Циклоп и нимфа

Татьяна Степанова, 2020

Эти преступления произошли в городе Бронницы с разницей в полторы сотни лет… В старые времена острая сабля лишила жизни прекрасных любовников – Меланью и Макара, барыню и ее крепостного актера… Двойное убийство расследуют мировой посредник Александр Пушкин, сын поэта, и его друг – помещик Клавдий Мамонтов. В наше время от яда скончался Савва Псалтырников – крупный чиновник, сумевший нажить огромное состояние, построить имение, приобрести за границей недвижимость и открыть счета. И не успевший перевести все это на сына… По просьбе начальника полиции негласное расследование ведут Екатерина Петровская, криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД, и Клавдий Мамонтов – потомок того самого помещика и полного тезки. Что двигало преступниками – корысть, месть, страсть? И есть ли связь между современным отравлением и убийством полуторавековой давности?..

Глава 5

И снова напарники

— Смерть крайне подозрительная. И пока на сто процентов ясно лишь одно — это не смерть от естественных причин, — объявил Кате майор Денис Скворцов, когда она явилась к нему в отдел полиции на следующее утро ровно в девять часов.

Начальника бронницкого отдела полиции Катя, убей бог, не помнила — а ведь они с Гущиным приезжали к нему, беседовали, забирали уголовное дело. Но она Скворцова не помнила совсем. Удивительно, что он ее запомнил — такая яркая неординарная личность, да? Катя тогда сразу же запомнила лишь Клавдия Мамонтова. Ну еще бы!

А майор Скворцов был худ, быстр как горностай, на его носу с горбинкой красовались очки, чем-то похожие на пенсне, ото лба начинались залысины. Левая рука его, закованная в гипс, покоилась на перевязи. Катя подумала, что главный бронницкий полицейский с внешностью домашнего репетитора не слишком подходит этим самым Бронницам, самобытности которых она уже успела подивиться по пути в ОВД.

Она вышла из гостевого дома в половине девятого. Оделась, как и рекомендовал ей шеф Пресс-службы, тщательно, стиль деловой от «Джил Сандер», ее любимой марки — белая хлопковая рубашка, черный брючный костюм, вместо туфель на шпильке — лоферы. Из украшений — только браслет. Стиль — дорогой столичный минимализм. Шик и простота. Она пока не знала, что ее ждет и что предстоит делать, но костюмчик «должен сидеть».

На дом ювелирши, где заночевал на пышных бронницких перинах Мамонтов, она даже не оглянулась.

Проходя по главной улице мимо магазина хозтоваров, она узрела странного аборигена — крепкий мужчина в толстовке и брюках карго таскал коробки и ящики в «Форд»-грузовичок. Он что-то бормотал и активно жестикулировал. Его круглое лицо блестело от пота, а глаза поражали этаким застывшим в них трагическим «византизмом» — почти как на иконах, но еще более истовым и со звериной серьезностью. Все приятное впечатление от его относительной молодости и крепкого сложения сводила на нет бритая налысо голова. И череп его блестел в лучах осеннего робкого солнца, словно позолоченная маковка.

— Россия, нищая Россия… мне избы серые твои… Ах ты… все плохо живем? Это хотел сказать, да? Это? Декадент… все одна Европа на уме, а здесь, значит, избы да расхлябанные колеи, и спицы, блин, вязнут, да? А при ком мы лучше жили? — бритоголовый с силой шарахнул ящик в кузов «Форда». — Нет, ты ответь мне, при ком мы лучше жили, а?

Незнакомец явно дискутировал с поэтом Блоком, применяя к нему нелестные эпитеты из политических телевизионных шоу. В ящиках что-то позвякивало, словно тайно возражало — ехидно и нечленораздельно. И от этого бритоголовый малый разъярялся лишь пуще.

Катя быстро забыла о странном типе. И, как оказалось, зря. Потому что их следующая встреча была не за горами.

А майор Скворцов в своем кабинете после приветствия и обмена дежурными любезностями и извинениями сразу начал с главного: «Смерть крайне подозрительная».

— А кто умер? — спросила Катя.

— Все расскажу вам, — пообещал Скворцов. — Только сначала один вопрос — вы по тому, прошлому делу работали с нашим сотрудником Клавдием Мамонтовым. И весьма плодотворное вышло то сотрудничество. Вы не против снова поработать с ним напарниками?

Возможно, вчера часов этак в шесть вечера, если бы Скворцов не задержался неизвестно где, она бы и ответила — да, конечно, не против. Однако после поцелуя напоказ с ювелиршей она вовсе не была уверена, что вообще хочет видеть Мамонтова снова.

— Я не понимаю, он ведь в ГИБДД, — уклончиво ответила Катя.

— Он с тех самых пор переведен мной в канцелярию, — объяснил майор, — занимается банком данных по машинам — номера, угоны. Компьютерные базы.

— Мамонтов в канцелярии?

— Я его на «землю» не пускаю, сугубо картотека, — Скворцов глянул на часы над дверью. — Что-то он запаздывает. Мы его редко видим. Его у нас соседние УВД то и дело берут в аренду.

— То есть как в аренду?

— Когда какое-то серьезное задержание. С применением оружия. Не кланяться же нацгвардейцам. Мы уходим от сотрудничества с жандармерией, репутация в глазах населения у них швах. Так что мы здесь, в полиции, обходимся своими силами. А Мамонтов, учитывая его прошлое — работа в такой структуре, в «секьюрити» такого крупного бизнесмена… Он же профи, бывший телохранитель. Соседние УВД его приглашают помочь, берут у нас в аренду, и он делает все порой один, сам — раз, и готово. Наши только на подхвате. Цены ему нет! Но надо вот так держать! Строго! — Скворцов стиснул худенький кулак и ткнул им свою руку в гипсе. — Это он мне сломал. Костолом чертов! Приемчик один показывал крутой. Ну и не рассчитал. Ничего, срастется. Я на него не в обиде.

В дверь кабинета постучали. И появился Клавдий Мамонтов — одетый очень тщательно и даже со вкусом. Тоже в черном дорогом костюме бывшего бодигарда и белой рубашке. При галстуке.

«Как клоны мы с ним, прямо гендерное равноправие, — подумала Катя недобро. — Рубашечку, интересно, кто ему утром гладил?»

— Добрый день, — Клавдий кивнул им. — Денис Петрович, я готов.

— Я сейчас принесу документы, — сказал Скворцов. И вышел из кабинета.

— Катя, как спали на новом месте? — спросил Мамонтов после затянувшейся паузы, потому что Катя демонстративно занималась своим смартфоном, пролистывая «Фейсбук».

— Прекрасно, спасибо.

На языке так и вертелось спросить — а вам как спалось в гостях? Но Катя решила вообще это тему не поднимать. Мамонтов словно хотел каких-то выяснений, объяснений. Ну, уж нет, обойдемся без этого.

Скворцов вернулся с папкой документов.

— Это материалы страхового фонда. Фонд выражает крайнюю озабоченность — он же был их клиент. И он застраховал себя на очень солидную сумму.

— Кто? — спросила Катя.

— Наш покойник. Савва Стальевич Псалтырников.

Катя удивленно глянула на Скворцова. Фамилию она слышала — ее порой упоминали в новостях.

— Да, не кто иной, как Псалтырников — тот самый, про которого столько писали и прежде, и сейчас, но сейчас, конечно, реже. В прошлом, как говорится, — «особа приближенная к императору», говорят, входил в самый ближний круг. Занимал такой высокий пост — глава департамента, ранг федерального министра. Один из первых, кто угодил под санкции. А потом вдруг в одночасье уволен со службы с мотивировкой «утрата доверия». И все из-за сына, который проживает в Лондоне и имеет гражданство Великобритании. И который наотрез отказался этого гражданства лишаться, когда его отцу приказали — мол, так надо, политическая ситуация того требует, и ваша должность высокопоставленная. Из-за сына Псалтырников потерял все. Он даже был вынужден уехать из Барвихи — соседи перестали с ним знаться. Как это у нас бывает — пока при должности, все наперегонки кланяются, а как вышел в тираж, и замечать перестают, словно ты место пустое. Три года назад он перебрался сюда к нам, в Бронницы. Он здесь когда-то давно начинал свою карьеру на ювелирном заводе инженером. В места юности его потянуло. У него здесь поместье, на озере нашем Бельском. Там его и нашли мертвым на берегу восемь дней назад.

— Он, помнится, когда при должности состоял, все на Афон летал, как архангел, — заметил Клавдий. — Я читал в интернете — всем департаментом они фрахтовали самолет. Есть дела, нет дел — все бросали и летели на Афон молиться. Такие богомолы! И огонь благодатный он из Иерусалима любил возить — прямо как Прометей. А потом Фанар дал нам пинка, и Афон накрылся. Так что о нем теперь в прессе только в «судебной хронике» — он судился со всеми подряд изданиями, то требовал изъять о себе и семье все упоминания в интернете — типа гражданской смерти, что ли? То чтобы не писали, сколько у него денег и каково состояние его сынка, на которого он в Англию капиталы перевел.

— Доходило до того, что рассматривалось одновременно до десяти исков против средств массовой информации, — кивнул Скворцов. — Мне его экономка-секретарша это поведала с гордостью. Но теперь все в прошлом. Он мертв.

— Вы подозреваете, что его убили? — прямо спросила Катя.

— Сейчас пока мы можем сказать лишь то, что это не естественная смерть. А убийство или самоубийство — это и предстоит нам выяснить.

— А что стало причиной смерти?

— Яд. Отравление.

Мамонтов стукнул кулаком по спинке стула, стоявшего рядом.

— Отравление! Тогда понятно, чего ты, Денис, такой встрепанный. Ну, конечно, отравление!

— Но, как я поняла, Псалтырников вот уже несколько лет не у дел. Он на пенсии официально, — заметила Катя.

— Там бывших не бывает. Государственные секреты, — ответил Мамонтов. — Кто-то решил, что он не нужен.

— Обстоятельства происшедшего несколько иные, — возразил Скворцов. — Мы яд нашли. Яд находился у них в доме. Это не привнесенная кем-то субстанция. Это было там у них. И еще — никого чужих. У него камеры по периметру ограды, я все тщательно сам просмотрел. Ни сбоев, ни отключений. В поместье никто не проникал. Когда все это произошло, там находились только свои. Его родственница, его сын с женой, его обслуга, приживалы и гость. И народа немного. И все эти люди — они не случайные. Он их знал много лет. И со всеми был в хороших отношениях.

— От нас-то что тебе нужно, Денис Петрович? — спросил Мамонтов.

— Я хочу, чтобы вы поработали под прикрытием. В прессу о том, что мы нашли яд и обнаружили признаки отравления у Псалтырникова, информация, к счастью, не утекла. Все прошло как скоропостижная смерть. И ажиотажа эта новость не вызвала. Его похоронили на Троекуровском кладбище. А вчера… вчера я ездил с экспертами-химиками на эксгумацию тела.

— На эксгумацию? — удивилась Катя. — Поэтому вы задержались?

— Поэтому. Возникли некие новые обстоятельства после повторной химико-биологической экспертизы образцов его внутренних тканей. И экспертам потребовалась эксгумация тела.

— И что они обнаружили?

— Пока идут исследования. Это будет ясно через несколько дней.

— Что за яд?

— Арсенит натрия.

— Никогда о таком не слышала.

— Я тоже, — Скворцов кивнул, снял очки-пенсне. — Как мне сказал эксперт, неорганическое соединение, соль щелочного металла натрия и мышьяковой кислоты.

— Мышьяк?

— Не совсем. Это бесцветные кристаллы, которые хорошо растворяются в любой жидкости, в воде и образуют ядовитый кристаллогидрат.

— И все это находилось в доме Псалтырникова?

— Да. На его конюшне. Препарат называется «Мышьяковокислый ортонатрий», — Скворцов сверился с какими-то записями в блокноте. — Это ветеринарный препарат, применяемый для наружной обработки животных. У Псалтырникова в Барвихе имелась большая конюшня. Его лошади брали призы на скачках. Но все в прошлом. Все это распродано. Осталось две лошади для прогулок. И обе запаршивели. Так мне сказали во время обыска — там у них все официально. Этот ортонатрий был приобретен в ветклинике по рецепту от ветеринара сотрудником, который занимается конюшней. Он клещей этим средством уничтожал, когда коней обтирал. И этот самый ортонатрий найден в тканях почек Псалтырникова.

— А это не мог быть несчастный случай? — спросила Катя. — А то ведь люди средство для очистки труб по ошибке пьют.

— Нет, они знали, что это яд, и хранили его как яд. Хотя в конюшне ничего на замок не запиралось. Каждый из находившихся в поместье мог иметь к этому веществу доступ. И сам Псалтырников мог иметь.

— И все же, что нужно от нас? Какая работа под прикрытием имеется в виду? — спросил Мамонтов, слушавший все это очень внимательно.

— Вы оба по прошлому делу работали таким образом. Тогда, насколько я знаю, вы покупали информацию у инсайдеров. А у нас дело об отравлении. Внутрисемейное дело. И все фактически инсайдеры. Мы, полиция, чисто полицейскими нашими обычными методами это дело не раскроем. И прослушку ставить бессмысленно — о таких вещах никто вслух не говорит. Полицейским вообще никто ничего не скажет. Но, возможно, что-то расскажут другим.

— Кому? — Мамонтов глянул на Катю.

— Когда деньги большие на кону. Страховка, которая, заметьте, фигурирует в завещании. Представителям страхового фонда.

— Какого страхового фонда?

Скворцов открыл папку с документами.

— «Ассошиэйтед лимитед» — швейцарский страховой фонд со штаб-квартирой в Сингапуре. Сразу после похорон Псалтырникова нам пришел официальный запрос из фонда — они имеют здесь в Москве свои отделения — о причине смерти. Псалтырников три года назад застраховал себя в этом фонде на пять миллионов долларов с указанием имени наследника — это его сын. Сумма по сравнению с общим его состоянием небольшая. Но эти швейцарские китайцы из Сингапура деньгами разбрасываться не привыкли. Они просят официальное подтверждение у полиции, что это был не суицид. Я им ответил по телефону, что пока мы такого подтверждения дать не можем. Они сказали, что, возможно, это мошенничество и фонд обязан провести собственное расследование с привлечением частных структур.

— То есть как мошенничество? Он же умер, — удивился Клавдий Мамонтов. — Или они сомневаются, что это его труп?

— Они не сомневаются, Псалтырникова официально опознали. Но по правилам страховки самоубийство клиента отнесено к рангу мошеннической схемы с целью передачи денег страховки наследнику. Поэтому они настаивают на собственном независимом расследовании всех обстоятельств происшедшего. Я им сказал, что Псалтырников был чиновником высокого ранга и к такому расследованию никто не позволит привлекать каких-то частников с улицы. Они согласились, предложили мне проконсультировать их в этом вопросе. Я сказал, что есть проверенные сотрудники, лицензированные, опытные, которых я могу рекомендовать. Наши интересы — полиции и фонда — совпадают полностью. И мы, и они хотим установить истину, как все было на самом деле. Поэтому они согласились принять нашу помощь. А я посчитал, что лучших кандидатур на роль детективов страхового фонда, чем вы, мне не найти. Вы ну совсем не похожи на полицейских. Считайте это за комплимент. Ни внешне, ни по состоянию ума. Ты вон, Мамонт, такие речи анархические толкаешь порой, — Скворцов усмехнулся, — что так и тянет кинуться проверить, не напихало ли ФСБ жучки здесь, в кабинете. Екатерина — журналист, а они все вольнодумцы. К тому же она английский знает, а здесь часть документов не переведена. И вы уже успешно работали вместе раньше. Это тоже немаловажно. Ну как, согласны?

— Я что-то мало верю в успех этого предприятия, — честно ответила Катя.

— Попытка не пытка. Я согласен, — ответил Мамонтов.

— Даже не веря в успех? — Катя глядела на него строго.

— А что еще остается? А то будет висяк. Нераскрытое дело. Денису Петровичу минус в отчетности.

— Ладно, чтобы не портить отчетность, постараюсь помочь и я, — без энтузиазма согласилась Катя.

— Вот и славно, — Скворцов обрадовался, сверкнув своими очками-пенсне. — Ознакомьтесь с документами фонда. Вот еще на флешке. А это оперативные данные — список всех, кто находился в доме, и наша съемка с похорон.

Он включил ноутбук, повернул к Мамонтову и Кате.

— А что, они там все эти восемь дней после похорон так и сидят в поместье безвылазно? — спросил Клавдий.

— Пока им деваться некуда — обслуге, приживалам, — развел руками Скворцов. — Еще не очухались. У сына и его жены я забрал паспорта, как только стали известны результаты экспертизы по отравлению. Они не возражали, демонстрируют полное желание сотрудничать со следствием. Забрал загранпаспорт и у его племянницы. Она тоже не возражала. Там только один господин впал в истерику — некто Ярослав Лишаев, бизнес-компаньон Псалтырникова. Он находился у них в поместье, когда Псалтырников умер. Говорит, приехал специально повидаться с ним и его сыном. Лишаев все порывался сделать ноги. Но я и у него паспорт забрал. А он обещал подать на меня жалобу в прокуратуру за самоуправство — у него, мол, дела в Питере, ему срочно надо ехать. Но пока он там. Да, еще вот что — мы во время обыска изъяли в доме чуть ли не целый арсенал — охотничьи ружья, помповые, все это Псалтырникову дарили, он сам не охотник. Изъяли его наградной пистолет, а также пистолет его охранника Дроздова — тоже, кстати, наградной. Кучу холодного оружия — в основном охотничьего. Все очень дорогое. Оружия было в доме полно, а Псалтырников получил не пулю, не удар ножом, а яд. Это так, информация к размышлению.

— Женщин много в доме, — ответил на это Мамонтов, просматривая список подозреваемых.

Катя тоже глянула — пока эти фамилии ей ничего не говорили. Она просмотрела на ноутбуке и фотографии с похорон. Все в трауре. Люди разного возраста. Похороны очень скромные (по количеству пришедших проститься) и одновременно богатые (с точки зрения всего похоронного антуража).

— Они в курсе эксгумации тела? — спросила она.

— Я обязан был поставить в известность его сына. Поставил. Он сказал — делайте, что должно. Ну все, читайте документы, вникайте в материалы. Через два часа поедете туда к ним.

Катя прочла документы фонда, кратко изложила Мамонтову суть перевода тех частей, которые были на английском. Клавдий знал английский в пределах школьной программы, мог в разговоре ввернуть словцо, однако в юридических терминах был несилен. Поэтому сейчас он больше изучал оперативные данные — список подозреваемых, фотографии и видео с похорон. Дважды тихонько удивленно присвистнул. Катя не стала спрашивать, что его так поразило.

Скворцов отдал им свой собственный щегольской портфель для документов. Катя собрала туда бумаги.

Все трое вышли из отдела. Скворцов вызвался проводить Катю и Клавдия до середины пути — он планировал опросить охрану Олимпийского комплекса, которая обычно обходила «свой» берег в ночное время. И Скворцов собирался узнать — не заметили ли охранники чего-либо подозрительного в ночь смерти Псалтырникова, так как его дом и большой участок выходили прямо на Бельское озеро.

— Все же ты спецслужбы со счетов не сбрасываешь, — хмыкнул на это Мамонтов. — Раз — и в ад отправили старика.

— Псалтырникову шестьдесят пять лет, — сказал Скворцов. — Не такой уж и старик. Но да, среди праздновавших он был самый старший. Его секретарше-экономке шестьдесят четыре. Остальные все гораздо моложе его.

Клавдий кивнул и распахнул дверцу черного внедорожника — Катя узнала его машину.

Поехали через Бронницы. Катя узрела пенаты, давшие ей кров минувшей ночью, дом ювелирши. И тот самый дом с привидениями — бывшую гостиницу Крауха. Его пыльные темные окна, казалось, не пропускали внутрь дневной свет.

— Между прочим, этот наш архитектурный памятник — собственность Псалтырникова, — сообщил ей Скворцов. — Городская администрация его Псалтырникову за рубль продала с условием непременной полной реставрации. Памятник истории города — и сломать нельзя, и покупать его никто не хотел. Здесь люди не суеверные, но с этим домом отчего-то не связывались. Псалтырников обещал все отреставрировать. А теперь снова здорово. Сынок его вряд ли всем этим заниматься станет.

Катя смотрела на дом за забором. Такое впечатление, что это лишь часть строения. Трактир, гостиница и постоялый двор не поместились бы под этой крышей. Здесь, видно, прежде было что-то еще — может, пристройки, флигеля.

Там ведь тоже кого-то убили… Кого? За что? И как странно — тот, кто захотел вернуть этому месту прежний облик, теперь тоже мертвец.