Коридор затмений

Татьяна Степанова, 2023

Дело об убийстве Анны Лаврентьевой, расследованием которого занялся полковник Гущин вместе с Клавдием Мамонтовым и Макаром Псалтырниковым, лишь на первый взгляд имело бытовые мотивы. Как только произошло новое зверское преступление, оно в одночасье превратилось в сложную головоломку со многими неизвестными. А тут еще у маленьких дочек Макара внезапно завелся некий тайный друг – подросток Адам. Его панически боится и ненавидит собственная мать Ева, считая порождением Тьмы. Шаг за шагом полковнику Гущину с напарниками предстоит распутать целый клубок версий, пугающих фактов и мрачных суеверий, чтобы установить истину и найти взаимосвязь между цепочкой убийств и событиями пятнадцатилетней давности, когда Адам появился на свет, а на заброшенной ГЭС силовики штурмовали зловещую секту, практиковавшую оргии и темные ритуалы…

Глава 12

Дом с медной крышей

Дом соседей на озерном заливе располагался всего в трех километрах к северо-востоку. А по воде и того ближе. Дом окружал сплошной высокий забор. В лучах заката блестела медная крыша, тронутая зеленоватой патиной.

Возле дома стояла «Скорая помощь». Когда полковник Гущин, Клавдий и Макар подъехали, со двора, отворив калитку, как раз вышли врач и медсестра с каким-то оборудованием в медицинских чемоданах и контейнерах. Макар отметил, что «Скорая» принадлежит дорогой частной клинике в Жуковском, услугами которой когда-то пользовался и его отец.

Врачей провожали двое мужчин — один в летах, восточной внешности, смуглый, явно по виду помощник по хозяйству, в рабочем комбинезоне, и молодой парень лет за двадцать, одетый в синюю толстовку и спортивные брюки. Тайного друга — жабьего принца — он был явно намного старше. Не тот.

— Здравствуйте, это дом Зайцевых? — спросил полковник Гущин. — Полиция области.

— Полиция? — Парень в толстовке удивился и встревожился. — К нам? Но зачем? Что случилось?

— Полиция приехала! — заорал на весь участок его спутник в комбинезоне, словно оповещая кого-то.

— Хозяин дома? — спросил Гущин. — Зайцев?

— Папа дома. Но к нему нельзя, он нездоров. А что такое? — Парень оглянулся на участок.

Он выглядел взволнованным. Клавдий Мамонтов оценил его — ничем не примечательная внешность, пепельные волосы, мышиного какого-то цвета, алые прыщи на подбородке и свежий порез на щеке, явно после бритья.

— Нам необходимо поговорить с вашим отцом. Это ваш ближайший сосед — он живет на озере. — Полковник Гущин кивнул на Макара. — Мы по частному делу приехали, не волнуйтесь. Но неотложному. Нам надо обсудить с вашим отцом и вашей матерью один важный вопрос.

— Моя мать умерла. Мой отец женат вторым браком. Но почему все же полиция?

— Полиция к нам! — снова заполошно оповестил его спутник.

— Полиция? — из глубины участка послышался еще более встревоженный женский голос — надтреснутый какой-то, почти истерический.

Клавдий Мамонтов вздрогнул — интонация… в вопросе словно заключен крик о помощи и одновременно страх…

— У вас есть младший брат? — спросил он парня.

— Адам? Он сын Евы.

— То есть как? — не понял Клавдий Мамонтов.

— Сын жены моего отца.

— А вас самого как звать?

— Василий. — Парень посторонился. — Ну, входите, раз приехали. И раз вы полиция. Что же мы на пороге. Удостоверения ваши можно посмотреть?

Клавдий Мамонтов достал свое, а полковник Гущин не удосужился даже — вошел в калитку, Макар за ним.

Их взору предстал неухоженный участок — все словно заброшено еще с зимы и осени, не прибрано. Просторный дом из красного кирпича — подобные «замки» с медной крышей строили богатые люди лет двадцать назад.

На кирпичной открытой веранде промелькнул силуэт — словно тень. Клавдий смог лишь понять, что это женщина с распущенными темными волосами в чем-то черном, то ли накидке, то ли хламиде. Мелькнула и пропала. Ей ли принадлежал тот исполненный ужаса и тайных слез голос?

— Сколько вашему младшему лет? — спросил полковник Гущин.

— Пятнадцать.

— Он плавает на лодке по озеру?

— Я не знаю. Возможно. Лодка у нас есть, и катер был, только он в ремонте, — Василий Зайцев отвечал удивленно и настороженно. — Что все-таки стряслось? Что не так?

— Нам надо переговорить с вашим отцом и его женой, — распорядился полковник Гущин.

— Невозможно. Папа болен. А Ева… она тоже больна.

— Молодой человек, вы глухой? — повторил полковник Гущин бесстрастно. — Мы приехали к вам не чай пить. А по делу, которое касается семьи вашего соседа Макара Псалтырникова. С вами мы пока волнующий нас вопрос не обсуждаем. С вашим младшим мы поговорим позже. Сначала со взрослыми. С родителями.

— Вася, пусть поднимаются ко мне. Что ты споришь с ними? — послышался мужской голос из отворенного на втором этаже «замка» окна.

— Папа, зачем ты встал? Тебе после капельницы лежать необходимо, — громко ответил Василий Зайцев.

— Я лягу потом. А ты проведи гостей ко мне.

— Пошли, — сказал Василий Зайцев. — Но учтите, ему нельзя долго разговаривать. Проявите милосердие — вы, полиция.

Он не пустил их через главный вход и веранду — они обогнули дом и зашли со стороны патио — в большую кухню. Поднялись по винтовой лестнице из коридора — холла, служившего чем-то вроде хозяйственной кладовой — со стеллажами, заставленными моющими средствами, инвентарем для уборки и кухонной посудой.

Обстановка на втором этаже стильная, но тоже запущенная, как и участок, как и сад. Комната, схожая с больничной палатой. Кровать с кронштейнами, монитор на стене, кресло у окна.

На кровати сидел худой как скелет совершенно лысый мужчина в больничной робе и пижамных штанах. Возраст его было трудно определить. Полковник Гущин лишь глянул на него и притих. Таких он повидал в госпиталях и клиниках, в которых лежал после ковида и ранения, — онкологические больные. Прошедшие химиотерапию и многое другое.

— Простите за вторжение, — сказал он и представился по полной форме, назвал имена и фамилии Макара и Клавдия.

— Соседи наши? Слыхал я про поместье Псалтырникова, это ваш покойный отец? — Зайцев-старший обратил к Макару бледное лицо свое — ни кровинки в нем, только глаза с лихорадочным тусклым блеском. — А я Иван Петрович. Извините, что в таком виде затрапезном…

Они все как-то смешались, разом поубавилось гонора и желания идти на конфликт.

— Так какой у вас ко мне вопрос? — спросил Зайцев-старший.

В этот момент в комнату-палату зашла женщина восточного типа в робе медсестры.

— Зейнааб, повремени, пожалуйста, с инъекцией, а? — попросил Зайцев.

— Ждать нельзя, Иван Петрович. Что сейчас доктор сказал? Сразу после капельницы надо сделать укол. — В руке домашней медсестры был шприц. — Зачем вы приехали? — спросила она с раздражением. — Человек болен, а вы лезете.

— Тихо, тихо, не надо за меня заступаться. — Зайцев протянул ей руку, и она сделала укол.

Сверкнула глазами — словно молнией пригвоздила полковника Гущина — и ушла.

— Итак, коротко, сама суть вопроса. И мы вас больше не побеспокоим. У нашего друга Макара Псалтырниова — вашего соседа — маленькие дети. Две девочки и годовалый сын. Нам стало известно, что ваш младший сын Адам, — полковник Гущин тщательно подбирал слова, — тайком несколько раз приплывал на лодке в их дом и познакомился с девочками. Им четыре и шесть лет, понимаете? А вашему младшему пятнадцать.

«А может, это и не их сын? — подумал Клавдий Мамонтов. — Вот сейчас выяснится, что мы не туда приехали, зря побеспокоили. А жабий принц совсем не Адам Зайцев».

— Слыхал я, что полиция уже и за детей принялась. — Зайцев криво, горько усмехнулся. — А что не так с сыном? Что он, экстремист или фейки распространяет? Или постит что-то в сетях? Или ваших детей к чему-то склоняет плохому?

— Папа, — Василий, находившийся в комнате и молчавший, попытался вмешаться.

— Тихо, Вася. Раз приехала полиция ко мне, удостоила меня, так сказать, своего внимания и высказывает нам какие-то непонятные претензии, то я тоже молчать не буду. У меня рак печени, последняя стадия, мне жить осталось мало. — Иван Васильевич Зайцев глядел на них почти с вызовом — горьким, страшным вызовом обреченности. — Поэтому я вас, полицию, силовиков, не боюсь. Все, чем мы жили, что мы строили, что наживали, что создавали, о чем пеклись, — все, все обратилось в прах. Наши надежды, планы, наш бизнес, наши мечты, наши капиталы… С кем новое будете создавать, а? Ну вот я, например, потерявший почти все… я умираю от рака… И таких, как я, умирающих не только физически, но и морально, — утративших надежды, утративших сам смысл существования, — полным стало полно. С кем вы останетесь? Сын наш младший вас не устраивает. То, что он с вашими отпрысками общается?

— О том, что вы серьезно больны, мы не знали, иначе бы не побеспокоили вас, — ответил ему полковник Гущин. — Вы сами отец. Можете понять отцовские чувства Макара Псалтырникова, его беспокойство. Ваш младший сын… у него с девочками слишком большая разница в возрасте для общения. Но не это нас обеспокоило. Сама форма — он назвался детям тайным именем, странным каким-то — принц Жаба. Он привез им в подарок покалеченное земноводное. Жабу, которой причинил мучения… боль… Именно поэтому мы решили поговорить с вами.

— Как понять причинил мучения? — спросил Василий Зайцев недоуменно.

— Он нитками пришил к голове земноводного корону из фольги, — ответил ему Клавдий Мамонтов. — Надо же до такого додуматься было! И подарил покалеченную лягушку малолетним детям. Совсем, что ли, того он у вас?

— Не может такого быть. Папа, что за бред? — Василий Зайцев обратился к отцу. — Чтобы Адька такое сделал?!

— Позовите вашего младшего сюда, мы и проясним вопрос, — предложил полковник Гущин.

— Вася, позови его, — сказал Зайцев-старший.

— Но сначала нам бы хотелось с его матерью, вашей женой, переговорить, — заметил Гущин.

— Нет, исключено! Папа, да скажи им! — Василий Зайцев глянул на Гущина в упор — чего, мол, вы добиваетесь, а?

— Позови Адама, — снова велел Зайцев-старший.

Василий раздраженно пожал плечами и ушел.

— Насчет того, что вы говорили нам, не волнуйтесь, — полковник Гущин помолчал. — Ваше право говорить, что думаете. И мне жаль, что… со здоровьем у вас так все…

— Значит, не накатаете на меня донос? — Зайцев презрительно усмехнулся. — А то пишите — контора пишет. Сажайте меня. Мне уже все равно где умирать — дома ли, в больнице, в тюрьме… Врачи от меня отказались.

В комнату вернулся Василий, с ним зашел высокий светловолосый подросток в черной толстовке с капюшоном. Клавдий и Макар лишь глянули на него и…

— Ты по озеру на лодке плаваешь? — спросил его Зайцев.

— Плаваю, Иван Петрович, гребу, тренирую мускулы, — голос у Адама был уже юношеский, грубоватый, хотя и срывался на мальчишеский дерзкий фальцет.

— К соседям на огонек заплывал, у которых девочки маленькие?

— Малявки две? Мне интересно стало просто — кто там поселился? Дом ведь всю зиму пустовал. Так ради понта я сплавал.

— Не один раз сплавал ты в гости, — возразил полковник Гущин. — Подарок своим новым маленьким друзьям привез.

— Какой подарок? — Адам глядел на них с усмешкой.

— Жабу в аквариуме.

— Какую еще жабу? — Самая светлая и самая простодушная улыбка осветила лицо подростка — узкое как лезвие ножа, не по-детски красивое.

— С короной на голове, которую ты нитками прямо к коже пришил.

— Какую корону? Иван Петрович, чего они волну гонят на меня? Я понятия не имею, о чем они говорят.

Клавдий Мамонтов подумал — или препираться с ним в присутствии больного раком отчима, или просто оттаскать его за уши прямо сейчас. Наглый. Лживый. Смеется над ними. Издевается.

— Не ходи в гости к соседям. Там тебе не рады, — велел Зайцев-старший. — Больше он к вам никогда не придет. И на лодке не приплывет. Инцидент исчерпан?

— Да, — полковник Гущин кивнул. — Хотелось бы надеяться, что ваш младший слова принял к сведению. Чем ты жабу… иголкой или шилом? Не жалко тебе было живое существо увечить?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — Адам еще светлее улыбнулся. — Все, я свободен?

Он повернулся и исчез за дверью.

— Он никогда больше к вашим детям не придет, спи спокойно, страна, — объявил Зайцев-старший.

— Уходите, папе надо лечь, — Василий буквально выгонял их.

И они покинули мрачную комнату-палату. Спустились по винтовой лестнице в кухню. Адам стоял у навороченной кофеварки и готовил себе капучино.

Макар и Клавдий снова переглянулись — одна и та же мысль посетила их.

— Ну а с собаками что ты сделал? — спросил его тихо Макар.