Выжить, чтобы умереть

Тесс Герритсен, 2012

Детектив бостонской полиции Джейн Риццоли расследует жестокое убийство семьи бывшего банкира. Чудом удалось избежать смерти только приемышу, четырнадцатилетнему сироте Тедди. Мальчик получил сильную эмоциональную травму, ведь всего два года назад его родные были застрелены на своей яхте. Риццоли решает, что лучшим убежищем для него будет школа-интернат «Вечерня», где живут и учатся дети, пострадавшие от насильственных преступлений. Незадолго до приезда Тедди школа принимает еще двоих подростков, и, по странному и жуткому совпадению, они тоже дважды осиротели и дважды выжили во время массового убийства. Над ними словно нависла тень насилия… Но так ли безопасно место, в котором сейчас находятся эти дети? Сомнения Риццоли подкрепляются страшными находками, и вместе со своей подругой и коллегой, патологоанатомом Маурой Айлз она вступает в схватку с изощренным убийцей.

9

Той ночью Мауре не удалось крепко заснуть.

Вероятно, дело было в незнакомой постели, а может, всему виной здешняя тишь, такая глубокая, что, казалось, сама ночь, ожидая чего-то, затаила дыхание. Когда она проснулась в третий раз, уже взошла луна; она светила прямо в ее окно. Маура не стала задергивать шторы, чтобы впустить свежий воздух, и теперь ей пришлось выбраться из кровати, чтобы с помощью штор отгородиться от света. Задержавшись у окна, она взглянула на раскинувшийся внизу сад. Он тонул в лунном сиянии; каменные статуи светились, словно призраки.

«Неужели одна из них только что пошевелилась?» — не поверила своим глазам Маура.

Она стояла, вцепившись в занавески, и пристально глядела на статуи, которые напоминали шахматные фигуры в окружении стриженых кустов. На фоне этого призрачного пейзажа двигалась тонкая фигурка с длинными серебристыми волосами и изящными, как у нимфы, конечностями. По саду прогуливалась девочка.

По коридору мимо ее двери заскрипели шаги. До Мауры донеслись мужские голоса.

–…мы пока не уверены, реальна ли угроза, однако доктор Уэлливер, похоже, убеждена в этом.

— Судя по всему, полиция контролирует ситуацию. Нам остается только наблюдать и ждать.

«Я знаю этот голос», — подумала Маура. Она натянула халат и открыла дверь.

— Энтони! — позвала доктор Айлз.

Энтони Сансоне повернулся к ней лицом. Весь в черном, он стоял рядом с Готфридом Баумом, который был куда ниже его; в слабоосвещенном коридоре Сансоне казался жутковатой, почти зловещей фигурой. Маура обратила внимание на его помятую одежду, усталые глаза и поняла: путешествие было долгим.

— Простите, если я разбудил вас, Маура, — извинился он.

— А я и не знала, что вы собираетесь приехать в школу.

— Мне необходимо решить несколько вопросов.

Сансоне улыбнулся, но усталая улыбка не коснулась его глаз. В коридоре чувствовалось напряжение, которое настораживало Мауру. Его можно было заметить по лицу Готфрида Баума и по холодной отстраненности, с которой Сансоне обратился к доктору Айлз. Он никогда не был открытым, приветливым человеком, и Маура порой даже задумывалась: а вдруг он ее терпеть не может? Сегодня скрытность Сансоне казалась совершенно непробиваемой.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказала она. — Насчет Джулиана.

— Разумеется. Может быть, утром? Я пробуду здесь до вечера.

— Вы приехали так ненадолго?

Он пожал плечами, словно извиняясь:

— Я бы с радостью пробыл здесь дольше. Но свои опасения вы всегда можете обсудить с Готфридом.

— У вас есть какие-то опасения, доктор Айлз? — удивился Готфрид.

— Да, есть. Они касаются того, почему Джулиан оказался здесь. Ведь «Вечерня» не просто интернат и не просто пансион, верно?

Маура заметила, что мужчины переглянулись.

— Эту тему лучше оставить до завтра, — решил Сансоне.

— Мне очень нужно обсудить ее. Пока вы снова не исчезли.

— Мы обсудим ее, обещаю. — Он отрывисто кивнул. — Доброй ночи, Маура.

Озадаченная его отстраненностью, Маура закрыла дверь. В последний раз они беседовали всего два месяца назад, когда он привез Джулиана к ней домой на каникулы. Они немного постояли на веранде, улыбнулись друг другу, и, казалось, Сансоне не хотел уезжать. «А может, мне просто померещилось? — засомневалась Маура. — Разве я когда-нибудь разбиралась в мужчинах?»

Список ее свершений на этом поприще выглядел печально. Последние два года она никак не могла выпутаться из отношений с недоступным для нее человеком; Маура знала, что эта история плохо кончится, но, словно наркоманка, была не в силах устоять. К этому, собственно, и сводится влюбленность — к тому, что мозг подвергается воздействию наркотиков. Адреналина и дофамина, окситоцина и серотонина. Гормональное бешенство, воспетое поэтами.

«Клянусь, на этот раз я буду умнее», — заключила Маура.

Она вернулась к окну, чтобы задвинуть занавески и отрезать лунный свет, еще один известный источник безумия, прославляемый теми же самыми безмозглыми поэтами. Только потянувшись к занавескам, она вспомнила о фигуре, которую приметила раньше. Бросив пристальный взгляд в сад, Маура увидела статуи на фоне серебристого пейзажа, состоявшего из теней и лунного света. Никакого движения там не было.

Девочка исчезла.

«А была ли она там?» — задумалась Маура следующим утром, выглянув в то же самое окно и увидев садовника; он сидел на корточках, сжимая в руке садовые ножницы. Громко и с удовольствием закукарекал петух, провозглашая свои полномочия. Утро казалось совершенно обычным — светило солнце, снова и снова кричал петух. А вчера ночью под лунным светом все казалось совершенно неземным.

Кто-то постучал в дверь. Это была Лили Соул, которая весело приветствовала ее словами:

— Доброе утро! Мы собираемся в антикварном зале. Присоединяйтесь, если хотите.

— А что это за собрание?

— Оно касается ваших тревог по поводу «Вечерни». Энтони сказал, что у вас есть вопросы, и мы готовы ответить на них. — Лили указала в сторону лестничного колодца. — Это внизу, прямо напротив библиотеки. Там нас ожидает кофе.

Зайдя в антикварный зал, Маура поняла, что ее ожидает нечто большее, чем кофе. Вдоль стен были расставлены стеклянные шкафы, наполненные артефактами — резными фигурками и каменными орудиями труда, наконечниками стрел и костями животных. Пожелтевшие таблички говорили о том, что это старинная коллекция; возможно, она принадлежала еще Сирилу Магнусу. В любое другое время она наверняка постояла бы возле этих сокровищ, но сейчас за массивным дубовым столом уже сидели пять человек, требовавших ее внимания.

Поднявшись со своего стула, Сансоне сказал:

— Доброе утро, Маура. Вы уже знакомы с нашим директором, Готфридом Баумом. Рядом с ним госпожа Дюплесси, преподаватель литературы. Наш профессор ботаники, Дэвид Паскантонио. А это доктор Анна Уэлливер, психолог нашей школы. — Жестом он указал на улыбающуюся ширококостную женщину, сидевшую справа от него.

Доктор Уэлливер, на вид шестидесяти с небольшим лет, с непослушной гривой седых кудряшек, в старомодном платье с воротничком-стоечкой, походила на стареющую хиппи.

— Прошу вас, доктор Айлз, — проговорил Баум, указывая на кофейник и блюдо с круассанами и джемами, — угощайтесь.

Когда Маура заняла место рядом с директором Баумом, Лили поставила перед ней дымящуюся чашку кофе. Маслянистые круассаны выглядели очень соблазнительно, однако Маура, глотнув кофе, сосредоточила внимание на Сансоне, который глядел на нее с противоположного конца стола.

— У вас есть вопросы по поводу нашей школы и студентов, — начал он. — Вот люди, которые могут на них ответить. — Кивком он указал на сидевших за столом компаньонов. — Пожалуйста, Маура, скажите, что вас волнует.

Официоз, не характерный для Энтони, а также вся обстановка — шкафы с диковинками и малознакомые люди — нервировали ее.

— Я полагаю, «Вечерня» не подходит для Джулиана, — так же торжественно произнесла Маура.

Директор Баум удивленно приподнял брови:

— Разве он сказал вам, что ему здесь плохо, доктор Айлз?

— Нет.

— Вы считаете, что ему плохо?

Она немного помолчала.

— Нет.

— Тогда что же вызывает ваши опасения?

— Джулиан рассказывал мне о своих соучениках. Сообщил, что очень у многих родственники умерли насильственной смертью. Верно ли это?

Баум кивнул:

— Верно, у многих.

— У многих? Или у большинства?

Он примирительно пожал плечами:

— У большинства.

— Значит, это школа для пострадавших.

— Бог мой, не для пострадавших, — возразила доктор Уэлливер. — Нам больше нравится считать их уцелевшими. У них особые потребности. И мы прекрасно знаем, как им помочь.

— Вы здесь именно поэтому, доктор Уэлливер? Чтобы заниматься их особыми эмоциональными потребностями?

Доктор Уэлливер наградила ее снисходительной улыбкой.

— Во многих школах есть психологи-консультанты.

— Но они не берут специалистов в штат.

— Верно. — Психолог обвела взглядом своих коллег. — Мы с гордостью можем сказать, что в этом смысле мы уникальны.

— Уникальны потому, что специализируетесь на травмированных детях. — Маура оглядела стол. — Точнее, вы их набираете.

— Маура, — заговорил Сансоне, — организации, занимающиеся защитой детей по всей стране, отправляют детей к нам, поскольку мы можем предложить то, на что не способны другие школы. Чувство защищенности. Осознание порядка.

— И осознание призвания? На самом деле вы ведь это пытаетесь им внушить? — Маура бросила взгляд на лица всех шестерых, сидевших за столом. — Вы члены Общества Мефисто. Верно?

— Может быть, не станем менять тему? — предложила доктор Уэлливер. — И сосредоточимся на том, что мы делаем здесь, в «Вечерне»?

— Я как раз и говорю о «Вечерне». Ведь вы используете ее, чтобы завербовать солдат для параноидальной миссии вашей организации.

— Параноидальной? — Доктор Уэлливер изумленно усмехнулась. — Такой диагноз я вряд ли поставила бы кому-нибудь из сидящих в этом зале.

— Общество Мефисто считает, будто зло реально. Вы полагаете, что человечество под ударом и ваша задача защитить его.

— Неужели вы думаете, что мы здесь занимаемся этим? Готовим охотников на дьявола? — Уэлливер потрясенно покачала головой. — Поверьте, нашу роль вряд ли можно счесть метафизической. Мы помогаем детям оправиться от насилия и трагедии. Мы организуем их жизненный уклад, даем безопасность и великолепное образование. Мы готовим их к университету или к тому, чего они сами хотят достичь. Вчера вы были на занятии у профессора Паскантонио. И видели, как заинтересованы были студенты даже таким предметом, как ботаника.

— Профессор показывал им ядовитые растения.

— Именно поэтому они и проявляли любопытство, — заметил Паскантонио.

— Потому что подтекст — убийство? Какими растениями можно умертвить.

— Это ваше толкование. Другие посчитали бы это занятие уроком безопасности. Как узнать то, что может принести вред, и избежать этого.

— Что еще вы здесь преподаете? Баллистику? Криминалистику?

Паскантонио пожал плечами:

— На уроке физики все это вполне уместно. Почему это вызывает у вас возражения?

— Я возражаю, потому как вы используете детей, чтобы удовлетворить собственные интересы.

— В борьбе против насилия? Против зла, которое человек причиняет человеку? — Паскантонио фыркнул. — Вы говорите так, будто мы насильно даем им наркотики и готовим бандитов.

— Мы помогаем им оправиться, доктор Айлз, — проговорила Лили. — Мы знаем, что такое пострадать от преступления. Мы помогаем им найти смысл в боли. Такой же, какой находим сами.

«Мы знаем, что это такое», — сказала она. Да, Лили Соул действительно знает: всех ее родных убили. И Сансоне тоже потерял отца в результате убийства.

Глядя на лица всех шестерых собравшихся здесь людей, Маура ощутила холодную волну догадки.

— Каждый из вас потерял кого-то, — поняла она.

Готфрид печально кивнул.

— Жену, — пояснил он. — Вооруженное ограбление в Берлине.

— Сестру, — подхватила госпожа Дюплесси. — Ее изнасиловали и задушили в Детройте.

— Мужа, — склонив голову, тихо произнесла доктор Уэлливер. — Его похитили и убили в Буэнос-Айресе.

Маура повернулась к Паскантонио, но тот молча смотрел в стол. Он не ответил на вопрос, но в этом не было необходимости. Ответ был написан у него на лице. Внезапно Маура вспомнила о своей сестре-близняшке, убитой всего несколько лет назад. И вдруг поняла: «Я ведь тоже принадлежу к их кругу. Оплакиваю родственницу, погибшую насильственной смертью».

— Мы понимаем этих детей, — продолжила доктор Уэлливер. — Именно поэтому «Вечерня» — лучшее место для них. А может быть, единственное. Все мы похожи. Мы одна семья.

— Пострадавших.

— Не пострадавших. Мы смогли выжить.

— Пусть ваши студенты сумели выжить, — ответила Маура. — Однако прежде всего — они просто дети. И не способны сделать самостоятельный выбор. Не способны возразить.

— Возразить — против чего? — удивилась доктор Уэлливер.

— Против вступления в вашу армию. Вы ведь так о себе думаете — как об армии праведников. Собираете травмированных и превращаете их в воинов.

— Мы воспитываем детей. Учим, как отвести от себя беды.

— Нет, вы держите их там, где они никогда не смогут забыть о своих бедах. Окружая их другими пострадавшими, вы отбираете у них возможность увидеть мир таким, каким его видят обычные дети. Вместо света они видят тьму. Они видят зло.

— Потому что оно существует. Зло, — прошептал Паскантонио. Он сидел на своем стуле, сгорбившись и по-прежнему не поднимая головы. — Доказательства они получают из собственного опыта. Они просто видят то, что, как им уже известно, существует. — Медленно подняв голову, профессор посмотрел на Мауру очень светлыми влажными глазами. — Точно так же, как и вы.

— Нет, — возразила она. — То, что я вижу по работе, — результат насилия. А то, что вы называете злом, — всего-навсего философский термин.

— Называйте как хотите. Эти дети знают правду. Она прожгла след в их памяти.

— Мы обеспечиваем их знаниями и навыками, с помощью которых можно изменить этот мир, — разумно проговорил Готфрид. — Мы вдохновляем их на действия точно так же, как другие частные школы. В военных академиях обучают дисциплине. В религиозных школах — набожности. В колледжах делают упор на науку.

— А в «Вечерне»?

— Мы учим сопротивляемости, доктор Айлз, — ответил Готфрид.

Маура обвела взглядом стол, всех этих миссионеров. А завербованы ими травмированные и уязвимые дети, у которых не было выбора.

Она поднялась с места:

— Джулиану это не подходит. Я найду для него другую школу.

— Боюсь, вы не можете принимать такие решения, — возразила доктор Уэлливер. — У вас нет официального опекунства над мальчиком.

— Я буду ходатайствовать перед властями штата Вайоминг.

— Насколько я понимаю, вы имели такую возможность полгода назад. И отказались от нее.

— Потому как считала, что эта школа подходит для него.

— Это место действительно подходит ему, Маура, — вмешался Сансоне. — Будет ошибкой забрать его из «Вечерни». И вы об этом пожалеете.

Неужели в его голосе послышалось предостережение? Маура попыталась догадаться по лицу Энтони, но, как и прежде, не сумела.

— Это зависит от Джулиана, вы так не думаете? — проговорила доктор Уэлливер.

— Да, разумеется, — согласилась Маура. — Но я обязательно расскажу ему, что именно думаю обо всем этом.

Конец ознакомительного фрагмента.