Сениада. Невероятные, но правдивые истории про Сеню

Тиана Каракада́

В обыкновенном селе живёт-поживает простой мужик Сеня. Чтобы достичь своего, он находит остроумные решения, и самое незаурядное событие Сеня всегда готов превратить в эксцентричную ситуацию. А ещё наш герой постоянно находится в контрах со своей женой Клавой. То он отправляет её в аптеку купить золота полкило, то Клава находит в машине мужа интимную подробность его измены и устраивает весёленькую жизнь. Выходит ли Сеня сухим из воды? Сохранит ли Клава семейный очаг, или Сеня женится на другой?

***

Попадались ли вам люди, которых и проучить не грех? Но ругнётся наш брат, махнёт рукой, да и плюнет. Ничего не поделаешь, зацепить такого — себе дороже.

Но с Сеней такой номер не пройдёт. Как говорится, не буди лихо!

Не буди лихо

И надо же было бригадиру серьёзно заболеть во время уборки, в самую горячую для нас, трактористов, пору. Пока Василий Степаныч лечился и отдыхал от больницы в санатории, на его место назначили не кого-нибудь, а Лёньку.

Мало того, что этот плюгавенький мужичонка болтался где-то в хвосте по показателям, что выступал, когда его не просили, угодничал перед начальством, так ещё водились за ним подлые делишки: подставит человека, а сам в кусты. Но, что поделаешь, такие личности всегда нужны руководству.

Принял этот герой командование и тут же созвал бригаду. На собрание! Долго воду в ступе толок, говорил пустое, а в конце потребовал, чтобы отныне мы называли его не лишь бы как, а по имени-отчеству — Леонидом Гавриловичем! Сеня чуть со скамейки не упал и, пряча насмешку, как-то уж очень вежливо, по-школьному, спросил:

— А можно, просто по отчеству?

— Можно, — расслабленный свалившимся на него счастьем, зря разрешил Лёнька.

И Сеня тут же навсегда припечатал ему — Горилыч!

Это было попадание в десятку! Смуглый как цыган, с узким лбом, широкими бровями и чёрненькими глазками, Лёнька и впрямь напоминал обезьяну. Горилыч и есть.

Власть здорово портит человека! Получит вот такое недоразумение малюсенькую должность и возомнит себя великим руководителем: к людям с презрением, товарищей гнобит, выживает, потому что таким выскочкам не нужны друзья. Бей своих, чтобы чужие боялись! И те, кто слаб, начинают уже перед ним заискивать, лизать ему… нет, не руку.

А вот настоящего человека власть не меняет. Тому пример наш Василий Степанович. Когда его бригадиром назначили, он быстро навёл порядок. Дисциплина, бережное отношение к технике, соревнование за лучшие показатели… Да, требует! Но не обижает, даёт заработать. За это и уважаем. Из отстающих — в передовики, премии получаем, путёвки бесплатные, а в конце года зерно. Так и поросят можно дома держать, и птицу. Кстати, Василий Степанович и на стане хозяйство развёл. Построили мы по его проекту свинарник, где каждый год подрывают заборчик весёлые хрюкающие поросята. Огород небольшой развели, а около стана выделил нам Степаныч землю под бахчу. Когда дыни, арбузы созревают, мы урожаи снимаем и поровну делим, домой детишкам везём, вот радости-то! И покупать не надо. Наш Василий Степанович от коллектива не отбивается: и строит с нами, и сажает, и сапой в свободную минутку на бахче бурьян рубит, и при дележе не выпячивается, на равных своё получает. Привыкли мы к такой демократии, как будто, так и надо. Но, видимо, не зря судьба нам этого и. о. Лёньку назначила, что б, значит, не забывались, ценили хорошего человека, своего Василия Степановича.

Не успел Горилыч к должности приступить, как начал крысятничать.

Заехал как-то Сеня на стан, форсунка в его тракторе забилась. Сторож дед Васыль отсыпался после ночи, только волкодавы его во дворе лежали, лениво мух отгоняли. Сенька снял форсунку, начал прочищать, как вдруг краем глаза увидел, что по бахче кто-то ходит. Присмотрелся, а это Горилыч между арбузами петляет, наклоняется чего-то, а зачем, издалека не понять.

Ладно, дождался Сеня, когда Горилыч уедет, и пошёл полюбопытничать, что там такое на бахче. Смотрит, а самые лучшие арбузы накрыты большими лопухами. Ясно-понятно! Это для того, смекнул Сенька, чтобы ночью легко их было найти, эти арбузы. Ну, Горилыч, ну, ворюга! Сеня подавил в себе желание догнать и накостылять ему. Нет, подумал он, с начальством нужно тоньше, деликатнее. Он переложил лопухи на самые невзрачные арбузы, а те, лучшие, отобранные бригадиром, погрузил в мой МТ. Ну да, в мой. Что ж с Сени взять?! Но мы мужикам честно всё рассказали, и они не возразили против такого расклада.

Сеня правильно всё сделал, на второй день помеченных арбузов на бахче не было, только привядшие лопухи валялись. «Ну, ты молоток, Сенька, так Горилычу и надо!» — смеялись в бригаде и ждали скандала, но Горилыч и вида не подал, и шум в бригаде утих.

А и.о. продолжал наслаждаться своей должностью. Особенно ему нравилось речи толкать, о политике рассуждать, политинформации проводить. С умным видом комментирует, а сам дурак дураком.

Есть же люди, их послушать, вроде и правильно говорят, но всё как-то не так, всё мимо. Вот и Горилыч, суслик его загрызи, суетится, бульки пускает, приказывает, а ничего толком не скажет, и без него все знают, что делать. Только воздух сотрясает, да раздражает своей глупостью.

Однажды во время обеда, когда под навесом собралась почти вся бригада, у Горилыча снова случилось словесное недержание. Мы с Сеней предусмотрительно заняли места в конце стола, подальше от этого оратора и сосредоточили всё внимание на борще. Вдруг в далёком потоке слов Горилыча мы чётко услышали фразу:

— А тебя, Сенька, я лишил премии. Да-да-да, за оскорбление начальства! — Он имел в виду себя дорогого. И уж, чтобы никто не сомневался, выкрикнул: — За изобретение глупых кличек! И ещё кое за что… ты, Сенька, знаешь.

После секундной тишины мужики протестующее загалдели. Только Семён молчал, он смотрел и смотрел исподлобья на бригадира, словно запоминая его. Несчастный уже и рад был отменить своё слово, даже залепетал что-то, но все поняли, что Горилыч обречён.

Шли дни, закончилась уборочная, но Сенька не торопился, свинью подкладывать не спешил. Он растил эту свинью, холил и выжидал. Видимо, в его планы не входило просто выставить врага на посмешище, Сенька жаждал крови, он хотел испортить Горилычу жизнь.

И момент настал.

Собрался как-то на рыбалку кум Сашка. Рано-рано утром пришёл он к Закусике червей накопать в низине, где ничего, кроме червей не росло. Тут надо пояснить, что Зинка Закусика и кум Сашка состояли в каком-то — десятая вода на киселе — родстве. И так как никого из родни у них не осталось, Сашка, несмотря на жадный, неуживчивый характер Зинки, поддерживал родственные отношения, заходил к Закусике, проведывал. Там заборчик подправит, там дерево спилит, бочки поднимет из подвала, назад опустит… Эээ, сколько работы для мужских-то рук. За это обещала Зинка на Сашку дом переписать. Да не торопилась, всё выгадывала что-то. Лучше б не обещала ничего, кум по доброте душевной и так помогал бы, силушки у него, как у быка, да и жалко ему было Зинку эту. Но и обещанный дом с участком в тридцать соток не помешает, у кума ребятишек пятеро, пригодится когда-нибудь.

Ну, так вот, когда кум тем утром по двору шёл, бросился ему в глаза белый листочек бумажки, приклеенный к дверям касойки. «Что за хреня, — подумал кум и прочитал корявое: «Сашка не захади Ато угариш У меня печька дымит»

«Вот дурында старая, — посмеялся над глупостью своей тётки кум, — а сама, значит, не угорит?» И вдруг как обухом по голове: а ведь Зинка там не одна! Иначе, с чего?!…

И решил проследить. Какая уж тут рыбалка! Тут охота!

Только спрятался, скрипнула дверь, из касойки, воровски озираясь, вышел… ну, да… Горилыч! В новой белой бейсболке! Конспиратор. Сашка чуть с дерева не свалился. А после рыбалки зашёл к нам и рассказал это весёлое приключение. Потом мы от Клавы узнали, что Зинка была давней любовью Горилыча, они даже встречались, и всё шло к свадьбе, но Зинка обнаружила в кармане жениха губную помаду. Уж как она там оказалась, история умалчивает, только Зинка махом обрубила все концы, и парус Лёньки задрейфовал по морю жизни, так и не пристав ни к какому берегу.

У Сени аж глаза сверкнули. И я понял, чему быть, тому не миновать.

Не мудрствуя лукаво, Сенька подложил в карман Горилыча Клавкину помаду. Не прошло и дня, как, верная своей подлой привычке шарить по карманам Закусика обнаружила улику измены. Как мы узнали? Да у Горилыча под глазом всё было бордово-синим расписано!

И тут Сенька сделал контрольный выстрел. Незаметно сломал он своему недругу вилку в велосипеде и сам напросился заварить её. Выждав, когда Зинки не было дома, а улица была пуста, Сенька разбил ей все окна, сел на стоящий тут же отремонтированный велосипед, и поехал прямо к Горилычу, закатил велосипед ему во двор и смылся. Он правильно рассчитал, что, во-первых, Закусика, как миленькая, придёт именно к нему, Сене. Потому что он, Сеня, — известный на селе стекольщик. А во-вторых…

Накануне прошёл дождик и прибил дорожную пыль, вот разъярённая Зинка по чёткому следу велосипедных шин и пришла прямёхонько к своему полюбовнику.

И разразилась гроза! Давно у нас на магале не было такого скандала! Закусика припомнила Лёньке всё, начиная чуть ли ни с детских лет. Время от времени, услышав на свой счёт очередной эпитет, она набрасывалась как пантера, и била, и царапала нашего бедного и.о., справедливо считая, что ему всё ещё мало. Собравшиеся соседи стояли кружком, переговаривались:

— Хоррроший удар!

— Слабо Зинка бьёт, слабо…

— Нет, нет, смотри, лопатой-то хорошо получилось…

— Чуть точнее бы…

— Ага, и ниже.

— По…

— Взрослые люди!

— Ой, а они даже похожи.

— Бог парует.

Тут и Клава подошла:

— Совет да любовь!

В этот момент Закусика и Горилыч плюнули друг в друга.

— Попали!..

Сенька прищурил один глаз:

— Дурак я. Надо было оставить всё, как есть. Лучше было бы. Не догадался, — впервые услышали мы критику Сени на свой счёт.

— А нет, не лучше! — исправился он, когда Закусика пришла к нему с просьбой застеклить окна, и на радостях заломил ей цену по полной.

— Учитесь, сынки! — подмигнул он мне и куму Сашке, имея ввиду вовсе не ремесло стекольщика, а умение выйти сухим из своей затеи, да ещё и навариться на этом.

Через день Горилыча за драку с бригадирства сняли. И как вы думаете, кого назначили?!

Меня!

А я и не возражал.