Тайна Оболенского Университета

Татьяна Ларина, 2018

Одним осенним днем в автомобильной аварии погибает профессор университета. Его дипломница, одна из лучших студенток университета, Валерия Ланская, не верит, что ее научный руководитель погиб случайно. Незадолго до своей смерти он передал ей странный конверт, в котором была гравюра из старой библиотечной книги, изображавшая мертвого человека в точно такой позе, в какой нашли погибшего профессора. Валерия начинает собственное расследование, но на ее пути появляется новый научный руководитель – молодой и дерзкий преподаватель. Их противостояние постепенно перерастает чуть ли не во вражду, но наступает момент, когда им придется объединить свои силы, чтобы отыскать истину. /НИКОМУ НЕЛЬЗЯ ВЕРИТЬ!/

14. Шокирующее открытие или теперь все будет сложнее

Все люди разные. Каждый из нас по-своему реагирует на обиды: одни легко забывают и идут дальше, вторые молча переживают, мечтая о скорейшем примирении, третьи прорабатывают коварные планы мести. Я же относилась к четвертому типу и требовала извинений за нанесенную обиду.

Дмитрий Смирнов не просто был груб, он оскорбил меня, а его запрет заниматься расследованием разозлил и пуще раззадорил. Я была уверена, что мне под силу докопаться до правды, только нужно узнать, что известно ФСБшнику.

Весь день я как на иголках ожидала встречу с Индюком, а его пара, как назло, стояла последней. В его аудиторию я заходила с высоко поднятой головой, намереваясь игнорировать Смирнова, но мужчина лишь бросил на меня беглый взгляд и отвернулся. Теперь он, а не я играл в обиженного. Что ж, пусть будет так! Все равно лжепрофессору никуда не деться от моей помощи. С этой мыслью я устроилась за партой и приготовилась слушать до невозможности скучную лекцию, но и тут Смирнов удивил.

Воспользовавшись моим советом, Дима преподносил тему занятия нам настолько простым и доступным языком, что слушать его было очень интересно. Он говорил так, как понимал сам, приводил примеры из реальной жизни и даже шутил. Мои однокурсники слушали преподавателя с интересом, да и я сама залюбовалась им. В какой-то момент Смирнов поймал мой взгляд, и я уже хотела одобряюще кивнуть, но он демонстративно отвернулся к окну.

По окончании лекции студенты с шумом стали собираться, я последовала их примеру, но меня окликнул научный руководитель:

— Ланская, задержитесь на минуту.

— Что вам нужно, Арсений Витальевич? — поинтересовалась я, нехотя подходя к нему.

— Ваш диплом, — ответил он. — Где новые наработки?

В этот момент захотелось ударить придурка, но я сдержалась и подождала, пока последний студент выйдет из аудитории. Оставшись со Смирновым один на один, я кинула сумку на парту, не обращая внимания на то, с каким грохотом она упала, и нависла над Диминой кафедрой.

— Диплом?! — гневно переспросила я. — Где мой диплом?

— Работа не должна простаивать, — спокойно ответил Индюк.

— Дай подумать, где мой диплом… Может быть, еще только в голове, если у меня нет времени его писать! — выпалила я.

— Многие успевают учиться и работать, — продолжил Дмитрий, игнорируя мой запал. — То, что ты мне помогаешь, не исключает того, что тебе надо учиться.

— Интересно, когда мне это делать, если я свое время трачу на твою подготовку к лекциям?

— У тебя появится больше времени, потому что больше не станешь забивать свою умную головку тем, до чего не доросла, — процедил Индюк.

— Ах, вот в чем дело. Ты снова за старое. Конечно, загрузи меня работой, чтобы я не могла ни о чем больше думать.

— На сегодня можешь быть свободна от подготовки лекций, — разозлился Смирнов, после чего ехидно усмехнулся. — Тебе еще готовить для меня ужин у отца.

— Какой же ты… — я с трудом сдержалась и не сорвалась на ругательства. — А ведь я изменила о тебе свое мнение. Даже прониклась симпатией, думала, что мы подружимся.

— Мы можем подружиться, если ты будешь писать хорошие планы моих занятий, а вот симпатия — это лишнее, — он равнодушно пожал плечами и кивнул на дверь.

Одним махом Смирнов перечеркнул то положительное, что между нами возникло, и втоптал в грязь мои светлые порывы. Сейчас этот человек был мне омерзителен. Я закинула на плечо сумку и, как ужаленная, выбежала из аудитории.

***

Ужин со Смирновым был для меня тяжелым испытанием. Я мечтала оттянуть вечер, но минуты, издеваясь надо мной, протекали молниеносным потоком, приближая неизбежное. Не успела я оглянуться, как в дверь позвонили, и папа попросил открыть.

Дима в образе Арсения Витальевича стоял на пороге с бутылкой вина, которую тут же протянул мне, как только я пригласила его войти. Мой научный руководитель сейчас действительно походил на молодого профессора: классические брюки, темно-синий свитер и твидовое пальто. Этот образ ему чертовски шел, и я, как влюбленная кошка, была готова простить ему все обиды, если сейчас он будет дружелюбным.

— Арсений, добрый вечер, — вышел в гостиную отец и радостно пожал руку гостю. — Давайте пропустим по маленькой, пока Лерочка заканчивает с ужином.

— С удовольствием, Андрей Николаевич, — очаровательно улыбнулся Арсений и сел с отцом на диван, бросив в мою сторону недовольный взгляд. Чем сейчас не угодила псевдопрофессору или в нем говорила старая обида — я не знала.

Я ушла на кухню, чтобы не мешать мужчинам и закончить последние штрихи ужина, который действительно вышел на славу. Но так хотелось пересолить или лучше переперчить одну порцию… Меня остановило только то, что Индюк может отыграться на отце или моих друзьях. Пришлось смириться с тем, что снова предстоит кормить ФСБшника.

Пока я сервировала стол, мужчины выпивали в гостиной и, когда они вошли в столовую, замерли на пороге. Папа мной гордился, он довольно кивнул, приглашая моего научрука к столу, а тот встал как вкопанный.

— Я же говорил, что Лерочка прекрасно готовит, — сказал папа, похлопывая по плечу Диму, чем вывел того из оцепенения. — Садись сюда.

Смирнову пришлось занять место напротив меня, когда отец сел во главе стола. Папа важно попросил меня поухаживать за гостем, но я знала, что он ведет себя так только потому, что хочет похвастать мной перед новым уважаемым профессором. Знал бы папа, что за гиена сидит перед ним. Чертовски привлекательная, но все-таки гиена.

Мы беседовали совершенно непринужденно, и даже мне удалось расслабиться и потерять бдительность. Никаких странных вопросов Смирнов не задавал, да и вообще вел себя так, словно действительно пришел лишь отужинать с приятелем. Отец с гордостью рассказывал о своих выпускниках, добившихся наибольших успехов в карьере, а Дима-Арсений внимательно слушал.

— Так, значит, Евгений Макеев был вашим студентом? — как бы невзначай спросил мой липовый научрук.

— Да, — ответил отец, — жаль, что так вышло.

— Кто это Евгений Макеев? — встряла в разговор я, чувствуя подвох со стороны ФСБшника.

— Выпускник Оболенки, дочка. Я преподавал у него, — отпивая вино, сказал папа. — Он был знакомым Арсения Витальевича. Они встречались в Италии, когда твой руководитель оканчивал аспирантуру.

— Был? — переспросила я и поймала на себе недовольный взгляд Смирнова, чем подтвердила свою догадку.

— Он погиб около года назад, — вздохнул отец. — Женя работал в Министерстве иностранных дел. Когда он отправлялся на очередное дипзадание, пилот его самолета не справился с управлением, и произошла авария.

Я посмотрела на Смирнова, но тот пристально изучал папу, словно пытался прочесть его мысли. И тут я заволновалась. Вот оно… Кто бы ни был этот Макеев, но неспроста Индюк спросил о нем. Только в чем он может подозревать отца. Не может же он обвинить его в авиакатастрофе! Или может? В любом случае, самое лучшее, что я могла бы сделать — это перевести тему разговора.

— Женя был замечательным человеком. Он же писал диплом вам, Андрей Николаевич? Вы, наверное, были с ним близки?

— У моего папы было столько студентов, — заговорила я за отца, — не думаю, что с этим Макеевым они хорошо общались. Я не помню его или разговоров о нем, а о выдающихся студентах папа всегда говорит. Еще вина, Арсений Витальевич?

— Женя был неплохим человеком, — начал отец, — но мы действительно мало общались…

— Как мясо? — перебила я и поймала гневный взгляд ФСБшника, прекрасно раскусившего мою затею.

— Восхитительно, дочка, — расплылся в улыбке папа, взял мою руку и поцеловал в раскрытую ладошку.

— Да, Валерия, вы прекрасно постарались. Все очень вкусно, — окатив волной холода, отчеканил Дима.

— Спасибо.

Смирнов как-то незаметно взял на себя роль галантного гостя, ухаживающего за нами с отцом. Он сам накладывал закуски и подливал каберне в бокалы. Хоть алкоголь в Оболенском был запрещен для студентов, у нас в семье можно было позволить себе бокал хорошего вина. Я заметила, что сам Индюк пьет совсем немного, кажется, был его первый или второй бокал, и мне он старался подливать меньше, мотивируя тем, что мой организм к алкоголю не привык, а вот отцу наливал старательно. Сволочь решил опоить папу, вот только я не планировала ему потакать. В очередной раз, когда Дима поднял бутылку над папиным бокалом, доливая в него остатки вина, я со всей силы ударила его под столом. Смирнов хотел что-то сказать, но я посмотрела на него с такой злостью, что он промолчал.

— Вино закончилось, — заметил папа, — Лерочка, принеси еще бутылочку.

— Хорошо, пап, — я послушно встала из-за стола. — Арсений Витальевич, не поможете мне его открыть?

— Конечно, Валерия, — поддержал мой фарс псевдопрофессор.

Я провела его на кухню, закрыла за нами дверь и накинулась на Смирнова:

— Какого черта ты творишь?!

— Это я у тебя спросить хочу, — прошипел он в ответ.

— Что за допросы? Мой отец не преступник, чтобы так с ним разговаривать! Кто этот Евгений Макеев?

— Тебе же сказали, это мой знакомый.

— Да, с которым ты познакомился в Италии на учебе, где никогда не был! — усмехнулась я.

Дима схватил меня за руки и притянул к себе так, что я практически врезалась в его стальную грудь. Дыхание перехватило, а живот словно скрутило в трубочку, и, черт возьми, это было приятно. Через тонкий лен платья я почувствовала, что не только мое сердце бешено бьется.

— Лер, не лезь, — прошептал он, но в его голосе не было злости или привычного раздражения. Это больше походило на просьбу. — Мне только нужна информация.

— Какая? — также шепотом поинтересовалась я, не сводя глаз с его губ, изогнутых в кривой ухмылке, но таких манящих.

— Опять за свое? Не касается это тебя, поняла? — он отпустил мои запястья, но свои горячие ладони переместил мне на талию и сильнее прижал к себе, словно обнимал.

— Ты в чем-то подозреваешь папу? — голос дрогнул, и Дима нахмурился. Неужели испугался, что заплачу?

— Лер, я ни в чем не обвиняю Андрея Николаевича, но не могу вычеркнуть человека из списка подозреваемых, если есть хоть какая-то связь с этим делом.

— Но мой папа… — начала я, но Дима остановил, приложив палец к губам.

— Твой папа — хороший человек, это видно сразу. Но он знает то, что может мне помочь. Пойми, все очень серьезно.

— Как я могу это понять, если ты ничего не рассказываешь?

— Ради твоего блага, Лер. Ради твоей безопасности.

Дима легко поцеловал меня в уголок губ и тут же отстранился, выпуская из своих рук. А я продолжала стоять, не шелохнувшись, боясь разрушить странную атмосферу, возникшую на кухне.

— Нам нужно возвращаться. Где вино? — непринужденно спросил он, словно ничего и не было.

На ватных ногах я дошла до шкафчика и взяла бутылку мерло. Нужно было вести себя так же спокойно, как Дима, только ничего не выходило. Руки дрожали, а щеки горели так, что на них можно было жарить яичницу.

— Не спаивай моего папу, пожалуйста, — я протянула мужчине бутылку и штопор, при этом боясь посмотреть в его глаза.

— Я не спаиваю Андрея Николаевича, просто хочу, чтобы он чувствовал себя свободнее. К тому же, ему не мешает расслабиться немного, — усмехнулся Смирнов, расправляясь с пробкой. — Все будет хорошо. Не переживай.

Остаток ужина прошел действительно замечательно. Дмитрий больше не наседал на отца с расспросами, хотя тот изрядно захмелел. Мы много шутили и говорили совсем на отвлеченные темы. Извечная папина серьезность испарилась, и я всей душой ощутила его любовь и гордость за меня. За долгие годы, что я жила в Оболенке, впервые мне было так хорошо, легко и свободно.

Дима ушел около одиннадцати. Он предложил проводить меня, но я отказалась, сославшись на то, что мне нужно помочь папе лечь, а потом навести порядок дома. На самом деле мне было страшно оставаться наедине со Смирновым. Слишком сильно меня тянуло к этому мужчине, а вино чересчур раскрепостило. Когда гость ушел, я помогла отцу подняться в комнату, и он тут же уснул. Я бы тоже не отказалась забраться в кроватку, вот только не привыкла оставлять беспорядок в доме.

С уборкой я покончила далеко за полночь и уже собиралась идти отдыхать, как сообразила, что у меня не будет такой прекрасной возможности изучить папин дом, как сейчас. Да, я сказала Смирнову, что мой отец не может быть ни в чем замешан, вот только сама в это не верила. Решив первым делом обыскать кабинет, я направилась туда и просмотрела каждый уголок, но ничего подозрительного не обнаружила. Гостиная, столовая и кухня также не принесли открытий. Мне нужно было этому радоваться, но тревожное чувство все равно не оставляло. Уставшая я опустилась на диван и стала думать, что могла упустить. И тут ответ сам меня нашел: как раз напротив дивана был камин, а разве есть лучшее место, где можно что-либо сокрыть?

Подойдя к камину, я стала по новой осматривать кладку на наличие возможных тайников, и мое внимание привлек один, более темный, чем остальные, кирпичик. Как обычно делали в детективных романах, я стала нажимать, тянуть и даже тереть несчастный кусок глины. Все было впустую, пока случайно не надавила на его край. Кирпич сработал как кнопка, и деревянные панели, которыми была отделана гостиная, разъехались в стороны, открывая темный проход. Заглянув в него, я увидела лестницу вниз, а на верхней ступени — большой фонарь. Не раздумывая, я стала спускаться вниз.

Я прошла где-то уровень этажа, пока не оказалась в небольшой комнатке с массивной железной дверью. Поежившись от холода, я решила не отступать и дернула ручку, но дверь оказалась запертой. Где-то глубоко в душе трусливая маленькая девочка обрадовалась, что не придется идти дальше. На сегодня будет достаточно осмотреть только эту комнатку. Ее размер был не более пары квадратных метров, на стене висело большое зеркало в массивной раме, а рядом с лестницей стоял дубовый шкаф. Следовало бы заглянуть в него, но было страшно, словно на меня повалят пауки и летучие мыши. Взяв себя в руки, я глубоко вдохнула и распахнула створку. Внутри на вешалке висело что-то черное, и первая мысль, которая у меня возникла, была не очень хорошей. Я расправила складки ткани и увидела внутри плаща белую маску. От испуга я выронила фонарик, но, к счастью, не разбила. Подняв его, я снова посмотрела на плащ и маску. Никаких сомнений не осталось: это была одежда того человека, что бродил ночью в Оболенке. Выходит, им был мой отец.