Лихорадка

Тесс Герритсен, 1998

Спасаясь от прошлого, доктор Клэр переезжает вместе с сыном в тихий курортный городок и открывает там частную практику. Но вскоре надежды на спокойную жизнь рушатся: один из пациентов Клэр, четырнадцатилетний мальчик, совершает ужасное преступление. И это только начало цепи необъяснимых вспышек агрессии среди городских подростков. Им хочется убивать, и их гнев оборачивается против близких… Как выясняется, подобные случаи происходят здесь регулярно – два раза в столетие. Клэр понимает, что детьми движет нечто большее, чем просто бунт и жажда разрушения. Должна существовать биологическая причина столь аномального поведения, рассуждает Клэр и шаг за шагом приближается к невероятной правде, невзирая на недвусмысленные предупреждения и угрозы…

3

Клэр приехала в четыре часа и застала Ноя сидящим на ступеньках у входа в школу. Она спешно приняла двух своих пациентов и сразу же поехала в школу, которая находилась в восьми километрах от ее кабинета, но все-таки опоздала на полчаса; судя по виду, сын злился. Он не сказал ни слова, просто залез в пикап и громко хлопнул дверцей.

— Пристегнись, сынок, — попросила она.

Он потянул ремень и щелкнул замком. Некоторое время они ехали молча.

— Я тебя целую вечность дожидался. Почему ты так поздно? — наконец спросил он.

— Мне нужно было принять пациентов, Ной. А почему тебя задержали?

— Я не виноват.

— А кто же виноват?

— Тейлор. Он становится таким придурком. Не знаю, что на него нашло. — Вздохнув, он откинулся на спинку сиденья. — Я-то думал, что мы с ним друзья. А выходит, он меня ненавидит.

Клэр посмотрела в его сторону:

— Ты говоришь о Тейлоре Дарнелле?

— Да.

— А что случилось?

— Все получилось нечаянно. Мой скейтборд врезался в него. И он тут же набросился на меня с кулаками. Ну, я дал сдачи, и он упал.

— Почему ты не позвал учителя?

— Никого рядом не было. А потом вышла мисс Корнуоллис, и Тейлор вдруг завопил, что это я виноват. — Он отвернулся от Клэр, но она успела заметить, как сын украдкой провел рукой по глазам.

«Он так старается казаться взрослым, — подумала она, ощутив внезапный приступ жалости, — но, в сущности, еще совсем ребенок».

— Она отобрала у меня скейтборд, мам, — тихо произнес он. — Ты не можешь вернуть его?

— Завтра я позвоню мисс Корнуоллис. Но прежде хочу, чтобы ты позвонил Тейлору и извинился.

— Но это он набросился на меня! И он должен извиниться!

— Тейлору сейчас нелегко, Ной. Его родители только что развелись.

Сын взглянул на мать:

— Откуда ты знаешь? Он что, твой пациент?

— Да.

— А что у него?

— Ты же знаешь, я не могу говорить об этом.

— Как будто ты вообще о чем-то говоришь со мной, — пробормотал он и снова отвернулся к окну.

Ей хватило ума не заглотить наживку, поэтому Клэр ничего не сказала в ответ, предпочитая молчание неизбежному спору, который мог бы возникнуть между ними, поддайся она на провокацию.

Наконец он снова заговорил, но так тихо, что она едва разбирала слова:

— Я хочу домой, мам.

— Я тебя туда и везу.

— Нет, я имею в виду домой. В Балтимор. Я больше не хочу здесь жить. Здесь нет ничего, кроме деревьев да всяких стариканов, разъезжающих на своих пикапах. Мы здесь чужие.

— Теперь наш дом здесь.

— А мой — нет.

— Ты и не пытался освоиться на новом месте.

— А разве у меня был выбор? Разве ты меня спросила, хочу ли я переезжать?

— Нам обоим придется привыкнуть к этому городу. Мне тоже нелегко, поверь.

— А зачем нам надо было переезжать?

Крепче сжав руль, она смотрела вперед, на дорогу.

— Ты знаешь зачем.

Они оба это знали. Балтимор они покинули именно из-за него. Подумав о будущем сына, она ужаснулась своим мыслям. Опасные друзья, которых становилось все больше. Участившиеся звонки из полиции. В перспективе — снова залы суда, адвокаты и психотерапевты. Она представила, что ждет их в Балтиморе, и, схватив сына в охапку, опрометью бросилась вон из города.

— Только из-за того, что ты утащила меня в лес, я не стану паинькой, — возразил он. — Я и здесь могу буянить с тем же успехом. Так что вполне можно вернуться.

Она остановилась возле дома и повернулась к сыну:

— Безобразия не помогут тебе вернуться в Балтимор. Либо ты станешь человеком, либо нет. Выбор за тобой.

— Разве я вообще могу делать выбор?

— Можешь, у тебя есть альтернатива. И я хочу, чтобы с этого момента ты делал правильный выбор.

— Ты имеешь в виду то, что сама считаешь правильным. — Он выскочил из машины.

— Ной! Ной!

— Оставь меня в покое! — крикнул он. И, хлопнув дверцей, пошел к дому.

Клэр не последовала за ним. Она сидела, сжимая руль, слишком уставшая и расстроенная, чтобы сражаться с сыном. Она резко сдала назад и вырулила со двора. Им обоим нужно время, чтобы остыть, привести в порядок чувства и мысли. Свернув на шоссе Тодди-Пойнт, она поехала вдоль берега озера Саранча. Вождение в качестве терапии.

Насколько все было проще, когда был жив Питер, — стоило ему скосить глаза, сын уже смеялся. Клэр с тоской вспоминала те дни, когда они были счастливы, были едины.

«Мы осиротели без тебя, Питер. Я скучаю по тебе. Скучаю каждый день, каждый час. Каждую минуту своей жизни».

Сквозь пелену слез посверкивали огоньки прибрежных коттеджей. Она миновала изгиб шоссе, проехала Валуны, и вдруг огоньки стали не белыми, а голубыми, они будто плясали между деревьями.

Оказалось, что возле дома Рейчел Соркин припарковалась полицейская патрульная машина.

Клэр остановилась на подъездной аллее. Во дворе стояли три автомобиля — два патрульных и белый фургон. На крыльце полицейский штата Мэн беседовал с Рейчел. За деревьями мелькали лучи фонариков.

Клэр увидела Линкольна Келли, который вышел из леса. Это его движущийся силуэт выхватил луч прожектора. Линкольн не был высоким, но выделялся своей осанкой, а уверенная поступь добавляла ему солидности. Он остановился и заговорил с патрульным, потом заметил Клэр и направился к ее пикапу.

Она опустила стекло.

— Нашли еще кости? — поинтересовалась она.

Линкольн нагнулся, принеся с собой аромат леса — сосен, земли и дымка.

— Да. Собаки вывели нас к реке, — сказал он. — Этот берег здорово размыло весной после всех наводнений. Поэтому кости и оказались на поверхности. Но, боюсь, дикие звери уже растащили большую часть по лесу.

— Медэксперт считает, что это убийство?

— Это уже не в его компетенции. Кости слишком старые. Теперь ими занимается судебный антрополог. Если хотите, можете поговорить с ней. Ее зовут доктор Оверлок.

Он открыл дверцу, и Клэр выбралась из машины. Они вместе двинулись в темноту леса. Сумерки мгновенно сгустились, превращаясь в ночную мглу. Земля под ногами была неровная, устланная опавшими листьями, и, угодив в заросли кустарника, Клэр споткнулась. Линкольн помог ей удержать равновесие. Он, казалось, не испытывал никакого дискомфорта, прокладывая путь в темноте, и его тяжелые ботинки уверенно ступали по земле.

За деревьями показались огоньки, и до Клэр донеслись голоса и журчание бегущей воды. Они с Линкольном вышли из леса на берег речки. Размытый участок уже был огорожен полицейской лентой, натянутой на колышки, а на брезенте лежали извлеченные из земли грязные кости. Клэр узнала большую берцовую кость и какие-то фрагменты, видимо части таза. Двое мужчин в высоких охотничьих сапогах стояли по колено в воде, осторожно подкапывая берег; на их головах были закреплены фонарики.

Люси Оверлок стояла среди деревьев и разговаривала по мобильному телефону. Она и сама напоминала дерево — высокая и крепкая; Люси, как заправский лесник, надела джинсы и тяжелые ботинки. Ее волосы, почти совсем седые, были стянуты в тугой и строгий конский хвост. Она заметила Линкольна и, устало махнув ему рукой, продолжила свой разговор по телефону.

–…Пока никаких артефактов, только скелетные останки. Но я вас уверяю, это захоронение не подпадает под закон о могилах^[1]. Череп явно принадлежал европеоиду, а не индейцу. Что значит как я определила? Ну это же очевидно! Черепная коробка слишком узкая, и лицо недостаточно широкое. Нет, конечно. Я не берусь утверждать на сто процентов. Но место захоронения — озеро Саранча, а здесь никогда не было поселений пенобскотов. Это племя даже не рыбачило здесь, это озеро для них всегда было под запретом. — Она подняла глаза к небу и покачала головой. — Разумеется, вы можете сами провести осмотр костей. Но сейчас нам необходимо закончить раскопки, прежде чем здесь похозяйничают звери, иначе мы вообще все потеряем. — Она нажала на отбой и сердито посмотрела на Линкольна. — Битва за право первенства.

— Из-за костей?

— Да это все закон о могилах. Охрана индейских захоронений. Каждый раз, когда мы находим останки, индейцы требуют стопроцентного подтверждения, что это не относится к их племенам. Девяносто пять процентов их, видите ли, не устраивают. — Она перевела взгляд на Клэр, которая сделала шаг вперед, чтобы представиться.

— Люси Оверлок, — объявил Линкольн. — А это Клэр Эллиот. Доктор, нашедшая бедренную кость.

Женщины пожали друг другу руки — деловое приветствие двух профессиональных медиков, встречающихся по невеселому делу.

— Нам повезло, что именно вы увидели кость, — сказала Люси. — Кто-то другой мог бы и не догадаться, что она человеческая.

— Честно говоря, я была не совсем уверена, — ответила Клэр. — Рада, что не вытащила вас сюда из-за какой-нибудь коровьей кости.

— Кость определенно не коровья.

— Мы нашли кое-что еще! — крикнул один из стоявших в речке археологов.

Люси вошла по колено в воду и осветила изрытый берег фонариком.

— Вот, — указал археолог, пронзая землю совком. — Похоже, еще один череп.

Люси надела резиновые перчатки.

— Ладно, давайте освободим его.

Мужчина вонзил совок еще глубже в землю и осторожно поддел какой-то ком. Объект упал прямо в руки Люси. Она выбралась из воды на берег. Опустившись на колени, доктор принялась рассматривать драгоценную находку над брезентом.

Это действительно был еще один череп. Аккуратно перевернув его, Люси осмотрела зубы под лучом прожектора.

— Еще один ребенок. Отсутствуют зубы мудрости, — заметила Люси. — Вижу разрушенные коренные зубы здесь и здесь, но пломбы отсутствуют.

— Значит, стоматолог к ним не прикасался, — заключила Клэр.

— Да, кости старые. Тебе везет, Линкольн. Иначе пришлось бы заняться делом об убийстве.

— Почему ты так думаешь?

Она перевернула череп, и свет упал на макушку, откуда лучами расходились трещины; так бывает с вареным яйцом, если по его скорлупе стукнуть ложкой.

— Думаю, сомнений быть не может, — сказала она. — Ребенок умер насильственной смертью.

И тут тишину прорезала трель пейджера — все вздрогнули от неожиданности. В лесной глуши этот электронный звук казался до странности чужим. Сбивающим с толку. Клэр и Линкольн машинально потянулись к своим пейджерам.

— Это мой, — сообщил Линкольн, взглянув на дисплей.

Не сказав больше ни слова, он направился через лес в сторону патрульной машины. Вскоре Клэр увидела за деревьями проблесковые маячки его отъезжающего автомобиля.

— Похоже, что-то случилось, — заметила Люси.

Офицер Пит Спаркс уже был на месте и пытался уговорить старика Верна Фуллера убрать дробовик. Наступила ночь, и первое, что увидел Линкольн, были два отчаянно жестикулирующих силуэта, периодически выхватываемые из темноты светом проблескового маячка патрульного автомобиля Пита. Линкольн остановился на подъезде к дому Верна и осторожно вышел из машины. До него донеслись блеянье овец и неугомонное кудахтанье кур. Звуки действующей фермы.

— Дробовик вам ни к чему, — урезонивал Пит. — Идите в дом, Верн, мы сами во всем разберемся.

— Будто бы вы в прошлый раз разбирались!

— В прошлый раз я ничего не обнаружил.

— Да потому что вы сто лет сюда ехали!

— В чем дело? — поинтересовался Линкольн.

Верн повернулся к нему.

— Это вы, шеф? Тогда скажите этому… этому мальчишке, что я не собираюсь отдавать ему свое единственное средство защиты.

— Я и не прошу сдавать оружие, — устало возразил Пит. — Я просто хочу, чтобы вы перестали им размахивать. Идите в дом и уберите ружье, чтобы никому не навредить.

— Думаю, это разумное предложение, — подтвердил Линкольн. — Мы не знаем, с чем имеем дело, поэтому будет лучше, если вы зайдете в дом и запретесь, Верн. Не уходите далеко от телефона на случай, если придется вызывать подкрепление.

— Подкрепление? — хмыкнул Верн. — Ладно, я так и сделаю.

Полицейские подождали, пока старик, громко топая, зашел в дом и закрыл за собой дверь. После этого Пит сказал:

— Да он слепой как крот. Хорошо бы забрать у него ружье от греха подальше. Каждый раз, приезжая сюда, я так и жду, что он мне башку снесет.

— Так в чем, собственно, проблема?

— Уф! Он уже в третий раз звонит по девять-один-один. Я и по другим вызовам ношусь как сумасшедший, а приходится еще и сюда по полдня таскаться. Он все жалуется, что какой-то зверь охотится на его овец. А я так думаю, он просто видит собственную тень.

— А почему вызывает нас?

— Потому что Департаменту охоты и рыболовства ехать еще дольше. Я здесь уже второй раз за неделю, но никого не обнаружил. Даже следов койота не нашлось. Сегодня я впервые видел Верна в таком состоянии. Поэтому решил позвать тебя — на всякий случай, а то вдруг решит подстрелить меня вместо хищника.

Линкольн бросил взгляд на дом и увидел в окне силуэт старика.

— Он за нами наблюдает. Может, прочешем территорию, чтобы его не расстраивать?

— Он говорит, что видел зверя у хлева.

Пит зажег свой фонарик, и они двинулись по двору в ту сторону, откуда доносилось блеянье овец. Линкольн чувствовал на себе взгляд Верна, который контролировал каждый их шаг. Ладно уж, уважим старика, подумал он. Пусть даже это обернется бесполезной тратой времени.

Вдруг Пит остановился, а луч его фонарика замер на двери хлева. Она была распахнута настежь.

Что-то здесь не так. С наступлением темноты скотные дворы обычно запирали, чтобы уберечь животных.

Линкольн тоже зажег свой фонарик. Теперь они двигались медленнее, освещая путь дрожащими лучами фонарей. У входа в хлев они остановились. Даже в зловонии скотного двора они смогли различить его — запах крови.

Они вошли внутрь. Овцы тотчас заблеяли еще громче — эти звуки тревожили не меньше, чем крики испуганных детей. Пит описал лучом фонаря полукруг, и он выхватил вилы, суетливых кур и овец, трусливо сбившихся в небольшом загоне.

На устланном соломой полу лежал источник дурного запаха.

Пит первым, пошатываясь, вышел из хлева и бросился в кусты — его рвало.

— Господи. Господи, — бормотал он, держась рукой за стенку хлева.

— Это просто мертвая овца, — удивился Линкольн.

— Никогда не видел, чтобы койот делал такое. Все внутренности наружу…

Линкольн посветил фонариком на землю, изучая следы вокруг двери. Но увидел только отпечатки подошв — свои, Пита и Верна Фуллера. Никаких следов. Возможно ли такое, чтобы зверь не наследил?

У него за спиной хрустнула ветка, и он быстро развернулся, обнаружив прямо перед собой Верна с неизменным дробовиком в руках.

— Это медведь, — заявил старик. — Именно его, медведя, я и видел.

— Медведь бы не сделал такого.

— Я же сам видел. Почему вы мне не верите?

«Потому что все знают, что ты ни черта не видишь».

— Он ушел туда, в лес, — сообщил Верн, указывая в ту сторону, где к его участку вплотную подступал лес. — Я шел за ним, пока было светло. Потом потерял его.

Линкольн увидел, что следы его ботинок действительно тянутся к лесу, но Верн несколько раз возвращался и основательно затоптал отпечатки лап зверя.

Он пошел по следам Верна к лесу. У опушки остановился, вглядываясь в темноту. Сплошная стена деревьев казалась непроходимой, и даже луч фонарика не пробивал ее.

Пит уже очухался и теперь стоял рядом.

— Лучше бы подождать до утра, — прошептал он. — Мы ведь не знаем, с кем имеем дело.

— Я уверен, что это не медведь.

— Ну, в общем-то, я не боюсь медведей. Но если это что-то другое… — Пит достал оружие. — Ходят слухи, что на прошлой неделе у водопада Джордан видели пуму.

Линкольн тоже вооружился и медленно двинулся в лес. Он сделал всего несколько шагов, и под его ботинками, словно ружейные выстрелы, затрещали ветки. Внезапно он застыл на месте, вглядываясь в стену деревьев. Казалось, лес сомкнулся вокруг него. Волоски на его загривке встали дыбом.

«Там кто-то есть. Он наблюдает за нами».

Инстинкт самосохранения призывал отступиться. Он попятился, сердце его бешено застучало, а ветки ломались под ногами с таким звуком, словно что-то взрывалось. Только когда Линкольн и Пит выбрались из леса, странное ощущение неминуемой опасности рассеялось.

Они снова подошли к хлеву, где по-прежнему блеяли овцы. Келли еще раз осмотрел следы на земле. И вдруг напрягся, вскинул голову.

— А что находится за этим лесом? — спросил он.

— О, он огромный, — сказал Верн. — За ним шоссе Барнстаун. Несколько домиков.

«Домики, — подумал Линкольн. — Семьи».

Когда Клэр вернулась домой, Ной смотрел телевизор. Раздеваясь в прихожей, она узнала музыкальную заставку из мультика «Симпсоны», звучавшую из соседней комнаты, до нее донеслись громкая отрыжка Гомера Симпсона и раздраженное ворчание Лизы Симпсон. Потом она услышала смех Ноя и подумала: «Как хорошо, что мой сын до сих пор смеется над мультиками».

Зайдя в гостиную, Клэр увидела Ноя, развалившегося на диванных подушках, лицо его по-прежнему озаряла улыбка. Он посмотрел на нее, но ничего не сказал.

Клэр села рядом с ним, положив ноги на журнальный столик, так же как он. «Большие ноги и маленькие ножки», — с умилением подумала она. У Ноя так вымахала ступня, что по сравнению с ее ножкой казалась просто комичной.

На телеэкране невообразимо толстый Гомер носился туда-сюда в цветастом гавайском платье и набивал рот едой.

Ной снова рассмеялся, Клэр тоже. Именно так ей и хотелось провести остаток вечера. Они будут вместе смотреть телевизор, жевать попкорн вместо ужина. Она склонилась к сыну, и они нежно соприкоснулись головами.

— Прости, мам, — извинился он.

— Ничего страшного, милый. Извини, что не смогла приехать за тобой вовремя.

— Звонила бабушка Эллиот. Совсем недавно.

— Да? Она хотела, чтобы я перезвонила?

— Думаю, да. — Некоторое время он молча смотрел на экран, хотя уже пустили рекламу. Потом сказал: — Бабушка хотела узнать, как мы сегодня.

Клэр озадаченно взглянула на сына:

— А что такое?

— Сегодня день рождения папы.

На экране Гомер Симпсон, все в том же цветастом гавайском платье, угнал фургон с мороженым и несся на нем с бешеной скоростью, всю дорогу жадно уписывая сладкую добычу. Клэр рассеянно смотрела мультик, думая о своем. «Сегодня твой день рождения. Прошло всего два года после твоей смерти, а мы уже начинаем по кусочкам, по крохам терять память о тебе».

— О боже, Ной, — прошептала она. — Даже не верится. Я совсем забыла.

Она почувствовала, как его голова тяжело опустилась ей на плечо. И он произнес тихо и пристыженно:

— Я тоже.

Из своей спальни Клэр перезвонила Маргарет Эллиот. Она всегда любила свекровь, и с годами нежность к ней возросла настолько, что Маргарет стала для нее гораздо ближе, чем ее собственные, холодновато-надменные родители. Иногда Клэр казалось, что любви и страсти ее научила именно семья Эллиот.

— Здравствуй, мама. Это я, — приветствовала ее Клэр.

— В Балтиморе сегодня семнадцать градусов и солнечно, — отозвалась Маргарет, и Клэр невольно рассмеялась.

С тех пор как она переехала в Транквиль, сравнение погодных условий стало для них дежурной шуткой. Маргарет очень не хотела, чтобы они покидали Балтимор. «Ты даже не представляешь, что такое настоящий холод, — говаривала Маргарет, — и я буду постоянно напоминать тебе о том, что ты покинула».

— А здесь два градуса, — послушно отрапортовала Клэр. Она выглянула в окно. — Будет еще холоднее. И темнее.

— Ной передал тебе, что я звонила?

— Да. И у нас все в порядке. Правда.

— Точно?

Клэр промолчала. У Маргарет был особый талант угадывать настроение собеседника по одной лишь интонации, и сейчас она уловила некоторую фальшь в голосе невестки.

— Ной сказал, что хочет вернуться, — продолжила Маргарет.

— Но мы только что переехали.

— Ты в любой момент можешь передумать.

— Не сейчас. Я здесь слишком во многое вложилась. В новую практику, в дом.

— Это ведь только материальное, Клэр.

— Нет, все это я делала для Ноя. Я должна остаться здесь ради него. — Клэр немного помолчала, вдруг осознав, что при всей своей любви к Маргарет испытывает некоторое раздражение. Она уже устала от мягких, но настойчивых намеков на то, что ей следует вернуться в Балтимор. — Ребенку всегда нелегко начинать с нуля, но он приспособится. Он еще слишком мал и сам не знает, чего хочет.

— Что ж, думаю, ты права. Ну а как ты? Тебе самой все еще хочется там жить?

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что знаю, как нелегко пришлось бы мне самой на новом месте. Без друзей, без родных.

Клэр посмотрела на себя в зеркало. Ее усталое лицо. Отражение ее спальни, на стенах которой по-прежнему висят картины. Это всего лишь скопище мебели, место для сна, а не уголок родного дома.

— Вдове нельзя без друзей, Клэр, — заметила Маргарет.

— Может быть, отчасти потому я и уехала.

— Что ты имеешь в виду?

— Там я для всех была только вдовой. Я приходила в свою клинику, и меня встречали грустные сочувствующие взгляды. При мне коллеги боялись смеяться или травить анекдоты. И никто, никто и никогда не осмеливался заговорить о Питере. Все как будто решили, что при одном только упоминании его имени я разрыдаюсь.

В трубке воцарилось молчание, и Клэр вдруг пожалела о том, что разоткровенничалась.

— Это не значит, что я перестала скучать по нему, мама, — тихо произнесла она. — Я вижу его всякий раз, когда смотрю на Ноя. Сходство между ними просто поразительное. Я как будто наблюдаю, как взрослеет Питер.

— Да, насчет сходства ты права, — согласилась Маргарет, и Клэр испытала облегчение, что в речи свекрови сохранились теплые нотки. — Питер был довольно трудным ребенком. Кажется, я тебе никогда не рассказывала, что он вытворял в возрасте Ноя. Озорство передалось Ною именно от него, Питера.

Клэр расхохоталась. «Да уж, точно не от меня, занудно-добропорядочной матери, самым серьезным преступлением которой была просрочка техосмотра».

— У Ноя доброе сердце, но ему ведь только четырнадцать, — по-дружески предупредила Маргарет. — Не воспринимай его проделки как катастрофу.

Позже, когда Клэр спускалась вниз, она уловила запах горелых спичек и подумала: «Ну вот. Проделки не заставили себя ждать. Он опять накурился тайком». Она пошла на запах, к кухне, и застыла в дверях.

Ной держал в руке зажженную спичку. Увидев мать, он тут же погасил огонь.

— Я больше не нашел свечей, — сообщил он.

Она молча подошла к столу. Ее глаза наполнились слезами, когда она увидела замороженный торт, который сын достал из холодильника. На одиннадцати свечах танцевали язычки пламени.

Ной чиркнул новой спичкой и зажег двенадцатую свечу на торте.

— С днем рождения, папа, — тихо произнес он.

«С днем рождения, Питер», — подумала она и смахнула слезы. Вместе с сыном они задули свечи.

Примечания

1

Имеется в виду Закон о защите и возвращении могил коренных американцев. Принят в 1990 году.