Тайна пиковой дамы

Татьяна Форш, 2015

Антона считают баловнем судьбы, ему везет буквально во всем, и это связывают с колодой карт, хранящейся в семье. Когда-то дед молодого человека похитил эти карты у таинственного незнакомца, с головы до ног одетого в черное, и семья пребывала в процветании… до тех пор, пока мрачный хозяин колоды не пришел за своим имуществом. Теперь не только счастье, но и сама жизнь Антона и его только что обретенной возлюбленной оказались под угрозой.

Глава 2

Италия. 1907 год. Джованни

— Эй, парень, чего застыл? Тащи чертов груз на палубу. Тебе деньги не за красивые глаза платят.

Темноволосый юноша вздрогнул и, перехватив поудобнее деревянный ящик, посеменил к помосту огромного корабля.

— Ставь сюда, — распорядился матрос с седой клокастой бородой, когда тот взошел на палубу. У матроса был всего один, похожий на рыбий, глаз: бесцветный и навыкате. Вторую глазницу прикрывала грязная тряпка с белесой коркой соли.

Красное лицо и большой, с горбинкой, нос…

— Расчет получишь на суше, здесь тебе не банк, — матрос рассмеялся от собственной шутки.

Его не смущало то, что корабль стоял пришвартованным в порту, а не бороздил бесконечную гладь моря. Он развернул парня за плечи, подтолкнул в спину: мол, убирайся!

Юноша послушно спустился на причал и с тоской оглянулся на корабль. Он давно уже мечтал уплыть из своего городишки в поисках лучшей доли. Заработать здесь хорошие деньги могли только владельцы таких вот судов или же бандиты, которых в последнее время развелось — что рыбы в мелкой речушке во время нереста.

После смерти отца он остался единственным мужчиной в семье, теперь ему нужно было помогать матери и трем младшим сестрам. Прокормить такую большую семью непросто: отец едва справлялся, точно так же подрабатывая грузчиком в порту. Пока не подхватил чахотку. Болезнь сожрала его всего за пару недель. Матушка дала обещание, что не выйдет замуж во второй раз, потому как любила своего ненаглядного Франческо и никто другой ей не был нужен.

— Джованни!

Юноша отвлекся от воспоминаний, услышав свое имя, и пошарил взглядом в копошащейся массе людей.

Кого здесь только не было: от побирушек до презентабельных синьоров в богатых одеждах. Продажные женщины завистливо смотрели на благородных дам, идущих под руку со своими успешными кавалерами. Многие из этих благородных мужчин не раз побывали у них под юбкой…

Нищета и городская элита на короткое время оказались в одном месте, перемешавшись подобно зерну в каше. Богачи сторонились оборванцев, брезгливо прикрывали надушенными платочками носы, шарахались в стороны от протянутых грязных рук.

— Джованни, я здесь! — Тоненькая девушка в светлом платье призывно махала рукой и улыбалась. — Я принесла тебе обед.

В этот момент он готов был проститься с мечтой о больших деньгах и бегстве в чужие земли.

Зачем, если счастье — здесь, совсем рядом?..

Мария смотрела на него глазами, похожими на спелые оливки, робко прижимая к груди небольшой сверток, пока Джованни пробирался к ней, расталкивая стоявших на пути людей.

Наконец добравшись до девушки, Джованни нетерпеливо припал губами к ее призывно приоткрытому рту, и мир перестал существовать на несколько долгих секунд.

— Джованни, на нас смотрят, — острый кулачок уперся в грудь, но не слишком сильно, чтобы он понимал: ей это нравится.

— Пусть смотрят и завидуют, мне все равно.

Он обнял девушку за талию, заглянул в большие, влажно блестящие глаза и спросил:

— Пойдешь со мной вечером на побережье?

Мария немного отстранилась, чуть ссутулив плечи.

— Отец хочет, чтобы сегодня я помогала по дому, у нас будут гости. — В ее голосе чувствовалась грусть и кажется… вина.

— Что-то случилось, Мария? Ну же, не молчи!

— Успокойся, Джованни, — девушка коснулась ладошкой его смуглой щеки. — Ничего не случилось. А вот твой обед стынет.

Джованни ел без аппетита, украдкой поглядывая на Марию. Он пытался понять, что с ней произошло. У яркой, жизнерадостной девушки будто отняли что-то очень важное: его славная Мария превратилась вдруг в совершенно чужую, незнакомую синьориту. Она старалась не смотреть на Джованни, и он чувствовал это, но понять причину перемены никак не мог. Еще вчера им было так хорошо вместе, а сейчас между ними вдруг выросла огромная каменная стена, разделившая два влюбленных сердца, оставив их по разные стороны…

— Ты встретила другого? — Джованни не сдержался и спросил о том, чего очень боялся. Он боялся услышать утвердительный ответ.

Мария вспыхнула, дернулась как от пощечины. Ее глаза заблестели, моментально наполняясь слезами. Джованни бросил на расстеленную тряпицу недоеденный кусок хлеба и заключил девушку в объятия. Она прижалась к нему как доверчивый ребенок. Плечи ее дрожали; Джованни почувствовал, что рубашка у него на груди намокла.

— Прости меня, Мария! — Он взял ее заплаканное лицо в свои ладони и стал покрывать поцелуями щеки, глаза, лоб. — Я кретин! Идиот! Не знаю, что на меня нашло. Глупости все это! Давай просто забудем этот разговор. Хорошо?

Она кивнула. Вытерла слезы тыльной стороной ладони и попыталась подняться на ноги, но Джованни не позволил ей этого сделать. Он не мог отпустить Марию, ведь она плакала…

Что, если она сейчас уйдет и он больше никогда ее не увидит? Его бедное сердце не перенесет такой боли. Нужно что-то говорить… Обязательно!

Но все слова, как назло, вдруг покинули его голову.

— Джованни, мы увидимся завтра. — Мария улыбнулась и на одно короткое мгновение стала прежней. — Отец не любит, когда его заставляют ждать, а я сказала ему, что скоро вернусь.

— Ты обещаешь?

— Обещаю. Завтра вечером, на побережье… Я хочу, чтобы ты нарисовал мой портрет.

Сердце юноши забилось радостной птицей, почувствовавшей приход весны, и все темные мысли сразу исчезли, растаяли, как следы на песке после прибоя.

Даже тяжелая работа в этот день казалась ему развлечением. Джованни не обращал внимания на грубые шутки моряков и окрики капитана, называвшего его полудохлой каракатицей за нерасторопность. Он был счастлив — и готов подарить счастье всему миру!

Завтра они обязательно увидятся с Марией, а сегодня он пойдет на побережье один и выберет самое красивое место, чтобы рисовать…

Ветер трепал жесткие темные волосы Джованни, который стоял по щиколотку в воде и смотрел на остывающий закат.

Тяжелый красный шар солнца медленно опускался за темную полосу горизонта — и юноша готов был поклясться, что слышит шипение раскалившегося за день светила. Как бы ему хотелось передать этот звук на холсте, оставить в глянцевой глубине красок, обозначить несколькими легкими штрихами!..

Крикливые чайки не давали юноше сосредоточиться — отвлекая, заставляя обратить на себя внимание. Вечно голодные птицы чем-то напоминали ему собственных братьев и сестер: от них тоже хотелось скрыться, закрыть уши руками, только чтобы не слышать их раздражающих воплей.

Джованни сделал несколько шагов вперед, и набежавшая волна тут же намочила ему брюки, отчего молодой человек слегка поморщился. В голове вспыхнула мысль о матушке, которая, конечно же, будет его ругать, ведь штаны почти новые, пусть и перешитые из старых отцовских. Снова придется выслушивать нотации о том, что он — Джованни Бруно — плохой сын и совершенно не ценит труд своей несчастной старой матери, которая день и ночь молится о нем святому Франциску…

Солнце почти полностью утонуло в море, а значит, пора было возвращаться домой.

— Эй, святой Франциск! — крикнул он, запрокинув голову вверх. — Быть может, голос моей матушки не настолько громкий для того, чтобы до тебя докричаться? Или она недостаточно усердно молится? Сегодня мои маленькие сестренки лягут спать голодными: они не могут питаться одними чаяниями. А вот свежие лепешки и немного фасоли вполне бы сгодились на ужин. Ты меня слышишь?

Юноша простоял какое-то время молча, точно и вправду ждал ответа, после чего улыбнулся тонкими обветренными губами и весело произнес:

— Не обращай внимания, я не верю в чудеса. Но надеяться на счастье мне никто не может запретить.

Джованни окинул берег прощальным взглядом, убедился, что кроме него здесь не осталось ни одной живой души, и уже собрался было уходить, когда вдалеке появилась алая точка. Она плыла вдоль линии прибоя, постепенно приближаясь, а когда ветер принес вместе с запахом моря и мокрого песка едва уловимый цветочный аромат, Джованни вдруг испугался. Он не понимал, в чем причина его испуга, но внутри у него словно проснулся вулкан: чувство тревоги родилось из ниоткуда и зашевелилось тугим узлом где-то в желудке…

Цветочный аромат сводил с ума.

К нему приближалась девушка.

Джованни хотел, чтоб незнакомка в красном подошла ближе, мечтал припасть к черному шелку ее длинных волос и ощутить каждую нотку, распознать каждый цветок в душистом разнотравье!

Но девушка остановилась, глядя на него.

Джованни робко улыбнулся и тут же заметил, как вдалеке показался еще кто-то. Сначала точка, потом размытая тень, которая постепенно принимала очертания рослого парня.

— Флора! Как хорошо, что я тебя догнал.

Незнакомец оказался выше Джованни на целую голову и шире в плечах едва ли не вдвое. Запыхавшись от быстрого бега, он обнял девушку за тонкую талию и притянул к себе:

— Зачем ты сбежала?

Девушка ловко вывернулась из его объятий и медленно прошла мимо замершего Джованни, обдав его нежным ароматом. Затем оглянулась на нерешительно топтавшегося ухажера и неожиданно весело рассмеялась. У нее был приятный, с легкой хрипотцой, смех. Если бы звук мог стать цветом, Джованни взял бы для его изображения глубокий индиго с мелкими вкраплениями серебра…

Рисование стало настоящей страстью Джованни.

Он рисовал не задумываясь, как дышал. Никто не обучал его специально, но он часами мог стоять на площади под палящим солнцем, где уличные художники за мизерную плату предлагали запечатлеть в вечности образы случайных прохожих, и наблюдать за волшебством, превращавшим чистый холст в картины. Некоторые из них очень нравились маленькому Джованни, другие вызывали отвращение и злость. Странно, но к тем художникам, к которым он испытывал теплые чувства, подходило больше желающих быть изображенными на холсте. Хотя неискушенному человеку вряд ли бы удалось объяснить, в чем различие одних от других. Но для Джованни это не составляло никакого труда. Он точно видел свет от одних работ — и не ощущал никакого отклика от других. Они были пустыми, как бутылка, из которой выпустили джинна…

— Что же ты стоишь, Марко? — Голос у девушки был довольно низким, но невероятно шел ей, как хорошо сшитое платье. — Или ждешь, когда он… проводит меня до дома?

Она скользнула взглядом по Джованни: всего на мгновение.

Но ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем девушка отвела глаза. Сердце оборвалось и ухнуло в пятки, трепыхаясь где-то внизу.

Марко этот взгляд не пришелся по душе. Сжав кулаки, он, чеканя шаг, прошествовал мимо. Джованни едва не снесло волной гнева и ненависти, идущей от здоровяка.

Подойдя к красавице, Марко подхватил девушку на руки, словно она была легче пуха, и торопливо зашагал вперед, а по побережью полетел ее смех цвета индиго с серебристыми искорками.

Джованни проводил счастливую пару взглядом.

Ему вдруг стало стыдно и тошно. У него ведь есть Мария, которая любит его! Завтра они встретятся на этом самом побережье, и он будет ее рисовать…

Джованни попытался представить лицо любимой, но перед внутренним взором появилось точеное лицо незнакомки, а в ушах продолжал звучать смех с искристой хрипотцой.

Мария — хорошая девушка!

Милая, славная, но в ней нет изюминки. Она красивая, нежная, но чересчур… обычная. Если сравнить ее с незнакомкой, так бесцеремонно забравшейся в мысли Джованни, то Мария, безусловно, проиграет. Как проиграет густому красному вину простая вода. Да, вода жизненно необходима, но она не заставит сердце биться чаще, не сделает голову хмельной и свободной! Вода не поможет стать смелее, сколько ее ни пей, и никогда не подарит ощущения счастья, пусть и короткого. Если только ты не умираешь от жажды…

Марию он знает давно, но лишь месяц назад признался ей в любви. А эта чертовка появилась на пару мгновений — и исчезла навсегда, но Джованни был уверен, что теперь его жизнь уже не станет прежней: все перевернулось с ног на голову! Он хотел смеяться и плакать одновременно, объять весь мир и сжаться до самой маленькой песчинки, чтобы никто его не нашел.

Ноги сами понесли к морю.

Окунувшись в теплую воду с головой, Джованни почувствовал облегчение. Плевать на испорченную одежду и упреки матери! Он уже взрослый, ему почти семнадцать, и он вправе распоряжаться собственной жизнью, как ему заблагорассудится!

Когда он выбрался на берег, уже совсем стемнело.

Мать наверняка волнуется и ждет его возвращения. Но ничего, потерпит, это ведь не первый раз, когда Джованни задерживается допоздна…

Ему нужно разобраться в себе.

Сейчас или никогда.

Порой одна секунда может изменить всю жизнь: вывернуть ее наизнанку и показать потаенные страхи, стремления и чаяния, тщательно скрываемые ото всех, а в первую очередь от себя, желания. Разум человека — самое уютное место для чудовищ, что до поры прячутся или же просто спят. Но всего один неверный шаг, случайный взгляд, прикосновение или даже запах заставляют их выйти из укрытий, разверзнуть пасти и показать острые зубы…

Ему нужно увидеть Марию, чтобы понять, что это лишь временное помутнение: возможно, у него солнечный удар и незнакомка была просто миражом… Иначе с чего бы ему теперь сходить с ума от одной мысли, что она с кем-то другим?

Так не бывает!

Любовь не может накрыть вот так, сразу, как раскаленная лава покрывает землю, вырвавшись из темного нутра горы, не оставив не единого шанса на спасение. Нет, он все это выдумал и теперь нужно вернуться в реальность…

Мария жила в небольшом одноэтажном доме, утопающем в зелени деревьев, к которому вела узкая извилистая улочка.

Звук возбужденных голосов Джованни услышал загодя. Девушка предупреждала его о гостях, но уже было поздно, обычно к этому времени все уже расходились. Сердце сжалось в предчувствии чего-то нехорошего, несмотря на то, что, судя по пьяным выкрикам и песням, в доме что-то праздновали.

— Я счастлив, что отдаю единственную дочку в надежные руки! — Голос отца Марии, басовитый и резкий, не спутать было ни с каким другим. Много раз он заставлял юношу убегать в страхе за собственную шкуру. Синьор Силвано не желал видеть в нем ухажера Марии, но со временем смирился, и Джованни даже несколько раз бывал у них в гостях.

— Пусть святая Мария благословит и хранит эту пару от любых невзгод. Я хочу выпить за…

Джованни не расслышал дальнейших слов: в голове у него словно что-то лопнуло, в ушах зашумело.

Не веря в происходящее, он растолкал локтями собравшихся и ставших вдруг ненавистными людей и пробрался к дому.

Возле крыльца стоял длинный, ломившийся от яств стол, за которым сидели гости, хозяин дома и одетая в нарядное платье невеста.

Способность слышать еще не вернулась, и Джованни просто смотрел на бледное лицо Марии, на ее расширившиеся от ужаса зрачки, дрожащие пальцы, сжимавшие бокал, наполненный красным вином.

Синьор Силвано улыбался и не прекращал говорить — по крайней мере, губы его шевелились, но ни звука не пробивалось сквозь гул в голове Джованни.

Невысокий, темноволосый, старше Марии как минимум вдвое, импозантный синьор поднял бокал и широко улыбнулся. Он смотрел на девушку, как хищник смотрит на жертву…

Вдруг, словно набат, раздался звон разбитого бокала — и Джованни увидел, как рубиновая струйка стекает по руке Марии, оставляя безобразные пятна на светлом платье.

— Это на счастье! — не растерялся «хищник» и тоже разбил свой бокал о землю.

Гости радостно загомонили, в воздух полетели поздравления, впиваясь в грудь Джованни отравленными стрелами…

Негодяй Силвано увидел его — и победоносно ухмыльнулся в густые смоляные усы.

Джованни от стиснувшей сердце боли поначалу готов был разрыдаться на глазах у всех. Но внезапно его обуяла такая злоба, что казалось, разорвет на части, если не дать ей выхода. Развернувшись, он растолкал стоявших на его пути гостей и поспешил прочь от радостных голосов и топота ног, отбивающих чечетку на похоронах его любви.

Мария пошла за ним и окликнула его, когда Джованни бросал в море плоские круглые камешки. Они скакали по гладкой, точно зеркало, поверхности и с веселым «бульк!» уходили под воду, исчезая в черной бездне моря.

— Джованни…

Голос Марии звучал хрипло, надтреснуто.

— Джованни, посмотри на меня, пожалуйста.

Он не хотел смотреть. Он хотел отвернуться, но не получилось.

Мария стояла перед ним все в том же платье, залитом вином из разбившегося бокала. Яркая луна окутывала ее хрупкую фигурку призрачным сиянием, делая похожей на покойницу. А винные пятна можно было легко принять за кровь.

— Я хотела все тебе рассказать завтра, когда… ОН уедет. Отец сказал, что будет лучше, если я уеду вместе с ним, но я попросила отсрочку в несколько дней. Мне нужно было поговорить с тобой. Знаю, что ты не поверишь, и я бы не поверила на твоем месте. Но все решили за меня. Отец почти разорен, а… ОН может помочь. И поможет, если я стану его женой.

— Ты всегда отличалась благородством души, — невесело усмехнулся Джованни. Он поднял новый камень и, отвернувшись от Марии, бросил его в воду.

Смотреть на нее ему было невыносимо.

Жалкая, растрепанная, в этом заляпанном платье. Теперь она не вызывала у Джованни никаких чувств, кроме раздражения. Последние крупицы нежности и любви были растоптаны ногами гостей, собравшихся на помолвку его невесты.

— Зачем ты так со мной, Джованни? Я ведь люблю тебя! Ничего не изменилось, я пришла сказать, что хочу сбежать с тобой. Утром ОН даст отцу за меня деньги, а после уедет. Мы завтра же сядем на корабль и уплывем. У меня тоже есть немного денег и нам хватит…

Джованни и сам не понял, как оказался возле Марии. Схватил ее за запястья и сжал так сильно, что девушка вскрикнула и попыталась высвободиться, но у нее ничего не получилось. Ее глаза заблестели, и по щеке прочертилась мокрая дорожка.

— Я никуда с тобой не поплыву.

Каждое его слово свинцовой тяжестью падало к ее ногам.

— Тем более — на те деньги, что ты наверняка украла у… этого своего…

— Он не мой! — Мария всхлипнула. — Я тебя люблю! Тебя!

— Я не могу верить тебе. Больше не могу. Сегодня ты приносила мне обед и улыбалась, глядя в глаза, зная, что вечером твой отец объявит тебя собственностью чужого мужчины. Ты промолчала, хотя могла во всем признаться, и тогда все было бы иначе. Мы могли бы сбежать и быть вместе навсегда, но теперь…

— На какие деньги мы бы сбежали?! — вдруг выкрикнула Мария. — На жалкую сотню лир, что ты зарабатываешь в вонючем порту? Этого не хватит даже, чтобы оплатить место в трюме, рядом с грузом.

Джованни ослабил хватку, и девушка упала на колени, потирая запястья.

Она зарыдала в голос.

— Мария, — вдруг спокойно произнес Джованни, наклоняясь и заглядывая ей в лицо, — уже очень поздно и твой будущий супруг сбился с ног, разыскивая тебя. Будет не очень удобно, если он увидит нас вместе.

Он развернулся и направился вдоль берега, что-то тихо мурлыкая себе под нос.