Гробовщик для царя

Татьяна Нильсен, 2022

Она успешная переводчица, дочь состоятельных родителей, которые находятся в длительной командировке в Берлине. В её распоряжении квартира в центре столицы, автомобиль, любые бутики и наряды! Казалось, чего ещё желать? Вот только не везёт в личной жизни! Перебрав с алкоголем по поводу разрыва с любовником, Лиза уснула в своей постели. Проснувшись, она не сразу понимает, где находится, оказалось, что в заброшенном доме и в компании женщины без определённого места жительства. Память отказалась раскрывать подробности того, по чьей воле, и каким образом она попала в это место! Растерявшись, Елизавета не понимает, к кому можно обратиться за поддержкой и от кого исходит угроза. Помощь появляется совершенно неожиданно от людей совсем чужих, которые впоследствии станут самыми близкими. Содержит нецензурную брань.В 2023 году книга получила Золотой диплом за 1 место в Германском международном литературном конкурсе "Лучшая книга" в номинации крупная проза.

Глава 2

Соловьёвский считал себя баловнем судьбы, несмотря на то, что осознанное время прожил в не полной семье. Отец ушёл от них, когда Алёше исполнилось лет восемь. Точную дату он не помнил, хотя образ отца сохранился. Он был человеком субтильной наружности и таким же слабым по характеру. Мать разговаривала с ним властно, звала Рудиком и помыкала мужиком, словно он и не муж вовсе, а прислуга в доме. На самом деле, Рудольф не считал себя слабаком и подкаблучником, просто ему легче было согласиться с женой, чем сопротивляться шумным скандалам. И все же в один прекрасный момент, он не выдержал, тихо собрал жалкий чемодан и отбыл в неизвестном направлении. С тех пор о его существовании напоминали только денежные переводы, которые Рудик присылал на содержание сына. Переводы не прекратились даже тогда, когда Алексей окончил школу и пошёл учиться в Университет и позже, когда получил диплом о высшем образовании и когда в первый раз женился. Соловьёвский не знал, как долго мать ещё получала деньги, потому что некоторое время отсутствовал, работал по контракту в Соединённых Штатах Америки, а когда вернулся, уже вопрос об отце не поднимал. Да и зачем? Ему оказалось легче сбежать от прессинга жены, куда как труднее оказывать сопротивление, отстаивать свою точку зрения и участвовать в воспитании сына. В некоторые моменты Алексей остро нуждался в отцовском плече, а он лишь откупился деньгами. По большому счёту, Соловьёвский не держал обиды не на мать, не на отца. Так случается, что люди просто не могут жить вместе. В школе почти половина одноклассников пережила разрыв родителей, измены и скандалы. В тот момент, когда сам решился на развод с первой женой, он часто вспомнил себя и ставил себя на место сына. Родители за склоками зачастую даже не подозревают, что ребёнок переживает разлад очень тяжело, разрываясь между матерью и отцом. Алексей Рудольфович не хотел походить на отца, он занимался тяжёлыми видами спорта, всегда отстаивал свою точку зрения и шёл напролом. В тот день, когда его чемоданы стояли у порога квартиры, Соловьёвский обнял сына и сказал, что всё возможное время он будет проводить вместе с ним, достал из кармана кнопочный телефон «Нокия» сунул в руку пятилетнему мальчику и наказал звонить в любое время дня и ночи. Позднее, через много лет, парень, оставив мать в Америке, перебрался жить в Россию, даже поселился неподалёку от отца.

Соловьёвский женился вторично на дочери известного художника, на девушке не яркой наружности, не яркого таланта, зато сдувающей пылинки с мужа и воспитывающей четверых детей. Незачем фонтаны разводить на отдельно взятой жилплощади! Одной звезды в семье достаточно! И эта звезда он — Соловьёвский! Алексей Рудольфович гордился еврейскими корнями, правда какое-то время не афишировал сей факт, но став популярным и известным в определённых кругах неожиданно решил сменить фамилию на материнскую — Кушнирович. Ещё в Университете он начал изучать Тору. Неожиданно пришло понимание, что иудаизм не мировоззрение, обитающее в пространстве, которое можно поселить в сердце. Это не вопрос веры или неверия, а самая что ни на есть реальность, встроенная конкретно в природу человека. Девять месяцев тесно переплетены души матери и ребёнка. Девять месяцев из плоти матери формируется зародыш, приобретая скелет и внутренние органы. Выходя из материнской утробы, вместе с душой и телом, ребёнок получает от неё свою еврейскую принадлежность. И всё же в последний момент он остановил свой порыв. Фамилия журналиста Соловьёвского уже стала достаточно узнаваемой и перемены в имидже могли бы ввести зрителей в заблуждение. Алексей долго и тернисто шёл к своей славе. Несмотря на то, что у него не было ни секунды свободного времени, а эфиры с его участием смотрели миллионы, ему казалось, что настоящей славы он так и не достиг. Наверное, именно эта жажда заставила согласиться на новый телевизионный проект. К записи третьей передачи, он пожалел, что ввязался в ток шоу, но уже контракт связывал по рукам и ногам. Шоу оказалось слабое и бездарное с клиническим идиотом-ведущим, но собирающее высокий процент просмотров. Народу нравилось заглядывать в замочные скважины, наблюдать за интимными подробностями и скандалами публичных людей. Пенсионеры и домохозяйки с упоением наблюдали, как в эфирах препарировались чужие проблемы, отчего свои невзгоды казались ерундовыми. Соловьёвский выступал в программе в качестве приглашённого эксперта. Его заранее предупреждали о теме передачи и всё же по ходу действия приходилось импровизировать, вступать в споры не только с гостями, но и с своими соведущими.

Сегодня он откровенно скучал. Тема оказалась без особой интриги. Разборки касались одной неблагополучной семьи. Родители никак не могли поделить сына. Муж тайно вывез паренька в одну из арабских стран, не позволяя жене видеться с собственным ребёнком. Женщина, не стесняясь камер, рыдала, падала на колени и умоляла мужа вернуть кровиночку на родину. Студия разделилась на два лагеря, потому что муж — гражданин Ирака справедливо считал, что Ирак такая же родина для мальчика, как и Россия. Лысый, с курчавой густой бородой, коренастый араб лет тридцати пяти неумолимо стоял на своём, гневно зыркая чёрными глазами в сторону женщины, да и вообще на всех, настроенных против него. По ходу передачи выяснилось, что жена спуталась с соседом, чего не смог перенести гордый мусульманин. Несмотря на международную тему, запись шла вяло и не интересно. Во время рекламы Алексей Рудольфович направился в гримёрку, чтобы выпить воды, и в коридоре столкнулся с редактором.

— Алексей я к тебе.

— Говори быстро, через три минуты надо возвращаться в студию.

— Ты видишь, что программа дохнет. Задай жару! Руководство канала предупредило, что в случае снижения рейтинга, программу закроют. Не дай пропасть, а то у меня великие планы и договорённости с известными личностями.

В такой просьбе не было ничего удивительного, но для Соловьёвского она прозвучала, как слово «Фас» для собаки. Он махнул рукой, показывая, что предпримет все усилия по спасению шоу, заскочил в кабинет, глотнул холодной воды из пластиковой бутылки и вернулся в студию.

Вторая часть записи пошла в более интенсивном режиме. Соловьёвский задавал много вопросов, обращаясь то к изменщице жене, то к мужу мусульманину. Он ставил в тупик некогда дружную семейную пару. Неожиданно в зале появился бывший любовник женщины и поведал о причинах расставания с дамой сердца. Иракец не менялся в лице, но в глазах горело торжество. По ходу выяснилось, что любовные отношения не носили характер измены. Когда-то молодые люди хотели пожениться, но что-то пошло не так и они расстались! И разрыв этот произошёл задолго до встречи иракца и русской. После обнародования фактов, которые опровергли подозрения в неверности, настала очередь женщины выгнуть гордо спину.

Заключительная, третья часть накалилась докрасна! Студия возмущалась, местами негодовала, интервьюеры перекрикивали друг друга, иногда скатываясь до открытых оскорблений. Здоровые охранники стояли в кулисах, невидимые камерам и готовые в любой момент кинуться в аудиторию для силового урегулирования конфликта. Алексей Рудольфович уже потерял интерес к примитивной истории, у него через два часа в соседней студии должно состояться политическое ток шоу, надо бы поберечь силы, но остановиться он уже не мог. Журналист привык доводить дело до конца, до кульминации, до эффектной развязки со скандалами, рёвом, иногда и мордобоем. На то и такой формат — ток шоу. Мать иногда укоряла за то, что он как факел, она увещевала сына распределяться по жизни, беречь силы и энергию. Ведь так не далеко и сгореть, как говориться, на работе! Алексей кивал, гладил мать по острому плечу, соглашаясь. Сам же понимал, что именно такой он нужен центральному телевизионному каналу. Он вёл программу на радио, записывал видео — ролики для интернет — изданий, а на телевидении почти жил! Работоспособности Соловьёвского завидовали многие, потому что и престижные премии в сфере телевизионной журналистики из года в год получал именно он! Его цитировали, к нему прислушивались и в то же время ненавидели!

Соловьёвский тряхнул головой и мысленно прокрутил историю распавшейся семьи. Мужчина приехал в холодную страну из Ирака по делам торговым, встретил девушку, влюбился, быстро решил вопрос с заключением брака, а вскоре у них родился сын. Жили неплохо. Несмотря на какой-то странный бизнес иракца, богатствами семья не владела. Алексей поднялся над ситуацией и понял суть происходящего. Мусульманин прибывает в Россию и самый простой способ адаптироваться, осесть и легализоваться в чужой стране, это найти женщину со своей жилплощадью, как будто влюбиться, потом жениться и прописаться. Если появятся дети? Ничего страшного, дети подарок неба! Когда дети мешали мусульманину, тем более мальчики!

Журналист зашёл с другой стороны и начал выяснять у женщины подробности жизни с мужем. А уж от вопросов застыли зрители и даже осветители и операторы, не говоря о тех, кто замер за стеклом звуковой студии.

— Вы ругались между собой?

— Как все. Ругались иногда, — женщина пожала плечами.

— Вы знаете, каким бизнесом занимался ваш муж?

— Нет. Я как-то спросила, он ответил, что не моего ума дело, мол, занимайся ребёнком и хозяйством! Мужчина должен деньги в дом приносить!

— И он приносил?

— Приносил, — женщина опустила глаза. — На еду хватало.

— Вот именно, что на еду! По вам не скажешь, что вы роскошествуете! — журналист обратился к иракцу, который, кстати, достаточно прилично говорил по-русски. — Чем вы занимаетесь?

— Торговлей, — у араба не дёрнулся ни один мускул на лице. — У меня на Замоскворецком рынке небольшой отдел.

— Сколько лет вашему сыну?

— Восемь, — встряла женщина, хотя вопрос адресовался не ей. — Помогите вернуть моего мальчика!

— Вы давали разрешение на вывоз ребёнка за границу?

— Нет! Думаю, он перевёз его через одну из азиатских республик СНГ.

— Чем ваш муж занимался, когда был свободен? — журналист обратился к русской, не отводя взгляда от лица иракца. — К нему приходили друзья?

— У него почти не было свободного времени, он отсутствовал, говорил, что работает. А друзья приходили иногда, но чем занимались, я не знаю, они закрывались в дальней комнате.

— Может, выпивали, играли в карты, смеялись?

— Ну что вы! Он правоверный мусульманин!

— Вас он хотел обратить в свою веру? — Соловёвский наконец повернулся к женщине. — Вы православная? Ваш сын, какой религии придерживается?

— Вообще он не настаивал, чтобы я сменила верование, но дома у нас есть Коран. А с сыном он ходил в мечеть, — женщина смутилась, — муж мой мусульманин, он имеет право решать, какой дорогой пойдёт его дитя!

Неожиданно на огромном экране появилось видео. На жёлтых безбрежных песках в чёрных одеждах, закрывающих всё тело кроме глаз, возвышались фигуры с автоматами в руках. Они стояли в ряд, держа за шею перед собой коленопреклонённых мужчин. Неожиданно дула автоматов упёрлись в затылки людей, раздались выстрелы и над песками гулом пронёсся хор голосов:

«Аллах акбар»!

Сам процесс массового кровавого убийства был щадяще купирован, но пошли следующие кадры, где подростки в лагере смертников разбирают автоматы, учатся боевым искусствам и ловко орудуют ножами. Студия замерла. Выдержав несколько секунд, Соловьёвский прервал молчание:

— Вот такую дорогу вы хотели для своего сына?

Женщина не ответила, лишь полными ужаса глазами смотрела на уже пустой экран.

— Я думаю, что стоит обратиться в Генеральную прокуратуру, для выяснения поля деятельности данного гражданина и уточнить, не состоит ли он в какой-нибудь террористической организации! — журналист повернулся к залу, махнув рукой, прекращая поднявшийся шум и гвалт. — Ведь благодаря нашей халатности и пассивности произошёл взрыв на железнодорожном вокзале в Волгограде и террористический акт в метро Санкт-Петербурга. Эти люди не берутся ниоткуда, они живут среди нас! Наша задача их выявлять и передавать в специальные органы, пока не случилось страшное! Я же в свою очередь буквально завтра обращусь в пограничные службы, для того, чтобы сделать невозможным пересечение границы этой личности до выяснения всех обстоятельств дела.

Журналист, как дирижёр закончил речь на жёстких нотах. Тут, откуда ни возьмись, появился ведущий и, объявив о конце программы, пожелал:

— Берегите себя и своих близких!

Уже подходя к гримёрке, Алексей почувствовал, что кто-то ухватил его за руку. Он повернулся и увидел перед собой несчастную женщину. Из глаз её лились слёзы:

— А что же теперь с моим сыном? Как я могу его вернуть?

— Вы знаете, это не в моей компетенции, — Алексей высвободил руку. — Самый лучший выход, это обратиться в Генеральную прокуратуру.

Соловьёвский вошёл в кабинет и запер дверь. Вообще, его уже не интересовала эта история, мысленно журналист перебирал план проведения очередной программы. Открыв компьютер, руки быстро начали набрасывать вопросы для экспертов. Тема была обговорена заранее, а вот даже самый незначительный вопросик, мог увести политическое ток шоу в другие дебри. Надо предусмотреть всё!

***

Он устал, неимоверно устал! Ну, что, казалось бы, не в шахте уголь отбивал отбойным молотком, не мешки с цементом перетаскивал, а языком молол. А вот пойди-ка помоли, да так, чтобы «Тэфи» из года в год получать! Его не утомляли камеры, многочасовое стояние на ногах, каждый раз Алексей испытывал стресс от груза ответственности. Он не мог позволить себе провала или скуки. Журналист считал своей целью формирование общественного мнения на те, или иные публичные вопросы. В начале телевизионной карьеры Соловьёвский был корректен, не позволял себе грубых или резких высказываний и зачастую сглаживал острые углы в спорах аналитиков, которые присутствовали на передачах. Он сам не заметил, как манера ведения программ стала жёстче и агрессивнее. Иногда журналист мог позволить себе в грубой форме выставить за пределы студии гостя, чьё мнение радикально рознилось с его видением вопроса. Если бы владельцы канала поставили ему на вид неуместность такого вещания, то он сменил бы тактику. Но все молчали, рейтинги, благодаря скандалам поднимались, а у журналиста Соловьёвского появилась армия слушателей, зрителей, поклонников, сторонников и, в то же время, немало тех, кто его презирал и даже ненавидел!

Алексей, развалившись, сидел в кресле. Он вытянул гудящие ноги, скинул туфли, покрутил стопами и, глотнув воды из бутылки, посмотрел на настенные часы. Восемь вечера. Завтра выходной, можно поспать дольше, но обязательно подпрыгнет по привычке в шесть тридцать. Уже проверено! Каждый раз приказывает себе выспаться, но в половине седьмого, сна, ни в одном глазу. Завтра традиционный Шаббат, жена накроет стол, зажжёт свечи с благовониями. Только бы мать не приехала, так хочется побыть в состоянии покоя и ни с кем не разговаривать. А вот в синагоге на молитву «Минха» появиться надо. Где же, как не в общении с Владыкой Вселенной брать силы на движение вверх.

На улице уже ждала машина с водителем. Алексей любил водить, но утром берёг силы, а вечером очень уставал. Утром предпочитал по дороге готовиться к репортажам, пролистывая материалы, а вечером просматривал мировые новости. Раньше руки перекладывали листки печатного текста, а сейчас, только палец скользил по экрану последней модели навороченного гаджета. Неожиданно картинка затормозила и раздалась глухая вибрация — кто-то пытался до него дозвониться. Разговорам по телефону Алексей почти не уделял время: во-первых, потому что не имел для пустого занятия лишней минуты, во-вторых, он жалел даже секунду на пустую болтовню. Жена, мать и все близкие знали об этом и не отвлекали, а по важным вопросам присылали сообщения. Значит, с ним пытается связаться тот, кому обязательно надо ответить. Соловьёвский глянул на номер, ухмыльнулся и немедленно отозвался:

— Добрый вечер Игорь Исламович. — телеведущий автоматически подтянулся, и сунул ноги в туфли. — Рад слышать!

— Привет Алексей. Давай без пиететов. Видел сегодняшний эфир. Ты переплюнул всех! Надо же из простого семейного скандала выйти на тему международного терроризма! Как ты умудряешься загнать героев программы в угол?

— Ну, двигаться по овалу без острых перипетий скучно и нам и зрителю!

— Ты прав! Умеешь, ничего не скажу! Мастер!

— А как вечерняя программа?

— Вот об этом мы говорим с тобой в другом месте!

Голос генерального директора федерального телевизионного канала звучал бодро и оптимистично, но журналист напрягся. Он по опыту знал, что высокопарные ноты и похвалы зачастую заканчиваются печальной точкой.

«Это как при расставании с женщиной, говоришь, насколько она хороша, прекрасна и благодарность за годы, проведённые вместе, переполняет сердце! Но настало время расстаться, потому что он уже не тот, стар и не интересен. И в душе так счастлив за того, кто составит судьбу с такой прекрасной женщиной».

Не к месту в голове всплыл образ Елизаветы. Именно такие слова, ну может немного в других интерпретациях он говорил ей при расставании. Образ женщины ещё бередил сердце и приходил в сновидениях. Хорошо, что у него крепкий сон, и язык в бессознательной дрёме не буробит что попало, иначе жена могла бы предъявить претензии. Они расстались не так давно, и он ещё нуждался в её объятиях. Собственно он нуждался в ней не как в сексуальной партнёрше, то есть не только. Алексей любил её. С такими трудно, но интересно. Ухоженная эффектная девушка с прекрасным образованием, дома превращалась в уютную, тёплую жилетку. Они много говорили, естественно не касаясь глубоко личного, часто урывками путешествовали, он дарил дорогие подарки, она с благодарностью принимала их и радовалась каждому колечку, хотя у самой (Алексей заглядывал в шкатулку) имелась целая коллекция ювелирных украшений от «Картье». Всё бы ничего, но Лиза захотела быть для него всем, именно это и стало причиной расставания. Их отношения просуществовали довольно долго именно потому, что девушка совсем не интересовалась политикой, не смотрела ток шоу и понятия не имела, насколько он популярная личность! Поэтому не превозносила его таланты, не стелила перед ним ковры лести и восхваления. Их отношения могли продолжаться ещё долго. Ну, зачем Лиза захотела большего?!

— Ты меня слышишь?

Голос Синявского вернул его в реальность.

— Внимательно слушаю! — прокашлялся Соловьёвский. — Так вы говорите, надо встретиться?

— Ты что-то ещё планировал на сегодняшний вечер?

— Только отдых.

— Вот и прекрасно! Через сорок минут жду тебя в ресторане «Роза ветров». Столик уже заказан, приглашаю я, значит, и плачу я! Как говориться, кто платит, тот и танцует девушку! — Синявский глупо хихикнул и отключился.

— Танцор херов, — буркнул Алексей, пренебрежительно и зло, отбрасывая от себя телефон. Аппарат заскользил по гладкой столешнице и уткнулся в зеркало, обрамлённое мягкой световой рамой. Он приблизил лицо к отражению, рассматривая сеточку вокруг глаз. Усталость сквозила в морщинках, в носогубных складках и параллельных линиях лба. Соловьёвский пощипал кожу на лице и шее, разгоняя кровь, подержал несколько секунд указательные пальцы в уголках глаз в районе переносицы, снимая усталость и напряжение. Потом лёгкими движениями прошёлся по линиям скул, восстанавливая кровообращение, наконец, повертел головой, сделал несколько вращений плечами и, услышав хруст затёкших позвонков, легко поднялся, пружинисто подпрыгнул пару раз и взял телефон.

— Эмма не жди меня к ужину. Образовались дела.

— Неужели? — голос жены прозвучал как-то странно. — О твоих делах я узнаю последней. Оказывается, в курсе все, кроме меня.

— Я не понимаю, ты о чём? — Алексей оторопел от интонаций жены. Она редко позволяла себе такие ноты при общении с мужем. Разве только в глубоком раздражении или недовольстве, но такое случалось редко — он повода не давал. Неожиданно Соловьёвский разозлился, все что-то хотят от него! — Эмма, когда я вернусь, мы можем обсудить. Сейчас у меня нет времени, а больше всего желания!

— Ну, ну, смотри, а то вернёшься к разбитому корыту! Учти, Соловьёвский, детей я заберу с собой, и ты знаешь, мне есть куда уйти!

— Эмма, стоп! Я не понимаю, что происходит, но у меня совсем нет времени выяснять отношения, тем более по телефону. Синявский пригласил для серьёзного разговора в ресторан.

— А, это сейчас так называется! Серьёзный разговор! Учти, — повторила жена, — самый серьёзный разговор ожидает тебя дома!

Жена отключилась. Соловьёвский потёр виски. Захотелось хлопнуть грамм пятьдесят коньяка, но он отогнал соблазн. Удары судьбы нужно принимать, трезво оценивая ситуацию. Журналист не предполагал о чём пойдет речь в ресторане, а вот что произойдёт дома, он догадывался — Елизавета, его нежная, хрупкая Лиза оказалась железнее, чем он представлял, и, несмотря на увещевания, представила доказательства его измены. Непонятно, что именно! Они никогда не фотографировались вместе, не появлялись в общественных местах, в коротких поездках за рубеж, он выбирал уединённые места и закрытые пляжи, подарки и ювелирку оплачивал через закрытую корпоративную карту. Ничего, семейный вопрос он решит быстро, главное чтобы не подставил подножку генеральный директор канала. Он почти на Олимпе, нельзя позволить разрушиться той лестнице, по которой он так тяжело взбирался к пику. Собственно и работу он найдёт себе быстро при его-то славе и популярности, только уже не хочется, как Сизиф затаскивать камень наверх. Журналист слышал разговоры в кулуарах о том, что дела на канале идут совсем неважно. Благодаря то ли неумелому руководству, то ли по другой причине финансовые проблемы возникали, время от времени, но сейчас канал несёт приличные убытки.

***

В машине Соловьёвский неожиданно для самого себя задремал. Словно кто-то отключил кнопку для подзарядки, обеспечивающую жизнедеятельность тела и мозга. Сквозь глубокую пелену донёсся голос водителя:

— Алексей Рудольфович мы на месте.

Журналист встрепенулся, потёр лицо ладонями и потянулся. За тонированными стёклами сверкал вдоль всего фасада повторяющийся синий неоновый символ розы ветров. Алексей не ждал, когда шофёр — крупный мужик с непроницаемым лицом, откроет дверь. Он запретил холуйские штучки, и всё же в обязанности Федота помимо управления автомобилем, входила и сфера безопасности клиента. Подъезжая к крыльцу, водитель намётанным глазом оценивал ситуацию вокруг. Важная птица, которая потягивалась на заднем сиденье, не представляла большого интереса для террористов или убийц другого рода, он не политик, не олигарх, не банкир, однако личность очень известная, медийная, одиозная, и мало ли сумасшедших может нанести ему вред. Федот оценил ситуацию по боковым зеркалам, зеркалу заднего вида и мысленно с собой согласился: убивать журналиста не станут, кому он нужен, а вот больные на голову, которые по убеждениям захотят покалечить, таких найдётся немало.

— Я буду ждать на парковке перед рестораном, — могучая шея не позволила голове повернуться. Вдруг журналист ковыряет в носу или чешет в непотребном месте. Его задача оценить ситуацию за пределами автомобиля, а не следить за манипуляциями клиента.

— Можешь заняться своими делами. Здесь я проведу не менее двух часов, если освобожусь раньше, предупрежу метрдотеля, чтобы вызвал тебя.

Журналист, не надевая куртки, прихватил портфель и вышел из автомобиля. Возле дверей квадратные охранники почтительно расступились. На их лицах не мелькнула ни одна эмоция, но по глазам Соловьёвский самовлюблённо понял, что они узнали его. Его встретил метрдотель и с достоинством поклонился:

— Нас предупредили о вашем визите. Большая честь! Пойдёмте я вас провожу.

Если физиономию Соловьёвского не видел только слепой, то генерального директора канала мало кто знал.

«Так и получается, что главные герои всегда находятся в тени, — с усмешкой думал Алексей, подходя к столу и протягивая руку Синявскому. — Да, выглядишь, дружок, неважно! Спишь мало, куришь много и пьёшь неразумно, вон даже щёки подёрнулись сеточкой лопнувших сосудов».

— Привет Алексей, — Синявский приподнялся и пожал руку журналисту. — Что будешь пить? Я вот заказал французского красного! Знаю и ты не равнодушен к Франции, слышал, даже домик на южном берегу моря прикупил.

— Готовлю плацдарм, — улыбнулся Соловьёвский одними губами и устроился напротив начальника. — Чтобы на пенсии было, где погреть кости.

— Далеко заглядываешь! Пока журналист востребован, он не остановится! Знаю я вашу братию. Ну, так что выпьешь? — Игорь Исламович перевёл разговор в тот момент, когда официант замер возле стола.

— Я, пожалуй, возьму «Альянико», — Алексей глянул на официанта снизу вверх. — Красное вино лучше всего подойдёт к жаркому из баранины, — он перевёл взгляд на вышестоящего коллегу. — Вы уже заказали что-нибудь?

— Нет, ещё не заказал, ждал тебя. И прекращай выкать! Мы с тобой договорились!

Синявский махнул рукой как-то пьяно. Соловьёвский даже удивился, как быстро половина бокала сморила генерального директора. А может мужик начал гораздо раньше?

Ели в тишине. Синявский вяло возил по тарелке мясо, а журналист, раскрасневшись от лёгкого алкоголя, поглощал пищу с огромным удовольствием. Когда Алексей отодвинул от себя тарелку с приборами и промокнул рот салфеткой, Игорь Исламович вздохнул с видимым облегчением — наконец можно перейти к разговору. Он начал издалека, не торопясь и подбирая слова:

— Алексей мы с тобой знакомы давно и ты знаешь мои профессиональные качества, — генеральный не ждал ответных реплик, он даже не смотрел на собеседника, проверяя, слышит ли он его, он говорил осторожно, вытягивая слова, словно откуда-то изнутри. Неожиданно мужчина прокашлялся и перевёл разговор в другое русло. — Ты знаешь, из каких источников финансируется наш канал?

Соловьёвский отрицательно мотнул головой, снял с колен салфетку, скомкал, положил на стол и незаметно огляделся. Нельзя допустить, чтобы приватная беседа коснулась чьих-то посторонних ушей. Тема, в которую вовлекал генеральный директор, занимала журналиста, но поскольку-поскольку. Он старался не лезть в финансовые дела канала, и всё же ухо улавливало то там, то сям смутные намёки, что вещание не приносит прибыли, более того, канал несёт убытки. Алексей ухмыльнулся одними глазами, представляя, куда клонит собеседник — рыба гниёт с головы, да только чистят её, как правило, с хвоста. Генеральный директор канала слишком долго сидел в кресле руководителя и совсем потерял чуйку, от того и убытки! Только чистку рядов начнут с простых журналистов. Неужели и его затронет участь изгоя? Несмотря на коварные мысли, лицо не выдало никаких эмоций. Алексей давно научился владеть мимикой и лишь губы плотно сжались, а глаза продолжали излучать дружелюбие.

После недолгой паузы Игорь Исламович отпил из бокала и продолжил:

— Ты человек творческий, в денежные дебри не лезешь. У тебя дети, жена красавица, дом прекрасный, да ещё прикупил виллу во Франции. — Слышал и раритетные авто в гараже стоят вроде «Ламборджини», — Синявский заговорщицки подмигнул. — Наверное, и виноградники хочешь разбить на территории поместья?

— Были такие мысли, — кивнул Соловьёвский, и растянул губы в улыбке. — Не пойму к чему вы, то есть ты клонишь?

— К тому, что на содержание семейства, домов, усадеб нужны огромные средства. Ребятам нужно отличное образование и желательно где-нибудь в Англии или во французской Сорбонне.

— Это так, — снова кивнул журналист, чувствуя себя китайским болванчиком.

— Давай договоримся на берегу, что не станем тратить время на обсуждение журналистской этики, свободы творчества и прочую муру! Как и во всяком государстве, именно госструктуры диктуют цели, задачи и освещение политических интересов страны под правильным ракурсом. Руководство канала не скрывало, что некоторые твои авторские программы не соответствуют формату, многие высказывания вступают в противоречия с политической стратегией правящих структур, поэтому такие передачи мы не пускали в эфир. Ну, а в остальном ты молодец! Чувствуешь стратегию момента!

От предисловия, не сулящего ничего хорошего, у журналиста заныло под ложечкой. Он подумал, что этот бакалейный, разъевшийся ген дир сейчас предложит освободить место или перейти на другой плацдарм для деятельности, или того хуже, просто уволит. Вроде того, что нагрёб ты достаточно и на виллу, и на виноградники, пора и честь знать! Соловьёвский готовился к худшему, но беседа пошла совсем по другому сценарию, к которому журналист совсем не был готов.

— Так вот, вернёмся к структуре финансирования нашей сетки вещания, — руководитель канала подобрался, словно приготовился к прыжку. — Часть средств мы получаем напрямую из бюджета, часть от некоторых госкомпаний и корпораций, некоторую прибыль получаем от продажи рекламы, ну и так по мелочи. Лет десять тому назад от рекламы мы получали большую долю дохода, сейчас прибыли сократились в разы. Объясню почему. Уж, коль мы берём деньги у государства, то и понятие рейтинга несколько размывается. У канала не может быть собственной линии или политики, эти правила диктует нам тот, кто заказывает музыку, а конкретно, кто финансирует. Мы вынуждены отказываться от рейтинговых программ, например острых политических дебатов с оппозиционными структурами, сатирических выпусков типа «Куклы» и тому подобное, поэтому теряем зрителя. В противном случае или сменят руководство, или мы перестанем получать деньги из бюджета и госкорпораций, или просто закроют канал, превратив его из канала в анал! Тем самым государство, привнеся цензуру, лишает нас рейтинга и популярности, зато щедро восполняет падение доходов за политическую лояльность! И сам понимаешь, какой серьёзный рекламодатель начнёт катать рекламу в эфире, если причёсанный канал никто не смотрит!

Синявский замолк и жестом подозвал официанта. Тот бесшумной мухой подлетел к столику. Генеральный взглядом обратился к журналисту, тот махнул рукой, и прикрыл ладонью полупустой бокал.

— Принеси ещё вина, — Игорь Исламович проводил взглядом официанта и вернулся к разговору. — Теперь ты понимаешь, почему в сетке вещания такие передачи, как «Прямой эфир», «Пусть говорят», «Мужское и женское», «Давай поженимся». Мы поднимаем рейтинг за счёт скандала. Артисты шоу бизнеса рассказывают про себя такие небылицы, закачаешься! Смотрел последний «Секрет на миллион»? Что, ты, просто конфетка — бывшая прима балерина Большого театра поведала, как на духу, с кем спала, сколько денег за это получала, и какие подарки олигархи ей преподносили! Ты мог представить себе раньше, чтобы в таком храме искусств, как Большой театр служили, попросту говоря бляди! Вот смотрит дядя Вася с тётей Люсей такой кордебалет и думают: а ведь мы и ничего, не дерёмся, детей в приютах не оставляем, правда выпиваем, так это, по сравнению с тем, что происходит в благородных семействах просто пуританская жизнь! Или сидит семья вокруг стола, ест варёную картоху, а за окном бараки рядами и собаки бродячие, а по телеку идёт программа, где журналисты наперебой показывают, как в Украине люди бедствуют, как Африка загнивает. И лопается семейка от гордости за страну, ведь в космос летаем, свой сыр производим и всё в стране хорошо, правда до самого-самого хорошо, потерпеть немного придётся! А ещё лучше мы их задавим патриотизмом. Для влияния на умы, как ты знаешь, рычагов множество! Будем гордиться прошлым, потому что, пока в настоящем нет лона, где бы родилось и возродилось чувство гордости за великую страну, но об этом догадываются немногие!

Директор снова притих, наблюдая, как к столику движется официант с подносом. Он небрежно махнул рукой, отгоняя разносчика, и сам налил из бутылки в бокал.

— Ну, вы же не за этим пригласили меня на ужин, — журналист, сам того не заметив, снова перешёл на «вы», он не хотел развивать скользкую тему. — Всё это не новость, я как говориться, на передовой и прекрасно отдаю себе отчёт, на чью мельницу лью воду.

— Ну, вот мы и перешли к главной теме беседы, — директор залпом выпил бокал и промокнул салфеткой рот, от чего на белой ткани растеклись бурые пятна.

«Словно кровь», — мелькнуло в голове Соловьёвского. Его начала настораживать странная встреча.

— Так вот, ты многодетный отец. В деньгах особо ты не нуждаешься, но они никогда не бывают лишними. Я понимаю, какими силами тебе они достаются — работа на телевидении, радио, свой стрим — канал в интернете, ещё надо дать время семье, и собственному здоровью. Тебе, Алексей далеко за пятьдесят, скоро ты начнёшь уставать, — Синявский приблизил лицо к глазам журналиста. — Вон, мешки под глазами, — директор снова отвалился на спинку стула. — Короче, предлагаю тебе сгруппироваться и забрать под своё крыло новостную сетку.

Повисла пауза. Рука журналиста потянулась к бокалу с вином. Он вылил в себя остатки и выдохнул со словами:

— Неожиданно! — в голове замелькали заманчивые перспективы. Соловьёвский ещё до конца не осознавал, насколько может измениться жизнь. Он снова шумно выдохнул. — Но очень трудно совмещать работу журналиста, блогера и радиожурналиста с руководящей должностью. У меня просто не получится выходить в эфир пять раз в неделю!

— Так и не надо! Оставишь себе воскресный выпуск, а остальное время занимайся новостной политикой канала. В твоих руках целый штат сотрудников, операторов, журналистов, ведущих! Сам понимаешь, это другая власть, другие деньги! Да и ко всему прочему персональный автомобиль с водителем, так же к твоим услугам Суперджет из Газпромовского ангара и прочие прелести жизни! На своё место воспитаешь талантливую смену, передашь, как говорится, навыки и умение.

— Заманчивое предложение. Подозреваю, что на моём месте никто бы не отказался!

— А никто бы здесь даже раздумывать не стал! Нужен проверенный человек со стопроцентным кредитом доверия! Я долго присматривался к тебе и понял, что только ты достоин этого места.

— Куда же девался прежний руководитель?

— А, не забивай голову. Он вышел из строя, лежит в израильской клинике с инфарктом.

Соловьёвскому не понравился легкомысленный тон шефа по столь печальному состоянию коллеги, но он не акцентировал на этом внимание. Его мысли будоражились по другому поводу.

— Я так понимаю, — журналист аккуратно подбирал слова, словно перепрыгивал с камня на камень, пытаясь преодолеть бурлящую реку. — Вы сделали это предложение мне не просто так?

— Вот! — Синявсий торжественно поднял палец. — Не ошибся в тебе, твоя хвалёная интуиция никогда не подводит. Ну, давай, рассуждай!

— Хорошо. Зачем вам выдёргивать известного телеведущего и прятать в кабинетах. С моим уходом, канал потеряет серию интересных рейтинговых передач.

— Никто ничего не потеряет, потому, что ты найдёшь себе замену, проконтролируешь нового ведущего, на первых порах несколько эфиров проведёте вместе. И, как я уже сказал, ты, брат, стареешь, со временем такая нагрузка начнёт тяготить, придётся снимать с тебя некоторые обязанности, потом ты можешь потерять интерес к журналистике или вообще охладеть. В один прекрасный момент, переберёшься с семьёй ближе к французским виноградникам, а я бы не хотел потерять надёжного человека!

«Далась тебе эта Франция! Сам туда почти год не выбирался! Работой завален по горло! Дыхнуть некогда!» — раздражительно подумал Алексей и с опаской, настороженно глянул на хмелеющего собеседника:

— Подозреваю, что это ещё не всё?

У журналиста пересохло горло. Директор канала словно почувствовал это и подозвал официанта:

— Принеси ещё бутылочку красного.

Официант обернулся за несколько секунд. И снова Игорь Исламович перешёл на самообслуживание. Взмахом руки отослал услужливого сотрудника ресторана и сам разлил напиток по бокалам. Мужчины, не чокаясь, выпили, погружённые каждый в свои мысли. Соловьвскому хотелось подбодрить собеседника, мысленно он подгонял шефа:

«Ну, что там у тебя ещё осталось за пазухой, говори, не томи! Чую, что-то не договариваешь, остались ещё условия, при каких я победоносно поднимусь на очередной пьедестал карьерной лестницы…если поднимусь».

При всём нетерпении, журналист профессионально умел держать паузы, поэтому лицо его выражало лишь вежливую заинтересованность. Наконец генеральный директор порядочно хлебнул из бокала, поставил его на стол и разродился:

— Но есть одно условие, которое должно остаться между нами.

«Ну вот, картина проясняется, — думал журналист, — не зря дядя обхаживал и дифирамбы пел».

— Через твой отдел мы начнём пропускать некоторые бюджетные средства. Ты откроешь счёт на своё имя где-нибудь на Кипре или на Каймановых островах. А лучше на жену или на кого-нибудь из надёжных родственников. Всю ответственность я беру на себя, ты даже не будешь знать, когда, сколько и в какой валюте, но всегда сможешь открыть банкинг и проконтролировать переводы, потому что со всех сумм твоя доля десять процентов.

— Не густо! — вырвалось у Соловьёвского. — Счета на моё имя, риски мои, и всего десять процентов? В случае провала, сидеть тоже мне!

— Слышу глас не мальчика, но мужа, — Игорь Исламович криво усмехнулся и неожиданно трезво посерьёзнел. — Провала не случится! Главный экономист сделает всё правильно! С ним, кстати, тоже надо делиться! Если государственные корпорации проверяют каждую копейку, то бюджетные средства проходят без всякого контроля и отчётности! Наша страна богатая, не возьмём мы, прикарманят другие!

Синявский выдохнул. Он устал за день, и этот сложный разговор вытянул последние жилы и нервы. Директор канала хотел домой, в домашние тапки, к горящему камину и чтобы руку холодил толстостенный хрустальный бокал для виски с янтарной жидкостью. Игорь Исламович глянул на растерянного или ошарашенного журналиста и подумал, что сам когда-то принял подобное предложение именно с таким дурацким видом.

— Ну, как, по рукам?

За словами не последовало действия, гендиректор не протянул руку. Повисла пауза. Лицо журналиста не выдавало мучительных размышлений, он отпивал из бокала бордовую жидкость мелкими глотками, а взгляд устремился куда-то в глубину зала.

— Мне надо подумать, — Соловьёвский наконец прервал молчание и поднялся. — Всего несколько минут. Я отойду в туалет.

Алексей Рудольфович вернулся минут через двадцать. В ожидании Синявский нервно посматривал на часы, потом сделал несколько звонков, и снова наполнил свой бокал. Он махнул рукой официанту, прикидывая мысленно, удобно ли будет, если тот, как бы, между прочим, заглянет в туалет и выяснит, всё ли в порядке с журналистом. Не дай бог приключился сердечный приступ на фоне непростого выбора. Молодой человек в длинном фартуке уже вежливо склонился над столом, как появился Соловьёвский.

— Свободен, — генеральный директор даже не повернул головы в сторону обслуги, только коротко кивнул, — принеси счёт.

Парень удалился, а Синявский сконцентрировал взгляд на передвижениях Алексея Рудольфовича, пытаясь перехватить его взгляд и прочесть ответ.

Журналист сел на место, придвинул стул и всем телом наклонился над столом, словно призывая собеседника сохранить интимность обстановки.

— Игорь Исламович, весьма благодарен за проявленное доверие. Я отдаю себе отчёт, по какой причине ваш выбор пал на меня. Я профессиональный известный журналист, человек, которому можно доверять, поэтому уверяю вас, что этот разговор останется между нами. Предложение не только лестное, но и очень выгодное, и всё же, я вынужден отказаться, — Алексей интенсивно замахал руками, — вы не подумайте, что я не доверяю или что-то подобное, просто я не финансист, а корреспондент! Я завоевал свою аудиторию огромным упорством и многолетним трудом, а растеряю зрителя за один день, просто согласившись сменить профиль работы. Сейчас я на пике популярности, рейтинги передач высоки. Ну, вам ли этого не знать! Может быть позже.

Соловьёвский выдохнул с облегчением. Он сказал это! Стоял перед зеркалом в туалете, брызгал на лицо холодной водой и никак не мог решить, по какому пути двинуться, чтобы не совершить ошибки! Деньги, как они были бы кстати на данный момент, когда старшая дочь скоро начнёт готовиться к свадьбе, а средний сын грезит об учёбе в Оксфордском Университете! С другой стороны, сейчас его фигура заметна и ярка на телевизионном Олимпе. Если согласиться с Синявским, то поставит на карту всё — популярность, честное имя и даже свободу! Генеральный не рискует ничем, а вот он, подставит свою голову, недаром предыдущий руководитель новостных программ где-то скитается в забвении, да ещё и с инфарктом. А может его уже арестовали?!

Журналист отодвинул стул и принял прежнее положение. Синявский же не выразил никаких чувств, только сухо произнёс:

— Напрасно. Такие предложения не поступают дважды. Позже уже ничего не будет, — руководитель канала привычным жестом махнул рукой, подзывая метрдотеля, и обратился к Соловьёвскому, глядя прямо в глаза. — Подожди меня на улице, я оплачу счёт. Да, и о нашем разговоре никто не должен знать!

От последних слов Алексею стало холодно и неуютно, он зябко дёрнул плечами, взял с соседнего стула портфель и вышел в прохладу вечера. Шофёр уже ждал возле крыльца, услужливо распахнув заднюю дверь автомобиля, рядом пристроилось шикарное авто шефа, у дверей которого так же возвышался крупный мужик в пиджаке с каменной мордой. Соловьёвский повернул корпус в одну и в другую сторону, ощущая, как позвонки встают на свои места, пару раз подпрыгнул, разминая затёкшие от долго сидения ноги, и повернулся к дверям, чтобы попрощаться с шефом, который, слегка пошатываясь, появился в уличном сине-красном свете «Розы ветров». Журналист протянул портфель шофёру, чтобы освободить руки для прощания с генеральным директором. Тот, прочитав жест, тотчас оказался рядом с Алексеем. Когда ладонь коснулась потной руки Синявского, край глаза уцепил какое-то движение. Журналист, как в замедленной съёмке, повернул голову, и в эту секунду Федот рухнул на крыльцо к ногам присутствующих.

***

Внутренний голос Алексея прилагал все усилия, чтобы разбудить хозяина в привычное время, а именно в шесть утра, но тяжесть на веках не желала сползать, и он на какую-то минуту снова провалился в сон. Усилием воли Соловьёвский пытался заставить себя открыть глаза ещё от того, что чувствовал на себе тяжёлый взгляд. Привычные запахи и звуки подсказывали, что он дома, и всё же что-то было не так. Он потёр лицо ладонями и рывком сел на кровати. Непривычным оказалось то, что рядом не было жены. Она стояла напротив собранная, высокая, стройная и не по-утреннему слишком торжественная.

— Что-то случилось? — Алексей не сразу вспомнил о трагедии, произошедшей накануне вечером.

Он приехал домой около двух часов ночи после долгих изматывающих разговоров с полицией. Его никто не ждал, не предлагал ужин и не интересовался делами и настроением. В этот момент он сам чувствовал себя, как выжатая тряпка, ему было не до разговоров. Алексей быстро умылся и лёг спать, всё же обратив внимание, что Эммы нет рядом, но выяснять причины среди ночи не хватило сил!

–Ты провёл вечер у неё? — от Эммы веяло холодом.

— У кого? — мысли Соловьёвского прокрутили историю прошлого вечера.

— Вот у этой дамы! — жена сделала шаг к кровати и протянула телефон. — Эти фотографии я получила вчера днём.

Алексей поднялся, накинул халат, и взял смартфон из холодных рук жены. Пролистывая снимки годичной давности, откуда-то из глубины груди просочилась тонкая ниточка печали — тогда они были счастливы и не обременены претензиями друг к другу.

«Дура, Лизка, — подумал мужчина, — если бы не её истерики, отношения могли бы продолжаться! А ведь экая дрянь! Выполнила обещание! Да как некстати!»

Пара красовалась в разных ракурсах и интерьерах. Лиза рядом с ним — загорелым, сильным мужчиной выглядела восхитительно. Он вспомнил, что в это время они улетали на пять дней в испанскую Малагу. На фотографиях не отражалась похоть, развратные действия или другой мерзкий компромат, но с первого взгляда можно было прочесть, что пара вместе прекрасно проводит время. Он бросил телефон на кровать и устало произнёс:

— Меня вчера пытались убить, а ты суёшь под нос с утра пораньше сфабрикованный фальсификат! Это звенья одной цепи, кто-то хочет меня уничтожить!

— Как убить? — Эмма мигом забыла о ревностных страстях, которые бушевали в душе весь прошлый день. Она кинулась к мужу, потянулась на цыпочках, и обняла его голову. — Что случилось? Я не слышала ничего такого в новостях.

— Мы ужинали с Синявским в «Розе ветров». Это произошло, когда вышли на крыльцо. Полиция считает, что хотели убить меня или его. Шеф позвонил знакомому генералу и попросил не разглашать сведения об инциденте.

— Кто-нибудь пострадал? — жена повернула голову Алексея к себе и испуганно посмотрела ему в глаза.

— Федот. Выстрел прозвучал в тот момент, когда шофёр, забирая портфель, закрыл меня своим телом. Всё произошло в доли секунды. Полиция выяснила, снайпер стрелял с крыши соседнего дома.

— Водитель умер? — глаза Эммы расширились от ужаса.

— Жив, но в тяжёлом состоянии. Надежда на здоровый организм, — Соловьёвский высвободился из объятий жены. — Я хочу поехать к нему в клинику. Ты со мной?

— Мне необходимо собрать детей кого в лицей, кого на тренировку, кого на курсы и в бассейн. Ты подождёшь меня, я быстро сделаю завтрак.

— Нет. Выпью кофе и поехал. Возьму байк, так быстрее, не застряну в пробках. А ты, если хочешь, приезжай позже в городскую клиническую больницу. Толковые доктора колдуют над парнем, — Алексей обнял жену за плечи и удержал возле себя. — У Федота в Москве никого нет, а я обязан ему жизнью.

— Может, стреляли в Синявского? Ты простой журналист, а он генеральный директор телевизионной компании!

— Не знаю, за мной жёсткая пропаганда, а за ним деньги! В общем, вещи равнозначные. И у меня, и у него много недоброжелателей!

— Недоброжелатели не стреляют из оптических винтовок, — задумчиво проговорила женщина.

— Может ты и права, мне нужно время, чтобы разобраться кое в чём. Надеюсь, к вечеру получу разъяснения.

— И всё же лучше решить вопрос с охраной.

Соловьёвский махнул рукой и направился в ванную комнату. В свете событий прошедшего вечера, у журналиста сложилось определённое мнение. Но он не стал делиться соображениями с женой. Хватит с неё и этой информации, пусть занимается детьми и домом. Изначально Алексей вообще не хотел посвящать жену о факте покушения. Если бы не пришлось оправдываться об адюльтере с Лизой, она бы так и не узнала, что кто-то намеревался лишить его жизни. Эмма прихватила его врасплох с утра пораньше! Возле двери он обернулся:

— Сделай кофе, пожалуйста. Я в душ.

— Послушай, Лёша, — женщина шагнула за ним следом, — если покушались на тебя, значит, могут повторить попытку!

— Не думаю, что всё так трагично, не бери в голову!

Журналист скрылся за дверями ванной комнаты. Уже стоя под струями горячей воды, он прокручивал вчерашнюю беседу, и ему становилось всё яснее, что Синявский или те, кто стоит за ним, этим выстрелом дали понять, что ни в коем случае не стоит открывать рот по поводу левых денег, которые прокручиваются через канал, иначе угроза реализуется в настоящие действия. И всё же где-то глубоко шевельнулись сомнения. Он вспомнил перекошенное лицо Синявского, который с пеной у рта доказывал полицейским, что убить хотели именно его!