Лантерн. Русские сны и французские тайны тихой деревни

Татьяна Нефёдова, 2018

Живописная деревня на юго-западе Франции, наши дни. Москвич Никита Шереметев ищет средство от хандры, но находит, кажется, лишь новые проблемы. В старинном доме на вершине холма Никита видит странные сны – вместе с англичанином Эдвардом он оказывается то в эпохе римских завоеваний, то в Средневековье, то в Ренессансе. Очевидные параллели с судьбой Эдварда заставляют Никиту иначе взглянуть на собственную жизнь. У него пока еще остается возможность избежать фатальных ошибок… Все персонажи и события книги вымышлены, все совпадения с реально живущими и жившими людьми являются случайными.

Третий день

Никита не сразу решился открыть глаза. Кто знает, куда его занесло в этот раз, в каком он оказался времени и в какой компании. Он готов был смириться с тем, что чудной старик опять хозяйничает на его кухне или обедает в его гостиной — за две прошедшие ночи Дед стал ему почти родным. Но что делать с вооруженными мужиками в подвале?

Никита прислушался, потянул носом воздух и осторожно начал осматривать комнату из-под полуприкрытых век. Бледно-розовые цветы на пододеяльнике, деревянное изножье большой кровати — пока никакой опасности. Дальше — мраморный каминный портал, два окна до пола справа, за ними — синее небо без единого облачка. И, кажется, никаких посторонних звуков в доме.

— Полная ахинея, — облегченно буркнул он. — Приснится же…

Тревожный шлейф от ночных приключений не рассеивался, это раздражало.

Хмурый, он побрел в ванную.

Ни душ, ни бритье не вернули его к жизни. В голове крутились ночные образы: Юлий Цезарь, Вогезы, Крикс, Матуген…

Никита позавтракал безо всякого настроения, постоял на балконе с чашкой чая в руках и, наконец, признался себе, что не успокоится, пока не осмотрит подвал. Он и сам не знал, чего ему хотелось больше: то ли найти какое-то подтверждение своим видениям, то ли убедиться, что все это плод возбужденного воображения.

С трудом сдерживая нетерпение, он спустился по лестнице до подвальных антресолей. Здесь стояли они с Дедом, наблюдая за римлянами. Сейчас следов ночных приключений не было и в помине. Вместо занавесей из телячьих шкур стояла высокая, застекленная в верхней части перегородка с металлической дверью. Сквозь стекла виднелась обсаженная кустами дорожка, огибавшая верхнюю кромку холма.

Никита сошел вниз. На грубом деревянном полу остались следы больших ящиков или какого-то оборудования. В той части подвала, где ночью располагалась солдатская кухня, выстроились пустые современные стеллажи. Он сделал несколько шагов к стене и дотронулся до каменной поверхности — она выглядела иначе, чем во сне, но в одном месте была неровная, глубокая выбоина, которая вполне могла сойти за след от вбитого когда-то толстого железного крюка. «Неужели этим камням две тысячи лет?» — подумал Никита. Подобные цифры плохо укладывались в голове. Две тысячи лет в учебнике истории — это одно, а в собственном доме, вот здесь, под рукой — совсем другое. При продаже ему говорили, что подвал гораздо древнее самого дома, но две тысячи лет — нет…

Ключ от подвальной двери торчал в замке. Таким же легкомыслием могли показаться и стекла в половину стены, выходящей на безлюдную тропинку — тихая провинция, все на доверии.

Никита отпер дверь и вышел на улицу. Сияло солнце, щебетали птицы. Свежий ветерок быстро выдул остатки ночи из его взъерошенной головы, и он, наконец, повеселел.

— Бонжур, месье! — раздалось откуда-то сверху.

Никита задрал голову: на балконе соседнего дома приветливо улыбалась пожилая соседка, которая вместе с мужем повстречалась ему сразу после приезда.

— Бонжур, мадам! Рад видеть вас этим прекрасным утром! Разрешите представиться. Меня зовут Никита Шереметев. Я ваш новый сосед.

Он решил, что к пожилой женщине надо подойти именно так, с особыми церемониями. Кажется, она осталась довольна.

— Очень приятно, месье! Добро пожаловать в Лантерн. Я — мадам Куртепляк.

Никита сдержал смех — при всем уважении к мадам, ее фамилия звучала ужасно забавно. Что-то похожее встречалось в школьные годы в детской французской книжке, но, поскольку рассказы были юмористические, тогда Никита был уверен, что такой фамилии в реальности не существует.

Мадам Куртепляк спешила удовлетворить любопытство:

— Откуда вы, месье? Собираетесь ли вы остаться здесь насовсем?

— Я из России, жить здесь постоянно не собираюсь. Но буду регулярно приезжать с семьей.

Никита поспешил обозначить собственный семейный статус, так как мадам насторожилась, услышав, что новый сосед — русский.

«Не волнуйтесь, я смирный», — подумал Никита, а вслух, повинуясь внезапному импульсу, спросил:

— Вы хорошо знали предыдущих хозяев этого дома? Тех, кто жил здесь до меня.

— Здесь жил пожилой мужчина, англичанин, в основном один. Иногда к нему приезжали две молодые женщины, наверное, дочери, но в последние годы и они перестали появляться. Мы здоровались, но почти не разговаривали: он очень плохо говорил по-французски, а мы с мужем совершенно не владеем английским.

— Понимаю… Мерси, мадам!

В голове Никиты судорожно метались обрывки сна — грустные рассказы Деда, его фотографии.

— А что стало с вашим соседом, мадам? Где он сейчас?

Мадам Куртепляк, судя по ее мимике, была удивлена расспросами.

— Не знаю. Мы не раз видели скорую помощь около его дома. Видимо, он болел. Но мы не слышали о том, что он умер… Вряд ли… Наверное, уехал куда-то. Может быть, вернулся в Англию. Разве не у него вы купили дом?

— Дом продавала женщина… — начал было Никита.

И тут в его голове с треском состыковались обрывки воспоминаний. Он как будто на время оглох — одна из двух женщин с фотографии на буфете у Деда была очень похожа на даму, которая продавала Никите дом, только значительно моложе. Вот почему во сне она показалась ему знакомой!

Никита все еще стоял, запрокинув голову, и по инерции улыбался мадам Куртепляк, но уже с минуту молчал, пытаясь хоть как-то упорядочить скачущие мысли. Англичанин… Пожилой и одинокий… Две дочери… Фотографии на буфете…

Положение спас месье Куртепляк, который вышел проверить, по какой причине его жена застряла на балконе.

Никите пришлось взять себя в руки. Он представился месье Куртепляку и сразу очень вежливо попрощался.

— Представь, мой дорогой, молодой человек — русский! При этом хорошо говорит по-французски и вообще он очень милый. Только немного странный. И у него такая смешная фамилия! Ее невозможно ни выговорить, ни запомнить, — сказала мужу мадам Куртепляк, когда они вернулись в дом. — Ты принял лекарство, мой дорогой? Надо идти на прогулку, пока не жарко.

Никита сидел на полу в гостиной, прислонившись к прохладной стене. Он был в смятении. Требовалось срочно услышать голос Ольги, только она могла восстановить его душевное равновесие.

— Что случилось? — сонным утренним голосом спросила жена. — Надеюсь, у тебя есть уважительная причина, чтобы будить меня в такую рань.

— Я тебя люблю, — искренне ответил Никита. — Причина достаточно уважительная?

В Москве было не так уж рано, однако Ольга всегда была засоней. Кроме того, сейчас, при взрослом сыне и отсутствующем муже, она могла позволить себе длинное утро в постели. Спросонья жена не сразу вспомнила о ссоре с Никитой, поэтому отреагировала мирно:

— Да-а… И все-таки, почему ты звонишь утром? Случилось что-то?

Родной голос вернул Никиту к реальности. На второй план отошли сновидения, семейные проблемы мифического старика и римские легионеры. Гораздо важнее были отношения с женой и вновь открывшиеся обстоятельства в жизни сына.

Никита на ходу перестроился и с теми же искренними интонациями в голосе соврал:

— Я всю ночь думал над нашим вчерашним разговором, Олюш. Про Алекса. Надо как-то выходить из этой ситуации. Сама-то что думаешь?

Не так уж сильно в тот момент Никиту интересовало мнение жены. Просто хотелось, чтобы она продолжала говорить, отвлекла и успокоила его.

Не тут-то было.

— Я хочу, чтобы ребенок был счастлив. Если для этого ему надо поступить в академию и стать креативным дизайнером, я буду ему помогать. Буду делать все, что смогу. Вот что я думаю.

В голосе Ольги, как накануне, зазвучали отчаянные нотки. Она определенно намеревалась стоять до конца.

«Да что ж такое?!! — изумился Никита. — Кто подменил мне жену? Где моя Оля?»

Колоссальным усилием он подавил вспышку злости и коротко ответил:

— Я понял.

Спорить было бессмысленно. Ситуация с Алексом неприятно напоминала его собственную. После того, как Никита поставил крест на инженерной и научной карьере, в его отношениях с отцом появилась трещина. Рекламный бизнес тот считал делом несерьезным и выбор сына не принял. До вчерашнего дня Никита не предполагал, что с ним и Алексом может случиться нечто подобное. Теперь наличие проблемы приходилось признать, с ней надо было разобраться. Но не сейчас, позже. Потом.

— Я понял, Олюш, — повторил он мягче. — Скорее всего, я опять буду весь день в разъездах. Давай еще раз поговорим об этом вечером. Позвоню.

— Позвоню! — передразнила Ольга и отключила телефон. — Можешь не утруждаться! Здесь никто ни о чем не переживает!

Это была неправда. Как ни старалась, Ольга не могла избавиться от мрачных мыслей.

Зато ее легкомысленный муж, едва закончив разговор, моментально нашел для себя более приятную тему.

Изабель! Она сказала: «Зайдите завтра утром, Никита». Значит, пора бежать!

— Бонжур, Никита!

Он готов был поспорить, что Изабель его ждала. В целом она выглядела так же, как накануне: строгие карие глаза, тонкие запястья в серебряных браслетах, светлое платье по фигуре. Тем не менее, тщательно спланированный беспорядок в черных кудрях, алый маникюр и крупные серьги Никита истолковал в свою пользу.

— Бонжур, Изабель! Вчера я думал, что на свете нет девушки прекраснее вас, но только что понял, что ошибался. Сегодня вы еще ослепительнее!

Изабель сделала вид, что пропустила беззастенчивую лесть мимо ушей. На самом деле стрела достигла цели. Ей было очень приятно.

— Я кое-что выяснила для вас, Никита. В ближайшее время аукционов в нашей округе не предвидится. Предлагаю рассмотреть другой вариант. Вот несколько адресов салонов, которые торгуют антиквариатом. В первую очередь рекомендую эти, оба находятся в Тулузе. У них покупают магазины помельче и частные клиенты. — Она подчеркнула название одной компании. — С хозяином этого салона я хорошо знакома. Если сошлетесь на меня, он, возможно, даст скидку. Желаю удачи, Никита!

Поскольку в туристическое бюро уже набились посетители, Никита не посмел далее отвлекать Изабель. Он поблагодарил ее, пообещал заглянуть в другой раз и на прощание обольстительно улыбнулся. Девушка кивнула ему из-за плеча очередного клиента. В ее взгляде определенно читался интерес.

Через полчаса Никита уже мчался по автостраде в сторону Тулузы. Первый по плану антикварный магазин нашелся недалеко от окружной дороги, в продолговатом двухэтажном здании напротив ухоженного парка. Судя по бетонной ограде и наглухо закрытым чугунным воротам, территория парка была частной. Вывеска «Antiquites» обозначала вход на неказистом, старинном фасаде — тонкие розоватые кирпичи в кладке стены перемежались слоями разнокалиберных камней, скрепленных раствором. Казалось, что у строителей хватало кирпичей только на очень маленький домик, а хотелось построить большой, поэтому они использовали все, что попалось под руку.

Никита припарковался во дворе сбоку от здания и через низкую дверь вошел внутрь.

Звякнул колокольчик.

Весь первый этаж был плотно заставлен мебелью и стеллажами со всякой всячиной. Он покрутился возле безлюдной стойки у входа и отправился изучать содержимое ближайших полок. Здесь было много винтажных предметов интерьера в индустриальном стиле и вообще много изделий из металла: лампы, напольные светильники, вентиляторы, большие круглые и квадратные часы, ящички неопределенного назначения. От них Никита переместился к мебели: в ряд стояло несколько деревянных комодов и металлических, заводского вида шкафов разного размера, а еще несколько кресел, стульев и высокий платяной шкаф в стиле ар-деко с зеркалом. Все это выглядело любопытно, но совершенно не соответствовало его ожиданиям. Здесь не только не было ничего похожего на старинный комод с резными дверцами, он не увидел практически ни одного предмета, который на его неискушенный вкус мог бы считаться антикварным. Разве что платяной шкаф.

— Дремучий ты человек, старик, — сказал Никита вслух. — Тебе финтифлюшки подавай, а тут люди серьезные, металлом торгуют.

— Простите, месье! Что вы сказали? — раздался радостный женский голос у него за спиной. — Я работала в мастерской и не услышала, как вы вошли.

Никита обернулся. К нему приближалась невысокая женщина в джинсах и свободной серой рубашке. При всем желании он не смог бы определить ее возраст — она выглядела вечным подростком с улыбкой на лице и легкой сединой в кудрявых волосах. Ее крупные очки в оранжевой оправе были родом из восьмидесятых.

— Бонжур! Я просто рассуждал вслух. Все, что я здесь вижу, выглядит необычно.

— Да, у нашей компании есть свой стиль, собственное направление.

Похоже, Никиту ожидала подробная презентация. Он попробовал увернуться:

— Я понял, благодарю вас! Просто я ожидал увидеть нечто иное: китайские вазы, канделябры, столики с гнутыми ножками.

Женщина заразительно рассмеялась:

— Кому в наше время нужны столики с гнутыми ножками? Не спорю, в них есть шарм. В фамильных домах все еще пользуются старинной мебелью. Часто что-то подобное покупают для эклектичного интерьера — как акцент. Но большинство, особенно молодежь, не хочет жить в музее. Люди хотят отличаться от других. Вы ищете что-то конкретное?

— Мне нужен большой буфет, желательно с резными дверцами, — с долей смущения произнес Никита. Он опасался, что таким ответом не заработает очков в глазах женщины.

Ее реакция оказалась деловой, без тени высокомерия:

— У нас много комодов с ящиками, есть и большие, но буфет последний раз попадался еще в прошлом году. Это не совсем наш профиль. Если хотите, оставьте телефон. Мы вам позвоним, если появится что-то подходящее.

Они вернулись к стойке у входа. Никита взял визитку с контактами магазина и на листочке написал свой номер телефона, адрес в Лантерн, имя и фамилию.

Женщина-подросток взглянула на его записку и спросила:

— Вы русский?

— Да. Как вы это поняли? — удивился он. — Из-за акцента? Или из-за фамилии?

— Что вы, Никита! Я могу вас так называть?

Он энергично кивнул.

— Ваш легкий акцент не имеет национальных черт. — Женщина опять засмеялась. — Я знаю, что Шереметевы — старинный русский род. Вы потомок графов Шереметевых? — она произносила его фамилию на французский лад. С бархатистым звуком «р» и ударением на последний слог это звучало необыкновенно мило.

— Нет, насколько я знаю, мои предки из другой ветви Шереметевых. Они, конечно, принадлежали к русской аристократии и обладали большим состоянием до революции, но графами не были. Я поражен, мадам. Откуда такие познания? Вы бывали в России или у вас русские корни?

Рядом с жизнерадостной женщиной Никита и сам улыбался без остановки. Она смеялась не потому, что кто-то шутил. Просто мир вокруг нее был прекрасен! Никита чувствовал себя частью ее лучезарной вселенной.

— Я никогда не бывала в России. Мы с мужем не так много путешествуем, как хотелось бы. Магазин и мастерская требуют постоянного внимания. Но я не теряю надежды!

— Тогда откуда, мадам?!!

— Я окончила факультет истории искусств и археологии в Сорбонне — лучший в этой области во Франции и один из лучших в Европе. — В ее словах прозвучала искренняя гордость. — У нас была профессор, мадам Натали Меро. Она читала курс современной архитектуры. Ее предки по материнской линии — русские эмигранты. Хотя ее мама и папа родились во Франции, она любила Россию всей душой и сверх программы рассказывала нам о русской архитектуре.

— Начинаю понимать, мадам. Графы Шереметевы построили несколько интересных зданий в Москве и Петербурге…

— Браво, Никита! — Снова заразительный смех. — Я не представилась… Простите! Меня зовут Николь. А теперь скажу, почему из многочисленных лекций профессора я на всю жизнь запомнила именно Шереметевых. Профессор была изумительной рассказчицей. Она не просто показывала фотографии дворцов и поместий, она дополняла их легендами из жизни их обитателей. Нас поразила история любви графа Николя Шереметева и его рабыни, актрисы его домашнего театра. Забыла, как ее звали…

— Прасковья Жемчугова, — подсказал Никита.

— Да-да! — Женщина-подросток искрилась от счастья. — Граф ведь женился на ней вопреки общественному мнению? Правда?

— Правда. Жаль, что она умерла молодой, вскоре после рождения сына, — отличился Никита, а про себя подумал: «Спасибо, мама, что надоедала мне историей рода Шереметевых!»

Они еще поболтали, и Никита начал прощаться. Ради такой неожиданной встречи стоило заехать в этот необычный дом в пригороде Тулузы.

Через двадцать минут он входил в дверь второго антикварного магазина из списка Изабель. Как раз того, где ее имя могло послужить паролем для дополнительной скидки. Внешне здание напоминало огромный гараж, зажатый между современными жилыми домами. Однако внутри это была настоящая пещера Али-Бабы — именно так, по мнению Никиты, и должен выглядеть магазин, торгующий антиквариатом. Все таинственно мерцало и богато поблескивало. Огни бронзовых люстр отражались в старинных зеркалах и бросали блики на тусклый лак антикварной мебели. За просторным письменным столом с гнутыми ножками восседал худощавый, аристократичного вида мужчина с седой профессорской бородкой клинышком. Он осторожно перелистывал гравюры в большой папке, перебирал закладки в деревянном картотечном ящике и время от времени заглядывал в открытый ноутбук.

— Бонжур! — радостно поприветствовал его Никита, который все еще находился под впечатлением от встречи с маленькой женщиной.

— Бонжур. Чем могу помочь? — Мужчина оторвался от своего занятия и выжидающе посмотрел на посетителя поверх узких очков.

Не было нужды придумывать прозвище, это был настоящий Антиквар. Никите стало неуютно — под выжидающим взглядом профессора он почувствовал себя троечником на экзамене.

— У вас есть большой старинный буфет с резными дверцами? — испуганно произнес он, непроизвольно вспомнив Никулина в роли Сени Горбункова из «Бриллиантовой руки»: «У вас нет такого же, но с пелра… перламутровыми пуговицами?»

Никита ухмыльнулся, тут же получил в ответ удивленно приподнятые брови мужчины за столом и снова внутренне сжался.

Никита пустил в ход свой главный, как он считал, козырь:

— Моя знакомая, ее зовут Изабель, порекомендовала мне обратиться к вам. Она сказала, что вы самый известный антиквар в Тулузе и единственный, кто сможет мне помочь.

Ничего подобного Изабель, конечно, не говорила. Это был очередной наглый экспромт.

Однако результат оказался неожиданным. Профессор встал, положил очки на папку с гравюрами и недобрым взглядом смерил Никиту с ног до головы.

— Изабель? Простите, молодой человек. Откуда вы ее знаете?

Несколько суетливо Никита изложил краткую версию знакомства с Изабель. Лицо Антиквара разгладилось и даже немного подобрело.

— Так вам нужен буфет? Я покажу несколько вариантов. Следуйте за мной, пожалуйста.

С замирающим сердцем Никита лавировал вслед за Антикваром по заставленному всякой всячиной залу. Попадалось много интересного: затейливые столики и кресла, бюро и стеклянные витрины. Все горизонтальные поверхности были заставлены подсвечниками, часами, лампами и фарфором, который Никита, спроси его кто-нибудь, назвал бы китайским. Свободные участки стен заполняли картины в богатых рамах. У Никиты разбегались глаза, он уже почти забыл, зачем приехал.

Седобородый остановился напротив небольшого резного буфета.

— Орех, девятнадцатый век, хорошая сохранность. Нравится?

— Не очень, — честно ответил Никита, но спохватился и попытался исправиться. — Буфет очень красивый, но это не совсем то, что надо. В моем доме потолки около четырех метров. Нужен очень большой буфет, соответствующий масштабу комнаты.

— Понимаю, — седобородый не обиделся.

Прояснив для себя вопрос взаимоотношений Никиты с Изабель, Антиквар, кажется, разглядел в нем потенциального покупателя.

Посмотрели еще несколько богато украшенных резьбой буфетов, но на первый взгляд ни один не показался Никите достаточно величественным. Требовалась примерка на месте, хотя бы заочная.

— Может быть, для меня имеет смысл участвовать в деревенских аукционах? — как бы между делом поинтересовался Никита.

Антиквар взглянул снисходительно:

— Конечно, вы можете участвовать в аукционах самостоятельно. Но это требует времени, квалификации. Вам потребуется очень большая удача, если ищете что-то конкретное. Надо постоянно быть в курсе того, что происходит в разных городках и деревнях: кто-то умер или переезжает, кто-то решил перестроить старый дом. В этих случаях часто продают все на месте одним лотом: ценные вещи и откровенный хлам. Приходится оценивать перспективу на глаз, и это не просто. Мы собираем качественные предметы годами, реставрируем…

Он развел ладони в стороны, демонстрируя свое богатство.

Никита отметил сдержанный жест профессора: «Да, здесь не место размахивать руками». Сам он вел себя скованно, опасаясь смахнуть на каменный пол что-нибудь хрупкое.

Как бы там ни было, Никита хотел все сейчас и сразу.

— Разрешите, я сниму мерки с ваших буфетов? Дома попытаюсь представить, как они будут выглядеть в комнате.

Антиквар не возражал.

Никита сфотографировал два самых высоких буфета, записал в планшетнике результаты их измерений и цены, и собрался было откланяться, но тут обратил внимание на прелестный рисунок акварелью и тушью в простой тонкой рамке — парень и девушка целомудренно обнимались. Его бросило в жар. Вот она, общая тема для графики, которая будет украшать его гостиную! И Ольга обязательно оценит такое красивое решение!

Антиквар уловил состоявшийся контакт, взял рисунок со стола и подал Никите.

— У вас хороший вкус, месье. Чудесная работа. Конец девятнадцатого века. Неизвестный художник — цена невысока.

Никита помялся. Он чувствовал себя дилетантом и по-прежнему испытывал смущение перед профессором:

— Хотелось украсить стены гостиной гравюрами и рисунками, которые объединены общей темой, но я не знал, какой именно. Благодаря этому рисунку у меня появилась идея, но в одиночку, боюсь не справиться. Вы поможете мне, месье?

Некоторое время Антиквар молчал, изучающе глядя на Никиту. Затем жестом предложил следовать за ним и пошел вглубь салона.

В дальнем углу, на невысоком стеллаже, в ряд, одна к одной стояли большие папки наподобие той, что Никита видел на профессорском столе.

— Давно никто не ставил передо мной такой интересной задачи… В этих папках графические работы, которые я покупал в течение многих лет. Часть я продавал, но появлялись новые, и так их скопилось много сотен. От природы я человек очень аккуратный, некоторые даже считают меня занудой. Я всегда вел картотеку, однако не все согласны с моими принципами классификации. Сейчас поймете, о чем я говорю. К сожалению, часть картотеки все еще хранится в бумажном виде. Возможно, вы обратили внимание — я переношу данные в компьютер, но дело продвигается медленно. Кажется, мне понятна мысль… Однако я хотел бы попросить вас пояснить. Так какова же отныне тематика вашей коллекции? — с пафосом переспросил Антиквар.

— Любовь, — сформулировал Никита.

До последнего момента он рассматривал покупку гравюр исключительно утилитарно, с интерьерной точки зрения. Идея коллекционирования никогда его не увлекала. Но ведь и французским домовладельцем он раньше становиться не планировал.

Профессор выдвинул один из ящиков деревянного картотечного шкафа, разумеется, старинного.

— Взгляните сюда, месье, — торжествующе предложил он.

На одном из картонных разделителей синими чернилами от руки было написано: «L’amour».

— Здесь описаны графические работы на тему любви, которые имеются в моем распоряжении, и указаны папки, в которых они хранятся. Думаю, у меня их пара сотен или даже больше. Зайдите немного позже, я подберу наиболее подходящие, чтобы облегчить выбор. — Антиквар деликатно взял из рук Никиты рисунок в рамке, который тот все еще держал перед собой. — Этот я тоже отложу для вас. Если располагаете временем, поезжайте в центр. Пообедайте, прогуляйтесь по городу и возвращайтесь часа через два, а лучше через три.

Никита вышел на улицу с мыслью: «Опять повезло!» Казалось, кто-то невидимый в правильный момент сводил его с нужными людьми. Немного погодя Никиту догнал запоздалый вопрос: «Почему Антиквар так странно отреагировал на имя Изабель? А когда услышал, что мы с ней едва знакомы, тут же успокоился. Неужели она?.. И этот?.. Нет, не может быть. Старый зануда ей не подходит» — успокоил себя Никита, сел в машину и двинулся в сторону центра.

Путь оказался несложным и недолгим. Никита пересек реку Гаронну, бегло оценив живописный вид с моста, и уже через пятнадцать минут оставил машину в подземном паркинге недалеко от Капитолия — здания городской ратуши Тулузы. Он бывал в этом месте уже несколько раз и точно знал, что не останется голодным — периметр прямоугольной площади перед ратушей был заставлен столиками ресторанов и кафе.

Подвернулось удачное место под сводами пешеходной галереи, где была надежная тень. Из его угла открывался вид на заполненную народом площадь и нарядное здание Капитолия.

Никите никогда не надоедало наблюдать за людьми. Молодые ребята и девушки собиралась стайками на площади и снова разбредались кто куда. Некоторые из них сидели на отполированных, нагретых солнцем камнях, ели сэндвичи, запивая колой или пивом. Выходцы из Африки продавали всякую дребедень, туристы, пытаясь поймать просветы в толпе, фотографировали Капитолий. Характерный для Тулузы розоватый цвет кирпичных зданий на ярком полуденном солнце казался блеклым. Однако впечатление это было обманчивым. Никите уже приходилось наблюдать, как этот город меняет цвета — ближе к вечеру он становился почти пурпурным. Ему нравилась Тулуза — живая, динамичная, но лишенная сумасшедшей столичной суеты.

«Розовый» город мог без труда угодить каждому: кому-то открывались переулки старого центра и грандиозные католические соборы, кому-то — завод Airbus и Аэрокосмический музей. Одним Тулуза дарила удачный шопинг, другим — прогулки по солнечным улицам.

Никита расправился с завернутой в тугую спираль жареной тулузской колбасой, запил лимонадом и попросил у официанта карту города. Тот направил его в туристический офис с обратной стороны Капитолия.

Как многие города Франции, Тулуза выросла на месте кельтского поселения, которое называлось Толоса. В 106 году до н.э. оно было покорено римлянами. Потом город покоряли франки, осаждали сарацины и захватывали крестоносцы.

В Средние века Тулуза была одним из богатейших городов Европы, значительно превосходя тогдашний Париж великолепием зданий и улиц. В те времена основой экономического благополучия города было производство краски светло-голубых тонов из растения вайды красильной, которую тулузские купцы продавали по всей Европе. После того, как португальцы завезли из Америки индиго, монополия Тулузы на голубой цвет, увы, закончилась.

После присоединения к Франции Тулуза получила статус столицы провинции Лангедок. Создание Национального центра космических исследований дало новый импульс экономическому развитию города во второй половине XX века, а затем в рамках грандиозного европейского проекта в Тулузе было построено предприятие по сборке самолетов Airbus.

Поводив пальцем по карте, Никита принял решение двигаться в сторону Каналь дю Миди — Южного канала. В этом районе города он еще не был. По дороге надо было завернуть на улицу Сталинград — он не мог пройти мимо.

Большая часть маршрута пришлась на относительно новые кварталы и забитые транспортом улицы. Интересных объектов для фотоохоты попадалось мало. Никита даже начал колебаться: не повернуть ли назад, в старый, «розовый» центр города? И Сталинградская, по-русски говоря, улица оказалась ничем не примечательной — безликие жилые дома, узкие тротуары. Зато по ней он, наконец, вышел к мосту через канал. Там, на перекрестке, прямо посреди проезжей части, на маленьком островке возвышался памятник какому-то человеку в туго завитом парике, камзоле и панталонах до колен. Никита не испытывал страсти к монументам и по доброй воле их никогда не разглядывал. Однако этот месье выглядел настолько странно среди современной застройки, что возник законный вопрос: кто это и почему он здесь? Подойти близко к памятнику было невозможно, но крупная надпись читалась издалека: «Пьеру Полю Рике от города Тулузы».

— Поня-я-тно, — протянул Никита. Это имя было ему знакомо.

Идея канала, соединяющего Средиземное море с Атлантическим океаном, занимала умы жителей Европейского континента несколько веков. Очень велик был соблазн сократить торговый путь вокруг Иберийского полуострова по морю, кишевшему пиратами, а также избежать прохода через Гибралтар, который контролировала Испания.

Главной сложностью проекта Канала Двух Морей был неподходящий рельеф местности. Решение проблемы нашел барон Пьер Поль Рике, соляной инспектор (сборщик налога на соль). Выйдя на пенсию в возрасте пятидесяти восьми лет в 1661 году он начал проводить самостоятельные изыскания в районе Черных гор. Барон пытался найти источники поддержания уровня воды в будущем канале и в результате пришел к мысли о необходимости строительства серии водохранилищ.

Тогдашнему министру финансов Жану-Батисту Кольберу инженерное решение Рике показалось убедительным, однако Людовик XIV одобрил проект лишь через несколько лет, в 1666 году.

Строительство началось с южной части грандиозного проекта, от Тулузы в направлении Средиземного моря. В процессе строительства Южного канала (Каналь дю Миди, или Лангедокского канала) было сооружено несколько водохранилищ. В периоды, когда государственное финансирование прекращалось, Рике оплачивал работы из собственного кармана.

Открыли Южный канал в 1681 году. Рике умер, всего за нескольких месяцев до окончания строительства. Завершал проект военный инженер маркиз де Вобан, построивший во Франции множество крепостей. Северная часть Канала Двух Морей (Каналь Дю Мер) была завершена в XVIII–XIX веках.

Практически на всем протяжении Лангедокский канал с обеих сторон обсажен деревьями: они укрепляют берега и затеняют дорожки, по которым вдоль него в прежние времена шли лошади, тянувшие грузовые баржи. Сегодня по каналу ходят лишь небольшие суда, преимущественно туристические.

Проезжавшие машины гоняли по перекрестку волны раскаленного воздуха. Никита поспешил перейти на другую сторону, на набережную, в тень больших платанов. Южный канал вовсе не выглядел грандиозной водной артерией. С виду — небольшая, аккуратная речка с идеально ровными берегами. Неожиданно откуда-то потянуло нежным ароматом. Никита потянул носом и с удивлением определил источник: цветами ощутимо веяло со стороны маленькой баржи, пришвартованной у набережной. Надпись на носу гласила, что судно называлось «Вулкан», однако на его лиловом боку было крупно выведено «Фиалковая терраса» и еще, помельче: «Дом фиалки». Никита невольно устремился на запах.

Место оказалось занятным. Все пространство нижней палубы, куда вели лиловые ступеньки, занимал салон-магазин, декорированный лиловыми шторами и лиловой мебелью. Здесь все благоухало фиалками: леденцы и конфеты с засахаренными цветками фиалки, сиропы и ликеры из фиалок, печенье и кексы с ароматом фиалок, фиалковый конфитюр и фиалковый чай. Пока Никита в полном изумлении разглядывал фиалковую гастрономию и сувениры, к нему подошла приветливая хозяйка.

Слово за слово — и в руках довольного Никиты оказалась чашка с фиалковым чаем. В течение последующих десяти минут он узнал о фиалках больше, чем об остальных цветах вместе взятых за всю свою жизнь. И получил приглашение приехать в Тулузу на фестиваль фиалок в начале февраля. Никита сделал несколько снимков довольной хозяйки на фоне лилового интерьера и зачем-то пообещал при случае завезти фотографии.

Через полчаса он сходил с трапа фиалковой баржи с бутылочкой фиалкового ликера и рецептами коктейлей в сумке. Кроме того, там лежал пакетик фиалковых конфет — подарок для Изабель.

Согласно легенде, латинское название фиалки (Viola) произошло от имени Ио, возлюбленной Зевса. Разгневанная очередной изменой жена Зевса, Гера, превратила Ио в корову. Несмотря на печальный финал этой любовной истории, фиалка стала символом флирта и обольщения. В Древней Греции в Афинах было принято дарить девушкам букетики фиалок. В Средние века фиалками украшали клумбы, позже их ароматические масла начали использовать для производства духов и пудры. При Людовике XV во Франции появились первые культурные плантации фиалок. Сбор дикорастущих цветов уже не мог обеспечить потребности королевского двора в модном аромате: как известно, аристократы в то время считали мытье вредным делом и заглушали запахи тела духами.

Продажа фиалок не прекращалась в Париже даже во время революций.

Говорят, что в Тулузе фиалки появились благодаря наполеоновскому солдату, который принес из похода цветок в горшке как подарок возлюбленной. Со временем Тулуза стала главным европейским центром разведения фиалок. Скоростными поездами фиалки доставляли по всей Европе и даже в Россию.

В самом конце XIX века в Тулузе начали изготавливать конфеты и украшения для тортов из засахаренных цветков определенных сортов фиалки. Эта индустрия процветает по сей день. А торговую марку La Violette de Toulouse можно увидеть на различных сладостях, ликерах и парфюмерии.

Никита с грустью и нежностью думал об Ольге и с радостью и замиранием сердца об Изабель. Две совершенно разные женщины в его мыслях не мешали друг другу — каждой отводилось строго определенное, ему понятное место. Однако в этом простом, на первый взгляд, сценарии был один серьезный изъян — ни одна из участниц спектакля не годилась на роль второго плана.

— Пора к Антиквару, старик, — решительно произнес Никита, взглянув на часы. — Он уже, наверное, приготовил кучу барахла, чтобы тебе впарить.

При мысли о профессоре Никиту снова охватил студенческий ужас, усиленный опасением, что его обязательно попытаются надуть.

Любопытство оказалось сильнее тревоги, и Никита двинулся в обратном направлении.

Антиквар действительно ждал его с видимым нетерпением. На его рабочем столе небольшими стопками лежали гравюры, акварели, рисунки карандашом, тушью и чем-то еще, в чем Никита не разбирался.

Профессор усадил его в удобное кресло, а сам начал демонстрировать отобранные работы, сопровождая каждую из них комментарием и обосновывая цену.

За редким исключением, гравюры оказались относительно недорогими. Рисунки стоили дороже, некоторые из них — откровенно дорого, но в целом он остался доволен своей затеей.

— Что вам понравилось, месье? — Вопрос не допускал варианта ответа «не понравилось ничего».

— Все! — Это была правда. — Но придется выбирать. И не забудьте, пожалуйста, про рисунок, который я увидел первым.

Вначале Никита перекладывал листы с места на место, пытаясь представить, где и в каком порядке их развесит. Дело продвигалось туго. Он махнул рукой на попытки планирования и стал просто откладывать то, что его почему-либо тронуло. Собралась пестрая компания из пастушек с пастушками, дам с кавалерами и современных парней и девушек. Каждая пара рассказывала свою историю любви — кто-то наивно, кто-то жеманно, а кто-то с нескрываемой страстью. Никита безоговорочно отбраковывал любые намеки на эротику. Сам он ничего не имел против некоторой двусмысленности, но Ольга ее не одобрила бы.

Антиквар заинтересованно наблюдал за процессом. Время от времени он одобрительно мычал, иногда подсовывал Никите парную гравюру, видя, на чем остановился его взгляд, но в целом вел себя деликатно и мнение свое не навязывал.

Отобрав шесть гравюр и три рисунка, — один из них тот, первый, в рамке, — Никита остановился. Для начала этого было достаточно.

— Это пока все, — резюмировал он. — А теперь назовите, пожалуйста, стоимость.

Антиквар быстро скалькулировал в уме и назвал сумму, которая, на первый взгляд, показалась Никите разумной.

С другой стороны, торг был делом чести, поэтому он пошел на провокацию:

— Изабель говорила, что вы дадите скидку, если я скажу, что это она меня прислала.

На этот раз Антиквар и бровью не повел при упоминании имени Изабель. Только переспросил:

— Она так сказала?

— Да, месье. Она уверяла меня, что вы самый известный и самый лучший антиквар в городе и что вы обязательно дадите скидку.

Антиквар подумал, поглаживая седую бородку, и скинул тридцать евро с суммы в несколько сотен. На том и остановились.

— Позвольте спросить, месье. Как вы собираетесь оформлять работы? — поинтересовался Антиквар после того, как Никита расплатился. — Если хотите, я могу подобрать рамки и паспарту. Только вам придется приехать за ними через несколько дней.

Они обменялись телефонами, и Никита отбыл восвояси, унося запакованный рисунок и чек на оставшиеся приобретения.

Он возвращался к себе уже затемно. На вершине холма приветливо светились огни Лантерн — хотелось поскорее добраться туда из темноты, которая окружала неосвещенную дорогу.

Никита припарковался напротив деревенской гостиницы и отправился в ресторан, ужинать.

В этот раз его проводили в зал на пять квадратных столиков, в котором он раньше не был. Мебель была старинной, не такой, как в остальной части ресторана. Стулья с высокими резными спинками казались неудобными. Видимо, на них полагалось сидеть прямо, держа безукоризненную осанку. У стены стоял огромный буфет и две громоздкие консоли по бокам от него.

— Буфеты меня сегодня преследуют, — по-русски проворчал Никита, раскрывая меню.

— Пардон, месье? — не понял официант.

— Ничего, все в порядке! Скажите, давно здесь стоит эта мебель?

Вопрос застал парня врасплох:

— Не знаю, месье. Часть мебели здесь очень давно, еще от прежних владельцев. Возможно, кое-что покупали уже нынешние хозяева. Не знаю, я не очень давно здесь работаю.

— Спасибо, простите, что отнимаю время глупыми вопросами.

Официант принял заказ и удалился.

Буфет не давал Никите покоя. Из всего, увиденного сегодня, этот экземпляр больше всего походил на прототип из сна. Пользуясь тем, что был единственным посетителем в зале, Никита поднялся с места и принялся осматривать буфет со всех сторон.

За этим занятием его и застал хозяин гостиницы, он же шеф-повар ресторана. Официант передал ему вопрос Никиты, и тот пришел посмотреть на странного клиента и выяснить, что ему надо.

Никита попытался загладить неловкость:

— Бонжур! Не удивляйтесь, пожалуйста! Я помешан на старинных буфетах, и ваш экземпляр меня очень заинтересовал. Это фамильная вещь или вы его где-то купили?

— Купил на аукционе, здесь, в Лантерн, — мрачно ответил хозяин гостиницы, вытирая крепкие руки заткнутым за пояс полотенцем.

Он был человек простой, много работал и не любил, когда кто-то совал нос в его дела. Если бы этот чудак не был клиентом, он послал бы его подальше.

Никита почувствовал, что продолжать разговор не только бессмысленно, но даже рискованно, и поспешил отойти на запасные рубежи:

— Думаю, вы сделали отличную покупку, месье! А еще должен сказать, что я всегда с удовольствием прихожу в ваш ресторан. Отличная кухня!

Это была лесть, на самом деле кухня в ресторане была заурядная.

Шеф взглянул на него с подозрением, буркнул «мерси» и вернулся на кухню.

Никита достал планшетник — до прихода хозяина он уже успел прикинуть габариты ресторанного буфета. Сравнение показало, что самый крупный экземпляр из увиденных сегодня все-таки принадлежал Антиквару.

Никита медленно ехал по деревне, освещенной главным образом светом из окон домов. Он с трудом нашел место для парковки — вдоль всей его узкой улочки уже тесно стояли соседские машины.

Войдя на кухню, он с тяжким вздохом опустился на жесткий стул — тело ныло от усталости. Но больше этого Никиту заботил неминуемый разговор с Ольгой об Алексе. Внутренне он был готов уже сдаться, но пока не нашел приемлемой формы капитуляции.

— Привет, моя девочка! Как ты? — Никита старательно улыбался в телефон, чтобы голос звучал как можно более жизнерадостно.

— Привет, — ответила Ольга настороженно. — У тебя все нормально? Ты чего такой веселый?

— Просто рад тебя слышать, любимая, — использовал Никита удачно заданный вопрос. — Я ездил в Тулузу, с самого утра мотался по магазинам. Не представляешь, какие интересные персонажи мне попадались!

Дальнейшее было чистой импровизацией:

— Я весь день думал о тебе и об Алексе. Кто бы мог подумать, что наш сын по доброй воле захочет рисовать гипсы!

Ольга хранила недоуменное молчание.

— Антиквар показал мне свою коллекцию графики, я кое-что купил для гостиной дома в Лантерн. Тебе понравится! И я подумал: пусть Алекс учится в Художественно-промышленной академии, раз он так хочет. Никто не знает, как там жизнь дальше сложится. Пускай занимается тем, что ему нравится, пока молодой.

— Да? — только и смогла вымолвить Ольга. — Ты правда так думаешь? Я рада.

Настоящей радости в ее голосе он не услышал. Жена, видимо, ждала подвоха.

— Я сегодня смотрел на старые рисунки и думал: «Вдруг у нашего парня настоящий талант? А я ему поперек дороги. Дизайнеров много, гениев мало. Вдруг он гений, а я просто этого не вижу, потому что вбил себе в голову финансовое образование?»

— А если окажется, что он не гений? — возразила Ольга. — Если он будет просто хорошим дизайнером или кем-то еще — просто хорошим, не гениальным? Ты снова будешь предъявлять ему претензии? Никита, пойми, наконец, наш сын не обязан соответствовать твоим ожиданиям!

Жена снова спорила с ним, и гораздо более уверенно, чем накануне, уже без прежнего отчаяния в голосе. Никита был бы не прочь подискутировать на тему «стремиться к совершенству или быть, как все», но лишь в теории и не сейчас. Не с Ольгой, и не про Алекса.

Самым разумным было соглашаться до конца. Он надеялся, что это усилит его переговорную позицию в другом вопросе: про Ольгин приезд в Лантерн.

— Ты права, любимая, не обязан, — притворно сдался он. — Я поищу, кто у нас есть в Художественно-промышленной академии. Вот вернемся в Москву и начнем вплотную заниматься. У него ведь всего год на подготовку. Ты взяла билет?

И тут Ольга рассмеялась. Впервые за долгое время она залилась своим девчоночьим смехом — так, как смеялась обычно над его спектаклями.

— Ты в своем репертуаре, Шереметев. Я никуда не собираюсь ехать. Кстати, в эту субботу день рождения Барсика. — Жена перевела разговор на другую тему. — Я его поздравлю от нас обоих, но ты можешь и сам позвонить. Если не забудешь, конечно.

Саша Барсенев был креативным директором и ближайшим сподвижником Никиты многих лет. Сашка дольше всех сопротивлялся идее продажи агентства международному холдингу, но из компании после сделки не ушел. Отношения между ним и Никитой не то чтобы испортились, но как-то остыли. Разумеется, Никита знал, когда у Барсика день рождения, но в нынешних суматошных обстоятельствах мог и пропустить.

— Не забуду, — безо всякой уверенности пообещал он. — Приезжай, Олюш. Я соскучился. — Никита предпринял новую попытку и вновь потерпел неудачу.

— Не дави на меня, Шереметев. Ты сам все решил — получай то, что прилагается.

В постель Никита ложился сердитый.

Дед читал книгу, лежа на диване рядом с распахнутой дверью балкона, за которой сиял восхитительный летний день. Волны жаркого воздуха врывались в обширную гостиную и быстро таяли среди прохладных каменных стен. Они оставляли после себя ароматы фруктовых садов и согретых солнцем виноградников. Дед задумался, глядя поверх книги на редкие облака.

Проследив за взглядом старика, Никита увидел парившую в небе крупную птицу.

— На кого она здесь охотится? — заинтересовался он. — Неужели видит добычу с такой высоты? Большая птица, однако!

Как будто решив официально представиться, хищник взмахнул заостренными крыльями и начал снижаться в направлении деревни. Он стремительно вырастал в размерах и принимал все более странные очертания.

Через мгновение Дед, бросив книгу, вскочил с дивана и попятился в сторону прихожей.

Приближавшаяся птица оказалась огромным птеродактилем, который заложил крутой вираж и с шумом приземлился на перила балкона. Толстые брусья со скрипом прогнулись под его нелепым костлявым телом.

Сон Никиты снова принимал неожиданный оборот. Возможно когда-то, сотни миллионов лет назад, летучий ящер случайно попал в эти места. Планировал на огромных крыльях в воздушных потоках и не заметил, как оказался вдали от морского побережья. А может быть, в его эру море было где-то совсем рядом. Теперь первобытная тень проломила границу сна, вторглась на территорию старика и до смерти его напугала.

— Надеюсь, тебе все это тоже снится, Дед, — сочувствующе сказал Никита.

— Я тоже надеюсь, что это сон, — вдруг ответил старик, не отводя глаз от ящера.

В этот раз у Никиты не было ни малейших сомнений: Дед ответил на его слова.

К счастью, гость пока вел себя мирно — он был шокирован не меньше, чем Никита с Дедом. Ящер таращил глупые глаза и втягивал в плечи продолговатую голову с гребнем, будто стеснялся собственных нескромных размеров.

Попытавшись оглядеться, он чуть не снес зубастым клювом спутниковую антенну. В панике птеродактиль замахал крыльями, от огромных когтей с перил полетела стружка. Он неуклюже перепорхнул в сторону и оказался прямо напротив открытой балконной двери.

Окаменевший от ужаса Дед неотрывно смотрел на доисторическую тварь, но не мог двинуться с места. Зато Никита, который все еще был невидим для героев своего сна, передвинулся ближе к окнам и с жадным интересом изучал пришельца. Ящер выглядел страшным и в то же время смешным. Он был похож на лысого вороненка размером с холодильник и с непомерно длинным носом.

— Красивый Карлуша! Карлуша хороший! — прокурлыкал про себя Никита.

Мало-помалу странный визитер успокоился. Он вытянул морщинистую шею и балансировал полураскрытыми крыльями. Мощные перила ходили под ним ходуном.

С нескрываемым интересом ящер заглянул в комнату. Дед все еще стоял, как вкопанный.

Дальнейшие намерения Карлуши были прозрачны. Он приподнялся на крепких лапах и уже подался костлявой грудью вперед, примериваясь к ширине распахнутого дверного проема. Никита всерьез забеспокоился, что старик не сдюжит, если ящер начнет исследовать дом.

К счастью, как при появлении вооруженного Крикса, опасный визит продлился недолго. Угловатый силуэт в проеме французского окна начал бледнеть и затем растворился в воздухе.

Ошарашенный Дед вышел из ступора, хватанул ртом воздух и рванулся к двери, ведущей в подвал. Вначале Никита решил, что тот запоздало побежал прятаться, потом заподозрил, что внизу опять началось что-то интересное. Он собрался было последовать за стариком, но тут ступени лестницы зазвучали в обратном направлении.

Дед появился на пороге гостиной с пыльной бутылкой в руках. Он подозрительно огляделся, потянул носом воздух, и, убедившись, что путь свободен, решительным шагом направился на кухню.

— Черт побери! — проворчал старик, трясущимися руками вкручивая штопор. — Никакого покоя!

В такой нервный момент он имел полное право хлебнуть из бутылки, однако у старого пьяницы, видимо, были принципы. Он налил до краев высокий стакан и выпил залпом почти половину. После этого, обмякнув, опустился на стул и устало прикрыл глаза.

— А ты, оказывается, крепок, Дед. Другой хлопнулся бы в обморок.

Никита одобрительно засмеялся, но тут же замолк, потому что Дед поднял голову, взглянул прямо на него и мрачно спросил:

— Хочешь выпить?

После безмолвной паузы Никита протянул руку к бутылке. Холодное стекло, запах красного вина — все казалось настоящим. Старик качнул головой в сторону полки с перевернутыми чистыми стаканами. Никита послушно взял один, налил себе немного и вернул бутылку Деду.

— Давно ты меня видишь? — спросил он нерешительно.

— Не помню. Сейчас мне кажется, ты был здесь всегда, хотя это очень странно, потому что я ничего о тебе не знаю. Как тебя зовут?

— Никита. А тебя?

— Эдвард. — Наконец-то Дед обрел нормальное имя.

Он протянул свой стакан в сторону гостя, они чокнулись и выпили. Вино было приятное, с фруктовым оттенком. «Разве можно во сне чувствовать вкус? — подумал Никита. — Похоже, я сошел с ума».

— Иногда мне кажется, что я теряю рассудок, — эхом отозвался на его страхи Дед. — Ты тоже видел ящера на балконе?

Никита кивнул.

— И что думаешь?

Никита отрицательно мотнул головой.

— Вот и я ничего не понимаю, — вздохнул старик. — Все кажется реальным. И в то же время абсурдным. — Никита был полностью согласен. — Садись. Хочешь перекусить?

Никита взмахнул было рукой, чтобы остановить его, но Эдвард уже вскочил со стула и начал хлопотать.

— Я, молодой человек, очень люблю готовить. Особенно для гостей, — забормотал он, ныряя в холодильник. — У меня есть все, что нужно. Кухню я спланировал сам. И мебель сделал сам. Полностью, от начала до конца.

Никите показалось, что Дед снова начал говорить сам с собой. Однако через минуту тот обернулся, и стало понятно — контакт не прерван. Старик ожидал похвалы.

— Неужели?! — подыграл Никита. — Поразительно! Я и подумать не мог!

— Да, я многое умею! — расплылся в улыбке Эдвард, держа в руках керамическое блюдо с початым пирогом. — Это корнуэльский пирог. Я испек его вчера для моего друга Жана-Кристиана. От него ушла очередная жена… Он тоже живет один и почти не готовит. Покупает готовую еду в супермаркете, иногда ужинает в ресторане.

Старик разогрел пирог в микроволновке, быстро накрыл на стол и уселся напротив Никиты.

— Попробуй! Гарантирую — захочешь еще! — хвастливо сказал он, кладя на тарелку большой кусок.

Пирог оказался съедобным, хотя, вопреки ожиданиям старика, добавки Никита не попросил.

— Очень вкусно! — на всякий случай похвалил он.

Довольный Дед потянулся за его тарелкой, но Никита поспешно отодвинул ее в сторону.

— Спасибо! Больше не могу!

Старик недовольно пожевал губами, но через мгновение дежурная улыбка вернулась на его лицо.

— Вот и Жан-Кристиан вчера съел только один кусок! Боится располнеть! Ему почти восемьдесят пять, но он каждое утро целый час делает гимнастику. Хочет нравиться девушкам!

Эдвард игриво подмигнул.

— Жан-Кристиан женился много раз. Если человек с воображением работает в модной индустрии, — а мой друг был директором по рознице в крупной международной компании, — его участь предопределена. У Жана-Кристиана были женщины во всех крупных городах Европы. Он делал попытки остепениться, женился на очередной красотке, но вскоре уходил на следующий круг — новое увлечение, развод, несколько лет в свободном полете и очередной брак. К пенсии Жан-Кристиан остался совершенно один. Бывшие жены и дети разбросаны по миру. Никто из них не желал иметь с ним дела.

Старик вдруг осекся и с подозрением взглянул на Никиту.

— Тебе неинтересно? — полувопросительно сказал он.

— Очень интересно! — воскликнул Никита. Болтовня Эдварда давала ему время освоиться в своей новой роли. — Продолжай, пожалуйста!

— Раз ты так просишь! — Дед разлил по стаканам остатки вина. — Жан-Кристиан поселился в Лантерн по той же причине, что и я: красивое место, удачное расположение, хороший климат. Однако остановить свою кипучую личную жизнь он был не в силах. Возможности завести роман здесь быстро иссякли, и примерно лет пятнадцать назад он начал несколько раз в год ездить в Юго-Восточную Азию. Ну, ты знаешь, о чем я говорю!

Никита понимающе кивнул.

— Из очередной поездки Жан-Кристиан вернулся с юной женой. Он заплатил ее родителям символический по нашим меркам выкуп и увез во Францию. Ты не думай, Никита, он здесь оформил с ней официальный брак! Жан-Кристиан честный человек. Они прожили совсем недолго. Примерно через полтора года девушка тихо умерла, оставив Жану-Кристиану новорожденную дочь. Врачи ничего не смогли сделать, никакой известной науке болезни у нее не нашли. Жан-Кристиан говорил, что она была ангелом, поэтому Господь забрал ее к себе. А по моему мнению, это был ее способ бежать. Непонятно только, почему она просто не попросила развода.

Повисла пауза. Дед снова ушел в себя.

Потом продолжил:

— Жан-Кристиан оказался снова один, только теперь с младенцем на руках. Он оставил ребенка с няней и поехал в Азию за очередной женой.

В ответ на поднятые брови Никиты старик предостерегающе поднял руки.

— Знаю-знаю! Это странно! Но Жан-Кристиан решил, что так будет лучше для дочки: ей нужна была мать. План провалился. И новая жена здесь не прижилась. Помня свой недавний печальный опыт, Жан-Кристиан купил ей билет на самолет, дал денег в качестве компенсации и отправил назад. Его дочь забрала социальная служба. Решили, что старик не сможет обеспечить ребенку необходимый уход. Так оно и было…

Эдвард вздохнул.

— Тогда мы с Жаном-Кристианом и познакомились. Только представь, что говорили о нем в деревне! Я оказался одним из немногих, кто открыто его поддержал. Мне было плевать, что думают другие. Жан-Кристиан оказался хорошим другом. Он француз, при этом отлично говорит на английском — все это время он помогает мне в общении с официальными органами и переводит документы. Я-то французский так и не выучил…

Никита допил вино и почувствовал себя свободнее.

Пытаясь пригасить драматическую тональность беседы, он легкомысленно воскликнул:

— Я бы сказал, что твой друг прожил незаурядную жизнь!

Попытка оказалась не самой удачной.

— Почему «прожил»? — возмутился Эдвард. — Он и сейчас живет полной жизнью. Правда, поклялся, что больше не женится.

— Конечно! — поспешно согласился Никита. — Я имел в виду именно это!

Эдвард продолжал отстаивать друга:

— Если хочешь знать, Жан-Кристиан оказал мне бесценную услугу.

— И что же он сделал?

Не так уж сильно Никиту интересовала судьба восьмидесятипятилетнего француза. Но в нынешних странных обстоятельствах ему было проще слушать, чем говорить.

Дед начал издалека:

— Для ремонта дома требовался огромный объем столярных работ. Они обошлись бы мне в кругленькую сумму. Я посчитал и купил деревообрабатывающий станок. Потребовалось время, чтобы его освоить, зато потом дело пошло на лад. Я уже говорил тебе, что сам сделал мебель для кухни?

— Да-да! Потрясающе! — Никита успел усвоить, что Дед нуждался в регулярном поощрении.

— Не только кухню. Я многое сделал сам. Почти все, кроме лестницы и входной двери: их достаточно было отреставрировать. Хороший дуб, знаешь ли, от времени становится только прочнее.

Старик смахнул крошки с шершавой поверхности кухонного стола и поднял глаза к потолку.

— Раньше балки перекрытий в домах старались делать из дуба, и они служили столетиями. Как эти… Я тебе больше скажу! Если сейчас старый дом признают непригодным для восстановления, его разбирают и отдельные части, в том числе дубовые балки, продают на аукционе.

— И что с ними делают? — исключительно из вежливости спросил Никита.

— Используют при реставрации других старинных зданий, которых очень много во Франции. В этих домах располагаются офисы и продолжают жить люди, а значит, их время от времени приходится ремонтировать. Бывает, что старые детали покупают для строительства новых домов — это позволяет создавать историческую атмосферу в интерьере.

На фоне лекции про дубовые балки душещипательная история Жана-Кристиана показалась Никите не такой уж скучной.

— Ты хотел рассказать про своего друга, — напомнил он.

— Про моего друга? — переспросил Эдвард, мысли которого захватила строительная проблематика. — Да! Как-то мы сидели в моей гостиной, и Жан-Кристиан заметил, что комната просто создана для вечеринок — просторная, с большим столом, с камином, мягкими диванами и креслами. Я ответил, что мне некого приглашать, я почти никого здесь не знаю. Жан-Кристиан сказал, что эта беда поправимая и что мне давно пора сделать шаг в местное высшее общество. Слово за слово… Родился план. На следующий день я отправился в приемную к мэру Лантерн и пригласил его в гости в ближайшую субботу. Как бы мимоходом я сообщил, что месье местный доктор и месье местный адвокат также приглашены и уже дали согласие. Тот же трюк я повторил с каждым из перечисленных господ. Все они едва знали меня тогда, но посчитали, что в такой компании их репутации ничто не угрожало.

Никита расхохотался. Авантюризм старика был ему близок.

Эдвард увлеченно продолжал:

— Я приготовил шикарный ужин. Жан-Кристиан помог мне выбрать вино: как ты понимаешь, оплошность в этом деле здесь могла бы погубить затею. Он, конечно, тоже был приглашен на вечеринку. Я рассчитывал на то, что мужская половина Лантерн относилась к моему другу, скорее, с сочувствием, чем с осуждением. И не ошибся. Мы отлично провели время. Все хвалили мою стряпню и восхищались тем, как я отремонтировал старый, запущенный дом. Когда пришло время подняться из-за стола, гости выразили желание осмотреть верхние этажи. И вдруг, как будто невзначай, Жан-Кристиан обронил, что кухню, двери и часть мебели я сделал собственными руками и что у меня в подвале мастерская. Все захотели на нее взглянуть. Когда восторги моих гостей достигли апогея, Жан-Кристиан высказал мысль, что я мог бы изготавливать что-нибудь на заказ, а в деревне наверняка найдутся клиенты. Все дружно согласились, и тут Жан-Кристиан напомнил месье доктору, что тот давно собирался поменять входную дверь в кабинет, где принимал больных, так как она растрескалась и стала плохо закрываться. Тот разговор положил начало моему новому небольшому бизнесу.

Старик перевел дух. Он взглянул на пустой стакан Никиты и спросил:

— Хочешь еще вина?

— Нет, спасибо! — поспешно ответил тот. Идея напиться во сне пока вызывала у него опасения. — А что за бизнес? Ты делаешь двери?

— Началось все действительно с двери в докторский кабинет. Она послужила мне превосходной рекламой. Постепенно список того, за чем ко мне обращались клиенты, стал расширяться: я все делал качественно и не слишком дорого. Теперь я строю и ремонтирую дома. Работаю не потому, что не хватает денег на жизнь. Просто надо же чем-то заниматься! Мне везет: люди готовы платить за то, что я делаю с удовольствием!

— Ты прав, — нехотя согласился Никита. — Чем-то заниматься надо.

Сам того не зная, старик наступил на больную мозоль Никиты.

Чтобы не задерживаться на неприятной теме, Никита попытался вернуть разговор в прежнее русло:

— Отличную авантюру провернули вы с другом! И что, тебя здесь признали своим?

— Не могу сказать, что после той памятной вечеринки я стал членом высшего общества Лантерн, — язвительно ответил Эдвард. — Но знакомых у меня прибавилось, и относиться ко мне стали более благосклонно. И к Жану-Кристиану тоже. Его дочь отдали в приемную семью в Монтобане, он иногда навещал ее. Со временем в деревне появились более яркие поводы для сплетен, и его оставили в покое. Скажу тебе по секрету, девочка выросла неблагополучным ребенком. Переходила от одних приемных родителей к другим, связалась с наркоманами — Жан-Кристиан говорит, что это наказание за его беспутную жизнь и невнимание к детям.

Никита заерзал. Про невнимание к детям он слышал совсем недавно от собственной жены.

К счастью, Эдвард внезапно сменил тему.

— На блошином рынке знакомые рассказали мне про британскую леди, которая занимается в танцевальной группе. У леди связь с преподавателем по танцам, а он совсем молодой парень! Сейчас это самая горячая сплетня в деревне. Парень организовывает поездки на танцевальные фестивали для своих учеников, и эта леди везде ездит с ним. Говорят, что он живет на ее деньги!

— А ты не думаешь, что леди просто нравится танцевать? — вступился за чужую даму Никита. — Может, местные ей завидуют? Ты только что рассказывал мне, как легко твой друг стал изгоем среди ханжей.

— Возможно, ты прав. — Эдвард смутился. — Я не против того, что леди в зрелом возрасте учится танцевать и ездит на фестивали. Меня коробит, что парень пользуется ее слабостями. И потом, эта их сальса — откровенный танец. Я считаю, леди должна вести себя прилично!

Желание защищать смелую женщину пропало. С сальсой у Никиты были свои счеты. Несколько лет назад Ольга внезапно увлеклась карибскими танцами. Ее новая страсть стала протестом против практически круглосуточного отсутствия мужа. Пока речь шла о занятиях в танцклубе, Никита относился к ее причуде индифферентно. Танцы представлялись ему чем-то вроде фитнеса. Когда жена стала уходить «потанцевать» на какие-то «вечеринки», он насторожился и, в конце концов, захотел увидеть все собственными глазами. Ольга обрадовалась — она наивно предположила, что теперь у них с мужем появится общее увлечение.

Та вечеринка, на которую они отправились вместе, стала последней в танцевальной карьере Ольги Шереметевой. Никита не выдержал и часа, глядя на то, как уверенно и по-хозяйски обнимали его жену посторонние мужчины, в том числе совсем молодые, и какой счастливой она при этом выглядела. С тех пор визиты нежданных гостей и неотменяемые поездки на дачу к родителям начали удивительным образом совпадать с расписанием клубных танцевальных вечеринок. Ольга не сразу поняла, в чем дело. Когда поняла, попыталась протестовать, но потом, как и всегда, смирилась, не в силах противостоять мужу.

Эти воспоминания молнией промелькнули в голове у Никиты, и он убежденно сказал, подтверждая наличие двойных стандартов:

— Согласен! Леди обязана вести себя прилично!

Из гостиной донесся непонятный шум. Поглядывая на Никиту, Эдвард с опаской подошел к двери, приоткрыл ее и мгновенно захлопнул снова. В его глазах застыл дикий ужас.

— Опять ящер! — прошептал он. — Он в доме!

За его спиной, в квадрате желтого волнистого стекла возник уродливый силуэт Карлуши. Дверь дрогнула и задребезжала от удара огромного клюва.

— Бежим отсюда! — в панике крикнул Дед, бросаясь к Никите.

От нового удара толстое стекло треснуло, мелкие осколки посыпались на пол.

«Страшный какой-то сон», — успел подумать Никита, прежде чем дверь разлетелась вдребезги, открывая дорогу опасной твари.