Три богини судьбы

Татьяна Степанова, 2010

Катя Петровская – криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД – разочарована: никакой загадки в новом деле нет. Роман Пепеляев расстрелял девять человек в центре города, потому что сошел с ума. Но почему после устроенной бойни на глазах целой толпы он не испытывает никаких эмоций? Ни удовлетворения, ни раскаяния, ни апатии. И настолько равнодушен к своей судьбе, что, даже находясь в психиатрической клинике, продолжает кидаться на людей? Причем агрессию вызывают молодые люди определенной внешности. Катя и полковник Гущин, не верящий ни в бога, ни в черта, явственно видят здесь некую чертовщину. И, похоже, не без веских оснований…

Глава 7

ЛОГОВО

Ровно в четыре, чтобы не передумали и, не дай бог, не уехали без нее, Катя спустилась во внутренний двор Главка, где обычно стояла служебная машина полковника Гущина. Он и его шофер курили во дворе.

Катя села сзади, открыла сумку, украдкой проверила: диктофон при ней, фотокамера тоже. В ходе обысков, конечно, категорически запрещено снимать и записывать, но бывают же исключения? Дело арбатского убийцы ведет Москва, и, наверное, это единственный раз, когда она, областной сотрудник, может оказаться рядом с какой-то важной и «многое объясняющей» информацией. А поэтому только на свою память — пусть и профессиональную — полагаться не стоит.

Так казалось Кате тогда. ОНА И ПРЕДСТАВИТЬ НЕ МОГЛА, ЧТО ЖДЕТ ИХ ВСЕХ, КАКИЕ СОБЫТИЯ СТОЯТ НА ПОРОГЕ.

Сели и поехали, Катя приготовилась ехать долго. Гущин ведь сказал — «логово». Логово убийцы… а это всегда где-то далеко, на отшибе — гараж, бункер, гнилой сарай, превратившийся в руины цех старой фабрики, бойлерная где-то там… на улице Вязов…

Выехали из Никитского переулка на Тверскую, на Пушкинской свернули на Страстной бульвар, потом на Петровку, въехали в Малый Каретный и остановились под стеной, окружающей столичную милицейскую цитадель.

— Коллегу захватим, — пояснил Гущин, набрал номер сотового. — Ну ты где? Я тебя жду.

Из проходной появился очень низенький и очень толстый мужчина — ровесник Гущина в черном костюме с портфелем. Тесный ворот сорочки душил его. Пухлые щеки румянились, как яблоки наливные. Эта совсем не героическая внешность принадлежала человеку, которого Катя моментально узнала, потому что видела его много раз на совещаниях в министерстве и, не столь часто, там же, на брифингах. Начальник отдела убийств МУРа полковник Елистратов.

— Наши уже там, и лаборатория ЭКУ тоже, наверное, на месте, а я тебя, Федя, жду, как договорились, — Елистратов полез в машину, отдуваясь, как морж. — Ох и жара сегодня… что ж дальше-то будет. А я гляжу, ты не один, с эскортом дамским.

— Здравствуйте, я капитан милиции Петровская, — Катя представилась скромнехонько. Полковник Елистратов, так же как и Гущин, были знаковыми фигурами розыска, старыми товарищами и старыми соперниками. Москва и область…

— Леш, быстро вы с адресом-то этим, — одобрительно буркнул Гущин. — Повезло, признайся честно?

— То есть как это повезло? Работали, время даром не теряли, — хмыкнул Елистратов и скомандовал: — Тут налево и вниз, к Старой площади. В течение суток фамилию установили при полном отсутствии данных и контакта с его стороны. Прописку пробили, он с Твери сам, только вот уже восемь лет там не живет, в Москве обретается.

Катя поняла, что говорят об арбатском убийце.

— Роман Григорьевич Пепеляев, тридцати двух лет, уроженец Твери, закончил там среднюю школу и два курса экономического факультета Тверского университета, потом был отчислен за прогулы, — полковник Елистратов полез в портфель. — В Твери у него квартира, после смерти матери досталась, но он там не живет. В Москву, сволочь, перебрался — людей тут у нас как зайцев стрелять…

— Как данные-то установили, он же молчит вглухую? — спросил Гущин.

— Работаем, стараемся, — Елистратов покосился на притихшую Катю. — Паспорта при нем, когда ты его там, в аптеке, в пол впечатал, естественно, никакого не было и прав водительских. В кармане только визитку нашли, фирменного обувного магазина. Через этот магазин и вышли на его персональные данные. Сразу мои сотрудники туда поехали с его фотографией, ну и опознали в нем некоего Романа Пепеляева — оптового поставщика.

— Бизнесмен, что ли, он?

— Оптовик. Так, мелочь… В одном месте закупал — обувь, кожгалантерею, потом по магазинам пристраивал. Как это сейчас у них называется-то… баер, что ли… типа челнока, но малость посолиднее.

Катя слушала, боясь пропустить хоть слово. Они стояли в плотной пробке на Лубянской площади. И она не следила за дорогой.

— Не судимый, ранее ни в чем таком никогда, как говорится… Тридцать два года — другие женятся в это время, детишек заводят, а он… — полковник Елистратов достал из портфеля маленький ноутбук. — Вот он какой у нас…

Катя смотрела на монитор. Съемка была сделана в кабинете во время допроса. Но голос был слышен только один — голос следователя. Тот, кому он задавал вопросы, сидел, сгорбившись на стуле, безвольно опустив скованные наручниками руки.

Роман Пепеляев… Красивая фамилия у НЕГО, звучная. Катя не могла оторвать взгляда от человека в наручниках. Самый обычный, молодой. Лицо только вот у него какое… Глаза ввалились, скулы выступают. И никакого выражения на этом лице… Словно губкой стерли…

Тот майор, стрелявший в супермаркете, потом, ПОСЛЕ ВСЕГО, хотя бы реагировал, от камер закрывался, когда его в суд вели по коридору, пусть молчал, но хоть как-то реагировал, а этот такой… И бесстрастностью, невозмутимостью ЭТО не назовешь, это что-то иное.

— Тяжело на него смотреть, правда? — Елистратов обращался к Кате. — Чувствуется что-то… чертовня… Я уж сколько в розыске, всяких перевидел на своем веку, а тоже что-то того… глаза хочется отвести, не знаю, как это и назвать… чертовня, одним словом.

— Кажется, он ненормальный, — сказала Катя.

— Федор Матвеевич, как по-твоему? Шизик он?

Гущин, повернувшись с переднего сиденья, глянул на экран ноутбука — мельком, будто нехотя. И ничего не ответил.

— Приехали, тут направо, в Никитники.

— Здесь знак, въезд только с Варварки, товарищ полковник, — возразил Елистратову шофер.

— Давай проезжай, вон за церквушкой машины стоят и автобус ЭКУ.

Катя вышла. Надо же, Никитники — крохотный переулок-тупичок. Самый центр Москвы, до Ильинки, до Красной площади, до Кремля рукой подать. И от Главка, что в Никитском переулке, можно спокойно дойти пешком, прогуляться. Там вот Политех, бульвар, а здесь известная на всю Москву церковь семнадцатого века со знаменитым иконостасом. И где-то здесь, в этом милом, залитом солнцем переулке-тупичке, ЕГО ЛОГОВО?

К ним уже спешил сотрудник в форме капитана:

— Алексей Филлипович, — обратился он к Елистратову, — здравия желаю, товарищ полковник, — поздоровался с Гущиным, — мы представителя их фирмы сюда вызвали, аренда помещения на них записана, хотя фактически арендовал он, Пепеляев. Только вот ключи…

— У меня ключи, — Елистратов снова, как фокусник, полез в портфель и достал связку ключей, упакованную в пластиковый мешок для вещдоков. — Вот единственное, что при нем в тот вечер на Арбате было, кроме пистолета и запасных обойм. Да ты сам, Федор Матвеевич, знаешь, первый же его там обыскал.

Связка ключей на кожаном ремешке и ключница на «молнии». Катя вгляделась — самая обычная вещица, логотип какой-то… «Furla» — фирменная ключница, недешевая, Пепеляев — торговец обувью и кожгалантереей — мог себе такую позволить.

ИТАК, ЗНАЧИТ, ОН — ТОРГОВЕЦ ОБУВЬЮ. ОБЫЧНЫЙ ТОРГОВЕЦ ОБУВЬЮ И НИЧЕГО БОЛЬШЕ?

— В Твери кто-нибудь у него из родственников есть? Знакомых? — спросил Гущин.

— Троюродный брат есть, они давно не общались, мать умерла несколько лет назад. Соседей опросили, потом кое-кого из его бывших однокашников нашли. Наши туда сразу махнули, в Тверь-то. Так вот все про него только хорошее одно — Рома Пепеляев… Но общались с ним кто пять лет назад, кто два года назад, — Елистратов щурился, — но все лишь одно хорошее, добрые слова… И соседи тоже. Вежливый, мол… Думали, сразу сдаст квартиру, потому как сам-то в Москве постоянно, а он не торопился, мол, все, какие были, предложения не устраивали его — то приезжие с Кавказа, то семейство с ребенком маленьким, то платить не могут столько, сколько просит. Разборчивый, выгоды искал… Разве так сумасшедшие себя ведут?

— А почему его из института исключили, вы говорили, — спросила Катя.

— За прогулы, сессию не сдал. Его бывшие однокашники вспоминают — он уже тогда чем-то приторговывал, бизнес свой небольшой начинал. Трудно было совмещать. Только давно это было. Он и в Москве тогда еще не жил. Вон дом-то. Весь первый этаж — это их аренда под склад.

— Может быть, кто-то там в Твери знал его лучше, чем бывшие одноклассники и соседи? — Кате не терпелось все выяснить. — Возможно, девушка была?

— Мы что, по-вашему, работать со свидетелями не умеем?

— Простите, я просто спросила.

— Федор Матвеевич, а это что, сотрудница твоя? — Елистратов повернулся к Гущину. — А то, знаешь, дело все же наше целиком, посторонние нежелательны.

«Сейчас скажет, что я из Пресс-центра, — подумала Катя, — и погонит МУР меня взашей».

— Брось, не ерепенься, — Гущин подтолкнул московского коллегу вперед. — Я сам хотел спросить — связи-то хоть были какие у него по жизни?

— Конечно, мы поинтересовались этим в первую очередь. Были связи — и в институте, и так. Не комплексовал он по этой части и успехом у противоположного пола пользовался. Только опять же это данные по прошлой тверской его жизни, с которой он вроде как в расчете был полном. А про московские его дела и связи и спросить не у кого. Разве вот у того, кто нас у дверей встречает? Менеджера фирмы их торговой?

Менеджера поначалу Катя и не заметила, столько народа толпилось возле дома, столько машин милицейских. Едва они подъехали, Никитники тут же перегородили лентой: проезд транспорта временно закрыт. Дом располагался в самом конце переулка. Желтое трехэтажное строение, узким клином прилепившееся к серому гранитному массиву административных зданий, фасадом выходящих на Славянскую площадь.

Дом был старый и явно нуждался в капитальном ремонте. На двух верхних этажах окна были кое-где забиты картоном, лепнина карниза осыпалась, краска стен облупилась и облезла. Дом выглядел бы совершенно запущенным, если бы не первый этаж, весьма резко контрастировавший с общим архитектурным упадком.

— Здание вроде памятник какой-то исторический, — сказал Елистратов. — Бумаги на него есть в Москомнаследии и в Москомимуществе, вроде горело оно несколько лет назад, потом подрядчик появился, хотели реставрировать. Потом лопнуло все в связи с кризисом. Кое-как отделали первый этаж, он от пожара сильнее всего пострадал, и сдали помещение под склад. Здравствуйте, спасибо, что приехали, скажите, а здесь дорогая аренда? — этот вопрос он задал уже менеджеру, которого Катя «не заметила», — парню лет двадцати пяти в деловом костюме при очках.

— Мы сами думали, что дорого будет, это же самый центр, — голос у менеджера уже был взволнованный, хотя пока его ни о чем «таком» еще не спрашивали. — Наша фирменная оптовая сеть, мы… Ну, больших проблем у нас нет, но время такое, сами понимаете, экономить приходится на всем. Но это помещение очень удобно расположено — как склад это просто идеально, мы экономим на перевозках, мы работаем с торговыми сетями в ГУМе, ЦУМе, на Тверской. Можно просто погрузить товар в багажник и в салон обычной легковой машины. ОН так и делал…

— Значит, выгодная аренда была и недорогая? — уточнил Елистратов.

— Да, мы и сами удивились, но все дело в том, что дом фактически в аварийном состоянии, здесь никто не живет, тут когда-то давно был пожар, и с тех пор здание переходило из рук в руки. А для склада это идеально. Когда ОН нашел это помещение и позвонил нам, мы сразу же согласились арендовать.

— Значит, это помещение нашел сам гражданин Пепеляев? Под склад?

Они все уже стояли у дверей. Вся оперативная группа с Петровки, полковник Гущин, Катя, понятые, все ждали, когда Елистратов откроет изъятыми ключами склад и даст старт обыску. Но Елистратов, казалось, не замечал всеобщего нетерпения.

Первый этаж действительно был отремонтирован. Это сразу бросалось в глаза. Дверь дома… Когда-то это было обычное московское парадное, теперь же деревянные створки заменили на крепкую железную дверь. На окнах — точнее, это были витрины — имелись внутренние металлические жалюзи. Они были опущены, так что с улицы невозможно ничего рассмотреть.

— На магазин похоже, до склада вашего здесь, что, магазин был? — Елистратов держал в руках ключи.

— Да, что-то вроде, но он сгорел, и потом помещение пустовало, — ответил менеджер. — Мы сделали кое-какой ремонт за свой счет — дверь, жалюзи, сами понимаете, это необходимо в целях безопасности, ну от воров хоть какая-то защита. Мы ведь экономили на стороже. ОН… Пепеляев фактически сам выполнял обязанности по охране товара, он ведь жил здесь.

— Ага, это уже интересно, — улыбнулся полковник Елистратов и отомкнул замок входной двери. — Зафиксируйте в протоколе, дверь не заперта, только захлопнута, замок автоматический. Приступайте к осмотру и обыску. Федор Матвеевич, заходи, давай вместе все тут оглядим.

Катя вошла внутрь одной из последних. Тихонько включила в сумке диктофон, пусть пишет. Камеру тут сейчас, кажется, не достать, слишком уж заметно будет. Эксперты вон и так на фото, на видео снимают.

Как здесь душно… никогда, наверное, никто не проветривал… Чем-то пахнет… Катя едва не вылетела вон. В спертом воздухе висела тяжелая смердящая вонь.

Один из экспертов быстро прошел куда-то в глубь сумрачного помещения.

— Так и есть, товарищ полковник, так я и думал.

— С уборной, что ли, проблема? — спросил Елистратов.

— Тут за перегородкой раковина и биотуалет. В нерабочем состоянии — то ли свет вырубился во время процесса переработки, то ли заело… Отсюда и запах такой.

— Дверь откройте настежь, работать здесь невозможно!

Струя свежего воздуха, впущенная с улицы, рассеяла смрад, и сразу стало легче. Катя пересилила себя: раз приехала смотреть «логово», нечего в обморок падать — гляди!

Но ничего такого она сначала не увидела. Голый потолок, голые стены, кое-как выкрашенные чем-то серым. Кое-где на потолке еще заметны пятна копоти и сажи. Очень много контейнеров и коробок с обувью. Часть из них стоит аккуратными пирамидами вдоль стены напротив двери. Часть просто хаотично навалена в углу. Яркие обувные коробки, обувь разная: и дорогая — итальянская, французская, и дешевая китайская.

— С Черкизона небось привезли и свалили тут, — буркнул полковник Гущин. — Это ж надо, столько добра…

Среди этого складского хаоса мебель как-то терялась. Катя увидела шкаф у стены. Сыщики его открыли — он тоже сверху донизу был набит коробками. Еще была пара деревянных стульев и что-то типа тахты или дивана. Грязная обивка, скомканный плед, подушка с яркой, но сильно засаленной наволочкой. Все это было сбито, вздыблено.

— Тут, значит, он ночевал, — Гущин обернулся к менеджеру. — Сколько же он здесь прожил?

— Три месяца без малого. ОН сам нашел для нас это помещение, мы ему даже бонус за это выплатили. Пока шел ремонт, он жил на съемной, точнее, комнату снимал где-то в Чертанове. А потом переехал сюда. Сказал, что тут удобнее, в самом Центре, оборудовал тут себе жилое помещение.

— Не больно оно жилое. Биотуалет вон и тот вырубился.

— Здесь у него что-то вроде кухни, — объявил эксперт из-за перегородки.

Катя прошла мимо обувных коробок, мимо дивана, мимо шкафа. Деревянная перегородка отделяла от основного пространства небольшой закуток. С внешней стороны перегородки на вешалках висела мужская одежда, тут же стояла пара чемоданов. За перегородкой — стол, еще два стула, электрическая плитка, посуда, сковородки — кажется, все из ИКЕА, относительно новое, но уже запущенное, плохо мытое. Из маленького холодильника эксперты извлекли заплесневелый хлеб, масло, колбасу, копченую рыбу, сметану, овощи — все испорченное, сгнившее.

— Не ел он, что ли, совсем? — Елистратов брезгливо понюхал продукты. — Чтоб в холодильнике все так испортилось… Сколько же это времени лежало? У нас он неделю после задержания всего, а тут срок продуктам истек месяц назад.

На закопченной сажей, некрашеной кирпичной стене висело узкое пыльное зеркало. Катя прошла мимо — в нем отражалась вся эта затхлая комната, весь этот хлам.

Обувные коробки… Как много коробок…

— На раме пятна, и тут на стене тоже что-то есть… Ну-ка свет сюда дайте, — эксперты занялись кирпичной кладкой.

— Возле тахты, на полу, у стены, тоже что-то… пятна, похожие на кровь…

Катя отошла к окну-витрине. Один из оперативников поднял стальные жалюзи, впуская в помещение склада свет. Много света…

— Экспресс-анализ подтверждает — кровь.

— Товарищ полковник, взгляните сюда!

В потоках света, льющегося сквозь окна-витрины, тяжелый смрад снова словно сгустился. Катя ощущала тошноту. Ей хотелось выбраться отсюда прочь. Зря она поехала тешить свое пустое любопытство.

— Тут на стене что-то кровью нарисовано непонятное.

В потоках солнечного света были видны лишь пятна копоти и еще что-то — на стене, на кирпичной кладке на уровне среднего человеческого роста — темный зигзаг… Бурая размашистая линия с резкими изгибами… не понять, не разобрать.

— Сфотографируйте, скопируйте, возьмите пробы на анализ ДНК.

Катя, совершенно сбитая с толку, подошла к полковнику Гущину, тот очень мрачно и чрезвычайно пристально вглядывался в обстановку жилища Романа Пепеляева.

— Федор Матвеевич, почему здесь повсюду следы крови? Может, он тут кого-то убил до того, как отправился на улицу с пистолетом?

Гущин, не отвечая Кате, посмотрел на Елистратова. И по тому, как многозначительно они переглянулись, Катя поняла: они оба чего-то недоговаривают.