Угодный богу

Татьяна Евгеньевна Шаляпина, 2020

Это история, которой никогда не было, но она могла быть именно такой: история о царице Нефертити, фараоне Эхнатоне и его верховном скульпторе Тутмосе.

Глава 7.

Китай.

Тотмий придирчиво взирал на свою работу: большая каменная голова китайца в шапочке, похожей на миску, стояла на высоком табурете. Портрет в два раза превосходил оригинал.

Поэтому Ну-от-хаби созерцал творение шагов с пяти, сложив руки на животе.

Удовлетворенно отметил:

— Хорошая работа. Я обязательно ее сохраню до твоего возвращения из Египта.

— Учитель, вы думаете, я вернусь? — удивился Тотмий.

— Главное, найти путь в Египет, — ответил ювелир. — Человек ищущий обязательно достигнет того, к чему стремится. Подожди, Тот-мий, — китаец подошел к стоящей на столе шкатулке, той самой, с которой четыре года назад ходил по рынку, открыл ее и извлек на свет два совершенно одинаковых золотых браслета с белыми и голубыми алмазами.

— Подойди сюда, Тот-мий, — велел он.

Юноша приблизился вплотную к учителю.

— Вытяни руки.

Молодой человек помедлил, прежде чем выполнить волю мастера. Тогда Ну-от-хаби взял оба браслета и ловко надел их на запястья своего ученика. Тотмий не ожидал ничего подобного, поэтому растерялся.

— Не беспокойся, — сказал китаец. — Там, куда ты идешь, и женщины, и мужчины носят такие украшения.

Движения мастера, немного суетливые, выдавали волнение. Тотмий не мог этого не заметить

Он хотел подбодрить учителя, найти слова, которыми можно было бы выразить всю признательность за его безграничную доброту, но вместо этого пробормотал:

— Как будто эти браслеты — женские?

— Правильно, — стараясь сохранять веселость, сказал Ну-от-хаби. — И ты подаришь их прекраснейшей из земных женщин, жене тамошнего повелителя, слава о которой с караванами и путешественниками разнеслась по всей земле… — неожиданно он тяжело вздохнул и молвил совсем другим голосом, усталым и немного надтреснутым. — Собирайся в путь, Тот-мий, а потом я покажу тебе, в чем секрет моих замков, дабы ты когда-нибудь смог снять браслеты, — тут китаец улыбнулся, и глаза его странно блеснули; быть может, это были слезы?

Сердце Тотмия защемила внезапная боль.

Он готов был закричать, что никогда не покинет этого гостеприимного дома и своего великого учителя, и броситься ему в ноги, осыпая их поцелуями, но Ну-от-хаби пресек порыв ученика, сделав шаг назад и пристально глядя в лицо Тотмию.

— Собирайся, — тихо сказал он и отвернулся, сделав вид, что вспомнил о какой-то срочной работе, а руки его, всегда твердые, в этот момент, как показалось Тотмию, немного дрожали.

Египет.

Нефру проснулась с рассветом, как и в другие дни, — она всегда пробуждалась рано: сила привычки, так и не ушедшая за время жизни во дворце. Она сидела на постели, наедине с собой и прислушивалась к тому, что происходит внутри нее. Заметив двух пожилых служанок, заглянувших в спальню, Нефру молча сделала им знак удалиться. Но те поняли это по-своему и отправились за фараоном.

Розовые краски зари заливали комнату мягким светом. В такое время на сердце всегда было хорошо и спокойно, а мир выглядел благороднее и чище. Нефру любила этот час. Розовый рассвет, как младенец, заставлял забывать о грехах и невзгодах, о злодеяниях и неудачах, о ненависти и жестокости. Он очищал разум и, благодарение Хепри, в такой миг казалось, что все возможно исправить, искупить, очистить от грязи и порока. Нефру любила мечтать и верить в свой собственный идеальный мир, где люди живут только для того, чтобы наслаждаться земным существованием, и любят друг друга…

Неожиданно вошел фараон. Его движения и лицо выдавали тревогу.

— Нефру, что случилось с тобой? — поспешно спросил он, садясь рядом с нею.

— О, божественный, ничего страшного.

— Ты заболела? — еще больше встревожился фараон.

— Нет, нет, — поторопилась заверить его царица. — Это не болезнь. Это другое.

— Если не болезнь, то что же? Я пришлю лекаря, он поможет тебе избежать недуга.

— От подобного недуга я и так избавлюсь, и очень скоро, не успеют в Египте снять второй урожай, как ты во второй раз станешь отцом.

— Что? — удивился и обрадовался фараон. — Любовь моя, ты ждешь наследника? После дочери у меня будет сын!

— Я жду ребенка, это правда. Но это не будет наследник. Родится дочь…

Амонхотеп пытливо посмотрел на супругу, стараясь — в который раз уже — разгадать эту непостижимую женщину. Она знала гораздо больше, чем доступно смертному.

— Мне так хорошо! — засмеялась Нефру, уткнувшись лбом в плечо Амонхотепа. — Посмотри на это солнце. Оно сияет рабу и фараону, нищему и аристократу, крестьянину и принцессе. Оно так безмятежно и так справедливо! Но почему я грущу опять?

Нефру посмотрела на Амонхотепа:

— Как ты думаешь, можно научить людей справедливости? Рассказать им, что такое честность и доброта?

Фараон не знал, что ответить, а царица продолжала свою речь, пытливо вглядываясь в Амонхотепа:

— Скажи мне, почему людям нравится унижать других людей? Разве так придумали боги? — они встала и подошла к окну, отдернув с него легкое покрывало.

Малиновый диск солнца начинал золотиться и растворял тревожные тени ночи, прячущиеся в гуще городских построек.

— Нет, боги не могли придумать такого! — твердо сказала Нефру, глядя на солнце. — Это желание лживых жрецов. Они учат людей вести войны, лицемерить и ненавидеть. Они хотят быть злыми, жестокими, хитрыми, прикрываясь именами богов. Они всех подавляют страхом, суевериями и страшными изображениями богов-идолов, которых выдумали сами.

Она резко развернулась к Аменхотепу:

— Я не хочу, чтобы мой ребенок существовал в таком мире!

Из-за ее спины вырвался солнечный свет и ударил фараона в лицо. На мгновение Амонхотеп зажмурился и отвернулся.

— Скажи мне что-нибудь, — попросила Нефру.

Он посмотрел на нее, но увидел только смутный силуэт в ослепительном золотистом сиянии солнца, бившем у нее из-за спины.

— Скажи, почему людям недостаточно одной любви, им хочется власти? — спросила царица, и голос ее дрогнул.

Фараон молча подошел к ней и обнял за плечи.

Ее рука лежала на животе, там, где начинала расти новая жизнь, жизнь второй принцессы, дочери фараона.

Нижний Египет.

После своей необычной болезни крестьянская девочка стала совсем худой и хрупкой. Старик Хануахет не оставлял ее и девочка очень привязалась к нему, чем вызывала недовольство родителей. Мать потихоньку подсылала младших детей следить за стариком, но Хануахет об этом знал и не смущался. Он также знал, что вскоре покинет дом, потому что девочка уже достаточно окрепла, хотя говорила немного, и глаза ее излучали грусть. Мать думала, что это колдовство старика, хотя и не могла не признать, что именно его появление в тяжелый момент спасло ее дочь от неминуемой смерти.

В ту ночь, как всегда в доме крестьянина, все спали на полу, покрытом грязной соломой, где водились насекомые, вечные спутники бедняков. Дверь с вечера плотно закрыли, и в хижине была полная темнота. Хануахет спал с краю, несколько в стороне от всего семейства. В тяжелом воздухе хижины висела тишина.

И вдруг…

— Я вижу тебя, — заговорила спасенная Хануахетом девочка. — Я понимаю тебя, я знаю, чего ты хочешь.

Старик проснулся. Остальные же, устав от работы и зноя, только завозились, но не открыли глаз.

Хануахет перевернулся на спину и приподнял голову. Он увидел распахнутую дверь и девочку, стоящую в дверном проеме. Она говорила в звездное безлунное небо, то спрашивая о чем-то, то замолкая, точно слушая ответ, а то и смеясь.

Старик смотрел на черный хрупкий силуэт и думал о своем…

— Да, я помогу ему, я передам все, что ты повелишь, — сказала девочка. — Но поверит ли он мне? А тот, второй, что будет подле него, кто он? Он мне нравится. Я встречусь с ним?.. Хорошо, я подожду.

Она замолчала, медленно повернулась, тихой поступью возвратилась на свое место среди спящих и, свернувшись калачиком, мгновенно заснула, будто и не просыпалась Дверь же осталась незатворенной.

Старик закрыл глаза и тут же услышал в голове низкий раскатистый голос:

— Мааби-тури… Теперь ее имя Маабитури. Ты назовешь ее так, и с этим именем ей жить дальше. А ты уйдешь.

— Хорошо, могущественный, — негромко вслух сказал старик. — Я покоряюсь твоей воле.

И, словно в ответ на его слова, в небе, ограниченном дверным проемом, прочертив короткую белую линию, упала звезда.