Брадобрей для Старика Хоттабыча

Татьяна Луганцева, 2022

Кто сказал, что с возрастом жизнь женщины становится скучной и размеренной? Яна Цветкова опровергает все стереотипы. Ей уже за сорок, она мать двоих детей, однако поклонники у Яны не переводятся. Как и неприятности, в которые она по своему обыкновению влипает! Город Санкт-Петербург вообще действует на Яну мистическим образом. Ведь тут живёт Мартин, любовь всей её жизни. Этого красавца осаждают толпы роскошных женщин, а он… Он ждёт Яну, несмотря на то что формально она связана запутанными отношениями с другим мужчиной. Неожиданно люди вокруг Яны начинают умирать, а сама она почему-то теряет сознание на каждом шагу. Яна оказывается в центре искусно сплетённой интриги, и ей приходится самостоятельно выбираться из смертельно опасной ситуации.

Глава третья

— Я вот вижу, что ты женщина состоятельная. — Старая цыганка в пёстрой одежде окинула взглядом худую высокую Яну, которая понуро сидела на затёртой скамейке в «обезьяннике».

— Я? Ну да, не из бедных, — хлюпнула носом Яна. Ее красивое коралловое платье на бретельках из-за грязи выглядело как подпорченный абрикос, а со спины оно еще было и рваное, словно надкусанное.

— Свободу мне, свободу! — пропел оперным голосом Иван Демидович, который был не только потрёпанным, но еще и избитым. Распухший нос, ссадина на щеке и фингал под глазом делали его облик весьма колоритным.

— Вот это голос! — Цыганка переключила свое внимание на Головко. — Прямо как у священника!

— Он актёр, голос у него, действительно, поставленный, — откликнулась Яна.

— Видный мужчина. — Цыганка еще раз окинула Ивана Демидовича цепким взглядом. — Чувствуется порода. Кто же это вас так отметелил?

— Нашлись божьи люди, — ответил Иван Демидович.

Цыганка, улыбаясь во весь свой фарфор, взяла руку Яны и уставилась на ее ладонь.

— У меня наличных нет, всё на карте, и вещи забрали, — сразу же предупредила ее Яна.

— Я из профессионального любопытства, — не отдавала ей руку цыганка. — Вот это линия жизни! Редко такую вижу.

— Она вообще редкая женщина, — хихикнул Иван Демидович.

— Вся ладонь исчерчена. Такое впечатление, что просто ни дня без событий! Поразительно! Линия любви, линия любви… Что с ней? Почему она напоминает самую страшную молнию на небе в судную ночь?

— Вы сейчас меня пугаете, — вздрогнула Яна.

— Правда ваша, — кивнул Иван Демидович. — Жизнь Яны — сплошная карусель.

— А вот тут пульсирующая точка. — Цыганка нажала на ладонь, и Яна вскрикнула. — Любовь твоя… единственная, — пояснила гадалка.

— Мы будем вместе? — спросила Яна.

Цыганка стрельнула глазами в сторону Ивана Демидовича.

— Больная точка у тебя, голубка!

— Подтверждаю! Ни разу не видел больше препятствий у людей на пути друг к другу. А вот у меня всё легко по жизни складывалось, — похвастался Иван Демидович.

— Это ты думаешь, что у тебя всё легко. На самом деле это не так, живёшь в самообмане. Но вот судьба этой женщины меня больше волнует, — качнула серьгами старая цыганка. — Не совпадает твоя линия любви с твоей любовью. Не соединены они. А другой любви в жизни не вижу. Двое детей у тебя.

— Верно. Как же это не соединены? Как же так? Что, совсем? — испугалась Яна.

— А я думал, что ты уже смирилась с жизнью с князем. Чего ты так всполошилась? И так понятно, что не быть вам вместе. Цыганка только что это подтвердила, — потрогал бланш под глазом Иван Демидович.

— А я думала, что ты добрее. Я же надеялась и верила, а надежда умирает, как известно, последней, — ответила Яна.

— А я реалист! Мне надоела ваша история! Валентина, мать твоя, глаза выплакала, ты ходишь, как сомнамбула, а ведь столько энергии было! Тебе даже вот незнакомый человек говорит, что не соприкасаются ваши пути. Ну что тебе еще надо? Чтобы сам бог пришёл, постучался к тебе и сказал, что не твоё это? Ты живёшь в замке с таким красавцем. У вас чудо-дочка, живите и радуйтесь! Чего вам еще требуется? Вот я на старости-то, извините, понял, что семья, а особенно детки, не помешали бы мне. А бабы, жены… — махнул рукой Иван Демидович.

— И это говорит человек, который никогда не был женат, — покачала головой гадалка. — Бабы и жены — это разные вещи.

— А ты откуда знаешь, что я женат не был? — удивился Иван Демидович.

— Так видно, милок! Видно!

— То, что у меня нет ни стыда ни совести, это все мои женщины мне не раз говорили, а вот как ты увидела, что я официально не женился? — усмехнулся Иван Демидович.

— Скажите, как мне эту точку приблизить к своей линии любви? — Яна дёрнула цыганку за рукав.

— Да откуда же я знаю? Судьба у тебя такая, мученическая. Чего тут поделаешь?

— Говорю тебе — не судьба! Всё у тебя будет хорошо. Ты — счастливая женщина, живёшь в роскоши, с миллиардером, с красавцем, — встрял Головко.

— Вот сам бы и жил! — огрызнулась Яна.

— Нет, она несчастна, — не согласилась с Головко цыганка.

— А вы здесь за что? — спросила Цветкова.

— Дамочка одна поклёп на меня навела, что я ей больно на большую сумму нагадала. Что загипнотизировала я ее, ворвалась в душу и сердце и отобрала денежки, — вздохнула цыганка.

— Я вам обязательно заплачу за гадание, только выйти отсюда надо, — ответила Яна, окинув взглядом «обезьянник», куда ее и Головко привели после кладбища.

— Я не сомневаюсь. Мне кажется, что пути наши еще пересекутся. Меня, если что, Ладой зовут, меня в посёлке Горохове каждый знает, да у Триумфального парка наших, таборных, всегда можешь встретить. Там кафе, театр цыганский и прекрасная атмосфера. Приглашаю вас, — снова стрельнула она глазами в сторону Ивана Демидовича.

— Я бы с удовольствием! Я в душе цыган, — вздохнул он.

— Цыгане — не «перекати-поле», как ты думаешь, они семейные люди, придерживаются традиций, — отрезала Лада.

— Цветкова, Головко на выход! — скомандовал строгий голос.

Яна с Иваном вышли из-за решётки в коридор, их провели в небольшую комнату. Комната была квадратная, стол — квадратный, стулья — квадратные, и даже следователь Пётр Иванович Ольшанский в строгом, сером костюме показался Яне квадратным.

Увидев его, Яна возликовала и кинулась ему на шею.

— Петя! Ты мой звонок, что положен каждому задержанному! Как хорошо, что я не просчиталась! Как хорошо, что ты откликнулся!

— Полегче, — засмущался следователь. — Я тебе верность не хранил, я женился, — пошутил он.

— Поздравляю! Рада за тебя! — восхитилась Цветкова.

— Ты просто непробиваемая женщина! Ни тени сожаления о содеянном. Не притворяйся, я тебе всегда нужен только по делу. Куда мне против Мартина? Скажи, Яна, а у тебя в каждом городе есть знакомый следователь? Так, на всякий случай…

— Нет, не в каждом. А вот здесь есть, хорошо, что Мартин познакомил нас с тобой.

— Садитесь и рассказывайте, что произошло, — хмуро сказал Пётр Иванович, отстраняя Яну.

— Да ничего особенного, гражданин начальник… — начал было Иван Демидович, сев на стул.

— Иван Демидович, можно я расскажу? — решительно перебила его Яна. — Я долгое время жила в Чехии, а недавно я и Карл Штольберг приехали в Санкт-Петербург. У него дела в Русско-чешском культурном центре.

— Я ушам своим не верю! — не выдержал Пётр Иванович. — Ты говоришь, что приехала с семьёй? Ты серьёзно?! Яна! Янка, ты помнишь, как мы тусили на Неве, где я тебе сделал предложение и разбил витрину с пирожными? Да, всё! Каюсь! Сейчас я женат, я другой человек, — поднял руки следователь, словно сдаваясь. — Но что стало с тобой? Ау! Ты где? Я тебя не узнаю! Где та лёгкая на подъём свободная женщина, выглядевшая на десять лет моложе? От тебя исходила просто опьяняющая аура. Ты серьёзно променяла Мартина на какого-то князя? Ты — первая женщина, которая сама бросила Мартина. Мартин — самый потрясающий человек, которого я знал. Если он еще не купил себе замок, так только потому, что он, как богатый бизнесмен, половину своего дохода тратит на благотворительность. Да если бы не это, он твоего князя давно бы уделал! Яна, зачем тебе иностранец?

Яна слушала Петра Ивановича, и ее сердце разрывалось от каждого слова.

— Ты знаешь, что Мартин — герой России? — продолжал Ольшанский. — Не знаешь за что? А я знаю, что двадцать парней вернулись в часть, а он один остался как командир за них в плену. Нам с тобой лучше не знать, что там с ним делали. От одного только его взгляда женщины млеют и сдают свои позиции. Я, конечно, тоже тогда приударил за тобой, но понимал, что шансы у меня нулевые. С другой стороны, я понимал, что ничего в этом мире не бывает просто так. Я видел, как горят ваши глаза, когда вы вместе, и понимал, что Мартину пришло вознаграждение за все его страдания. К нему пришла любовь в твоём лице. Вы оба это заслужили, и я отступил. Но что я вижу сейчас? Ты променяла его, Яна?

— Ты ничего не знаешь. Я ни на кого бы Мартина не променяла и не предала его. Есть обстоятельства, что сильнее нас, понимаешь?

— И любви? — уточнил Пётр Иванович.

— Не поверишь, и любви. Она-то не исчезнет бесследно, она и умрёт со мной. Просто я сделала выбор между маленькой девочкой и мужчиной, который и не такое выдержит.

— Эй, ребята, Заканчивайте вечер воспоминаний! Нас пора вызволять из кутузки! — активизировался Иван Демидович.

— А это мы еще посмотрим на ваше поведение, — пробурчал Пётр Иванович, бросив суровый взгляд на Ивана Демидовича. — Это еще что за артист?

— Так я и есть артист! — бархатно рассмеялся Головко.

— Знаю я вас, гастролёров…

Яна вступилась за Ивана Демидовича, пояснив следователю, кто он и кем для нее является.

— О’кей. Всё равно сомнительная компания. Продолжай, Яна.

— Мы с Карлом посетили Санкт-Петербург… Ты же знаешь, Питер — мой любимый город, с ним связано столько воспоминаний. В культурный центр как раз приехала наша труппа из ТЮЗа с постановкой по русским народным сказкам. Я обрадовалась, давно их не видела и вот выбралась к ним на встречу. Ивана Демидовича в очередной раз отстранили от спектакля за употребление алкоголя.

— Как торжественно сказано! Какого там алкоголя? Выпил пятьдесят граммов в свой-то день рождения! — возмутился Иван Демидович.

— Я сколько тебя знаю, у тебя каждую неделю день рождения! — воскликнула Яна.

Следователь перевёл взгляд с Яны на Ивана Демидовича:

— Так когда у вас день рождения, гражданин Головко?

Иван Демидович гордо держал мхатовскую паузу.

— Я могу и в паспорте посмотреть. Так когда? — настаивал следователь.

— Не знаю я, — вздохнул Иван Демидович. — И паспорт мой вам не поможет. Там указана дата, когда меня младенцем нашли на улице, в корзинке, аккуратно завёрнутого в красивое кружевное белье. Я детдомовский, и когда родился никто не знает.

Яна впервые услышала это от старого артиста.

— Вы… ты детдомовский? Я не знала.

— А зачем тебе это знать? К чему?

— И это позволяет вам употреблять спиртное каждый день? — уточнил Ольшанский.

— Точно! Ведь каждый день может оказаться днём рождения, — согласился Иван Демидович.

— Только слаще он не будет, — ответил следователь.

— А вдруг? — вздохнул артист.

— Так вот… — продолжила Яна. — Я встретила Ивана Демидовича в жутком депрессивном состоянии и решила его поддержать.

— Это у него депрессивное состояние? — удивился следователь. — Что же бывает, когда он бодр и весел?

— Не надо говорить обо мне в третьем лице. Лучше не знать меня, когда я бодр и весел. Всё равно не поймёте. Не умеете вы жить и веселиться одновременно.

— Ладно, Яна, продолжай. Ты нашла этого господина в депрессивном состоянии и решила его развеселить, так? Поэтому вы купили шампанское, цветы, шарики и поехали не куда-нибудь, а на кладбище? Я где-то разминулся с логикой? Помогите мне, ребята, — попросил Пётр Иванович.

— Это я виноват, — вызвался Иван Демидович. — Я как раз видел, что Яна хандрит, хоть она и с князем, хоть она и живёт в замке. Просто не узнать. Словно узница замка Иф предстала предо мной, если подумать, что в темницу засадили женщину, а не мужчину. Ну, я и продолжил свой день рождения, а Янка составила мне компанию. Мы купили закусочку, шампанского, воздушные шарики — это уже была инициатива самой Яны, — и отправились на природу. Хотели, знаете ли, развеяться, подышать свежим воздухом.

— На погосте? — уточнил следователь.

— Так получилось, — смутился Иван Демидович. — Я растрогался, даже всплакнул, вспомнил про женщину, что у меня была в Питере, по тем временам — Ленинграде. Эх, какая пора была, и какая женщина! Умерла, то есть погибла скоропостижно. Вот и решил ее навестить, — пояснил Иван Демидович. — Ну а дальше? Дальше можете считать меня подонком, как всегда. Я понял, что женщин в Ленинграде у меня была уйма, как и в любом другом городе. Каждые гастроли, а их было много — одна женщина, а то и не одна… Я сообразил, что не помню, какое конкретно кладбище, где могила. Но запал-то уже пошёл. Выпить и закусить уже надо было. А чем кладбище, куда мы приехали, не место? Стоило только найти хороший столик и скамейку. Тихо, спокойно и уютно.

— Ага! И украсить ограду шариками? — возмутился следователь.

— А что? В руке их всё время держать? Купили же уже, — с достоинством объяснил заслуженный артист. — Привязали к оградке шарики, сели. Никого не трогали. Да, у могилки! Но мы даже не знали, у чьей.

— А тут родственники? — продолжил за него Пётр Иванович, словно подбадривая рассказчика.

— Да! Два бугая и баба, извините, женщина — безутешная вдова. Скажу вам прямо — от увиденного они просто остолбенели, рты открыли. «А что вы тут делаете?» — произнёс он чужим голосом, пародируя пришедших.

— Не так было! — встряла Яна. — Они спросили: «Что вы делаете на нашей могиле?» На что Иван Демидович…

— Да просто Ваня, — махнул рукой артист.

— Ваня сказал, что нам, в принципе, плевать на их могилу, что на ней сухо и прибрано, и хороший столик со скамейкой, и что мы тут празднуем день рождения.

— Понятно. Значит, говорите, плевать? Славно… Ну, а дальше что? — ухмыльнулся Пётр Иванович.

— А чего это вам понятно? — встал в позу Иван Демидович. — Они набросились на нас, отметелили. Яну-то за что? Это я ее туда притащил. Она — хрупкая женщина.

— Ну, набросились они на Головко, как на более сильное и главное звено нашей бандитской ячейки, я потом сама вступила в бой. А как я могла не вступить? Они бы его прибили. А мы все-таки вместе пришли. Сама тоже получила, — пригорюнилась Яна.

— Да! И вот я хочу спросить: а что, собственно говоря, мы здесь делаем?! — трагически возвысил голос Иван Демидович. — Мы первые не нападали, никого не трогали. Нас избили, нас же еще и за решётку?

— Вам шьют осквернение мест захоронения, за это, между прочим, установлена уголовная ответственность.

— Какая уголовная ответственность?! — еще больше возмутился Иван Демидович, и его голос напомнил рык медведя в клетке, то есть в этой квадратной комнате без окон. — Что мы сделали? Покажите мне фотографии вскрытой могилы, сломанного столика, испачканного памятника и повреждённой ограды!

— Хорошо, — спокойно ответил следователь и достал из папки фотографии. — Вот вскрытая могила, испачканный памятник, сломанный столик… Эй, ребята, что с вашими лицами?

— Жесть, — протянула Яна. — Мы этого не делали. Клянусь тебе, Пётр. Мы тихо-мирно сидели на скамеечке. Пили-закусывали. Над нами спокойненько покачивались воздушные шарики. Умиротворяющая картина, поверь мне. А нас за это взашей… О каких сокрушительных изменениях и повреждениях идёт речь?

— Господи, мы этого не делали! Разве мы на это способны? Мы же интеллигентные люди, — схватился за голову Иван Демидович. — У меня даже голова разболелась, давление поднялось!

— Я не адвокат, не прокурор, и вам верю, но убедить следствие, что это сделали не вы, будет очень сложно, вернее, невозможно. А кто еще? Родственникам это зачем делать? Это же кощунственно! А на могиле остались бутылка, одноразовые тарелки, и везде ваши отпечатки.

— Так мы и не скрываем, что мы там пили и ели, но мы ничего не крушили! — пошла красными пятнами Яна. — Петя, поверь! Ну мы же не вандалы какие-нибудь! Мы приличные люди!

— Верю, не верю, здесь это не прокатывает! Кто тогда это сделал?

— Это вы нас спрашиваете? — удивился Иван Демидович. — Мы с Яной не работаем в полиции. Это ваша работа. Или легче схватить первых попавшихся?

— В этом случае действительно легче схватить первых попавшихся. Были бы вы нормальными людьми, вы бы не попали в такую идиотскую ситуацию. День рождения на кладбище! Класс! Кто вам поверит? А я вот верю! Потому что знаю Яну Цветкову, с ней всегда так. Доказать вашу непричастность к вандализму на кладбище можно только определив, кто это сделал. А определить это невозможно. Камер там нет, и самыми подозрительными людьми на этом кладбище были вы, никто и искать не будет.

— Что же делать? — задрожала Яна.

— Вам придётся заплатить штраф за вандализм, найти хорошего адвоката и молиться вместе с ним, чтобы не сесть. А до суда я вытащу вас под залог. Он не будет сильно большим, но и маленьким он тоже не будет. Яна, к кому обратишься, к Мартину? Думаю, что по старой памяти он не откажет. Шучу. Он, вообще, такой человек, что не откажет. Или к отцу твоей дочери? — спросил следователь.

— Нет-нет! Только не к ним! Петя, пообещай, что они ничего не узнают! Пожалуйста! Ни в коем случае! — воскликнула Яна. — У меня есть собственные деньги. Ты пока внеси залог, а я тебе потом отдам деньги, и за Ивана Демидовича тоже.

— Зачем ты так со мной? — смутился заслуженный артист. — Я всю жизнь работал и на корпоративах калымил тоже. У меня и свои сбережения есть. Я же притащил тебя туда, сам и отвечу.

— Разберёмся, главное — выйти отсюда, — отмахнулась Яна. — И еще, Петечка, узнай, за что задержали цыганку, которая с нами в камере сидела. Ее зовут Лада.

— Лада-Сэра-Эсмеральда? Зачем тебе и за нее хлопотать? Еще кого-нибудь хочешь вытащить из камеры?

— Нет, помоги освободить только ее. Хорошая женщина и не врёт, когда гадает. Правду говорит, — Яна посмотрела на свою ладонь, словно там еще читалось предсказание.

— Обычная мошенница. Ну ладно! Узнаю. Твои деньги, хозяин — барин, — кивнул Ольшанский.

— Петенька, только можно побыстрее? Не хочется ночевать в тюрьме, — попросила Яна.

— Сделаю всё, что могу, — встал следователь.

— Петя… — прошептала она.

— Что?

— Вопрос один еще, личный, можно? Не знаешь, как там Мартин?

— А сама позвонить не хочешь? Работает, живёт. Занятой человек. Я редко пересекаюсь с ним. Несколько раз обедал у него. Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Я не держал свечку, Яна. Мы не настолько с ним близки, но если у меня в жизни будет патовая ситуация, то я позвоню ему первому. Мартин такой парень, которому позвонят все, и он всё для всех сделает. Большой души человек, — задумчиво сказал Ольшанский.

— Ты сейчас мне душу рвёшь.

— Однажды в ресторане я встретил его с девушкой, по-моему, с его прежней пассией. Дама безумной красоты и таланта, скажу я вам, зовут Ольга Федосеенко — звезда балета. Вернулись ли они к своим близким отношениям или просто обедали как друзья, я не знаю, но… Ты серьёзно, Яна? Чтобы такой мужчина, как Мартин, был один? Все женщины поголовно обращают на него внимание. Он же неотразим. Ты чего от него хочешь? Чтобы он в монастырь ушёл?

— Не наезжайте на нее, — вступился Иван Демидович.

— Ребята, идите вы… в камеру!

Головко побледнел. Следователь улыбнулся.

— Я пошутил. Вот вам подписка о невыезде. Внесите залог и катитесь колбаской.

Яна облегчённо вздохнула.

— Спасибо, Петя. А что с цыганкой?

— Думаю, что ее тоже можно отпустить под залог. Но это завтра. Прощайте, господа!

Яна и Головко покинули мрачное помещение.