Ювенотерапия

Татьяна Карам, 2021

«Разве человек, хоть немного узнавший жизнь, откажется от возможности остаться вечно молодым, как бы ни была эфемерна эта возможность и какими бы роковыми последствиями она ни грозила? Притом – разве это действительно в его власти?» О. Уайльд Таня Карам работает в бюро переводов, ходит на танцы и мечтает разлюбить женатого коллегу. Наверное, в мире, где торгуют молодостью и размениваются жизнями нерожденных детей, где за всеми нами уже давно следят, так и нужно жить – ни о чем не догадываясь. Пока однажды не встретишь человека, который покажет тебе изнанку этого мира.

Глава вторая

Люблю сравнивать себя десятилетней давности с собой сегодняшнего дня.

Раньше я отмечала только изменения, которые принес мне испанский язык. Стереотипы, на мой взгляд, появились не на пустом месте, и каждый менталитет действительно содержит в себе определенные черты. Частично эти черты передаются вместе с языком — ровно в той степени, в которой язык их отражает. Яна, с которой мы вместе отвечаем за нотариальные заверения, говорит по-немецки, например. И проверка переводов на точность из нас двоих лучше удается ей. Я не так внимательна, зато с художественным переводом управляюсь ловчее. Может быть, это заложено в каждой из нас изначально и развилось бы в любом случае, а может, появилось только благодаря культурному коду, переданному нам изученными языками.

Танец — тот же язык, и я пытаюсь его постичь. Мне самой не всегда понятны беседы, которые я веду с партнерами на этом языке, но я стараюсь. Все, что можно увидеть на танцполе — результат кропотливой работы, многих часов в зале и долгих обсуждений. День за днем я избавляюсь от телесных зажимов и от тех, что в голове, от разного рода страхов. Эти изменения уже тоже заметны.

Самым большим моим страхом было, помню, выйти и танцевать перед другими. Вероятно, это тянулось из детства — на кружке пения желающих выступать на сцене заставляли еще и на танцы ходить, и те занятия я прямо-таки ненавидела. Но по мере того, как я росла в социальных танцах, страх танцевать на людях улетучился.

Первое время я ходила на вечеринки только в свою школу: залы там были маленькие, и в них было достаточно темно. Сразу два плюса: все ожидающие и отдыхающие оставались снаружи, а даже если кто-то и заглядывал, то наблюдать за происходящим на танцполе было невозможно. Подавить страх в таких условиях легче.

Потом я начала ходить и в другие заведения. Где не так темно и тесно. Где нетанцующие находятся очень близко к танцполу и могут следить за танцующими. Тут на помощь мне подоспело не самое правильное чувство. Я не горжусь этим, но справляться со страхом мне помогало осознание того, что из всех сидящих девушек партнер выбрал меня. Когда в определенный момент танца он подводил меня слишком близко к краю, и мы танцевали прямо перед ожидающими девушками, я чувствовала на себе их взгляды. Не могла сказать, завидовали они мне или насмехались над тем, как я танцую — почему-то казалось, что они обязательно должны были думать обо мне что-то неприятное, — но старалась выбрасывать из головы переживания, вызванные их взглядами. И помогала мне мысль: «Зато я танцую, а вы нет!».

Следом пришло то, что вытесняет этот страх из моей головы по сей день. Танец для меня стал чем-то большим, чем просто набор движений. Это увлекательная игра, взаимодействие и в какой-то момент даже единение с партнером. Чтобы танец получился, все внимание должно быть сосредоточено на нем — так что места для всего к нему не относящегося в сознании оставаться не может. Думая о том, нравится ли мужчине танец со мной, нравится ли мне танец с ним, я не могу думать еще и о том, нравится ли наш танец посторонним. И не хочу!

С открытием сезона опен-эйров страх ненадолго вернулся, потому что танцевать мы начинали при дневном свете: все ошибки заметны еще сильнее, а в числе зрителей — обычные прохожие. Снова на выручку пришла мысль «зато я танцую, а вы нет!», но теперь она была обращена уже к этим самым прохожим. Я думала о том, что если они наблюдают за танцполом, то наверняка в какой-то момент ловят себя на мысли «хотел бы я так же». Хотят так же двигаться, такие же эмоции испытывать и дарить. Ведь настоящий танец — это эмоции. Но большинство из них дальше этой мысли с места не сдвинется. Большинство из них побоится — насмешек близких ли, критики ли со стороны более опытных танцоров, неважно — и никогда этот страх не переборет. А я смогла. Поэтому иногда даже удовольствие получаю от того, что за мной наблюдают.

Разделавшись со страхом, я смогла переключиться на более сложные задачи. Я постепенно научилась управлять своим телом, делать акценты и — самое главное — правильно переносить вес. Насчет последнего я особенно часто стала слышать комплименты в свой адрес. Однако я все еще не научилась идеально держать баланс. Хотя с равновесием и стало немного получше, на урбан-винтах — когда партнер оставляет меня на одной ноге, превращая ее в ось вращения — меня по-прежнему кренит в разные стороны.

Но видно, еще нескоро я обрету этот навык — сейчас в моем танцевальном развитии наступил период застоя. Пару месяцев назад я решила отдохнуть и перестала ходить на занятия. Вечеринки тоже посещаю теперь не так часто, как раньше; когда меня в очередной раз спрашивают о причинах, я в шутку называю свое состояние творческим кризисом.

Может быть, это связано с пресыщением, а может быть, и с тем, что я перестала видеть прогресс. Танцую с удовольствием, вроде все получается и партнеры довольны. Но не хватает ощущения новизны. Не той только, что можно восполнить как-то извне — новой музыкой, новыми партнерами — а внутренней, которая может прийти лишь от меня самой. Тот восторг, когда удается то, что не получалось раньше — вот его не хватает.

Позавчерашний танец с Сашей если не открыл во мне второе дыхание, то позволил ощутить ранние его признаки по крайней мере. Все-таки не хотелось бы застрять на середнячковом уровне, хоть я и не гонюсь за лаврами топовой партнерши. В группы по кизомбе возвращаться пока желания нет, так что, наверное, запишусь на какое-нибудь сольное направление или даже разучу мужскую партию.

Кстати, когда мне впервые предложила потанцевать девушка, я чуть ли не с вытаращенными глазами шарахнулась от ее приглашения. Хоть она и явно готова была к отказу, мне стыдно до сих пор за такую свою реакцию. Жизнь меня к этому еще не успела тогда подготовить: я была совсем начинашкой, и мне даже в голову не приходило, что девушки могут танцевать и друг с другом.

Однако по мере погружения в танцевальную тусовку я все чаще стала замечать на вечеринках танцующих друг с другом девочек. И сама иногда балуюсь — одна знакомая с таким задором танцует сембу за партнера, что отказывать ей просто грех!

Есть те, кто принципиально танцует только за парня — они и в жизни, кажется, выбрали для себя этот путь. Таких девушек на самом деле единицы, и они делают все, чтобы танец с ними ничем не отличался от танца с мужчиной. Начиная от манеры исполнения движений и заканчивая образом в целом.

Большинство же предпочитает относиться к этому гораздо проще.

Кто-то не хочет просто сидеть и ждать приглашения, когда девушек на вечеринке в разы больше, чем парней: это слишком скучно, а пригласить парня сложнее, чем еще одну заждавшуюся девочку.

У кого-то душа требует больше свободы самовыражения в танце. В роли партнерши ты следуешь за мужчиной и право решать, каким будет танец и как будет обыграна музыка, ты отдаешь ему. Танцуя за партнера, ты вольна не сдерживать себя в этом творчестве.

Есть и те, кто разучивает мужскую партию с куда более практичными целями. За партнеров учатся вести как желающие в будущем преподавать, так и просто те, кто хочет проработать собственные ошибки как партнерши.

Говорят, что побывав по ту сторону баррикад, отчетливее начинаешь видеть свои затыки. Это как раз мой случай, если я вдруг осмелюсь пойти в новую группу и танцевать за партнера. Есть пробел, который у меня не получается заполнить другими способами: я слишком неуверенно импровизирую!

Чтобы в танце родилось движение, нужен импульс. Люди, которые считают, что не умеют танцевать, просто этого импульса в себе не чувствуют. Я долго не могла нащупать в себе эту жилку, найти этот источник. Даже после того, как пришла в танцы, очень продолжительное время считала, что импровизация мне неподвластна и мой удел — служить тенью партнера, благо что и на этом прекрасно можно выехать.

Всякий раз, когда об этом заходит речь, мне вспоминается случай на вечеринке. Мужчина, который меня тогда пригласил, потрясающе двигался; за ним было легко и приятно следовать, и я полностью растворилась в музыке, в нашей таррашинье — чувственной, пламенной. Видимо, он тоже увлекся и подумал, что я опытнее, чем была на самом деле… Решил мне дать возможность поимпровизировать: выпустил из объятий и отстранился, с любопытством глядя на меня. Словно вылил на меня ведро ледяной воды — ужасная шутка! Словно надел мне на голову пакет — настоящая пытка! Я стараюсь набрать воздуха в легкие, ловлю его губами… но нет его, этого воздуха. Пытаюсь вслушаться в музыку — я ведь понимаю, что она точно где-то должна быть, — да вместо этого натыкаюсь лишь на монотонный шум. Ни бита, за который можно зацепиться, ни увлекающего за собой голоса. Ничего.

Я оказалась не готова. Все это, естественно, происходило лишь в моей голове, но я испугалась. И осознала: есть недостающий кусочек мозаики, который нужно отыскать и встроить, чтобы получилась цельная картинка танцующей меня.

Сейчас я только начинаю в себе это тормошить и пробуждать; самостоятельные движения мне по-прежнему даются с усилием. Они уже не так вымучены, конечно, но все еще не свободны. Я могу что-то изобразить со станцованным, хорошо знакомым партнером, которому доверяю и с которым расслаблена — и при этом не буду воспринимать призыв к сольному танцу как принуждение. Но, в конце концов, если меня распирает от песни, то до сих пор я почему-то скорее стану подпевать, чем затанцую под нее.

Еще я вижу, как импровизируют другие, и это тоже сбивает с толку. Нередко на краю танцпола можно заметить девиц, которые словно пришли отработать свой женский стиль на вечеринке, хотя надо бы в классе или дома. И делают это они чаще всего не потому, что музыка качает и сдержаться невозможно, а лишь затем, чтобы размашистыми движениями бедер приманить к себе какую-нибудь жертву. Бывает, доходит до абсурдного — такая вихляшка может позволить себе встать перед носом у отдыхающих и наяривать соло бундой в ожидании приглашения.

Буквально пять минут назад отошла от меня одна такая; я уже собиралась уступить ей место на диванчике — вдруг девочка утомилась, но присесть рядом со мной стесняется? Хорошо, что я тянула с этим до последнего: завидев кого-то у входа, мадам устремилась туда чуть ли не с победным кличем. Надеюсь, не снесла никого — а то из-за танцующих не видно.

Что ж, до тех пор, пока остаются наивные, способные раз за разом покупаться на обертку конфетки, а потом давиться ею, ее стратегия будет работать. Ведь по отзывам ребят, ослепительно красивые девочки, которые безупречно расставляют музыкальные акценты бундой во время сольного исполнения, часто оказываются совсем неудобными в паре.

Мне же стыдно себя продавать, чтобы в итоге оказаться пшиком. А потому я избегаю крупных вечеринок с заведомо очевидным дисбалансом. Тем более что в последнее время они стали напоминать рынок невест — от тройного оцепления из всевозможных красавиц веет безнадежностью, так что даже если мне не приходится сидеть и скучать, танцы получаются какими-то напряженными. На такие вечеринки обычно приглашают танцоров из других стран, и каждая вторая на них завлекает чужаков как может: облегающие платья, манящие декольте, горящие взгляды. Тягаться с ними я не готова и не могу — честно, — да и партнеры, которым я рада, на самом деле редко смотрят на всю эту мишуру. Они опытны и знают, кто из нас чего стоит. Если знакомый приглашает кого-то вместо меня, значит в данный момент, под эту песню или это настроение, именно эта девушка — лучший выбор для него; я же не против подождать, раз уж притащилась на этот праздник жизни.

Сегодня, кстати, не так уж и сильно заметен дисбаланс. Три девушки сидят в баре, еще пять равномерно размазались по диванчикам, и я в их числе. Надя с Ирой пристроены — их пригласили два близнеца и теперь дразнят друг друга в танце. Плюс, Полина сейчас вернется из туалета — вот и все. Я вспомнила вдруг, что хотела расспросить ее о новой группе по афрохаусу. Эгоистично надеюсь, что ее не перехватят по дороге: ей уходить через полчаса, и увидимся мы теперь только после ее отпуска. А к тому времени я уже собиралась определиться с занятиями.

Мне отчего-то странно спокойно, даже улыбаться тянет. Раньше я сидела с несчастным видом, когда проходили мимо меня — темной лошадки. Мне казалось, что я просто уродлива, поэтому никто не обращает на меня внимание; ожидание было ядом для моей самооценки — и чем длительнее, тем опаснее было его действие — а редкие приглашения спасали ее. Неудачные танцы, каких тогда было ожидаемо много, я старалась воспринимать философски, как тренировку.

Теперь же для меня в удовольствие уже послушать музыкальную подборку и ее сведение от диджея, полюбоваться зачарованными друг другом парами, поболтать с девчонками. Как-то незаметно это стало лучше, чем соглашаться — а уж тем более самой напрашиваться — на танцы, которые рискуют стать разочарованием. Для себя я со временем решила, что большая ошибка — выходить на танцпол для заведомо ширпотребного танца.

Впрочем, эту ошибку я совершаю до сих пор. Почему-то привыкла давать людям второй шанс, а некоторым сперепугу даю и третий. Как вот Роме только что. Диджей поставил его любимый трек, и он увидел, что я подпеваю. Доли секунды — и его ладонь оказалась у меня перед носом. Я давно уже собиралась отказывать ему, но приглашение случилось так внезапно, что я на автомате протянула ему руку.

Рома никогда мне не нравился. Ведет он здорово, конечно, но заметна в нем какая-то пришибленность, заставляющая настороженно относиться к любым его творческим порывам. И что странно: такое я замечала чаще всего у партнеров, пришедших в кизомбу из хастла. Необъяснимо это и никакой логике не поддается, но, тем не менее, остается фактом: за редкими исключениями все хастлеры в кизомбе, что мне встречались, чокнутые.

Раздражение, которое я испытываю в обществе Ромы, всегда стараюсь переводить в другое, более полезное для танца русло. Я не погружаюсь в такие танцы полностью, с юмором отношусь ко всему, что может выкинуть партнер, и уж точно мне плевать на возможные ошибки. С подобными Роме я танцую поверхностно.

Сейчас он развернул меня в теневую позицию и слишком долго что-то за моей спиной мусолит. Я такое не люблю, даже характерные для бачаты волны терпеть не могу, поэтому сделала шаг в сторону, развернулась и закрылась — встала к нему лицом.

— Как хочу, так и танцую, — невозмутимо заявила его вскинутым бровям.

Не собираюсь быть легкой партнершей для того, кто сам стремится выдумывать для меня шарады понеприятней да позаковыристей. Пригласил — пусть мучается. Хотя его это раззадорило, видимо, раз он принялся выписывать совсем уж несуразные пируэты. Несколько восьмерок я еще потерпела, но потом он разошелся и стал развязно изображать шест, вокруг которого я должна танцевать. Стало совсем невыносимо. В какой момент я дала понять, что со мной так можно?

Доброжелательного настроя, которым я пыталась придушить неприязнь к нему, не хватило, чтобы с улыбкой вынести еще и это. Вокруг же знакомые, совсем рядом танцуют мои любимые партнеры!

— На сегодня хватит, — остановила я его, не дожидаясь смены треков. И обнимать не стала, просто оставила на танцполе в странной позе. Все наши с ним танцы были странными, в конце концов, так что обижаться с его стороны было бы глупо. А вот сдержанности, может, научится.

В туалете, к моей радости, никого не оказалось, так что я смогла спокойно освежиться. Помыла руки, сбрызнула лицо и шею водой — я не наношу тональник, поэтому макияж испортить не боюсь, — и решила выйти на улицу. Свежий ветерок быстро высушит меня, и снова можно будет вернуться в зал.

Мимо бара пробегаю в спешке, не глядя на собравшихся там. Вообще стараюсь не фокусироваться на лицах — тщетно это! Шанс рассмотреть и узнать человека невелик, а он будет обижаться, что прошла, посмотрела в лицо и не поздоровалась. Так что не увидела я, кто тусуется у бара. А зря.

Смачный шлепок по попе заставил меня остановиться. И моментально захлестнула ярость. Ослепляющая, такую нечасто приходится испытывать, несмотря на то, что я очень вспыльчива. Меня затрясло, я зажмурилась и стала считать про себя, надеясь не совершить то, о чем впоследствии могу пожалеть.

Когда стало полегче, я обернулась. Рома, ну конечно.

Стоит и с любопытством ждет моей реакции. Полагая, что он может обидеться, я сильно ошиблась на его счет. Этот чертов хастлер подумал, что я с ним заигрываю!

Не могу спустить это ему с рук. И не стану. Я остыла так же быстро, как вспылила, а потому спокойно шагнула к нему и уставилась прямо в глаза. Убедившись в том, что получилось усыпить его бдительность и что он не сможет среагировать, я на миг одарила его ледяной улыбкой. Короткий замах и… пощечина гулким звоном разошлась по стихшему залу — диджей очень невовремя решил вставить паузу в трек. И эту пощечину услышали, наверное, даже в самых отдаленных уголках зала.

Я не собиралась выносить это на всеобщее обозрение, но теперь внимание зала приковано к нам двоим. Диджей, кажется, единственный, кто ничего не заметил из-за наушников — он продолжил играть, не осознавая даже, что танцоры еще на какое-то время застыли на месте.

Позорище. Никто ведь не знает, что произошло — до пощечины вряд ли за нами наблюдали. «Все же примут меня за агрессивную истеричку, а его — за жертву», — пронеслось в моей голове, — «Надо валить, на сегодня танцев хватит!»

Я снова посмотрела на Рому — тот ошалело пялится на меня. Явно ждал чего-то другого! С какой стати?

Решила было уже забрать сумку и бежать, но он схватил меня за запястье и больно вывернул его. Это уже опасность, игры закончились: пощечина задела мужское самолюбие.

— Отпусти ее, — услышала я голос откуда-то сверху. Я шагнула назад и уперлась лопатками в грудь кому-то крупному.

— А то что? — с вызовом ответил Рома куда-то выше меня.

Я повернула голову и уткнулась в щетину. Ее обладатель аккуратно приобнял меня одной рукой и уперся второй Роме в плечо:

— А то пожалеешь.

— Не вмешивайся лучше, — Рома попытался смахнуть с себя руку незнакомца. Не знаю, что придавало ему храбрости — при таком соотношении габаритов с предполагаемым противником лично я на его месте предпочла бы мирно разойтись.

— Отпусти ее, больше повторять не буду, — голос этого мужчины стал больше походить на рык.

Рома отшвырнул меня в сторону с такой силой, что незнакомец удержать не успел. Он ударил моего обидчика в челюсть, и Рома отлетел к барной стойке, сдвинув с нее часть бокалов на бедного бармена. Я поднялась и поймала взгляд незнакомца; меня обступили Надя и Полина, они взволнованно осматривают меня и наперебой спрашивают, в порядке ли я. Убедившись, что я не пострадала, неизвестный громила отвернулся и двинулся в сторону Ромы. Чтобы задержать противника, Рома смахнул на него с барной стойки оставшуюся посуду. Пара стаканов влетела в металлическую подпорку и разбилась, осыпав моего защитника сверкающим салютом из осколков.

— Перестаньте, слышите?! — когда они сцепились, я вырвалась из объятий подруг и попыталась втиснуться между ними. Меня оттащили бармены, они же быстро разняли драчунов. Пока Рома двигал челюстью, проверяя ее, незнакомец прошелся взглядом по толпе и направился ко мне.

— Позже все оплачу, — отстранил он преградившего ему путь администратора, взял меня за руку и вывел на улицу.

— Ты в порядке? — спросил он, когда мы оказались снаружи.

— Да. Спасибо тебе.

Черт возьми, из-за меня только что человек ввязался в драку! Я раньше в фильмах подобное видела — и в такие моменты барышни всегда томно наблюдали за исходом. У меня так не получилось — пусть и робко, но я попыталась тоже влезть и растащить их, что совсем не по-девчачьи.

— Так, у тебя кровь, — рассматривая незнакомца, я заметила рану на правом предплечье. Она получилась глубокой; кровь уже начала капать и быстро зальет все вокруг, если не закрыть рану прямо сейчас. Скорее всего, он пропорол руку крупными осколками, когда с барной стойки полетела посуда

— Давай вызову скорую? — спрашиваю, — Рану надо обработать и перевязать.

— Не надо, дома сделаю. А пока так, — он снял тонкий кардиган и начал наматывать его себе на предплечье.

— Ты же не левша? — вырвалось у меня, когда я увидела, как он не может удержать сползающий край кофты.

— Нет, а что? — мужчина тут же неуклюжими движениями подтвердил мою догадку и свои слова.

— Ну и как ты тогда перевяжешься? — я отобрала у него кардиган и обмотала им руку потуже.

— Верно, — сказал он и уставился сквозь меня, словно что-то обдумывая.

Черт. На сегодня и так достаточно приключений, неужели мне еще и придется ехать с этим упертым?

— Давай помогу что ли, — предложила я, в душе надеясь, что он откажется, — Мне совесть не позволит тебя бросить.

Он подумал немного, все еще глядя сквозь меня, поднял руку — и сразу рядом с нами остановилась машина с шашечками.

От Курской до его дома мы доехали быстро и в тишине, у таксиста даже музыка не играла. Вылезли в каком-то новеньком райончике, слишком даже культурном для такого потрепанного типа. По имени Денис. Интересно, до метро мне сколько потом придется добираться? Хотя какое метро, и так уже поздно. Сейчас его пока перевяжу, до дома только на такси можно будет ехать.

— А ты можешь за себя постоять, — ухмыльнулся Денис, когда я закончила с перевязкой, — мне это нравится.

— А мне не нравится, что приходится.

— Это да.

Я молча убрала все в аптечку и сгребла в кучу испачканные бинты.

— Где у тебя мусорка?

— Вроде там была, — раненный боец кивнул в сторону шкафчика под раковиной. Я вздохнула. Неужели еще и в уборщицы нанялась? Озвучивать эту мысль, впрочем, не стала, все-таки он пришел мне на помощь.

Жаль, что это видели слишком многие. Хотя зрелище, наверное, было фееричное. И саундтрек ему под стать — диджей как раз свел две эпичных мелодии. Резкие движения, летящие осколки, и все это — на фоне четкого урбана в исполнении пары, самозабвенно выписывавшей фигуры на краю танцпола. Представив себе это месиво, я рассмеялась.

— Ты чего?

— Да представила, как вся эта заварушка выглядела со стороны.

Денис подумал и тоже хохотнул.

Нет, в конце концов, не так уж все и плохо вышло. Серьезных травм ни у кого нет, а прецедент есть. Эту драку еще долго будут обсуждать в чатах. Так, любители полапать девушек в следующий раз задумаются, может, прежде чем решат испортить кому-нибудь вечер подобным образом.

Рома уже написал мне — накатал целую простыню с извинениями, добавив, что претензий к Денису не имеет. Одно мне не нравится: он решил, что мы вместе — сказал, что если бы знал, что я с парнем, не стал бы так себя вести. Получается, если девушка пришла на вечеринку одна, значит подобное допустимо? Что-то не так, раз такие мысли посещают танцоров.

— Где твоя сумка? — Денис прервал мои размышления.

Точно, я же так и не забрала ее! До конца вечеринки еще полчаса, в принципе можно вернуться. Но так не хочется там показываться! И почему вдруг про сумку вспомнил он, а не я?

— Откуда знаешь, что я пришла с сумкой?

— Видел, как ты пришла и положила ее на кресло.

Вот глазастый. И почему я раньше его не видела? Если он пришел к началу вечеринки, но на танцполе я его не замечала — а такого крупного партнера трудно упустить из виду даже с моим зрением, — значит он просто-напросто не танцевал. Скорее всего, только начал учиться, и на вечеринки приходит пока, чтобы свыкнуться с обстановкой, проникнуться атмосферой. А там глядишь, и до первого приглашения дело дойдет, если немного выпить для храбрости. Знакомые парни рассказывали, что именно так начинали танцевать на вечеринках.

— Я ее забыла. Ничего, — я вспомнила, что там частенько забывают вещи, и организатор потом ищет владельцев, — Через пару часов будет объявление — я отпишусь, и ее придержат до следующей вечеринки. Кошелек у меня всегда в кармане, а там ничего важного нет.

Денис качнул головой и встал из-за стола.

— Завтра сумка будет у тебя. Хочешь есть?

А я и правда проголодалась, чего скрывать. Пока он изучал содержимое холодильника, я изучала его квартиру. Студия с хорошим ремонтом, явно холостяцкая. Светлая, просторная, ничего лишнего. Периодически я мечтаю о чем-то таком же для себя, но позволить себе хотя бы даже съемное жилье пока не могу. Повыбрасывать из родительской квартиры все, что захламляет и отравляет мою душу, нельзя — у папы с мамой свой взгляд на то, как устроен этот мир и как должна быть обустроена квартира, — а своей пока нет. Вот так и живу.

— Чем занимаешься? — спросил Денис, разогревая мясо и картошку. У него ведь есть микроволновка, но он почему-то достал сковороду с маслом и включил плиту. Наверное, микроволновка сломалась. Или он тоже любит пюре с корочкой, как вариант.

— Медицинский переводчик, — я обычно выбираю именно такую формулировку, потому что перечислять все, чем я занимаюсь на работе, очень долго.

Я только сейчас рассмотрела своего как бы спасителя. Ерунда это, что он громила — мне померещилось в темноте, да и эмоции, наверное, все преувеличили. Он выше меня, но не такой высокий, каким я его увидела на вечеринке. И не такой широкоплечий, каким показался; не косая сажень. Просто гармоничного, крепкого телосложения — кажется, что он наделен им от природы, а не тратит дни напролет на поддержание формы в зале. Темные волосы, темные глаза — не вижу, какого цвета. И ямочки — на щетинистых щеках они заметны еще сильнее. Приятный внешне, да и есть в нем то, что я вижу в Алексее — такие, как они, по жизни уверенно идут и берут все, что им причитается. Жаль только, что вообще в голову приходит сравнивать его с Алексеем. Почему я всех с ним сравниваю? Он же никогда моим не был!

— Интересно, — как все и всегда в такой ситуации, Денис хмыкнул, что ему интересно, не отвлекаясь от сковородки, — Устно что ли переводишь?

Я прыснула со смеху: был у меня такой опыт. Да уж. Хорошо, что теперь я могу вспоминать о нем со смехом. Рассказывать байки о том, из-за чего раньше плакала… Ну, хотелось бы верить, что это путь сильных людей, переплавляющих неприятный опыт в забавные истории. Или людей глупых, уж не знаю.

Особо не стараясь, Денис нащупал тему для разговора, которой меня можно занять надолго. Обычно это проворачиваю с людьми я, когда вижу, что им совсем уж неловко молчать рядом со мной. Но сейчас сама купилась; давно не вспоминала тот провальный перевод на операциях.

Операции проводились на свиньях, и свиней мне было очень жалко. Их разрезали, пережимали им аорту и выхватывали из нее кусок, заменяя его искусственным стентом. Одна команда недостаточно сильно пережала сосуд, и, когда его надрезали, струей брызнула алая-алая кровь. Изначально я думала, что вид крови и внутренностей все испортит — испугаюсь, начну мямлить и запорю мероприятие… Пульсирующее сердце существа, размерами превосходящего моего маленького племянника, и впрямь выглядело жутковато; однако мямлить я начала, когда на второй день участники решили, что издеваться над свиньями скучно, и попросили звездного хирурга разобрать практические вопросы.

Точно так же я мямлила, когда меня позвали «просто поездить с руководством компании по аптекам и помочь в общении с провизорами», а в результате я оказалась на презентации, слайды для которой никто заранее в перевод не отдавал из соображений конфиденциальности. Почувствовать себя причастной к тайному заговору аптек было, конечно, прикольно, но по факту заказчики меня подставили. Осадочек до сих пор заставляет меня отклонять хорошие проекты…

Но как-то я увлеклась — а Денис и рад оказался развесить уши. Разложив еду по тарелкам, он с живым интересом слушает мой рассказ, все поддакивает и смеется. Глядя в эти темные глаза, я хочу верить, что ему и правда нравится.

Естественно, жалоб на заказчиков в моих байках нет — наоборот, я всегда стараюсь посмешнее подать историю, не зацикливаясь на виноватых. А вино, которое подал к позднему ужину Денис, только добавило остроты в мои рассказы о работе.