Соседка

Татьяна Михайловна Василевская, 2019

У каждого в жизни свои сложности. Леля пытается приспособиться к новой школе, к новому городу, к новой жизни. Капитан Ерохин расследует дело серийного маньяка, одновременно стараясь разрешить непростые семейные отношения. У убийцы свои трудности: не допустить ошибку, тщательно скрывать собственных демонов, чтобы не попасть в руки закона. Детектив – в какой-то степени. Но, в первую очередь, книга о взаимоотношениях и о чувствах. Первая любовь, дружба, преодоление себя и умение увидеть и понять того, кто находится рядом.Содержит нецензурную брань.

Глава 5

1998г. апрель

Разложив перед собой довольно внушительный арсенал разнообразной косметики, Вика взяла вытянутый пенальчик с тушью, и со знанием дела начала красить ресницы щеточкой, похожей на крошечный ершик для посуды. Леля с удивленным любопытством рассматривала Викино богатство.

— У тебя столько косметики! — сказала она и немного смущенно добавила: — А мне мама не разрешает глаза красить. Ну, вернее она говорит, что еще рано, — быстро поправилась Леля. Вика презрительно хмыкнула.

— Если бы я слушала все, что говорят предки, я бы ходила в наглухо застегнутом скафандре и целыми днями зубрила-бы литературу и историю. Косметику мне сестра двоюродная отдала. Ей ее хахаль из Франции привозит. Он у нее какой-то там крутой мен, все время по загранкомандировкам ездит.

Леля извлекла из груды косметики маленькую коробочку, из-под прозрачной крышки на нее смотрели два круглых глаза теней ядовито-голубого и еще более ядовито-розового цветов. Невероятная красота!

— Хочешь, накрашу тебя? — щедро предложила подруга. — Цвета чумовые!

— Да, я вижу, — согласилась Леля насчет того, что цвета и впрямь, просто сумасшедшие. — Нет, спасибо, не нужно. Не хочу маму расстраивать.

Вика закатила глаза.

— Так не расстраивай. Смоешь все до ее прихода, и никаких проблем. Я же свою не расстраиваю.

Леля помотала головой.

— Нет, это тоже самое, что обманывать. Не хочу.

— Ой, Федоренко! Как же ты жить-то будешь? — засмеялась Вика. — Ну, не перестаю удивляться, до чего же ты правильная. Таких, как ты, наверное, уж и нет больше никого. Единственный экземпляр. Эксклюзив!

Леля улыбнулась.

— Я не могу врать. И не умею. У меня, даже если пытаюсь обмануть кого-то, ничего не получается.

— Даже представить не могу, кого же ты пыталась обмануть, Федоренко. Небось, какому-нибудь полному кретину, чтобы его успокоить, пыталась сказать, что он не такой уж и тупица, но даже он тебе не поверил. — Вика закатилась от смеха.

После того, как Вика закончила свое преображение, и стала походить на индейца готового начать ритуальный танец перед битвой с недружественным племенем или на одну из участниц бразильского карнавала, девочки отправились прогуляться. Глупо ведь было скрывать в стенах квартиры такую красоту. Срочно требовалось продемонстрировать ее миру, ну или хотя бы какой-то его части.

Дойдя до Лелиного дома, и в достаточной мере поразив всех встречавшихся им по пути, девчонки уселись на лавочку перед подъездом.

— Видела, как Ворона сегодня вырядилась? — Вика лениво поболтала ногой и посмотрела на подругу. — Это она перед Гаврилиным все строит из себя, старается показать какая она неотразимая. Прямо не знает, как привлечь его внимание, дура! А он даже и не смотрит на нее. — Вика фыркнула. — Сто лет она ему не нужна. Только и умеет воображать и делать вид, что она лучше всех.

Леля пожала плечами. Одноклассница Катя Воронина, именуемая Викой не иначе, как Вороной, была и впрямь особой довольно неприятной, и к тому же действительно и воображалой, и задавакой. Когда Леля только пришла в новую школу зимой, Катя была одной из самых ярых гонительниц новенькой. Вечно насмехалась и провоцировала остальных, особенно ребят, подстраивать всяческие издевательства над Лелей. Но сейчас, теплым апрельским вечером, когда город, успокаиваясь, затихая, оставив позади дневные заботы и суету, постепенно погружался в приятные сумерки, Леле неохота было думать о зловредной, высокомерной, воображале однокласснице. Было хорошо просто сидеть, ощущая обволакивающее, нежное прикосновение теплого весеннего воздуха.

У Вики были свои причины недолюбливать противную Ворону. Она и сама была немного, а скорее даже по уши, влюблена в одноклассника Валеру Гаврилина. Естественно, Воронина, обладавшая неприятным характером и одновременно являвшаяся самой симпатичной девочкой в классе, представлялась ей весьма серьезной соперницей. Хотя, Гаврилин, честно сказать, в упор не видел ни Воронину, ни Вику. Его волновал только хоккей, которым он занимался серьезно, посвящая все свободное время тренировкам и совершенно не думая о влюбленных в него одноклассницах. Так, что Вика, страдая от равнодушия и отсутствия взаимности с Валериной стороны, злилась на столь же неудачливую, как и она сама соперницу, скорее от отчаяния. Винить и превращать гадкую Ворону в глупую злодейку, было приятно, хоть какое-то утешение для страдающего от неразделенной любви девичьего сердца.

Девочки заметили приближающегося к ним Генку Сычова из параллельного класса. Генка был длинный, тощий. Из тонкой, белой шеи смешно выпирал острый кадык, что делало Генку чем-то похожим на гуся. Он был из тех ребят, которых, хоть и не причисляют уж совсем к ботаникам, но и по-настоящему «крутые» парни с такими не водятся и при случае не упускают возможности поиздеваться или отпустить в их адрес какое-нибудь обидное высказывание.

— Привет, — поравнявшись с сидевшими на лавочке Лелей и Викой, поприветствовал Генка, осторожно покосившись на Викин шикарный боевой раскрас. Прямо самец мандрила, сбежавший из зоопарка, естественно, про себя отметил он.

Генка очень гордился тем, что, несмотря на свое совсем еще не сформировавшееся подростковое, тщедушное тело, голос у него уже не звучал петушиным криком, как у большинства ровесников, а превратился во вполне солидный мужской басок. У Генки было не так много преимуществ перед сверстниками, а вернее их практически больше-то и не было. Поэтому, каждый раз слыша звук собственного голоса, он испытывал некое удовлетворение. Только, к сожалению, поговорить особо ему обычно было не с кем. Поэтому он обрадовался, увидев девчонок из параллельного, не отличавшихся уж какой-то особой вредностью и вполне возможно с ними даже удастся немного поболтать.

— Привет, — буркнула Вика с недовольным видом. Только занудного Сычова им не хватало. Леля, напротив, улыбнулась вполне дружелюбно. Они, правда, почти не общались, но Генка казался ей приятным парнем. Без дурацких выкрутасов. Безобидный и добродушный.

— Привет, — поздоровалась она.

Генка потоптался рядом с лавочкой. Идти домой ему не хотелось. А на улице делать тоже, в общем-то, было нечего. Друзей у Генки было не густо, как и у большинства «непопулярных» подростков. Их количество приближалось к нулю. Он взглянул на девчонок, раздумывая, может, они не начнут выступать, если он посидит с ними. Волошина, конечно, та еще зараза, с гонором и может запросто чего-нибудь сказать, типа того, чтобы он валил своей дорогой. А Леля Федоренко, которая в школе недавно, девчонка добродушная. Она точно вредничать и задаваться не начнет. Генке она нравилась. Он хоть Волошину и не сильно жаловал, но был рад, когда заметил, что они с новенькой подружились. Она перестала выглядеть такой потерянной и несчастной, как вначале. Генке-то прекрасно было понятно, что она испытывала, придя в новый, враждебно настроенный класс. Он в новый класс не переходил, но ему и в своем хватало неприятных моментов. А в 8 «Б», куда попала новенькая, вообще большинство, прямо как на подбор, готово травить того кто недостаточно нахален и не может за себя постоять.

Судорожно соображая чтобы такое сказать, чтобы заинтересовать девчонок, Генка напыжился, уставившись стеклянным взглядом перед собой. Со стороны вид у него был смешной, даже глуповатый.

— Ты чего, Сычов? — насмешливо спросила Вика, заметив, как Генка замер с напряженным видом. — Прямо, как будто научное открытие делаешь.

Генка смутился. Леля покосилась на него и неожиданно рассмеялась. Только ее смех был не обидным и не злорадным, а каким-то добродушным и искренним. Генка тоже засмеялся. Вика закатила глаза. Понятно, добрая подруга «приняла в стаю» несчастного, одинокого Сычова.

— Ты, Сычов, вроде торопился куда-то? — предприняла Вика попытку «отлучения» от стаи, кажущегося ей нудным и неинтересным паренька.

— Да, нет, — пожал плечами Генка, делая вид, что не понял намека. — Я так, гулял. Погода хорошая. А вы чего тут сидите?

Вика посмотрела на него как на слабоумного.

— А где мы должны сидеть? Может в библиотеке?

Генка снова пожал плечами. По его мнению, библиотека была ничем не хуже, чем лавка у подъезда. Он, к примеру, любил читать, но, разумеется, признаваться в этом сверстникам было как минимум глупо. Точно сразу в разряд ботанов переведут и будут издеваться еще и по этому поводу.

— А я недавно интересную книгу читала, — сказала Леля, и Генка почти восхищенно и одновременно немного даже позавидовав ее смелости, посмотрел на нее. Надо же, оказывается, ничего такого нет в том, чтобы признаться в любви к чтению. Вон, Волошина, хоть и не пришла в восторг, как он, но и со скамейки от смеха из-за услышанного не упала.

— И чего за книга? — рискнул поинтересоваться Генка. Вика снова фыркнула. Вероятно ему, в отличие от подруги, она «ботанство» не была намерена прощать.

— «Скажи смерти нет» Франсуазы Саган. Я даже плакала… — Леля слегка улыбнулась.

— Ты, Лелька, тонкая натура, — снисходительно сказала Вика, но насмешки в ее голосе не было. Скорее она говорила даже с некоторой нежностью, как обычно говорят с ребенком, не разумным, но любимым. — А я никогда не плачу ни над фильмами, ни над книгами. Правда я не особо и читать-то люблю, но иногда бывает, прочту чего-нибудь, если интересно.

— А я всегда плачу, если что-то трогательное, — немного смущенно призналась Леля.

— А ты, Сычов, плачешь? — Вика с задорным вызовом посмотрела на навязавшегося им Генку.

— Я?! — Генка открыл рот, даже не зная как реагировать на столь откровенно-издевательский вопрос.

— Да, расслабься, Сычов. Шучу. Ты ж у нас мачо. Мужик. А мужики не плачут, — Вика закатилась веселым смехом. Леля тоже улыбнулась, а за ней и Генка. Спустя минуту все трое покатывались от смеха, уже сами не особо понимая над чем смеются, но всех троих охватило какое-то необъяснимое веселье.

— Ой, не могу, — всхлипывая от смеха и утирая выступившие на глазах слезы, сказала Вика. — Блин, у меня сейчас тушь потечет.

Сычов немного испуганно покосился на Вику, живо представив, что будет, если еще и тушь в самом деле потечет. Переплюнет даже мандрила.

Отсмеявшись, они несколько минут просто сидели. Генка, на правах окончательно принятого в компанию, присел на край лавки.

— А у меня вот, что есть, — Вика достала из кармана пачку сигарет. Леля удивленно посмотрела на подругу.

— Ты, что куришь?

Вика неопределенно пожала плечами.

— Ну, не то чтобы… Так, иногда.

В пачке болталось несколько сигарет. Достав каждому по одной, Вика выудила из кармана коробок спичек. Леля чувствовала одновременно и страх и любопытство. Как человек случайно решившийся попробовать, что-то запретное. Вроде и желания особого нет, но и отказаться испытать новое ощущение мешает любопытство. Генка, напротив, испытывал почти ужас. Он пробовал месяц назад, что бы доказать ребятам из класса, во всю дымящим за углом школы во время перемен, что он не слабак, а такой же как и они крутой перец, вполне взрослый, со взрослыми привычками. После первой же затяжки его чуть не вывернуло. Перед глазами все закружилось, и он так и простоял с дымящейся сигаретой, пока она сама не догорела, не рискуя больше вдыхать противный горький дым. Короче, ничего доказать у него не получилось, только испытал весьма неприятные ощущения. Генка раздумывал, не сказать ли честно, что он не будет курить, но в это время Вика зажгла спичку и поднесла ее к торчащей из Лелиного рта сигарете. Секунду спустя, Леля страшно закашлялась. Глаза у нее выпучились, и она отшвырнула сигарету в сторону.

— Гадость какая! — просипела она. Вика пожала плечами, и чиркнув спичкой потянулась ею к Генкиной сигарете.

— Я не буду, — сказал он. — Мне, вообще-то тоже не нравится.

Ему показалось, что Леля посмотрела на него с одобрением и даже уважением. Генка непроизвольно гордо выпятил тощую грудь. Вика вновь пожала плечами. Зажгла еще одну спичку, уже поднесла ее к собственной сигарете, но, так и не прикурив, затушила.

— Да я тоже не буду. Правда, гадость, — подойдя к мусорке, она выкинула пачку. — Это я так. Хотела попробовать. Все, вроде, курят. Но мне тоже не понравилось.

На улице стало почти темно. Зажглись фонари. Вокруг желтых, похожих на луну лампочек, кружились ночные насекомые. Где-то в отдалении лаяли собаки. В окнах домов зажигались один за другим огоньки. Подъехало такси и остановилось напротив подъезда. Из машины вышел светловолосый мужчина, склонившись над открытой дверцей, он протянул руку, и из машины выбралась женщина. Даже в свете фонарей было видно, что она очень красива. Темные, почти черные волосы, уложенные в красивую прическу. Ярко подведенные немного капризно изогнутые губы. Огромные глаза. И сногсшибательная фигура, которую подчеркивало облегающее, красивое платье до колен. Женщина чем-то напоминала актрис из старых американских фильмов. Такая же яркая, эффектная.

— А я тебе говорю, что не хочу! Сколько раз можно повторять? — раздраженно сказала женщина. В вечерней тишине ее слова отчетливо разнеслись по двору. Гордо вскинув голову, она быстро пошла вперед, цокая неправдоподобно высокими тонкими каблуками. Бросив надменный взгляд на сидящих на лавочке подростков, темноволосая красавица вошла в подъезд, с силой хлопнув за собой дверью. Мужчина неторопливо шел следом. Довольно симпатичное лицо выглядело одновременно насмешливым и раздраженным.

— Привет, соседка, — поздоровался блондин, проходя мимо лавочки.

— Здравствуйте, — пробормотала Леля, радуясь, что на улице темно и при свете фонаря все же не так заметно, как ее щеки залились румянцем.

— Сосед? — лениво поинтересовалась Вика, когда блондин скрылся в подъезде.

— Да, — стараясь справиться с волнением, сказала Леля. — А женщина его жена.

— Мне кажется та еще стерва. Но красивая, — вынесла вердикт, скорая на суждения Вика.

Генка моргал глазами, все еще глядя на дверь подъезда. Женщина, приехавшая на такси, которую Вика причислила к разряду стерв, потрясла воображение, а заодно, и бушующий гормонами, болезненно отзывающийся на непосредственную близость столь сногсшибательных форм, Генкин организм и особенно отдельные его части.

— Сычов, закрой рот. Злобная, красивая тетка уже ушла, и ее бюст тоже, — Вика засмеялась. — К тому же она для тебя явно старовата.

Генка сглотнул и оторвал, наконец, взгляд от двери.

— А мужик, кстати, ничего. Хотя, тоже, конечно, старый.

— Да, — почти шепотом мечтательно сказала Леля, то ли соглашаясь с первым утверждением подруги насчет соседа, то ли со вторым, то ли с обоими сразу.

— Ладно, домой пора, — сказала Вика. — А то сейчас Сычов еще какую-нибудь фотомодель увидит, так на лавке и застынет до утра.

Она пихнула Генку в бок маленьким кулачком.

— Пойдем, Сычов. Проводишь меня. Я, конечно, не модель, но ничего, зато потренируешься девушек провожать, ты же мачо, — Вика снова звонко рассмеялась.