А также их родители

Тинатин Мжаванадзе, 2014

Все дети в мире скроены по одному лекалу: они считают своих родителей всемогущими богами и не подозревают, сколько страхов и сомнений кроется за гладким фасадом уверенных взрослых лиц. Родители ведь постоянно ошибаются! И потому им будет полезно взглянуть, как строится воспитательный процесс у других. А вдруг на самом деле у них самих все очень даже неплохо или, наоборот, надо срочно спасать положение?! Эта книга – признание в том, какие небезупречные на самом деле взрослые, но все их косяки – от чрезмерной любви к детям.

Сандрик и гланды

— Опять ангина, — заключила Наиле, вытаскивая шпатель из Сандрикиного рта. — Без антибиотиков не обойдется.

Сандрик, терпеливый, как ветеран войны, сидел на краю кровати, блестя японскими глазками.

— Измерим температуру, потом подумаем, что делать, — распорядилась домашний доктор Наиле и вышла из комнаты.

— Сейчас возьмем градусник, — засюсюкала я, хотя ребенок не проявлял никакого беспокойства. — Да, моя птичка?

Птичка сидела безмятежно, сложив ручки на коленях.

— Парацетамол вкусный, — сказал он вдруг быстро-быстро. — А кетотифен маленький.

— Ничего себе, — удивилась я и отвернулась за термометром. Какой у меня умненький ребенок! Ничего страшного, сейчас собьем жар, он поест бульону, потом я ему почитаю книжки и… Повернувшись обратно к птенчику, я увидела, что он сидит в прежней позе и так же лихорадочно блестит глазками, но при этом — весь залит кровью.

Комната мягко качнулась, я поморгала, чтобы согнать видение, но Сандрик продолжал смирно сидеть, весь в красных потеках, как из фильма ужасов про страшных детей, и страстно захотелось со свистом улететь в обморок, а оно тут пока само рассосется. От удара виском об дверной косяк меня удержал только крепко сжимаемый в руке градусник — ужасно боюсь бегающей по полу ртути.

— Наиле! — дребезжащим голоском позвала я обратно домашнего доктора и теперь уже, сдав полномочия, с чистой совестью побледнела и приготовилась осесть на пол. Доктор отлупила меня по щекам и приказала не пугать ребенка.

— Крови тут совсем чуть-чуть, — взяла она безмятежного Сандрика за подбородок. — Капилляр в носике лопнул от жара!

— Чють-чють? — еле ворочая языком, удивилась я — по моему впечатлению, на ребенка кто-то вылил ведро крови. На что домашний доктор резонно посоветовала налить себе на платье чернила: жидкости на одну пипетку, а эффекта — на полный квадратный метр.

— И не пугай ребенка, — напомнила хладнокровная докторша.

Ребенку было по барабану, он сидел смирно и ждал своей участи, а кровь из лопнувшего в носу капилляра его совершенно не беспокоила. Зато от жара он стал разговаривать без остановки, причем с повышенной скоростью, и это пугало вообще до резей до животе.

— Будем резать гланды, — измученная шестой ангиной за сезон, сказала я папачосу. Он, как положено отцам, в этих вопросах предоставил важное решение мне — суеверный ужас перед материнской ответственностью преследует мальчиков всю жизнь.

Мы заранее купили мяч, пакет игрушек, себе — корвалола грамм четыреста, и отправились резать гланды веселым коллективом — заодно с кузиной Мариской.

Приятель-доктор взял наших детей за руки и повел в операционную — она была где-то в глубине, за двумя дверьми. Мариска доверчиво шла с прямой спиной, Сандрик оглянулся, мы ободряюще замахали ему с порога, и дверь захлопнулась прямо перед четырьмя страдающими носами.

— Все будет в порядке, — успокаивали мы друг друга, глядя в зеркально перекошенные лица.

Прошло пятнадцать минут. В размеренной позвякивающей больничной тишине стал слышен монотонный звук.

— Кто-то кричит? — осторожно спросила я.

— Ну, — подтвердил муж.

— Это ведь не может быть Сандро? — вцепилась я ему в лацканы.

— Нет, — твердо сказал муж. — Ну как они могли бы резать ему гланды, если бы он так орал!

Мы успокоились и помолчали. Звук шел ровно, сквозь предбанник и стены операционной, не прерываясь на переведение дыхания.

— Скоро они уже? — снова встревожилась я. — Обычная операция, чик-чик, что там можно делать полчаса…

Дверь распахнулась, на пороге стоял, держась за косяк, наш приятель, — он был призван морально поддерживать детей в операционной. Выглядел он, как беспечный турист, помятый медведем-гризли.

— Девочка ваша — молодец, — вытирая пот со лба, сказал он. — А этот… мальчик… уууууу!!!

Из операционной вылетела каталка с двумя посторонними детьми и понеслась в палату.

— А… наши где? — растерянно обратили мы бледные лица к приятелю.

— Да вот же, — удивился он и указал на каталку.

Мне в очередной раз захотелось упасть в небольшой обморок: дети были неровного цвета и выглядели манекенами.

— Это не он… орал? — заикаясь, на всякий случай спросила я.

Приятель смущенно поморгал. Конечно же, орал Сандро — после того, как его ремнями примотали к креслу и засунули в рот железяку, чтобы челюсти не сомкнулись. Еще немного, и я пойду крушить операционную.

— А вот не надо было подробностей, — справедливо заметил папачос.

— Он нас будет ненавидеть, да? — прерывающимся голосом спросила я доктора-приятеля.

Конец ознакомительного фрагмента.