Игра в кроликов

Терри Майлз, 2021

С раннего детства К. искал во всем скрытые связи и закономерности, разгадывал головоломки. И вот, после психотравмы, ОКР и трагической гибели родителей, он увлекается опасной игрой «Кролики», окруженной противоречивыми слухами. Говорят, что игре тысячи лет, а может, это и не игра вовсе. Главное, что ее победитель становится легендой и баснословно обогащается. Однажды К. посещает один из победителей «Кроликов» и просит о помощи. Распутывая клубок околоигровых тайн, К. вплотную подбирается к секретам собственной семьи, не зная, что по пятам за ним идет Тьма.

9. Все, что не связано с «Кроликами»

— Очень интересно. — Фокусник ставит видео на паузу нажатием на пробел.

Мы поехали к нему сразу после разговора с Табитой. Фокусник пересмотрел видео три раза подряд.

— Это связано с «Кроликами»? — спрашиваю я, стараясь скрыть свое возбуждение.

— Весьма похоже, — отвечает он, — но сказать сложно. Нужно подумать.

И с этими словами он выставляет нас из кабинета и закрывает дверь.

«Это связано с “Кроликами”»?

Фокусник часто слышит от меня этот вопрос.

Впервые я задаю его в день нашего знакомства.

Представьте: я учусь на последнем курсе, но вместо учебы и среднего балла меня интересуют одни только игры. К счастью, оставшаяся с детства способность запоминать детали помогает заучивать всякие даты и имена, так что я умудряюсь не слететь со стипендии. А пока мне платят стипендию, можно не думать о работе, а значит — больше играть.

Разумеется, к Фокуснику меня тоже приводят игры.

— Что это? — спрашиваю я в день, когда все началось.

— Четвертый «Визард Квест». Липовый Apple II его как раз потянет.

Эндрю Гошалюк вытаскивает дискету из коробочки, похожей на маленькую картотеку, и вставляет ее в бежевый дисковод родом из прошлого сто — летия.

— Сколько этому компу лет?

— Если коротко, то до хрена.

Эндрю немного полноватый, среднего роста блондин с густой шевелюрой. На носу у него красуются большие очки в золотой оправе — такие постоянно носят всякие серийные убийцы. Мы познакомились в старших классах школы и вместе поступили в Вашингтонский университет. Он специализируется на информационных технологиях, а я получаю степень бакалавра английской литературы, попутно изучая теорию игр.

Эндрю с отцом переехали из Лондона, когда его мать с сестрой погибли при крушении поезда. Изначально мы подружились из-за любви к играм, но потом у меня тоже погибли родители; мы оба пережили тяжелую трагедию — и в университете стали закадычными друзьями.

В школе мы были хардкорными геймерами. Играли во все, начиная с «Легенды о Зельде» и «Файнал Фэнтези» и заканчивая «Риском», шахматами и го. Но больше всего нам нравились ролевые игры. А самыми любимыми из них были Dungeons & Dragons и Traveller.

После поступления в университет ничего особо не поменялось. Мы постоянно во что-то играли, только иногда ходили на вечеринки и концерты, от которых не смогли отвертеться.

На тот момент прошло уже немало лет после случая с Эмили Коннорс, рассказавшей мне про «Кроликов» — тайную игру, связанную с вымершими дятлами и неподписанными титрами фильма; после поездки, во время которой странный голос пробился сквозь шум помех «Ночной радиостанции» — голос, то и дело появляющийся во снах, повторяющий одну и ту же фразу, те же слова, что мы услышали в ту ночь на темной петляющей дороге, — слова, которые, как выяснится позже, тесно связаны с таинственной игрой, неофициально прозванной «Кроликами». «Дверь открыта».

Я сталкиваюсь с ней во второй раз вскоре после той самой лабораторной по информатике, во время которой мы с Эндрю Гошалюком играем в «Визард Квест» на древнем компьютере.

— Смотри. — Он нажимает на клавишу ввода, загружая игру.

В самом центре экрана появляется небольшое окошко с весьма примитивной анимацией — волшебник в фиолетовой одежде разбрасывает какие-то семена, — но сама игра почти полностью текстовая.

Нажимая на стрелки, Эндрю проводит персонажа по первому уровню подземелья. Из крошечного динамика компьютера доносится классическая восьмибитная музыка: короткая закольцованная мелодия со средневековым мотивом.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, хотя на самом деле не особо рвусь уточнять. Эндрю любит копаться в компьютерных играх, и частенько его заносит.

— Угадай. В игру играю.

— В коридорник, выпущенный в семидесятых?

— Да ладно тебе, К, ты только глянь!

— Смотрю. Что дальше?

— А то, что тут все на библиотеках построено. А это уже начало восьмидесятых!

— А, ну ладно. Можно кое-что уточнить?

Эндрю откидывается на кресле и дожидается моего вопроса.

— Кому не по фигу?

Эндрю улыбается.

— Очень смешно.

— Я не шучу. На фига ты играешь в это говно? — Я искренне злюсь на него. Мы до сих пор не закончили играть в «Дракенгард», хотя почти добрались до финальной битвы.

— Ага, так вот что тебе интересно!

— Да-да, — говорю я, чтобы он побыстрее перешел к делу. — И вообще, ты же вроде хотел разобраться с игрой, про которую говорили Беверли с Тревисом?

— Именно, — улыбается Эндрю, нажимая на ввод, и добавляет: — Этим и занимаюсь.

Картинка на экране меняется. Теперь там два окошка: в одном — простой текст, в другом — длиннорукий монстр.

— Блин, скажи уже, что ты делаешь, а? У меня через час проверочная по французскому, — не выдерживаю я. Французский меня убивает. Слова и отдельные фразы даются мне без проблем, а вот произношение и общая структура языка — нет.

Эндрю встает и потягивается.

— Увы, не могу тебе посочувствовать. У меня в этом семестре астрофизика.

— А говорили, что французский — язык любви.

— Слышал что-то такое.

— Он уничтожает меня изнутри.

— Ага, знакомая ситуация. О, смотри. — Картинка на экране меняется, и Эндрю жестом предлагает мне занять его место.

Присев, я склоняюсь к монитору.

— Ни фига себе, откуда он тут?

— А ты как думаешь?

— Это фейк.

— Не-а.

— Кончай врать.

— Я не вру, mon copain. Твои глаза тебя не обманывают.

— С чего ты это взял?

— Проверил.

— Серьезно?

— Серьезнее некуда.

Я снова смотрю на игру.

— Да быть того не может.

Потому что я знаю монстра, стоящего передо мной, — одного из многих созданий, что появляются в «Визард Квест». В детстве все мы тысячи раз видели и его имя, и характерные торчащие во все стороны волосы.

С экрана на меня смотрит главный герой игры, которая появилась лишь в девяностых — десять лет спустя после выхода «Визард Квест».

Это Соник — еж из одноименной серии игр.

Эндрю начал играть в четвертый «Визард Квест», потому что искал информацию о другой игре, про которую ему рассказали наши общие друзья, Тревис и Беверли. Они узнали о ней от знакомых из Массачусетского технологического института; эта игра существовала в реальности — ходили слухи, что с ее помощью правительство вербует секретных агентов.

Честно сказать, мы им поверили.

В фильмах и книгах восьмидесятых, выпущенных во время холодной войны, часто встречался мир, в котором компьютерные игры пересекались с реальностью — тут и «Военные игры», один из первых фильмов про хакеров, и «Игра Эндера» — военный научно-фантастический роман Орсона Скотта Карда. Игры в них были инструментом, с помощью которого обучали солдат и разбирались с масштабными кризисами, будь то мировая война или угрозы национальной безопасности.

Меня опьяняла мысль, что такая игра — игра, в которой реальная жизнь становится главным местом действия, — действительно существует. Ведь за это мне и нравились ролевые игры наподобие Dungeons & Dragons — только здесь все было в тысячу раз лучше.

Как же мне хотелось, чтобы эта игра оказалась настоящей.

Эндрю считал, что аномалия с Соником была ее частью, хотя мы понятия не имели, как это удалось провернуть.

Если он был фейком, то мы наткнулись на работу простого хакера с очень странной комбинацией интересов и навыков. Но если нет, то Эндрю обнаружил занятный анахронизм: Соник стал персонажем игры, выпущенной чуть ли не за десять лет до того, как гении из компании «Сега» разработали его образ.

Мы сразу же кинулись в бой и попытались выяснить, в чем же дело.

Может, это просто безумное совпадение? Мы расспросили всех, кто хоть как-то разбирался в гейм-дизайне и истории видеоигр, но не нашли от — вета.

Тогда мы позвонили в «Сегу», но они не знали, о чем мы говорим, и не особо рвались разбираться. Люди, хоть чуточку знакомые с индустрией видеоигр, считали, что мы показываем им подделку. А всем остальным было попросту наплевать.

Кроме меня.

Чувство было непонятным — но очень знакомым. Оно напоминало об аварии, в которую мы попали с сестрами Коннорс, о той ночи, когда мне рассказали о «Кроликах», еще одной таинственной игре.

Интереса Эндрю не хватило надолго. Он обожал раскапывать всякие крутые загадки, но вот решать их? Слишком сложно, увольте. Вскоре он переключился на новую головоломку, связанную с какой-то рекламной кампанией «Рибок», — и оставил меня с Соником один на один.

Эндрю из игры выбыл — но для меня все лишь начиналось.

— Что все это значит? — спрашиваю я худощавую брюнетку в очках с заостренной оправой, выполненной под кошачий глаз. Она лежит на спине, забросив ноги на спинку потертого кожаного дивана — единственного в заваленной хламом однушке, где мы собрались. Это Беверли; она читает распечатанное руководство по «Визард Квест», найденное в интернете.

— Не знаю, — отвечает она, поворачиваясь к симпатичному чернокожему парню в кепке «Балтимор Ориолс» и футболке с изображением радио и подписью: «Включи Eagles погромче, а то соседям не слышно». — Есть идеи, Тревис?

— Может, это часть игры? — предполагает тот, попутно внимательно вглядываясь в экран компьютера.

— Какой? — спрашиваю я. — Которую ЦРУ устраивает?

— Все не так просто, К, — говорит Беверли, соскакивая с дивана и подходя к столу, за которым сидит Тревис. — Тут явно замешано что-то еще, что-то совсем другого масштаба. — Отодвинув кресло, она усаживается рядом с Тревисом.

— В смысле? — спрашиваю я, но они будто не слышат, просто перешептываются о чем-то, разглядывая Соника и написанный рядом с ним текст.

Где-то через минуту Тревис встает, фотографирует пиксельное изображение, а потом с улыбкой поворачивается ко мне.

— Пора идти к Фокуснику.

Спустя полчаса я впервые оказываюсь в его зале игровых автоматов.

Фокусник сначала изучает фотографию, а затем переходит на распечатанную инструкцию.

Закончив с ними, он встает из-за стола, подходит к двери кабинета и захлопывает ее.

Вернувшись, он садится обратно, ставит на стол локти и медленно сцепляет пальцы в замок.

— Что именно вы знаете об игре?

Тревис с Беверли тут же бросаются пересказывать свои любимые теории — что обязательно нужно выискивать закономерности, встречающиеся по жизни, и смотреть, к чему они приведут; что никто не знает, существует игра или это лишь вымысел; что с ее помощью ЦРУ (или АНБ) вербует себе агентов; что некоторые люди играют, а другие лишь наблюдают за ними.

Фокусник просто сидит и слушает, пока Тревис с Беверли не заканчивают болтать.

— Еще что-нибудь? — спрашивает он.

— Ну, играть в нее крайне опасно. Говорят, — тут Тревис переходит на шепот, — что люди из-за нее умирают.

В памяти тут же встает ночь аварии, пикап Энни и Эмили Коннорс. К лицу мгновенно приливает кровь, но я изо всех сил сдерживаю эмоции и стараюсь не обращать внимания на воспоминания, мелькающие перед глазами, как отрывки боевика.

Когда я поднимаю взгляд на Фокусника, он уже смотрит на меня, бесстрастно разглядывая.

— В общем, да — непонятно, существует игра или нет, — говорит Беверли. — По крайней мере, никаких доказательств нет.

— Ну, — произносит Фокусник, переводя взгляд на Беверли с Тревисом, — у игроков они определенно найдутся.

Он замолкает, давая возможность переварить услышанное.

Неужели игра — не вымысел и кто-то в нее играет? Неужели Эмили Коннорс говорила тогда именно про нее?

Взгляд Фокусника чем-то напоминает мне Эмили Коннорс, вглядывающуюся в ночь.

— Это связано с «Кроликами»? — спрашиваю я.

Фокусник оборачивается; смотрит на меня с удивлением.

— Откуда ты знаешь о «Кроликах»? — Удивление сменяется полуулыбкой, которую невозможно разгадать.

— Не помню, — вру я.

Мне совершенно не хочется делиться своей историей с каким-то едва знакомым конспирологом из зала игровых автоматов.

Фокусник обдумывает мои слова, а затем кивает Тревису и Беверли.

— Что вы знаете о «Кроликах»?

— А что это? — спрашивает Тревис.

— Ничего не знаем, — говорит Беверли, с уважением глядя на меня. — Погодите, значит, это так игра называется? «Кролики»?

Фокусник вновь смотрит на меня, а когда понимает, что сказать мне нечего, то продолжает сам:

— У игры нет официального названия, но неофициально… да, неофициально ее называют «Кроликами». Ведь нужно как-то отличать ее от всего остального.

— От всего остального? — спрашиваю я.

— От всего, что не связано с «Кроликами».

Игра заинтересовала меня с того самого дня, когда мы попали в аварию с Энни и Эмили Коннорс, но именно в кабинете Фокусника интерес перерос в абсолютную одержимость. Он стал вторым человеком, который упомянул «Кроликов» в контексте игры и тем самым словно подтвердил, что я ничего не выдумываю: ни подслушанный разговор между сестрами, ни странное ощущение, охватившее меня в тот момент.

С той самой ночи в машине меня преследовала мысль, что разговор о «Кроликах» мне или послышался, или почудился, но в кабинете Фокусника что-то в голове вдруг щелкнуло, и до меня дошло то, что раньше казалось немыслимым.

Что «Кролики» могут оказаться правдой.

…

— Да это явно подделка. Может, пиратка какая-нибудь, — говорит Тревис.

— В руководстве про Соника ни слова, — соглашается Беверли, помахивая распечатанным буклетом.

Фокусник вновь изучает фотографию, которую показал ему Тревис, а потом откидывается в кресле.

— Принесите мне все, что вы раскопали.

— Хорошо, — говорю я. — Тогда я через пару дней заскочу…

— А почему не сейчас? — спрашивает Фокусник.

— Эм, — отзываюсь я, — а что, надо прямо сейчас?..

— Если можешь, — говорит он.

Не знаю почему, но этот момент кажется мне решающим. Чего хочет Фокусник? Поскорее увидеть аномалию своими глазами — или узнать мое отношение к «Кроликам»? Что мной движет — желание докопаться до истины или праздное любопыт — ство?

Эндрю растерял интерес, столкнувшись со сложностями, и Беверли с Тревисом вскоре последуют его примеру, но для меня все лишь начинается. Это отнюдь не праздное любопытство.

— Вернусь через полчаса, — говорю я.

Я успеваю за двадцать минут.

Мне очень хочется докопаться до истины.

Мне безумно интересно, что Фокусник скажет при виде игры, но когда я возвращаюсь, до сих пор не переведя дух после велосипеда, он просто выхватывает у меня дискету и закрывает дверь перед носом.

Не успеваю я постучать, чтобы уточнить, когда возвращаться, или хоть узнать, что он собирается делать, как за спиной вдруг раздается чей-то негромкий голос:

— Он позвонит, если что-то найдет.

Я оборачиваюсь — и впервые встречаю Хлою.

Ей двадцать, без нескольких недель двадцать один. Волосы светлые, почти белые, непослушные, коротко, неровно остриженные. На плечах рваная светло-серая куртка, накинутая поверх белой футболки с розовой кассетой на груди. Мерцающие огни игровых автоматов отблескивают в ее глазах, когда она улыбается уголком губ и спокойно, равнодушно бро — сает:

— Привет.

— Привет, — говорю я. — Меня зовут К.

— Хлоя, — отвечает она и пожимает мою руку так, словно только что прошла собеседование.

— Ты здесь работаешь? — спрашиваю я.

— Подрабатываю, — отвечает она, и мы спускаемся по лестнице в главный зал. — Любимая игра?

— «Роботрон», — говорю я.

— У нас есть «Роботрон». Осталось только дождаться, когда привезут новый монитор. — Она бросает монетку в «Кентавр» — пинбольный автомат, похожий на стол.

— Круто, — говорю я.

Пару минут я наблюдаю, как Хлоя играет в пинбол. Не отпускает мысль, что нужно сказать что-нибудь интересное, показать, что мы с ней на одной волне.

— А ты знала, что устройство контроля стола в пинбольных автоматах изобрел Гарри Уильямс? — спрашиваю я и мгновенно об этом жалею.

Кому это вообще интересно?

— Нет, не знала, — отвечает она, оттягивая рычаг и запуская шарик на поле.

Она направляет шарик, подталкивая стол бедрами, чтобы задать нужную траекторию. Получается у нее мастерски.

— А ты давно здесь работаешь?

— А ты давно интересуешься «Кроликами»? — спрашивает она, пропустив мой вопрос мимо ушей. Такова Хлоя — пустые разговоры ее не интересуют, она не заводит их и поддерживать тоже отказы — вается.

— Да не то чтобы прямо интересуюсь. Просто любопытно.

— Правда? — Она до сих пор не потеряла ни одного шарика. — Ну, удачи. — Вовремя толкнув стол, она спасает шар от падения, попадает по сложной цели, и на поле выскакивают дополнительные шары.

Фокусник связывается со мной через три дня.

Вернувшись в зал, я застаю его за игрой в «Звездный дозор».

Его выпустили в 1984-м по следам куда более успешного «Логова дракона». Игры похожи и по стилю, и по геймплею: обе строятся на прохождении анимационных сцен, нарисованных легендарным Доном Блутом, и в обеих нужно запоминать последовательности, поэтому на прохождение у меня ушло всего несколько дней (и примерно двадцать пять долларов в четвертаках).

В отличие от «Логова дракона», выполненного в жанре фэнтези, «Звездный дозор» — научно-фантастическая игра. И она неплохая, но «Логово» нравится мне больше. Там забавный главный герой — Дерзкий Дирк. Не такой серьезный, как герой «Звездного дозора».

— Аномалия занятная, — говорит Фокусник, возвращая мне дискету, — но к игре она не отно — сится.

— Понятно, спасибо, — разочарованно отвечаю я.

А мне-то казалось, что он точно что-нибудь обнаружит — может, не связь Соника с подпольной, смертельно опасной игрой, но хоть что-нибудь необычное.

Уже на выходе я, обернувшись, замечаю Хлою: она стоит у лестницы, ведущей к кабинету Фокусника, и смотрит на меня. И вдруг я понимаю, что стою на пороге чего-то нового. Я могу развернуться, уйти из зала игровых автоматов и вернуться к обычной жизни — но могу и остаться.

Тогда я подхожу к Фокуснику и стучу его по плечу.

— Можешь рассказать мне о «Кроликах»? — прошу я.

Он отрывается от игры и поворачивается ко мне.

Понять, о чем он думает, невозможно, но во взгляде мелькает опасный огонек, и на мгновение мне кажется, что не стоило задавать этот вопрос.

Хочется поскорее уйти, но он опережает меня:

— А что ты хочешь узнать?

— Все, — вырывается у меня. Опасность опасностью, но я просто не могу удержаться.

Он смотрит на меня смягчившимся взглядом, смеется, а на экране главный герой ловит синекожего малыша, свалившегося с неба.

Я наклоняюсь к нему и спрашиваю, понизив голос:

— Так «Кролики» существуют?

Фокусник улыбается, тоже наклоняется и шепчет:

— Сейчас увидишь.

Несколько минут он просто играет.

— Чего мы ждем? — уточняю я.

— Пока появится Круг, — отвечает он.

— Круг?

— Список победителей «Кроликов». Доска почета, так сказать.

— Значит, победить можно?

— Разумеется, — говорит он.

— И список победителей хранится в «Звездным дозоре»?

— Конкретно этот список — да.

Фокусник, ни разу не сбившись, выполняет серию атак, и его персонаж наконец побеждает финального босса — зловещего Командора Борфа.

— В смысле?

— Ну, что сказать, Круг — явление загадочное. Неизвестно, кто его обновляет и где его искать. Он может оказаться в любой точке планеты в любой момент, но обычно появляется после завершения очередной итерации.

— Просто сам собой появляется?

— Да, — отвечает он, не сводя взгляда с финальных титров.

— И он появился в «Звездном дозоре»?

— Потерпи, — говорит Фокусник. Вскоре титры заканчиваются, и на экране остается лишь анимация иссиня-черного неба, затянутого светящимися космическими облаками и поблескивающими точками звезд.

Спустя несколько секунд среди них появляется список имен.

— Вот, — говорит Фокусник, — Круг, появившийся примерно после седьмой игры.

Список похож на обыкновенный список победителей, только вместо арабских цифр — римские. Их семь — столько же, сколько имен.

Приблизившись, я прохожусь по ним взглядом.

I: Микки Ус

II: Кондорц

III: Элисон Кэт

IV: Радио Нож

V: Углерод

VI: Калифорниак

VII: Звездный след

Какое-то время я просто стою и пялюсь в экран автомата, и постепенно до меня начинает доходить, насколько сложно было встроить в него этот список. В отличие от остальных игр, выпускавшихся в тот период, «Звездный дозор» поставлялся на лазердисках, куда записывалась вся информация. Перепрограммировать его нельзя.

— Но разве так можно? — спрашиваю я.

— Что именно? — спрашивает Фокусник.

— Перезаписать игру 1984 года на новый лазердиск?

— Спроси Хлою. Она лучше разбирается в технической стороне вопроса.

Пока мы стоим, игра перезапускается, и на экране вновь появляется заставка «Звездного дозора». Тут же хочется найти пару монет и поиграть, вспомнить, как это было.

— То есть список просто взял и появился из ниоткуда? — спрашиваю я.

— Изначально титры были такими же, как и в других автоматах. А потом в них вдруг оказался Круг.

— Почему именно этот автомат именно с этой игрой?

— Многие утверждают, что игра следит за игроками и в точности знает, где и что они делают.

— Сложно поверить, — говорю я.

— Скептицизм — это прекрасно, К, но перед тобой новый мир. Вещи, с которыми ты столкнешься, иногда могут показаться, как бы сказать…

— Полным бредом? — перебиваю я.

Он смеется.

— «Невероятными», хотел сказать я, но да, «полный бред» тоже подходит.

— Вы серьезно считаете, что игра отслеживает участвующих в ней людей?

— Я не говорил ничего подобного. Я сказал, что так считают другие.

— Ну, все равно, как-то это…

— Бредово? — улыбается он.

— Ну ладно, а вы уверены, что этот Круг — часть игры, а не какой-нибудь розыгрыш?

— Уверен.

— Но почему?

Он смотрит на меня долгим взглядом, а потом медленно, почти что благоговейно произносит:

— Потому что я раньше играл.

На языке вертится столько вопросов, но в итоге вырывается только один:

— Так это все… правда?

— О, еще какая. — Фокусник отходит от автомата. — Пойдем.

Он приводит меня в кабинет и достает ноутбук, обклеенный логотипами групп девяностых: тут и Urge Overkill, и Nirvana, и Pavement, и еще десяток неизвестных мне исполнителей.

Он открывает его и ждет загрузки. А когда система просит ввести пароль — просто нажимает на ввод.

— У вас нет пароля? — спрашиваю я.

— Нет. Их слишком легко взломать. Пользы никакой, просто очередные крохи личной информации, которую ты собственноручно выкладываешь на всеобщее обозрение.

— В случайных буквах и цифрах нет личной информации, — говорю я.

— Случайности не случайны, К.

Он открывает папку с изображениями и показывает мне их.

На всех — имена, нумерованные римскими цифрами. Фотографии разные: на одной — меню пиццерии, на другой — хит-парад шестидесятых годов, на третьей — сводная таблица результатов бейсбольной игры 1979 года. Самая старая фотография снята в прачечной, на стене которой изображен выведенный по трафарету кролик.

— Это все разные Круги? — спрашиваю я, разглядывая фотографии.

— Да, конкретно эти были найдены в Северной Америке и проверены на подлинность. Я расположил их в хронологическом порядке. Снимки из Европы и Азии у меня хранятся отдельно.

Коллекцию открывает фото из прачечной; вслед за ним идет модернистская картина с именем Микки Уса, победителя первой игры, а уже за ней — снимки с победителями второй, четвертой и пятой. Круг из «Звездного дозора» Фокусника оказывается предпоследним, но дальше следует не фотография, а скриншот с сайта, продающего корм для жи — вотных.

На взломанной главной странице красуется сообщение, словно распыленное из баллончика:

«А ты в игре?» Хейзел

— Хейзел? Это кто? — спрашиваю я.

— Победитель или победительница восьмой игры. Говорят, она отказалась от записи в Круге и куда-то пропала.

И пока я стою, разглядывая фотографии, Фокусник добавляет:

— Хейзел — лучший игрок в «Кроликов» на Земле.

Когда мы возвращаемся в зал, я подхожу к «Звездному дозору», осматриваю его и вновь борюсь с желанием закинуть денег и поиграть.

— Значит, этот Круг появился после седьмой игры?

— Да, и это важное свидетельство той итерации. Никогда еще за первое место не шла такая ожесточенная борьба.

— А как сейчас обстоят дела? Восьмая игра уже кончилась? — спрашиваю я.

— Да.

— А когда начнется следующая?

— Как только игроки обнаружат Пароль.

— Пароль? Какой?

— Фразу, которая предшествует началу очередной итерации. Она появляется буквально перед самой игрой.

— И что за фраза?

— «Дверь открыта».

В этот момент я словно нахожу разгадку «Кроликов», этой тайной мифической игры, — проход в мир, настолько же далекий от нашего, насколько Нарния далека от Средиземья. В мир тайн и загадок, куда я давно рвусь попасть.

«Дверь открыта».

Те же слова прозвучали по радио в ночь аварии с Энни и Эмили Коннорс.

Значит, тогда начиналась новая итерация? Но какая? Шестая? Седьмая?

С того самого дня «Кролики» переросли одержимость и стали чем-то большим. Первой моей мыслью по пробуждении, последней — перед тем как уснуть.

«Кролики» стали всем.

ИГРОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ: ОФИЦИАЛЬНОЕ ОБРАЩЕНИЕ ХЕЙЗЕЛ

(Аутентифицировано через блокчейн)

В сообществе «Кроликов» считается, что Пароль и Круг могут появиться в любое время в любом месте. До начала игры и после ее завершения игроки со всего мира заваливают подпольные чаты фотографиями и сообщениями о появлении фразы «Дверь открыта» или нового списка Круга.

Ходят слухи, что в 2002 году Круг видели написанным краской на здании посреди Красной площади и на обложке виниловой пластинки группы Wilco, где он заменял список композиций. Немало игроков также утверждало, что в 2010-м Пароль появлялся в титрах к независимому канадскому фильму, показанному на Международном кинофестивале в Торонто. Однако ни фото, ни видеоподтверждений данным явлениям так и не появилось.

От организаций до сих пор не поступало официальных заявлений, как и откуда берутся Пароль и Круг, что, впрочем, неудивительно — ведь ни одна организация до сих пор не признала существование самой игры.

Хейзел 8.–.. — .–….–. — …–..–.–.. — …–…..–.–.–.. — ⁴