«Голубой янтарь» – пятая книга из цикла романов об одной героине. На этот раз она снова круто меняет свою жизнь, но и в новых обстоятельствах продолжает искать истину и любовь, продолжает познавать мир с помощью развивающегося чувственного восприятия мира. Она продолжает искать свое «то, чего не может быть», продолжает опыты целительства и управления реальностью. Книга содержит нецензурную брань.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Голубой янтарь предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
© Татьяна Дмитриева, 2023
ISBN 978-5-0053-3455-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
УРАГАН
Пили ли вы когда-нибудь водку в 7 утра в гордом одиночестве? Нет, я говорю не о мужиках, страдающих похмельем. Я имею в виду непьющих женщин вроде меня, не молодых и повидавших в жизни все, что только можно повидать. Хотя, как выяснилось, не все. Оказывается, я еще не видела настоящего урагана, и уж тем более не оказывалась в его центре в крошечном домике на краю обрыва над бушующим морем.
Конечно, над домом с пирамидальной крышей в пригороде уральской столицы тоже гуляли ветра, частенько довольно сильные, громыхая металлической кровлей и имитируя звуки мотора реактивного самолета, намеренного приземлиться прямо тебе на голову, но то, что происходило в эту ночь, не шло с подобным авиашоу ни в какое сравнение.
Ветер, как выяснилось наутро, достигал 35 метров в секунду, а десятиметровая волна била в берег с такой силой, что я как-то сразу поняла, как появилось название «Rolling stones». Несмотря на то, что под обрывом простирается широкая песчаная полоса пляжа, гул штормового моря был таким, будто ворочались тысячи тонн камней, ритмично ударяя в берег всей своей массой, вызывая равномерную нарастающую вибрацию, переходящую в мощные удары бьющих в берег волн. Вибрировало все: земля, мой домик, моя кровать и, конечно, мое тело. И сжималась от страха моя душа. Хотя, строго говоря, это была не душа. Скорее всего, трухнуло мое эго, слуга и властелин моего тела, в то время как душа, где-то там, гораздо глубже, замирала от восхищения и восторга перед мощью стихии, поскольку была ее частью, как всегда пребывала частью всего происходящего и всего предстоящего.
Время от времени к воющему и бьющему в окна ветру присоединялся то град, то дождь, и тогда в стекла били уже не только обломанные ветки деревьев, но и потоки воды. Реально воды было не так уж много, но за счет силы ветра и ударов многометровых волн о берег, создавалось впечатление, что это само море уже пришло ко мне в гости и стучит в иллюминаторы моего хрупкого кораблика, в который уже превратился мой маленький домик. Именно так произошло путешествие в сказку маленькой Элли, с той лишь разницей, что ее носило не по волнам, а по воздуху.
В состоянии, близком к паническому, я включила погромче музыку, надеясь перекрыть шум ветра, совсем позабыв, что одним из этюдов на диске записана пьеса «Дождь». Начало диска, с успокаивающей музыкой высоких вибраций, хотя и гремящей на пределах технических возможностей, несколько умерило страх, вызвав в памяти строки Блока о девушке, певшей в церковном хоре. В эту минуту мне казалось важным вспомнить все стихотворение до конца, будто в нем был заключен некий ключ к тайне, и я напрягала память, в которой эти строки пролежали невостребованными лет тридцать. Естественно, я могла встать с кровати и найти книгу, спокойно спавшую на полке в шкафу, но почему-то важно было именно вспомнить…
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой гавани все корабли,
И что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели…
Что там дальше? Что-то безнадежное, о том, что никто не придет назад. Нет, это вспоминать не нужно. Это — не моя реальность. Моя — здесь, в этом четверостишье. Обрела ли я себе здесь светлую жизнь? Ну, во-первых, я не ощущаю себя усталой, а, во-вторых, я и раньше жила светло, так что лично для меня изменился только внешний антураж. Хотя красиво, ничего не скажешь. Это я и про стихи, и про стихию. А где же ключ? Я ведь чувствую, что он где-то здесь. Прокручиваю четверостишие с начала. Стоп! Вот ключ:
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой гавани все корабли…
Люди, слушающие пение девушки из церковного хора, своим коллективным сознанием творят светлую реальность, которая обязательно воплотится. И в этой реальности не только личное счастье, но и спасение тех, кого судьба занесла в бушующее море в прямом и переносном смысле. Потому что сейчас они все — одно, и те, кто поет, и те, кто слушает, и те, кого носит по волнам разбушевавшаяся стихия, и те, кого жизнь занесла в чужие края. Вот откуда у меня это беспокойство. Ведь я — в тепле и относительной безопасности. А вдруг сейчас кто-то на улице или еще того хуже — в открытом море? Ужас стал закрадываться ко мне в душу. Что же делать? Что могу сделать лично я перед лицом природного катаклизма? Как говорят в безнадежной ситуации врачи — остается только молиться. И надеюсь, что в эти минуты я буду не одинока в своих молитвах.
И я начинаю молиться. За все суда и всех моряков, чтобы их корабли оказались в безопасной гавани, за беспризорных детей, чтобы они оказались в тепле, за бомжей, чтобы они нашли приют, за бездомных животных, за приморских птиц, чтобы они нашли укрытие, за всех детей, чтобы рядом оказались любящие взрослые… И за тех, кто все-таки оказался в море, чтобы Господь был к ним милостив. И чтобы ущерб от стихии был минимальным, — добавило мое практичное эго.
И ты, огромный старый граб, нависающий над моим домом, держись, родной, цепляйся всеми своими корнями… Я представила его мощную корневую систему, пронизывающую, как паутина, твердь обрыва и крепящую эту землю, как арматура бетон. Бедная земля, уж ей-то не спрятаться, не отсидеться! Прими, Мать-Земля, мою любовь! Молитва успокоила меня настолько, что мне почти удалось войти в медитативное состояние. Я уже видела, как под покрывалом мой любви успокаивается море, я разглаживала холодные волны теплой рукой, я гладила море по лицу, как гладят ребенка, утирая ему слезы… И спокойное лазурное море под синим безоблачным небом уже нежилось и играло под редким осенним солнцем…
Вдруг что-то резко вывело меня из медитации. Я прислушалась. Какие-то новые звуки примешивались к шуму ветра и гулу волн. Дождь усиливался и шел уже внутри дома. Я трухнула. Неужели сорвало с таким трудом отремонтированную крышу? Ну, уж нет! Только не это!
Слава Богу! Это просто музыка, прекрасная мелодия дождя, восхищавшая меня в другое время и так некстати зазвучавшая именно сейчас! Нужно встать и выключить проигрыватель. Но тогда шум снаружи станет еще сильнее. Я лежала и ждала, когда же закончится этот музыкальный фрагмент, но он только начался, и виртуальный дождь все усиливался. Нет, это уже слишком! Я откинула одеяло, но в этот момент свет замигал и проигрыватель замолчал. Приехали. Еще не хватало, чтобы электричество отключилось! Тогда я останусь без отопления, света и возможности приготовления пищи. Сидеть в темноте не хотелось, и я включила электрические сети и столбы в свои молитвы. Но обрести покой и благость мне больше не удалось, и страх снова начал заполнять мое существо, вползая постепенно в каждую клеточку моего тела. Нет, так не пойдет. Такие встряски с бессонницей мне не на пользу.
Нужно просто уснуть, а утром все будет, как раньше. Я накрылась одеялом с головой, но от вибрации под одеялом не спрячешься. И уши не заткнешь. Вот бы снотворного дерябнуть… Но откуда у меня в доме снотворное? Может, покушать? Это меня всегда успокаивает. И я стала мысленно перебирать содержимое холодильника. Маринованные огурцы, помидорка, хлеб. Не густо. Поведя инвентаризацию полупустых полок, я мысленно перешла к боковым полочкам на дверце холодильника. Пара яиц и початая несколько месяцев назад в день рождения бутылка водки.
Вот и снотворное. Я радостно вскочила с постели, накинула теплый, связанный дочкой халат, и пошла на кухню. Красиво нарезала помидорку и маринованные огурчики, достала стопочку и фужер под воду. От одной мысли о том, как обожжет водка пустой желудок, мне стало не по себе. Но надо, значит, надо.
Первая пошла колом, как и положено. Я с трудом заглушила огурцом назревающий в желудке протест. Прислушалась к себе. Опьянение не пришло, но страх стал притупляться. Как там дальше? Вторая — соколом, а третья — мелкой пташечкой? Действительно, после второй страх совсем ушел. И чего это я нервничала? Если дом до сих пор устоял, значит, крепко слажен. Интересно, как там, снаружи? Я попыталась открыть дверь, но ее тут же стало вырывать из рук. С трудом отвоевав дверь у ветра, я погасила вновь вспыхнувший свет и стала любоваться штормом в окно, выходящее к морю.
В кромешной тьме почти ничего не было видно, только белые пенные гребни огромных волн проносились где-то гораздо ближе обычного. Я прикинула их траекторию, и по моим прикидкам выходило, что волны легко перекидывают свою массу и через защитные сооружения расположенного внизу, чуть левее, порта, и через бетонные сооружения променада — правее внизу.
Интересно, как чувствуют себя дежурные в порту? А пограничники в особнячке, расположенном на обрыве, на островке между дорогами к нашей улице и к порту? Конечно, им тоже не сладко, но ведь они не паникуют. А может, паникуют, но виду не показывают? Они ведь мужики!
Да, мужика бы сейчас, — вдруг подумала я впервые за пятнадцать лет одиночества. С другой стороны, такая стихия бушует раз в пятьдесят лет, а мужика нужно терпеть постоянно. А чтобы это занятие не утомляло, его нужно ой, как любить! Странно, я готова любить весь мир, но с конкретным мужчиной как-то не очень получается. У меня к ним нет никаких претензий, я люблю их всех, всех понимаю, но ни один конкретный мужчина уже несколько лет не находит места в моем сердце. И не волнует тело, хотя оно еще очень даже живо. Я не могу влюбиться в молодого, слишком велика пропасть, и не могу влюбиться в ровесника или более старшего мужчину, потому что большинство из них, записавших себя в больные и недовольные жизнью старики, вызывают у меня только сострадание.
В моем возрасте и с моим отношением к жизни я могу влюбиться только в единомышленника, мужчину сильного и позитивного. Ау! Где ты, мой сильный духом? Конечно, любовь человеческая даруется свыше, и не исключено, что меня еще накроет волшебной волной любовь к какому-нибудь слабому старичку с трясущимися руками… или ленивому добродушному флегматичному толстяку? На все воля Божья… Скорее всего, просто я еще не готова к новым отношениям, еще слишком близко расставание с любимым человеком, таким родным и таким далеким. На этот раз мне не в чем себя упрекнуть: мы прошли свои отношения до логического конца, мягкого и почти безболезненного, но отношения заканчиваются, а любовь все-таки остается…
«Последний тост — за любовь!», — хихикнуло мое ставшее бесстрашным эго. Я налила третью стопочку, и она пошла «мелкой пташечкой». И мои рассуждения приобрели несколько иную направленность. Страдаю ли я от одиночества? Честно говоря, я им скорее наслаждаюсь. Да и слова-то такого нет в моем лексиконе. Как в детском стишке: как вы лодку назовете, так она и поплывет. Я недавно прочла интересную книгу о влиянии русского языка на все языки мира, и она научила меня иначе относиться к русским словам, которые не просто обозначают понятия, но и раскрывают их суть.
Что такое одиночество? Один в ночи, во мраке души. Плохое слово. Мне гораздо ближе слово уединение. Корень един указывает на противоположное одиночеству состояние — состояние единства со всем сущим. А приставка у обозначает уход по аналоги с ушел, уехал, убыл… То есть уединение означает не бегство от чего-то, а уход в состояние единения. Велик и могуч русский язык! А слово любовь? Почему-то в книге не было анализа происхождения этого слова. Наверное, чтобы читатель сам приложил свои мозги для решения столь важной задачи.
Я попыталась применить полученные знания. Так, на —вь заканчивались в древнерусском языке такие слова, как явь (действительность физического мира), навь (действительность тонких миров), правь (закон мироздания), то есть три основных понятия бытия.
Если принять тот факт, что древнерусский язык имел несколько систем письменности, в том числе послоговое письмо, смысл понятия любовь становится очевидным: слог лю обозначает людей, слог бо обозначает Бога, а все вместе дает четвертое фундаментальное понятие русского языка — Бог в людях, или люди в Боге. То есть наши предки, жившие в любви, осознавали это чувство как присутствие Бога в человеке. Чему и нас учит эзотерика: Я Есмь Божественное присутствие. И я не перестану им быть, какие бы ошибки не совершила в своей жизни, используя по своему человеческому усмотрению данную мне свободу воли. Я Есмь Божественное присутствие, Я Есмь Любовь.
Ветер еще выл, море рокотало и бросалось на обрыв, а я засыпала с довольной улыбкой, спокойная и счастливая. Ничто не может мне навредить, пока во мне — Божественное присутствие. И еще всплыло простое народное понятие Тот Свет, которое мы стыдливо переобозначаем словами тонкие миры или другие измерения бытия. Подменяем одни понятия другими, потому что не вдумываемся в суть слов, а привычно побаиваемся называть их исконно русскими словами, которые в эпоху атеизма и еще раньше, в эпоху воспитания не Любви к Богу, а Богобоязненности, приобрели негативный оттенок мрачного суеверия. Попробуйте произнести Тот Свет без предвзятости, и вы почувствуете, что ключевое слово — СВЕТ! И картина мира сразу предстает не такой уж и мрачной, а скорее наоборот.
И, уже засыпая, уловила отчетливую мысль: страшные катаклизмы, посещающие нас на сломе эпох, имеют единственной целью изменение человеческого сознания. Тысячи таких же, как я, молились сегодня о тех, кто в море, о тех, кто по-настоящему находится в опасности, и это стало еще одним шагом на пути осознания единства, своей сопричастности ко всему происходящему.
Проснулась я поздно от дочкиного звонка:
— Ну, ты как? Я тебя не разбудила?
— Как раз просыпаюсь, уснула часов в восемь утра.
— Как там обстановочка?
— Вроде, стихает. Но я еще на улицу не выходила, сейчас оденусь, выйду и посмотрю, все ли в порядке. А у вас как? Спали?
— Да ты что, все на работу пришли не выспавшиеся, весь Кениг не спал. Нам и то страшно было.
— А что не позвонили?
— А вдруг ты спишь, а мы тебя разбудим.
— И я вам не звонила, думала, спите.
— Как же, уснешь. Я всю ночь молилась, за тех, кто в море, кто — без крыши над головой… И за тех, кто захотел жить на самом берегу…
— Да, бойтесь своих желаний, ибо они исполнятся! За все надо платить, в том числе за удовольствие любоваться морем из окна своей спальни!
Мы прикалывались, но мне стало еще светлее на душе: моя дочь тоже молилась ночью вместе со мной!
— Малыш, как там, в городе?
— Картинка еще та… поваленные деревья и рекламные щиты, у нас с бани сорвало кусок крыши, но ничего страшного. Все живы. По телику передают, что два прибрежных городка остались без света, и трасса перекрыта поваленными деревьями, но жертв, вроде, нет.
— Ну, и, слава Богу!
— Мам, но я завтра, наверное, не приеду, трассу пока расчистят…
— И не надо. Возможно, еще и не безопасно. Вдруг рухнет какой-нибудь покосившийся столб, или дерево. Нечего рисковать. Пойду, обойду свои владения.
— Потом позвони!
— Ладно.
В моих «владениях», а точнее в крошечном дворике, все было в порядке. На еще зеленой траве валялись обломанные ветки деревьев, на каштане шелестел прилетевший откуда-то кусок полиэтилена, кое-где белели куски пенопласта, занесенные, видимо, с ближайшей стройки. На заборе, довольно высоко, висел огромный резиновый коврик с моего крыльца, да тяжелая стеклянная пепельница пыталась сменить хозяина, но не смогла перелететь через забор.
Море внизу еще бушевало, но стихия явно пошла на убыль. Боевое крещение прошло для меня благополучно, с минимальным уроном. Я вышла из своего уютного дворика к людям. Людей не было. Работающие уже давно были на своих местах, а такие лентяи, как я, еще спали. Осмотрелась. На нашей улочке все дома, старенькие, но крепкие, устояли. Я стала спускаться по дороге к морю. Въезд к строящемуся дому перегорожен упавшим деревом. Ничего страшного, уберут. В парке тоже упало несколько кленов, но больных, видимо, с отмершими корнями. Одно повалило на ступени, ведущие к морю, несколько фонарных столбов покосились, но устояли. Волны еще заливали весь пляж, но уже не с такой, как ночью, силой. Я бы еще долго смотрела на успокаивающееся море, но все-таки ветер был очень сильным и пронизывал до костей и, по-моему, глубже. В принципе, урон не такой уж сильный.
Дома я включила телевизор. Новости были суточной давности. К сожалению, местные каналы у нас не ловятся, точнее, у нас хорошо ловится только Польша и Литва, а все российские каналы работают плохо, но у меня есть старенький крошечный черно-белый телевизор, которому в обед — сто лет, вот он почему-то ловит на встроенную комнатную антенну ОРТ и Россию-2, которые я и смотрю. Итак, «Вести» гоняют сюжет об урагане в Ирландском море, где принц Уэльский, несмотря на погодные условия, на небольшом самолетике спасает русских рыбаков, терпящих бедствие. Троих ему удалось спасти, про судьбу остальных ничего не известно.
Ай да принц, ай да королевский сын! Мало того, что служит, еще и в ураган летает на спасательные операции. Интересно, наши руководители позволили бы своим сыновьям рисковать жизнью, служить в горячих точках или просто служить в армии? Нет ответа. У наших генсеков, начиная с Хрущева, и наших президентов, начиная с Горбачева и до сегодняшнего дня, рождаются только дочери. Странная закономерность…
А не плохо было бы иметь президента, сыновья которого прошли хотя бы обычную армейскую школу. В конце сюжета страна предупредила свой анклав о том, что ураган уходит в направлении Балтики. Спасибо за своевременное предупреждение. В региональных вестях только к концу дня появились сообщения о пронесшемся урагане. Такого катаклизма не было с 1974 года. Без света остался Балтийск и несколько городков поменьше типа Светлого. В Светлогорске разрушен променад. Осознаю, как моему городку крупно повезло. Но самая большая радость — не пострадал ни один человек. Спасибо, Господи!
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Голубой янтарь предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других