Брисеида. Тени и химеры

Тифен Сиовель, 2019

Из нового путешествия некоторые могут не вернуться. Цитадель управляла миром во все века, и еще никому не удавалось нарушить ее планы. У избранных уже нет пути назад, и теперь они отправляются в другую эпоху – Древний Китай, чтобы раскрыть Великую Тайну и защитить императора, против которого готовится заговор. Все, что считалось светом, обратится во тьму. Химеры, фантастические существа, из Мира Снов проникнут в реальность. Кого-то ждут подсказки на Площади Времени, а кто-то встретится со своим прошлым лицом к лицу. Каждый их шаг должен быть просчитан до мелочей, ведь Цитадель уже плетет новую паутину лжи.

1. Среди облаков

От чужого голоса по ее телу пробежала волна дрожи, тряхнуло, как от удара током. Она резко проснулась. На лбу выступили бисеринки пота. Этот особый тембр, этот высокий, почти металлический звук. Брисеида могла бы узнать этот голос среди тысячи: голос херувима.

Голос доносился не из сна, а из воспоминаний. Самое важное событие ее детства — последний разговор с отцом перед тем, как тот потерял рассудок, — только что всплыло на поверхность, кристально чистое, всколыхнув все вокруг.

Херувим был там.

В ее небольшом пригородном доме на улице Белвью. Он парил где-то между кроватью из светлого дерева и плакатами с изображением Короля джунглей.

Брисеида раскинула руки, глубоко вдыхая, чтобы освободиться от тяжести, давящей на грудь.

— Эй! Что с тобой? — над ее головой раздался голос молодого человека.

Хуже того, подумала она, в воспоминаниях папа знал о присутствии херувима. Он разговаривал с химерой, как разговаривал бы с любым реальным человеком… Как такое возможно? Брисеида посмеялась над собственной доверчивостью, вспомнив Аликс, свою подругу-панка, которая обвинила ее в том, что та витает в облаках. Херувимов не существует…

Но гнусавый голосок все еще звучал в ее голове.

Девушка резко села, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

— Брисеида! С тобой что-то не так! Ты что, хочешь убить нас? — выкрикнул побледневший молодой человек, схватив ее за запястья, чтобы удержать на месте.

Нахмурив густые брови, он смотрел на нее своими большими зелеными глазами. Его хватка была крепкой, но чувствовалось, как под рубашкой тело дрожало. Позади него другие путники в белых туниках, прижавшись друг к другу, наблюдали за ними.

Только тогда Брисеида заметила облака, такие большие и белые, проплывающие вокруг них. Ее взгляд устремился в пустоту под ногами, и девушка рассмеялась.

— Я… Я забыла, где мы находимся! В облаках! Я в облаках!

Леонель обеспокоенно посмотрел на нее.

— Думаешь, самое время спать? Да еще и на моих коленях!

— А ты мог просто не дать мне улечься на тебя.

Леонель только собрался ответить, но Брисеида окинула взглядом невидимую тропу, на которой они сидели, находясь на высоте нескольких тысяч метров над уровнем моря, и внезапно почувствовала головокружение, которое вызвало у нее приступ неконтролируемого смеха.

— Не понимаю, что тут смешного, — произнес Леонель.

И все же… Она размышляла о существовании херувимов, шагая по небу сквозь время в сопровождении шести представителей разных эпох. Какая нелепость. Оставалось только посмеяться.

Перед ее глазами замелькали образы, когда остатки сна растворились и девушка пришла в себя. Создания, которые не должны были существовать или существовали только во сне. Гарпии, крылатые дьяволы, изрыгающие ненависть, сжимающие добычу своими орлиными когтями. Гигантский черный дракон с золотым гребнем, из ноздрей которого вырывалось пламя, прижимался к стенам бесконечного коридора и раздирал ковер своими огромными когтями, чтобы добраться до Брисеиды. Темные всадники на разъяренных конях набрасывались на нее. Химеры, множество химер, невероятные смеси людей и животных, высыпались из картин, висевших на стенах, а затем преследовали ее… Крокодил с открытой пастью из самой огромной библиотеки… И маленький мальчик со светлым пухлым лицом, но темным взглядом, с короткими белыми крыльями, расправленными на спине. Полуголый, он направил на нее свой перевязанный лук, его взгляд был полон ненависти и ужаса.

Все это тоже были воспоминания… или нет? Может быть, Брисеида и ее друзья и находились на небесах, но Леонель все еще верил, что она стала жертвой иллюзии Цитадели.

Цитадель…

Брисеида закрыла глаза, чтобы прогнать прочь ту боль, которую она прочла в глазах херувима. Вырвавшись из тисков служителей крепости в Греции лишь несколько часов назад, она все еще пыталась осознать произошедшее. Поднимаясь по ступеням невидимой лестницы, она пыталась разобраться в том, что же все-таки случилось. Одно теперь казалось несомненным: Агис, царь спартанцев и Альфа-Элита, также боялся, что Цитадель обвинит его в серьезном преступлении. И элита, и химера действительно боялись этой крепости.

Леонель ошибся. Брисеида не пала жертвой иллюзии. Два херувима не пытались обмануть ее, они сделали все, чтобы защитить свои шкуры от гнева Цитадели: рискуя привлечь внимание последней, один из них фактически перенес Брисеиду в крепость. Он хотел, чтобы девушка помогла ему найти копию письма, которое написал ее отец. Херувимы хотели уничтожить письмо, думая, что оно является достаточным доказательством их предательства.

В письме все объяснялось: как херувимы по ошибке определили Брисеиду в ученицы Цитадели, как Люсьен, которому херувимы поручили предотвратить ее переход в крепость, приложил все усилия, чтобы отправить дочь туда. Потому что, став ученицей Цитадели, Брисеида получила шанс понять источник своей силы и помешать крепости продолжать тайно править миром.

В итоге остался только один экземпляр письма, который не нанесет вреда херувимам, поскольку был написан внутри Цитадели, в Мире Снов. Цитадель принимала только документы из реального мира в качестве весомого доказательства совершения преступления. Письмо отца было не менее ценным для Брисеиды. Но, естественно, будучи растяпой, она в спешке потеряла его. Порыв ветра вырвал письмо из ее рук прямо над обрывом, откуда начиналась невидимая лестница. Брисеида отдала бы все, чтобы иметь возможность перечитать эти строки, унесенные ветром.

— Мой отец узнал о Цитадели и херувимах еще до того, как его заперли в крепости, — сказала она своим друзьям. — Я просто вспомнила, когда он в последний раз разговаривал со мной, перед тем как превратился в овощ. Я уже почти уснула, поэтому не придала этому значения, но, наверное, именно потому и услышала его, поскольку была уже близко к Миру Снов… Там был херувим, и мой отец разговаривал с ним.

— А может быть, ты уже уснула, — сказал Леонель.

— Я все очень хорошо помню, это был не сон, — сухо ответила Брисеида. — Энндал, поверь мне: в тот день отец рассказал мне о Цитадели. Мне было всего семь лет, и, конечно, я ничего не понимала. Но он рассказал о большом замке в Мире Снов, где живут эльфы, одетые в синее, как ученики Цитадели. Он рассказал мне, что никто не знает личности Злодея, который правит замком, и что он сможет держать его обитателей в плену, только если скроет свою личность и Великую Тайну! Мой отец в то время уже знал столько же, сколько и сопротивление! Он знал, что Великая Тайна Цитадели включает в себя личность того, кто ею управляет. Он знал, что эта тайна позволяет крепости оставаться в тени, манипулировать миром без чьего-либо ведома. И я уверена, что он знал по крайней мере все то, что мы узнали в последнее время: что Цитадель готовит Элиту. Те, кто не прошел обучение, остаются запертыми в крепости, а остальные отправляются назад, каждый в свое время, чтобы служить Цитадели и осуществлять ее планы. Я не знаю, догадывался ли он о существовании сопротивления, знал ли, что оно стремится разрушить Цитадель, чтобы понять ее Великую Тайну и заставить открыться миру… Но он знал о существовании химер, раз общался с херувимом! Отцу должно было быть известно, что Цитадели подвластны разные химеры, с помощью которых она управляет людьми и держит их в страхе!

Леонель закатил глаза и посмотрел в светлые глаза Энндала в поисках поддержки. Брисеида едва сдержалась, чтобы не ударить его локтем по ребрам.

— В таких условиях невозможно отдохнуть, лучше идти дальше, — решил Энндал. — В пути ты могла бы рассказать нам немного больше о своем отце, Брисеида.

Рыцарь откинул со лба прядь каштановых волос, медленно выпрямился и начал мерно двигаться вперед, несмотря на то что ему мешал большой меч, пристегнутый к спине. Даже оказавшись в неудобном положении, Энндал не утратил своей природной харизмы. Его широкие плечи, большие руки и надменная осанка напоминали о знатном происхождении. Брисеида всегда чувствовала себя комфортно в его присутствии. Она как будто узнала в нем того надежного отца, которого ей так не хватало в подростковом возрасте.

Он протянул руку Лиз, чтобы помочь подняться. Высокая рыжеволосая девушка натянуто улыбнулась ему, на ее лице появились симпатичные ямочки.

— Делаю все, что в моих силах, — вздохнула она, внутренне собравшись с мужеством.

Во главе строя стояла актриса из четвертого тысячелетия, которой было поручено опрыскивать духами невидимый путь, ведущий сквозь время. Флакон ей передала подруга старика, возглавлявшего сопротивление. Пар показывал расположение зигзагообразной тропинки или ступенек, обозначающих эфемерный маршрут, по которому путники быстро шли, пока он не исчез.

Позади Лиз и Энндала шел Менг Чу, их уважаемый китайский генерал. Он схватил рыцаря за руку, прежде чем встать, а затем помог Оанко, американскому равнинному индейцу, подняться на ноги. Они решили больше не отпускать друг друга, чтобы не рисковать соскользнуть с невидимой лестницы. Оанко протянул руку Леонелю, который подал свою Брисеиде. Она помогла Энею, последнему в очереди, подняться на ноги.

— Мы слушаем тебя, Брисеида, — сказал Энндал, когда они продолжили путь.

— Я плохо знала своего отца. До семи лет для меня он был умнейшим физиком, который проводил свое время за экспериментами, которые с каждым разом становились все более эксцентричными. В одночасье он потерял рассудок и стал овощем, подобно мужчинам, лежащим в храме Афродиты. Трагедия произошла незадолго до рождения моего младшего брата. Папа лежал несколько лет в больнице, а затем переехал домой, потому что моя мама думала, что сможет вернуть его к жизни. Одиннадцать лет я смотрела в его пустой взгляд, такой же взгляд был и у мужчин, которых жрецы кормили в Спарте. Объяснение этому только одно — мой отец все это время был узником Цитадели. Но, вероятно, он попал туда не сразу, как я или другие студенты, потому что в тот день в моей комнате он, похоже, уже много знал о ней. Возможно, папа то и дело возвращался к своим экспериментам, а потом Цитадель, наверное, похитила его… И вдруг, сразу после того как на моей шее появилось загадочное пятно, папа проснулся и сказал, что может меня вылечить. Пятно, конечно же, было следом от стрелы херувима. Стрела, которая не предназначалась мне, и которая пометила меня как ученика. Херувимы позволили папе покинуть крепость, чтобы исправить свою оплошность, так как они по ошибке выбрали меня. Но отец не последовал их указанию: он все равно отправил меня в Цитадель, чтобы дать шанс узнать ее тайны. Он поместил меня в одно из своих изобретений — машину, обвитую проводами, и я очнулась в Цитадели. Вот о чем говорится в письме. Не могу поверить, что дала ему выскользнуть из рук.

— Если бы ты не упустила письмо, мы бы до сих пор находились в Греции и искали лестницу, — сказала Лиз. — Не будь так строга к себе.

Брисеида вяло кивнула. Лиз говорила правду: письмо ее отца, уносясь с порывом ветра, резко замерло в пустоте за обрывом, обнаружив наконец лестницу, которую они так старались найти.

— Как это письмо оказалось у Лира, в совершенно чужой эпохе? — спросил Леонель.

— Понятия не имею. Но мой папа написал его вне времени, так как находился в Цитадели. Так что письмо легко могло попасть в эпоху Античности.

— Может быть, твой отец знал, что тебе предстоит пройти этот путь, — предположил Энндал.

— Может быть… Но в своем письме он подразумевал не это. Скорее, он надеялся, что я закончу свое обучение в Цитадели…

— Думаешь, твой отец знал старика из пустыни? — спросил Оанко.

— Я не знаю, приходилось ли моему отцу слышать о нем, но когда я пришла в хижину, старик сказал мне, что не знает папу. Не думаю, что мой отец покидал Цитадель во время своего заточения в Мире Снов.

— Значит, не старик побудил его отправить тебя в Цитадель, — сказал Менг Чу. — Как думаешь, что ему было нужно? Неужели он действительно думал, что у тебя будет шанс раскрыть тайну Цитадели, в чем он сам не преуспел за одиннадцать лет?

— Одиннадцать лет прошло для Брисеиды, — заметил Леонель, — но, возможно, не для ее отца, который находился в Цитадели. Поскольку в Мире Снов нет времени.

— Так и есть, — размышляла Брисеида, — но человеческая душа не может удержаться от воссоздания воображаемого времени. За секунду мы накапливаем девять месяцев воспоминаний, а затем душа отделяется от тела. Тело остается вегетативным, пока не умрет от старости, а душа… Душа должна продолжать накапливать воспоминания, даже если время не существует… Пока тело не умрет.

— Персональное накопление воспоминаний… — задумчиво продолжал Леонель. — Только твой отец может сказать нам, сколько времени, по его мнению, он провел в Цитадели. Так, Брисеида? Неужели он действительно думал, что у тебя будет шанс раскрыть тайну Цитадели?

— Не знаю, может, у него не было выбора.

Лиз остановилась. Остальные последовали ее примеру, но никто ничего не сказал.

— А ты, Эней, что скажешь? — спросила наконец Лиз. — Ты молчишь уже несколько часов.

— Возможно, твой отец получил послание от богов, — сказал Эней.

Брисеида осторожно, чтобы не потерять равновесия, повернулась к молодому спартанцу. Его лицо было таким же напряженным, как и голос. Он кивнул головой в знак слабого одобрения.

— Жертвовать, чего требуют от нас боги, иногда бывает трудно, но только они знают, что нужно делать.

Воспоминания о смерти Касена, лучшего друга Энея, обрушились на Брисеиду, когда она увидела покрасневшие глаза молодого спартанца. Девушка сжала челюсти. Эней старался держаться мужественно, но жертва, которую он считал обязанным принести своим богам за успех их похода, тяготила его сердце.

— Мы не уделили времени, чтобы должным образом почтить память твоего товарища по оружию, Эней, — серьезно сказал Менг Чу. — Он умер, чтобы защитить нас от Элиты, он заслуживает уважения.

— Идем дальше, — объявил Оанко, — я спою для него.

Они снова начали идти, и Оанко затянул прекрасную жалобную песню.

Его длинные, гладкие черные волосы развевались на ветру, а мощный баритон плыл сквозь бегущие по небу облака. Брисеида была поглощена пронзительными эмоциями песни, которая превратила боль утраты в возвышенную оду жизни. Она забыла о своих ноющих лодыжках, икрах и бедрах, дрожащих от усталости после долгого подъема.

Они шли уже целую вечность. Часы тянулись, не поддаваясь счету, и путники потеряли всякое представление о времени. Солнце им не помогало: оно двигалось по небу почти безучастно, освещая замки тумана то сумеречно-розовым, то оранжевым оттенком заката. Долгое время они шли, ничего не говоря, сосредоточившись на пустоте и своем неопределенном будущем. Пристально глядя на свои ноги, Брисеида наблюдала, как ее сандалии периодически меняли цвета, а ее продвижение вперед сопровождалось такими ужасающими скрипами в тишине неба, что они окончательно зародили в ее душе сомнения. Они действительно куда-то идут? Есть ли какой-то смысл во всем происходящем?

Свет меланхоличной, но полной надежды песни Оанко оживил их веру. Они очень нуждались в ней, и у них не было другого выбора, кроме как идти дальше, надеясь, что невидимая тропа приведет хоть куда-нибудь.

— Это было прекрасно, спасибо, — сказал Эней, когда ветер унес последние ноты. — Теперь моя очередь спеть что-нибудь. Пять лет назад я провел свою первую большую военную кампанию с Касеном. Нам едва исполнилось по двадцать лет. Мы отправлялись на передовую афинской армии. Никто и никогда не видел столько спартанцев, марширующих строевым шагом, и мы попали в бурю, такую, что вся кожа скрипела от песка. Мы с Касеном придумали небольшую песенку по этому поводу.

В мелодии, которую он пел во всю мощь своих легких, не было ничего грустного. Она была близка к чарующим напевам, которые они слышали в военном лагере в Древней Греции, и могла бы быть прекрасной, если бы Энею медведь на ухо не наступил.

В знак уважения к его умершему другу они слушали молча.

— Очень красиво, — неуверенно сказала Лиз, когда он допел.

— Да, очень трогательно, — негромко добавил Энндал.

Леонель резко затормозил и повернулся к Энею, и все вынужденно остановились.

— Честное слово, Эней, ты поешь отвратительно. — Брисеида напряглась, но Эней улыбнулся, а затем рассмеялся.

— Откровенно говоря, мне все равно. Я на несколько веков старше вас всех, и как предок заявляю, что имею право петь все, что мне нравится! Вот одна из песен, которую придумал командир моей группы.

И он запел вторую балладу во всю мощь своих легких, совершенно безумную и необычную.

— Он не только не умеет сражаться, но и петь, — пробормотал Менг Чу.

— И все же в тишине идти было не так уж и плохо! — заметил Леонель.

Тут Эней заголосил громче. Леонель запел военный марш, который он выучил в прошлом году, когда находился в окопах Первой мировой войны.

— Эй, а не пора ли уже замолчать? — крикнула Лиз, идущая впереди.

— Вы, белые, один краше другого, — проворчал Оанко, а затем запел новую песню, на этот раз гораздо более агрессивную и пронзительную.

— Оанко! — воскликнула Лиз.

— Вас невозможно слушать, поэтому я импровизирую!

— Ему не хватает воспитания, — пробурчал Менг Чу.

И он добавил к неловкому трио заливистый гимн китайской выдержанности. Улыбаясь, Энндал добавил свою средневековую песнь, и, поскольку никто не хотел уступать, возникла полная какофония. Оставалось только одно решение — присоединиться к небесному концерту: Брисеида в свою очередь запела «Frère Jacques, sonnez les matines», как будто эта мелодия должна была открыть дверь в рай.

— Думаете, мне слабо? — сказала Лиз. — Думаете, что сможете стать звездой, которой являюсь я в тридцать пятом веке, не умея пользоваться своим голосом? Подождите… ВОН ТАМ! Что это?

Лиз указала на кучевое облако, беспечно плывущее на восток. Из тумана появилась тень. Облако рассеялось, и перед ними предстала группа путников, стоящих в одну шеренгу и одетых в белые туники. Они стояли неподвижно, держась за руки и глядя настороженно.

— Эй! Сюда! — закричал Энндал, не решаясь отпустить руку Лиз, чтобы взмахнуть им. — Доброго дня вам!

Наконец-то люди! Старый мудрец из пустыни уверял их, что в Мире Снов блуждают и другие группы, похожие на их, но друзья никогда не встречали ни одной.

— Думаете, они понимают нас? — спросил Оанко.

— Почему бы нет? — размышляла Брисеида вслух.

Хотя они были из разных миров, все в их группе понимали друг друга, хотя это до сих пор остается необъяснимым. Почему в отношении других участников сопротивления должно быть по-другому?

— Чего они там делают? — спросил Леонель.

— Эй! — закричала Лиз. — Мы здесь! МЫ ЗДЕСЬ!

Наконец незнакомцы очнулись от оцепенения и снова отправились в путь. Их маршрут пролегал перпендикулярно траектории группы Брисеида, только на три метра выше. Вскоре одиночная колонна уже рассекала воздух над их головами.

— Боже, как вы кричите! — сказал высокий чернокожий мужчина с гладким черепом. — Нам было интересно, что за крики доносятся с другой стороны кучевых облаков.

— В Китайской опере не принято кричать, — ответил Менг Чу, — нужно петь мелодично.

— Мы пытаемся хоть как-то расслабиться, — сказал Энндал. — Вы представить себе не можете, как мы рады вас видеть! Так вы тоже путешествуете между эпохами?

— Естественно.

— Вас тоже направил сюда старец из пустыни? — добавил Леонель.

— Кто еще, как не он? Мы бы пожали вам руки, — ответил высокий чернокожий мужчина, — но, думаю, лучше обойдемся без этого.

— Мы не обидимся, — заверила Лиз. — Так откуда вы?

Новоприбывшие уже побывали в трех временных пространствах: на африканских равнинах за три тысячи лет до нашей эры, в Мексике в десятом веке и в Австралии в восемнадцатом веке. Они были довольны своими открытиями.

Каждый из них нес на спине что-то вроде сачка для бабочек, прикрепленного к рюкзаку.

— Они нужны, чтобы ловить идеи, — заверила их молодая женщина, заметив любопытные взгляды.

Розовые косички придавали ей детский вид, поэтому к ней было тяжело серьезно относиться.

— Идеи?

— Те, которые парят в воздухе. Вы можете путешествовать, работать, шпионить, делать все, что угодно, но без идей далеко не продвинетесь.

Они непонимающе смотрели на нее.

— Вы когда-нибудь задумывались, откуда берутся ваши идеи? — поинтересовался высокий чернокожий мужчина.

— Я всегда считала, что они появляются у меня в голове, — призналась Лиз. Темноволосый мужчина, подстриженный «под горшок», в ужасе покачал головой.

— Идеи создаются из цветов сновидений, которые могут собирать только феи. Вы сажаете свои цветы в Мире Снов, но ваши вестники, феи, заботятся о распространении пыльцы в реальном мире, чтобы вы могли ею воспользоваться. Легенда гласит, что первая фея, собравшая урожай идей, была безумно влюблена в мужчину. Для того чтобы у него появилось время для возлюбленной, он должен был научиться смотреть на свою жизнь по-другому. Поэтому фея подарила ему первую идею человечества — понятие времени. Благодаря этому мужчина смог заглянуть в будущее, представить себе возделывание земли и изобрести инструменты, которые освободили бы ему время. Таким образом, они жили счастливо на протяжении всей жизни человека. Когда человек умер, маленькая фея была так опечалена, что решила распространить идеи по всему миру в память о нем. Другие феи сочли эту игру забавной и стали подражать ей. И теперь тысячи маленьких фей разбрасывают идеи по всему миру. Но в реальном мире идеи очень изменчивы. Но для начала их нужно поймать. А потом использовать. И ловец идей подходит как ничто другое.

— Они уже помогли вам? — спросил Энндал.

— Благодаря ловцам мы узнали много нового, — сказала молодая женщина, задрав свой маленький остренький носик. — Цитадель принимает своих студентов на девять месяцев. Они проживают в группах согласно своей национальности и вместе с остальными находятся в общих помещениях. Некоторые присоединяются к Элите, но многие не завершают обучение.

— Не нужно было пересекать Атлантику с сачками, чтобы узнать это, — сказала Брисеида, — я поняла это в первый же день занятий!

Африканец выглядел обиженным. Солнце, находившееся на западе, освещало его темные зрачки и лоснящийся лоб мягким золотистым светом. Мужчина поднял бровь.

— Что вы узнали?

Менг Чу открыл рот, чтобы рассказать, но замер, не зная, что сказать. Брисеида хотела бы ответить, но самоуверенность незнакомцев лишила ее дара речи. Как она могла объяснить, что их тела остались где-то на родине, а души бродят между эпохами в Мире Снов? Что происходящее, по сути, им только снится? Как она могла подобрать нужные слова, чтобы рассказать об этом, когда сама в глубине души не могла поверить? Каждое мгновение доказывало ей обратное: свежий воздух, ласкающий лицо, шевелящиеся волосы на руках, когда они переходят через облачную гору, ноющая боль в ногах и прыжок сердца, когда девушка видит невероятную панораму неба… Никогда еще ее сон не был настолько подробным. И никогда еще реальность повседневной жизни не заставляла чувствовать себя такой удивительно живой.

— Наше путешествие подтвердило, что время — это не прямая линия, — сказал Оанко. — Но я уже давно знаю, что время движется по кругу.

Лиз кашлянула. Нельзя в четвертом тысячелетии жить со столь первобытным мышлением.

— Прямая линия — это действительно смешно, — сказал индиец, его длинные прямые черные волосы касались высоких скул.

— Я думал, мы остановились на карте, — вмешался Менг Чу. — Мир Снов и Цитадель находятся в центре, а эпохи разбросаны вокруг.

Брисеида обменялась недоуменным взглядом с остальными. Они уже обсуждали этот вопрос, но так и не смогли прийти к единому мнению. До сих пор она поддерживала точку зрения Лиз и ее прямую линию, но теперь ни в чем не была уверена. Незнакомцы, казалось, не впечатлились.

— Возможно, вам также следует раздобыть несколько ловцов идей? — снисходительно сказала азиатская женщина. — Вы можете найти их на Площади Времени.

— Площадь Времени?

— Мы практически дошли, это место не так уже и далеко.

— Каким путем вы идете? — спросил Энндал.

Они никогда не смогут пройти по чужой тропе. Даже на земле им было бы трудно преодолеть три метра, отделявших их от невидимого пути, расположенному перпендикулярно их собственному. Лиз энергично потянула Энндала за руку. О таком подъеме не могло быть и речи.

— Не волнуйтесь, — рассмеялся смуглый мужчина, — Площадь Времени встречается на каждом пути. В конце концов вы найдете ее.

Они обнаружили Площадь в центре собора, похожего на кучевые облака. Сначала из-за облаков послышался гул, затем концерт хриплых голосов, ревущих на все лады, сопровождаемый лязгом, грохотом, скрежетом, глухими и пронзительными звуками. Пелена тумана исчезла, и вдруг перед их глазами, посреди пустоты, материализовалась деревня, домики в которой излучали солнечный свет. Путники приблизились, пораженные таким очарованием.

Десятки хижин с покатыми крышами, иногда высотой в несколько этажей, теснились вокруг невидимой площади, что придавало уверенности толпе путников в белых одеждах, которые, как и они, спустились на землю с небес. Все они свободно передвигались. В центре площади стоял большой обелиск, на котором были высечены часы без стрелок. Маленькие воробьи чирикали на черепице крыши, дополняя суету рынка.

— А я думал, что уже все видел… — пробормотал Менг Чу, прокладывая себе путь через толпу.

— Просто невероятно, — сказал Леонель, — это…

— Три ловца идей по цене двух! — кричал торговец с открытой стороны своего каравана, размахивая сачками для ловли бабочек у них под носом. — Ясные, упорядоченные, актуальные идеи! — добавил он, подергивая усами. — Эффективность гарантирована, вы больше никогда не иссякнете!

Как и полагается, его сачки для бабочек соседствовали с лупами, компасами и лейками, а его сосед выставил в беспорядке хрустальные шары, наперстки и зубные щетки.

— Подсказки, находки, знания под рукой! — скандировал он, торжественно держа в руках воронки.

— Посмотрите на эти красивые шляпки! Кому нужна красивая шляпа? Очень практично, очень привлекательно, подходит для любого века, для любого времени! — зазывал третий торговец, борясь за их внимание, жонглируя соломенной шляпой, шляпой-котелком и мотоциклетным шлемом.

— Давайте постараемся собрать как можно больше информации, — сказал Энндал. — И если нам придется купить несколько безделушек, чтобы получить то, что мы хотим…

Женщина потянула Менг Чу за рукав:

— Зеркало отражает химер, господин! Очень полезно, надежно!

— Как вы добрались сюда со своими караванами? — спросил он ее. — Вы же не столкнули их с лестницы?

— Все эти вещи! — воскликнул Эней. — Смотри, Леонель, это ты в зеркале! И это я? Да, это я! Я никогда не видел себя так отчетливо! Похож на моего двойника! Я действительно так выгляжу? А химеру тоже можно увидеть с помощью этой штуки?

— Что ж, неплохо, — ответил Леонель, изучая зеркало. — Однако не сравнится с визионерами будущего из моей эпохи. Едва взглянув на них, я могу точно сказать, сколько минут и секунд мне осталось жить.

— Правда? — спросил Эней, широко раскрыв от удивления глаза.

— Нет, — непринужденно сказал Леонель, изучая ручку на доске, — я просто хотел увидеть выражение твоего лица.

Брисеида не могла не улыбнуться. Она встретилась взглядом с лысым торговцем, который тут же подошел к ней:

— Ах, мадемуазель, я знаю, что вам нужно!

Он протянул ей маленькие, круглые, золотые часики, на которых с помощью ручной работы были нанесены изображения котят.

— Самая красивая модель в своем роде. И всегда показывает точное время. Подтверждаю, что эти часики никогда не отстают.

Брисеида бросила на него косой взгляд, посмотрела на обелиск и его пустой циферблат.

— Сколько времени?

Песочник посмотрел на циферблат часов.

— Без четверти пять.

На часах действительно можно было увидеть время, но секундная стрелка не двигалась, а на витрине, позади мужчины, на десятках циферблатов — карманных часах, обычных часах, часах с кукушкой — было совершенно разное время.

— Почему у часов на площади нет стрелки? — спросила Брисеида.

— Потому что на Площади Времени нет времени, — ответил другой торговец через несколько секунд.

— Тогда ваши часы не будут отставать, — скептически сказала Брисеида.

— Именно это я и сказал.

— Зачем нужны часы, если нет времени?

— Успокаивает, когда знаешь, который час. Не похоже, чтобы вы чувствовали себя спокойно.

— Я бы многое хотела узнать…

— О времени? Тогда у меня есть как раз то, что вам нужно! — воскликнул он и побежал в другой конец своего прилавка, где были разложены карты и конструкции всех видов.

— Как вы видите время? — спросил он, начав рыться в своем беспорядке. — Как завиток? В виде сферы? Механической симметрии? Возможно, как симплектоморфизм?

— Не купить ли нам несколько ловцов идей? — спросил Эней, стоя позади Брисеиды. — Они могут помочь нам понять, что здесь происходит.

— Я не уверен, что стоит использовать наши запасы подобным образом, — возразил Энндал.

— Если только ты не хочешь поймать Афродиту, — заметил Леонель. — Возможно, у нее есть ответы на наши вопросы. Олимп, наверняка, недалеко отсюда.

— Ты не хочешь закрыть свой рот? — сказала Лиз. — Не играй с его богами, ты же видишь, как на него влияет подобное…

— Мне нужна истина, — сказала Брисеида торговцу. — Я хочу понять, как устроено время.

Торговец повернулся к ней, в его взгляде читалось игривость.

— Но, дорогая, истина зависит только от вас.

— По кругу, — уверенно заявил Оанко, заглядывая через плечо Брисеиды.

Продавец, придя в восторг, достал из кипы бумаг график в виде диска, на котором симпатичными гравюрами было изображено каждое время года.

— Как вы можете объяснить нам время с помощью стольких противоречивых схем? — запротестовала Брисеида, когда поняла, что каждая часть представляет собой различные концепции временной шкалы.

— Всегда найдется решение для каждого, — ответил мужчина в свойственной предпринимателю манере.

— Но должно быть одно решение, которое ближе всех к истине.

— Я покупаю круг, — окончательно решил Оанко.

— Как вы будете платить? Я согласен на сумму более двух тысяч монет, — с гордостью сказал торговец, открывая ящик, такой же большой, как и его прилавок. — Вы пришли в нужное место. Мой сосед напротив принимает только йены пятой тибетской династии. За все время нашего пребывания здесь ему удалось получить зарплату только дважды.

Брисеида посмотрела на караван, расположенный на другой стороне улицы. Неподвижный старик в малиновом халате, сидящий со скрещенными ногами, выставил на витрине пыльные песочные часы.

— У меня с собой только немного целебных растений, — извинился Оанко перед торговцем.

— Превосходно, превосходно, — ответил другой продавец, нажимая на рычаг, от чего его кассовый аппарат зазвенел.

Брисеида заметила на прилавке небольшую позолоченную скульптуру. Статуэтки миниатюрных химер украшали пирамиду из уменьшающихся в размерах дисков, поддерживаемых стройными колоннами. Единороги, русалки, херувимы, козлоногие гоблины и другие сказочные существа, казалось, занимались своими делами и переходили с одного этажа на другой. На вершине два дракона сражались под присмотром третьего.

— Это… Может быть, это драконы из легенды Цитадели? — спросила Брисеида, вспоминая о картине с изображением сражения драконов, которой она восхищалась. По версии Цитадели, черный дракон, ее эмблема, руководил битвой против красного, эмблемы сопротивления.

— В пирамиде? — сказал торговец, его глаза сверкали, он был очень доволен тем, что наконец-то нашел что-то, что смогло ее зацепить. — Эта модель — теория времен Нила Кубы-младшего, я настоятельно рекомендую ее. В самом низу находится диск реальности, управляемый очень точной единицей времени, о чем можно судить по надписям. Каждый этаж представляет собой состояния сна, все более и более свободного от каких-либо временных ограничений. Ах, да, а на вершине, конечно же, находятся черный дракон — символ души, и красный дракон — символ сердца, а за ними наблюдает синий дракон мудрости — хотя здесь они не цветные.

Брисеида неосознанно сжала скульптуру между ладонями. Разве херувим и песочники не рассказывали ей о разных плоскостях, через которые реальный мир и Мир Снов постепенно сближаются?

— А на каком этаже находимся мы? — спросила она.

Мужчина почесал голову, как будто никогда не задавался этим вопросом.

— Ну, я бы сказал… может быть, на пятом. Конечно, эта теория времени никогда не была проверена… Но я могу продать ее за полцены, если хотите.

— У меня нет денег, — резко ответила Брисеида.

Что ей делать с позолоченной скульптурой высотой пятьдесят сантиметров во время их путешествия?

— У меня есть несколько калуров, — предложила Лиз.

— Согласен! — воскликнул владелец магазина, когда Лиз передала ему несколько маленьких кусочков папье-маше.

Он сжал скульптуру, которая свернулась и превратилась в шар диаметром несколько сантиметров, и отдал ее Лиз за три монеты.

— Он свернул ее! — ошеломленно сказала Брисеида.

— Конечно, — улыбаясь, ответила Лиз. — В чем прок от статуэтки, которая не складывается?

Брисеида кивнула, гадая, на что может быть похоже четвертое тысячелетие, если статуи на центральной площади городов можно положить в карман. Погрузившись в свои мысли, она не сразу почувствовала, как кто-то прикоснулся к ее плечу. Когда девушка обернулась, то увидела перед собой раздраженного молодого человека.

— Почта, — сказал он, протягивая ей свернутый пергамент, запечатанный красным сургучом.

С удивлением Брисеида смотрела, как он закрывает свой ранец, приглаживает свои длинные тонкие усы, затем резко натягивает желтое кепи и уходит.

— Вам дал письмо письмоносец? — с любопытством спросил торговец.

— Письмоносец? — бессмысленно повторила она.

— Ну? И чего же вы ждете? Открывайте.

Очнувшись, Брисеида потянула за пергамент, чтобы сломать печать и развернуть бумагу. Кто мог написать ей письмо и найти письмоносца, который доставит его ей посреди неба?

Моя драгоценная девочка,

Несколько лет назад мои физические эксперименты привели меня к открытию существования места, которое вне времени и которое может быть достигнуто только душой, поскольку оно чуждо всей материи. В то время я назвал его «Мир Снов». Однако сон вскоре превратился в кошмар, когда я оказался в ловушке внутри так называемой Цитадели.

Вчера два херувима совершили непростительную двойную ошибку: они не только потеряли служебное предписание, содержащее отпечаток будущего ученика, но и, желая исправить свою глупость, направили свою стрелу на незнакомца. Зная мою компетентность и зная, что я из соответствующей эпохи, они предложили найти «ошибку» и остановить процесс перехода в Цитадель. В обмен они вернули мне свободу. Они надеялись избежать гнева Цитадели.

Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что «ошибка» — это ты! Херувимы не умеют читать, знаешь, они не смогли распознать твое имя в файле, присланном доктором Муленом.

Я молча принял их предложение. Через несколько часов я покину Цитадель, и ты увидишь мое пробуждение.

Я так и не стал студентом, Брисеида, и у меня слишком мало материала, чтобы когда-нибудь раскрыть секреты Цитадели. Но за девять месяцев обучения у тебя будет больше шансов добраться до тайны. Я не могу позволить себе упустить такую возможность.

Я сделаю так, что ты все равно попадешь в Цитадель, создав свой собственный переход: твое прибытие должно остаться незаметным для херувимов. Однажды ты простишь меня за то, что я вот так бросил тебя в логово льва. Возможно, это недостойное поведение отца, но я все еще убежден, что это единственный вариант. Мы должны сделать все возможное, чтобы не позволить Цитадели и дальше злоупотреблять своей властью.

Время — странная штука. Постарайся не распространять информацию, которую ты получаешь в разное время. Невежество прошлого должно вызывать уважение, потому что ошибки, которые прошлое порождает, заставляют нас строить будущее. По этой же причине я, к сожалению, не могу тебе все объяснить.

Я верю в тебя. Где бы ты ни находилась, если ты получишь это письмо, значит, мой вестник преуспел, и ты на верном пути. Путь длинный. Будь храброй.

С любовью, Люсьен

P. S. Никогда не говори херувимам, что ты моя дочь, они будут неустанно преследовать тебя.

Брисеида дважды прочитала наспех написанный текст. Она не могла в это поверить. Мелкий, неровный почерк не оставлял сомнений: это было письмо, которое Лир, друг Энея и Имэны, дал ей в Спарте и которое она потеряла сразу после того, как прочитала.

— Брисеида, что не так? — спросила Лиз.

— Все так плохо, доктор? — рассмеялся торговец. — Девушка, может, вам стоит подумать о том, чтобы вдохнуть, а то в таком состоянии вы долго не протянете.

— Письмо… носец… — поперхнулась Брисеида.

— Что?

— ПИСЬМОНОСЕЦ! Где письмоносец?!

Владелец лавки был поражен и указал в сторону центра площади. Брисеида заметила желтое кепи в толпе, письмоносец переходил улицу по другую сторону обелиска. Она бросилась за ним. Возле огромного изваяния находилось еще больше участников сопротивления. Собравшись в группы, они обменивались своими открытиями, наслаждались едой у одного и музыкой у другого торговцев. Девушка с трудом пробивалась сквозь белые туники. В конце улицы письмоносец ехал на золотом одноколесном велосипеде с рулем.

— Подождите! — крикнула она, размахивая свитком, чтобы привлечь его внимание. — Я хочу кое-что спросить!

Но письмоносец не слышал ее. Неуверенно балансируя на своем одноколесном велосипеде, он звонил в колокольчик, чтобы его пропустили, злясь на рассеянных людей, которые заставляли тормозить. Брисеида была уже совсем недалеко.

— Кто дал вам это письмо? — снова закричала девушка, надеясь, что он обернется.

Возле последнего вагончика письмоносец набрал скорость. Она перешла на бег. Еще несколько шагов. Брисеида протянула руку, чтобы схватить его за рукав, но человек неожиданно провалился в пустоту. Брисеиду обхватила мужская рука.

— О боже, успокойтесь, юная леди, по-моему, у вас нет крыльев! — воскликнул торговец, который держал ее за талию, пока она испуганно переводила дыхание.

Под их ногами одноколесный велосипед продолжал падать.

Но вдруг из центра колеса показались маленькие крылышки, и, пока письмоносец продолжал крутить педали, они плавно унесли его к следующему облаку.

— Вот это транспорт! — воскликнула Лиз, когда появилась позади них, тяжело дыша. — Брисеида, ты расскажешь мне, что происходит?

Брисеида передала ей письмо отца.

— Письмо, которое я получила в Греции. Письмоносец только что вернул его мне и исчез, и даже не объяснил, где он его взял.

— Что?

— Если вы хотите снова увидеть письмоносца, напишите письмо, и он придет и заберет его, — сказал продавец перьев и кистей. — Не стоит рисковать своей жизнью.

По словам торговца, не имеет значения, какой адрес и кому письмо адресовано. Как члену сопротивления, ей достаточно было написать имя на конверте, и письмоносец отнесет письмо по адресу. Он придет, как только у него будет время. Брисеида горячо поблагодарила его.

— Вестник, который в первый раз отправил тебе письмо отца, должно быть, следит за нами, — размышляла Лиз, пока они шли обратно к центру площади. — Иначе как бы он узнал, что ты потеряла письмо и куда отправить второй экземпляр? Возможно, это старик из пустыни. На ум приходит только он…

— Он сказал, что не знает моего отца.

— Старик говорит только то, что ему выгодно.

— Но почему старик прислал нам это письмо и ничего не объяснил?

— Сложно сказать…

— Нужно вернуть письмоносца.

Они нашли своих попутчиков сидящими среди других путников вокруг костра у подножия обелиска. Треск пламени отбрасывал большие черные тени: солнце окончательно село. Лиз переходила от одного к другому, чтобы шепотом сообщить новость, не прерывая пламенной речи женщины, стоявшей в центре круга. Вспыхнули протесты. Брисеида позволила своим друзьям сосредоточиться на выступлении докладчика, который подробно описывал иерархическую организацию служащих Цитадели, с ее стражниками, педагогами, ораторами и другими сотрудниками. Брисеида давно все это знала и понимала, чем сейчас нужно заняться.

Она незаметно достала бумагу, чтобы написать письмо, но обнаружила, что ее последняя ручка уже непригодна. Сидящие рядом с ней Энндал и Оанко сделали покупки: их кожаные сумки увеличились вдвое. Оанко с шумом трижды перевернул содержимое своей сумки и отыскал немного чернил, но испепеляющий взгляд Менг Чу помешал ему продолжать, чтобы найти перо. Оанко вытащил то, что торчало из сумки Энндала, который был слишком увлечен словами рассказчика, чтобы возмутиться, и передал его Брисеиде, подмигнув ей.

Дорогой папа,

написала Брисеида, прислонившись к гладкой поверхности невидимого пола. Ее взгляд устремился в непроглядную пустую тьму под их ногами. С чего начать?

Я получила твое письмо. Дважды. В первый раз мне его вручил старик из Древнего мира, а теперь письмоносец. Твой вестник, где бы он ни находился, хорошо выполнил свою работу.

К сожалению, я пробыла в Цитадели всего один месяц: боюсь, я не узнала достаточно, чтобы выполнить задание, которое ты мне дал. Но, возможно, просто посещая занятия, можно открыть для себя не так уж много нового. По крайней мере, так считает мой друг Бенджи.

Бенджи. Брисеиде было интересно, что случилось с бесстрашным парнем, который взял ее под свое крыло. Вместе они исследовали запретные коридоры крепости. Благодаря ему она посетила таинственную библиотеку, находящуюся в самом сердце Цитадели и, к своему ужасу, обнаружила книгу своей собственной жизни. Бенджи все еще учится в Цитадели вместе с Уиллисом, Кристофом и всеми остальными? Увидит ли она их когда-нибудь снова?

Сейчас я путешествую с группой участников сопротивления. Опять же, не все идет так, как ты ожидал: в Греции херувимы обнаружили мое присутствие прежде, чем я успела прочитать твое письмо, и теперь они знают, что ты мой папа.

Мы переносимся в другую эпоху. Я не знаю, в какую именно, и не могу предположить, как мы будем шпионить за Элитой Цитадели. Если ты получишь это письмо и сможешь ответить на него, пожалуйста, расскажи подробнее о том, что тебе известно.

У Брисеиды оставалось еще столько вопросов, но она слишком ждала возвращения письмоносца. Девушка подписала письмо, свернула его и нашла в подкладке своей пыльно-желтой сумки кусок бечевки, чтобы закрепить послание. Она написала имя своего отца на свернутом пергаменте:

Люсьен Ричетти.

Она просканировала толпу глазами в утопической надежде заметить желтое кепи. Если письмоносец не уехал слишком далеко, возможно, он сможет вернуться?

Увлеченного сопротивленца сменила пожилая, немного пухленькая дама. С поджатыми губами, окрашенными в ярко-красный цвет, и оживленно двигаясь, она отстаивала свою точку зрения перед маленьким, худым мужчиной, который отчитывал аудиторию за то, что она высмеяла ее точку зрения.

— Меня не волнует, что химеры — всего лишь иллюзия! Их влияние на мир так же реально, как и наша система сопротивления! Путешествует только душа, и все наши действия имеют последствия в физическом мире. Почему с химерами должно быть иначе?

— Они обсуждают существование химер, — объяснила Лиз Брисеиде, чтобы ввести спутницу в курс дела.

— Им следует спросить у торговцев: они должны знать больше, чем мы.

— В отношении этого вопроса у них так же много разных мнений, как и о погоде, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Мы не сможем исправить ошибки Цитадели, если позволим себе увлечься ее историями, — сказал худощавый мужчина. — Наша роль заключается не в борьбе с химерами, а в легендах, распространяемых Элитой о них! Они являются источником всех разрушений. Только взгляните на легенду о Темных Всадниках!

— Но вы понятия не имеете, что чувствуют жертвы такой иллюзии!

— Все мы здесь, потому что должны были быть студентами, чтобы пережить иллюзии!

Менг Чу кашлянул себе под нос. Два бойца сопротивления повернулись к нему. Генерал встал и указал на Брисеиду, которая отпрянула назад. Сотня людей уставилась на нее. Она пообещала себе, что однажды заставит Менг Чу заплатить за его бестактность, но смирилась, встала и прочистила горло.

— Я пала жертвой легенды о Темных Всадниках, прежде чем сбежала из Цитадели.

Худой мужчина заглушил восклицания и жестом пригласил ее продолжать. Брисеида подбирала слова.

— Я слышала о Темных Всадниках, которые охраняют врата Цитадели. Я видела легенду, показанную в турнирах судоку, а также страх в глазах техников, живущих в нижнем городе… Но когда Темные Всадники похитили меня… Это как холод, проникающий в сердце, и… Теперь я знаю, что это были мои попутчики, пришедшие за мной… Но в моей памяти навсегда останется травмирующее воспоминание об этом.

— Тогда ты поверила в иллюзию Цитадели? — спросил худощавый.

— Все происходящее казалось мне невероятно реальным. Дым, от которого щипало горло и глаза, запах крови, всадники, убивающие всех на своем пути… У меня до сих пор мурашки по коже.

— Значит, ты признаешь силу психологических манипуляций, применяемых Цитаделью.

— Конечно.

— И ты понимаешь, что Цитадель не нуждается в использовании так называемых химер, чтобы управлять миром. Они нужны, чтобы манипулировать умами.

— Конечно, — пробормотал Леонель, и Лиз кивнула головой в знак согласия.

Брисеида почувствовала нотку грусти: она надеялась, что актриса будет на ее стороне, что она тоже верит в существование химер.

Худой мужчина продолжал:

— Химеры, о которых говорят песочники из пустыни, — это всего лишь идеи. Это борьба разума, которую нужно вести, а не охота на воображаемых существ.

Брисеида молчала. Собравшиеся ждали ее ответа.

— Я бы, наверное, стала придерживаться этой точки зрения, если бы мне не пришлось иметь дело с химерами в реальном мире. Но в Греции, в Спарте, я чуть не погибла в лапах гарпий. Такой опыт меняет мнение.

— Расскажи нам об этом! — нетерпеливо попросила соперница худощавого мужчины, словно желая отомстить.

Затем Брисеида снова рассказала о том, что уже объясняла своей группе перед началом подъема по лестнице в Греции. Как спартанский царь Агис, представитель Альфа-Элиты, беседовал с невидимыми херувимами. Затем он призвал гарпий, таких же невидимых, и привел с ними пленника, Лира, бывшего участника сопротивления. Брисеида невольно вдохнула в себя ангельские значки, превратившиеся в порошок. Физический мир стал размытым, и перед девушкой появились гарпии. Затем херувимы перенесли ее в Цитадель через плоскость реальности, обычно доступную только химерам. Они хотели получить от нее информацию о письме, обличающем их ошибку, которое херувимы хотели найти и которое она сейчас держала в руках. Затем из картин, висевших в коридорах Цитадели, появилось множество химер, чтобы забрать у Брисеиды это письмо, а после прилетел дракон Цитадели…

— Постой-постой, ты твердишь о существовании химер, потому что ты видела некоторых из них после того, как вдохнула порошок?

Все взгляды обратились к ней. Брисеида почувствовала, как толпа молча переминается с ноги на ногу.

— Не просто порошок… Значок херувимов… Но неважно, что произошло в Цитадели. Я не единственная, кто отреагировал на присутствие гарпий в Греции. Царь спартанцев тоже боялся, я видела страх в его глазах. Почему представитель Элиты должен бояться иллюзии?

— Ты же сама говорила, что студенты Цитадели первыми страдают от иллюзий Темных Всадников. Кто такой член Элиты, если не студент, который слишком долго пробыл в Цитадели?

Сердце Брисеиды сжалось. Может ли он быть прав? Тощий наслаждался ропотом толпы. Нет, это не может быть просто иллюзией…

— Цитадели не под силу самостоятельно управлять всем, ей нужна Элита, которая знает, как действовать. У царя был колокольчик, с его помощью он общался с херувимами. Когда я была студенткой, то видела, как проводники Цитадели проделывали то же самое в отдаленных комнатах, загроможденных картинами с химерами. Я видела картины с химерами, висящие в неподходящих местах, например под полем для турниров, куда никто не ходит, кроме, возможно, тех же проводников. Цитадель полна произведений искусства, но на большинстве картин, которые можно увидеть в коридорах, изображены химеры. Мне трудно поверить, что все это просто гигантское совпадение. Кроме того, мы с царем не единственные, кто пострадал от присутствия гарпий. Химеры взяли в плен спартанца, человека, который никогда не был в Цитадели. Это не помешало им задушить его когтями и унести…

Встретив взгляд Энея, Брисеида покраснела из-за своей лжи. Там был не один пленник: помимо Лира гарпии захватили Имэну, молодую жену Энея. Брисеида тоже видела, как ее утащили химеры, и что бы ни думал Энндал — только он из ее спутников знал всю историю, — вполне вероятно, что молодая спартанка не выжила. Перед тем как исчезнуть, Имэна взяла с Брисеиды обещание не рассказывать Энею о ее смерти. Ее муж должен был жить дальше. Брисеида уважала подобный выбор, но ее тайна оказалась тяжелым грузом.

— Поверьте, я была удивлена не меньше остальных, но химеры существуют. И их намерения не самые добрые.

Индийская девушка робко подняла руку.

— Ты была студенткой, прежде чем стала участницей сопротивления… — сказала она писклявым голоском. — Значит ли это, что ты не по своей воле отправилась в путь?

— Да, именно так.

— Значит, ты связана с Цитаделью?

— Да, — вздохнула Брисеида с болью в сердце. — Я не смогу свободно проснуться в конце девяти месяцев, как остальные бойцы сопротивления. Я попала в Цитадель, потому что мой отец отправил меня туда из-за своих экспериментов. Вы начали свой путь с того, что решили вздремнуть. Вы очнулись в хижине старика, не понимая, как и почему вы туда попали. Старик предположил, что бессознательная часть мозга заставляет душу отправляться в Мир Снов. Даже если мы никогда не узнаем, что на самом деле послужило толчком к вашему путешествию, по крайней мере, никто не держит вас в заложниках. Что касается меня, то если я не найду способ раскрыть Великую Тайну Цитадели к концу своего путешествия, то, скорее всего, застряну здесь или в нижнем городе крепости, пока мое бренное тело не умрет от старости.

— Мы этого не допустим, — заверил Энндал, вставая рядом с ней.

— Но… — с отчаянием сказала индианка, — существует столько участников сопротивления, которые уже много веков пытаются раскрыть секрет Цитадели.

— Они проложили дорогу для нашего путешествия, — сказал Энндал. — Эти поиски должны когда-нибудь закончиться. Мы завершим это дело.

Брисеиде не понравилось последовавшее за этим долгое молчание. Мужчина поднял бокал и прокричал в темноту:

— Да здравствует сопротивление! — И толпа откликнулась эхом:

— ДА ЗДРАВСТВУЕТ СОПРОТИВЛЕНИЕ!