Лихорадка

Тесс Герритсен, 1998

Спасаясь от прошлого, доктор Клэр переезжает вместе с сыном в тихий курортный городок и открывает там частную практику. Но вскоре надежды на спокойную жизнь рушатся: один из пациентов Клэр, четырнадцатилетний мальчик, совершает ужасное преступление. И это только начало цепи необъяснимых вспышек агрессии среди городских подростков. Им хочется убивать, и их гнев оборачивается против близких… Как выясняется, подобные случаи происходят здесь регулярно – два раза в столетие. Клэр понимает, что детьми движет нечто большее, чем просто бунт и жажда разрушения. Должна существовать биологическая причина столь аномального поведения, рассуждает Клэр и шаг за шагом приближается к невероятной правде, невзирая на недвусмысленные предупреждения и угрозы…

5

Тейлор Дарнелл, прикованный наручниками к стулу, барабанил ногами по столу директора — бам, бам, бам! Он даже не повернул голову, когда Клэр и Линкольн вошли в кабинет, и как будто не заметил их присутствия. В комнате находились еще двое полицейских. Посмотрев на Линкольна, они выразительно покачали головой. Их мысли нетрудно было угадать: «Этот парень точно псих».

— Нам только что позвонили из больницы, — сказал один из них, обращаясь к Линкольну. — Учительница умерла.

Некоторое время в комнате было тихо; Клэр и Линкольн молча переваривали страшное известие. Потом Клэр негромко поинтересовалась:

— А где мать Тейлора?

— Она возвращается из Портленда. Ездила туда по делам.

— А господин Дарнелл?

— Думаю, носится в поисках адвоката. Он им понадобится.

Тейлор не только не прекратил стучать ногой по столу, но даже ускорил темп.

Клэр поставила на стул свой чемоданчик и подошла к мальчику:

— Ты ведь помнишь меня, Тейлор? Я доктор Эллиот.

Он не ответил, продолжая отбивать злобную дробь. Что-то в его поведении насторожило Клэр. Это не просто вспышка подростковой ярости. Его состояние скорее напоминало наркотический психоз.

Тейлор вдруг поднял голову и уставился на нее немигающим взглядом хищника. Его зрачки расширились, и радужная оболочка потемнела до черноты. Ощерившись и обнажив клыки, он издал гортанный животный звук — то ли рычание, то ли шипение.

Все произошло так быстро, что Клэр не успела среагировать. Мальчик вскочил на ноги и, волоча за собой стул, кинулся на нее.

От мощного удара, усиленного тяжестью его тела, она завалилась на спину. Тейлор впился зубами в ее куртку, разрывая ткань, потроша подкладку. Пух и перья взметнулись белым облаком и осели на пол. Клэр увидела прямо над собой три перекошенных лица — полицейские оттаскивали мальчишку. Наконец им удалось скрутить Тейлора и усадить его на место, хотя тот не оставлял попыток вырваться.

Линкольн схватил ее за руку и помог подняться.

— Клэр… Господи…

— Все в порядке, — заверила она, выплевывая пух. — Нет, правда, все нормально.

— Он укусил меня! — воскликнул один из полицейских. — Смотрите, кровь!

Даже будучи прикованным к стулу, мальчишка отчаянно сопротивлялся, пытался вырваться.

— Пустите меня! — истошно вопил он. — Я убью вас всех, если вы не отпустите меня!

— Да его, черт возьми, в клетку надо!

— Нет. Нет, здесь что-то серьезное, — проговорила Клэр. — Похоже, у него наркотический психоз. Фенциклидин или амфетамины. — Она повернулась к Линкольну. — Нужно, чтобы мальчика доставили в больницу. Немедленно.

— Пациент слишком активен, — сказал доктор Чапман, рентгенолог. — Боюсь, мы не сможем получить четкую картину.

Клэр подалась вперед, пристально разглядывая на мониторе компьютера первый поперечный срез мозга Тейлора Дарнелла. Каждый снимок — сборище пикселей, сформированное тысячами мелких рентгеновских лучей. Направленные под разными углами на одну и ту же плоскость, лучи распознают жидкость, твердую материю и воздух, которые потом передаются на экране с разной плотностью.

— Видите, как все размыто? — Чапман указал на созданное движением пятно.

— Боюсь, без анестезии мы не сможем его утихомирить.

— Ну, это выход.

Клэр покачала головой:

— У него и так помутнение рассудка. Я не хочу рисковать с анестезией. Мне бы сейчас понять хотя бы общую картину, прежде чем делать поясничную пункцию.

— Вы действительно считаете, что эти симптомы объясняются энцефалитом? — Чапман посмотрел на нее, в его взгляде мелькнул скептицизм.

В Балтиморе она была уважаемым семейным врачом. А здесь ей все время приходилось что-то доказывать. Сколько времени должно пройти, прежде чем ее новые коллеги перестанут сомневаться в ее суждениях и начнут ей доверять?

— Пока у меня нет других вариантов, — ответила Клэр. — Экспресс-анализ на фенциклидин и метамфетамин дал отрицательный результат. Доктор Форест считает, что это явно органический психоз.

Видимо, Чапмана не впечатлили клинические познания доктора Фореста.

— Психиатрию вряд ли можно назвать точной наукой.

— Но я с ним согласна. Последние несколько дней у мальчика начали проявляться тревожные симптомы. Нельзя исключать инфекцию.

— Сколько у него лейкоцитов в крови?

— Тринадцать тысяч.

— Многовато, конечно, но не так страшно. А дифференциал?

— Высокое содержание эозинофилов. На целых тридцать процентов выше нормы.

— Но ведь у него астма, верно? Может, причина как раз в ней. Во всяком случае, я бы не исключил аллергическую реакцию.

Клэр пришлось согласиться. Эозинофилы — разновидность белых телец — обычно размножаются как ответная реакция организма на аллергию и астму. Их высокое содержание может быть вызвано и многими другими болезнями, такими как рак, паразитические инфекции, аутоиммунные расстройства. Иногда выявить причину и вовсе не удается.

— И что теперь? — спросил патрульный, с нарастающим раздражением наблюдавший за ходом врачебной дискуссии. — Можно перевозить его в Центр заключения?

— Нужно провести еще несколько анализов, — ответила Клэр. — Возможно, мальчик серьезно болен.

— Или симулирует. Лично мне этот вариант кажется более правдоподобным.

— Если он болен, может так получиться, что однажды вы найдете его мертвым в камере. Я бы не хотела совершать такую ошибку, а вы?

Вместо ответа полицейский, повернувшись, взглянул на своего подопечного через смотровое окно компьютерного томографа.

Тейлор лежал на спине, с наручниками на запястьях и щиколотках. Его голову закрывала камера томографа, но зато как он сучит ногами, пытаясь вырваться, было видно всем. «А сейчас — самое сложное, — подумала Клэр. — Как заставить его лежать смирно во время поясничной пункции?»

— Я не имею права упустить инфекцию центральной нервной системы, — заявила Клэр. — С учетом повышенного содержания лейкоцитов и изменений психического состояния я вынуждена взять пункцию спинного мозга.

Похоже, Чапман наконец согласился.

— Исходя из того, что я вижу на скане, мы вполне можем приступать.

Они вывезли Тейлора из рентген-кабинета в отдельную палату. Чтобы переложить сопротивлявшегося мальчика на кровать, потребовалась помощь двух медсестер и санитара.

— Переверните его на бок, — велела Клэр. — В положение эмбриона.

— Он не будет лежать спокойно.

— Тогда вам придется сесть на него. Нам необходимо сделать пункцию.

Общими усилиями они перевернули мальчика на бок, спиной к Клэр. Санитар крепко обхватил Тейлора за бедра, заставив подтянуть колени к груди. Одна из медсестер держала пациента за плечи. Лязгнув зубами, Тейлор едва не откусил ей палец.

— Следите за его зубами!

— Я стараюсь!

Клэр нужно было действовать быстро; долго держать мальчика в неподвижности было сложно. Она приподняла больничный халат, обнажив его спину. В такой позе его позвонки отчетливо проступали под кожей. Она в срочном порядке определила место для пункции — промежуток между четвертым и пятым позвонком в поясничной области — и протерла кожу сначала бетадином, потом спиртом. Надев стерильные перчатки, она взяла шприц с местным анестетиком.

— Ввожу ксилокаин. Ему это вряд ли понравится.

Клэр проколола кожу иглой 25 и начала осторожно вводить анестезирующее средство. От первой же обжигающей капли Тейлор взвился в яростном крике. Клэр заметила испуганный взгляд медсестры. Никому из них еще не доводилось видеть такого пациента, и некая жестокая сущность, вселившаяся в тело мальчика, повергала в трепет всех присутствовавших.

Клэр взяла спинальную иглу. Она была размера 22, длиной сантиметров семь и сверкала стальным покрытием; на одном конце красовалась насадка для стекания спинномозговой жидкости.

— Держите его. Я прокалываю.

Она пронзила кожу. Ксилокаин уже подействовал, и пациент не должен был чувствовать боли — во всяком случае пока. Она вводила иглу глубже, направляя ее между позвонками, к твердой оболочке спинного мозга. Она почувствовала легкое сопротивление, затем, когда игла проколола оболочку, раздался отчетливый хлопок.

Тейлор снова вскрикнул и задергался.

— Держите его! Крепче!

— Мы стараемся! Нельзя ли поскорее?

— Я уже почти закончила. Еще примерно минута.

Клэр держала пробирку под насадкой иглы, и вскоре в нее стекли первые капли спинномозговой жидкости. К ее удивлению, жидкость оказалась кристально чистой, без примеси крови, не замутненной инфекцией. Признаки менингита отсутствовали. «Так в чем же дело?» — размышляла доктор Эллиот, аккуратно собирая жидкость в три пробирки для анализов. Образцы сразу же поступят в лабораторию, где исследуют содержащиеся в них клетки и бактерии, глюкозу и белок. Но уже сейчас, глядя на жидкость в пробирках, она знала, что все показатели будут в норме.

Клэр извлекла иглу и наложила повязку на место пункции. Все присутствовавшие в палате, казалось, разом вздохнули с облегчением. Процедура была окончена.

Но к разгадке они не приблизились.

Тем же вечером Клэр обнаружила в крохотной больничной часовне на первом этаже мать Тейлора, застывшую перед алтарем. Они поговорили еще раньше, когда Клэр испрашивала у матери разрешение на поясничную пункцию. Тогда Ванда Дарнелл казалась комком нервов — руки дергались, губы дрожали. Весь день она провела в дороге — сначала отмахала триста двадцать километров до Портленда, где у нее была назначена встреча с адвокатом по бракоразводному процессу, потом, когда полиция сообщила ей страшную новость, в спешке мчалась обратно.

И вот теперь Ванду, казалось, покинули силы, запасы адреналина были исчерпаны. Миниатюрная женщина в мешковатых пиджаке и юбке, она казалась девочкой, которая, изображая взрослую, нарядилась в мамину одежду. Когда Клэр вошла в часовню, госпожа Дарнелл повернула голову и еле заметно кивнула в знак приветствия.

Устроившись рядом, Клэр заботливо коснулась руки Ванды.

— Из лаборатории пришли результаты анализа спинальной пункции, все в норме. У Тейлора нет менингита.

Ванда Дарнелл испустила глубокий вздох облегчения и чуть ссутулилась под слишком объемистым пиджаком.

— Это ведь хорошо?

— Да. И, судя по компьютерной томографии, у него нет ни опухолей, ни признаков кровоизлияния в мозг. Так что и это тоже хорошо.

— Тогда что с ним? Почему он это сделал?

— Я не знаю, Ванда. А вы?

Она напряглась, будто изо всех сил стараясь придумать ответ.

— Он был словно… не в себе. Почти всю неделю.

— Что вы имеете в виду?

— Он был несдержан, злился на всех. Ругался, хлопал дверьми. Я думала, это все из-за развода. Он так тяжело это переживал…

Клэр очень не хотелось затрагивать следующую тему, но она была вынуждена спросить:

— А как насчет наркотиков, Ванда? Дело в том, что они очень сильно влияют на психику ребенка. Как вы думаете, он не мог баловаться чем-нибудь?

Ванда заколебалась:

— Нет.

— Кажется, вы не слишком уверены в этом.

— Нет, просто… — Она сглотнула, и слезы заблестели в ее глазах. — У меня такое чувство, что он стал совсем чужим. Он мой сын, но я едва его узнаю.

— Были какие-нибудь тревожные признаки?

— Он всегда был трудным ребенком. Поэтому доктор Помрой и считал, что у него, возможно, синдром дефицита внимания. В последнее время стало гораздо хуже. Особенно с тех пор, как он связался с этой ужасной компанией.

— С какой?

— Эти ребята живут на нашей улице. Джей-Ди и Эдди Рейды. И еще этот Скотти Брэкстон. У всех четверых мальчишек уже были неприятности с полицией в марте. На прошлой неделе я сказала Тейлору, чтобы он держался подальше от братьев Рейд. Вот тогда у нас произошла первая серьезная стычка. И он ударил меня.

— Тейлор ударил вас?

Ванда уронила голову, словно жертва, стыдящаяся своего унижения.

— С тех пор мы почти не общались. А если вдруг и начинали о чем-то говорить, становилось ясно… — ее голос опустился до шепота, — что ненавидим друг друга.

Клэр заботливо сжала руку Ванды.

— Можете мне не верить, но неприязнь к собственному сыну-подростку абсолютно нормальное явление.

— Но ведь я еще и боюсь его! Вот что самое страшное. Я не только испытываю к нему неприязнь, но и боюсь! Когда он меня ударил, я почувствовала себя так, словно опять живу с его отцом. — Она дотронулась пальцами до губ, словно вспоминая былую рану. — Мы с Полом до сих пор ведем тяжбу. Боремся за опеку над сыном, который не любит ни его, ни меня.

Пискнул пейджер Клэр. Она просмотрела сообщение и увидела, что ее вызывает лаборатория.

— Извините, — сказала она и вышла из часовни в вестибюль, чтобы позвонить.

Трубку снял Энтони, старший лаборант.

— Доктор Эллиот, лаборатория Бангора только что прислала дополнительные данные по анализам Тейлора.

— Есть какие-нибудь положительные реакции по отдельным исследованиям?

— Боюсь, что нет. В крови не обнаружено никаких признаков алкоголя, марихуаны, опиоидов или амфетаминов. Результат отрицательный по всем наркотическим средствам, о которых вы запрашивали.

— Надо же, а я была так уверена, — произнесла она с некоторым недоумением. — Даже не знаю, что еще могло спровоцировать такое поведение. Наверняка там есть еще какое-то вещество.

— Вполне возможно, что есть. Я прогнал его кровь через наш газовый хроматограф, и время удерживания аномального пика составило одну минуту десять секунд.

— Что это значит?

— На какой-то конкретный наркотик это не указывает. Но пик есть, и это свидетельствует о том, что в его крови что-то циркулирует. Вещество может быть вполне безобидным — скажем, пищевая добавка на травах.

— И как узнать, что это?

— Нужно провести расширенный анализ. Лаборатория Бангора с этим не справится, у них нет такого оборудования. Придется забрать кровь еще раз и послать в бостонскую лабораторию. Они могут исследовать на сотни веществ одновременно.

— Давайте сделаем это.

— Понимаете, тут есть проблема. Я еще и поэтому звонил вам на пейджер. Дело в том, что я только что получил указание отменить или прекратить все тесты на наркотики. Подписано доктором Делреем.

— Что? — Она непонимающе покачала головой. — Ведь лечащий врач Тейлора — я.

— Но Делрей пишет указания, которые противоречат вашим. Так что я даже не знаю, что делать.

— Слушайте, я сейчас переговорю с его матерью и проясню ситуацию. — Она повесила трубку и снова направилась в часовню.

Еще не успев открыть дверь, она услышала злобный и резкий мужской голос.

–…Никогда не пыталась контролировать! Дура никчемная, вот ты кто! Неудивительно, что он так разболтался!

Клэр вошла в часовню.

— Что здесь происходит, Ванда?

Мужчина обернулся:

— Я отец Тейлора.

Кризисы в личных отношениях всегда обнажают самое плохое, что есть в людях, но было непохоже, что Пол Дарнелл даже в лучшие времена вызывал симпатию. Совладелец одной из крупнейших аудиторских фирм в Ту-Хиллз, он выглядел куда более стильно, чем его жена, которая, казалось, сжалась до лилипутских размеров в своем бесформенном костюме. Короткая стычка между бывшими супругами, свидетельницей которой оказалась Клэр, давала достаточно четкую картину их бывшего брака: Пол — агрессор, недовольный и требовательный. И Ванда — всегда уступающая и безропотная.

— Так что там с моим сыном и запрещенными веществами? — спросил он.

— Господин Дарнелл, я пытаюсь установить причину сегодняшних событий. Я как раз спрашивала у вашей жены…

— Тейлор не употреблял никаких таблеток. С тех пор как вы отменили риталин. — Он сделал паузу. — Кстати, он прекрасно себя чувствовал, когда принимал риталин. Я так и не понял, почему вы от него отказались.

— Я отменила этот препарат два месяца назад. А перемена в его поведении произошла совсем недавно.

— Два месяца назад у него все было хорошо.

— Нет. Он был усталым и апатичным. К тому же тот диагноз — синдром дефицита внимания — не был подтвержден. Его диагностировать гораздо сложнее, чем, скажем, гипертонию, где все измеряется определенными параметрами.

— Доктор Помрой был уверен в диагнозе.

— К сожалению, синдром дефицита внимания превратился в своеобразную палочку-выручалочку, ведь им так легко объяснить сбои в поведении ребенка. Когда ученик не успевает в классе или становится замкнутым, родители непременно хотят найти причину. Я изначально была не согласна с диагнозом доктора Помроя. А если я сомневаюсь, то предпочитаю не сажать ребенка на лекарства.

— И смотрите, что произошло. Он совершенно отбился от рук. И это длится вот уже несколько недель.

— Откуда ты знаешь, Пол? — прервала его Ванда. — Когда ты последний раз проводил время с сыном?

Пол обернулся к бывшей жене с выражением такой ненависти на лице, что Ванда снова съежилась.

— Это ты во всем виновата, — сказал он. — Я знал, что ты с ним не справишься. Ты, как всегда, все испортила, и теперь нашему сыну грозит тюрьма!

— По крайней мере, это не я дала ему пистолет, — тихо произнесла она.

— Что?

— В школу он принес твой пистолет. Ты хотя бы заметил, что он пропал?

Пол взглянул на жену:

— Маленький сучонок! Как он мог…

— Так не пойдет! — вмешалась Клэр. — Нам сейчас нужно думать о Тейлоре. Найти объяснение его поведению.

Пол обратился к Ванде:

— Я попросил Адама Делрея заняться Тейлором. Он сейчас наверху, проводит осмотр.

Резкое заявление Пола лишило Клэр дара речи. Так вот, значит, почему Делрей стал писать указания; отныне он был лечащим врачом Тейлора. А ее только что отстранили от дел.

— Но его наблюдает доктор Эллиот! — запротестовала Ванда.

— Я знаю Адама и доверяю его мнению.

«Выходит, моему мнению он не доверяет?»

— Адам Делрей мне совсем не нравится, — сказала Ванда. — Он твой друг, а не мой.

— Совсем не обязательно, чтобы он тебе нравился.

— Если он лечит моего сына, то обязательно.

Пол издал отвратительный смешок.

— Ты по этому принципу выбираешь врача, Ванда? Ищешь, кто лучше тебе мозги запудрит?

— Я делаю так, как лучше для Тейлора!

— Да, и именно поэтому он оказался здесь.

У Клэр наконец лопнуло терпение.

— Господин Дарнелл, — одернула его она, — сейчас не время нападать на жену!

Он повернулся к Клэр, всем своим видом выражая презрение и к ней тоже.

— Бывшую жену, — поправил он. И, развернувшись, вышел из часовни.

Она обнаружила Адама Делрея на посту дежурной медсестры. Он сидел за столом и что-то писал в карте Тейлора. Хотя был уже поздний вечер, его белый халат был, как всегда, накрахмален и свеж, и Клэр на его фоне почувствовала себя мятой и неухоженной. Конфуз, который с ним сегодня случился во время приступа у Кейти Юманс, был благополучно забыт, и теперь он смотрел на Клэр с привычной раздражающей самоуверенностью.

— Я как раз собирался звонить вам на пейджер, — сообщил он. — Пол Дарнелл только что принял решение…

— Я уже беседовала с ним.

— О! Значит, вы все знаете. — Он виновато пожал плечами, словно извиняясь. — Надеюсь, вы не принимаете это близко к сердцу.

— Это решение родителей. И их право, — скрепя сердце признала она. — Но поскольку теперь за него взялись вы, я подумала, что вам следует знать: газовый хроматограф показал аномалию в крови мальчика. Я бы посоветовала вам заказать расширенный анализ.

— Не думаю, что в этом есть необходимость. — Он отложил карту и встал из-за стола. — Основные наркотики уже были исключены.

— Но все-таки необходимо установить причину аномалии.

— Пол не хочет дополнительных исследований.

Она озадаченно покачала головой:

— Не понимаю, почему он так противится.

— Думаю, он принял это решение после консультаций со своим адвокатом.

Клэр дождалась, пока он уйдет, и схватила со стола карту. Пролистала ее и остановилась на врачебном дневнике, с нарастающим отвращением вчитываясь в записи Делрея.

История болезни и физическое состояние пациента записаны.

Заключение:

1. Острый психоз вследствие резкой отмены риталина.

2. Синдром дефицита внимания.

Не в состоянии твердо держаться на ногах, Клэр осела на ближайший стул; ее подташнивало. Так вот на чем они собирались строить линию защиты! Мальчик, мол, не отвечал за свои поступки. Во всем виновата Клэр, которая отменила прием риталина, тем самым спровоцировав психический срыв. Мол, виновата одна она. «В результате я окажусь в суде».

Вот почему Пол так не хотел, чтобы в крови его сына нашли следы какого-либо наркотика. Это могло бы снять вину с Клэр.

В волнении она снова пролистала карту на начало и прочитала указания Делрея.

«Отменить полный анализ крови на наркотики и токсины.

Все последующие вопросы и отчеты лаборатории направлять лично мне. Доктор Эллиот лечащим врачом больше не является».

Резко захлопнув карту, она почувствовала, что тошнота усиливается. Теперь на кон была поставлена не только жизнь Тейлора, но и ее практика, ее репутация.

Клэр вспомнила первое правило «перестраховочной медицины»: прикрыть свою задницу. Суда можно избежать, только если докажешь, что не совершал врачебной ошибки. Если подкрепишь свой диагноз данными лабораторных исследований.

Ей нужно было получить образец крови Тейлора. У нее оставался последний шанс добыть его; к завтрашнему дню в крови не останется никаких следов наркотических веществ, и исследовать будет нечего.

Она направилась в подсобку и, открыв нужный ящик, достала шприц для забора крови, спиртовые тампоны и три пробирки с красными крышками. Ее сердце бешено колотилось, когда она шла по коридору к палате Тейлора. Мальчик уже не был ее пациентом, и она не имела права делать это, но ей необходимо было выяснить, какой наркотик, если он все-таки был, циркулировал в его крови.

Дежурный полицейский, стоявший у дверей палаты, приветственно кивнул ей.

— Мне нужно взять кровь на анализ, — сказала она. — Вы не придержите его руку?

Он не слишком обрадовался этой перспективе, но зашел в палату следом за ней.

«Быстро бери кровь и убирайся отсюда». Дрожащими руками она затянула резиновый жгут и сняла колпачок с иглы. «Быстрее, пока тебя не застукали». Она протерла руку Тейлора спиртом, и он тут же злобно заорал, пытаясь освободиться от цепкой хватки полицейского. У Клэр учащенно забилось сердце, когда она проколола кожу и почувствовала едва заметный, долгожданный толчок, сопровождавший проникновение иглы в вену. «Быстрее, быстрее!» Она заполнила одну пробирку, сунула ее в карман халата, затем опустошила шприц в следующую. Оросив ее темной кровью.

— Я не могу его удержать, — заявил охранник, сражаясь с мальчишкой, который продолжал взбрыкивать и ругаться.

— Я заканчиваю.

— Он пытается укусить меня!

— Держите его! — рявкнула она, чувствуя, что почти оглохла от пронзительных воплей мальчика. Наполняя третью пробирку, она наблюдала за тем, как туда стекает кровь. «Еще немного. Давай же! Давай!»

— Что здесь происходит, черт возьми?

Клэр подняла голову, от неожиданности позволив игле выскользнуть из вены. Кровь из ранки капнула на простыню. Молниеносно сняв жгут, Клэр приложила к руке мальчика марлевый тампон. Пылая от стыда, она обернулась к стоявшим в дверях Полу Дарнеллу и Адаму Делрею — оба смотрели на нее с недоверием. За их спинами, тоже глядя на нее, стояли две медсестры.

— Она пришла взять у него кровь, — пояснил охранник. — Мальчишка расшумелся.

— Доктор Эллиот не должна здесь находиться, — заявил Пол. — Разве вы не в курсе последних распоряжений?

— Каких распоряжений?

— Теперь я лечащий врач мальчика, — резко бросил Делрей. — Доктор Эллиот не имеет права даже заходить сюда.

Полицейский смерил Клэр взглядом, в котором безошибочно читалась злоба. «Ты меня подставила».

Пол вытянул руку:

— Дайте мне пробирки с кровью, доктор Эллиот.

Она покачала головой:

— Я должна исследовать причину аномалии. Она может повлиять на ход лечения вашего сына.

— Он больше не ваш пациент! Отдайте мне пробирки.

Она с трудом сглотнула:

— Извините, господин Дарнелл. Но я не могу.

— Это насилие! — Пол развернулся ко всем присутствовавшим в палате, и его лицо побагровело от ярости. — Именно так это называется! Она напала на моего сына с иглой! У нее нет никакого права на это! — Он посмотрел на Клэр. — Отныне с вами будет общаться мой адвокат.

— Пол, — вмешался Делрей, выступая в роли миротворца, — я уверен, доктор Эллиот не хочет осложнять себе жизнь. — Он повернулся к ней и попытался ее урезонить. — Хватит, Клэр. Все это напоминает балаган. Отдайте мне пробирки.

Она взглянула на две пробирки, которые держала в руке; стоят ли они того, чтобы ее обвинили в насилии. Чтобы ее лишили привилегий, которыми она пользовалась в больнице. Она чувствовала, что на нее устремлены взгляды всех присутствующих, они наблюдали за ней и даже наслаждались ее унижением.

Она молча отдала пробирки с кровью.

Делрей взял их с видом триумфатора. Потом, обернувшись к охраннику, строго заявил:

— Мальчик — мой пациент. Ясно?

— Яснее некуда, доктор Делрей.

Никто не сказал ни слова, когда Клэр выходила из палаты, но она знала, что все взгляды направлены на нее. Глядя прямо перед собой, она свернула за угол и нажала на кнопку лифта. Только когда двери кабинки закрылись, она позволила себе запустить руку в карман халата.

Третья пробирка с кровью по-прежнему была там.

Она спустилась на лифте в лабораторию и увидела Энтони, сидевшего за рабочим столом в окружении ящиков со склянками.

— У меня есть образец крови мальчика, — сообщила она.

— Для анализа на наркотики?

— Да. Я сама заполню запрос.

— Бланки вон на той полке.

Она взяла формуляр и нахмурилась, прочитав в шапке: «Лаборатории Энсон».

— У нас что, новая лаборатория? Никогда прежде не видела этих бланков.

Энтони поднял взгляд от жужжавшей центрифуги.

— Мы начали работать с «Энсон» несколько недель назад. Больница заключила с ними договор на выполнение комплексных химических и радиоиммунологических анализов.

— Зачем?

— Думаю, все дело в расценках.

Она бегло просмотрела бланк и отметила пункт: «газовая хроматография/масс-спектрометрия; полный анализ на наркотики и токсины». В графе примечаний, в нижней части бланка, она записала: «Мальчик, четырнадцать лет, с очевидным наркотическим психозом и агрессией. Этот анализ исключительно для моих личных исследований. Результаты направить персонально мне». И поставила свою подпись.

Ной открыл дверь на стук и увидел в темноте Амелию. У нее на виске белела повязка, и было понятно, что улыбаться ей больно. При всех стараниях ей удалось лишь слегка приподнять уголки губ.

Ее неожиданный визит застал его врасплох, и он даже не мог сообразить, что сказать, поэтому просто глазел на нее, тупо, как крестьянин, который встретился лицом к лицу с королевской особой.

— Это тебе, — сказала она и протянула ему маленький сверток в коричневой бумаге. — Извини, не нашла красивой упаковки.

Он взял сверток, не отрывая взгляда от лица девочки.

— Ты в порядке?

— Да, вполне. Ты, наверное, слышал, что госпожа Горацио… — Она запнулась, сглатывая слезы.

Он кивнул:

— Мне мама сказала.

Амелия тронула повязку на своем лице. Он снова увидел, как блеснули в ее глазах слезы.

— Я видела твою маму. В неотложной помощи. Она была так добра ко мне… — Амелия обернулась в темноту, как будто проверяла, не следят ли за ней. — Мне пора…

— Тебя кто-нибудь привез сюда?

— Я пришла пешком.

— Пешком? В темноте?

— Здесь недалеко. Я живу на том берегу озера, прямо за пристанью. — Она отошла от двери, слегка тряхнув светлыми волосами. — Увидимся в школе.

— Постой, Амелия! — Он перевел взгляд на сверток, который держал в руке. — Зачем это?

— Это тебе в благодарность. За то, что ты сегодня сделал. — Она отступила еще на шаг, почти растворившись в темноте.

— Амелия!

— Да.

Ной молчал, не зная, что сказать. Тишину нарушал лишь шорох опавших листьев, ковром устилавших лужайку перед домом. Амелия стояла у самой кромки светового пятна, вырывавшегося из открытой двери, и бледный овал ее лица тонул в ночи.

— Может быть, ты зайдешь? — спросил он.

К его удивлению, она, казалось, задумалась над приглашением. Некоторое время поколебалась между светом и тенью, решая, уйти или остаться. Девочка снова оглянулась, словно испрашивая чьего-то разрешения. Потом кивнула.

Ной с ужасом подумал о том, какой беспорядок царит в гостиной. Мама побыла дома всего пару часов, чтобы успокоить его и приготовить ужин. Потом опять помчалась в больницу проведать Тейлора. В комнате так никто и не прибрался, и вещи валялись там, куда их бросил Ной, вернувшись из школы, — рюкзак на диване, фуфайка на журнальном столике, грязные кроссовки возле камина. Он решил пригласить Амелию не в гостиную, а на кухню.

Они уселись за стол, не глядя друг на друга, — представители разных биологических видов, пытающиеся найти общий язык.

Зазвонил телефон, и она подняла взгляд:

— Ты разве не возьмешь трубку?

— Не-а. Это опять какой-нибудь репортер. Они трезвонят весь вечер, с тех пор как я вернулся из школы.

Звонок принял автоответчик, и, как предсказывал Ной, женский голос проговорил:

— Это Дамарис Хорн из «Уикли информер». Я бы очень, очень хотела побеседовать с Ноем Эллиотом, если это возможно, о его удивительном героизме, проявленном сегодня в школе. Вся страна жаждет узнать об этом, Ной. Я остановилась в гостинице «Озерная» и могла бы предложить вам финансовую компенсацию за потраченное на интервью время, если вас это заинтересует…

— Она хочет заплатить тебе за беседу? — спросила Амелия.

— Бред, правда? Мама говорит, что именно поэтому не следует говорить с этой дамой.

— Но ведь люди хотят узнать об этом. О том, что ты сделал.

«А что я сделал?»

Он пожал плечами, испытывая смущение от незаслуженной похвалы, и прежде всего от похвалы Амелии. Он молча вслушивался в монолог журналистки. Автоответчик пропищал после окончания записи, и на кухне снова воцарилась тишина.

— Теперь можешь открыть. Если хочешь, — предложила Амелия.

Он посмотрел на подарок. Предмет был завернут в обычную коричневую бумагу, однако Ной все равно вскрывал упаковку аккуратно, стараясь не порвать ее. Было бы невежливо драть бумагу на глазах у девушки. Он бережно отклеил скотч и развернул обертку.

Карманный нож не впечатлял ни размерами, ни внешним видом. Ной заметил царапины на рукоятке и догадался, что он уже не новый. Амелия дарила ему нож, которым уже кто-то пользовался.

— Ух ты! — сумел-таки выдавить он с некоторым энтузиазмом. — Какой хороший.

— Он принадлежал моему папе, — сказала она и тихо добавила: — Моему настоящему папе.

Ной поднял взгляд, когда до него дошел смысл ее слов.

— Джек — мой отчим. — Амелия произнесла последнее слово с заметным отвращением.

— Выходит, Джей-Ди и Эдди…

— Они мне не родные братья. Это дети Джека.

— Знаешь, а я, пожалуй, догадывался. Они совсем на тебя не похожи.

— Слава богу.

Ной рассмеялся:

— Да, я бы тоже не хотел такого родственного сходства.

— Мне не разрешают даже говорить о папе, потому что Джека это бесит. Он не выносит, когда ему напоминают о том, что до него у мамы кто-то был. Но я хочу, чтобы люди знали о моем отце. Я хочу, чтобы все знали, что Джек не имеет ко мне никакого отношения.

Он бережно вложил нож в ее руку.

— Я не могу принять этот подарок, Амелия.

— А я хочу, чтобы ты его принял.

— Он слишком много значит для тебя, ведь он принадлежал папе.

— Поэтому я и хочу, чтобы он был у тебя. — Она тронула повязку на голове, словно напоминая о том, что она перед ним в долгу. — Ты единственный, кто не испугался и что-то сделал. Единственный, кто не сбежал.

Он не посмел сделать унизительное признание: «Я хотел бежать, но от страха даже не мог двинуться с места».

Она бросила взгляд на кухонные часы. Испуг промелькнул на ее лице, и она решительно встала из-за стола.

— Я и не знала, что уже так поздно.

Он проводил ее до двери. Амелия едва ступила за порог, как вдруг мощный свет фар прорезал гущу деревьев. Она повернула голову на свет и, казалось, оцепенела, когда к дому с ревом подкатил пикап.

Открылась водительская дверца, и из машины вышел Джек Рейд — хилый, тщедушный человечек с хмурым лицом.

— Садись в машину, Амелия, — бросил он.

— Джек, откуда ты…

— Эдди сказал мне, где тебя искать.

— Но я уже собиралась идти домой.

— Садись в машину сейчас же.

Она тут же замолчала и послушно скользнула на пассажирское сиденье.

Ее отчим уже садился за руль, но вдруг встретился взглядом с Ноем.

— Она не гуляет с парнями, — сказал он. — Ты должен знать об этом.

— Она зашла на минутку, — злобно ответил Ной. — Что в этом такого?

— Ничего такого, парень, просто моя дочь — это запретная зона. — Рейд забрался в кабину и хлопнул дверцей.

— Да она тебе даже не дочь! — закричал Ной; он знал, что его не услышат за ревом надрывающегося мотора.

Когда пикап сделал круг, выруливая со двора, Ной в последний раз увидел профиль Амелии в пассажирском окне и ее испуганный взгляд, устремленный в лобовое стекло.