Не любовь, а просто фантики

Татьяна Клименко

В ваших руках сборник рассказов о том, как тернист и непредсказуем путь каждой девушки и женщины к настоящим, тем самым чувствам и отношениям.Возможно, в чем-то вы узнаете себя, а возможно — найдете в этом не больше смысла, чем в весеннем ветре.Неважно.Важно, что эти пару часов за чтением легких рассказов пройдут как увлекательный разговор с близкой подругой, после которого происходит самое важное — в сердце появляется уверенность в своих силах и в том, что все обязательно будет хорошо!

Мигрень

Это был маленький номер в гостинице. Не дорогой, но приличный. Стол, масляная лампа, хорошая кровать. Она присела на край кровати и вспомнила, что-то другое, что-то ужасно ускользающее от ее памяти. Что-то мучавшее ее мигренями уже долгие годы. Боль подступила и сморила ее. Откинувшись на кровать, она уснула мертвым сном, будто бы провалившись в абсолютно другой мир, другую реальность. Где был маленький, крохотный, едва уловимый, как армат парфюма, шанс вспомнить.

Сон встретил ее разум густым туманом. Серые клубни были мягкими и ее падение, провал в бездну сознания не был болезненным. Но он был тихим и молчаливо охранял какую-то тайну.

Она была в том же желтом платье и неудобных чулках, в которых там на кровати гостиницы она сдалась мигрени. Высокий каблук босоножек казался ей неуместным в этом неизвестно где. Она пошла вперед, пробираясь сквозь клубни уже начавшего рассеиваться тумана. Впереди она увидела негустые совсем заросли непонятной травы, только крупной какой-то. Подул ветер и трава «запела» — начала издавать странный мелодичный звук. Из звука появился цвет, это был холодный розовый: то ли рассвет, то ли закат. Тут почему-то все было не ясно. Все нарисовалось акварелью. Ее сознание играло с ней. И все же туман ушел. Картинка становилась все четче. Одноэтажный дом. Со странной плоской крышей. На ступенях дома сидит кто-то бледный, прямо белый со странными не естественными розовыми щеками. Копна черных густых волос туго стянутых чуть выше затылка растрепалась и начали падать на плечи крупными локонами волосы. Это женщина. Она явно мучается от боли, трет правый висок, пытается жадно дышать, поднимает к небу напряженный, искаженный болью взгляд. Кажется, и она пытается поймать что-то неуловимое, что-то убивающее через мигрени. Женщина с силой зажмуривается и проваливается в мертвецкий сон.

Крупный серый дым. Почти черный, тяжело дышать. Дым, гарь, много пыли. Слепит глаза. Чулки сползли, каблук сломался. Волосы совсем растрепались. Но не у нее одной. Рядом стояла в белой одежде вторая женщина, чьи волосы совсем распались из прически и лежали водопадом до пояса, накрыв плечи естественной накидкой. Женщины взялись за руки и всматривались в начинавшую рассеиваться мглу. Появилась картинка. Из пыли выскочила на огромной скорости лошадь. Всадника почти не было видно. На полном ходу всадник спешился и уверенно взбежал на издавшие истошный скрип ступеньки. Крупные сапоги, невысокий устойчивый каблук, грубые и грязные шпоры. Но выше были стройные и красивые ноги, накрытые ассиметричной юбкой в клетку. Глубокое декольте, большая упругая грудь, копна черных непослушных бесконечных волос. Женщина. Распахнула с ноги дверки-половинки и забежала в помещение.

Настали сумерки. Эта же женщина сидит с бутылкой, наполненной жидкостью темно-коричневого цвета на скрипучих ступенях. Она чертит что-то не песке дулом своего револьвера и отхлебывает из бутылки. На песке появляется тонкий узор завитков и цветов. Бутылка пустеет, она бросает ее вверх. В бутылку без единого промаха устремляются два патрона, и осколки маленькими искрящимися камушками покрывают цветочный узор на песке у ног. Женщина обнимает свои колени, трет правый висок и громко рыдает от не проходящей боли. Постепенно плач смолкает и она погружается в сон.

Уже втроем они стоят на морозной поляне. Так холодно, что глаза обжигает. Все залито солнечным светом и от этого до боли ничего не видно. Кругом ничего, только холод и невероятный яркий белый свет. Три пары глаз все же приходят в себя и начинают жадно отвоевывать изображение. Молодая женщина с длинной косой почти до пят, одетая в простое платье прямого кроя сидит на пне от крупного дерева.

Запахло сырой землей, соком ягод, дымом костра. Осень. Женщина поет. У ног ее лежит весьма крупный пес. А нет, волк. Он дернулся и желтыми глазами впился в то место, где стояли три женщины. Животное напряглось, но хозяйка погладила его ладонью и успокоила. Позвала в темноту.

В темноте был небольшой дом. Освещение в нем скудное — лишь отблески горячего огня, живого. На чем-то, отдаленно напоминающем кровать, лежит высокий и статный мужчина. Он ранен. Израненное тело тонко пахнет сырым мясом и немного гноем. Волк грустно скулит. Девушка неустанно варит что-то в котелке, прикладывает к кровавому телу и поет. Всегда поет. Сквозь песню эту наблюдатели не заметив времени пролетают недели, месяцы, год.

И вот статный мужчина уже колет дрова, убивает кабана и медведя, скорнячит обувь и стелет шкуру в избе. Его светлые как лед прозрачной талой воды ярко синие глаза светятся счастьем. Ее глубокие зеленые огромные глаза цвета осени стали мягче. Волк чаще спокойно спит, ведь у дома и хозяйки есть надежный охранник.

— Это не медицина, да? — спросил он, — Это колдовство?

— Да, — тихим голосом ответила она, — я не устаю спасать тебя. Я уже 7ю жизнь борюсь за тебя со Смертью. Я пока побеждаю.

— Почему?

— Это не мне вспоминать. Я просто буду делать то, что чувствую, до дна, до тла. Не мне выбирать. Выбор всегда за тобой.

— А что выбирать? Что я выбираю?

— Скоро узнаем.

Песнь становится громче. Три года. Поседевший волк сидит у ног нестареющей хозяйки. Они оба смотрят в даль потухшими глазами. В ее осени пошел ливень, в волчьих глазах погасла вера. Вдалеке виднеется спина высокого красивого широкоплечего брюнета. Девушка повернулась к казавшимся невидимыми наблюдателям.

— Он снова ушел. В этот раз ушел на войну, с которой уже никогда не вернется ко мне, — сказала она похожим на нее как тени от разного света трем женщинам.

— Снова? А куда он уходил?

— Ах, куда он только не уходил за эти семь жизней. И к забытой жене, и к родителям, и в другой клан, и спасать сестру. Там один раз даже тесть с тещей были одинокие и несчастные после смерти жены, — вздохнула она. — Заходите, компота вам с травками налью, все веселее будет.

За столом сидели четыре женщины. Лишь одна из них была наполнена знанием, а три другие вытесняли свои страдания удивлением.

— Кто он?

— Я не знаю. Он мой, а я его. Мы будто выпали из одного сосуда. И катимся сквозь века и жизни, встречаясь в каждой и повторяя одну и ту же историю: моя часть спасти его от все более страшной участи, его часть — выбрать.

— А что он выбирает? Он же любит тебя, это очевидно!

— Да, его любовь никогда не ставится под сомнение. С ним я молчу, свечусь и колдую. Рядом с ним я становлюсь особенно сильной. До встречи с ним я набираюсь сил, потом спасаю его. Я люблю его. Он любит меня. Но каждый раз, выбирая между долгом и чувством, он выбирает долг. Сперва я шла за ним. В одной из жизней я отреклась ото всего и шла за ним, чтобы снова спасти. Но нет, я спасаю его, чтобы он сделал выбор. И так выходит, что я выбираю жизнь, а он — всегда выбирает смерть.

— А что потом?

— А потом я живу дальше. И кажется, а нанизываю на эту леску все больше нерешенных кармических задачек., — в зеленых глазах сверкнул недобрый огонек и мягкие губы искривились в подобии улыбки, — Я не могу никого больше любить, но и быть одна я не могу. Так что простите меня, но каждой из вас предстоит не только одна эта встреча с Ним, но и с каждой следующей жизнью все больше встреч с теми, у кого забрала душу темная ведьма. Все мы темные ведьмы после того, как нас отвергнет тот, для кого мы всемогущие белые волшебницы.

Конец ознакомительного фрагмента.