Валькирия в черном

Татьяна Степанова, 2012

В небольшом подмосковном городке кипят поистине шекспировские страсти, с интервалом более полувека здесь происходят жуткие события. Еще свежа память о Любови Зыковой, которая в пятидесятых годах явилась виновницей массового отравления детей в пионерском лагере. Теперь здесь же произошло еще одно отравление – трех наследниц огромного состояния. Старшая, красавица Гертруда, умерла на банкете, устроенном в честь юбилея своей бабушки. Офелия и Виола, а также сама виновница торжества Адель Архипова оказались в больнице. Катя Петровская, криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области, пытается найти незримую связь между преступлениями прошлого и настоящего и разобраться, кто же решил продолжить дело «отравительницы детей», если саму «Любку-ведьму» еще тогда в далекие пятидесятые толпа буквально разорвала на части, а тело ее сожгли в заброшенном цехе старого завода?..

Глава 14

ЖЕНА

Позвонили с проходной уголовного розыска — бывшая жена Лопахина явилась по вызову в управление. Катя решила остаться: полковник Гущин намеревался допросить женщину лично, не доверяя подчиненным, что случалось нечасто и свидетельствовало о крайней степени интереса шефа криминальной полиции к делу об отравлении армейца.

Лопахина Яна Сергеевна (имя-отчество полковник Гущин, вздев модные новые очки-стеклышки на нос, сообщил Кате, глядя в свой потрепанный блокнот «для особых записей») произвела какое-то странное впечатление.

Бесцветное, потому что, отвернувшись на секунду, Катя уже не могла вспомнить ни лица, ни фигуры, ни голоса женщины. Все как-то до такой степени банально и неприметно. И лет-то сколько, вот так, навскидку не определишь. По фигуре, худенькой тщедушной, вроде не больше двадцати, по лицу, по гладко зачесанным, прилизанным волосам — за тридцать пять. Катя тогда еще подумала, что перед ними необычайно скромное, забитое существо. И ей захотелось посмотреть на прижизненные фотографии майора Лопахина — как он выглядел сам, раз женился на такой вот вылинявшей моли.

— Присаживайтесь, пожалуйста, простите, что беспокоим вас, но нам крайне необходимо с вами поговорить, — полковник Гущин взял самый что ни на есть заботливый «отеческий» тон.

— Ничего, я понимаю, — Яна Лопахина села в кожаное кресло у совещательного стола, примыкавшего к письменному столу Гущина в его просторном начальственном кабинете. — Вы вызвали меня насчет Андрея.

— Кто вам сообщил о смерти вашего бывшего мужа?

— Вы. То есть ваш сотрудник позвонил. Сказал, что он умер в машине по дороге на работу.

— Ваш муж…

— Бывший…

— Да, — тут же поправился Гущин, — отличался крепким здоровьем?

— Он страдал диабетом.

— И выбрал военную службу? Его приняли?

— У него сначала была легкая форма. И тогда на это не смотрели, девяностые годы… К тому же у него в семье все военные по мужской линии, может, его отец тогда нашел какие-то связи. Я точно не знаю. А потом болезнь прогрессировала. Он служил, мы с ним ездили по разным местам… На Севере холодно. И вообще, служба тяжелая вещь. Диабет такого не любит.

Она произносила все это негромко, бесцветно, почти равнодушно.

— Но это никогда не угрожало его жизни, многие живут с диабетом до старости, — добавила она поспешно. — Его что, убили?

— Да, это умышленное убийство, — полковник Гущин кивнул. — Пока мы расследуем это дело, а потом оно поступит к военному следователю. Вы что, сразу подумали об убийстве, когда мы вам позвонили? Не о несчастном случае?

— Я не знаю. В сущности, это уже не мое дело — его жизнь, его смерть. Мы в разводе. Жаль, конечно, чисто по-человечески.

— Сколько вы прожили в браке?

— Почти тринадцать лет.

— А познакомились где?

— Летом как-то… Он, курсант, приехал к родителям в отпуск, я тоже там гостила у родственников.

— Где вы гостили? — спросила Катя.

— Городок подмосковный Электрогорск.

— У вас там родственники?

— Дальние, семья моей двоюродной сестры.

— А ваш бывший муж?

— Он оттуда родом. У него там дом остался от родителей. Наша бывшая дача.

Тут Яна Лопахина усмехнулась. Впервые они увидели ее усмешку-улыбку. И нельзя сказать, что улыбка-усмешка Кате понравилась.

— У вас есть какие-то подозрения, кто мог убить вашего бывшего мужа? — Гущин «прикрыл» тему Электрогорска, не совсем ему понятную, и повел допрос в своем ключе.

— Нет. Хотя там, где он служил, в этих местах… Он говорил мне иногда: что видела, молчи. Не болтай. А то убьют и меня, и тебя.

— В смысле военные секреты?

— В смысле. Да… я не знаю… возможно.

— Вернемся к его болезни, — Гущин пододвинул к себе блокнот и ручку. — Он всегда возил с собой инсулин, шприц?

— В последнее время да. Перед тем как мы развелись. Да, возил, носил. Делал укол себе — два-три кубика, а баночки кубиков на десять, кажется.

— А вы делали ему уколы?

— Нет. Он мне не доверял.

— Он делал уколы в какое-то определенное время?

— Когда как. Мерил уровень сахара. Я не помню, простите.

— Вспомните, пожалуйста. Он пользовался всегда одним шприцем? Или разными, они же одноразовые.

— У него был свой шприц. Все это хозяйство всегда находилось при нем. Он про это не забывал.

— Что вы делали днем и вечером в среду?

— Я работала днем, а вечером дома.

— А утром в четверг?

— На работу собиралась.

— А где вы работаете?

— В ювелирном магазине.

Гущин поднял брови.

— Надо же. Обычно жены военных кто? Учительницы и медсестры.

— В одном северном гарнизоне я работала учительницей труда в школе, — сказала Яна Лопахина. — А что такого?

— Вы — москвичка, и после стольких лет разъездов по стране по дальним гарнизонам вы с мужем вернулись в столицу, когда он поступил в Академию.

— Это все в прошлом.

— Почему вы развелись?

— Простите, но это никакого отношения к его смерти не имеет. И я не хочу отвечать на этот вопрос. Это личное.

— Он вам изменял? — Гущин словно не слышал.

— Нет. Андрей любил меня. Всегда заботился, просто надышаться не мог. Мне все подруги завидовали.

— Так что же произошло? Почему вы развелись тут, в Москве, где он остался служить, что большая редкость для военного, где получил… где вы вместе получили квартиру?

— Квартира эта — муниципальное жилье, — Яна Лопахина пожала плечами. — В Люблино у черта на куличках. Но Андрюша так этой конурой гордился. После гарнизонов-то. Он был такой славный. И так любил меня. В общем, он мне смертельно надоел. Хуже горькой редьки. И я ушла.

— Так вы ушли от него к другому мужчине? — спросила Катя. Ей так хотелось внести ясность. Быструю ясность.

— Ага. И мы развелись. Все прошло мирно и цивилизованно.

— У вас остались общие друзья, знакомые?

— Друзья… нет, все в основном сослуживцы мужа. Но это все осталось там, в местах прежних наших дислокаций. Тут в Москве я никого из его сослуживцев не знала, он коротко не сходился ни с кем ни в Академии, ни потом в отделе Генштаба.

— Своим разводом вы весьма подпортили ему карьеру. Там, где он работал, разводов не любят.

— Возможно. Но что об этом сейчас говорить? Он умер.

— Его убили. И мы расследуем обстоятельства этого убийства, — Гущин снял очки, потер переносицу. — Ладно, спасибо за помощь. Еще раз прошу прощения, что побеспокоили вас.

Когда жена Лопахина вышла, он в задумчивости прошелся по кабинету.

— Нудная особа, — вынесла свой вердикт Катя.

— И лгунья.

— Кто? Она?

— Именно. — Гущин хмурился.

— С чего вы взяли, что она лжет? — удивилась Катя. — Да вы у нее ничего и не спрашивали такого… самые общие вопросы.

— И на эти общие вопросы она отвечала нам враньем. Что бы произошло, если бы я начал спрашивать у нее что-то существенное?

— Например? — Катя удивлялась полковнику Гущину все больше.

— Например, то, каким образом яд попал в кровь ее мужа вместе с инсулином, если, как она утверждает, он всегда делал уколы себе сам, а единственный обнаруженный шприц не содержит следов яда таллия.