо. Учитывая, что дело было в зараженной деревне, а пять минут назад Байлар была ужасно озабочена положением дел в ней, такой энтузиазм действительно несколько устрашал.

— К сожалению, и нарушиться в этом слаженном механизме может что угодно. Так, красная лихоманка незаметно пробирается в тело человека, и, когда проявляются симптомы, болезнь уже глубоко пустила свои корни и многое разрушила. В конце концов поражаются нервы и мозг, и человек впадает в беспамятство и умирает. С того момента, когда начинается лихорадка и появляются красные пятна на коже, спасти заболевшего, фактически, может только маг. Если у него хватит сил.

— А ты… такое уже лечила? Хватит ли у тебя сил, госпожа Байлар?

— В таком масштабе — не лечила. Хотя мне приходилось иметь дело с отдельными больными лихоманкой.

Байлар вдруг остановилась и ободряюще улыбнулась Канану.

— Один человек сказал, что я очень сильный маг. А он мне никогда не врал. Мы справимся, Канан. Особенно, если ты мне поможешь.

— Но что я могу? Я же не зеленый маг и ничего не понимаю во врачебном искусстве!

— Тебе и не надо. Ты… Если не испугаешься… Если сможешь посмотреть в лицо и этой стороне жизни… и этой разновидности смерти. Человеческому страданию, человеку в его беспомощной, некрасивой, искореженной форме, почти отвратительной, почти пугающей… что, впрочем, естественно, думаю, страх перед болезнью тоже вложен в человека природой. В общем, сумеешь все это преодолеть — сумеешь и оказать мне бесценную помощь. Как — это я объясню.

— Байлар… — откровенно говоря, Канан немного трусил. Когда он воображал себя героем, он точно представлял свои великие дела не так. Великие дела должны были свершаться громко и красиво, в ослепительном пламени немеркнущей славы и восхищенных взглядов. Ну, пусть без взглядов — но все равно красиво, не так, не среди этого ада болезни и бессилия. И все же, сейчас здесь были страдающие люди. Кого-то из них еще можно было спасти. И Канан ясно понимал, что даже если это не судьба его мечты… если сейчас из-за своего страха он не поможет другим — разве не станет потом сожалеть об этом всю свою жизнь? — Просто расскажи, что делать.

Так началась эта битва.

— Неделю назад был первый случай заболевания в этой деревне. Значит, с момента заражения… В деревне две сотни человек живут, уже нет смысла отделять больных от предположительно здоровых… — бормотала Байлар, а чуть светящаяся белая птица над ее плечом согласно кивала головой. Призрачную птицу видела лишь сама целительница, да еще Канан, тоже обладавший магическим даром.

— Однако, пусть те, у кого нет никаких признаков заболевания, по возможности сидят по домам. Больных же всех все равно нужно собрать в одном месте, иначе я ничего не смогу успеть…

Так был организован временный госпиталь, куда приводили и приносили больных. Шесть здоровых женщин трудились, не покладая рук, над изготовлением лекарств, рецепт которых надиктовала Байлар. Деревенские мальчишки под руководством Канана собирали для них травы в ближайших лесах и лугах — Канан сумел соорудить своими чарами плохонький, но все же работающий свиток для запоминания изображений, где Байлар с помощью Сегвии запечатлела образы нужных растений. Когда мальчишки приноровились справляться и сами, юноша поспешил вернуться к Байлар, которая сражалась на передовой.

Здесь, в трех больших избах, было самое пекло. Мерцали магические светильники, чадили обычные масляные лампы там, где светильников не хватало. Сновали молчаливые женщины под защитными заклинаниями — помощницы, которыми командовала Байлар, ухаживающие за больными. Стонали и бредили больные люди, смотрели в никуда блестящими глазами — многие уже не видели ничего. Канан шарахнулся прочь, впервые увидев такой взгляд. Но сам не смотреть не мог. Как Байлар и говорила — все это было нелегко. Канан знал, что будет еще много лет видеть эти тонкие, испещренные красными пятнами руки в своих кошмарах. И запах — тяжелый запах пота, испражнений и терпко пахнущих лекарств — тоже забудется нескоро. Здесь сама действительность была похожа на кошмарный сон, но в центре этого кошмара была Байлар, спокойная и деловитая, окруженная всполохами зеленой магии, раздающая распоряжения своим помощницам и сама помогающая больным. И в какой-то миг Канану показалось, что только на ней, только на Байлар держится весь этот мир, только она не дает ему распасться на куски и окончательно исчезнуть в водовороте бреда.

Байлар плела заклинания, не давая себе ни малейшего отдыха, поспать она смогла лишь когда закончила первую сеть для каждого заболевшего и проинструктировала всех прочих, кто работал с нею. И то, долгого сна не получилось: еще несколько человек заболели, а прежним больным нужны были новые чары. К концу второго дня целительница сама выглядела немногим лучше подопечных, с лицом белее собственной косынки, однако колдовать не перестала. Один мужчина все же ускользнул от нее, как она ни старалась, удержать его не смогла. Она своей рукой закрыла ему глаза, и в тот момент ей хотелось выть от горечи и отчаянья, но только некогда было сожалеть, потому что больных было много, а она — одна.

— Канан! Девочке на третьей кровати лекарства пусть дают в два раза больше, и тому дедушке — настой полунницы, да побыстрее! — скомандовала она, завидев юношу. — А, нет, стой! — Байлар сплела новое, дополнительное защитное заклинание для мальчишки. — Теперь иди.

— Байлар! У мельника начались судороги, — сообщила Сегвия.

— О, тысяча Падших! Бежим. Найди мне подходящее заклинание, скорее! Я пока остановлю процесс.

— Госпожа Байлар, там принесли еще ребенка.

— Стадия?

— Начальная. Признаков поражения нервной системы еще нет.

— В левый дом! Я сейчас подойду. Сег, что с заклинанием?

— Перебрала их все, сейчас покажу лучшее. Ну, на мой взгляд…

Почти беспрерывно окна то одной, то другой избы озарялись зеленым светом. На третий день Байлар вышла на крыльцо дома в минуту затишья, серая от усталости, почти не различающая уже окружающих предметов — и увидела, что пошел дождь.

Дождь пах весной. Байлар стояла и просто вдыхала его аромат, ощущая, как брызги капель попадают ей на лицо — но не пытаясь защититься от них. Даже Сегвия не пыталась — полупрозрачная, оттого, что Байлар была уже не в состоянии полностью поддерживать ее в этой форме, а собственная ее магия отчасти была заперта, отчасти — тоже истощена.

— Ээ, так это ваша прекрасная работа, — произнес чей-то спокойный голос. — И все же не дело так с собою поступать.

Из-за пелены дождя вышел невысокий, крепко сбитый мужчина в странном одеянии — на нем был длинный коричневый балахон, перепоясанный простой веревкой. Мужчина был абсолютно лыс, и смотрел на Байлар добрыми темно-карими глазами, невозмутимо и весело.

Байлар догадалась, что он — монах, а значит, тот самый целитель, которого ждали селяне. Она впервые видела настоящего монаха, но удивляться чему-либо уже просто не имела сил. Лишь промелькнула отчего-то до абсурда глупая мысль:"Значит, и правда монахи бреют головы, будто преступники, обреченные на позор".

— Не дело, — повторил пришелец, покачав головой. А потом, не спрашивая мнения Байлар, вдруг отправил в нее часть своей зеленой магии. В голове у нее мгновенно прояснилось, хоть и было крайне странным ощущение чужой магии в собственном теле. Со времен дедушки никто так с нею не поступал.

— Так-то лучше, — заявил монах, но на достигнутом не остановился. Мужчина легонько прикоснулся к руке Байлар, она вздрогнула от неожиданности, но даже не успела понять, была ли там магия, и если да — то какая, — как весь ее мир вдруг объяла темнота.

Проснулась Байлар в сумеречной комнате и с воспоминанием о дедушке. Дождь все еще стучал в оконное стекло. И, на удивление, девушка чувствовала себя свежей и отдохнувшей, хоть и не понимала до конца, где находится и почему.

Когда она села на кровати, рядом пошевелился темный силуэт и тактично кашлянул.

— Вы… что со мной сделали?

— Прошу прощения, — ответил монах. — Мне очень жаль, но вы иначе ни за что не согласились бы пойти и отдохнуть, я сразу понял, знал я таких людей. Потому и осмелился так с вами поступить. Иначе вы присоединились бы к собственным пациентам.

Байлар судорожно нащупала на груди Сегвию, обращенную в кулон. Книга была на месте и, очевидно, в порядке.

— Меня зовут ала Бернард, — представился монах. — Я из монастыря в Этеа."Ала" — значит грешный человек, отрекшийся от мира и посвятивший себя Творцу. Это из лиринарского… Я видел вашу работу. Я был удивлен. Вы потрясающий врач…

— Меня зовут Байлар.

— Я знаю, — он мягко улыбнулся. — Вы спасли в этот раз много жизней.

— Я долго спала? Как больные?

— Всего-то несколько часов. Я присоединил свои скромные чары к вашим. Состояние у всех стабильное. Вы действительно нечто, Байлар.

— Хм… — Байлар слезла с кровати и внимательно посмотрела на монаха. Он производил впечатление человека, злиться на которого было очень трудно. Да и за что? И еще, отчего-то девушка сразу поняла, что он из разряда людей довольно замкнутых и внешне неприступных, просто Байлар почему-то сразу попала в сферу его открытости и доброго внимания. Вот отчего он позаботился о ней и даже пришел проведать.

— Благодарю за ваше участие, достопочтимый ала Бернард, — сказала девушка. — Теперь мне пора работать. Присоединитесь?

— С удовольствием, — ответствовал монах.

И с этого момента стало гораздо легче. Дождь закончился, и обновленное небо сияло мокрыми, радостными звездами. Два мага — это уже не один погибающий под грузом навалившихся проблем маг. Молчаливо отдавая должное врачебному мастерству друг друга, Байлар и Бернард сработались более чем отлично. Еще через день поток новых больных сошел на нет, а целители раздавали заклинания еще здоровым людям, которые по очереди подходили сначала к магам, затем — к деловитому Канану, который из огромного котла зачерпывал половником вонючее лекарство зеленоватого цвета. Часть больных уже шла на поправку; другим же не становилось хуже, и Байлар наконец смогла оценить блестящее и бодрое весеннее солнце. И отдать должное собственной печали, понемногу и тоскливо скребущейся в груди.

— Что вас беспокоит, Байлар? — вполголоса обратился к ней проницательный Бернард.

— Это… — "неужели ж моя тревога так заметна?"

— Связано с целью вашего путешествия, я прав?

— Да, — вздохнула целительница. Я… искала одного человека. И… я боюсь не успеть.

— О! — Бернард, против ожидания, лишних вопросов задавать не стал. Но немного погодя вдруг сказал: — Но отчего бы вам не продолжить ваш путь? Байлар, вы спасли этих людей. А теперь я здесь, да и самое страшное уже позади. Я присмотрю за пациентами.

Байлар не нашла, что сказать, кроме слов благодарности. Ей было жаль оставлять больных, но она была неизмеримо рада возможности уйти на помощь Райярру. Что, если Инис все еще не нашла его? Тревога все не желала униматься. Тревога звала в дорогу вновь. И вскоре Байлар попрощалась с монахом и с этой маленькой лирианской деревенькой, где несколько дней борьбы показались полноценной прожитой вечностью.

— Спасибо за все, Бернард!

— Нет. Это вам спасибо, Байлар и Канан. Да будет с вами благословение Творца!

"Здесь теперь многие люди будут молиться за вас".

Проводив двоих в дорогу, кареглазый монах не спеша вернулся в деревню. Постоял на улице, думая о своем. И направился в госпиталь, чтоб наплести новых зеленых заклинаний.

***

Фаллоа, крошечный городок у подножия Зеленых гор, был охвачен обыкновенной суетой полу-праздничного дня. Так уж устроен лирианскоий календарь: здесь принято периодически устраивать дни отдохновения, дни, посвященные не работе, а увеселениям, семейному очагу и общественным делам. Инис сильно подозревала, что выгоднее всего такое положение дел было для всяческих лавочников-лоточников, у которых прибыль возрастала в разы. В конце концов, кому еще может быть нужно, чтобы люди отдыхали не когда им удобно, а в какие-то там установленные дни?

Народу на улицах было немерено, для такого-то городишки, лавочников на душу населения — и того больше. Вокруг было традиционно много магии. И никаких следов Райярра. Ни малейших.

Нет, Райярр умел быть незаметным. Восемь лет назад он ушел в неизвестном направлении, и никто из его врагов так и не сумел его достать, хотя с Миртой-то он точно связывался, и не раз. Да даже когда Райярр откликнулся на просьбу Совета вернуться, а потом оставил столицу ради своего безнадежного исследования — даже тогда сам чертов Лайонелл Хантор так долго не мог его найти. Это с Ханторовскими-то возможностями!

Однако сейчас у него не было причин не отвечать на зов Инис. Даже если в его глазах она была предательницей… даже так… И ни одно, даже самое мощное заклинание не достигало его.

…В то время как Байлар была так уверена в том, что знает, куда нужно идти. Нелогично до невозможности.

…И еще она говорила, что Райярр где-то недалеко. Неужели ж хотя бы теперь интуиция Знающей не поможет его разыскать?

…В толпе протолкнулся щупленький мальчишка и попытался сорвать у Инис кошелек. Инстинкты девушки сработали молниеносно, безошибочно отреагировав на неожиданное движение рядом, и пальцы альбиноски железной хваткой сомкнулись на запястье воришки. Несколько мгновений Инис в упор смотрела на него своими алыми глазами. А потом просто отпустила. Ошарашенный маленький грабитель пустился наутек с выражением неприкрытого ужаса на лице.

Инис знала, что напугала его своим взглядом пуще всяких угрожающих слов. Он многое понял за пару мгновений, этот мальчишка, но что он сможет сделать с этим дальше? Инис не питала особых надежд. В исправляющиеся души она не верила. Наглые воры ее раздражали, преступников она не любила, но и ловить их вместо лирианских полицейских тоже не собиралась. Тем более, все равно почти наверняка где-нибудь за углом парнишку ожидает взрослый дядя, какой-нибудь"учитель", который и спросит с него выручку. А потом снова пинком отправит"на дело", сам оставаясь по-прежнему в тени.

Нет, она не жалела мальчишку, принужденного жить воровством. Но и не злилась на него. Вот так — ни жалости, ни злости. Просто все равно.

…"Ты, отродье Падшего, ты мне соврала!"

"Не бей ее, отец, потом еще и на лекарство тратиться!"

"Да я ее убью совсем! Слышишь, тварь белобрысая, я убью тебя, твой последний шанс — скажи, что он задумал и чем мне грозит эта сделка. Говори, быстро!"

Пылинки в солнечных полосках между досками сарая.

"Как ты смеешь так на меня смотреть, отродье?!"

Удар ноги — отлетающее далеко прочь грязное тельце ребенка. Она садится на полу, безучастно глядя перед собой.

Пылинки…

"Я сказал, не смей на меня пялиться, может, ты еще и ко мне в голову залезть хочешь?"

Зачем? Там лишь грязь и страх. Жадность и страх. Глупость и страх.

Здесь — пылинки. Пылинки пляшут над темными досками. Пылинки в солнечном свете.

Инис поджала губы. Да. Все эти эмоции — все это лишнее. И слишком многое всплыло в последнее время. Слишком многое злит. Чувствуешь себя уязвимой — и это злит еще больше. Откуда все эти глупые мысли? Не оттого ли, что поворошила прошлое, рассказав Байлар?

Я видела, как люди в этом мире относятся к другим — большинство людей. Почему я должна кому-то сочувствовать? Почему должна кому-то помогать? Сердце? Не смешите меня, мое сердце мертво уже много лет. Все, что там живо — лишь музыка и Райярр. Ну, допустим, и Мирту я люблю. И все. Весь прочий мир — только декорации для моих историй. Я не в обиде буду, если они исчезнут. Может, только чуточку жаль, а так — все равно.

Все равно.

И если даже Байлар отступилась, я все равно выберу тебя, Райярр. И буду выбирать снова и снова, столько раз, сколько потребуется, до самого конца.

Я тебя найду. Даже если не знаю, где искать.

Присев прямо на главной площади, под закручивающимися с помощью магии струями фонтана — какой же лирианский город обойдется без этих фокусов! — Инис стала перебирать струны лютни. И, стоило ей запеть, как вокруг начала собираться толпа. В Аране, Рандаире или Лирии — не колдовское колдовство музыки Белого Менестреля везде одинаково привлекало людей.

"Музыка поможет. Сработало тогда — сработает и сейчас".

Только в этот раз не пригодилась даже песня о Черном пламени. Подкручивая колки в перерыве между двумя балладами, Инис услышала, как один горожанин другому говорил, будто некая Звериная ведьма, великая колдунья, в кои-то веки спустилась с гор и теперь в городе.

"Вот оно!" — подумала Инис, когда вдруг проснувшаяся интуиция Знающей уколола ее, будто острой иглой, толкнула в спину.

"Вот кто знает, где искать Райярра".

***

Погода выдалась не по-весеннему жаркой. Желтой яркой лентой извивалась дорога, широкая и гладкая, и уползала куда-то в самые горы, уже окрасившиеся в этот знаменитый зеленый цвет, такой нежный и такой сочный, такой радостный и живой, что трудно было сразу поверить своим глазам, когда им открывалось такое, а поверив — невозможно было их отвести. И до самых гор — бесконечные изумрудные дали, холмы и луга, и бездна голубого неба над ними — для жителей рандаирского леса так странно было видеть эту открытую землю, над которой свободно носился ветер, не умеряя своей силы и не встречая никаких препятствий.

Канан страдал от жары, периодически стенал на эту тему, тайком вспоминал Инис с ее повозкой и конями и завидовал птицам, бороздящим небесную синь. Но Байлар рядом шагала молча, целеустремленно и неумолимо, и, глядя на ее лицо, Канан понимал, что шансы уговорить ее устроить лишний перевал стремятся к нулю.

— Неужели здесь всегда так жарко весною? — вопросил юноша лирианское небо, не дождавшись, конечно, никакой реакции ни от него, ни от целительницы рядом. Однако через несколько минут Канану показалось, что он услышал какой-то новый звук, кроме шума ветра, и это…

Едва он успел оглянуться посмотреть, что происходит, как путников нагнала кавалькада всадников. Рандаирцы еле успели посторониться, чтобы не оказаться под копытами коней. Прыгать в придорожную канаву, впрочем, Байлар тоже не собиралась, просто отошла на обочину, предоставив всадникам возможность объехать ее.

Один из них, однако, придержал коня.

— Эй! Девка, что за непочтительность! Ты хоть знаешь, кто перед тобой? — высокомерно спросил светловолосый юнец в расшитом костюме. — Самого лорда Ка… — на этом месте юнец запнулся, ибо другой всадник, молодой мужчина, отвесил ему порядочный подзатыльник.

— Думай своей головой, триста богинь. Госпожа, покорнейше прошу простить моего глупого ученика, — мужчина изящно поклонился Байлар, а потом снова обратил к мальчишке гневный взор.

— Но мой ло…

— Госпожа — зеленый маг, каким тебе за тысячу лет не стать, Лон. А юноша, ее сопровождающий — начинающий синий маг. А ты — дурак, Лон, так что, ради богинь, уделяй больше времени учебе, а не зазнайству. Потому что мне стыдно за тебя до невозможности.

На юного Лона смотреть было жалко. Хотя Канан и испытал некоторое моральное удовлетворение, глядя на пунцовые щеки обидчика. Лон, бросив на своего спутника умоляющий взгляд, уставился в землю и молчал.

— Госпожа, я — Кайл Орелл, правитель земли Ора и красный маг шестой категории. Еще раз прошу прощения за невежество моего ученика. Для меня большая честь встретить такого мага, как вы. Вы без знаков отличия… путешествуете инкогнито? Могу ли я в таком случае осмелиться спросить ваше имя?

Байлар, которая все это время совершенно невозмутимо разглядывала лорда, величественно кивнула.

— Вы можете звать меня Байлар. Я здесь потому, что ищу кое-кого…

Канан молча испытал приступ восхищения Байлар, ее умением владеть собой и ситуацией. Вышние, она выглядит так, будто с самого детства только и видела, что преклонение перед ее даром!

— Не вы ли та знаменитая целительница, что пришла на помощь к заболевшим в деревне? — вдруг сообразил Лон, на мгновение даже позабыв о своем позоре.

— Так об этом уже стало известно… — Байлар чуть нахмурилась.

— Не переживайте, — рассмеялся лорд Кайл. — Это мы узнали случайно. Проезжали мимо. Однако… — новая мысль пришла ему в голову, и красивое лицо темноглазого лорда осветилось радостью. — Не хотите ли составить нам компанию, госпожа Байлар? Мы едем убивать дракона…

— Дракона! — Байлар ахнула, не сумев скрыть своего удивления. — Разве ж они не вымерли две тысячи лет назад?

— Да, но недавно тут объявился один! — Кайлу, кажется, ее изумление доставило удовольствие. — И жители ближайших деревень беспокоятся, хоть зверь им пока и не делал зла, но что от него можно ожидать — не знаешь. Потому мы решили избавить их от этой опасности. Да и вообще… Леди Байлар, поедете с нами? Вы насладитесь уникальным зрелищем, а мы будем иметь столь замечательного врача в нашем отряде. К тому же… насколько я помню, некоторые части тела дракона — невообразимо ценные ингредиенты для лекарственных средств. Неужели вам не хочется…

О, Байлар хотелось. Она не видела никакого наслаждения в охоте — никогда не могла терпеть подобных развлечений. Но чешуя дракона… Но драконья кровь, способная лечить тяжелейшие болезни, окажись она в руках у знающего мага…

И потом, девушка знала, что теперь ее ведет рука судьбы, и ведет — к Райярру.

Так что она почти и не колебалась.

— Коня для госпожи Байлар!

"А с кровью дракона я сумею залечить твои раны, сколь бы они ни были глубоки, Райярр. Судьба дала мне этот шанс".

***

— Судьба, говоришь…

Две женщины смотрели друг на друга настороженно и чутко, как два воина на поле битвы, как два воина, прекрасно оценившие силу друг друга. Иначе бы этот разговор и не состоялся…

Напряжение вокруг них было таково, что другие люди и близко не могли подойти к уединенному столику в харчевне. Для двоих же прочий мир почти исчез. Растворился за ненадобностью в этой неподвижной битве.

— Тронешь кинжал — будешь мертва, — предупредила Фаралиндэ будто между прочим.

— Знаю, — откликнулась Инис. — Но ты тоже. Я успею.

Молчание.

— И я узнаю, если ты соберешься напасть.

Глаза в глаза. Голубые, сияющие, будто северный ледник — в алые, горящие красным пламенем.

— Что ты с ним сделала?

Фаралиндэ презрительно хмыкнула. Ее седые волосы и молодые глаза вместе создавали странное впечатление — будто у женщины нет возраста, будто время над нею не властно. С магами, с настоящими сильными магами, так бывает.

— Он получил по заслугам. Это судьба.

— Как ты смеешь что-то говорить об этом? — процедила Инис.

— Смею. Кто-то должен убирать с лица земли подобный мусор. Зарвавшихся ничтожеств, считающих, что они могут творить все, что им заблагорассудится — ведь они сильнее всех!

— Сама не такая же?

— Не ставь меня с ними в один ряд, — сверкнула глазами Звериная ведьма. — Я делаю, что могу. Не сравнивай меня с убийцей и насильником, предателем, который живет только войной и стремится вновь ее развязать! Да я ненавижу таких! Не важно, насколько грешной я буду, но кто-то же должен остановить этот сброд!

— Что? Ты… — Инис выглядела ошарашенной. — Ты вообще о чем? Насильник? Развязать войну? Да это совсем не о Райярре!

— Может, ты плохо его знаешь! Амария Орвелл приходила ко мне и просила защитить ее. Она рассказала, какой страшный человек твой брат.

— Амария Орвелл? Да она же боевой маг"Шестерки".

— Я знаю, и она жалеет о содеянном.

— Жалеет? Амария Орвелл? Ты когда последний раз с гор спускалась? Амария Орвелл — один из серых кардиналов аранской столицы магов, человек, ступающий по трупам так же легко и свободно, как по песочку у реки! Скажи… нет, покажи мне, что она тебе наплела!

Фаралиндэ испытующе взглянула на Инис. С одной стороны, она была уверена в собственной правоте, с другой — и нахалка-менестрель была уверена в своей. А жажда справедливости в душе Звериной ведьмы была сильнее любых мелочных мотивов.

— Хорошо. Смотри.

Глаза Инис вспыхнули светом красной магии. А потом — почти столь же ощутимым гневом.

— Она провела тебя, Звериная ведьма! Все это — ложь, понимаешь, бессовестная ложь.

— Быть того не может, — пробормотала Фаралиндэ. Она ощущала в словах Инис правду, и это сбивало с толку. — Но она выглядела столь искренней! Я совсем не чувствовала лжи.

— Конечно, — горько сказала Инис. — Это же Амария Орвелл. Она вплела в свою историю фрагменты правды. И помножила все это на актерский талант. Райярр никогда не делал подобных вещей. А ты напала на человека, который изо всех сил пытался спасти этот погибающий мир. Ты вообразила себя Судией, Фаралиндэ, и что из этого вышло?

— Но… — кажется, впервые за много десятилетий Звериная ведьма выглядела растерянной. — Неужели поэтому заклинание не сработало как нужно? Он должен был стать… но… Но будь он невиновен, оно не сработало бы вообще! Когда я трансформирую человека, я всегда встраиваю в свое заклинание условие… Чтобы не совершить ошибки… И спрашиваю. И его спросила тоже, знает ли он свою вину перед Амарией Орвелл и остальными, павшими от его руки.

— И что? И тебе не пришло в голову, что он может винить себя в чем-то, совершенно отличном от того бреда, что скормила тебе Амария? Тебе не пришло в голову, что ему горько от того, что приходилось убивать? Что он не из этих патриотов, отмечающих"звездами"количество убитых врагов? И потом похваляющихся этим до конца своей жизни?

Фаралиндэ молчала. Тяжесть собственной ошибки неожиданно легла ей на плечи, окрасив мир позабытым жгучим вкусом вины.

— Во что… во что ты его превратила? Верни Райярра! Расколдуй его!

Фаралиндэ отвела глаза.

— Это… невозможно, — тихо сказала она.

Ветер гулял над изумрудными склонами гор, ветер трепал волосы Байлар, блестящие медью и золотом, ветер рвал одежду всадников и путался в лошадиных гривах, и взлетал ввысь, в ярко-голубое небо, к самому солнцу. Мир сиял под этим солнцем, и дракон тоже показался сначала вспышкой света — солнечной колкой искрой.

Когда отряд преодолел очередной склон, Байлар замерла в восхищении — уже не в первый раз. Просто так красив был мир в этот момент — почти нестерпимо, почти невыносимо красив. Душа отзывалась на него странным ликованием, желанием кричать — в самое небо; раскинуть руки, отдаться ветру и лететь.

Захваченная этим чувством, Байлар не сразу заметила дракона вдалеке. И потом началась погоня. И основной задачей для отвратительной наездницы-Байлар стало просто не отстать от других в мелькании зеленого и голубого мира вокруг.

Нужно было окружить дракона. Нужно было убить его сразу, что нелегко, или пробить ему крылья — чтобы зверь не смог улететь, если не захочет драться. Есть уйма старых записей, в которых подробно описано, как следует сражаться с драконом. Учтивый лорд Кайл, симпатичный улыбчивый мужчина, темноволосый и элегантный, все объяснил Байлар. Он вообще отчего-то старался для нее как мог. Он, кажется, очень хороший человек. И теперь сделает все возможное для того, чтобы избавить от опасности местных жителей, убить дракона. И…

И Байлар оказалась не готова увидеть его так сразу, так близко. Это оказалось как-то внезапно для нее, поглощенной верховой ездой. И вдруг совсем рядом — огромный зверь, чудовище из легенд…

…Самое прекрасное, что приходилось видеть Байлар за всю ее жизнь. Горела на солнце золотом его чешуя, ослепительно и жарко. Мощные лапы, изящные изгибы длинной шеи, крылья, одним взмахом поднимавшие такой вихрь, что мог бы сбить иного человека с ног — все в этом звере говорило о силе, об опасности, но также было завораживающе красивым.

"Самое прекрасное, что создала природа, — подумала Байлар. — Почему же мы должны…"

Если только ради сотен спасенных человеческих жизней.

Всадники лорда Кайла знали свое дело. Кошмарно огромным копьем дракону уже пробили золотистое крыло. Ящер в гневе взревел и, орошая зеленую траву дымящейся красной кровью, взмахом крыла сбил двоих воинов с лошадей. Байлар хотела было скакать к ним, чтобы сразу же оказать возможную помощь, но, уже тронув коня, вдруг встретилась с драконом взглядом.

Он смотрел прямо на нее.

И глаза его, с вертикальными змеиными зрачками, светились мягким янтарным светом.

"Не может быть!"

— Нет… — прошептала Байлар. задохнувшись. И выпустила поводья.

— Верни Райярра. — прорычала Инис. В полутьме харчевни ее алые глаза горели яростью. — Или я убью тебя, пусть даже и сама умру тут же.

— Ты не понимаешь… Это невозможно! — почти в отчаянии повторила Фаралиндэ. — Моя магия отличается от твоей! Эти заклинания необратимы. Чтобы их разрушить, нужно чудо! Нужно что-то такое… такое сильное, что бывает только в сказках. В нашем мире это невозможно. Смирись, он навсегда останется…

"Райярр!"

— Окружить его! Байлс, Эрик, Мойн, копья к бою! Заходим с трех сторон! Следите за крыльями! Пошли-и!

— Нееет!

Девушка, прорывающаяся сквозь толпу мужчин. Соскакивающая с коня. Растрепанная девушка меж разъяренным золотым драконом и ощетинившимися копьями людьми, что хотят его убить.

— Леди Байлар, что вы делаете? Быстро уходите оттуда!

— Нет! — она раскидывает руки, будто закрывая огромного зверя собой. — Не позволю! Никогда! Это… не просто дракон. Он — человек… маг… Он…

Дракон за ее спиной угрожающе зарычал.

— Сумасшедшая девка, какого Падшего, — проскрипел кто-то возмущенный в толпе.

— Что она творит?

— Леди Байлар, — отчаянно закричал лорд Кайл. — Прошу, уходите оттуда! Он же вас сейчас…

— Не тронет, — шепчет Байлар.

И смотрит на дракона, задирая голову вверх. На самом деле, на какой-то миг она сама не верит своим словам, глядя на огромного зверя над ней, связку мощи и величественной силы — и девушке страшно. Но и этот страх она подавляет усилием воли."Потому что верю в тебя, Райярр. Потому что верю тебе — безгранично. Теперь — так. Теперь — я знаю".

— Ты ведь узнал меня, верно?

Янтарный взгляд. Солнечные блики.

Драконья морда стремительно приближается к девушке.

— Байлаааар! — кричит Канан.

— Он же ее пополам перекусит, — ахает старый воин.

— Вышние, — шепчет лорд Кайл, а его ученик невольно закрывает глаза.

"Райярр!"

Она протягивает руку и касается драконьей чешуи. Уже — почти без страха.

И ничего не происходит. Дракон не отрывает девушке руку. Он просто смотрит ей в глаза.

Драконья чешуя на ощупь — теплая.

— Возвращайся, Ярр, ну же. Вспомни, кто ты такой. Давай. Я не верю, что ты не можешь преодолеть такое заклинание. Это же ты. Возвращайся. Даже если больно. Даже если… Ты ведь никогда так просто не сдавался. Вот и теперь — возвращайся ко мне. Райярр.

Девушка чуть дрожащими пальцами гладит драконью чешую.

"Возвращайся ко мне. Видишь ли ты, как сильно ты мне нужен, Ярр?"

— Ярр…

Мир содрогается от драконьего крика.

И чешуя под рукой Байлар вдруг обращается россыпью золотых искр.

Искры были похожи на солнечную пыль и через пару мгновений исчезли.

Осталось только синее небо и зеленые горы, и кучка вооруженных остолбеневших людей, и девушка-маг перед ними. И распростертый на земле обнаженный мужчина с каштановыми волосами, рассыпавшимися по вытоптанной траве.

Байлар осторожно укрыла его своим плащом.

"Молодец… Райярр".

***

Волшебница по имени Фаралиндэ, Звериная ведьма, грустно смотрела в голубое небо, позволяя ветру играться ее пепельными кудрями, не собранными заколкой.

"Вот так, удивительное дело. Сотни лет я не видела такого, но теперь кто-то смог разрушить мое заклинание, обратить вспять необратимое. Значит ли это, что нашелся человек, готовый жизнь отдать за того мага, человек, который смог его узнать? Я ошиблась, но теперь мое заклинание разрушено и, Учитель, не пора ли и мне уже покинуть этот мир?"

Белые облака с рваными пушистыми краями лениво, будто нехотя, перемещались по небу. И, как всегда, молчали. Но… Если привыкнуть слышать в шепоте ветра и шелесте травы голоса давно ушедших, то и небесное молчание можно будет понимать иначе.

"Нет. Не пора. Еще немного, но нужно. Еще одно дело. Еще одна стража".

Байлар тихо вошла в полутемную комнату, и еще несколько секунд ее глаза просто привыкали к тени после буйной яркости солнечного дня снаружи.

Здесь тоже было видно небо — в строгом квадрате оконного проема. Совсем не то, что снаружи — там ведь был ветер… Здесь пахло мятой, которую собирала Байлар, и еще виршей — травой с фиолетовыми цветками, Память-травой, о которой в народе говорят, что она помогает заплутавшим вернуться домой.

"Что я могу сделать, чтоб помочь и тебе?"

Байлар смотрела в лицо спящего Райярра. Он выглядел мирным и очень спокойным, и чем дольше Байлар смотрела на него, тем больше хотелось смотреть еще, но от этого становилось только грустнее.

"Прости…"

Она бережно провела рукой по его волосам.

"Прости меня… Сег все правильно заметила. Если бы я была умнее… если бы я просто слушала то, что ты мне говоришь… Ты ведь сказал, что никогда не был в той части Рандаира. Если бы я больше верила тебе… ты не ушел бы так скоро. Такого могло бы не случиться".

Девушка горько вздохнула.

— Эй, Райярр, — прошептала она, приблизив к нему лицо. — Возвращайся уже. Я же знаю, что у тебя все получится.

"Потому что ты узнал меня".

С момента, когда заклятие пало, минуло уже несколько дней, но Райярр до сих пор не пришел в себя. То есть, физически он просыпался, но ничего вокруг не видел и ни на что не отзывался, будто пустая оболочка, живая — но без души.

— Он не знает, что он человек, — сказала Байлар, когда Канан в очередной раз спросил ее о Ярре.

— Как это? Он не станет прежним?

— Его тело в порядке, — вздохнула Байлар. — Его душа — нет.

Байлар, в отличие от Инис, не встречалась с Фаралиндэ, и ей никто ничего не объяснял относительно подобных заклинаний. Но целительница и сама сумела понять происходящее. Сначала она переживала из-за пробитого крыла — она не знала, в каком масштабе повреждение перейдет на человеческое тело Райярра — ведь такая рана могла бы сразу убить его. Однако, милостью Высших, все оказалось не так. Райярр был цел и, к удивлению Байлар, телом вполне здоров.

— Райярр несколько месяцев прожил в облике дракона, — пояснила девушка Канану. — Думаю, невозможно долго сохранять человеческий разум в совершенно ином теле. А теперь он и драконом быть перестал.

— Тогда… Тогда господин Райярр навсегда… навсегда…

— Нет, — Байлар не глядела на Канана, как будто все ее внимание поглощала та, работа, которую девушка делала руками. Но глаза ее были темными и грустными. — Я думаю, Ярр сможет вернуться. Потому что… Тогда ведь он узнал меня. И заклинание рассеялось. Это значит, его личность была так сильна, что как-то он смог противостоять разрушению. Продержаться… Не знаю… Но, если он узнал меня и смог вернуть свое тело, значит, однажды ему хватит сил и найти место своей души. А я буду ждать.

И Канан промолчал, потому что не знал, что сказать. И потому, что надежда в голосе Байлар, тихая и упрямая, была сильнее тех логических соображений, что он мог бы изобрести.

"Невозможно, — говорила Фаралиндэ Инис. — Пусть заклинание падет, человек, столько месяцев бывший драконом, утратит свой разум навсегда".

"Я буду ждать", — говорила Байлар. И верила своим чувствам не меньше, чем когда шла сюда, без малейшего реального ориентира, как никогда не верила им до того за всю свою жизнь.

И Канан однажды внезапно понял, что, возможно, тот ответ, который он чаял получить, разыскав Райярра, он уже получил — от Байлар.

Правда, ответ этот влек за собою лишь больше вопросов. Не точка, а многоточие. Приглашение поразмыслить над тем, что было написано до того… и над тем, что могло бы оказаться после.

Канан был не единственным, кого поразила Байлар. И теперь, когда она вышла за порог, прищурившись от яркого света, навстречу ей спешил стройный молодой человек.

— Леди Байлар! — лорд Кайл Орелл издалека помахал ей рукой, радостно улыбаясь, и Байлар остановилась, поджидая его.

— Вы отбываете, лорд Кайл? — она смотрела очень доброжелательно. В конце концов, этот человек не просто нравился ей сам по себе, но и во многом помог ей. Как, например, с этими охотничьими домиками, где они остановились теперь.

— Да. Мне пора. Как… у вас дела?

— Все так же, — спокойно ответила Байлар.

— О! — Кайлу искренне хотелось чем-нибудь ее утешить, но найти подходящих слов он не мог.

— Вы и так столько сделали для меня, — сказала Байлар, пожалев лорда. — Удачного пути вам, господин Кайл.

Он чуть усмехнулся — немного смущенно, немного грустно. Что-то очень мальчишеское в этот момент проглядывало в этом красивом аристократе, который был всегда так изящен и остроумен (а еще темные волосы свои собирал совсем как Ярр)…

— Хотел бы я и вас позвать с собою, — признался он. — Но вы ведь не поедете, правда? Даже если я предложу вам все, что я могу дать… Вы ведь уже нашли того, кого искали.

И голос его был печален.

— Лорд Кайл, — очень ласково сказала целительница, — разве ж я та, кому вы можете такое предлагать? Я только безродный врач, ведьма из Рандаира, разве вы не знали?

Кайл на мгновение удивленно поднял брови, но тут же рассмеялся.

— Скоро бы догадался. Но… если уж на то пошло, леди Байлар, у нас в Лирии маги — люди очень уважаемые. С такой силой, как у вас, здесь вы не уступаете в статусе любому лорду. Однако… — он поглядел в голубое небо в пятнах облаков, — для меня все это не имело бы ни малейшего значения, пока речь идет о вас.

— Спасибо, — сказала Байлар после паузы. — И за все остальное… спасибо.

— Нет. Спасибо вам, госпожа Байлар. За то, что мы встретились. За то, что вы не дали мне совершить ошибку и убить дракона. За то, что вы показали мне… что в мире есть такие чудеса, как вы. Прощайте, леди Байлар. Желаю вам удачи и исцеления господину магу…

— Прощайте… Кайл. Берегите себя.

"Пусть Высшие будут на вашей стороне".

Прошло еще несколько дней этой странной, мирной и грустной жизни. Никто не тревожил троих магов в горах, так что Байлар временами даже возвращала Сегвии ее живой облик, и Сегвия носилась белой птицей в бескрайнем небе над чужими, прекрасными горами; от Инис Верделл не было никаких вестей.

Однажды Байлар отослала Канана в деревню за припасами (путь туда был неблизкий, так что хорошо еще, если парень успеет вернуться сегодня), а сама развешивала свежевыстиранное белье, плещущееся на ветру. Для таких вещей она почти никогда не пользовалась магией. Зачем, если все могут сделать солнечные лучи?

Байлар в задумчивости загляделась было на солнце, просвечивающее через белую ткань, как вдруг в домике, который занимали маги, послышался грохот. Позабыв про оставшееся белье, девушка бросилась внутрь.

На полу, на темных досках, сидел Ярр, и его растрепанные волосы скрывали лицо, но, когда Байлар ворвалась в комнату, он поднял голову, и девушка увидела его глаза — взгляд его больше не был пустым и бессмысленным, не выражающим ничего. Это был Ярр — растерянный, испуганный, но настоящий Ярр!

— Все хорошо, — прошептала она, опустившись рядом с ним на колени. — Тише, успокойся, все хорошо. Вот так, дыши спокойно. Ты помнишь свое имя?

— Ра… ярр…

— А меня?

— Ты… Бай… ар… Ты…

Его глаза вдруг осветились красным пламенем вокруг зрачков. И Байлар будто услышала его голос внутри своей головы.

"Байлар? Почему ты здесь?"

— Тебе помочь. Ты… — она едва справилась с абсурдным желанием заплакать прямо сейчас. — Раз ты все помнишь, значит, все будет хорошо.

"Мое тело меня не слушается!"

— Это скоро пройдет. Ты помнишь, что с тобою было? И кто это сделал?

Райярровы зрачки стали совсем огромными.

"Дракон! Я был драконом!"

— Да. Знаешь, почему?

Райярр нахмурился.

"Плохо помню. Я шел на юг Лирии, потом…"

— Подожди. Позже расскажешь. Не нужно сейчас тебе колдовать.

Она помогла Ярру добраться до кровати.

— Мы… где?

— В Миаллирэ… — Байлар перечислила названия нескольких близлежащих деревень, какие помнила. — Если тебе это что-то говорит.

"А сколько меня… не было?"

— Я не знаю, когда все это с тобой приключилось. Сейчас — третий месяц весны по рандаирскому счислению.

"Ох. Тогда была осень".

— Вот почему удивительно, что ты жив. И даже способен управлять своей магией.

"Но не телом".

— Все будет хорошо. Тебе просто нужно время привыкнуть к тому, что ты снова человек. Ничего не болит?

"Нет…"

— Отлично, — она присела на кровать позади Райярра и стала расчесывать его волосы. — Сейчас я принесу тебе поесть. Ярр…

Байлар касалась его с каким-то странным внутренним трепетом, с каким-то счастливым замиранием, неловким и опасливым. И вдруг с ужасом осознала, что ей хочется касаться его снова и снова — чем дальше, тем больше.

"Байлар…"

— Я же сказала не использовать магию, в таком-то состоянии!

Ярр вытерпел всего лишь несколько секунд.

"Но Байлар, откуда ты здесь? Ты как тут оказалась?"

— В основном на своих двоих.

"Но… почему?"

— Я пришла к тебе.

И, завязав его волосы тонкой лентой, как обычно делал он сам, Байлар вдруг не выдержала — и на несколько мгновений прижалась к его спине, — а Ярр позабыл, как дышать.

— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо тебе, что вернулся. Спасибо тебе, что ты жив. Что ты справился. Спасибо…

И потом поспешно сбежала из комнаты, оставив ошарашенного Ярра наедине с тишиной и ворохом вопросов.

***

Когда Байлар на следующее утро пришла навестить Райярра, то застала мага ровно в том же положении, в каком оставила вчерашним вечером, когда виделась с ним в последний раз. И по осунувшемуся его лицу было понятно, что он совсем не спал. Байлар озабоченно прикусила губу. Стало ли для него таким шоком его столь беспомощное состояние? Вряд ли, ему в жизни не раз приходилось бывать в затруднительных положениях, Райярр не из слабонервных. Тогда…

Конец ознакомительного фрагмента.