Татьянины рассказы. Обо всем помаленьку

Татьяна Ивановна Иванова

Эссе и публицистика разных лет, основанные на реальных событиях, а также детские рассказы по мотивам жизни автора и членов ее семьи.

Прости меня, мама!

Когда мама жива, мы не задумываемся о том, что когда-нибудь ее может не стать. Не задумывался об этом и Трезор. Он просто бегал, наслаждался жизнью, шалил и иногда немного огорчал этим маму Багиру. Та подходила, благодушно трепала его зубами за холку, потом отходила в сторонку и наблюдала дальше. Она любила своего малыша и частенько думала: «А ведь красив, озорник! И в кого он такой?»

Трезор и вправду рос красавцем. Хотя породы в нем особой не наблюдалось, но он был рослым, с крепкими лапами, с крупной, хотя и наивной, мордочкой, на которой всегда весело светились его ясные, лучистые глаза.

И казалось, что жизнь была подарена щенку только для радости и удовольствия. Да и Багира была спокойной и уверенной в завтрашнем дне. Она мечтала о том, как Трезор вырастет большим смелым псом, как найдет себе добрую лохматую подружку, и как, когда-нибудь, они подарят ей, Багире, маленьких внучат, таких же шумных и веселых, как ее сынок. Она мечтала о хорошем. Мечтала, как мечтают все мамы на свете.

Разве кто-то ждет смерти? Она настигает нас неожиданно, в тот момент, когда она совершенно не нужна. Да и нужна ли она когда-нибудь, эта смерть?

…Осень пришла в наши края поздно. Долго-долго в воздухе пахло теплой свежестью, долго деревья не хотели сбрасывать ярких праздничных убранств, и оттого на душе было по-летнему светло. А в овраге, где любили гулять собаки, даже зазеленела трава. И ничто не предвещало беды. Но… она нагрянула…

…Тот одиночный выстрел прозвучал словно из ниоткуда. Багира даже не успела заметить того, кто в нее стрелял. Она просто почувствовала невыносимую боль, посмотрела в последний раз на любимого сына и… закрыла глаза. Навсегда.

— Мама, мама! — закричал Трезор. Он не совсем понял то, что произошло. Сначала он подумал, что мама с ним играет, стал весело подпрыгивать возле нее, нежно покусывать ей бок острыми зубками. Но мама не двигалась. И почему-то не открывала глаза.

— Мама! Мама! — снова закричал малыш. И вновь, и вновь скакал возле нее. Потом он подумал, что она уснула. И стал играть тише, чтобы не разбудить. А потом… потом он все понял.

Этот так сложно — осознать, принять смерть родного любимого существа. Нет таких чувств на свете, которые бы заглушили эту боль. Трезор плакал и кричал. Он то отбегал подальше и громко натужно визжал, то снова подскакивал и, рыча, пытался растормошить уже захолодевшую собаку.

— Мама, мама, мамочка, — рыдал малыш, — ну, проснись. Я больше никогда не буду баловаться… Я больше никогда не стану тебя огорчать… Встань, мама, встань!…

Он с надеждой оглядывался по сторонам, может, ну, хотя бы кто-то, спасет его маму. Но никого не было рядом. А как позвать на помощь — он не знал. И не знал, кого ему надо звать.

— Мамочка, мамочка, не уходи, не бросай меня, — но даже ветер был холодным и неласковым, даже небо глядело понуро и серо в глаза одинокому и брошенному Трезору…

…Почти месяц щенок не отходит от мертвой Багиры. И не подпускает к ней никого. Его подкармливают сердобольные жители села. Трезор благодарно берет принесенную ему пищу, но увести себя от мертвой матери не дает. Рычит, пытается укусить. А когда остается один, садится рядом, терпеливо и добросовестно бережет покой любимой мамы. И так тихо-тихо шепчет ей иногда:

— Прости меня, мама!