Клиника доктора Бене Финкеля

Тесла Лейла Хугаева

Эта книга – попытка доказать справедливость движения антипсихиатрии, поставившей целью смену объекта исследования. Отличие нового подхода к антипсихиатрии состоит в отказе от субъективизма экзистенциальной феноменологии, который смешивал границы здоровья и патологии, теряя объективность научного метода. Новый фундамент философии рационализма позволяет четко отделить здоровье и патологию, соединив научный метод и новый объект исследования: психическую энергию сознания вместо физиологии мозга.

Глава 7. Экспериментальная группа доктора Бене

Доктор Бене, как всегда, ушел с утра к Андрюше. Андрей Николаевич по прежнему был очень плох, и до сих пор, спустя уже почти месяц после приступа на защите Леви-Финкеля, все еще не приходил в сознание. Бене был сам не свой. Похудел и помрачнел так, что его можно было не узнать. Он каждый день проводил не меньше часа у Андрюши, надеясь, что его тепло и забота пробудят сознание их доброго пастора.

Коллектив ждал своего главврача в полном составе у него в кабинете. Героем дня был Винцент Григорьевич, который прошлым вечером спас Сашу Тополева, сына Нины Александровны. Уже две недели Саша находился в клинике Финкеля. Его окружили самой нежной заботой. Тамара Тенгизовна делила все свое время между Сашей и Андрюшей Орловым, а последнее время все чаще навещала новую пациентку, пятнадцатилетнюю девочку Мзию Лурия. Ее привез отец неделю назад, и очень просил чтобы девочкой занялся лично доктор Бене. Тамрико напоминала сыну несколько раз в день, но Бенедикт Яковлевич ничего не хотел слышать. Он даже Сашу посетил всего два раза с тех пор, как Нина Александровна с такими трудами уговорила сына лечь в клинику Финкеля. Доктор Бене знал, что должен сделать для Саши все, что в его силах, очень хотел помочь и этой девочке, о которой уже был наслышан, но ничего не мог с собой поделать. У него опустились руки после кризиса Андрюши. Он поймал себя на мысли, что в нем постоянно звучит молитва о его выздоровлении. И пока он не задумывался над этим, это казалось естественным. И вдруг он себя спросил: «Кому я молюсь?». Да, он давно перестал быть позитивистом и эмпириком, а философия рационализма — это философия метафизики.

Сердце Нины Александровны исходило кровью. Она умоляла Леви-Финкеля уделить Саше столько же внимания, сколько он в свое время уделил Андрею Николаевичу. «Бенедикт, ты же знаешь, нельзя упустить время! Психоз разъедает психику словно серная кислота. Надо остановить его на корню, или будет поздно! Прошу тебя!». Он обещал, обнимал ее, целовал, говорил ласковые слова, и обо всем забывал, как только за ней закрывалась дверь. Иступленный крик Андрея все еще стоял в его ушах. Он видел как его стройная маленькая фигура неуклюже падает на пол и бьется в жутких конвульсиях. И синее багровое лицо Манкевича над поверженным святым. «Святым, я назвал его святым. — сказал он себе. — Да, нет сомнений, я становлюсь метафизиком. Вряд ли он святой, но аналогия весьма уместна в поэтическом контексте». И эта сцена, раздиравшая ему сердце, не пускала его совестливую душу подходить к Саше, и к Мзии, о которой тоже говорили, как о девочке-вундеркинде. Леви-Финкель вдруг почувствовал свою вину за то, что втянул в этот эксперимент с когнитивной психологией Андрея Николаевича, и больше уже не смел думать о том, чтобы пробовать гуманистическую психологию на других пациентах. Особенно на Саше, которого любил как своего, и перед матерью которого он чувствовал неподъемную теперь для него ответственность. Но он не смел ей признаться в своей трусости. Он поддакивал, говорил, что обязательно им займется, но в душе его зрела уверенность бросить не только свой новый метод, но и закрыть клинику вообще. Он знал, что не переживет гибели Орлова, и потому молчал о своих намерениях, пока они не прояснились окончательно. А время шло, и Андрюше не становилось лучше. Он почти не спал, и приходилось колоть большие дозы нейролептиков. Чем больше он принимал нейролептиков, тем меньше было шансов на обратимость психоза, потому что нейролептики разрушали мозг. Но Андрей был постоянно перевозбужден, и мог просто умереть без фармакологии. Стали уже даже говорить о необходимость ввести его в искусственную кому, если он не начнет спать хотя бы немного. Все это буквально уничтожало Бенедикта Яковлевича, который стал походить на тень самого себя.

Пока Леви-Финкель наносил очередной грустный визит в камеру своего друга и пациента, Винцент Григорьевич совсем не печалился. Он был счастлив, что смог заслужить внимание и благодарность Нины Александровны, когда спас Сашу из под колес грузовика. Доктор Бене разрешил ему вчера выйти в город, чтобы развлечься, хоть поставил условием бдительный надзор Винцента Григорьевича. Петров был рад услужить Нине Александровне. Никто не ожидал, что Саша просился на прогулку, имея в голове план. Он сделал попытку бросится под грузовик, и Винцент Григорьевич, в самое последнее мгновенье успел отбросить своего питомца назад, сильно повредив себе ногу при падении. Сейчас он сидел с перевязанной ногой, и хвастал своими костылями. Нина Александровна обняла и поцеловала давнего поклонника.

Конец ознакомительного фрагмента.