Кузя, Мишка, Верочка… и другие ничейные дети

Татьяна Губина

Многие задумываются о том, что могли бы взять в свой дом сироту, стать приемным родителем. Как это бывает, когда в твоем доме появился новый ребенок – и привезла его счастливая семья вовсе не из роддома? Каждую приемную семью поджидает множество неожиданных поворотов, у каждого ребенка своя история и свой характер. Станут ли родители и их новый ребенок родными людьми? Девять историй, девять семей.

История 4

Сестрица Аленушка и братец Иванушка

— Там не просто грязно! Там вонь такая стоит, вы бы видели! — социальный работник Галя даже чуть подпрыгивала и взмахивала рукой, тщетно стараясь изобразить все «в звуках и красках».

— Галь, ну как можно вонь увидеть? — укоризненно поправила Люда, работающая с Галей бок о бок в нашем патронатном детском доме, в Службе, занимающейся неблагополучными семьями⁵ — но воняет там действительно…

— А дедушка вышел к нам — пьяный, еле на ногах держится. Голый весь.

— Как — голый? Ужас какой… Что, прямо голый вышел?

— Ну, не совсем голый. На нем повязка какая-то набедренная была. Посмотрел на нас, и ушел спать дальше. А комнаты нам бабушка показывала. Мебели почти нет, тряпки какие-то на полу. А стены чем-то таким испачканы… ну прям не знаю, чем.

Отчет о посещении социальными работниками кровной семьи детей Ивановых проходил как-то излишне эмоционально. Видимо, запах повлиял…

Дети Ивановы поступили в наш детских дом накануне. Прямо из семьи, от бабушки с дедушкой. Таких детей у нас в детском доме почти половина — тех, кто прямо из семьи… Еще вчера ребенок ночевал в своей не слишком чистой, но родной постельке. Смотрел на мир из своего окошка. А сегодня — казенный дом, изолятор.

Почему их забрали? Нет, никаких «душераздирающих» подробностей не было. Школа неоднократно жаловалась на то, что дети запущены. Плохо, грязно и не по сезону одеты. При очередном медосмотре обнаружили педикулез. Соседи при опросе подтвердили — да, пьют бабуля с дедулей, ох, пьют! Ну и разные другие обстоятельства учитывались органом опеки и попечительства.

Есть в нашем детском доме Служба «Кровная семья». Ну да, та самая, что посещала бабушку с дедушкой. У службы «Кровная семья» задачи какие? Вообще-то, строго говоря, их основная задача — помогать неблагополучным семьям. Делать что-то, чтобы вот этот вот ребенок не потерял своих не слишком путевых, но любимых родственников. Работа эта тяжелая и неблагодарная. Результатов мало. Часто, как ни стараются семье помочь, ребенок все равно рано или поздно попадает в детский дом.

Тогда Служба «Кровная семья» продолжает работать с семьей ребенка, попавшего в детский дом. Иногда ведь удается — ребенок к маме возвращается. А если нет никаких шансов для ребенка — вернуться? Тогда, все равно — работать. Поддерживать связь с кровной семьей ребенка, собирать информацию. Потому что это нужно ребенку. Потому что эти пьющие грязные люди — единственные на земле его близкие люди. Вот и ходят сотрудники «Кровной семьи» «в гости», поддерживают связи с теми родственниками, с которыми их можно поддерживать. И даже не морщатся.

Двенадцатилетняя Алена Иванова училась во втором классе. Десятилетний Ваня Иванов — в третьем. Спрашивается, чего ж в школе так долго думали? Почему спокойно смотрели, как дети ходят в школу чуть ли не босиком, а из школы отправляются неизвестно куда? Это ж сколько нужно было не обращать на детей внимания! Оказалось, что все не так просто…

Три года назад мама привела детей в эту школу. Девятилетнюю Алену и семилетнего Ваню. Первый раз в первый класс. Мама считала, что для девочки так будет лучше — пойти учиться не в семь лет, а в девять. Пусть подольше длится детство. Опять-таки — пойдет учиться вместе с братом. Так вот рассуждала мама, и хотела она своим детям только хорошего. Училась Алена неплохо, с удовольствием заучивая новые буквы и цифры. Только вот дразнили ее в классе. Два года разницы не шутка. Другим детям смешно — такая большая, а ничего не знает.

У шустрого и смекалистого Ваньки проблем не было совсем — его любили и приятели, и учителя. Особенно учителя физкультуры. Еще бы — быстрее всех бегает, выше всех прыгает, и в школьной футбольной команде играет. Да и вежливый такой мальчик, послушный.

Поздней весной умерла мама Алены и Вани. Смерть была внезапной, что-то с сердцем. В школе детей очень жалели, зная, что отца у них не было. Были бабушка с дедушкой, да только вот поговаривали, что с ними что-то не совсем в порядке. Не то болеют, не то что… Школа взяла на себя организацию маминых похорон.

Вскоре выяснилось, что бабушка с дедушкой внуков воспитывать вряд ли смогут. То, что дедушка попивает, сомнений не вызывало. По поводу бабушки сомнения были. Сама она все больше плакала, признавалась, что «иногда по чуть-чуть», но обещала бросить «ради детей». Те, кто должен был принять решение — оставлять детей в семье или забирать их в детский дом, — колебались. Уж очень жалко было отдавать Алену и Ваню в казенное учреждение, уж очень горько бабушка плакала и честно обещала не пить.

К большому облегчению всех, кто принимал участие в детях, появился родной дядя — брат покойной мамы, который и выразил желание взять детей под опеку. Дети были рады, дядю они любили, и готовы были ехать к нему. Ехать нужно было в другой город. На том и порешили. Долго ли, коротко ли, выполнив все формальности… десятилетняя Алена и восьмилетний Ваня уехали. Через полтора года они вернулись.

Что-то там у дяди случилось — не то жениться собрался, не то в командировку длительную. Детей вернул бабушке с дедушкой — а куда еще их девать? Бабка, утерев слезу, повела их в школу. Середина учебного года, кто опекун детей — непонятно, все не по правилам… Вспомнили, пожалели. Особенно учителя физкультуры обрадовались — по Ваньке соскучились. Почему «учителя» — да потому что там семейная пара работала. Муж и жена, и оба физкультуру преподают. Они потом рассказали, что Ваньку хотели сразу под опеку взять, когда мама умерла.

Ваня в третий класс пошел. Аленушка — во второй. Красивая одиннадцатилетняя девочка. Почти подросток. Как это деликатно выражаются — «формы» стали появляться. Третий класс не потянула совсем. Второй-то — еле-еле… Ну не в первый же ее сажать. «Не нравится учиться?» — молчит. Молчит все время. Лицо — не то что злое… Отрешенное какое-то. Красивое и отрешенное.

Так и шло все. Так как-то… Из школы «проверяющие» приходили — жалели. Бабка вроде не пьет, дед вроде болеет. У детей — комната. Ну, грязновато… Помогали, чем могли. Бабка все ходила куда-то, что-то на детей оформляла. Ваньку в школе расспрашивали. А Ванька что — пацан, ветер в голове. «Да все хорошо-о-о». Чипсов поел — и в футбол играть. У кого-то сердце за детей болело, конечно. Но вроде все молчат. Надо бы вмешаться. А может, и не надо? Чужая жизнь…

Так почему забрали в детский дом? Ну вот потому и забрали. Соседи, школа. Педикулез, опять-таки. «Семья не имеет возможности удовлетворять базовые нужды ребенка» — так это называется. «…что влечет за собой угрозу жизни и здоровью». «Базовые нужды» — это, кто не знает, — поесть, попить, поспать, согреться. Полечиться, если заболел. Младенцы от «неудовлетворения» этих самых базовых нужд — умирают. Те, кто постарше — выживают. Хотя тоже по-разному бывает…

Сначала все складывалось ну просто здорово. Почти одновременно с детьми в детский дом пришли те самые учителя физкультуры: «Хотим взять детей под опеку». Ну вот и хорошо, вот и ладушки… У них и документы готовы были, на опеку. Обследовать их только нужно было, и — вперед.

Интересная такая пара была, эти физкультурники. Выразительные. Высокие, красивые. На Ваньку-то они давно «глаз положили». Ну нравился им мальчик, когда еще все в порядке было, когда мама жива была. «Хотя, вы знаете, — покусывала губу Физкультурница, — мне кажется, и тогда что-то не так было… Мне кажется, мама там тоже попивала…» Поговаривали, что так и было. Только что теперь-то, о покойнице…

— Когда мама умерла, мы сразу документы на опеку собирать стали. У нас единогласие полное было в этом вопросе.

— А Лену вы тоже собирались под опеку брать?

— Лену? — минутная пауза, потом бодрым голосом, — конечно, как же иначе, они же брат и сестра!

Снова пауза. Ждем. Через пару минут Физкультурник по-мужски берет на себя неприятную часть разговора:

— Лену мы брать не собирались. Ваня нам нравился. А Лена — нет. Мы подумали, что ее кто-нибудь другой возьмет.

— Кто, например?

— Откуда я знаю, кто? — в голосе появились нотки обиды, — мы же не могли за всех думать. Парня взять хотели. Воспитали бы его, как сына.

— Ну, а сейчас? Вы же хотите обоих детей под опеку брать?

— Ну, нам объяснили, что брата с сестрой разлучать нельзя.

— Вы же сказали, что Алена вам не нравится?

Разговор явно заходил если не в тупик, то в область весьма неопределенную. Получалось, что по-настоящему они хотели взять только мальчика. Сестра шла «до кучи». В практике нашего детского дома был похожий случай. Там, правда, разница между детьми была гораздо больше. Люди пленились очаровательным большеглазым «карапузом» трех лет, у которого была двенадцатилетняя сестра. Они взяли обоих детей, потому что «им так сказали». Девочка им не нравилась, новоиспеченные родители ее как-то побаивались.

Отношения в новой семье не сложились напрочь. Карапуз привык считать старшую сестру «мамкой», и на новых «претендентов» на роль мамы и папы реагировал с опаской. Девочка тоже не могла взять в толк, с какой стати она, такая взрослая, должна слушаться этих «тетю и дядю», а уж о том, чтобы признать их мамой-папой, и речи не было. Дети вернулись в детский дом.

Теперь сотрудники детского дома боялись, что история повторится. Не то чтобы кто-то считал, что детям лучше остаться в детском доме, нет. Просто надеялись, что вот-вот появится другая семья, которая примет обоих детей с открытой душой. Детдом-то был известный, за детьми к нам сотни людей приходили, и практически для всех детей рано или поздно находились новые мамы-папы.

Физкультурница встрепенулась и уставилась на нас умоляющим взглядом:

— Не слушайте его. Я всегда о девочке мечтала. Правда, о маленькой, конечно… Я думаю, смогу я с ней найти общий язык. Мне она, правда, нравится. Она красавица, тихая такая.

Разговаривали мы долго, часа три. Понятно было, что проблем много. Дети немаленькие. «Физкультурники», конечно, опыт общения с детьми имеют, но ведь опыт тот — все больше «по свистку на старт». Договорились, что пройдут у нас тренинг подготовки к принятию ребенка. Отнеслись они к этой идее достаточно скептично, но спорить особо не стали. «Пройдем ваш тренинг, обязательно пройдем», — приговаривали они на прощанье, явно полагаясь больше на собственные силы. Ну что ж, неплохо иметь дело с людьми, которые знают, чего хотят.

Наступали майские праздники. «Мы собираемся на дачу на десять дней, — позвонили нам Физкультурники, — давайте мы детей с собой возьмем. Позанимаемся там с ними».

Новости я узнала, вернувшись на работу после праздников.

— Ну как там Физкультурники поживают?

— Вещи вчера привезли…

— Какие вещи?

— Детские, какие еще…

— А дети?

— Дети здесь, уже несколько дней, — старший воспитатель Ира устало махнула рукой, — подрались там, на даче.

— Кто с кем подрался?

— Ой, не то дети подрались, не то Алена с Физкультурником… Все разное говорят, сам Физкультурник к телефону не подходит. Жена его сегодня не то приедет, не то звонить будет.

Физкультурница действительно приехала. Привезла какие-то забытые детьми мелочи. Детей они решительно передумали брать. Женщина не то обвиняла кого-то, не то оправдывалась. Сожалела о разбитых надеждах.

— Мы и представить себе не могли, что дети так себя ведут! Они же взрослые. Мы же им объяснили, как нужно себя вести. Я один раз объяснила, муж объяснил. Не понимают… У них ведь задержки, да? — Физкультурница смотрела вопросительно, явно намекая на умственную отсталость детей.

Про драку Физкультурница рассказала честно. Сначала подрались Алена с Ваней. Да нет, ничего особенного не случилось, поспорили о чем-то… Алена постарше, ее «аргументы» оказались повесомее. Отведав кулака старшей сестры, Ваня тихо поскуливал в уголке. Физкультурник решил «защитить слабого» и вломил Алене. Не то он ее больно за руку схватил, не то пощечину ей дал, так толком и не выяснили.

— Он не со зла, он просто растерялся, он хотел ей объяснить, что она не права, — Физкультурница явно не одобряла произошедшего, но мужа «не сдавала».

— Ну «объяснил» — то он ей ровно противоположное, — старший воспитатель Ира с трудом подбирала слова, чтобы объяснить очевидное, — он еще раз доказал ей, что прав тот, кто сильней.

Драка была эпизодом «ярким», но не решающим. Гораздо больше незадавшихся опекунов поразило то, что дети их не слушались, убегали гулять и совершенно не хотели делать уроки. Дети ругались матом. Дети не желали чистить зубы. «Вы представляете, она не владеет навыками женской гигиены, — краснея и переходя на шепот, возмущалась Физкультурница, — это непозволительно для молодой девушки, я ей так об этом и сказала». А главное — дети огрызались на каждое замечание.

Физкультурников было как-то жалко, что ли… Ну хотели люди детей воспитывать. Искренне верили в то, что воспитание сводится к мягким увещеваниям и логическим убеждениям. Понадеялись на то, что дети — «взрослые». Привыкли, что в критических ситуациях достаточно прикрикнуть, и все «строятся в одну шеренгу». «Наломали дров», сами себя испугались, убежали…

Детей нужно было устраивать в семью. Кстати, драка дала пищу для размышлений — в одну ли семью Алену с Ваней устраивать? Надо сказать, это почти непреложный закон — братья и сестры должны жить вместе, в одной семье. Но иногда бывают исключения. Например, если детей «слишком много». Бывает ведь — четверо, например. Да и троим семью найти непросто. Кто возьмет троих сразу? А иногда двоих надо «расселять». Почему? Ну, например, один ребенок болеет, и ему нужен особый уход. Или дерутся так, что вместе их оставлять опасно. Чего мучить и детей, и их новых родителей? Но все же — чаще работает принцип «родных разлучать нельзя».

Примечательно, что, например, французские социальные службы смотрят на это дело совсем по-другому. Они считают, что братьев и сестер из неблагополучных семей нельзя помещать в одну принимающую семью. Потому что они будут «воспроизводить деструктивные взаимоотношения». Проще говоря, привык один унижать другого — и будет делать то же самое. Привык старший ребенок быть «за родителя» для младшего — так и будет воевать с новой семьей, не признавая авторитета «неизвестно кого». А если у каждого детеныша будут свои собственные новые папа с мамой — быстрее привыкнут они к тому, что можно быть «просто ребенком».

Короче, правильно или нет, но на тот момент в детском доме решили, что будут искать Ване семью, и Алене семью. Разные семьи. И желающие уже были — одна семья выражала горячее желание взять мальчика «лет десяти с ласковым характером». Ну с ласковым, так с ласковым… Алену спросили, не возражает ли она, если Ване отдельную семью найдут? Алена не возражала.

— Вань, тут с тобой одна тетя познакомиться хочет. Ты как, не возражаешь?

Ваня не возражал. Какой детдомовский ребенок будет возражать «знакомиться с тетей?» Что там за тетя — это дело десятое. Потом разберемся… А пока — сводят куда-нибудь, купят чего-нибудь. В гости позовут. Развлечение!

Знакомство семьи с ребенком — этот «процесс» в патронатном детском доме был давно отлажен. Сколько сотен ребятишек впервые встретились здесь со своими будущими родителями! Сколько взрослых людей с замиранием сердца ждали, когда же можно будет взять за руку долгожданное чадо. До того, как будущие приемные родители встретится с ребенком «вживую», они смотрят фотографии, им рассказывают его историю. Если у ребенка есть какие-то специфические проблемы, «кандидатам в родители» говорят об этом заранее. Чтобы семья могла подумать, взвесить свои силы. Чтобы не получилось так: «Ой, мы просто в него влюбились, и что-же-нам-теперь-делать, нас же не предупредили, что у него „это“». Жалко таких людей. А еще жальче ребенка, если его заберут в семью «на эмоциях», а потом вернут в детский дом, потому что «не подошел».

И вот Ваню познакомили с Анной и Сергеем. Средних лет пара, муж и жена, давно в браке. Несколько лет назад потеряли взрослого сына. Сергей, человек замкнутый, держался немного «в стороне». Анна, женщина эмоциональная, «горячая», быстро пошла с мальчиком на сближение. Может быть, слишком быстро.

— Ваня, ты на выходные поедешь к нам в гости. Я приготовлю салат.

— Я не люблю салат.

Анну было трудно сбить с толку.

— Это ты сейчас так думаешь. Ты попробуешь салат, и полюбишь. Он очень вкусный.

Для начала договорились пойти погулять. В ближайшую субботу. В следующий понедельник Анна пришла в детский дом. «Вы знаете, — рассказывала Анна, сама не зная, плакать ей или смеяться, — я ведь сначала сама поверила всему, что Ваня мне говорил!» По словам Анны, прогулка проходила в теплой, дружеской атмосфере:

— Тетя Аня, — проникновенно сказал Ваня, грустно глядя в стену, — у меня такая вещь случилась… — убедившись в сочувственном внимании Анны, он продолжил, — нам всегда в субботу деньги дают, чтобы мы купили себе чего-нибудь. А я эти деньги потерял.

— И много денег вам дают?

— Ну, рублей двести-триста…

Удивившись сумме, Анна тем не менее купила Ване «чего-нибудь». Подошло время обеда.

— Теть Ань, а мы обычно в ресторан обедать ходим, по выходным, — сказал Ванька убежденно. В душу Анны закрались сомнения. Пообедали в Макдоналдсе.

Конечно, Ванька «разводил» Анну. Несколько позже он сообщил ей, что у него есть брат. Не какой-нибудь, а совершенно родной брат. И без брата он в семью никак не пойдет, а вот с братом — хоть завтра. Анна помнила совершенно точно, что у Ивана есть сестра. Да, собственно, ее с Аленой знакомили. «Братом» оказался ближайший друг Вани, Тимур. «Да хочет ли Ваня к нам в семью?» — расстраивалась Анна, смущенная большим количеством «условий». Кто ж знал, хочет на самом деле, или не хочет…

Для Алены пока что никакой семьи на примете не было. Хотя, судя по всему, ей и так было неплохо. Она оттаяла, как-то подобрела. Злое, отрешенное выражение лица ушло. Теперь это была очень красивая девочка с лучистыми глазами и мягкой улыбкой. А с учебой дела у нее пошли просто фантастически. По правде говоря, так редко бывает. По возрасту Алена должна была учиться в шестом классе. За год она «перескочила» из второго в четвертый. Был шанс, что через пару лет она догонит своих сверстников, и сможет учиться в одном классе со своими одногодками. Ей понравилось учиться, получать пятерки. Ей хорошо давалась математика. Однажды она мне сказала: «Моя мама была художницей…» На брата Алена внимания почти не обращала. Да и какая девочка-подросток обращает внимание на младшего брата?

Ванька успел встретиться с Анной еще два раза, побывал у них в гостях. В очередную субботу, когда она пришла забрать его на прогулку, мальчик категорически отказался выходить. Объяснять ничего не хотел. Анна ждала. Иван спустился, буркнул, что больше к ним не поедет. Анна чуть не плакала: «Почему ты так со мной поступаешь? Я ведь хотела, чтобы ты у нас жил, я готовила тебе вкусные салаты…»

Потом он все объяснил. Почему это подействовало на него именно так? Анна сказала: «Мы сейчас пойдем в церковь и поставим свечку за упокой души твоей мамы». «Она не имела права обсуждать мою маму, — плакал Ванька, — я не просил ее ставить свечки!»

«Да, я предложила ему зайти в церковь, — рассказывала Анна, — о маме не я первая заговорила, он сам в прошлый раз сказал — вот, у меня мама умерла. Я хотела ему помочь, ведь у меня у самой — горе». Больше они не встречались.

Детдомовская жизнь шла своим чередом. Дети помладше находили свои семьи и переезжали из детского дома — домой. Их места занимали новенькие. Чаще — испуганные малыши. Реже — настороженные подростки.

«Тихий, вежливый, послушный ребенок» — как правило, докладывают воспитатели о вновь «прибывших» детях на консилиуме детского дома. Недельки две они — «послушные». Пока испуг не пройдет. Пока не поняли, к лучшему или к худшему такая огромная перемена в их жизни. Потом, когда ребенок немного освоится на новом месте, попривыкнет, наступает «всплеск» — новый обитатель показывает себя «во всей красе». Что ж, новая жизнь ставит новые задачи. Инстинктивно ребенок пытается определить «свою» территорию, иногда достаточно агрессивно отстаивая свои права.

Идет демонстрация своей независимости. Порой — отчаянное оплакивание прошлого, потерь. Ребенок, попав в детский дом, теряет все — дом, близких, привычки, все, что было родным и понятным. И захлестывает ребенка порой безудержная фантазия на тему «кто я?» «Может, меня просто потеряли родители? — богатые, счастливые, молодые… Ищут меня, а я тут сижу, в проклятом детском доме». Трудно ребенку, горько и одиноко. И страшно показать, насколько одиноко, страшно забвение и бесправие. «Я человек, — как будто пытается крикнуть ребенок, заброшенный судьбой в казенный дом, — я вам всем еще покажу!» Потом ребенок успокаивается, жизнь входит в привычную колею. Потом все это повторится в семье — снова потеря привычного, и страх, и обещание новой жизни…

Алена малышей любила. Помогала воспитателям с новенькими, успокаивала их, как могла, играла с ними, возилась, когда было свободное время. А свободного времени было не так много, училась она «изо всех сил». Ванька малышней особо не заморачивался, ну путается под ногами кто-то — и ладно. Новенький, «старенький», какая разница. Вот друг Тимур — это важно. Друг есть, значит, все хорошо. Все же знают, главное — чтобы тебя понимали…

Поток детей в детский дом «втекал и вытекал». Семьи для детей находились быстро. В ту же дверь детского дома втекал поток взрослых — тех, кто хотел взять ребенка в свою семью. Юлия пришла за девочкой. «Девочка-школьница не старше десяти лет» — работающие женщины часто хотят взять из детского дома девочку младшего школьного возраста. Юлия работала, хорошо зарабатывала. Двадцать пять лет прожила в счастливом браке. Одно маленькое расхождение было между супругами, вполне обычное — она детей хотела, а он — нет. В конце концов, Юлия решила, что дети для нее — главное. Они развелись. С мужем сохранились замечательные отношения, но всю ответственность за дальнейшие события Юлия взяла на себя.

Почему же Юлия решилась принять в семью не одну девочку-школьницу, а сразу двоих, брата и сестру, да еще и гораздо старше того возраста, который запланировала? Вот такая она оказалась — решительная. Так бывает — сплошь и рядом — мы не всегда знаем заранее, на что способны. Часто ошибаемся. И в ту, и в другую сторону… Ваня и Алена отправились жить к Юлии.

— У нас квартира такая — ну, роскошная квартира… — Ванька начал рассказ как бы нехотя, небрежно так, вальяжно. Правда, вальяжности ненадолго хватило, и он затараторил, торопясь рассказать о своей новой жизни: — Там дом такой, там мебель такая, а телевизор у нас — вот такой вот!

Приехав в детский дом теперь уже в гости, Иван не упустил случая поразить всех подробностями своей новой жизни. Недавние «товарищи по комнате» слушали с горящими глазами. Ваньку несло:

— У нас деньги — валяются везде. Я брать могу — ну сколько хочу! — заметив огонек недоверия в глазах слушателей, он немного сбился, поправился, — ну, иногда могу… нет, ну не везде валяются… там место такое есть, где деньги лежат… я знаю.

В том, что Юлия — женщина здравомыслящая, и деньги разбрасывать где попало не будет, мы были уверены. Да и на тренинге мы эту тему поднимаем, обсуждаем, как и что нужно изменить в быту, чтобы помочь ребенку понять, где проходит граница между своим и чужим. Как не спровоцировать подростка на «противоправные действия» тем, что ценности продолжают валяться где попало, ведь «неловко же запереть ящик с золотыми цепочками…»

Тем не менее, с Юлией решили поговорить на эту тему. Она была разговору рада, так как, с одной стороны, понимала, что принять меры — необходимо. А с другой стороны — боялась детей задеть, обидеть, проявив недоверие. Успокоилась, поняв, что дети вовсе и не ждут «доверия» такого рода, а неубранные деньги воспринимают как разрешение их взять. Ну как в детском доме — что лежит в общей комнате, тем ведь каждый может попользоваться, правда?

Договорились с Юлией, что она пока не будет приглашать Ваниных друзей в гости. Поговорили о том, что, учитывая Ванину «дружелюбность», оставлять детей одних в квартире — не нужно. Оказалось, что Юлия уже договорилась с одной женщиной. Та будет встречать детей из школы, помогать делать уроки. Юлия специально подчеркнула: «Эта женщина — очень деликатный человек, у детей не будет чувства, что за ними присматривают. А дальше — посмотрим».

Притирались друг к другу долго. Юлия иногда приходила к нам, рассказывала. Всякое бывало. И двери, захлопнутые с криком: «Не смей ко мне больше подходить» — и с «той», и с «другой» стороны. И слезы, и ссоры, и просто — совместная жизнь. Ваня стал называть Юлию — «мама». Алена так и продолжала называть «тетя Юля». Юлия говорила: «Я не обижаюсь на нее, что вы! Она помнит свою маму, продолжает ее любить». А что же Ваня — маму забыл, разлюбил? Нет, конечно. Кстати, наши дети часто называют «мамами» двух, а то и трех разных женщин — кровную маму, и ту, у которой пожил полгодика, и новую — все «мамы». Как-то так их души приспосабливаются…

Много в жизни этой семьи было разного. Интересного. Трогательного. Была семейная поездка в Тунис, когда повзрослевшая Алена, окруженная молодыми людьми — сыновьями Юлиных друзей, впервые почувствовала, что она — в центре внимания. И начала в ответ — … хамить. Откровенно хамить и оскорблять мальчиков, которые пытались за ней ухаживать. Откуда-то из темных глубин ее души поднялось забытое — «сильный — значит агрессивный». Юлия проявила такт и терпение. Друзья кряхтели, но тоже — проявляли… и помалкивали. Алене пришлось самой понять, что одной внешней привлекательности мало, чтобы нравится. Если человека обижаешь — он уходит.

Впереди было много открытий. Театралка и большая любительница балета, Юлия долго и безуспешно пыталась затащить детей в театр. Дети стояли насмерть, проявляя неожиданное единодушие: «Мы этого не любим». Юлия не сдавалась. «Я смогла уговорить их пойти на „Спящую красавицу“. Я им сказала — это самый короткий балет, с самыми красивыми костюмами». Сходили. Молча пришли, молча ушли. Впечатлений — ноль. Ждала месяца два, пока Алена не обронила как бы между прочим: «Тетя Юля, что-то мы давно никуда не ходили…»

На каждый наш тренинг подготовки принимающих семей мы приглашаем «опытных патронатных воспитателей». Приглашали и Юлию. Кто-то задал ей вопрос: «Скажите, а вы их любите?» Юлия задумалась. Надолго. Потом сказала: «Я не знаю. Иногда кажется — что люблю. Иногда — что тяну тяжелую ношу. Я их взяла, потому что понимала — или я, или никто. Они были слишком большие, их было двое. Одно я могу сказать твердо — у этих детей есть только я. И я их — никогда не брошу».

Примечания

5

В детском доме работала специальная служба, которая поддерживала контакт с кровными семьями детей, попавших в детский дом (иногда родственников приходилось разыскивать). В задачу службы входило определить, сможет ли семья восстановиться и вернуть ребенка, помочь семье в этом. Если возврат ребенка был невозможен, сотрудники службы старались сохранить для ребенка информацию о его кровной семье и, по возможности, поддерживать контакт.

«Кровная семья» — термин, которым принято называть родственников ребенка, находящегося в детском доме.

Примечание автора. Это сложная тема, зачастую вызывающая споры — зачем поддерживать контакт с теми, кто отверг ребенка или даже причинил ему вред. Тем не менее, жизненные истории уже выросших людей показывают, что это важно по разным причинам. Наиболее весомы две: 1) человеку важна любая информация о его корнях и происхождении (ребенок станет взрослым и захочет узнать о себе); и б) в семье могут быть родственники, к которым ребенок испытывает привязанность.