В кровавых объятиях Кали

Татьяна Доброхотова

Остросюжетный роман фэнтези. Приключения начинаются в туристическом Гоа, потом герои отправляются в другие штаты. И как всегда в Индии – рядом с людьми боги: помогают, направляют, любят, наказывают и карают. Всё – как в реальной жизни. Наблюдая за захватывающим сюжетом, читатель узнает много интересного о культуре и традициях этой древней загадочной страны.

Глава вторая

Мы уже в Гоа. Что-то здесь не так. И про лотосы в вонючем пруду

Всё-всё потом. Все встречи и дела могут подождать. Сейчас единственное наше желание — по скорому делу заселиться в гестхаус, и как можно быстрей на пляж. Море. Это главное что волнует и притягивает нас в этот момент.

Вечерние сумерки застали нас именно на пляже. Это не случайно. Каждый день на берегу Арабского моря, омывающего Гоа, собирается много народу. Все приходят проводить Сурью, бога солнца, который заканчивает свой каждодневный труд и под конец дня дарит людям просто невозможной красоты закаты. Этими закатами можно любоваться вечно. Не знаю, возможно, где-то еще тоже есть красивые закаты, но в Гоа — они особенные. Под ритмичный бой барабанов, доносящийся от стоянки огнепоклонников и мерный шум волн — Сурья загоняет свою колесницу на покой, уступая землю звездам, тишине и покою. В такие минуты всегда хорошо думается. О жизни. О бытии. О том, что особенно волнует. Ну, а если мыслей нет, и такое бывает, то просто отдаешься безмерной красоте океана, окрашенному в причудливые оттенки заходящего солнца.

Погрезив наяву, мы отправились в наш любимый ресторан. Пришло время подкрепить свой уставший организм чем-нибудь острым. Местная кухня не всем подходит. Специи присутствуют просто в огромном количестве. На то есть причина. Жара. Продукты портятся просто с фантастической скоростью, а специи являются природным антибактериальным средством. Но дело не только в этом. Правильно подобранные специи в блюде, это очень вкусно. Потому мы никогда не просим официанта, чтобы нам готовили облегченный вариант. Только специи. И как можно больше. Как и положено здесь. Как для местных.

Кстати, Питер, официант, нас обслуживает уже семь лет. Небольшого роста, коренастый, с постоянной улыбкой. Завидев нас, кинулся здороваться, напрочь забыв о других клиентах и так и не успев принять у них заказ. Эмоции его переполняют. Как, впрочем, и всегда, когда он встречает своих постоянных клиентов. Но в дружбу наше с ним знакомство так и не переросло. Дистанция всегда соблюдалась с его стороны. Вот и на этот раз, всё, ритуал встречи закончен, быстро, уже взял себя в руки. Поклонился со сложенными у груди ладонями и поздоровался за руку с неизменным индийским приветствием — намасте!

— Ну, наконец-то вы приехали. Что-то поздновато в этом году. Вы же обычно раньше приезжаете. Проблемы?

— Нет, Питер, — отвечает Коська, — никаких проблем, кроме того, что мы очень голодны. И если ты сейчас чего-нибудь очень вкусного не принесешь, то мы прямо у тебя под столом окачуримся. А потом всем, что ты своих лучших клиентов голодом пытаешь растрепаем, для неизвестно каких целей. Давай нам меню и заодно рассказывай, чего нового в твоей трудовой и личной жизни за этот год случилось. Все живы и здоровы? Сам ничем не хворал? Коклюшем, к примеру. Нет?

Питер сделал серьезное лицо, напрягся и выдал:

— Как же вы всем растрепите, если окачуриться собрались в скором времени на моем рабочем месте? Мертвые молчат!

— Ты в этом уверен, Питер? — непонятно самому почему, вдруг влез и я.

Он опять напрягся, да так, что его левый глаз укатился к переносице, и в один миг он стал похож на черномазого пупса со сломанным лицом.

— Эээ… С тобой все хорошо? — спрашиваю. — Может, водички?

В общем, когда глаз его вернулся в прежнюю орбиту на лице, он рассказал нам, как на духу, все свои семейные тайны. Что брат его, сволочь недорезанная, спер из дома какие-то родовые ценности на большую прожиточную сумму, и свалил неведомо куда и зачем. Никто теперь не знает, где этот выродок семейный шкерится, и найти его, похоже, никакой возможности не предвидится. В полицию не обращались, дабы избежать позору на поседевшие родительские головы. Что сестру кое-как выдали замуж, наконец, и вздохнули все с огромным облегчением. Потому как уже и не надеялись, что это когда-нить произойдет, по причине просроченного возраста и отсутствия необходимого количества приданного, спертого как я понял, ее ненаглядным козлиной-родственником.

Нашелся на сестру какой-то доктор из Кералы, по объявлению в газете. Хороший товарищ. Лашка ему, типа, внешне приглянулась. Вот он и втрескался по самую чалму, да наперекор всей своей собственной родне. В общем — увез. И у них теперь родилась двойня. Девочки. По этому поводу его родителей вообще… преждевременный апокалипсис семейного масштаба накрыл. Даже проклясть хотели. Рождение девочек в Индии — трагедия. А тут сразу две. Это откуда же столько приданого взять? Работать на них — не переработать. Но потом бабка с дедом передумали, уж больно им внучки понравились.

— Сэр… а что такое коклюш?

— Эээ… — промычал Коська, — это ты у своего зятя поспрашивай. Он тебе лучше объяснит. Неси нам лучше брияни с морскими гадами, лепешки с сыром и чесноком, райту с овощами и рыбу. И чтобы рыба непременно была жареная. С корочкой. А не вареная, как в прошлый раз. И еще два пива и ром. Рома бутылку сразу волоки, а не по 100 грамм таскай. Ищи потом тебя, свищи за каждой рюмкой. И вот еще, — Коська полез в сумку, и достал из нее сверток. — На вот, держи. Подарок тебе от нас.

Сверток этот я первый раз в жизни увидел, не знал, что Коська с собой пер. Питер развернул его, и как мне показалось, даже хрюкнул от радости. В нем оказались две пачки семечек и непромокаемый плащ, что мы из Гонконга весной привезли. Вытаращил я на все это дело свои лупетки, и когда Питер со счастливым лицом ушел, спросил Коську:

— Ты, — грю, — чего… в своем уме-то? Ну, ладно семечки. Они по ним страдают постоянно. Любовь у них к нашим семкам невероятная. Но плащ-то дорогущий на хрена отдал? Где ты теперь такой возьмешь еще себе? В Гонконг на обратном пути рванешь? За палаткой?

— А это и не мой плащ вовсе, — отвечает Коська, — это твой! Мой дома остался. А свой ты все равно хотел кому-нибудь подарить. Ты ж постоянно, что тебе цвет не подходит, орал. Что ты, типа, в нем на нервного гномика, страдающего желтухой похож. Забыл, что ли?

— Да ничего я не забыл. Но это не значит, что нужно было втихаря его у меня спереть, чтобы потом Питеру в презент отдать. Мог бы хоть спросить.

— Да ты бы все равно не отдал, если бы я спросил. И у тебя дома еще одна лишняя и ненужная вещь валялась бы, в виде ярко желтого плаща с безумным драконом на груди. А так Питеру приятно. Будет в чем в мунсун девок клеить. Они ж такой штуки тут, отродясь, не видали.

Логика у моего друга, надо сказать — железная. Дело в том, что такие плащи — редко где встретишь. Можно сказать, что и нигде даже. Когда мы летали в Гонконг, попали в сезон дождей. Дождик был, правда, теплый, но все равно мокрый. И такие накидки там жизненно необходимы. Но вот еще, какая напасть. В Гонконге практически в любом магазине продают за копейки самые обычные полиэтиленовые накидки белого цвета, или вообще прозрачные. С непременным логотипом того заведения, где их и продают. Когда я напялил такой костюм и посмотрел на себя в зеркало, то со мной приключилась нешуточная истерика. Из зеркала на меня лупился, вполне себе такой огромный, человеческого роста… презерватив! Увидав все это дело, я судорожно сорвал с себя одеяние и на весь магазин громким голосом заявил, что наряд такой пусть носит директор того заведения. А я его в жизни не напялю, и с тобой, Коська, если ты его примеришь на улицу, рядом даже не встану, с таким невообразимым позорищем.

В итоге нам пришлось мокнуть под дождем до тех пор, пока не набрели случайно на лавку, торговавшую китайскими сувенирами и поделками. Вот там-то и висели два ярко-желтых, разрисованными огненными драконами плаща. Как будто нас ждали. И ткань у них была настоящая, не пакетная. Тонкая, пропитанная латексом. В общем, красота. Правда, цвет мне действительно не очень нравился, но это было много лучше тех полиэтиленовых изделий. Вот как раз тот мой плащ Коська и принес в жертву. Говорит, очень долго голову ломал над подарком, а потом, типа, осенило.

Наконец Питер принес наш заказ. Расставил на столе, как всегда перепутав, что перед кем поставить, и с хитрой мордой сообщил, что брияни сегодня у шефа получился просто отменный. И мы останемся очень довольны. Снял крышки с кастрюлек и удалился, еле сдерживая смех.

— Чей-то с ним? — спрашиваю.

— Не знаю. Мож, в кастрюльку плюнул, или еще какую гадость умудрил. Хоть на него это и не похоже, но у официантов — это в крови. За все их лишения, мучения и унижения от клиентов, они всем и каждому без разбору мстят. Самое распространенное — это плевок в кофе. А кофе у нас нет. А в закрытую бутылку не плюнешь. Нет, все ж думается мне, здесь что-то другое… — задумчиво протянул Коська.

Вгляделись мы в свои миски внимательно, и теперь настала наша очередь усмехаться. Коварный план мы раскусили на раз. Брияни был буквально усыпан мелкими стручками красного жгучего перца. А в стороне от нашего стола собрался практически весь персонал ресторана, для того, чтобы лично убедиться, как мы сейчас начнем корчить морды и хватать ртом воздух, одновременно судорожно осушая бутылки с пивом. Шутники были вооружены полотенцами, запотевшими холодными бутылками с водой, пачками салфеток. На их лицах откровенно читалось предвкушение веселья. Но не тут-то и было. Люди мы опытные, знающие. И не такое едали. Да и специи для нас, как алкашу стакан. На радость только.

С невозмутимым видом мы начинаем все это острое дело поглощать. Мало того, что ни о каких корчах и речи быть не может, таки мы еще и к пиву не притронулись. Потому как, есть одно золотое правило для специй. Чтобы унять огонь внутри, специи ни в коем случае нельзя ничем запивать. Ни водой, ни пивом, ни чаем, от этого, становится только хуже. Специи нужно заедать. И лучше всего, каким-нибудь кисломолочным продуктом. Вот, например, той же овощной райтой. Это местный вид простокваши из буйволиного молока с накрошенными свежими овощами. Чудо — что за вещь. В жару освежает и замечательным образом снимает огонь специй, оставляя во рту приятное жгучее послевкусие.

В общем, никакого повода для глумления над нами мы не предоставили. В конце трапезы я достал самый большой перчик из миски и демонстративно, глядя прямо в глаза Питеру, стоявшему чуть поодаль вместе с остальным контингентом, смачно этот перчик разжевал. А потом еще и пальцы облизал. Надо сказать, что удивлению с их стороны не было предела. Не часто встретишь белых, которые не восприимчивы к таким шуткам. А то, что это была шутка, не было и сомнений. Не такой это народ, чтобы гадости мудрить. В итоге нам объявили, что обед, как постоянным и преданным клиентам — за счет заведения. А от шефа еще полагается по майке с эмблемой ресторана. Черт, мелочь, а жуть как приятно.

— Ну что? Поели, попили, теперь пойдем променад устроим по главной улице. Надо же со всеми торгашами да таксистами поздороваться. А потом к Ренни.

— А к Ренни обязательно сегодня нужно? Чет мне отдохнуть хочется. Находился я сегодня.

— Обязательно, — подтвердил Коська, — друзей, а тем более хороших друзей, нужно ценить и уважать. Вот представь, как он обрадуется, узнав, что мы к нему первому в гости пришли. У него же самооценка до небес шкалить начнет. Спутники космические об корону напрочь порасшибаются. У индусов же повышенная чувствительность в отношении друзей. Их нельзя надолго оставлять без внимания. Обидятся.

И это была сущая правда. Индусы — очень открытый и душевный народ. Они настолько непосредственны и простодушны в общении, порой не веришь, что такое вообще может быть. Даже торговцы, которые постоянно пытаются тебя кинуть хоть на пару рупий, улыбаются с такой искренностью и застенчивостью, когда их на этом обмане ловишь, что иногда кажется — пред тобой не матерая торгашка пятидесяти лет, а пятилетняя девочка, что спёрла ягодку из чужого саду.

— Ради твоего спокойствия, — продолжил Коська, — мы к Ренни коротким путем пойдем. Я в прошлом году, когда к нему шел, решил срезать путь немного. Оказалось, что задворками много быстрей до его магазина дойти.

— Да ну! Как это ты вообще добрался срезанным путем? Ты же постоянно теряешься. Твой топографический кретинизм — тебе брат родной. И он постоянно ведет тебя в другую сторону. Мне вот в первый же день потеряться никак не хочется. По причине того, что как бы стемнело уже. Может, все-таки, как обычно? По центральной улице дотащимся?

— Нет уж. Пойдем задворками. Я тот путь хорошо запомнил. Там еще озерцо по дороге небольшое есть. Так в нем как раз в это время лотосы цвели. Полюбуемся.

Ну и пошли. Тревожное чувство прочно поселилось во мне на тот момент. Действительно, не хотелось блудить по местам дислокации локал населения. Как-то ссыкотно, что ли, было. Хоть и относительно безопасно в Гоа, но все же, иногда случаются непредвиденности. В виде грабежей и воровства. Иногда и со смертельным исходом. По большому счету, в этом виновны приезжие из других штатов гастролеры. В туристический сезон наблюдается их повышенная активность. Стараются поживиться хоть чем. В том числе и туристами.

— Озерцо говоришь, да? Вот это? Ну и где твои ахренительные по красоте лотосы?

— Димка… чесслово, в прошлом году оно все цвело. Воды практически не видно было. Все сплошь белыми лотосами забито. У меня даже фотка есть в телефоне. Сейчас…

Коська долго рылся в своем смарте, временами блякая и морща лобешник от усердия. Наконец, он представил мне наглядное доказательство того, что в прошлом году это озерцо действительно было сплошь белого цвета. Глядел я на это фото и не верил своим глазам. Как же так получилось, что сейчас мы стояли у вонючего пруда, идеально круглой формы, с черной водой, и без намека на когда-то цветущие в нем лотосы? Неужели всего за год произошли такие разительные и невероятные изменения? Картина представляла собой жуткое зрелище. По краям этого небольшого озерца пучками торчала жухлая, плесневелого цвета трава. А из черной, как смоль воды, высовывались сухие бобыли и бывшие, по всей видимости, когда-то лотосами. Мало того, в воздухе стояла такая невозможная вонь, будто в озеро оправилось не одно стадо слонов, причем одновременно. И тишина, мертвая зловещая тишина, как тогда в самолете. Ни одна птица, ни одна цикада не нарушали этого черного безмолвия. Сами собой, по телу поползли воображаемые насекомые, а про волосы я вообще умолчу.

— Костечка, пойдем-ка отседова, по здорову, да по добру. Пока из этого болота, не повылазила какая хрень, и не похерила, пусть и не молодые, но все же еще ценные, наши с тобой жизни.

Шли мы до магазина нашего ювелира в полном молчании. У Коськи на лице читалось явное недоумение происходящим. Да и я, привыкший полностью доверять своему другу, нисколько не сомневался в том, что это не воспаленная его фантазия, а реальность. Но вот почему, с какой такой невероятной радости, все так сильно изменилось? Мозг начал усиленно работать, по поводу анализа сложившейся ситуации. Начали всплывать некие мелкие моменты, которые на первый взгляд, казались совсем незначительными.

К примеру, почему нам подсунули этот супер-острый брияни? Понятно, что шутка, но ведь мы сюда приезжаем уже не первый год, и персонал ресторана, вместе с Питером, прекрасно знает, что мы практически не восприимчивы к специям. Забыли, что ли? Да ну. И еще. Мы хоть и не прошлись по центральной улице, но в знакомых местах все же побывать успели. На той улице, где мы живем — много знакомых продавцов торгуют своей нехитрой продукцией. И мы частенько покупаем у них и фрукты, и сигареты, и палочки-вонючки для облагораживания воздуха в своем жилище, и много чего еще. И вот они ни разу с нами в этот приезд даже не поздоровались. Даже никто не улыбнулся, не помахал нам рукой. Не узнали? Никто? Но этого просто не может быть. Они не изменились, мы тоже, вроде, не сильно состарились. Во всяком случае, не настолько, чтобы, не распознать наши морды.

Все это промелькнуло в моей голове очень быстро. Мысль потянулась дальше, но в этот момент мы уже пришли в магазин Ренни, и додумать эту мысль я просто не успел. А впоследствии счастливо про нее забыл вообще.

— Че, не ждали нас так рано? — орет Коська, буквально врываясь в магазин. И тут же в порыве радостном и неожиданном, грохается на кафельный пол и юзом проезжает несколько метров, раскинув руки и ноги как морская звезда. Надо было видеть лица продавцов, да и самого Ренни. Сначала дико испуганные, а всего через момент уже жутко веселые.

А еще через секунду магазин уже сотрясался от дружественного ржача. Ренни мигом выскочил из-за прилавка, откуда только столько прыти, и хватая Коську за руки, попытался поднять. Но не тут-то было. Коська тяжелый, а пол скользкий. Да и Ренни ни фига не богатырь. Наш друг невысокий, наголо бритый, как все брамины. Из-за стекол модных очков спокойно смотрят умные глаза, часто прищуриваясь с чуть заметной усмешкой. Одет он практически всегда в обычную европейскую одежду.

В общем, к Коськиному распростертому телу тут же добавилось еще одно. Ренни благополучно растянулся рядом, раскорячившись в неблаговидной позе, то есть раком. Ржач усилился до непотребного предела. На этот гомон тут же слетелись непонятно откуда взявшиеся любопытные индийские граждане. Интересно же, чего здесь такого случилось. Надо сказать, что где бы что ни произошло, пусть даже очень мало примечательное, всегда собирается кучка из местного населения. По такой кучке можно запросто определить степень интересности происшествия. Чем больше кучка, тем, значит, интересней. Такая вот местная особенность — непосредственность с бесцеремонностью вперемешку.

Уливаясь слезами и не прекращая ржать, сотрудники магазина помогли-таки подняться с полу Коське и своему боссу.

— Ну чего, — спрашиваю я, плача, — поздоровались? Пообнимались на полу при радостной встрече? Там на стекле, наверное, для слабо грамотных накорябано и по-русски, и по-английски: «Осторожно, ступенька!»

— Я чего, читать объявления сюда, что ли, приперся? В душевном порыве ни бумажку с текстом, ни ступеньку не заметил. Ренни, откуда ступенька взялась?

— Эээ… всегда была, — ответил Ренни на Коськин закономерный вопрос.

— Не может быть. Как я раньше-то ее не замечал. И ведь же никогда не падал.

На этом время вопросов про ступеньку закончилось, и пришла пора для приветственных объятий, расспросов про житье-бытье, поздравлений с приездом и всего такого прочего, что принято соблюдать при встрече после долгого расставания. У Ренни все оказалось просто замечательно. Бизнесс процветал, дочка выросла, жена запланировано забеременела, и в скором времени они ждали прибавления в семействе. В самом магазине ничего не изменилось, кроме продавцов и вот той ступеньки. Из-за прилавка, на нас щерились в дружелюбном оскале вовсе незнакомые лица.

— Ренни, ты когда успел контингент сменить? Как-то непривычно на новый персонал смотреть. Мы к тем рожам уже привыкли. Зачем сменил? Не оправдали доверия, или чего… Проворовались?

— Да нет, — удивленно отвечает наш друг. — Вы их, наверное, просто не узнали, потому как вас долго не было. Все те же самые лица, что и в прошлые года. Персонал проверенный, и в неприятностях незамеченный

Теперь пришла Коськина очередь делать удивленное лицо. Чего, все года узнавали, а сейчас затмение нашло? У обоих сразу, что ли? Но так не бывает. Невозможно не узнать лица, которые знаешь уже не первый год.

— Ну да ладно, хрен с ними, с лицами. Я гляжу, — отвлекся Коська, — у тебя в магазине все так же уютно и красиво. Украшений за сезон дождей много новых наделал?

— Есть немного. Все перед тобой. Любуйся.

А я в это время, уже и не слушал их беседу. Я как всегда, не мог оторвать свое внимание от витрин и стеллажей, где были выставлены разнообразные украшения. Как уже говорил, у меня имеется великая слабость по поводу драгоценных камней. И каждый раз, когда я прихожу в магазин Ренни, мне кажется, что я очутился в индийской сказке. Изумруды, рубины, бриллианты, мои любимые сапфиры, — все это настолько завораживает своим искрящимся переливанием, что я в буквальном смысле, впадаю в кому. Ничего не вижу и не слышу, что творится вокруг меня. Я весь и полностью растворяюсь в этом сверкающем великолепии. И не только сами камни завораживают меня сейчас, так и еще то, как сделаны эти украшения просто приводит в восторг. Здесь собраны изделия в абсолютно разных стилях: индийские национальные, европейский стиль, викторианский, винтаж, антик, свадебные и похоронные, да и просто не пойми чего, но очень все красивое и дорогое. Хочется все это волшебство собрать в один огромный сундук и чахнуть над ним в кощеевом безумии.

В сознание меня привел хлопок над ухом.

— Димка! Очнись! Хватит уже представлять себя увешанным этими цацками махараджей. Того и гляди, в вечном помрачении разума останешься. Как тебя потом домой тащить?

— Брось меня здесь, Коська. Не тащи. Че надрываться-то? Может, я здесь счастье наконец обрету и покой.

— Покой ты, Димка, и в следующей жизни не обретешь, если вот так по каменьям будешь страдать.

— Ренни, можно я у тебя в магазине поживу, а? — сложив ладошки у груди и сделав сопливое лицо, писклявым противным голоском взмолился я. — Чесслово, я только на месяцок. Заодно поохраняю. И платить мне не нужно. Корми только изредка, ну хоть лепешками одними.

И тут, мой взгляд упал на здоровенную напольную вазу. Естественно, в индийском стиле. Она стояла в самом углу. Не знаю, из какого материала она была сваяна, но роспись на ней заставила смутиться даже меня, здорового, много повидавшего мужика. Ваза эта была круглая, широкая и сплюснутая, напоминавшая здоровенный чугунок. По боками она имела роспись в виде наглухо обнаженных индийский танцовщиц в разных откровенных позах, времен очень древних их же царей. Танцовщицы кружились и извивались в только им известном причудливом танце, и кроме лотосов в руках и драгоценностей в головах и на руках, их больше ничего не украшало. Это завораживало. Притягивало взгляд сильней, чем крутящийся волчок. Ощущение, что танцовщицы живые, сейчас сделают еще шаг и закружатся передо мной на полу — было практически реальным.

Второй хлопок. Я чуть не взвыл от неожиданности. Коська, гаденыш…

— Ренни, — обрел я дар речи, — откуда такая красота? Она настоящая? В смысле, я имею в виду, она не новодел?

— Конечно, нет. Разве я похож на человека, который станет держать у себя какую-то дешманскую хрень? Этой вазе несколько тысяч лет. Мне ее отец привез из Дели, месяц назад. Не знаю, зачем и не знаю, где он ее взял, но сказал, что это подарок. Вот теперь стоит. Под лотосы хорошо подошла.

— О! — встрял и Коська, — я только сейчас внимание обратил, что в ней лотосы плавают. Димка глянь, вот такие цвели на том озере. Такие же идеально белые, с желтой чашечкой в серединке. Ренни, где лотосов таких набрал?

— Так мне их служанка каждое утро таскает с озерца. Вот и сегодня приволокла, лошадь толстозадая. Притащилась вся мокрая и в тине, как кикимора перекормленная. Перепугала меня своим непотребным видом чуть не до смерти. Говорит, пока лотосы срезала, умудрилась свалиться в этот лягушатник. С перепугу орала, как оглашенная. Дура. Плавать совсем не умеет. Видать, жопа и перевесила. Жрет без меры. На ее вопли сбежалось, наверное, половина Кандолима, а потом полчаса пытались поймать и вытащить, чтобы не утопла. Таки оно и понятно, весит как беременная слониха.

— Чей-то ты на нее так? Она у тебя хорошая. Добрая. Исполнительная. В прошлом году вон как швытко нашу комнату в порядок привела. Пойди, еще такую найди.

— Костя, да я же ее любя. Положено мне ее ругать. Статус.

— Гляньте-ка на него. Статус у него. Ходить не мешает, нет, статус твой? А с какого озерца она тебе лотосы приперла?

— Так вот которое рядом. Маленькое. Круглое. Ты еще в прошлом году через него ко мне шел.

— Серьезно? — тянет Коська, поднимая в удивлении обе брови. — Вот прям сегодня утром, она тебе на этом озере лотосы срезала, пока купалась?

— Ну да. А что не так?

— Да дело в том, что мы сегодня мимо него проходили. Когда к тебе шли. Таки там никаких лотосов нет. Ни одного. Оно черное, вонючее, и все в сухих былинках. Уверен, что твоя служанка в том озере купалась?

— Другого здесь нет, — ответил Ренни.

А у самого глазенки начали расширяться, как будто он не нас, а богиню Кали с занесенной над его головенкой саблей узрел. Губы задрожали. Лоб покрылся мокрой испариной.

— Не может быть, — еле слышно прошептал он. — Она сегодня мне эти лотосы принесла. Я сам с нее тину отковыривал и домой мокрую вез.

Тут он сразу потерял к нам всякий интерес. Засуетился, домой засобирался. Типа, дело срочное у него, про которое забыл. Потом на секунду остановился, вперил свои лупетки в потолок, через пару секунд очнулся и говорит:

— Дима! У меня же для тебя кольцо есть. Как раз, как ты хотел. С тремя сапфирами. Как же я забыл про него, а? Счас принесу.

И удалился. А я вот задумался. Ну не помню, чтобы я, как раз, хотел кольцо с сапфирами. Да еще и с тремя.

Через несколько долгих минут, которые мы с Коськой провели в великом недоумении, он появился из подсобки, держа в руках деревянную шкатулку. Интересную. Всю изрезанную витиеватой резьбой.

— Вот, — говорит, — открой сам. И всучил мне.

Коробочка оказалась маленькой, вполне себе вмещалась в ладонь, но такой тяжелой, что мне показалось, будто целый килограмм очутился в моей руке. Открыл. На черном бархате лежало кольцо.

Третий хлопок. Уже в ухо. Да что б тебя, зараза…

— Больно же, полудурошный, — завопил я.

— Ты чего орешь-то? И кому? — опасливо так, как на безумного, на меня обернувшись, спрашивает Коська.

— Кому-кому. Тебе, дебилу. Хватит уже мои уши насиловать. Я так с испугу не только пысаться по углам пойду, каким попало, а еще и оглохнуть насовсем могу.

— Я тебя никак сейчас не трогал. Смотрю, стою, на твое новое приобретение. Блин… не могу оторваться. Если бы ты не заорал, и дальше смотрел бы.

Теперь пришло время делать удивленные лица нам обоим. Я от того, что что-то непонятное и странное вывело меня из оцепенения, а Коське потому, что впал в это самое оцепенение. Не его это все, не тянет, все эти бирюльки ценные всегда по фигу были. Ну не находит он в них никакого такого волшебного очарования. А тут…

— Ренни. Ренниии…. Сколько я тебе за это должен?

— Чего? Ааа… деньги. Не знаю пока. Завтра придете, скажу цену, но думаю не дороже 400 долларов. Ну, может 450. Да это неважно. Ты камни оцени для начала. Нравятся?

Ха. Еще бы мне они не нравились. В принципе, в самом кольце ничего особенного не было. Три сапфира, расположенные в ряд, один за другим, в желтом золоте. А по бокам пристроены были по два тютешных брюля. Вот, собственно, и все кольцо. Но сами камни втягивали, ворожили. Они были полупрозрачные, насыщенного синего цвета. Вообще сапфиры ценятся именно своей прозрачностью. Чем прозрачней, тем дороже. Здесь же, ситуация была другого рода. Они не были настолько прозрачны, чтобы их можно было отнести к дорогим камням. Но цвет… Такой цвет редко встретишь. Идеально синий. Не бледный, и не темный. Без каких либо фиолетовых, или еще каких, оттенков. Каждый камень — как близнец, и по размеру, примерно с горошину, и по цвету. Вот и все кольцо. Говорю же, ничего необычного. Но что-то в нем было. Что-то такое, отчего все внимание приковывалось именно к кольцу, у всех. Когда на него смотришь, все остальное становится неважным.

— Конечно, нравятся, — выпалил я, на секунду отвлекаясь от кольца.

— Ну, вот и хорошо. А теперь простите, но мне срочно нужно домой. Встретимся завтра утром, — быстро пробормотал Ренни, и его словно сдуло попутным ураганом.

— Ну чего, пошли до дому и мы? Что-то уж слишком много на сегодня переживаний. Особенно с этим болотцем, вообще все как-то на раскоряку.

— Пошли, — согласился Коська, и мы вышли из магазина в душный, пахнущий специями и чем-то сладковатым гоанский вечер.

— Слушай, Кость, чего-то у меня в голове никак не укладывается эта история с прудом и лотосами. Как так? Утром он, значит, был весь цветущий и благоухающий, а к вечеру, ни с того ни с сего взял, да весь разом завял и воняет. По-любому, этого не может быть. Ну не служанка же Ренневская в этом виновата. Свалилась туда и отравила пруд своим неожиданным присутствием? Или пруд этот священный какой, а она его своими килограммами взяла и осквернила. Ну а тот обиделся и давай вонять на всю округу. Господи! Чего за бред я несу.

— Ну почему бред сразу? — не согласился Коська. — Это же Индия. Здесь возможно все. Тут чуть ли не каждое дерево священно. Индуизм на богов богат. Кто знает, возможно, этот пруд — любимое место, например, Лакшми, богини процветания и счастья. Она как раз-таки в руках лотосы держит. Может та баба омовение поутру как-то не так оформила и нечистая в пруд свалилась. Да еще и давай орать. Может, даже и материться непотребно в беспамятстве начала. Вот тебе и осквернение.

— Ага, и прям сразу все засохло. На это все равно время нужно. Ну да ладно, хрен с ним, с этим прудом. Нам все равно не понять, как мозги не ломай. Ты вот скажи… Ты заметил, что с нами никто практически не поздоровался из местных? Даже те, с кем раньше чуть ли не обнимались и целовались в приветствии. Они как будто нас в первый раз за всю свою жизнь увидели. Вообще никакой реакции.

— Нет. Не заметил. Как-то не придал значения. Наверное, это все от переживаний, что в Гоа вернулись. Ну, таки это же можно легко проверить. Мимо киоска с пирожными проходить будем. Не думаю, что Юльке нас запамятовала.

В переулке, что сворачивает с главной дороги к нашему дому стоит небольшой павильон, в нем продают отличные пирожные. В прошлом году мы редко мимо проходили, чтобы не купить сладостей. Вот и в этот раз решили в него заглянуть, ну заодно и посмотреть, забыли нас все-таки здесь, или нет.

— Привет, Юльке, — как всегда с улыбкой до ушей, поздоровался Костя. — Пирожные еще не все сожрали? Нам хоть по одному осталось?

За прилавком стояла неизменная продавщица сладостей Юльке. Молоденькая девушка, до жути жизнерадостная и симпатичная. В прошлом году мы частенько с ней беседовали на всякие жизненные темы, и уж она нас забыть вот никак не могла.

— Здравствуйте, — улыбнулась Юльке, — а откуда вы знаете, как меня зовут?

От это да. От это неожиданность. Остолбенели мы в раз оба. Видимо, все наше недоумение, а может даже некая доля испуга, отразились на наших с Коськой мордах, потому как лицо Юльке начало приобретать оттенок искренней озабоченности.

— Да нам наша хозяйка квартиры посоветовала к тебе за пирожными заглянуть. Ну и заодно, как тебя зовут сказала, — соврал Коська.

Я, в отличие от Коськи, не то, что слово вымолвить не смог, мне даже пошевелить чем-нибудь не удалось. Столбняк от всего происходящего прочно сковал мое тело и разум.

— Юльке, дай нам пожалуйста вон те два белых пирожных и два шоколадных. И еще колу двухлитровую.

— Да, сэр, сейчас, — ответила Юльке и помчалась шуршать коробочками, в которые нам эти пирожные, собственно, и напихала.

Расплатившись, мы поблагодарили Юльке, и направились в свое жилище. Вдруг какая-то неведомая сила заставила меня оглянуться. Вот бывает такое, когда чувство недосказанности, или недосмотренности заставляет человека обернуться. Взгляд мой уперся точно в Юльке. Девушка смотрела нам вслед с таким видом, как будто пыталась что-то мучительно вспомнить, но ей это ни хрена не удавалось. Поймав мой взгляд, она застенчиво улыбнулась и скрылась в дебрях своего павильона.

— Блин! Блин, ну вот как так, а? Как это? Не могла она меня забыть. Да и тебя тоже, — сорвался я. — Сколько килограмм было сожрато пирожных и выпито колы из ее киоска, а? Тьма. Я вообще не знаю, как я еще от холестериновой лихорадки не помер и от сахарного передоза не окачурился. Тут все не так. Посмотри, нас узнают только собаки и отдельные личности. Здесь помню, здесь не помню? Питер нас узнал, а остальные официанты, мы их тоже давно знаем — нет. Ренни, слава богу, память не отшибло, зато мы его оглоедов не помним. Вся улица с торгашами, как по приказу, срочно нас забыла. Даже Юльке, и то в беспамятстве. Но она хоть что-то пыталась вспомнить, судя по выражению на лице.

— Откуда знаешь? Я ничего не заметил.

— Видел. Я когда обернулся, она нам вслед смотрела. Тужилась, бедная, невообразимо. Видимо что-то осталось в ее башке, а что она и сама не знает. Блин, мы ром забыли купить. А мне выпить срочно нужно. Иначе у меня мозг взорвется.

— Не переживай, Димка. Надеюсь, хозяйка, как всегда, не забыла в холодильнике фуфырь в презент отставить.

Вот тут надо сказать про алкоголь немного. Вообще-то, мы не пьюшшие. Верней пьюшшие, но только в Гоа. В остальную часть года, ни-ни, никогда! И здесь только в очень ограниченных количествах. И строго ром местного производства. Ну, я еще тутошний пивас уважаю. Потому — от него не отказываюсь. Сегодняшний сумасшедший день не оставил нам выбора.