Под шепчущей дверью

Ти Джей Клун, 2021

Новинка от автора бестселлера «Дом в лазурном море» Ти Джей Клуна! «Под шепчущей дверью» – забавный, запоминающийся и добрый роман. Это воодушевляющая история о жизни офисного планктона и его попытке построить новую жизнь после смерти. Добро пожаловать на «Переправу Харона». Горячий чай, свежие булочки и щепотка мертвых душ. Когда Жнец пришел забрать Уоллеса с его собственных похорон, тот начал подозревать, что мертв. А когда Хьюго, владелец необычной чайной лавки, пообещал помочь ему переправиться из одного мира в другой, Уоллес наконец-то понял, что его определенно нет в живых. Но даже после смерти ему не хотелось отказываться от своей земной, пусть и не очень интересной жизни. Ему дают ровно неделю на переход. И Уоллес намерен провести эти семь дней так, как всегда мечтал. Финалист премии «Локус». Бестселлер Amazon. Бестселлер New York Times.

Глава 4

Он ожидал, что внутри дом будет выглядеть так же, как и снаружи — мешаниной архитектурных наворотов, малопригодной для проживания и готовой развалиться.

И его ожидания оправдались.

Свет здесь был приглушенным, он исходил от разномастных светильников, привинченных к стенам, и от неприлично большой свечи на маленьком столике у двери. Со сводчатого потолка свисали растения в плетеных корзинках, и хотя ни одно из них не цвело, их запах поражал воображение и смешивался с сильным запахом пряностей, который, казалось, издавали даже стены. Вьющиеся растения доставали до полу, они тихо покачивались на легком ветерке, проникавшем через открытое окно в дальней стене. Уоллес потянулся было к одному из них, внезапно загоревшись желанием ощутить прикосновение листа к коже, но в самый последний момент отдернул руку. Он чувствовал их запах и потому знал, что они действительно здесь есть, даже если глаза обманывали его. Мэй могла дотронуться до него — он все еще ощущал призрак ее пальцев на коже, но что, если ничего другого он не сможет ощутить? Уоллес никогда не был человеком праздным, не останавливался, чтобы понюхать розы, или как там еще говорится по этому поводу. И теперь его одолевали сомнения, пригибавшие его к земле.

Посередине большой комнаты стояла дюжина столиков, столешницы блестели, словно их только что основательно протерли. Стулья, задвинутые под столики, были старыми и видавшими виды, но не ветхими. Они тоже все были разными — некоторые с деревянными сиденьями и спинками, на других лежали толстые, выцветшие подушки. Он заметил даже в одном из углов кресло-мешок. Такие кресла не попадались ему на глаза с самого детства.

Он едва услышал, как Мэй закрыла за ними дверь. Его поразили стены комнаты. Они были увешаны фотографиями и постерами, некоторые из которых были в рамках, а другие крепились кнопками. Он подумал, что эти фотографии что-то означают, но не понимал, что именно. Была здесь фотография водопада во фрактальном облаке радужных брызг. А также снимок острова в лазурном море, деревья на котором росли так густо, что земли не было видно. Имелось и гигантское изображение пирамид, сделанное ловкой, но непрофессиональной рукой. Он обратил внимание и на фотографию какого-то замка на скале: скала была выщербленной и поросла мхом. И на обрамленный постер с вулканом, возвышающимся над облаками: из него горячими арками извергалась лава. Увидел он также городской пейзаж: город застыл на нем в ожидании зимы, его огни были яркими и почти что мерцали, их свет отражался от девственно-чистого снега. Странно, но от всего этого в горле Уоллеса встал ком. Ему вечно не хватало времени на посещение таких вот мест, и теперь он уже не увидит их воочию.

Покачивая головой, он пошел дальше и дошел до занимавшего половину стены справа от него камина, тлеющие угли в котором отбрасывали отблески на стены. Камин был сооружен из белого камня, а каминная полка — из дуба. На полке стояли, лежали маленькие безделушки: вырезанный из камня волк, еловая шишка, увядшая роза, корзиночка с белыми камешками. Над камином висели часы, похоже, неисправные. Секундная стрелка подрагивала, но оставалась на месте. Перед камином стояло кресло с высокой спинкой, с подлокотника свисал тяжелый плед. Все это выглядело… гостеприимно.

Уоллес посмотрел налево и увидел стойку, на которой стояли касса и пустая, темная витрина, к ее стеклу были приклеены скотчем маленькие рукописные таблички, рекламирующие разные виды кондитерских изделий. За стойкой вдоль стены выстроились банки. Некоторые были наполнены тоненькими листочками, другие — разных цветов порошками. Перед каждой банкой был написанный от руки ярлык со сведениями о данном сорте чая.

Над банками, рядом со створчатой дверью с небольшими окошками, висела меловая доска. На ней зеленым и синим мелками были нарисованы олененок, белки и птицы, они окружали меню, казавшееся бесконечным. Зеленый чай и травяной чай, черный чай и улун. Белый чай, желтый чай, ферментированный чай. Сенча, роза, мате, сенна, аспалатус, чага, ромашка. Гибискус, эссиак, матча, моринга, пуэр, крапива, одуванчик… и тут ему вспомнилось кладбище, где Мэй сорвала одуванчик и дунула на него, и прочь полетели маленькие белые пушинки.

По центру доски шел небольшой текст, слова были выведены заостренными буквами с наклоном вправо:

Если ты пьешь чай с кем-то в первый раз, ты для него незнакомец.

Если ты пьешь чай с кем-то во второй раз, ты почетный гость.

Если ты пьешь чай с кем-то в третий раз, значит, у тебя появилась семья.

Все, что предстало здесь его взору, казалось порождением горячечных галлюцинаций. Такого не могло быть в действительности. Оно было слишком… Уоллес никак не мог подобрать точное слово. Он встал перед витриной и смотрел на надпись на доске, не в силах отвести от нее взгляд.

Так он и стоял, пока из стены не выбежала собака.

Он, не веря своим глазам, быстро подался назад и пронзительно вскрикнул. Собака, большая черная дворняжка с белым пятном в форме почти что правильной звезды на груди, бросилась к нему, безудержно лая. Ее хвост яростно мотался из стороны в сторону, она обежала вокруг Мэй, прижимаясь к ней боком и виляя задницей.

— Кто у нас хороший мальчик? — сюсюкала Мэй. — Кто самый лучший в мире мальчик? Ты? Думаю, да.

Пес, видимо соглашаясь с тем, что он — лучший мальчик на свете, радостно лаял. Уши у него были большими и заостренными, одно из них загнулось. Он улегся перед Мэй, перевернулся на спину и задрыгал ногами. Мэй встала на колени, не обращая внимания на то, что была в костюме, и, к ужасу Уоллеса, стала гладить пса по животу. Тот смотрел на Уоллеса, высунув язык. Потом перевернулся и встал.

А затем прыгнул на Уоллеса.

Пес сбил его с ног. Уоллес упал на спину, пытаясь защитить лицо от яростного, горячего языка, лизавшего все открытые участки его тела.

— Помогите! — крикнул он. — Он хочет убить меня!

— Не-а, — отозвалась Мэй. — Он хочет не совсем этого. Аполлон не убивает. Он любит. — Она нахмурилась. — И довольно страстно. Аполлон, нет! Мы не трахаем людей.

И тут Уоллес услышал сухой, хриплый смешок, а вслед за этим чей-то скрипучий голос:

— Обычно он не приходит в такой раж. Интересно, почему это он так возбудился?

И прежде чем Уоллес смог переключить внимание на говорящего, пес спрыгнул с него и направился к закрытой двойной двери за стойкой. Но вместо того чтобы распахнуть ее, прошел сквозь нее, дверь при этом осталась неподвижна. Принявший сидячее положение Уоллес успел увидеть, как исчезает кончик его хвоста. Трос, тянущийся из груди пса, скрывался за стойкой, и Уоллес не понимал, куда он идет дальше.

— Что, черт побери, это было? — вопросил он, слыша, как пес лает где-то в доме.

— Это Аполлон, — ответила Мэй.

— Но… он прошел сквозь стену.

Мэй пожала плечами:

— Ну конечно. Он мертвый, как и ты.

— Что?

— Быстро же ты сюда добрался, — произнес все тот же скрипучий голос, и Уоллес повернулся к камину. При виде старика, изучающе взирающего на него с кресла, он невольно вскрикнул. Старик казался совсем древним, его темно-коричневая кожа была испещрена морщинами. Он улыбнулся, и его крепкие зубы блеснули при свете огня в камине. Брови у него были густыми и кустистыми, седые курчавые волосы походили на легкое облако. Он снова рассмеялся, причмокивая губами. — Хорошая работа, Мэй. Я знал, что ты справишься.

Переминающаяся с ноги на ногу Мэй покраснела.

— Спасибо. Поначалу возникли некоторые трудности, но я все уладила. — Уоллес почти не слушал ее, он продолжал переживать по поводу появления из ниоткуда сексуально озабоченного пса-призрака и старика. — По крайней мере, мне так кажется.

Старик встал с кресла. Он был невысокого роста и немного сгорбленным. Уоллес удивился бы, если бы выяснилось, что в нем есть хотя бы пять футов. Он был одет во фланелевую пижаму и старые тапки. К креслу была прислонена трость. Старик взял ее и, шаркая, направился к Мэй. Остановившись рядом с ней, он посмотрел на сидящего на полу Уоллеса. А потом постучал тростью по его лодыжке.

— А, — сказал он. — Вижу-вижу.

Уоллес не желал знать, что он там видит. Не надо было входить с Мэй в чайную лавку.

Старик спросил:

— Ты вроде как малость шебутной, да? — И снова постучал тростью по Уоллесу.

Уоллес оттолкнул ее:

— Может, хватит?

Но старик не прекратил своего занятия.

— Хочу кое-что объяснить тебе.

— Да что вы… — И тут Уоллес понял. Перед ним, вероятно, Хьюго, тот самый человек, к которому должна была привести его Мэй. Он не Бог, а, как она называет его, перевозчик. Уоллес не знал толком, чего он ожидал; возможно, представлял его в белых одеждах и с длинной бородой, излучающим ослепительный свет и с деревянным посохом вместо трости. А этому старику, казалось, тысяча лет. В нем было что-то такое, чему Уоллес не мог дать определения. И это… успокаивало? Или что-то вроде того. Может, происходящее было частью действа, которое Мэй называет переходом? Уоллес не понимал, зачем его надо бить тростью, но если Хьюго полагает это обязательным, то кто он такой, чтобы возражать ему?

Старик убрал трость.

— Теперь понятно?

Нет, непонятно.

— Наверное.

Хьюго кивнул:

— Хорошо. Вставай-вставай. Нечего рассиживаться на полу. А не то продует. И ты простынешь и помрешь. — Он захихикал, словно очень смешно пошутил.

Уоллес тоже посмеялся, хотя и через силу:

— Ха-ха. Ага. Очень смешно. Я понял. Это шутка. Вы шутите.

Глаза Хьюго блестели от неприкрытого удовольствия.

— Хорошо посмеяться, даже если не в охотку. Когда смеешься, не печалишься. Обычно оно так.

Уоллес медленно поднялся на ноги, с опаской глядя на старика и Мэй. И отряхнулся, понимая, как смешон в их глазах. Выпрямился во весь рост и расправил плечи. При жизни он выглядел довольно устрашающе. И не хотел, чтобы над ним издевались только потому, что он умер.

Он сказал:

— Мое имя Уоллес…

— А ты высокий парнишка, да?

Уоллес моргнул:

— Э… наверное.

Старик кивнул:

— Может, ты сам того не знаешь. Как там наверху погодка?

Уоллес уставился на него:

— Что?

Мэй прикрыла рот рукой, но Уоллес успел заметить, что ее губы растягиваются в улыбке.

Старик (Хьюго? Бог?) снова прошелся тростью по ноге Уоллеса.

— О-ох. Ладно. Все понятно. Думаю, с этим можно работать. — Он, наклонившись к Уоллесу, ущипнул его за бок. Уоллес вскрикнул и оттолкнул его руку. Хьюго, сделав вокруг него круг, покачал головой и снова встал рядом с Мэй, опираясь на трость. — Ничего себе, первое задание, да, Мэй?

— А то. Но вроде бы я достучалась до него. — Она хмуро посмотрела на Уоллеса. — Мне так показалось.

— Ты вообще ничего не сделала, — выпалил Уоллес.

Хьюго кивнул:

— Мы с ним хлопот не оберемся. Сама увидишь. — Он ухмыльнулся. Морщины вокруг глаз стали еще глубже. — Люблю проблемных ребятишек.

Уоллес ощетинился:

— Меня зовут Уоллес Прайс. Я юрист из…

Хьюго не слушал его, он смотрел на Мэй и улыбался.

— Как добралась, дорогуша? Немного заблудилась, да?

— Ага, — подтвердила Мэй. — Мир больше, чем я помню, особенно если действуешь в одиночку.

— Тем он и прекрасен. Но теперь ты дома и потому ни о чем не беспокойся. Надеюсь, какое-то время побудешь у нас.

Мэй кивнула и вытянула руки над головой, в спине у нее что-то громко хрустнуло.

— В гостях хорошо, а дома лучше.

Уоллес предпринял еще одну попытку:

— Мне сказали, я умер от сердечного приступа. Я хочу подать официальную жалобу, учитывая…

— Он довольно спокойно принимает, что помер, — сказал Хьюго, смерив Уоллеса любопытным взглядом. — Они обычно кричат и вопят, да еще и угрожают. Люблю угрозы.

— О, у него свои закидоны, — ответила Мэй. — Но в целом не так уж он и плох. Угадай, где я его нашла.

Хьюго, прищурившись, снова оглядел его.

— Там, где он окочурился. Нет, подожди. У него дома, когда он пытался понять, почему там ничего не работает.

— На его похоронах, — сказала Мэй, и Уоллеса покоробила неприкрытая радость в ее голосе.

— Нет, — выдохнул Хьюго. — Правда?

— Он сидел на скамье и все такое.

— Вау. Это усложняет дело.

— Между прочим, я здесь, — возмутился Уоллес.

— Я заметил, — беззлобно согласился Хьюго. — Но спасибо, что дал нам знать.

— Послушайте, Хьюго. Мэй сказала, вы можете помочь мне. Она сказала, что должна привести меня к вам, потому что вы перевозчик и сделаете… что-то. Признаюсь, я не обратил особого внимания на ее слова, но это несущественно. Не знаю, что у вас тут за дела и кто у вас за главного, но если возможно, я хотел бы не быть мертвым. У меня очень много работы, и потому меня это совершенно не устраивает. У меня клиенты. А в конце недели должно состояться совещание, которое никак нельзя отменить! — выдал он за один присест, его мозг лихорадочно работал. — А в пятницу я обязательно должен выступить в суде. Вам известно, кто я такой? Потому что если известно, то вы должны понимать, что у меня нет времени на все, что сейчас происходит. У меня имеются обязанности, чрезвычайно важные обязанности, которые не могут быть проигнорированы.

— Ну конечно, я знаю, кто ты такой, — сухо сказал Хьюго. — Ты Уоллес.

Уоллес почувствовал такое сильное облегчение, какого никогда прежде не испытывал. Он попал к нужному человеку. Мэй, кем бы — или чем бы — она ни была, похоже, у них мелкая сошка. А вся власть у Хьюго. Всегда, всегда, для того чтобы добиться своего, нужно иметь дело с главным.

— Хорошо. Тогда вы понимаете, что так дело не пойдет. И потому я буду очень благодарен вам, если вы примете необходимые меры, дабы исправить имеющееся положение дел. — А затем, не будучи абсолютно уверен в том, что перед ним не Бог, добавил: — Пожалуйста. Спасибо. Сэр.

— Хм, — произнес Хьюго. — Да это какой-то винегрет из слов.

— Он любит так выражаться, — громко прошептала Мэй. — Может, потому что юрист.

Старик снова смерил Уоллеса взглядом.

— Называет меня Хьюго. Ты слышала?

— Слышала. Может, нам стоит…

— Хьюго Фриман, к вашим услугам. — Старик отвесил самый низкий поклон, на какой только был способен.

Мэй вздохнула:

— Или так…

Хьюго фыркнул:

— Умей радоваться тому, что имеешь. Не вечно же унывать. Так на чем мы остановились? Ах да. Я Хьюго, а ты не рад, что мертв, но не потому что у тебя есть друзья, или семья, или еще какие розовые слюни в сахаре, но потому что должен работать. А собственная смерть причиняет тебя неудобства. — Он немного помолчал, над чем-то раздумывая. — Адские неудобства.

Уоллес расслабился. Он ожидал, что придется спорить и доказывать. И был рад тому, что нет нужды грозить судебным разбирательством.

— Именно. Именно так.

Хьюго пожал плечами:

— Хорошо.

— Правда? — Он сможет вернуться в свой офис самое позднее завтра днем или послезавтра в зависимости от того, как долго ему придется добираться до дома. Придется потребовать, чтобы Мэй доставила его обратно, поскольку у него нет с собой бумажника. Если совсем прижмет, он позвонит на фирму и велит помощнице купить ему билет на самолет. У него, конечно, нет при себе водительских прав, но что-то столь тривиальное не остановит Уоллеса Прайса. В крайнем случае он может поехать на автобусе, но, по возможности, следует избежать этого. Он не работал почти неделю, так что придется нагонять, но это не слишком большая цена за возвращение. Придется как-то объяснить всю эту суету с похоронами и гробом, но он все уладит. Наоми расстроится, потому что ничего из его имущества ей не достанется, ну и черт с ней. Она подло вела себя на его похоронах.

— О'кей, — сказал он. — Я готов. Как мы это проделаем? Вы… что-то произнесете или что? Может, нужно принести в жертву козу? — Он состроил гримасу. — Хотя я очень надеюсь, этого не потребуется. Я плохо переношу вид крови.

— Тебе повезло, — ответил Хьюго. — Козы у нас закончились.

Уоллес вздохнул с облегчением.

— Прекрасно. Я готов воскреснуть. Я усвоил преподанный мне урок. Обещаю лучше относиться к людям и бла-бла-бла.

— Радость, которую я испытываю, не имеет границ, — заверил его Хьюго. — Подними руки над головой.

Уоллес сделал, как было велено.

— А теперь попрыгай вверх-вниз.

Уоллес попрыгал. Трос поднимался с пола и снова опускался.

— Повторяй за мной: Я хочу быть живым.

— Я хочу быть живым.

Хьюго вздохнул:

— Ты должен прочувствовать это. Скажи так, чтобы я поверил.

— Я хочу быть живым! — крикнул Уоллес, прыгая вверх-вниз с поднятыми руками. — Я хочу быть живым! Я хочу быть живым!

— Так-то лучше! — в свою очередь крикнул Хьюго. — Чувствую, что-то происходит. Что-то приближается. Продолжай! Прыгай кругами!

— Я хочу быть живым! — вопил Уоллес, нарезая круги. — Я хочу быть живым! Я хочу быть живым!

— А теперь стоп. Ни в коем случае не шевелись.

Уоллес замер на месте: руки над головой, одна нога поднята, со ступни свисает шлепанец. Он чувствовал, что все получается. Он не знал, как это работает, но это работало. Скоро все закончится. И он вернется к жизни.

Глаза Хьюго расширились.

— Стой так до тех пор, пока я не скажу, что можно расслабиться. И даже не моргай.

Уоллес не моргал. Он стоял совершенно неподвижно. Он сделает все, что угодно, лишь бы все вернулось на круги своя.

Хьюго кивнул:

— Хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты повторял за мной: Я идиот.

— Я идиот.

— И я мертв.

— И я мертв.

— И я никак не смогу вернуться к жизни, потому что это невозможно.

— И я никак… что?

Хьюго согнулся пополам от разбиравшего его скрипучего смеха.

— О. Видел бы ты свое лицо. Такого ни за какие деньги не купишь!

Кожа под правым глазом Уоллеса задергалась, он опустил руки и медленно поставил ногу на пол.

— Что?

— Ты мертв, — сказал Хьюго. — И тебя нельзя оживить. Так не бывает. Честно. — Он толкнул Мэй локтем в бок. — Видишь? Каков придурок. Он мне нравится. Жалко будет, когда он уйдет. Такой смешной.

Мэй посмотрела на дверь.

— Из-за тебя у нас будут неприятности, Нельсон.

— Пфф. Смерть необязательно печальна. Надо научиться смеяться над собой, прежде чем мы…

— Нельсон, — медленно проговорил Уоллес.

— Старик посмотрел на него:

— Что такое?

— Она назвала вас Нельсоном.

— Так меня зовут.

— А не Хьюго.

Нельсон помахал рукой:

— Хьюго — мой внук. — Он прищурился. — И ты не расскажешь ему, что мы тут вытворяли, если ты не враг себе.

Уоллес вытаращился на него:

— Вы это… вы это серьезно?

— Я серьезен, как сердечный приступ, — ответил Нельсон, а Мэй, казалось, поперхнулась. — Упс. Слишком рано?

Уоллес неуверенно шагнул к старику, сам не зная, что собирается сделать. Он ничего не соображал, не мог выговорить ни единого слова. Зацепился за собственную ногу и упал в сторону Нельсона, его глаза расширились, изо рта вырвалось что-то вроде скрипа двери.

Но он не очутился на Нельсоне, потому что тот исчез, и Уоллес рухнул ничком на пол.

Он поднял голову, как раз когда старик снова предстал его глазам. Он стоял у камина и грозил Уоллесу пальцем.

Уоллес, глядя в потолок, перекатился на спину. Грудь у него вздымалась (что было особенно досадно, если учесть, что легкие теперь были ему без надобности), кожу саднило.

— Вы мертвый.

— Мертвее некуда, — согласился Нельсон. — И смерть стала для меня облегчением, правду тебе говорю. Старое тело порядком поизносилось, и, сколько я ни старался, не мог заставить его работать так, как мне хотелось. Иногда смерть — благословение, даже если мы не сразу понимаем это.

И тут раздался еще чей-то голос, глубокий и теплый, произносимые им слова, казалось, имеют вес, и за крюк в груди Уоллеса словно сильно потянули. Ему должно было быть больно. Но больно не было.

Он почувствовал едва ли не облегчение.

— Дедушка, ты снова шалишь?

Уоллес повернулся на звук этого голоса.

В дверях появился человек.

Уоллес медленно моргнул.

Человек спокойно улыбнулся, обнажив невероятно белые зубы. Два передних были чуть кривыми, что странным образом добавляло ему очарования. Он был, вероятно, на дюйм-два ниже Уоллеса, руки и ноги у него были худыми. На нем были джинсы и рубашка с отложным воротником, а поверх этого фартук с вышитыми словами ПЕРЕПРАВА ХАРОНА. Фартук немного топорщился, повторяя очертания небольшого животика. Кожа темно-коричневая, глаза почти орехового цвета с зелеными крапинками. На голове, как и у старика, была прическа афро, только волосы были черными, а не седыми. Он казался молодым; не таким молодым, как Мэй, но определенно моложе Уоллеса. Дощатый пол скрипел при каждом его шаге.

Он поставил поднос, что был у него в руках, на стойку, чайник звякнул об очень большие чашки. Он обошел стойку. Аполлон бегал вокруг него и сквозь его ноги. Человек смеялся, глядя на Уоллеса.

— Я все видел. Это было забавно, правда?

Пес согласно лаял.

Уоллес смотрел на приближающегося к нему человека. Сам не зная почему, он сосредоточился на его руках: пальцы на них были странно тонкими, кожа ладоней оказалась светлее, чем на тыльных сторонах, ногти походили на маленькие луны. Он потер руки и сел на корточки рядом с Уоллесом, хотя и на некотором расстоянии, словно считал его человеком непредсказуемым. И только тут Уоллес заметил, что трос, прикрепленный к его груди, тянется к этому человеку, хотя никакого крюка у того не было. Трос просто исчезал в грудной клетке — там, где должно быть его сердце.

— Привет, — сказал человек. — Вы Уоллес, верно? Уоллес Прайс?

Уоллес кивнул, не в силах произнести хоть что-нибудь.

Улыбка человека стала шире, крюк в груди Уоллеса нагрелся.

— Меня зовут Хьюго Фриман. Я перевозчик. Уверен, у вас есть ко мне вопросы. И я очень постараюсь ответить на них. Но все по порядку. Хотите чаю?