Маленькая проза. рассказы

Татьяна Штаб

Первая строка, как первая любовь, еще не судьба. Моими героями становятся люди – мои современники, само общество, Время, с его надеждами и чаяниями, с его болями и радостями. Меня влечет туда, где трудно и страшно, где радостно и светло, и стало легче на душе, когда увидела здесь тех, о ком хотела рассказать.

© Татьяна Штаб, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Похороны, или Банька по-черному

В соседнем подъезде дома похороны. Умер Федор Силачев. Мужик пожилой — по тем меркам, что в селе механизаторы обычно дотягивают до шестидесяти. Как ни как, семьдесят шесть. « Дай бог каждому», — констатируют старухи у гроба.

Пришла проводить в последний путь к выносу, и сразу замелькали картинки из жизни мало знакомого человека: вот сидит Федор на лавочке возле дома, угрюмый и невеселый, с округлившимся животом, на котором покоятся натруженные тяжелой работой руки. А по молодости-то был ого-го! У баб одиноких нарасхват. Но прижился он у Валентины, красивой бухгалтерши, которая забрала Федора к себе в благоустроенную однокомнатную квартирку, и Валина Любашка стала ему как дочь. В былые годы Федор был балагур, любил байки травить, кода комбайнеры собирались на полевом стане во время короткого отдыха, не прочь был поддеть кого-нибудь для общего смеха, часто подтрунивал над бабенками, которые садились с термосами от него подальше. Да и внешне он был похож на Жванецкого, и когда все катались со смеху, был невозмутим.

Если дородная бригадная повариха Татьяна, к примеру, раздавала мужикам пироги с ливером, с крупную ладонь, пышные и зажаристые, Федор брал два, складывал их плошмя, говорил: « С натуры», — и отходил, а мужики уже давились и ржали, как жеребцы, и раскрасневшаяся от жара Татьяна напрасно пыталась достать Федора половником:

— Да че б ты понимал! Я даже лосиные губы готовила для делегации! — кричала повариха, отстаивая свои кулинарные способности.

— Дык и я про губы, — парировал Федор, а смех грохотал все сильней.

И вот в один из страдных поздних вечеров с Федором приключился казус по приезде домой, о котором он сам поведал своим товарищам… Осенний вечер был тусклым и промозглым, ветер швырял мелким, противным дождем, и Валентина пораньше истопила баньку по-черному (жили они с Федором тогда еще в плотниковском домишке на самой окраине) — знала, что косовицу бросят пораньше. А в это время беспутный алкаш Ванька Меклер рыскал по селу в поисках — чем поживиться, самогонки ему в долг не давали, жрать хотелось, и замерз, как собака. В те времена живности было в каждом дворе, и Ваньке не стоило большого труда спереть молодого гуся. Спереть-то спер, а куда с ним деться?… К Силачевым — в баню. Устроился Ванька на полке, отогрелся сначала, собрался за дело приняться, благо кипяток под рукой. Да не подумал, что люди еще не мылись, хоть и темно, а время-то раннее. А в это время Валя выпроваживала в баню Федора с веничком березовым и чистыми кальсонами. Заходит Федор в баню и обомлел… на полкЕ гусь белый и молвит ему человеческим голосом: « Здравствуй, Федя»…. « Здравствуй, тега», — ответил Федор на приветствие гусака, и почувствовал опускающуюся тяжесть в исподних. Где было знать хозяину, что это приветствует его начисто перепуганный Ванька, застуканный на месте преступления — с улицы в бане хоть глаз коли.

А между тем Валентина сновала от печки к столу: резала ломти от домашней круглой булки, поливала постным маслом капусту с кружками лука и законную рюмочку налила — все, как Федя любит, осталось только щец налить, но это попозже, а то простынут.

Что-то долгонько нет Федора. У Валентины вдруг екнуло что-то внутри: ни к Маруське — ли — Пузырихе сбежал как в позапрошлый год?! Выскочила во двор — в бане живым не пахнет, и помчалась, не разбирая тропинки по крапиве и лебеде к Маруськиному дому. Вот и окошко незашторенное. Дух перевела, заглянуть боится. Осмелилась, посмотрела… Тьфу! За столом Ванька Меклер сидит, самогоночкой угощается. Побрела назад, а тревога не отпускает. И вдруг слышит: кто-то всхлипывает так жалобно — из бани, кажись. Подходит со страхом.

Двери в баню распахнуты, теплом не пахнуло — давно прогрели в каменке угли, а на пороге Федор сидит…

Утром про этот случай уже знала вся деревня. Видно, Ванька, перепугавшийся не меньше, Федора, пожаловался Маруське. А Маруську хлебом не корми, только бы посплетничать, более того — показать свой козырь, что мужики ее не обходят стороной.

Когда Федор приехал на бригаду, сразу понял, что мужики в курсе и как-то напряженно молчали. И только в обед обстановка разрядилась.

Подойдя к раздаточному окну присмиревший балагур приветливо произнес:

— Здравствуй, Таня.

И тут Татьяна, решив отыграться за прошлые обиды, картинно подперев свои выпуклые бока, громко выкрикнула ответное приветствие:

— Здравствуй, Тега! Портки-то поменял?

После этого случая Федор стал каким-то другим, присмирел что ли. Налево больше не ходил, остальные годы с Валей душа в душу прожил… и вот хоронят Федора. Был человек и нет, а байка о нем останется.