Щепотка яда на любовь

Тина Каверина, 2022

– Больно?– Больно.– Били?– Били… Пинки раздавали. Между прочим, это тоже больно.Глеб присел, его руки оказались на моих коленях. И тут, несмотря на жалобы, мечты мои рухнули, потому что он радостно сказал:– То ли ещё будет. А били тебя маловато…***Бывший возлюбленный как-то пригрозил, что убьёт меня, попадись я ему на глаза. Впечатляющие слова, согласитесь? Вот и я так решила и уехала из родного города на целых два года. О возвращении не помышляла, но вернуться всё же пришлось.Подруга вляпалась в очередную криминальную историю, я примчалась и (о ужас!) тоже оказалась втянута во что-то преступное. По неизвестной причине крутым парням города вдруг понадобилась я. Одной мне с ними не справиться, помочь по иронии может только бывший.

Глава 9

С минуту мы стояли молча. Я таращила глаза, позабыв от такого сюрприза, зачем собственно дверь открыла. А сердце скукожилось, потом расправилось и забилось часто-часто, словно у влюблённой дурочки. Глеб вроде бы тоже позабыл, что у него вертелось под черепушкой. Смотрел на меня не моргая и не шевелясь, но затем заглянул вглубь комнаты и нахмурился. Я тоже последовала его примеру, то есть нахмурилась. И не зря.

— Вот матрёшка, — насмотревшись, сердито сказал он. Вновь перевёл взгляд на меня, а у меня такое жалкое лицо было, даже учитывая сдвинутые брови.

«Ну что за чёрт», — с тоской подумала я и разозлилась на себя, на свои чувства, после и на Глеба. Мало того, что выглядел женихом: бежевый костюм и белоснежная рубашка, то есть жил вполне неплохо без меня, так ещё матрёшкой назвал незаслуженно. Не знаю, какое приветствие мне бы понравилось, но явно не это. А вкупе с сердитым тоном и желанием меня укокошить…

В общем, чтобы скрыться с глаз, я попыталась дверь закрыть, а он хотел сделал шаг с намерением войти. В итоге ни я дверь не закрыла, ни он не вошёл. То есть мне почти удалось закрыть, но почти не считается. Жаль, ничего ему не прищемила. Он успел налечь плечом, я же навалилась спиной, только с его силой мне не конкурировать.

— Скажи на милость, ты какого хрена вернулась? — орал он, сдвигая меня с места. Дверь потихоньку открывалась, щель становилось больше, я визжала. — Мне как от вас избавиться, а? Сонька дурища, а ты ещё хуже. Вот сейчас войду и за уши обратно отправлю. А то приехала, бегите и спасайте её!

Нет, каков наглец? Я даже прекратила визжать.

— Не тронь Соньку! — повысила голос. Ноги скользили по полу, я старательно толкала дверь. Ни за что впускать его не хотелось. — И я тебя не звала. Сдался ты мне.

— Ты не позовёшь, ты же гордая и упёртая. Зато Соня… С песочницы мне нервы треплет. Надо было ещё тогда лопатой по голове ей двинуть.

— Себе бы двинул. Глядишь, мужик бы путный вышел. А так… Ни богу свечка ни чёрту кочерга.

— Вот как?

Глеб между тем налёг на дверь с такой силой, что я отскочила, но тут же вновь навалилась. Только он, подлец, успел просунуть руку и схватил меня за плечо. Я громче завизжала, понимая, что противостоять ему не смогу: он войдёт и уши мои пострадают.

Вот здесь и обратила внимание на Алёшу, о котором успела как-то позабыть. Всё это время он глухо постанывал, держась за стол и за хозяйство между ног.

— Не хочешь помочь? — крикнула ему.

— Не хочу, — замотал он головой. — Нельзя мне.

А мне настолько не хотелось сдаваться, что навернулись слёзы. Но потом ответ Алёши обмозговался. Нельзя ему… И реветь я прекратила. Занятно всё это, конечно. Кругом лжецы и хитрецы.

От двери я отпрыгнула с таким рывком, что чуть не лишилась плеча. Глеб влетел внутрь, а я предъявила, ткнув в сторону Алёши.

— Твои друзья?

— Кто, я? — не понял Алёша.

— Ты-ты. Одни дикари кругом. Твоих рук дело? — Я вновь накинулась на бывшего. Лицо у него было такое, что мне следовало замолчать, но я не замолчала. — Решил мне жизнь подпортить, да? Устроил спектакль, подослал друзей. Какой же ты мерзавец! Запугивать бедную девушку… И почему? Потому что я тебе отказала. Два года прошло, никак не угомонишься. Запугивать, чтобы примчалась. Какой дешёвый приём! Вот только огорчу тебя: я не испугалась. И со всеми проблемами могу справиться сама! Понял? Как пристали, так и отлипнут. Уж я бы выбралась, оставила бы их с носом. И тебе звонить не собиралась. Зря старался, так и знай!

Ткнув пальцем уже в Рокотова, я преспокойно опустилась на корточки. Внутри, конечно, всю трясло и слёзы рвались наружу, но виду я не подавала. Сгребала с пола содержимое сумочки и ругалась шёпотом. Вот так он меня любит. Облюбил. Очень по-мужски. Свинья!

Глеб стоял на паспорте, я попыталась сдвинуть его ботинок.

— Отдай, — сказала сурово.

— Это, значит, твоя благодарность?

— Отдай.

— Отдам, отдам, — странным тоном ответил он.

Стоило подумать о возможной пакости и вскинуть голову, как моё ухо оказалось в плену. Всё случилось быстро. Мне оставалось взвыть, что я и сделала, пытаясь спасти часть себя. Одно хорошо — пропала необходимость прятать слёзы.

— Милая, я бы сто лет тебя не видел, — подняв меня на ноги, ласково запел бывший. — Это ты приехала. Это вы что-то устроили. А мне снова приходится спасать ваши задницы. Что Сонька на этот раз учудила?

— Пусти, дурак. Больно же, — скулила я.

— Ну… Больно… А вот так?

— Ой, мамочка… Ай-яй! — Я запрыгала на месте, подвывая и жмурясь. Как отцепиться от него не представляла, схватила за руку, но стало хуже, тогда я забила кулаками по его груди. — Глебушка, отпусти, пожалуйста. Ухо-то тут причём? Отпусти.

— А ты чем слушала, когда я говорил: не возвращайся?

— Ушами, ушами. Только если одно оторвёшь, я точно оглохну. Отпусти!

— Нет, дорогая. Мы сначала поговорим.

— А нельзя без рукоприкладства?

— С тобой? Нельзя. Ты зачем вернулась?

— Господи, — прошептала я в ладони. — Больно-то как…

— Тогда отвечай шустрее. Надолго этого уха не хватит. Придётся взяться за второе.

— К Соне. К Соньке я приехала! — заорала я. — В гости. Что ж вы пристали с этим вопросом?

— Ах вон оно как… В гости, значит?

— Значит. Я приехала, а тут сразу эти… Дурдом какой-то. Сначала, конечно, с другим говорила. Только потом с этими… Блин, Глебушка, отпусти, пожалуйста! Ты же сам их подослал, что ты прицепился ко мне?

— Я прицепился? Это мне пришлось мчатся сюда!

— Ой, хватит. Ты подослал, ты спас. Молодец, одним словом. Отпусти!

Тут он вновь вывернул моё измученное ухо. Я завизжала в ладони, Глеб проорал мне в лицо:

— Никого я не подсылал, идиотка! А Соньку твою при первой встрече поколочу!

— Она здесь ни при чём, — прорыдала я.

— Она? Разумеется ни при чём. Она всегда в первые ряды попадает случайно. И сейчас город гудит по нелепой случайности. Все вдруг случайно решили, будто я что-то затеваю!

— Вот в это верю, а в остальное нет. И отпусти уже! До жути больно. Отпусти!

Я заревела горше, он наконец отстал, позволив мне плюхнуться на стул.

— Ну вот зачем ты так, а? — Прикрыв ухо, я жалобно всхлипнула. — Взрослые люди, могли мирно решить конфликт. А ты устроил балаган. Вот теперь я точно Соне пожалуюсь. Она покажет тебе…

— Чего-чего? — нахмурился Глеб и протянул руку. Заподозрив, что здоровое ухо перестанет таковым быть, я запищала.

— Я вам не мешаю? — вдруг подал голос Алёша. — Давайте я того… выйду.

— Заткнись! — в два голоса ответили мы. — Не видишь, разговариваем!

— Понял.

Я смотрела на Глеба в неясной надежде… Хотя зачем лукавить? Надежда была ясна — обычные девичьи грёзы. Он тоже смотрел на меня как-то по-особому: внимательно и долго. Неудивительно, что я размечталась, услышав сочувствующее:

— Больно?

— Больно.

— Били?

— Били… Пинки раздавали. Между прочим, это тоже больно.

Глеб присел, его руки оказались на моих коленях. И тут, несмотря на жалобы, мечты мои рухнули, потому что он радостно сказал:

— То ли ещё будет. А били тебя маловато.

Сперва, конечно, мне подумалось, что ослышалась. Ладони от ушей я убрала, он кивнул и повторил:

— То ли ещё будет.

— Свинья! — отпихнула я его.

— А ты дура!

Потом мы перешли к взаимным упрёкам. Я, видите ли, в жёны не гожусь, потому что и дура, и готовить не умею, и в мужиках выгоду ищу. Ещё сердца нет — любить неспособна. Чтобы защитить себя и не остаться в долгу, он вторично был назван свиньёй. После мерзавцем, бесчувственным пеньком, не ценящим женщин, бабником и обманщиком к тому же. Последнее отчего-то его удивило.

— Интересно… Почему это я обманщик? — вытаращился он.

— Потому.

— Почему?

— Потому что всё это, — взмахнула я рукой, — твоя затея, а ты делаешь вид, что нет. Обманщик!

Я вскочила, и мы продолжили. Он — никудышный будущий отец, эгоист, тиран и узурпатор. Я — никудышная мать, лентяйка, балаболка и вообще кошмар любого мужчины и ужасное воплощение женщины. Под конец, когда обвинения исчерпались, а последнее слово должно было остаться за мной, я выпалила:

— Знаешь что? А Алёшка видел меня голой. И всё из-за тебя! — и, ткнув на Алексея, заревела, потому что кому попало тело своё не демонстрирую.

Ревела как полагается: громко, спрятав лицо в ладонях. Об ушах не беспокоилась, захочет и так вывернет или оторвёт. Пусть. В очередной раз будет в чём обвинить.

Я сидела, сидела…

Никто не спешил меня успокаивать. Даже в бок не пихнул, мол, прекрати играть, публика маленькая. Я вдвойне возненавидела Глеба и вновь назвала его бесчувственным пеньком.

И тут, совсем рядом, раздался хлопок. Как от выстрела. Я вздрогнула, руки от лица отлепила. В комнате никого, дверь распахнута. Ещё и бросил меня, подлец.

Хлопков больше не последовало, но теперь, не рыдая, я слышала какую-то возню в коридоре. «Поворот однако, — подумалось мне. — Последняя стадия бандитских разборок. Только этим он точно меня не впечатлит. Надо удирать».

Смахивая слёзы, я схватила сумку, запихнула паспорт. И только собралась выглянуть в коридор, как внутрь, чуть не сшибая меня, влетел немного помятый Рокотов.

— Трындец борзые, — покачал головой. Захлопнул дверь и взялся за стеллажи. — Ни чести, ни понятий. На скотобойню таких надо… А ты чего встала? Бегом залазь на стол! — Он так рявкнул на меня, что я подпрыгнула и полезла, ни словечка не сказав.

Вход он забаррикадировал, забрался ко мне. Поглядел и виновато кивнул вниз:

— Забыл я, спускайся.

Прошу заметить, спускалась я недовольная. Это потом, когда дверь задрожала и раздался второй хлопок, подбежала к бывшему.

— Глебушка, а что они делают, а? — дёргала его за штанину и таращила глаза. Он что-то бурчал, потрясывая ногой. Пиджак снял, а я обняла Глеба. В доступности были только ноги, их и обняла. — Ты это брось! Хватит меня пугать. Я испугалась, честно. Больше не надо. Слышишь?

— Слышу. Ещё и Глебушкой называет. Кровопийца.

Топот и мужские голоса по ту сторону намекали на обратное. Никто не торопился прекращать дурдом.

— Глеб! — заорала я. — Немедленно отгони их!

— Отойди ты, дура! — склонившись, завопил он. — Я их не посылал!

Оскорблённая я отошла. В жизни теперь первая не обниму.

— Я тебя ненавижу.

— И я тебя, дорогая.

Пиджак он намотал на кулак, разбил окно. Осколки смёл вниз, но часть осталась. Чертыхаясь и недобро поглядывая на меня, ему пришлось окончательно пожертвовать пиджаком. Он расстелил его в проёме и полез наверх. Вернее, подтянулся, причём сделал это легко, за что мне захотелось дать ему пинка.

— Давай сюда, — наконец скомандовал мне.

Я полезла на стол, но с той стороны, где нет осколков, то есть слева. Это ему тоже не понравилось.

— Вообще-то я босиком.

— Бесите меня.

Он опустился на колени, похлопал себя по плечам.

— Садись.

— Ещё чего? — возмутилась я, вспомнив, что без платья. — Не сяду я на тебя.

— Садись, говорю! Бестолочь, упрямая.

— Не сяду.

— Глеб, — позвал из-за двери Вадим. Мы переглянулись. — Ну что за цирк? Дай нам поговорить с девчонкой. Не тронем, обещаю. Мне бы потолковать глаза в глаза, убедиться, что не лжёт. Только и всего… А? Как тебе такое предложение? Мы довольны, вы довольны. А за пальбу прости, Алексей малость перенервничал. Разойдёмся с миром?

— Он врёт, — покусывая ногти, шепнула я. — Мы уже говорили. Я всё рассказала. Ему не в чем убеждаться. Ничего у меня нет.

— А то без тебя не догадался, — скривил рожу бывший. — Вадя, ответ ты знаешь. Так что пошли вы… Это тоже знаешь куда.

— Дорога у нас одна. А ты воду мутишь, козни какие-то планируешь. Нормально же уживались.

— Ага, порассказывай. Дурак я, что ли? Уламывает как бабу. — Глеб вздохнул, повернувшись ко мне. — Ты полезешь? Или с ними останешься? Я им без надобности. Дождёшься, прибудет подмога и станет весело. Лезешь?

Я хотела съязвить по поводу «уламывает как бабу», но не рискнула. Кивнув, забралась к нему на плечи.

— А почему ты без платья? — невинно поинтересовался он.

Господи… Мог бы промолчать. Ну почему не промолчал?

— А ты у Алёши спроси, — кашлянув, ответила я. — Алёша расскажет. Лапал меня, бессовестный.

Вадим что-то говорил за дверью, но мы его не слушали. По крайней мере, я. Мне хотелось пожаловаться. И Глеб придерживал меня за бёдра, что отразилось на мечтах и фантазии. Вот бы поцеловал меня сейчас… Куда угодно.

— А я уже спросил, — вместо поцелуя и сочувствия заявил Рокотов. И заявил весело. — Алёша сказал: ты сама разделась с превеликим удовольствием. Это правда?

Закончил он уже иным тоном, то есть весёлость была ненастоящей, но я всё равно оскорбилась.

— Лишь бы унизить меня.

— А вот это точно неправда. Так расскажешь поподробнее?

— Знаешь, кто ты?

— Знаю, — усмехнулся он. — Свинья и мерзавец.

Помогая выбраться, Глеб толкал меня в проём. Я убедила себя забыть на время, что задница — это какое-то особое место. Это та же рука или нога. И ничего такого, что его ладони на мне. И бельё совсем не прозрачное. Оно нормальное. В общем, я терпела и кряхтела, выбираясь.

Высунув голову в проулок, увидела какую-то тень, упаси господи рассматривать. Испугавшись получить по мозгам или дырку во лбу, я тут же полезла обратно.

— Что ты творишь? — недоумевал Глеб, пытаясь вновь усадить меня на плечи.

— Там кто-то есть, — шептала я.

— Кто? Прохожий?

— Откуда мне знать? Сам лезь и смотри.

Глеб посмотрел.

— Нет там никого, — потом спрыгнул на стол. Да так, что тот чуть не сломался. — Давай уже садись.

— А эти почему притихли? — спросила я, выбираясь наружу. От страха просто хотелось поболтать. Ещё, конечно, повторно не думать о его ладонях, которые странно придерживали меня за ягодицы, сжимая их. — А если Вадим выбежит? Если они все выбегут? — Эта мысль настолько испугала, что я вновь попыталась вернуться, однако Глеб не позволил.

— Лезь уже, прошу тебя, — простонал он. — Никак они не выйдут, я запер выход.

— А как ты запер?

— Уметь надо. Давай уже.

Он подтолкнул, я наконец выбралась. Разумеется, он выбрался шустрее.

— Идём, — отряхнулся и взял меня за руку.

Я посмотрела на свои босые ноги.

— А туфли?

Его лицо предпочту не вспоминать в эту секунду. Одна туфля нашлась у входа в здание. Вторая, судя по всему, осталась внутри. Глеб развёл руками, я взяла эту единственную туфлю, прижала к груди, прощаясь, и перебросила через кирпичную стену с глаз долой. То, что там бизнес-центр вспомнила запоздало, а у стены, вероятно, располагалась парковка, потому как запищала сигнализация.

— Ей-богу, тебя когда-нибудь убьют, — сказал Глеб. Я только пожала плечами, горюя об утрате любимых туфель.

Потом он вновь взял меня за руку, а я даже не воспротивилась. Поправила плащ и потрусила чуть отставая.

Главное, чтобы он не захотел всерьёз разделаться со мной.