Капсула времени

Таша Гришаева, 2023

В этой книге автор рассказывает полную историю любви девочки с кудрявыми волосами Яны Родиной и ее одноклассника Антона Соболева. Книга состоит из четырех частей, в которой герои пройдут свой путь взрослении от первоклассника, до студентов университета. Знакомство главных героев книги не задалось с самого начала. Шалопай Антон приносит своей однокласснице много бед и проблем, но и Яна не остается у него в долгу. Но дальше так продолжаться не может, и в самый трагичный момент для Яны Антон понимает, что влюблен в эту девушку, но уже поздно что-либо исправить. Книга о любви и ненависти, о предательстве и прощении. Яне не просто принять Антона и войти с ним во взрослую жизнь. Но возможно у них все получится, ведь рядом есть верная подруга.

Часть 1

Глава 1

По многолетней традиции я и моя подруга Яна Родина встретились в пятницу после уроков на заднем дворе родной школы.

Школа находилась в центре нашего не большого зеленого городка, и многие родители мечтали, чтобы их дети учились именно в этом образовательном учреждении. Но нам с Яной повезло. Мы жили неподалеку от школы, и другие варианты нашего обучения не рассматривались.

Яна — хорошенькая семнадцатилетняя девочка с пухлыми губами, высокими скулами и огромными карими глазами, которые обрамляют длинные от природы ресницы. Волосы у нее, на зависть многим, — густые и вьющиеся, ложатся черной волной на плечи. Всегда веселый взгляд, и немного угловатая, мальчишечья фигура. Но парням такие девчонки нравятся. Я же в свои семнадцать лет имела сформированный силуэт взрослой женщины с хорошей грудью и тонкой талией.

— У меня есть идея! — обратилась я к Яне, крутя в своих руках зеленый березовый листочек.

— Какая? — живо заинтересовалась моя подруга и хитро улыбнулась, предвкушая услышать что-то очень интересное. В этот момент на ее по-детски пухлых щеках появились две маленькие ямочки.

— А давай мы с тобой заложим капсулу времени? — сказала я заговорщицким тоном.

— Это как? — удивилась подруга, вопросительно посмотрев на меня своими огромными карими глазами, и мне показалась, что я на длю секунды увидела в них отблеск солнца, которое сегодня было таким ярким и нежным, как сама Янка.

— Очень просто, — махнула я рукой, как будто каждый день только и занималась тем, что писала послания потомкам, а потом их прятала в укромном месте, в надежде, что не забуду, где они лежат и ждут своего часа, чтобы торжественно быть прочитанными. — Смотри: для начала нам нужно будет найти какую-нибудь красивую бутылку, потом на листочке мы запишем все, о чем мечтаем…

— Прямо вот так — все, о чем мечтаем? — перебила меня Яна.

— Да, все, о чем мечтаем! В этом же и есть весь смысл затеи! Мы запишем на этом листочке наши самые сокровенные мечты! — говорила я, и мои глаза искрились от предвкушения чего-то нового, интересного.

— Ну, а вдруг, эту бутылку кто-нибудь найдет, откроет и прочитает все наши тайны? Это же кошмар какой-то будет. Просто — позор! — подруга даже покраснела при этих словах. — Мне даже думать об этом страшно.

Яна воровато оглянулась. Боялась, наверное, что нас может кто-нибудь услышать. Но на заднем дворе школы в этот момент никого, кто бы мог нас услышать, не было, кроме наглых воробьев, которые трещали не переставая, радуясь весне и погожему дню.

— Ну, что ты придумываешь? — улыбнулась я. — И что это за такие ужасные тайны у тебя в голове? Выйти замуж за Антона и нарожать ему кучу ребятишек? — подруга вспыхнула, а я продолжала. — Ни такая уж это и тайна. Ты думаешь никто не замечает какими глазами ты смотришь на Антона?

— Какими? — просипела Яна охрипшим от волнения голосом.

— Вот такими, — при этих словах я выпучила глаза так сильно, как только это было возможно, посмотрела на Яну, закатила глаза к небу и простонала.

— Не правда! — закричала Яна. — Это ты такими глазами смотришь на своего Максима. — А вот это уже была правда.

Я посмотрела на выпученные глаза Яны, и мы обе захохотали, согнувшись пополам. Смеялись мы долго, до слез.

— Ну, уморила, — простонала я, держась за живот. — Не могу успокоиться.

— Ага, — кивала головой подруга, утирая слезы. — И я не могу, — немного помолчав добавила. — Дуры мы с тобой.

— Есть немного, — отсмеявшись, согласилась я с ней.

Нам обеим было по семнадцать лет, и мы обе были влюблены. Яна — в Антона, а я — в Максима.

— Хорошо, подруга, — сказала Яна. — Красивую бутылку с темным непрозрачным стеклом для нашей «капсулы времени» я беру на себя. У отца в баре много элитного алкоголя, найдем что-нибудь подходящее.

***

Отец у Яны работал врачом в центральной больнице нашего города, и благодарные пациенты несли ему от десятка яиц до бутылок с элитным алкоголем, цена которого могла достигать в несколько тысяч. Как говорится:"Кто, что может". Сам Александр Яковлевич выпивал редко, только по большим праздникам: Новый год, дни рождения трех любимых дочерей, красавицы жены и свое собственное, конечно. Поэтому в их доме всегда можно было найти одну или две бутылочки приличного коньяка, виски или водки"прозрачной, как слеза", как говорил дядя Яны Алексей.

Алексей Яковлевич Родин не продолжил семейную династию врачей и стал дизайнером женской одежды.

"В семье не без урода", — ворчал дед Яны на младшего непутевого сына.

Яков Ардалионович — дед Яны, был потомственным врачом акушер-гинекологом, никак не мог понять, как его сын, его кровиночка предпочел строчить на швейной машинке вместо того, чтобы посвятить себя святому делу медицины.

— Лучше бы ты в УЗИсты пошел, если не хочешь стоять в операционной, — начинал ворчать дед Яны на очередном семейном торжестве по случаю дня рождения Алексея. — Тогда мне не пришлось бы краснеть перед коллегами, за то, что мой сын — швея-мотористка.

— Не швея-мотористка, а дизайнер верхней женской одежды — кутюрье, можно сказать, — обиженно отвечал сын на замечание отца.

— Тьфу ты, Господи, прости — кутюрье, — брезгливо вытягивая губы в трубочку, произносил Яков Ардалионович. — А можно при мне это слово не произносить, а то навевает чем-то нетрадиционным, если не сказать покрепче…

— Не надо, папа, — прервал его Александр Яковлевич, старший сын деда Якова. — Мы все уже поняли, что ты хотел сказать. Здесь дети.

За большим круглым столом, и в правду, сидели кроме деда Якова и его двух сыновей, жена старшего сына — Елена и ее три дочки — Тоня, Таня и Яна.

По мне, так дядя Саша и тетя Лена были совсем без фантазии, иначе не назвали бы своих дочерей практически одинаковыми именами. Разница в возрасте у девочек была не большая. Таня самая старшая из сестер, родилась раньше моей подруги Яны на три года, и на 5 лет — раньше младшей своей сестры Тони. Девчонки жили дружно, старались во всем поддерживать друг друга. Хоть ссоры между ними все же случались, но лишь по пустякам: кому сегодня мыть посуду, а кому идти в магазин.

Человек с плохим слухом с первого раза мог и не понять кого зовут родители: Таню, Тоню или Яну. Зато девчонки охотно этим пользовались, когда им никак не хотелось откликаться на призыв домашних.

— Тоня, сколько раз просила тебя убрать за своим котом! — ругалась мама на младшую дочь.

— А я думала, ты это Таню просила, — спокойно отвечала хитрая девчонка, забывшая убрать лоток за своим любимым питомцем, которого она когда-то притащила в дом, спасая от неминуемой гибели на улице в холодную осеннюю погоду.

Глава 2

Мы с Яной познакомились в первом классе, на торжественной линейке в честь начала учебного года.

Наша первая учительница — Анна Степановна была невысокая стройная женщина с мальчишечьей стрижкой темных с проседью волос, которые она никогда не красила. Осмотрев кучку нарядных и очень громких ребят, которая толпилась рядом с ней на школьном дворе, учительница вздохнула и сказала: «Да. Опять все сначала». Вокруг нее, казалось, был неуправляемый хаос. Кто-то из мальчишек пытался сунуть своей первой учительнице букет цветов, чтобы наконец-то избавиться от этого «веника». Но Анна Степановна спокойно объяснила всем, что цветы она заберет только в классе. Кто-то из очень взволнованных девчонок жался к ней, как к родной матери, ища защиты. Анна Степановна, отстранив их, скомандовала: «Ребята, внимание! Строимся парами! И встаем друг за другом». И вот тут началось хаотичное Броуновское движение. Мальчики пытались схватить понравившуюся девочку за руку, а те с криками отбивались от них. Кто-то из девчонок не мог поделить лучшую подругу и отказывались вставать в пару с кем-то другим. Рядом со мной оказалась девочка, которая, казалось, не понимала, что происходит вокруг нее, и все время оглядывалась, ища защиту. Я взяла ее за руку и улыбнулась, она улыбнулась мне в ответ. Ее большие карие глаза смотрели на меня с интересом. «Молодцы, девочки», — похвалила нас Анна Степановна, которая пыталась разнять борющихся за место в колонне мальчишек. Наконец, не выдержав, Анна Степановна крикнула: «Смирно!» Опешившие ребята сразу затихли и быстренько встали в колонну по двое. «Вот и хорошо», — выдохнула учительница. В этот момент из динамиков на школьном дворе зазвучала торжественная музыка, оповестив всех о начале праздничной линейки. Ребята, забыв свои разногласия, смотрели восхищенными глазами на директора, который приветствовал всех учеников нашей школы.

— Меня зовут Яна, — прошептала мне на ухо девочка с большими карими глазами. — А тебя как?

— Лера, — ответила я ей так же шепотом.

— Девочки, тихо, — зашипела на нас классная руководитель, прижав указательный палец без маникюра и с коротко постриженным ногтем к губам, которые она вытянула в трубочку.

При этом Анна Степановна выглядела так смешно, что мы с Яной захихикали, но поймав на себе строгий взгляд учительницы, тут же успокоились.

После торжественной линейки, которая длилась так долго, что мы с Яной успели изрядно устать, все первоклашки просеменили за своим классным руководителем в здание украшенной по случаю начала учебного года школы, как утята за мамой-уткой. Многие из них несли свои первые цветы кто под мышкой, а кто уже и вниз головой. Но мы с Яной были, как стойкие оловянные солдатики и несли свои цветы гордо, выше всех.

Анна Степановна распахнула перед нами двери кабинета, в котором нам предстояло учиться четыре года. «Проходите ребята, — сказала она, — не бойтесь. Рассаживайтесь по партам».

Для нас, первоклассников этот кабинет казался чем-то сказочным. Огромные пластиковые окна, через которые в класс попадал солнечный свет, придавая ему праздничное настроение. Белые подоконники, на которых красовались горшки с живыми цветами. Белоснежная тюль, которая развивалась от малейшего дуновения ветра, как свадебная фата. В классе еще пахло краской после ремонта. Новенькие, не исписанные учениками парты стояли стройными рядами, как солдаты на плацу перед командиром. Даже электронная доска была в этом классе.

«Ух ты», — выдохнули ребята хором.

«Проходите, мальчики и девочки, — легонько подтолкнула нас Анна Степановна в класс. — Не стесняйтесь. Это теперь ваш родной дом, поэтому прошу содержать его в чистоте и порядке. Всем понятно?». «Понятно», — благоговейно прошептали мы.

Мы с Яной не сговариваясь выбрали первую парту в дальнем ряду у окна. Поближе к учительнице и к солнышку, которое ласково грело нас. От этого света нам становилось спокойно и тепло, как дома.

Как и положено девочкам-первоклашкам, мы были одеты в нарядные светлые блузки и коротенькие темные юбки. Только вот наряд Яны выделялся своей неординарностью среди однотипных костюмов всех учениц. Ее воздушная кремовая блуза с воротником стоечкой и частыми перламутровыми пуговицами была похожа на взбитые сливки, которые так и хотелось попробовать на вкус. А вместо юбки на Яне были черные прямые брюки с отглаженными стрелками. Казалось, что можно было порезаться, если провести по ним пальчиком. На ее ногах красовались лакированные туфельки на небольшом каблучке. Кудрявые и черные, как смоль волосы Яны были затянуты на затылке в длинный конский хвост с огромным кремовым бантом. Мне даже показалось, что на лице Яны было небольшое количество косметики. Потому, что ее кожа, как будто светилась изнутри. Позже я узнала, что над образом моей подруги поработал ее дядя Алексей — известный кутюрье в нашем городе.

На следующую за нами парту сел на Янкину беду тощий мальчишка с копной светлых волос. Одет он был, как и все ребята нашего класса, в темно серый костюм-тройку. На его шее красовалась темно синяя бабочка вместо галстука. Голубые глаза мальчика светились лукавством и детской непосредственностью.

— Садись, Степка! — крикнул мальчишка пацану с веснушками, который боязливо оглядывался по сторонам,

прижимая свой портфель к груди. — Будем сидеть теперь вместе.

Рыжий взъерошенный первоклашка с испуганными зелеными глазами посмотрел на нашего соседа по парте и очень обрадовался, узнав в блондине своего знакомого.

— Привет, Тоха! — прокричал он и замахал рукой. — Мы что теперь в одном классе с тобой будем учиться?

— Как видишь! — крикнул Тоха в ответ.

Вокруг все кричали, суетились. Делили парты, спорили из-за того, кто с кем будет сидеть. Анна Степановна подошла к доске и, постучав указкой по ней, призвала ребят к тишине. Класс потихоньку расселся и успокоился. Начался наш первый в жизни урок.

Пока наша первая учительница, мерно расхаживая по классу туда-сюда, как маятник, монотонно рассказывала о том, что нас ожидает в первом классе, какие порядки заведены в школе, некоторым из ребят стало скучно. И так называемый Тоха с соседней парты был не исключением. Поерзав на стуле, он прошептал своему другу, пихая его в бок: «Степка. А, Степка, смотри, что сейчас будет», — и дернул мою соседку за хвост. При этом он громко заржал, как лошадь. Анна Степановна остановилась и окинула класс строгим взглядом. Антон, как ни в чем не бывало с большим вниманием смотрел на учительницу. А Яна пыталась не замечать проделки хулигана. Тогда Антон стал сильнее дергать ее за хвост, и Яне пришлось прикрикнуть на него:

— Мальчик, хватит! Тебе, что заняться больше нечем?

— Мальчик, хватит! Тебе, что заняться больше нечем? — передразнил ее Антон.

— Дурак, — обиженно сказала Яна.

— Сама дура, — ответил Антон и в отместку прилепил Янке жвачку на ее роскошные волосы.

Заметила это Яна только дома. Ох, и намучилась ее мама, пытаясь вытащить жвачку из волос дочери. В конце концов она сдалась, и было решено, подстричь Яне волосы. Елена Александровна — так звали Янину маму, отвела дочку к своему стилисту в лучший салон города. Тот поцокал языком, увидев, что приключилось с Яниными волосами, взял ножницы и начал подстригать девочку. Его ножницы стучали быстро и звонко. Яне казалось, что перед ее глазами порхают бабочки, а не руки парикмахера. Девочка от страха зажмурилась и открыла глаза только тогда, когда все закончилось, и над ее ухом прозвучал голос матери: «Яна, открывай глазки. Посмотри, что получилось».

Девочка открыла глаза. Казалось, что ее огромные карие глаза стали еще больше. В зеркале перед собой она увидела худенькую девочку с кудрявыми волосами чуть ниже плеч. Слезы выступили у нее на глазах. Яна сжала кулаки. Ей было очень обидно, и она поклялась отомстить этому противному мальчишке.

— Хорошо хоть не под «мальчика», — жаловалась мне моя новая подруга в коридоре школы на следующий день на большой перемене. — Посмотри какое уродство получилось.

Если раньше у Яны волосы доходили до поясницы, то теперь — едва прикрывали плечи.

— Что ты, Яночка, — успокаивала я ее. — Прекрасная прическа получилась. У тебя такие красивые волосы, что их никто не сможет испортить.

— Правда? — всхлипывая, спрашивала меня Яна.

— Конечно, правда, — отвечала я. — Ведь я твоя подруга. А подруги никогда не врут друг другу.

— А давай поклянемся дружить вечно! — радостно воскликнула Яна. — И никогда не врать друг другу!

— Давай, — поддержала я идею Яны.

— А еще давай поклянемся отомстить этому проклятому мальчишке.

— Давай. Только как мы это сделаем?

— А я уже все придумала, — прищурив глаза и потирая руки прошептала Яна. — Пойдем, я тебе что-то покажу. — И она повела меня в класс.

Когда мы подошли к нашей парте, Яна достала из своего новенького розового портфеля с мишками Гамми маленькую черную продолговатую коробочку и гордо протянула ее мне.

— Что это? — затаив дыхание и не отрывая взгляда от коробочки, прошептала я.

— Это ручка американской фирмы «Паркер», — открыв коробочку, Яна показала мне ручку с золотым пером, которое переливалось под подающими на нее солнечными лучами.

— Ух ты! А зачем она тебе? — я зачарованно смотрела на это сокровище. Такими ручками в школе писать не учат. «Наверное, надо быть особенным, чтобы уметь писать такой ручкой», — подумала я.

— А вот за чем, — начала объяснять мне Яна. — Если нажать вот сюда посильнее, — девочка раскрутила ручку и показала мне стержень с чернилами внутри нее, — то из ручки брызнут чернила, и эта «Зараза», — Яна кивнула головой в сторону ничего неподозревающего мальчика, — еще долго не отмоется.

— Откуда она у тебя? — спросила я подругу. — Она дорогая, наверное, перо выглядит, как золотое.

— А, — махнула Яна рукой, — это я у папы взяла. Ему кто-то там из благодарных пациентов подарил, и эта ручка на самом деле действительно, должно быть, очень дорогая. Папа пользуется ей очень редко и всегда хранит ее в этой коробочке. Но для этого урода мне ничего не жалко, — Яна вдруг дернула меня за руку и скомандовала. — Пошли.

Мы с подругой подошли к кучке парней, которые стояли в классе возле открытого окна. На улице было еще по-летнему тепло. Тот самый блондин, который прилепил Янке жвачку к волосам, стоял облокотившись на подоконник и что-то сильно жестикулируя руками рассказывал одноклассникам, которые были похожи на братьев — все в одинаковой школьной форме и с коротко стриженными волосами. Антон и его друг Степан резко выделялись на фоне ребят — один своей огненно-рыжей головой, другой — густой и длинной шевелюрой светло-русых густых волос.

— Привет! — прокричала Яна, чтобы мальчишки ее заметили.

Ребята обернулись в нашу сторону и затихли.

— Ну, привет, — протянули они, как один человек, вопросительно глядя на нас.

— А, это ты, кудрявая! — засмеялся блондин. — Куда хвост дела?

Я заметила, как Яна сжала кулаки, но несмотря на это, на ее лице появилась улыбка:

— Да, вот. Надоели длинные волосы. Решила новую прическу сделать, — Яна мотнула своими густыми волосами, и они рассыпались у нее по плечам, как в какой-нибудь рекламе шампуня. — Как тебе?

У блондинчика на секунду пропал дар речи. Яна в этот момент была такая хорошенькая, а еще эта ее очаровательная улыбка, которую девочка старалась не превратить в злой оскал. Но мальчик быстро собрался, увидев, что его мальчишки-одноклассники с любопытством смотрят на него и ждут, что он ответит этой девчонке.

— Чего надо? — как можно грубее ответил парень.

— Тебя, кажется, Антон зовут? — как будто не замечая грубости, спросила его Яна.

— Ага. Тоха, — ухмыльнувшись, ответил блондин и тут же поправился. — Но для тебя — Антон.

— Хорошо. Антон, — согласилась подруга, все сильнее сжимая кулаки и все сильнее улыбаясь. — А меня зовут Яна.

— А мне какое дело? — надменно спросил ее Антон.

— Ну, ты же тут главный среди ребят? — не обращая на его тон внимание, спросила девочка и обвела мальчишек медленным взглядом, а те с интересом наблюдали за этой смелой кудрявой девчонкой, которая не побоялась подойти к толпе парней и заговорить с ними.

— Ну, вроде того, — немного покраснев и опустив глаза, ответил блондинчик, но тут же спохватился и с вызовом посмотрел на Яну. Ему никак не хотелось уронить своего только что зарождающегося авторитета перед одноклассниками. — А ты чего хотела?

— Хотела дружить с вами, — все также смело отвечала ему Яна.

— Вот еще, — засмеялся Антон. — Мы с девчонками не дружим. Они все дуры и плаксы, — мальчишки смотрели на него открыв рот с одобрением.

— А я тебе за это что-то покажу, — тихо сказала хитрая подруга и лукаво улыбнулась.

В этот момент у меня сердце сжалось от предчувствия чего-то не очень хорошего. И толи в глазах у меня потемнело от страха, толи туча закрыла солнце, которое до этого так ярко светило, но в классе стало как-то неуютно и страшно.

— Ну, и что ты мне покажешь? — перестав смеяться, Антон придвинулся к Яне поближе, чтобы лучше ее слышать. Его тонкая мальчишечья шея вытянулась, казалось, что он вот-вот выпрыгнет из своего нового костюма, так заинтересовали его слова моей подруги.

— А вот это видел! — неожиданно для всех закричала Яна и брызнула чернилами из ручки «Паркер» прямо наглецу в лицо. После чего, схватив меня за руку, крикнула: «Бежим!» И мы побежали.

Антон успел только зажмуриться от неожиданности, а когда он открыл глаза, нас уже не было в поле его зрения. Вокруг мальчика стояли одноклассники, тыкали в него пальцем и смеялись. Антон провел рукой по мокрому лицу и увидел, что вся рука была испачкана чернилами, а его новенькая белая рубашка была непоправимо испорчена. На груди у Антона красовались подтеки от чернил. Это выглядело, как смертельное ранение прямо в сердце, только синего цвета. Наверное, это был знак, который предсказывал дальнейшее развитие отношений между Антоном и моей подругой Яной, но в данный момент это выглядело и, вправду, очень смешно — мальчик с синим перепачканным лицом и удивленными глазами. Антон не знал, как себя вести. Ему очень захотелось заплакать, но этого нельзя было делать, ведь на него в эту минуту смотрел весь его класс. Антону хотелось убежать, спрятаться ото всех, а еще он мечтал, чтобы с ним рядом сейчас оказалась его мама. «Уж она-то показала бы этой мерзкой девчонке, как обижать ее сына», — думал мальчик.

Мы с Яной спрятались в женском туалете.

— А если он сюда ворвется? — испугано спросила я подругу, стараясь успокоить свое частое дыхание. — И поколотит нас?

— Куда ворвется? — переспросила спокойная и веселая, в отличии от меня, Яна. Она явно была довольна тем, что произошло. — В женский туалет? Ты что? Он, конечно, дурак, но на такое даже он не способен.

— Почему это ты так уверена? — мое сердце все еще колотилось, как бешенное.

— Потому, — авторитетно заявила она, — что, если он сюда и зайдет, то над ним будет смеяться вся школа. Ты, что не понимаешь, какой это будет для него позор?

— Ты такая смелая, — прошептала я. — Я бы так не смогла.

— Ага. Вся в папу, — гордо ответила подруга. — Мне мама всегда так говорит.

В этот момент прозвучал звонок на урок. Яна, осторожно приоткрыв дверь, выглянула в коридор, и убедившись, что там нас никто не поджидает, махнула мне рукой: «Пойдем, подруга. Путь свободен». Я в очередной раз удивилась, какая же она все-таки смелая. Когда мы самыми последними из ребят вернулись в класс, там уже находилась и наша классная руководитель.

— Что случилось? — спросила Анна Степановна, увидев одного из своих учеников перепачканным чернилами. — Соболев, что с тобой?

Антон стоял возле своей парты опустив голову.

— Как ты умудрился так весь перепачкаться?

Парень поднял глаза на учительницу и в этот момент увидел, как мы с Яной входим в класс. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать Анне Степановне, но в этот момент Яна прижала указательный палец к своим губам, и Антон, опустив глаза, сказал:

— Я нечаянно, Анна Степановна. У меня ручка потекла.

— И, что мне с тобой прикажешь делать? — не успокаивалась классная. — Ручка у него потекла. Девочки, ну а вы что стоите в дверях! — обратилась к нам учительница. — Марш на свое место! Так, ребята, всем сидеть в классе и никуда не выходить. Я сейчас буду, — обратилась расстроенная Анна Степановна к нам и вышла из кабинета, громко стуча каблуками. В тишине пустого школьного коридора еще долго был слышен стук ее каблуков, как будто она стучала по клавишам пишущей машинки.

— Ну, все, — простонал Степан, схватившись за голову обеими руками, как будто она собирается у него упасть под парту и укатиться прочь от хозяина. — Класснуха пошла родителям звонить. Держись, Тоха.

Семенов похлопал друга по плечу, но аккуратно, чтобы самому не запачкаться чернилами.

Антон сидел за своей партой с опущенной головой. Слезы подступали к его глазам и предательски их щипали, но он мужественно, сжав кулаки, держался из последних сил, чтобы не расплакаться.

— Спасибо, что не выдал, — сказала, проходя мимо его парты, Яна.

— Засунь свое спасибо знаешь куда? — зло ответил Антон. — Ты у меня еще получишь.

— Тогда почему училке все не рассказал? — спокойно спросила его Яна. Казалось, она продолжает дразнить Антона и то, что произошло, ей недостаточно.

— Я не стукач, — ответил Антон, процедив каждое слово сквозь крепко сжатые зубы.

В этот момент, на долю секунды мне стало его жалко. «Попадет, наверное, парню дома», — подумала я, усаживаясь рядом с Яной за парту, но тут же вспомнив, что моей подруге по его вине пришлось отстричь такие красивые волосы, жалость к Антону испарилась сама собой.

В этот момент в класс вернулась Анна Степановна и, как ни в чем небывало, не обращая внимание на синего Антона с опущенной головой, начала урок.

После урока в наш класс осторожно заглянул отец Антона. Его сын все также, как и весь урок, сидел, не поднимая головы, за своей партой. Услышав знакомый голос отца, мальчик посмотрел на него со страхом и обидой. Но тот, сделав вид, что не произошло ничего сверхъестественного, помог собрать сыну его портфель, и они молча вдвоем вышли из класса.

— Попадет, наверное, от отца, — говорил Степан одному из долговязых парней-одноклассников, которого, как я потом узнала, звали Паша. — Я его отца знаю. Он очень строгий — Антону спуска не дает. И все из-за этой… — посмотрел он зло на Яну.

— А кто его отец? — спросила у Степана Яна, не обращая внимание на его злой взгляд.

— Отец его на заводе работает инженером. Работяга, в общем. Не интеллигенция там всякая паршивая, — гордо сказал Степан.

— А чем тебе интеллигенция не нравиться? — заинтересованно спросила его подруга.

— А от них в стране, как говорит мой отец, все беды и случаются.

Спорящих окружила толпа одноклассников.

— А вот это не правда, — сказала обиженно Яна. — Вот мой папа, например, да и дедушка — оба врачи и спасают людям жизнь. Какие же от них могут быть беды?

— Ну, не знаю, — пожал плечами Степан.

— Не знаешь, вот и не говори.

— Зато я знаю, что Антон тебя не выдал и принял весь огонь на себя. Может его дома уже ремнем лупят за испачканную рубашку.

Степан оглянулся и увидел, что его слушают все одноклассники.

— Так что он — герой! — обратился мальчик уже ко всем ребятам.

— Герой, — поддержали его мальчишки.

Глава 3

На следующее утро Степан поджидал своего друга на крыльце школы. На улице было также пасмурно, как и на душе у Антона Соболева. Моросил мелкий осенний дождик, но несмотря на это, мальчик шел без зонта, низко опустив голову, и сосредоточено смотрел себе под ноги, со злостью наступая на опавшие осенние листья. Антону очень не хотелось сегодня идти в школу, ведь следы вчерашнего позора на его лице отмыть полностью не удалось. Но его отец сказал, что Антон должен вести себя как настоящий мужчина и поэтому, не обращая ни на кого внимание, пойдет сегодня в школу, сядет за свою парту и будет учиться. Антон решил так и сделать. Он собрал всю свою волю в свой детский кулак и пошел в школу.

— Ну, что, Тоха, попало тебе вчера от родителей?! — закричал Степан, завидев Антона, входившего на школьный двор.

— Да так, — отмахнулся парень от друга, не поднимая головы, и все также решительно, не сбавляя шага, шел в школу. — Ничего страшного. Пришлось только новую одежду отцу покупать. Сказал, чтобы впредь я аккуратнее был.

— Надо же, — восхитился Степан, семеня рядом с Антоном. — Мои бы родители ремнем меня выпороли. А у тебя батя — молоток, — он сжал свой кулачок и потряс им в воздухе.

— Мой отец никогда меня не бьет, — спокойно ответил Антон.

— Это правильно, — качнул головой Степан. — Я думаю, что детей вообще нельзя бить, даже если они этого заслуживают.

Самого Степана родители ни раз пороли и за более невинные проступки. А уж за испачканный чернилами костюм, со слов мальчика, «могли и убить».

Ребята зашли в класс, не обращая внимание на шептавшихся учеников, которые с интересом рассматривали Антона. Некоторые из них пытались даже заговорить с ним о случившемся вчера и о том наказании, которое должно было постигнуть Антона дома. Но мальчик молчал и не отвечал на все их расспросы.

— Чего пристали? — расталкивал Степан одноклассников, освобождая дорогу другу. — Не приставайте. Не видите, что все в порядке? И не о чем тут говорить.

Степан со смурным Антоном уселись за свою парту. И они стали сосредоточенно выкладывать тетради и учебники из своих портфелей, все так же не обращая ни на кого внимания. Одноклассники, видя, что ничего интересного тут не будет, разошлись по своим местам. Когда в класс зашла Яна, Антон даже не посмотрел в ее сторону.

Уроки в этот день прошли спокойно. Никто из ребят не шумел. Все внимательно слушали учительницу. Антон и Яна, делали вид, что не замечают друг друга. И, казалось, что инцидент с чернилами исчерпан. Но не тут-то было.

После уроков Степан, возвращаясь со своим другом домой, спросил Антона:

— Ты что простил ее?

— Кого? — удивился мальчик, не сразу поняв о ком его спрашивает одноклассник.

— Ну, эту девчонку, что испачкала тебя чернилами.

Лицо Антона, на котором до сих пор оставались синие подтеки от Янкиных чернил, исказилось в злой усмешке.

— Ну уж нет, — злобно протянул он. — Я ей это просто так не оставлю. Буду мстить, — и со всей злостью стал пинать опавшую листву ногой, вымещая на ней все то, что накопилось в его душе.

Казалось, на этих бедных и ни в чем не повинных листьях Антон вымещал всю свою злость, что предназначалась его однокласснице, Янке Родиной. Которую мальчик возненавидел всей душой, за тот позор, которому она его подвергла перед всеми одноклассниками и не только — слух о происшествие распространился по всей школе уже на следующий день.

— Правильно, Тоха. Ее надо проучить. А то из-за нее теперь все ребята в классе называют тебя — Синий.

— Почему — Синий? — не понял Антон.

— А ты себя в зеркало видел? — засмеялся Степан.

— А точно, — провел Антон рукой по лицу. — Ну, она у меня получит, — мальчик затряс своими кулаками над головой.

Яна и Антон после того случая в первом классе с чернилами люто возненавидели друг друга. Тогда за Антоном закрепилось прозвище: «Синий», а за Яной — «Кудряха», что их обоих сильно раздражало.

Много лет Антон мстил Яне за свое унижение в первом классе. Он давно уже стал непререкаемым авторитетом среди мальчишек не только в школе, но и во дворе, никто никогда не вспоминал при нем этот случай с чернилами, зная, что можно и по уху получить от одноклассника. Но Антон вовсе не был хулиганом или драчуном, кроме того, учился он на отлично, а ребята уважали его за то, что он всегда мог разрулить любую сложную ситуацию, которые не редко случались с его одноклассниками. Мальчишки часто любили выяснять отношения между собой на заднем дворе школы. Но каждый из задир в тайне надеялся, что если рассказать все Соболеву, то тот найдет выход из положения и примирит соперников. А уж если этого по какой-либо причине не произойдет, то Антон будет рефери на их махаче. Антон с первого класса занимался в секции айкидо, куда его отвел отец, объяснив ребенку, что айкидо — это не только боевая техника, но и философия жизни, которая поможет ему правильно поступить в сложной ситуации. Техника айкидо направлена не на нападение или бездумное разрушение, а для защиты от неминуемого столкновения. Отец хотел донести до сына, что если можно договориться словами без применения силы, то это лучшее, что нужно сделать. Поэтому махачи между мирно не договорившимися соперниками проходили на заднем дворе школы по всем правилам. Соперники вставали друг напротив друга, медленно подходили друг к другу, и один пытался уложить другого на спину, но делаться это должно было без увечий, без ударов и переломов. Так и пыхтели, толкаясь пацаны, делая друг другу подсечки и пытаясь завалить один другого. Тот, кто был физически слабее, первым падал на землю, а победитель водружался на нем сверху. После этого драка заканчивалась, и победитель должен был пожать руку побежденному. Спор считался завершенным.

Это, что касалось отношения Антона с мальчишками, но когда он видел мою подругу, то в нем вспыхивало непонятное для него самого чувства агрессии, которые он никак не мог в себе успокоить. Антон дергал Яну за волосы, тыкал линейкой в спину, не давая сосредоточиться на уроке, ронял ее пенал или учебники с тетрадками на пол, делая вид, что произошло это случайно. Яна терпела.

— Яна, почему ты это терпишь? — спрашивала я подругу.

— Понимаешь, Лера, — по-взрослому отвечала мне она, — если я не буду реагировать на его выходки, то возможно он от меня отстанет.

Но Антон никак не хотел отставать от Яны. Весь учебный год мальчишка доставал мою подругу, и та, не выдержав, начала отвечать ему взаимностью.

У Яны подколы ограничивались только словесными шутками, типа: «Смотрите, вон у Синего вся спина белая. Ты что ей доску протирал? Может тебя переименовать и называть теперь не Синий, а, например, Красный?

«Почему это — красный?» — не понимал Антон.

«А потому, что рожа твоя покраснела от стыда», — ехидничала Яна и начинала хохотать так, что весь класс не мог удержаться от смеха.

«А ты давно себя в зеркало видела, Кудряха. Это, по-моему, у тебя рожа, а не у меня», — отвечал Антон. И на этом два непримиримых врага расходились в разные стороны.

А, однажды, в пятом классе, в конце учебного года случился просто кошмар. Антон решил пустить Яне на голову огромного рыжего таракана. И где он его только нашел?

Дождавшись, удобного случая, чтобы к Яне поближе подобраться, Антон стряхнул на нее этого усатого и сделал он это так аккуратно, что подруга ничего не почувствовала. Совершить такое одноклассник смог только на уроке, так как парта, за которой сидел Антон находилась сразу за нашей. В другое время, например на перемене, он не смог бы подобраться к моей подруге. Яна зорко следила, чтобы Соболев не подходил к ней близко.

Когда Яна все-таки обнаружила таракана, который, сидя у нее на плече, внимательно наблюдал за ней, шевеля своими отвратительными длинными усами, то от ее визга у всех в классе просто уши заложило.

— Что случилось, Родина, — спросила учительница, зажав уши руками.

Впрочем, весь класс сидел ровно в такой же позе, с ладошками возле ушей.

— Таракан! — продолжала визжать Яна. — На мне таракан!

— Так скинь его, Яна! — ужас отразился в глазах нашей классной.

— Я не могу, — всхлипывая отвечала Яна. — Я его боюсь.

— Соболев, помоги девочке, — обратилась учитель к Антону.

— А чего это я должен ей помогать? — развалившись на парте, отвечал Антон. — Она принесла своего друга в класс, вот пусть сама с ним и разбирается.

Класс разразился смехом.

— Соболев! — завизжала Светлана Николаевна. — Я кому сказала! Быстро помоги Родиной!

— Ладно, ладно, — Антон выставил руки вперед, успокаивая учительницу.

Встав, Антон не спеша подошел к трясущейся Яне и аккуратно смахнул таракана в спичечный коробок.

— Ну, вот и все, — окинув класс взглядом победителя, сказал Антон.

Мальчишки заулюлюкали, девочки смотрели на Антона с восхищением, и в это момент Яна, оправившись от шока, налетела на Антона с кулаками, крича:

— Это ты! Это ты, мерзкий мальчишка, подбросил мне этого таракана!

Светлана Николаевна кинулась разнимать ребят.

— Соболев! — прокричала она. — Выйди из класса и выброси это животное.

— Это не животное, это — насекомое, — обиженно пробубнил себе под нос Антон.

— Ты еще поогрызайся, Соболев! — пригрозила она ему указательным пальцем. — И, не забудь, завтра родителей в школу!

— А родители-то тут причем? — проворчал испуганно мальчишка.

— А вот мы с ними и разберемся, как этот таракан оказался в классе.

— Так он сам, наверное, в класс пришел, — пытался защищаться от нападок учителя Антон.

— Ну, конечно, — мотнула головой учительница, — и сам на Родину забрался.

— Сам, — подтвердил Антон, чем еще больше насмешил одноклассников.

— Тихо, ребята, тихо! — обратилась она к классу. — Это вовсе не смешно! Соболев, ты мне тут сказки не рассказывай. Ты что думаешь, я не знаю, что ты к Яне неравнодушен.

— Кто?! Я?! — вспыхнул он и даже стал заикаться от возмущения. — К Родиной?! К этой Кудряхе?!

— Не к Кудряхе, а к Яне, — поправила его Светлана Николаевна.

— Ну, уж нет. Она — Кудряха.

— Так, все, Соболев, хватит пререкаться! Пойди, выкинь таракана и возвращайся в класс.

Антон вышел, а ребята в классе еще долго шумели и никак не хотели угомониться, обсуждая случившееся.

Светлана Николаевна, учительница английского языка не могла больше продолжать урок. От увиденного у нее тряслись руки. Видимо, она тоже боялась тараканов, как многие девочки и женщины.

Мы же с Яной еще долго не могли прийти в себя. И, когда шли домой, все время чесались и осторожно осматривали друг друга, боясь, увидеть новое насекомое.

— Ненавижу! Ненавижу! — все время повторяла Яна, смахивая с себя невидимого таракана.

— Кого? Антона или таракана? — поинтересовалась я.

— Обоих, — отрезала подруга.

На следующий день Антон вел себя «ниже травы, тише воды». А Яна с опаской косилась в его сторону и постоянно просила меня посмотреть, не ползет ли по ней еще какой-нибудь таракан. Но внимательно осмотрев Яну, я ничего не находила, и подруга на какое-то время успокаивалась.

После уроков Светлана Николаевна встретилась с отцом Соболева.

Антон со своим другом Степаном Семеновым стояли на крыльце школы и ждали, когда отец Антона выйдет после разговора с классной.

— Что теперь будет, Антон? — спросил его Степан.

— Всыплет, наверное, — обреченно вздохнул Антон.

— Ты же говорил, что он тебя никогда не бьет.

— Раньше никогда не бил, — пожал плечами Антон.

В этот момент мы с Яной выходили из здания школы и слышали разговор мальчишек.

— Сам виноват, — обратилась подруга к Антону.

Тот даже не посмотрел в нашу сторону, а так и стоял, уставившись куда-то вдаль.

— Здравствуйте, Павел Степанович, — начала учительница, нервно теребя в руках ручку. — У нас в классе произошло ЧП с участием вашего сына.

— Да я уже понял, — опустив голову, проговорил отец Антона. — Что опять это охломон натворил?

И Светлана Николаевна рассказало ему все, что произошло в классе накануне.

— Вы представляете?! — воскликнула учительница, заканчивая свой рассказ. — Своим поведением Антон сорвал нам урок.

Павел Степанович в ответ только мотнул головой, мол: представляю.

— Нет, мальчик у вас, конечно, замечательный растет, — Светлана Николаевна встала со своего места и начала ходить из стороны в сторону, как будто она объясняла урок нерадивому ученику. А в роле ученика выступал отец Соболева. — Отличник, гордость нашего класса, — учительница подняла вверх указательный палец, усиливая тем самым значение своих слов. — Я вот, например, планировала его на олимпиаду по английскому языку рекомендовать, но после такого поведения… — преподаватель английского немного помолчала, села за свой учительский стол и добавила. — А вот теперь и не знаю, что делать.

— Мальчишка, — вздохнул мужчина, который за все время разговора ни разу не посмотрел на преподавателя своего сына, и устало потер переносицу.

— Но с этим нужно, что-то делать, Павел Степанович! Вначале таракан в классе, а потом что? Двойка в четверти. Вы со мной согласны?

— Конечно, согласен, Светлана Николаевна.

— Это не должно больше повториться, — продолжала учительница.

— А может он просто влюбился в эту девочку? — впервые отец Антона посмотрел на учительницу своими усталыми глазами.

— Возможно, — согласилась та. — Скорее всего, так оно и есть. Многие мальчики своими шалостями привлекают внимание девочек. Но вы уж с ним поговорите, пожалуйста. Чтобы такое больше не повторялось.

— Я с ним поговорю. Не переживайте.

— Я понимаю, Павел Степанович, что вы один воспитываете Антона, и мальчику не хватает материнской ласки…

— Не будем об этом, — перебил ее мужчина. — Я поговорю с Антоном, Светлана Николаевна. До свидания.

— Всего хорошего, — попрощалась учительница.

Когда отец Антона вышел из здания школы, он увидел своего сына, который в обществе Степки дожидался его.

— Пойдем, сынок, домой, — сказал Павел Степанович и потрепал мальчика по светлым кудрям.

Антон поднял на отца удивленные голубые глаза и спросил:

— Ты, что даже ругаться на меня не будешь?

— Конечно, буду. Только не сейчас, а дома, и только после того, как мы с тобой поужинаем, не раньше. Я с работы, как ты знаешь, и очень устал.

Мужчины — один постарше, другой совсем маленький — пошли плечом к плечу домой. Сзади за ними плелся верный друг — Степан.

— Прости, папа, — сказал Антон. — Не знаю, что на меня нашло. Я не хотел тебя расстраивать.

— А вот мне кажется, что я понимаю, что с тобой происходит.

Глава 4

Антон и его отец Павел Степанович жили вдвоем. Мать оставила их, когда мальчику исполнилось три года.

— Все, Паша, я так больше не могу, — однажды сказала Татьяна. Так звали мать Антона. — Мне надоело быть домохозяйкой. Я хочу увидеть мир. Я что напрасно заканчивала филологический факультет?

Павел Степанович молчал, он вообще был не очень разговорчивым человеком.

— Мне предложили работу в одной крупной компании, у которой есть представительство во Франции, — продолжала его жена. — Я забираю Антона и уезжаю туда работать по контракту на пять лет. А ты оставайся тут со своим заводом, со своими инженерами. В общем живи, как хочешь.

Мужчина посмотрел в сторону детской кроватки, где мирно спал их сын. В комнате был полумрак, только высокий торшер на тоненькой резной ножке из дерева с красным абажуром отдавал свой свет.

— Ну, скажи хоть что-нибудь, Паша! — не выдержав его молчания, прокричала Татьяна.

— Тихо, не кричи, — спокойно произнес ее муж. — Антон спит.

Он давно замечал, что его жене в тягость семейный быт. Да и ребенка она никогда не хотела.

Их роман закрутился слишком быстро. Это была случайная встреча на вечеринке общих знакомых. Школьные друзья Павла, учившиеся на филфаке местного университета, пригласили его отметить вместе успешную сдачу диплома. Среди гостей Павел Степанович и заметил Татьяну — красивую стройную блондинку с длинной толстой косой. Девушка так сильно его поразила своей красотой, что именно в этот момент Павел и решил, что она обязательно должна стать его. У мужчин так часто случается, что они с первого взгляда на женщину понимают: «Она будет моей». Павел весь вечер шутил и балагурил, стал душой компании. Знавшие его не первый год ребята, удивлялись, что их молчун Пашка может быть таким веселым и разговорчивым. Они поначалу и не догадывались, что молодой человек таким образом пытается привлечь внимание одной из их одногруппниц. И Павел добился своего. Девушка обратила на него внимание и даже разрешила проводить себя до дома. А утром они пили чай с шоколадными вафлями на ее небольшой уютной кухоньке и весело вспоминали вчерашнюю вечеринку. Их роман был бурным и страстным. Друзья не узнавали своего товарища. Так сильно изменился Павел. Казалось, он летал на крыльях любви и исполнял практические любые капризы своей возлюбленной. А вскоре Татьяна поняла, что она беременна. Это никак не входило в ее планы. Павел, узнав, что девушка ждет от него ребенка, не раздумывая предложил ей руку и сердце. Обещал все заботы по воспитанию малыша взять на себя. Девушка согласилась. Она была далеко не глупой и понимала, что лучшего мужа и отца для ребенка она вряд ли, когда найдет. Страсть улеглась, а любви у Татьяны к Павлу никогда и не было. Но зато любви Павла должно было хватить на двоих.

Всю беременность Татьяны, которую она, впрочем, переносила очень хорошо, Павел носился вокруг нее и всячески оберегал от волнений и переутомления. Татьяну иногда это даже раздражало. «Паша, перестань так обо мне заботиться. Я все-таки беременная, а не больная», — не раз говорила она мужу.

Когда родился Антон, Павел стал самым счастливым человеком на свете. Он вставал по ночам, когда это было нужно, понимая, что полноценный сон для кормящей матери очень важен. Он сам готовил завтраки и ужины, не подпуская жену к плите. Поддерживал порядок в доме, стирал пеленки, распашонки. Как говориться в одном известном кинофильме: «Мать у них был Новосельцев», а в нашем случае — Павел Соболев. Но желание Татьяны работать в крупной компании с обязательным представительством за рубежом с беременностью и после рождения ребенка никуда не испарилось. Своего будущего на родине она не видела. Павел же наоборот — уезжать никуда не планировал.

И вот наступил тот долгожданный момент, когда Антон подрос, и его уже можно было определить в детский сад, который, конечно же, организовал Павел. Мест в детском саду, как всегда, было недостаточно, чтобы обеспечить всех нуждающихся.

«Делай, что хочешь, — сидя на кухне, обижено сказала ему жена, когда Павел сообщил, что в этом году Антон может не попасть в детский садик, и Татьяне придется сидеть с ним еще год до следующего распределения мест. Что никак не входило в планы его жены. — Но что бы место у нашего сына в детском саду было не позднее чем через месяц. Иначе сам будешь сидеть с ним дома. А я работать хочу! — повысила она голос. — Не для пеленок получала я высшее образование». И Павел сделал все, что смог: дал кому надо, занес куда надо, подмазал что надо, и дело сдвинулось с мертвой точки.

«Ну, вот видишь, Паша, — обнимала его жена, довольная тем, что их малыш скоро пойдет в детский садик и освободит ее драгоценное время. — Все возможно если очень захотеть». Этим вечером Татьяна отблагодарила мужа так как не делала этого давно. Она давно уже стала позволять своему мужу прикасаться к себе только в качестве поощрения за хорошо проделанную работу или по праздникам. Павел оправдывал жену, говоря сам себе, что она устает от домашней рутины и от того, что постоянно необходимо следить за маленьким Антоном.

И вот, наконец-то, для Татьяны стали возможны поездки на собеседование, появилось еще больше свободного времени для поиска желанной работы. И работа нашлась.

— Ты понимаешь, что другого такого случая может и не представиться? — говорила Татьяна.

— Понимаю, — ответил Павел спокойно, глядя на свои сцепленные в замок руки. — Поезжай, — тихо произнес он.

— Правда? — удивилась его жена, она не ожидала, что Паша так быстро согласиться.

— Конечно, правда, — покачал головой отец Антона.

В комнате воцарилась звенящая тишина, которую вскоре прервал тихий голос Павла:

— Только вот Антона оставь мне.

— Это как, Паша? Я не поняла? — в глазах матери отразился ужас.

— Ну, на время, — не поднимая головы, продолжал Павел.

— Что значит на время? — никак не могла понять его жена.

— Ну, на то время пока ты не сможешь устроиться там как следует. Сама подумай, Таня, — Павел посмотрел в глаза жены. — Антон только-только пошел в детский садик. Достаточно быстро там адаптировался.

Павел Степанович встал, заходил по комнате, как маятник — туда-сюда. Видно было, что он очень волнуется.

— Слава Богу Антон не болеет, как большинство малышей его возраста. Здесь он в течение дня всегда будет под присмотром. А что тебя ожидает за границей, никто не знает.

Мужчина сел и продолжил:

— Представь только, какие проблему могут возникнуть у тебя из-за Антона.

— Что ты такое говоришь, Паша? — возмутилась Татьяна. — Какие проблемы? Антон — мой ребенок…

— И мой тоже, — перебил ее муж. — Ты уверена, что достаточно быстро найдешь на новом месте ребенку детский садик или гувернантку?

Татьяна молчала, она понимала, что ее муж прав.

— Нет, дорогая, ты в этом не уверена, — продолжал Павел. — Давай сделаем так. Как только ты сама устроишься и поймешь, что ребенок сможет жить с тобой, так сразу и заберешь его к себе. Я препятствовать не буду. Но сейчас, Таня, пойми, вам вдвоем в чужой стране будет очень тяжело.

— Паша, — заплакала Татьяна, — ты просто святой, — и кинулась к нему на шею.

Девушка начала целовать его в глаза, шею, губы, и Павел понял, что на этом Татьяна не остановится, но ему этого больше от нее не нужно было. То, что он выпрашивал каждый раз у жены, как милость, теперь стало ему не интересно. Он впервые в жизни отказался от ласк жены, которые та сама ему предлагала. Он понимал, что это очередная плата, а не любовь.

— Ну, ну, ну, — отстранил мужчина жену. — Не нужно, Таня.

Остается только догадываться, какие эмоции бушевали в душе Павла, но отец держался и не показывал этой женщине (своей непутевой жене), что он думает обо всем этом на самом деле и, как ему сейчас больно и неприятно. Все эти годы мужчина старался быть хорошим мужем и отцом. В какой-то момент поняв, что с их браком что-то идет не так, Павел делал все возможное и даже больше, чтобы сохранить семью. Но, как теперь он понял — все было напрасно. Антон — вот единственное, для чего стоило жить дальше, и он никак не мог позволить жене забрать ребенка. Тем более Павел понимал, что сыну будет лучше с ним, а не с матерью-карьеристкой.

— Я, как только устроюсь на новом месте, так сразу заберу Антона. Обещаю, Паша, — продолжала Татьяна, заламывая руки.

— Хорошо, — вздохнул мужчина и встал с дивана. — А теперь идем спать.

На самом деле Павел понимал, что этой ночью он вряд сможет уснуть, но ему так хотелось поскорее прекратить этот не приятный разговор.

— Я лягу, как всегда на диване, — продолжил он, стараясь говорить спокойно, — а ты иди к себе. Нам обоим нужно отдохнуть. И, кстати, когда ты планируешь улетать?

— Через неделю, — прошептала девушка.

Антон смутно помнил тот пасмурный осенний день, когда они с отцом провожали мать во Францию. Толи дождик моросил, толи падал мокрый снег, как всегда, это было трудно понять в межсезонье. В общем погода была такая же непонятная и мокрая, как и на душе у его отца. Помнил еще Антон, что в аэропорт они вместе с матерью не поехали. Павел Степанович решил, что так ребенку будет легче простится с мамой, и Татьяна не возражала. Она сама нелегко переживала предстоящую разлуку, но муж запретил ей плакать, чтобы не испугать сына.

В назначенное время Татьяна в темно-бежевом приталенном плаще, который так шел ее тонкой и совсем не изменившейся после родов фигуре, стояла в ожидании такси. Она переминалась с ноги на ногу в черных замшевых полуботинках на высоком каблуке, которые подчеркивали красоту ее стройных ног, что когда-то любил целовать ее муж. На ее голове был элегантно завязанный платок небесно-голубого цвета, под цвет ее грустных из-за вынужденного расставания с сыном глаз. Такой запомнил ее Антон, и такой он видел ее во снах. Отец и сын поцеловали и крепко ее обняли, посадили, в вовремя приехавшее такси, а потом еще долго-долго махали в след отъезжающему автомобилю. Антон решил, что мама уехала ненадолго и скоро вернется, а потому потащил отца обратно в квартиру, уговорив того поиграть с ним в прядки, раз мама уехала и не будет мешать им беситься. С тех пор Антон с отцом остались вдвоем. Но Антон никогда не слышал, чтобы отец жаловался на свою жизнь или как-то плохо отзывался о его матери. А та регулярно, раз в месяц звонила по видеосвязи, узнавала у Антона: нравится ли ему ходить в детский сад, хорошо ли их там кормят и не обижают ли его. Антон рассказывал ей о друзьях, которые появились у него в саду, хвастался своими успехами в подготовке к школе, показывал свои детские рисунки, на которых всегда были запечатлены три человека: мама, папа и он Антон, стоящий между родителями по середине, и державший их за руки. И каждый раз он спрашивал у матери, когда она приедет. И каждый раз мама обещала, что это произойдет совсем скоро, нужно только подождать. Но это все никак не происходило, и Антон вскоре совсем перестал ее об этом спрашивать. Мать каждый год присылала ему подарки на день рождение, но разговора о переезде сына к ней не заводила. Павел Степанович был этому рад. Он бы не смог жить без Антона. А Антон постепенно привык, что они с отцом живут вдвоем, маму можно увидеть только по скайпу, и даже перестал по ней скучать. Но сны о том, как они встречаются с мамой, ему продолжали сниться регулярно. Во сне Антон видел маму все в том же темно-бежевом приталенном плаще и в голубом платке, который так ей шел. Только вот глаза у мамы были не грустные, как при расставании, а радостные. Женщина раскидывала руки навстречу бежавшему к ней сыну. И Антон всегда просыпался именно в тот момент, когда мама должна была обнять его, но этого не происходило. Антон тихо плакал в подушку, а потом утирал слезы, чтобы не расстраивать отца. Он его очень любил.

Когда Антон пошел в первый класс, мама позвонила, как всегда, по видео связи двадцать второго сентября, на его день рождения и была удивлена, почему Антон не хочет ее видеть. А как мальчик мог показаться матери с синим от чернил лицом? Антону было стыдно, да и объяснять, что произошло ему вовсе не хотелось. О, как он в этот момент ненавидел свою одноклассницу, Янку Родину. Она лишила его возможности увидеть мать, которая не звонила ему с Нового года.

Татьяна же в свою очередь решила, что ребенок обиделся на нее. Обиделся за то, что она так и не смогла забрать его к себе за все эти четыре года и даже ни разу не приехала к нему в гости. Карьера во франции у нее складывалась очень даже хорошо, но места для Антона и его отца в своей той, зарубежной жизни она так и не отыскала. На этот раз женщина решила, что надо что-то делать и пригласила Антона на зимние каникулы к ней в гости в Париж, когда все-таки смогла дозвониться до сына по обычному телефону.

Антон не мог сдержать своей радости. Мальчишка начал прыгать по комнате и кричать: «Я поеду в Париж!!! Я поеду в Париж!!!» В комнату залетел испуганный отец и долго не мог понять, что происходит. Его с утра еще нормальный ребенок бесился, носился и скакал по комнате, как сумасшедший.

— Антон, остановись, что происходит? — пытался отец поймать сына налету, но у него ничего не получалось. Антон перепрыгивал через его руки и начинал скакать заново.

— Я еду в Париж на Новый год!!! — кричал мальчик.

— Какой Париж? Ты о чем это говоришь? Ты что с ума сошел? — спрашивал отец, не оставляя попытки поймать сына и успокоить.

— Нет, папа, не сошел. Это мама меня к себе забирает! — кричал мальчик.

Отец так и рухнул на диван.

— Как забирает? — прошептал он. — На совсем?

Тут Антон остановился, посмотрел на отца, подошел к нему, сел рядом и, запыхавшись, проговорил:

— Пап, ты чего? На каникулы, конечно же. Я не собираюсь уезжать от тебя ни куда на совсем. Ты чего? — повторил он, тряся отца за рукав.

Павел повернулся к сыну, обнял мальчика, поцеловал его в макушку и сказал:

— А у меня все готово на кухне для празднования твоего дня рождения. И даже яблочный пирог. Пойдем?

— Ура! — закричал Антон. — А что же мы сидим?! Идем праздновать!

Отец каждый год на день рождение своего единственного сына готовил его любимый яблочный пирог. Антон родился в самое красивое время года. В конец сентября, когда наступает «бабье лето». После первых небольших заморозков приходят по-летнему теплые деньки. Солнышко светит ярко, а греет нежно, словно на прощанье. И бескрайнее синее небо без единого облачка простирается над головой. Деревья покрываются золотом осенней листвы. Под ногами так приятно шелестит разноцветный ковер из опавших листьев.

К Новому году на лице Антона от Янкиных чернил не осталось и следа. Мама подготовила все необходимые документы для полета сына во Францию. Отец собрал небольшой синий рюкзак с немногочисленными вещами Антона. Он не возражал, чтобы его мальчик, наконец-то, увиделся со своей матерью, хотя Павел Степанович очень волновался о том, как Антон перенесет этот полет. Сам он не мог, да и не хотел лететь на встречу с уже бывшей на тот момент женой. Антону так и не рассказали, что родители два года назад развелись.

Антон впервые в жизни полетел самолетом, и не куда-нибудь, а во Францию. Летел он бизнес-классом, который оплатила мать. Антон весь полет не отрываясь смотрел в иллюминатор, где перед его взором открывался вид бескрайнего моря белых облаков. Мальчика удивило, что облака так близко, казалось протяни руку, и можно их потрогать. Белые пушистые, похожие на взбитые сливки. Тихое жужжание мотора самолета, теплый солнечный свет из иллюминатора, который едва пробивался сквозь плотную облачную завесу постепенно успокаивал и убаюкивал Антона. Мальчик заснул.

Антону снился волшебный город. На его улицах стояли средневековые замки с высокими готическими шпилями, которые, как стрелы вонзались в темное сумрачное небо. Он один бродил по старинным улочкам этого незнакомого города. Над мальчиком нависло тяжелое свинцовое небо, готовое вот-вот пролиться холодным осенним дождем. Стало зябко. Антон поежился от холода. Вдруг, на другой стороне улицы он заметил нежный оранжевый свет, который лился из окон небольшой кафешки. Свет показался Антону таким теплым, что он, перебежав пустынную улицу, решил погреться в лучах света от этого кафе. Мальчик подошел к огромному панорамному окну и заглянул в него. Антон увидел небольшой зал в рыцарском стиле. На его серых каменных стенах весели настоящие зажжённые факелы, которые и излучали этот оранжевый теплый свет. Весь старинный зал был заставлен маленькими круглыми столиками, за которыми сидели незнакомые Антону люди. Они ели, пили и весело о чем-то разговаривали. А прямо напротив окна сидели его мама и папа. Родители мирно беседовали. Папа, как всегда, был суров и неулыбчив, а вот мама, напротив — мило улыбалась, и ее лицо, казалось, сияло изнутри волшебным светом. Антон потянулся замерзшими руками к этому теплому свету, чтобы поскорее согреться. А еще ему очень хотелось прикоснуться к маминому лицу и, обняв ее, поцеловать. Но в этот момент его кто-то стал сильно трясти за плечо. Это стюардесса будила мальчика.

Антон проснулся. Огляделся. Он ни сразу понял, где находится и поежился от холода. В салоне самолета оказалось достаточно прохладно, не смотря на темно-синий плед, которым его заботливо укрыла соседка. Старая женщина, которая сидела рядом с Антоном, с первых минут полета внимательно наблюдала за русским мальчиком, который почему-то один, без родителей и без сопровождения взрослых летит во Францию. Ее заинтересовал грустный взгляд голубых глаз ребенка. Когда проснувшийся Антон, вопросительно посмотрел на женщину, она сказала, что полет закончен и улыбнулась своей белозубой улыбкой, а потом спросила его низким бархатным голосом с французским прононсом: «Вас кто-нибудь встречает в аэропорту, молодой человек?» «Да. Мама», — просипел мальчик, он еще не успел окончательно прийти в себя ото сна. Четыре часа полета пролетели для Антона незаметно, и ему пора было идти на встречу с мамой, которая ждала его в зоне прилета аэропорта Орли.

Антон сразу узнал маму. Она стояла впереди толпы из встречающих и была очень напряжена. Антона удивило, что на маме вместо приталенного плаща и голубого платка, был строгий брючный костюм мышиного цвета и черная широкополая шляпа. Когда Татьяна увидела своего сына, то ее лицо озарилось той теплой улыбкой, которую Антон видел только что во сне. Мать обняла сына и начала горячо целовать его в лицо, глаза, губы. «Мама, не надо», — отодвинул ее мальчик. Ему было не ловко от таких нежностей. «Как долетел?» — спросила его мама, неохотно отстраняясь. «Хорошо», — отозвался Антон. Мама взяла его за руку и повела к выходу, где их ждало такси. Антон волновался, не зная, как пройдет их с мамой встреча после долгой разлуки. Но постепенно тревога ушла, а на ее месте появилась радость, что они теперь вместе, и он может держать маму вот так просто за руку. Чувствовать ее тепло. «Почему у тебя такие холодные руки? — спросила мама. — В самолете, что было холодно?» Мальчик чувствовал, насколько руки мамы были горячими. Вместо ответа он прижался щекой к ее нежным рукам, желая, чтобы это материнское тепло окутало его со всех сторон. Татьяна, понимая чувства сына, обняла мальчика за плечи и прижала к себе. Так они и шли вдвоем, обнявшись по длинному коридору аэропорта, который вывел их на улицу к остановке такси. Два самых счастливых человека не Земле в этот момент — мать и сын. Антон шел, гордо подняв голову, чтобы все видели, что эта красивая блондинка — его мама.

Пока они ехали, Антон рассматривал дома, мимо которых проносилось их такси на большой скорости, виляя в плотном потоке машин. Его удивило, что этот город совсем не похож на тот, что приснился ему в самолете — не было готических шпилей, и улочки были не такие узкие и извилистые, как во сне. А вот погода на улице была такая же пасмурная и дождливая. Тридцатое декабря — скоро Новый год. Антон поежился и еще плотнее прижался к матери, он до сих пор так и не смог согреться.

Мама жила в спальном района Парижа. Как позже мальчик узнал — этот район носит название Вожирар. Вожирар — это Париж без пафоса и шика, без туристической суеты и сверкающих галерей. Та самая густонаселенная часть города, со своей инфраструктурой. Тихая, скромная, но очень приветливая — это обратная сторона столицы, в которой живут обычные парижане и его мама.

Квартирка у мамы была небольшая, но зато двухуровневая. На первом этаже располагалась комната-студия с угловым диваном и небольшая ванная комната, выложенная белой плиткой, с такой же белой ослепительной ванной. На втором этаже, на который вела деревянная лестница, была спальня с огромной, как показалось маленькому Антону, двухспальной кроватью.

«Ну, вот здесь ты и будешь жить», — сказала мама, проводив Антона на второй этаж.

Вечером того же дня Татьяна с сыном отправились в ресторан, находившийся недалеко, на крыше одного из соседних домов. А визитной карточкой этого ресторана были огромные панорамные окна, с видом на сверкающую разноцветными огнями Эйфелеву башню, с вершины которой, озаряя все вокруг, светили четыре прожектора. За окном, как и весь день, моросил дождик, дул промозглый ветер, но Антон и Татьяна не обращали на это внимание. Весь вечер они сидели за уютным столиком в мягких высоких креслах и весело болтали, наслаждаясь вкуснейшей едой и прекрасным видом на ночной город. Мама заказала себе «Бёф бургиньон», а проще бургундскую говядину, с бокалом красного сухого вина. Антон решил попробовать запеканку из макарон, которая носила незнакомое, но очень красивое название «Тимбаль».

Антон старался как можно подробнее рассказать маме о их жизни с отцом. Хвастался своими успехами в школе, ведь он был отличник, и ему очень хотелось, чтобы мама гордилась своим сыном. А она и гордилась. Татьяна внимательно слушала Антона, задавая ему все новые и новые вопросы. А в конце вечера она заказала ему огромный бокал на тонкой ножке с шоколадным мороженным, которое было украшено взбитыми сливками и кусочками фруктов.

После такого насыщенного вечера Антон спал крепко, и ему даже ничего не снилось.

Утром его разбудил нежный мамин голос: «Вставай, сынок. Пойдем завтракать. Сегодня Новый год. У нас с тобой много дел запланировано».

Антон встал, старательно умылся, почистил зубы, надел брюки и новый свитер, который купил ему отец перед отъездом.

На завтрак мама предложила Антону сладкие хлопья, залитые молоком, и свежий хрустящий круассан с чаем. Антон не привык есть такое по утрам. Чаще всего они с отцом завтракали горячими бутербродами с колбасой и сыром, разогретые в микроволновке, или Антон готовил отцу яичницу-глазунью, сам-то он больше любил омлет. Но мальчик съел завтрак с большим аппетитом. Ведь это мама впервые в его жизни приготовила ему завтрак. Хотя слово «приготовила» здесь было не вполне уместно, но Антона это ни коем образом не смущало. Сын уплетал вкусную булочку под названием круассан за обе щеки.

А потом они решили прогуляться по знаменитым парижским магазинам одежды, совместив шоппинг, с осмотром достопримечательностей столицы Франции. Татьяна очень хотела накупить сыну как можно больше вещей, подсознательно пытаясь загладить свою вину перед ним. Вначале они прогулялись по Елисейским полям, начав свой путь от известной на весь мир Триумфальной арки, до которой они добрались на такси. На широком проспекте было большое количество слоняющихся туристов со всего Мира, которые, казалось, никуда не спешили, не смотря на промозглую, характерную для конца декабря парижскую погоду. Когда мать и сын окончательно замерзли, то зашли в один из многочисленных бутиков, где Татьяна купила сыну стильный брючный костюм серого цвета с металлическим отливом.

«Будешь самым красивым в классе», — сказала мама и улыбнулась Антону. А он почему-то сразу вспомнил свою одноклассницу Яну.

«Вот здорово будет после Нового года покрасоваться перед этой зазнайкой в новом костюме. Пусть видит, что не только она может в школу ходить в модных вещах», — подумал мальчик, и настроение у Антона улучшилось.

Когда Антон увидел средневековый замок, в котором теперь располагается один из самых больших музеев — Лувр, его глаза загорелись живым интересом, и ему захотелось прикоснуться к его стенам.

«Зайдем туда в следующий твой приезд, Антошка», — пообещала мама. Слишком мало времени у них оставалось на общение вдвоем.

Антошка — так его еще никто не называл. Антон — для отца, Тоха — для пацанов, а Антошка — так его называла только мама.

На вечер празднования Нового года мама приготовила незабываемый для Антона подарок — посещение парижского Диснейленда. Мальчик увидел необычайной красоты замок Белоснежки, который был украшен искусственным снегом и сосульками, а также светился новогодней иллюминацией. По нарядным улицам волшебного Диснейленда, кроме многочисленных посетителей с детьми, ходили сказочные герои, одетые в праздничные новогодние наряды. Антон, открыв рот крутил головой из стороны в сторону, пытаясь все хорошенько запомнить, чтобы потом все подробно рассказать отцу. «Как жалко, что папа не смог полететь со мной в этот сказочный город, — думал мальчик. — Ну ничего. В следующий раз я обязательно уговорю его».

«Мама! — вдруг закричал Антон и задергал ее за рукав. — А папе мы подарков-то совсем не купили!»

«Зайдем вон в тот магазинчик, — сказала Татьяна, — и выберем ему что-нибудь».

Но кроме огромного фарфорового Микки Мауса, они там для папы найти ничего так и не смогли.

«Антон, не расстраивайся, — успокаивала его мама. — В следующий раз мы и папе что-нибудь купим из подарков».

В полночь весь парк аттракционов озарился сказочным фейерверком.

На следующий день мама и Антон проснулись поздно. Немудрено — полночи провести на аттракционах. Позавтракав все теми же круассанами, они остаток дня провалялись в большой двухспальной кровати. Очень много болтали и смеялись, вспоминая вчерашний день.

А потом настала пора прощаться. Второго января Антон улетел домой.

Этот сказочный Новый год Антон еще долго не мог забыть. Но больше мама Антона в гости к себе не приглашала. Единственным, что их связывало — это были редкие звонки по видеосвязи.

Глава 5

В тот день, когда мы с Яной разговаривали на заднем дворе школы по поводу нашей «капсулы времени», казалось наступила настоящая весна, хотя на дворе и стоял всего лишь март месяц. Но солнышко светило по-весеннему, птички щебетали без умолку, так громко, что нам с Яной приходилось повышать голос, чтобы перекричать их.

— Договорились, — кивнула я подруге. — Если ты несешь бутылку для «капсулы времени», то с меня розовые красивые листочки, на которых мы и запишем наши с тобой мечты.

— Согласна, — ответила Яна и, немного подумав, добавила: — Смотри, если сегодня пятница, то у нас с тобой впереди есть два дня выходных, чтобы хорошенько обдумать наши пожелания будущему. Бойся своих желаний. Ууу… — провыла Яна, как в фильме ужасов и, подняв руки над головой, начала шевелить своими длинными музыкальными пальцами, стараясь меня напугать. Но только рассмешила в очередной раз.

С первого класса Яна ходила в музыкальную школу по классу «Фортепьяно». Признаюсь, что я ей всегда в этом завидовала.

В семье Родиных помимо медицинского образования, музыкальное образование всех членов семьи было обязательно. Даже Янкин дядя Леша и тот закончил музыкальную школу по классу «скрипка». Вообще-то из семьи Родиных можно было бы собрать неплохой вокально-инструментальный ансамбль. Дед Яков — потомственный баянист. Игре на этом инструменте научил его отец Ардалион, так как сам он до войны ходил в музыкальную школу и хорошо играл на баяне. Сыновья деда Якова Александр и Алексей играли на скрипке. Таким было желание их матери. Она считала, что у этого инструмента самый красивый голос. И я с ней полностью согласна. Между пацанами была разница в восемь лет, поэтому скрипка перешла по наследства от старшего брата к младшему, не пропадать же инструменту. Но если старший брат, отучившись в музыкальной школе долгих семь лет и, возненавидев инструмент, с облегчением уступил скрипку младшему и больше ни разу к ней не прикоснулся, то Алексей до сих пор с удовольствием брал скрипку в руки и играл на ней. Играл он всегда что-нибудь нежное и ужасно романтичное. Бывая в гостях у Яны, мне иногда доводилось слышать его игру на инструменте, и от этих звуков по моей коже начинали бегать мурашки. Слушая игру Алексея на скрипке, я представляла бушующее море, видела, как пенящиеся волны накатывают на скалистый берег и разбиваются об него, как сверкающие на солнце искры водяных брызг медленно оседают на успокаивающиеся море, а белокрылая чайка парит над водой, то взмывая в бесконечное голубое небо, то опускаясь к равнине моря так низко, что ее крыло касается воды. На небе ни облачка, и светит ослепительное солнце. А иногда в моем воображение всплывали картины средневекового замка. Где под темными каменными сводами в огне чадящих факелов идет бал. Рыцари в парадных костюмах кружат вокруг своих восхитительных дам. А те приседают в глубоком реверансе перед своими кавалерами.

Мать Александра и Алексея Родиных Зинаида Николаевна музыкальной школы не заканчивала, но пела в школьном хоре, и в основном — это были сольные партии. Именно на внеклассных занятиях по музыке и познакомились одиннадцатиклассник Яков Родин и девятиклассница Зина Колосова.

Голос у девочки и вправду был замечательным: низким и бархатным. Особенно Зинаиде Николаевне удавались романсы. Ни одно домашнее застолье не обходилось, чтобы Яков не взял баян и не сказал своей жене:

— Зиночка, спой что-нибудь.

— Что, Яша? — кокетничала Зина.

— Ну, что-нибудь для души, как ты это умеешь.

— Тогда я спою «Калитку», — это был любимый романс Якова.

И начинала литься неторопливая музыка, сопровождая томный голос Зины:

Лишь только вечер затеплится синий,

Лишь только звезды зажгут небеса,

И черемух серебряный иней

Жемчугами украсит роса.

Припев, не удержавшись, начинали подпевать все, кто находился в этот момент за гостеприимным столом Родиных.

Отвори потихоньку калитку,

И войди в тихий сад, словно тень,

Не забудь потемнее накидку,

Кружева на головку надень.

Однажды и мне довилось слушать этот романс и подпевать Зинаиде Николаевне вместе со всеми на очередном дне рождения Яны. Тогда я впервые оказалась в доме Родиных на большом семейном торжестве. В этот теплый июльский день подруге исполнилось семнадцать лет. До окончания школы и до нашего с Яной совершеннолетия оставался всего один год. Яна была старше меня на полгода.

Конечно, я и раньше была у Родиных дома. Но чаще всего мы с порога отправлялись к ней в комнату и там играли в Янкины куклы.

Когда большая семья Родиных уселась за праздничный стол, который в честь Яны накрыла ее бабушка Зинаида Николаевна, все наперебой стали поздравлять мою подругу с днем рождения. Дед Яков, не изменяя традиции, взял в руки свой старенький баян.

— Опять, — закатила глаза Яна, заслышав игру деда на инструменте. — Каждый год одно и тоже. Хоть бы, что новенькое придумали, — шептала мне на ухо подруга, при этом следя, чтобы никто ее не услышал.

Неуважение к старшему поколению в семье Родиных расценивалось, как преступление и могло быть строго наказано. Но наказанными никто не был, так как, никому и в голову не могла прийти мысль как-то неуважительно отозваться о своих бабушках, дедушках или о родителях.

— А мне нравиться, — сказала я подруге и, осмелев, начала подпевать еще громче. — Там, где гуще сплетаются ветки, у беседки тебя подожду и на самом пороге беседки кружева с милых губ отведу.

На самом деле, Яне тоже все это очень нравилось. Просто поначалу она боялась признаться мне в этом. Ей казалось, что ее семья какая-то не такая. Старомодная, что ли. Яна стеснялась того, что они соблюдают все эти семейные традиции. Стеснялась она также того, что, собираясь всей семьей по праздникам, вместо того чтобы петь современную попсу, как делают сейчас многие, они поют романсы и слушают классическую музыку, а, иногда, и сами музицируют. При этом, классику они слушают исключительно только на виниловых пластинках. Считая, что магнитофонная запись не передает живую красоту музыки. Но, когда Яна увидела, как мне все это нравиться, то перестала стесняться, расслабилась и стала подпевать вместе со всеми.

Когда празднование дня рождения Яны закончилось, мы с ней стали помогать бабушке и маме убирать со стола грязную посуду. Я встала к раковине, повязала на талию цветастый фартук, чтобы не испачкать свое новенькое платьице.

— Лерка, давай мой быстрее, — зашипела на меня подруга, увидев, что я не справляюсь с объемом грязной посуды одна, — а то, как черепаха — совсем не шевелишься. Погулять еще хочется. Из-за тебя мы тут весь вечер проторчим, а может даже и ночь. Мы уже всю посуду стаскали и стол убрали. Все только тебя ждут.

Янина бабушка взяла из моих рук губку и сказала:

— Бегите, девочки. Я дальше сама справлюсь.

— Ба, ну как же? — начала было сопротивляться Яна. — Мы сейчас, как вчетвером навалимся на эту посуду, так и все сделаем быстро.

— Вот именно — навалитесь и устроите мне тут потоп, — отогнала Яну и двух ее сестер от раковины с грязной посудой бабушка. — Нет уж лучше идите. А я потихоньку сама все приберу. Ведь я еще не совсем старая и с посудой уж как-нибудь совладаю, — сказала она нам и подмигнула.

— Что ты, бабулечка, — хором загалдели девчонки, — ты у нас совсем не старая, а очень даже молодая.

Бабушка Яны работала преподавателем в педагогическом университете. Была деканом кафедры иностранных языков. Это была высокая, стройная и очень энергичная женщина, с длинными и черными, как смоль, волосами, которые всегда были аккуратно уложены в высокую прическу. Когда у нее спрашивали, в чем секрет ее молодости, Зинаида Николаевна, улыбаясь, отвечала, что всему причина ее студенты. «Работая с молодыми людьми, ты подпитываешься их энергией, их желанием жить. Рядом с ними не замечаешь своего возраста. Стараешься всегда быть в форме не только физической, но и моральной, — говорила Зинаида Николаевна. — Я даже научилась некоторым их словечкам».

Я смотрела на Яну и ее сестер, и мне самой очень захотелось обнять эту добрую женщину. А еще я всегда хотела, чтобы у меня была бабушка. Вот именно такая, как Зинаида Николаевна. Но у меня не было никакой.

Мамины родители, как и папин отец умерли рано, еще до моего рождения, так что о них я знала только по маминым рассказам. Папина мама же не хотела нас знать. Виделись мы с ней очень редко. Я ее даже называла на «вы». Так хотела она сама. «И не надо называть меня бабушка при посторонних, — раздраженно говорила папина мама, когда я к ней так обращалась. — Называй меня лучше Анна Павловна». Что уж там произошло между моей мамой и Анной Павловной, я не знала. Об этом в доме никогда не говорилось. Знала я только одно — они крепко недолюбливают друг друга. Маме приходилось воспитывать меня одной, без помощи бабушек и уж тем более — прабабушек. Папа постоянно был на работе. Его главной задачей было обеспечивать семью деньгами, а дом и забота обо мне были на маме. Лера, чего застыла? — дернула меня за руку Яна. — Снимай фартук, и побежали на двор.

Я аккуратно повесила фартук на спинку стула.

— Мама! — крикнула Яна, выбегая на лестничную площадку, и держа меня за руку. — Мы с Лерой посидим во дворе!

— Хорошо, девочки. Только не засиживайтесь до поздна, — отозвалась из большой комнаты Елена Александровна.

Мы с Яной сбежали вниз по лестнице, весело хохоча и громко стуча каблучками. Настроение у нас было отличное. Янка радовалась хорошему вечеру, своему дню рождения, подаркам и, как оказалось, чему-то еще, известному только ей. Мы себе казались такими взрослыми.

Яна подбежала к качелям, села на нее и закричала:

— Лера, качай!

Я качнула раз, другой.

— Сильнее! — кричала Яна. — Еще сильнее!

— Куда еще сильнее? Ты и так уже раскачалась так, что скоро «солнышко» сделаешь.

— А может я и хочу «солнышко» сделать! — отвечала мне подруга.

— Ты что с ума сошла? Свалишься, — я уже начала беспокоиться за нее.

Вдруг Яна перестала качаться и, посмотрев на меня своими большими карими глазами, спокойно сказала:

— Знаешь, Лерка, у меня сегодня такое настроение, что мне кажется, я могу в космос улететь.

При этих словах Яна посмотрела в темное безлунное звездное небо. Ей показалось, что она растворилась в этом бесконечном океане звезд и плывет на встречу к своему прекрасному будущему. Небо обволакивало подругу со всех сторон, как темно-синее одеяло со множеством мерцающих огней. В этот момент она была один на один со своими чувствами, а бесконечность вселенной показала ей насколько безгранично ее счастье. Девушка улыбалась, и в ее глазах отражались мерцающие огни созвездий.

— Так это нормально, подруга, у тебя же сегодня день рождение.

— Нет, — покачала Яна головой. — Дело совсем не в этом.

— А в чем? — удивилась я.

— Да, так, — махнула она рукой и перевела свой восторженный взгляд на меня. — Ты все равно ничего не поймешь.

— Почему это я ничего не пойму? — сделала я акцент на местоимении «я».

Затем, задрав голову вверх, я посмотрела в звездное небо, стараясь увидеть там то, что так восхитило мою подругу, но кроме знакомых и не знакомых мне созвездий я там больше ничего не увидела, только одна самая яркая звезда, казалось мне подмигивает. «Наверно, мне и в правду не дано понять Янкиного секрета», — подумала я.

А подруга прошептала в ответ:

— Потому что ты никогда не влюблялась.

— Что? — переспросила я Яну, не веря своим ушам. — Что я никогда не делала?

До этого момента мы с Янкой никогда не обсуждали тему любви. Считали, что это что-то не серьезное и не стоящее нашего внимания.

— Ты никогда не влюблялась, — повторила подруга, улыбаясь сама себе, и мечтательно глядя куда-то в сторону.

В этот момент Янка была похожа на кудрявого купидона с картин великого итальянского художника Рафаэля Санти: такое же возвышенное выражение лица, обрамленного темными кудряшками волос и взгляд ангела, устремленный куда-то ввысь.

То, что я никогда ни в кого не влюблялась — это, конечно, была правда. А еще я никогда не понимала девчонок, которые вздыхали по одноклассникам:

«Ну, как можно влюбиться в мальчишку, которого ты знаешь с первого класса? — говорила я Яне, когда одна из наших одноклассниц Аленка втрескалась в Степку Семенова по уши и вздыхала о нем на переменах, а еще больше на уроках, не сводя своего влюбленного взгляда с мальчишки. — Он же балбес».

«Да, Лерка, ты права. И друг у него такой же балбес, — соглашалась со мной Яна. — Вот если я когда-нибудь влюблюсь, — закатывала подруга мечтательно глаза, — то обязательно в очень умного и красивого. А еще в романтичного молодого человека».

«Да уж, подруга, какая тут у Семенова и Соболева романтика, — вздыхала я. — Одни шуточки дурацкие».

«Не напоминай мне о них», — дергала плечиками Яна, как будто таракана увидела, которого ей когда-то подсадил на плечи Антон.

Некоторые одноклассницы умудрялись влюбляться в старшеклассников. Но это еще хоть как-то можно было понять. Среди мальчишек старших классов попадались ничего себе экземпляры. Например Иван Матвеев. Спортсмен. Красавиц-блондин с накаченной фигурой. Правда тупой, как пробка. Казалось, что можно услышать пустой звон, если ударить его учебником по голове, но наших барышень это не смущало. Они представляли, как пройдутся по улицам нашего города с таким красавцем под руку, и все знакомые девчонки умрут от зависти. А мальчишки, наконец-то, поймут, какая девушка учиться рядом с ними, раз сам красавиц Матвеев обратил на нее внимание. Но Ванька на наших одноклассниц внимание не обращал, что они только не делали. Все свободное время он проводил в спортзале, качался и любовался только собой.

А вот что было самым непонятным для меня, так это когда некоторые девчонки умудрялись влюбляться в артистов. Подумать только — в артистов! Не в живых людей, которые ходят с тобой рядом по одной улице, а в артистов! Пол беды если это оказывались наши российские артисты, но мода на зарубежные фильмы не оставляла им практически никакого шанса. Девчонки влюблялись в звезд из Голливуда. «Дурочки, — смеялись мы с Янкой. — С их знанием английского эти звезды им и не светят. Они даже «My name is Masha» сказать не смогут».

И вот это произошло с моей лучшей подругой. Янка влюбилась. В моей голове такое никак не могло уложиться.

— Ты что влюбилась? — переспросила я подругу, надеясь, что я ее все-таки неправильно поняла.

— Ага, — мотнула Яна головой и, немного помолчав, добавила. — Влюбилась, как дура.

Яна сидела на качелях и все также смотрела в даль невидящими глазами. «Опять этот дурацкий взгляд купидона, — подумала я. — Надеюсь с головой у нее все в порядке?»

— Помнишь, Лера, как мы смеялись над влюбленными одноклассницами. И вот я теперь одна из них.

— Конечно, помню, подруга, — усмехнулась я, а на душе вовсе не было весело. — Но как же тебя-то угораздило? Ты ведь умная девочка, а не одна из этих дурочек-вертихвосток.

— Не знаю. Наверное, я не такая уж и умная оказалась.

— Что ты. Еще какая умная, — горячо возразила я. — Мне мама тебя всегда в пример ставит. Говорит: «Вот посмотри на Яну. Какая она умница. Все успевает: и отличница, и помощница дома, и красавица», — скопировала я мамин голос.

— А ты что не умница и не красавица? — удивилась Яна. Я раньше никогда не рассказывала ей, что моя мама о ней так отзывается.

— По мнению моей мамы не настолько, как ей бы этого хотелось, — с грустью в голосе ответила я.

— Ты что, Лерка. Ты же самая красивая девчонка в нашем классе, да и оценки у нас с тобой одинаковые, — бросилась обнимать меня подруга. — Посмотри на свой курносый носик, — ткнула она пальцем мне прямо в нос. — Сколько парней он с ума еще сведет.

Я крепко обняла Яну и сказала:

— Спасибо, подруга, — затем сглотнув не пролившуюся слезу благодарности, строго сказала. — Но сейчас разговор не обо мне, а о тебе. Рассказывай в кого ты влюбилась?

— Не скажу, — загадочно улыбнулась Яна.

— Что значит — не скажу? — нахмурила я брови. — Ну-ка, быстро говори кто он?

— Он очень хороший. Просто замечательный. И я его люблю.

— То что ты его любишь, я уже поняла? Но кто это? Я его знаю? — не переставала допытываться я.

— Не скажу, — повторила подруга игривым тоном.

— Это почему же?

В моем голосе звучала обида. Мы с Яной дружим с первого класса и никогда ничего не скрывали друг от друга. Яна часто рассказывала мне, что происходит в их семье. А я делилась с ней своими переживаниями. И все было хорошо. А тут вдруг она не хочет делиться со мной своим секретом. Мне стало обидно.

— Потому, что ты еще маленькая и не поймешь меня, — задумчиво ответила подруга, тихо покачиваясь на качели.

— Я младше тебя всего на полгода, — возразила я подруге.

— Вот именно, на полгода, — повторила Яна, растягивая слово «полгода».

Но я никак не могла понять, почему мне нельзя рассказать всю правду. Что могут значить эти полгода? Это же не год и не два и уж, тем более, не десять.

— Именно полгода назад все и началось, — вдруг сказала подруга, чертя носком туфельки перед собой различные фигуры на песке.

— Что началось?

— Он впервые назвал меня по имени.

— Да, кто — он? — продолжала допытываться я у Яны.

— Он, — мечтательно протянула подруга и опять стала смотреть на звездное небо.

— Так. Или ты сейчас мне все рассказываешь, или я ухожу домой, — пригрозила я. — И тогда — ты мне больше не подруга. И хватит пялиться в небо. А то мне начинает казаться, что ты сошла с ума.

— Ну, не обижайся, Лера, — схватила меня за руку Яна и прижала ее к своей груди. — Слышишь, как сердце стучит? Оно теперь всегда так стучит, когда я думаю о нем.

Сердце у нее действительно стучало, как сумасшедшее, и я еще больше стала переживать за подругу. «Не дай Бог в какого-нибудь актера влюбилась, — пронеслось у меня в голове. — Хотя нет. Этого не может быть. Как бы он назвал ее по имени? Разве только во сне? Тогда подруга точно с ума сошла».

— Да, о ком ты думаешь? — начала я трясти подругу за плечи. — Кто этот неизвестный для меня чел?

— Хорошо, — сказала Яна, — я скажу тебе — кто он. Только ты не смейся надо мной, пожалуйста, — попросила она меня.

— Почему это я должна смеяться над тобой? В пору уже плакать.

— Нет, я точно знаю, что ты будешь смеяться надо мной, — надула подруга свои и без того пухлые губы.

— Вот еще глупости, — сморщилась я.

— Вот именно — глупости, — немного помолчав, подруга выпалила. — Это Антон.

— Какой Антон? — не сразу поняла я, о ком идет речь. — Я его знаю?

— Конечно, знаешь, подруга. Ты чего? Не тормози. Это Антон Соболев.

— Соболев? — выпучив от удивления глаза, прошептала я. — Наш одноклассник — Антон Соболев?

— Ну, да. Он. А что ты так удивляешься?

— Еще бы мне не удивляться, — хмыкнула я и засмеялась. — Вы же ненавидите друг друга, и все об этом знают.

— Ну, вот видишь, — обиженно сказала Яна. — Я же говорила, что ты будешь смеяться.

— Прости, прости, — схватила я Яну за руку. — Я больше не буду. Просто это все так неожиданно.

А сама подумала: «Слава Богу, что не актер, а Соболев. Уж с этим мы как-нибудь справимся вдвоем».

— И когда это произошло с тобой?

— Тот случай с мышью помнишь?

— Еще бы мне не помнить, — содрогнулась я от воспоминаний.

— Вот тогда это все и произошло.

Глава 6

Конечно, известие о том, что моя подруга влюбилась, и не в кого-нибудь, а в нашего одноклассника, стало для меня большой неожиданностью.

Все в классе знали, что Яна Родина и Антон Соболев с первого класса на дух друг друга не переносят. Вот уж действительно, как говориться, от ненависти до любви один шаг.

В десятом классе перед зимними каникулами, накануне моего дня рождения случилось совсем уж невероятная история вражды Яны и Антона.

Соболев подсунул Яне в портфель дохлую мышь. Вернее, игрушку из магазина приколов, которая выглядела, как настоящая дохлая мышь. Она была в натуральную величину, серая с черными подпалинами и с мерзким лысым хвостом. Яна визжала на весь класс так громко и долго, что мне опять пришлось успокаивать ее пол урока.

— Кто это сделал?! — спросила преподаватель английского языка, строго оглядывая класс и останавливая свой взор на каждом из своих учеников, внимательно рассматривая его и пытаясь понять, ни он ли виновник переполоха. А ее изумрудно-зеленые глаза изменили свой цвет, как это бывало, когда классная очень злилась и стали темно-серого цвета.

— Это Соболев! — кричала расстроенная Яна. — Это опять он! Противный! Противный!

— Антон? — Светлана Николаевна вопросительно посмотрела на своего ученика. — Это ты сделал?

— Я не знаю, кто это сделал, Светлана Николаевна, честно, — голубые глаза Антона смотрели на учительницу не мигая.

— Надеюсь, у того, кто это сделал, — строго проговорила учительница, продолжая испепелять нас взглядом, — хватит мужества признаться и попросить у девочки прощения. Он сможет сделать это на следующей перемене, наедине с Родиной, если ему так стыдно признаться в своем отвратительном поступке перед всем классом.

Янка проплакала всю перемену и все последующие уроки. Она смотреть не могла на свой новенький портфель, который подарил ей дядя Леша.

— Ненавижу. Ненавижу его. Синий — придурок, — все время повторяла подруга.

По окончанию уроков, когда мы с Яной направились к выходу, к нам подошел Соболев.

— Прости меня, Яна, — сказал он. — Я не думал, что ты так сильно испугаешься. Это же просто игрушка. Вот смотри, — и Антон вытащил из кармана ту самую гадкую мышь.

Яна посмотрела на резиновую игрушку в руках Соболева, и в первую секунду ужас и отвращение отразились в ее глазах.

— Убери это, — прошипела подруга.

— Ну, что ты, Яна. Она же не настоящая, — тихо проговорил мальчик и потряс мышку. — Смотри. Ее можно мять, как игрушку-антистресс.

— Так ты, Синий, видимо, подложил ее мне в портфель, чтобы я не волновалась и чувствовала себя более комфортно на уроках?! — с ехидством проговорила подруга. — И у тебя и в мыслях не было меня напугать?!

— Ну, если честно, — Антон почесал затылок, взлохматив свои волосы, — я знал, что ты испугаешься. Просто не ожидал, что так сильно. Прости.

Второй раз из уст заклятого Янкиного врага прозвучало слово — «прости».

«Что-то тут не так, — подумала Яна. — Синий просит прощение и не пытается обидеть меня? Значит надо быть на чеку, и в его словах есть какой-то подвох».

Антон столько раз приносил Янке неприятности, что она никак не могла поверить в искренность его слов.

Яна с большим трудом смогла отвести взгляд от страшной игрушки. Посмотрев внимательно на Антона, ей показалось, что она видит этого мальчика впервые в жизни.

В свои семнадцать лет Антон был хорошо сложен. Занятие айкидо, а в дальнейшем и посещение спортзала сказались на его фигуре.

«Высокий, стройный, немного тощий, правда», — подумала девочка, рассматривая своего врага.

Черты его лица показались Яне, также, совсем не знакомыми. Худое и бледное лицо Антона с заостренном подбородком, и едва пробивающимися усиками, напомнило ей героев старинных картин, которые подруга не раз видела в музеях искусства. Но больше всего Яну удивило выражение темно-голубых глаз Антона. Ей показалось, что они смотрят на нее с нежностью. Девушка, как будто поддавшись магнетизму этого взгляда, долго всматривалась в них, и в какой-то момент ей показалось, что она заглянула прямо в душу Антона, и Яне понравилась, что она там увидела. Взгляд юноши был чистым и искренним.

«Такой взгляд может быть только у хорошего человека, — подумала Яна. — И эти густые светлые волосы, которые мягкой волной ложатся ему на плечи так послушно… — пронеслось у нее в голове. — Кажется, они меня завораживают».

Яне захотелось протянуть руку к волосам Антона и взъерошить их, а еще лучше намотать один из локонов себе на палец…

Подруга очнулась от своих видений именно в тот момент, когда уже было занесла руку в сторону этой манящей шевелюры. Яна мотнула головой, отгоняя непрошенные мысли, и зло сказала:

— Вот так бы и намотала твои волосы на кулак, а потом стукнула бы головой об парту. Что бы больше так не шутил.

Антон посмотрел на Яну очень серьезно и без тени улыбки ответил:

— Если тебе будет от этого легче, Яна, то можешь ударить меня. Наверное, я это заслужил.

— Да, — сквозь зубы процедила девочка, — мне от этого станет гораздо легче. И ты, конечно же это заслужил, — Яна сжала кулаки, она всегда так делала, когда злилась, — А еще я хочу, что бы ты перестал меня доставать. Слышишь?! — не понимая от чего в ней закипает такая злость, закричала Яна. — Отстань от меня, Синий!

— Хорошо, Яна. Я обещаю, что больше никогда не подойду к тебе, — сказал Антон.

Мальчик опустил голову, опять мотнул гривой светлых волос, как будто дразня девочку, и прошептал:

— Прости, Яна, меня.

После этих слов Антон ушел, оставив Яну наедине со своими чувствами.

«Ну и дурак же я, — подумал Антон после разговора с Яной. — Почему я всегда веду себя с ней, как дебил? Зачем я придумал эту дурацкую шутку с резиновой мышью? Неужели не понимал, что ее это сильно напугает? Что со мной в конце концов происходит? Почему я не могу отстать от это противной девчонки? Что меня день ото дня манит к ней все сильнее и сильнее?»

Идея испугать Яну с помощью резиновой игрушки пришла к Антону в голову после посещения магазина приколов. В тот день они с друзьями отправились в магазин, чтобы подобрать подарок своему однокласснику на семнадцатилетние. Им хотелось подарить что-нибудь оригинальное и смешное. В конце концов они выбрали кружку с термонаклейкой. На картинке была изображена сексуальная девушка с большим бюстом. Одета она была в облегающий топик, в белую коротенькую и пышную юбку, из-под которой торчали длинные ноги в красных туфельках на высоченном каблуке. Девушка улыбалась белой ослепительной улыбкой, кокетливо придерживая руками свою юбку. А когда в кружку наливали кипяток, то наряд на девушки куда-то исчезал, а в место него появлялся не менее сексуальный купальник-бикини. Пацанам так понравилось развлекаться с кружкой, что они решили — это лучший подарок другу на день рождения.

Пока его друзья резвились с кружкой, громко хохоча на весь магазин, так что в нем не осталось кроме них ни одного покупателя, Антон рассматривал витрины. В одной из них он и заметил эту злосчастную мышь. Вначале юноша подумал, что она настоящая, и уже было хотел позвать продавца, указав ему на то, что в их магазине завелись мыши. Но в последний момент он понял, что мышь не настоящая, а игрушечная.

“Прикольная штучка. Надо будет купить, — подумал Антон. — Подброшу кому-нибудь для смеха”.

Антон решил купить игрушку не сейчас, а на следующий день, когда он будет один, чтобы никто не знал о его покупке.

Придя домой, Антон долго рассматривал в своей комнате игрушечную мышь, которая так была похожа на настоящую. И думал над кем бы ему пошутить. В этот момент он вспомнил о своей однокласснице Янке Родиной.

“Вот кого я давно не подкалывал, — подумал он. — Смешно получиться. Пусть испугается, а то достала она уже меня. Сниться и не стесняется кудрявая.”

Да, Янка иногда приходила во сне к Антону. Ему снилось, что они вдвоем находятся на берегу ослепительно-голубого моря, светит яркое солнце, дует теплый ветерок со стороны моря, и редкая набежавшая волна ласкает их босые ноги, под которыми шуршит морской песок. Янка улыбается ему, берет его за руку, тянет за собой и уводит куда-то в даль. Антон ничего не может рассмотреть вокруг, как ни старается из-за ослепительного солнца. Он прикрывает ладонью глаза. От неизвестности его охватывает страх, но парень чувствует в своей руке теплую руку Яны и слышит ее нежный голос: «Ничего не бойся, я с тобой». Страх исчезает, и Антон просыпается.

А однажды Антону приснился кошмар, в котором они с Яной, взявшись за руки, убегают от бандитов по извилистым и темным улицам незнакомого города. Вокруг были слышны выстрелы, и его сердце колотилось с бешеной силой. Антона в этот момент охватил липкий страх, но не за себя, а за Яну. Задыхаясь от бега и практически выбившись из сил, Антон понял, что их вот-вот нагонят эти незнакомые и такие опасные люди. Он остановился, чтобы понять, что делать дальше, и в этот самый момент они с Янкой оба заметили спасительное укрытие в старом, заброшенном доме. Как только они забежали туда, то страшный звук выстрелов стих, и вокруг наступила такая тишина, что было слышно только его частое дыхание. Немного успокоившись и отдышавшись, Антон почувствовал, что Яна от страха со всей силы прижимается к нему, ища в нем защиты. Мальчик обнял девушку и увидел, что их лица находятся совсем близко. Антону так сильно захотелось поцеловать Яну, и он не стал себя сдерживать. В этот момент мальчик проснулся.

Да, долго ему потом пришлось стоять под холодным душем, чтобы успокоиться после такого сна.

Антона сильно раздражало, что Родина сниться ему все чаще и чаще, но со своими снами он ничего поделать не мог. А еще его бесило, что практически в каждом сне ему хотелось поцеловать эту несносную девчонку, но она постоянно куда-то ускользала от него. При этом Яна смеясь, как Антону казалось — над ним.

“Вот и отомщу ей за то, что она не дает мне спокойно спать”, — думал Антон, принося игрушку из магазина приколов в школу, и засовывая ее в Янкин портфель.

Но все получилось не так, как он ожидал. Яна слишком сильно испугалась. А он чувствовал себя дураком. Ему было почти физически больно, когда он видел Янкины слезы. Антон решил извиниться перед девочкой и пообещать ей, что такое больше никогда не повториться. А еще он хотел наконец-то прекратить эту их многолетнюю вражду. Она измотала Антона, и ему больше не хотелось видеть в Яне врага. Но королева повела с ним, как всегда так дерзко и так нагло и надменно, что Антон решил раз и на всегда забыть о ней, пообещав Яне никогда к ней больше не подходить.

Глава 7

Антон сдержал свое обещание. Больше он ни разу до окончания десятого класса не подошел к Яне, и старался вовсе не попадаться ей на глаза.

Подруга первое время по старой доброй привычке наблюдала за поведением ее заклятого врага.

— Я уверена. Это какая-то уловка с его стороны, Лерка, — говорила мне Яна на перемене. — Вот увидишь, Синий еще себя проявит. Не может же быть все так просто.

Но проходил месяц, другой, а Антон не проявлял в сторону Яны никаких выпадов.

— Яна, — успокаивала я свою подругу, которая день ото дня становилось все более нервной, — может он и в правду больше не хочет издеваться над тобой?

— Это почему еще? — спрашивала Яна, зло поглядывая в сторону Соболева. — Почему это он делает вид, будто меня и не существует вовсе?

— Может он повзрослел?

— Повзрослел? Лерка, ты чего? — усмехнулась Яна. — Ты что не знаешь? Мальчишки никогда не взрослеют.

— С чего это ты так решила? — удивилась я.

— Мне мама это рассказала. Она говорит, что мужчины до старости остаются детьми, только игрушки у них меняются.

— Как это? — не поняла я.

Мы с мамой таких задушевных бесед никогда не вели. Тема мальчиков в нашем доме была табу. Да и мне, если честно, все, что касается мужского пола было не интересно. Наверное, я была не совсем нормальная девочка. Мне было уже шестнадцать лет, а я ни разу ни в кого не влюблялась. Вокруг меня заводили романы одноклассницы и одноклассники. Девчонки грезили поцелуями. А вот мне это все было не интересно. Все, что меня занимало и увлекало — это чтение книг. Уж очень я увлекалась романами.

— Как это — другие игрушки? — переспросила я подругу.

— А так: в детстве у них машинка игрушечная, а потом — настоящая. Домик в садике строят из песка для своих солдатиков, а повзрослев — из кирпича, а вместо солдатиков там живут их дети. А если солдатики уж очень нравятся — так добро пожаловать в армию.

«Хорошо, что у меня есть такая подруга, как Яна, — подумала я. — А то от куда бы мне все это было узнать? В тех романах что я читаю, мужчины описываются, как рыцари на белом коне, приносящие себя в жертву возлюбленной. А вовсе ни как взрослые дети с настоящими игрушками».

Наступили летние каникулы. Антон продолжал не замечать мою подругу. И она, кажется, смирилась с этим. А я радовалась, что наконец-то он отстал от Янки, и они больше не враждуют друг с другом, по крайней мере, открыто. Но от куда мне было знать, что на самом деле с того их последнего разговора Янка не находит себе место и постоянно думала об Антоне. Признаться в этом подруга не могла даже сама себе, не говоря уже о том, чтобы посвятить меня в свои переживания.

И вот наступил последний день учебы в десятом классе. Возвращаясь домой вдвоем с Яной, я, радуясь, что наступили наконец-то летние каникулы, начала рассуждать о том, как мы с ней весело проведем это лето.

— Боюсь, что ничего такого не получиться, — грустно ответила мне Яна. — Деда Якова завтра отправляют на конференцию врачей в Прагу, и он берет меня с собой.

— Так это же здорово, Яна! — воскликнула я, искренне радуясь за подругу. — Конференция же длиться не долго. Значит ты скоро вернешься.

— А после конференции, — продолжала подруга, — дед взял тур по Европе, где мы пробудем до моего дня рождения, то есть до конца июля. Ты извини меня, что я раньше тебе об этом ничего не сказала. Но я сама это только вчера вечером узнала. А отказаться я не могла. Сама понимаешь — мне всегда хотелось посетить Европу.

— Тогда, я буду ждать тебя и готовить подарок, — искусственно улыбаясь сказала я. Мне совсем не хотелось расставаться так надолго с подругой.

— Лерка, ты не унывай, — Яна все-таки заметила, что я очень расстроилась. — Я буду тебе звонить или писать каждый день.

Я никогда не была за границей, поэтому просила Яну подробно рассказывать мне все, что она там увидит. Описывать куда они с дедом ходят, какие музеи они там посещают.

Подруга сдержала свое обещание и очень часто писала мне смс-ки:

«Лерка, тут так здорово: соборы, музеи! Вот бы классно было, если бы и ты была сейчас со мной рядом».

«Конечно, здорово», — думала я. Но мои родители не могли себе позволить поездок за границу. Для нас это было слишком дорогое удовольствие, так что мне приходилось довольствоваться рассказами Яны и мечтать, что я когда-нибудь обязательно смогу посетить Европу, так же, как и моя подруга. Смогу гулять по ее старинным улочкам, наслаждаясь красотой старинных зданий. Я мечтала о том, как было бы хорошо после очередной утомительной, но такой интересной экскурсии по европейским достопримечательностям, посидеть вдвоем с Яной в летней кафешке и выпить чашечку ароматного свежесваренного кофе и съесть кусочек тающего во рту дессерта. Я была уверена, что вкус кофе и сладостей в Европе должен отличаться от нашего и быть сказочным. Мы бы долго сидели с подругой за уютным круглым столиком, утопая в мягких креслах, обсуждая увиденное. Вспоминая прошедший день, мы бы весело смеялись и были бы очень счастливы. Но я здесь, а она там.

«Яна, я так рада за тебя», — писала я подруге. Я и в правду была очень за нее рада.

«А как у тебя дела, подруга? — спрашивала меня Яна. — Расскажи что-нибудь. Как ты проводишь каникулы?»

А, что мне было ей рассказывать? Как я в перерывах между приготовлением ужина и уборкой квартиры читаю свои любимые романы? Это ей вряд ли будет интересно. Я практически никуда не выходила из дома. Янка была моя единственная подруга, а одной гулять по городским улицам вовсе не так уж и интересно. Лучше посидеть и почитать очередной роман, погружаясь в его атмосферу, забывая все, что тебя окружает.

В пятом классе на мой день рождения мама подарила мне полное собрание сочинений Александра Дюма, и у меня началась новая жизнь. Нет я оставалась все той же Лерой Ивановой, которая ходит в школу, общается со своими сверстниками. Но когда я оставалась одна, и у меня появлялось свободное время, я тут же хватала очередной том и погружалась в мой любимый мир полный приключений, опасностей, коварства и любви. В эти моменты я забывала обо всем: о разногласиях с мамой, о учебе в школе. Я даже поесть забывала. Когда мои сверстницы, засыпая, представляли себя рядом с мальчиком из соседнего двора. Я же, закрывая глаза, видела себя Дианой-охотницей, скачущей на породистом белом, поджаром скакуне. Или одной из фрейлин королевы Анны Австрийской в пышной кринолинной юбке, искусно исполняющая реверанс. Коварная Миледи мне не нравилась. Я скорее была наивная дурочка Кити или Констанция. Правда отравленной мне быть вовсе не хотелось, и я придумывала новую развязку всем известной истории. Так что я не влюблялась в актеров или в мальчишек из соседнего двора, а ждала рыцаря на белом коне с алой розой в руке. «Таких сейчас нет», — всегда смеясь над моими мечтаниями, говорила мне Яна.

«Лера, а ты кого-нибудь из нашего класса видишь? Или все разъехались, и в городе никого не осталось?» — прилетело следующее сообщение от подруги.

«Практически все разъехались, — записала я ей голосовой ответ. — Вчера, правда, Соболева встретила. И что меня удивило — он шел не один, а с девушкой. Представляешь, Яна! Соболев и с девушкой!»

«Ты уверена, что это была его девушка, а не просто знакомая?» — так приятно было снова услышать Янкин голос. Я улыбнулась и протараторила:

«Это была Ольга из параллельного класса. Помнишь? Такая высокая блондинка с длинными ногами. И это не просто его знакомая. Они шли и за ручку держались. А Антон, когда меня увидел, покраснел, отвел взгляд и сделал вид, что не заметил. Вот кретин. Думает кому-то интересно с кем он там гуляет».

Янака долго не отвечала мне на это голосовое СМС, а потом написала: «Действительно — кретин. Лера, не пиши мне больше про Синего, ладно?»

«Хорошо подруга, как скажешь. Ну, а больше я никого и не видела».

На мой телефон полетели фотографии от Яны. Вот она на фоне какого-то замка. На другой фотографии — она внутри костела, сводчатый потолок, которого устремлен ввысь, и подпись: «Здесь мы слушали орган».

«А ты сейчас где?» — написала я.

«В Нюрнберге. Это такой город в Германии. Представляешь?»

«Неа, не представляю. Как я могу себе это представить, если я там ни разу не была?» — написала я и поставила грустный смайлик.

«Я сейчас еще фото пришлю, подруга», — ответила Яна.

В следующей смс-ки Яна написала: «У меня даже мурашки побежали, когда я впервые услышала органную музыку. Он звучит совсем не так, как пианино. Когда ты слушаешь орган, то кажется, что музыка звучит у тебя где-то внутри, — смайлики с ангелами. — В общем, подруга, тебе бы понравилось. Да, кстати. Через неделю мы вылетаем. Так что скоро встретимся».

«Съезжу с мамой в отпуск на Черное море, и встретимся», — ответила я.

«Везет тебе, Лерка, на море едешь».

«Ага, везет, — подумала я. — Холодное Черное море — это тебе не Европа». А в ответ отправила смайлик с большим указательным пальцем вверх. Я и не предполагала, что ожидает меня в этой поездке. Но об этом позже.

Яна вернулась из европейского турне в конце июля вся такая похорошевшая, загоревшая и, сразу видно, отдохнувшая. В подарок она привезла мне магнитики и всякие фенички.

— Спасибо, Янка! — обняла я подругу. — Я так по тебе соскучилась.

— И я тоже скучала по тебе, — ответила она.

— Ну, теперь у нас с тобой будет время поболтать.

— Ой, Лерка, мне так многое нужно тебе рассказать. Да, кстати, ты не забыла, что завтра у меня день рождения? И мне исполняется, между прочим, семнадцать лет?

— Ты, что, подруга? Конечно, не забыла. И у меня есть для тебя подарок, — улыбнулась я.

Я представила, как обрадуется Яна, когда я подарю ей куклу, которую привезла с отдыха на Черном море.

На том самом дне рождения Яна и призналась мне, что влюбилась в Антона Соболева.