Дни Самайна

Татьяна Воронцова, 2006

Любовный треугольник… Что может быть банальнее, мучительнее и тревожнее? Тем более в дни Самайна, когда раскрываются чудесные холмы по всей Ирландии, и древние боги начинаются вмешиваться в жизнь смертельных, нарушая их планы, разбивая или, наоборот, осуществляя самые невероятные мечты. Среди князей сумеречного королевства немало могущественных. Но этот самый опасный. Одной рукой он дает, а другой забирает. Главное – вовремя понять, что для тебя важнее, полученный от него дар или принесенная тобой жертва… С этой дилеммой предстоит столкнуться не только Анне, планировавшей всего лишь провести отпуск в Ирландии, но и двоим мужчинам, каждый из которых уже успел занять место в ее сердце…

Глава 3

К концу недели Анна уже знала о печальном происшествии если не все, то многое. Несс сказала: он ослеп на один глаз после гибели своего приятеля. Гибели. Но, как выяснилось, тела никто не видел. Его попросту не было. Не было тела, не было медицинского освидетельствования, не было похорон. Вообще ничего.

Лоренс Мак Кеннит, в прошлом героиновый наркоман, проживал в одном номере с Дэймоном, вел себя образцово, а из вредных привычек имел только одну: привычку совершать в одиночестве долгие пешие прогулки по окрестностям Дроэды. В любое время суток, при любой погоде, имея при себе лишь блокнот и несколько простых карандашей. Бывало, что Дэймон, потеряв терпение, вставал среди ночи и отправлялся на поиски. Он знал, где искать — в долине Бойн. Ему казалось, что в результате длительного пребывания под открытым небом наедине с самим собой и древними камнями Лоренс либо тронется умом, либо схватит воспаление легких, либо вернется к наркотикам. Дэймон страшно психовал, но запретить ему не мог. Лоренс был уже совершеннолетним.

Вскоре его опасения подтвердились. У Лоренса начались галлюцинации. По ночам он беседовал с кем-то на балконе, средь бела дня впадал в гипнотический транс. Где? Да где угодно: на улице, в пабе, в супермаркете, в музее, в кинотеатре. Однажды Дэймон обнаружил на его руке след укола. Произошла драка. Ослепительный красавец Лоренс, обливаясь кровью и слезами, полз вслед за Дэймоном по коридору отеля, клятвенно заверяя, что больше никогда, никогда, никогда… Правда, в то время никто не понимал, в чем, собственно, дело. У Дэймона было лицо убийцы и он, не слушая, с яростным ожесточением пинал своего лучшего друга ботинком под ребра, поднимал, ставил к стенке, бил со всего размаху кулаком в лицо, а когда тот снова падал, с удвоенной силой принимался его пинать. Потом они долго лежали, обнявшись, на полу. Прямо на синтетическом ковровом покрытии, заляпанном пятнами крови.

От имени администрации отеля Мэделин принесла извинения всем постояльцам, которые стали невольными свидетелями безобразной сцены, пригласила доктора к Лоренсу и провела беседу с Дэймоном в своем офисе за закрытыми дверьми. Ковровое покрытие заменили, пострадавшим оказали медицинскую помощь, нервных успокоили.

Через неделю, в канун Самайна, Дэймон вошел в номер и увидел лежащего поперек кровати Лоренса. Босого, без рубашки, в одних только рваных джинсах. Остекленевший взгляд, волосы, слипшиеся от испарины… Поискав пульс и уловив слабое биение, Дэймон вызвал по телефону наркологическую скорую и опрометью кинулся вон — выяснить, что имеется у Мэделин в ее домашней аптечке.

Когда вся компания — Дэймон, Мэделин и приглашенный нарколог — ворвалась в номер, больного и след простыл. Кровать была пуста, дверь на балкон распахнута настежь. И только скомканное покрывало, остатки белой пудры на прикроватной тумбочке, столовая ложка, зажигалка, да раздавленный шприц свидетельствовали о том, что здесь действительно произошло НЕЧТО. Произошло совсем недавно, пять-десять минут тому назад.

Лоренс Мак Кеннит исчез бесследно. Исчез из номера, расположенного на втором этаже (спрыгнуть можно, но не в состоянии коллапса, наступившего в результате передозировки). Исчез, не взяв с собой ничего из личных вещей или документов. Ушел, сбежал, никем не замеченный. Исчез, как исчезает дым. Его искали, но не нашли. Нет тела — нет проблемы. Так он и остался: ни жив, ни мертв. Официально: без вести пропавший.

Все это случилось здесь, в «Сокровенной Розе», и ровно год спустя Дэймон вновь приехал сюда и поселился в том же самом номере.

— Понимаете, что это значит?

— Нет — честно призналась Анна.

Несс поджала губы.

— Он не теряет надежды.

— Надежды на что? На внезапное возвращение или воскрешение своего возлюбленного?

— Нет. На то, что владыка Бруга позволит им повидаться еще раз.

Владыка Бруга. Что за дичь? Он что же, действительно верит, что если ему удастся умилостивить какого-то духа, его пропавший год назад и наверняка погибший друг предстанет перед ним как живой? Да он просто сумасшедший, этот ваш Дэймон Диккенс, самый настоящий псих.

— Он из рода О’Кронин, — напомнила Несс, — я же вам говорила.

Видеть невидимое… Помоги нам, боже.

* * *

Устроившись перед библиотечным компьютером, Анна открыла поисковик и для начала набрала: IRELAND.

Далее: CORK.

Далее: О’CRONIN.

Официальная история клана была, безусловно, интересной, однако не содержала ничего, что могло бы пролить свет на интересующие ее события. Имена, даты рождений и смертей, браки и разводы… такой-то сделал для родного края то-то и то-то… снес, отстроил заново, основал, заложил… внес свою лепту… прославился как…

Покусывая ноготь большого пальца, Анна уставилась в окно. Требуется какая-то мелочь, какая-то деталь. Не семейные и даже не исторические хроники. Крошечная подсказка. Намек на нужное направление.

Она думает, думает. Мысли бурлят, как вода в кипящем котле. Это здесь, это близко, нужно просто вспомнить. Вспомнить что? Его лицо, его рот… Рот так красив на этом дерзком лице, что хочется разбить его в кровь, а потом зацеловать до смерти. До смерти? Ну-ну, продолжай. Этот метод свободных ассоциаций не так плох, как кажется. Обречь его на смерть, распять, но не на кресте, как это делали римляне, а на колесе… Почему? Почему именно на колесе? Что за странная фантазия?

Ей вспомнился случай из практики доктора Юнга, когда некий малообразованный негр с Юга (дело было в Америке) поведал ему о своем сновидении, в котором фигурировал человек, распятый на колесе, и это показалось ему поразительным. Распятие на колесе является мифологическим сюжетом…

Стоп! Колесо. Колесо, черт возьми!.. Царь Иксион? Смотрим быстро, что у нас есть на царя Иксиона. Нет, нет, классическая Греция — это не совсем то, в чем мы нуждаемся в данный момент. И потом, колесо ли является ключевым словом? Не колесо. Нет.

РАБ КОЛЕСА.

В ответ на ее запрос электронный разум выдал приличный объем информации о рабах, о колесах и о том немногом, что в разное время и при различных обстоятельствах могло их объединять, и вот, из всей этой кучи мусора после часа напряженной работы ей удалось извлечь один бриллиант.

Сын Фергуса, легендарный ирландский друид и вместе с тем историческая личность, по своему масштабу соизмеримая разве что с личностью бритта Мерлина. Собственно, Mogh Ruith и означает «Раб Колеса». В традиции он также назван «Сын Древней Мудрости».

Уже теплее, но пока непонятно, какое отношение все это имеет к ирландскому полукровке по имени Дэймон Диккенс.

В преданиях «Старина мест» говорится: «Мог Руитх — кто носил это имя? Его носил magus rotaram, «жрец колес», ибо с помощью колес он делал свои жреческие предсказания». Из чего были сделаны эти колеса? Доподлинно не известно, но быть может, из тиса. В другом тексте содержится информация, подтверждающая, что колесо Мог Руитха было roth ramhach, то есть «суковатым колесом», которое должно появиться в Европе перед последним судом, в конце времен.

Впечатляет, но сколько воды утекло с тех пор! Если учесть, что «Записки о Галльской войне» появились в I веке нашей эры…

Мог Руитх пережил правление девяти королей, хотя по некоторым источникам, девятнадцати. В те времена друиды были окружены великим почетом и пользовались многочисленными привилегиями. «Друиды, — пишет Цезарь, — обыкновенно не принимают участия в войне, так как свободны от военной службы и вообще от всех повинностей». То есть, по сути друиды стояли превыше закона и делали все, что им заблагорассудится. Знаменитый друид Дивитиак командовал корпусом кавалерии, а не менее знаменитый Мог Руитх носил оружие, описанное в сказании «Осада Друим-Дамгайре».^[21]

* * *

Продолжая думать о доблести древних ирландских вождей, благородстве королей и мудрости друидов, Анна вошла в номер, устало бросила жакет на кровать (верхнюю одежду на кровать! безобразие!) и, уже направляясь в ванную, услышала, как в сумке соловьем заливается телефон. Она надеялась, что это Константин, но нет. Номер был ей незнаком. Незнакомым оказался и голос.

— Думаешь, ты у него одна? — От звука этого голоса она почему-то вся помертвела. — Наивная!

— Простите, но вы, кажется, ошиблись номером.

Трубка издала отрывистый смешок.

— Я-то не ошиблась. Это ты ошиблась, сестренка, когда подбирала себе кавалера. Твой Костик — обычный коллекционер. Ты значишь для него не больше, чем любая другая.

Анна присела на край кровати. Она слышала удары своего сердца. Она чувствовала ползущий по спине пот.

— С кем я говорю?

— Какая разница? Ты у него не одна. Даже здесь. Запомни и сделай выводы.

— Почему я должна в это верить?

— Можешь не верить. — Незнакомая женщина жестко усмехнулась. — Если ты такая дура. Но я слышала о тебе другое. Советую дать ему отставку. Чем быстрее, тем лучше. Этим ты избавишь всех нас от ненужных хлопот.

В наступившей тишине Анна услышала свой собственный голос, произносящий ругательства. Некоторые из них прозвучали довольно неожиданно.

Эта наглая сучка, несомненно, из группы Оуэна Бирна, из той же, что и Константин. Откуда она узнала номер твоего телефона? Прекрати психовать и подумай. Это совсем просто. Откуда? Да от него самого. Точнее, из записной книжки, забитой в память его телефона. Телефона, который он постоянно носит во внутреннем кармане куртки или пиджака. А по ночам? Правильно, по ночам он время от времени ставит свой телефон на подзарядку. Для этого требуется блок питания, электрическая розетка, теплое помещение, в котором почти наверняка есть кровать… Поскольку добраться до его телефона без его ведома и согласия можно только ночью, необходимо в это время оказаться с ним рядом, в той же самой комнате, в той же самой… да-да, в той же самой постели.

Первой мыслью было перезвонить Константину и потребовать объяснений. Но, подумав, она решила, что это преждевременно. Почему-то она ни минуты не сомневалась в том, что звонившая ей девица (русская, конечно, девица, хотя и говорила по-английски, что придавало всему эпизоду несколько комичный оттенок) сказала правду. Как и в том, что она и есть та самая «другая», с упоминания о которой начался этот нелепый разговор. Подозревать своего парня в двуличии… Анна была далека от подобных подозрений, но сейчас, услышав новость, неожиданно поняла, что новость эта ее ничуть не удивила. Правда это или нет, в сущности, не так важно. Главное, что это может быть правдой. И теперь следует не раскапывать грязные подробности, а решить, насколько дорог тебе предполагаемый изменник, и, в случае если факт его измены подтвердится, готова ли ты простить его. Стоит ли он того?

Поглаживая пальцами телефонную трубку, Анна неотрывно смотрела на дисплей, как будто ждала, что вот сейчас трубка сама собой оживет и скажет человеческим голосом: ха-ха! шутка!

Константин, в силу своего характера, никогда не требовал от нее признаний в любви, и сам не произносил таких слов: люблю, любимая. Другая бы обиделась, но Анна была даже рада. Ей казалось, что именно такими и должны быть серьезные отношения. К чему слова, когда и так все ясно? Некоторые слова звучат так глупо… А некоторые вообще невозможно произнести. Выросшая без матери, она никогда не была заласканным ребенком, поэтому «любовь» в ее представлении была не словом, а событием.

Впервые увидев Константина на презентации новой отцовской книги («Сравнительный анализ прикладного искусства Кельтики и Скифии», что-то в этом роде), Анна подумала: ну и лицо, ЭТОТ может сожрать женщину с потрохами. Светловолосый парень в несколько легкомысленной для подобного мероприятия рубашке-поло и мятых бежевых брюках, сам того не подозревая, генерировал вокруг себя МАГ-нитное (от слова МАГИЯ) поле такой мощности, что дамы, оказывающиеся поблизости, вмиг утрачивали все свое достоинство и начинали глупо хихикать, заливаясь румянцем, словно школьницы на деревенской танцплощадке. И это при том, что сам он никаких вольностей себе не позволял. То есть вообще никаких. Просто стоял у стены с бокалом вина и внимательно слушал одного из приглашенных профессоров, который настоятельно рекомендовал ему заняться, наконец, диссертацией.

Анну представили как дочь профессора Терехова, после чего уже не имело смысла доказывать окружающим, что ты вполне способна функционировать как самостоятельная личность. К счастью, Константин в этот момент думал только о том, как бы повежливей отшить собеседника, который совершенно определенно метил на должность его научного руководителя, а потом успокоить свою совесть, клятвенно заверив самого себя, что к диссертации приступит сразу же по возвращении из Ирландии. Как раз появится дополнительный материал… Старая песня. Он заранее сожалел о времени, которое придется потратить на эту нудную бумажную работу.

Они посмотрели друг на друга пустыми глазами, пробормотали дежурное «привет-как-дела», обменялись визитками, а через пару дней он неожиданно позвонил. Анна так удивилась, что порвала колготки, которые как раз собиралась надеть. «Анна, это Константин, — сказал он чуть ли не робко. — Помните? У меня есть два билета в Большой зал консерватории. Партер, второй ряд. Надеюсь, вы любите Дмитрия Хворостовского?»

Анна знала, что билеты на Хворостовского стоят безумных денег, особенно партер. Соблазн был слишком велик. Она приняла приглашение — и не пожалела. Дмитрий Хворостовский был великолепен, Константин Казанцев тоже. По-своему. Потом он придумал поездку в Кижи и на остров Валаам. Потом…

Ну, ладно. Допустим, все правда. Парень оказался молодцом. Но ведь помимо нравственной стороны вопроса существует еще и гигиеническая. Что, если эта «другая» больна? Не будем сразу про СПИД или гонорею. Элементарная бытовая инфекция — тоже достаточно неприятно. Чего Анна терпеть не могла, так это нечистоплотности. Обман простить можно, но это… Впрочем, поспешила она успокоить сама себя, мало какие заболевания протекают бессимптомно. О господи…

Ее пробрала дрожь. Трясущейся рукой она выскребла из пачки сигарету и вышла на балкон. Западный ветер с силой дунул ей в лицо, остудил вспотевший лоб.

— Что мне делать? — тихо спросила она у ветра.

И почувствовала поцелуй, от которого загорелись губы.

— Чего желает юноша, который пришел сюда вместе с тобой? — спросил Дагда.

— Желает он быть признанным своим отцом, — сказал Мидир, — и получить во владение добрую землю, как подобает сыну правителя всей Ирландии.

— Воистину это мой сын, — ответил Дагда. — Но не свободна еще та земля, которая достойна быть собственностью сына правителя.

— О какой земле ты говоришь?

— О Бруге, что к северу от Боанн.

— Кто ею владеет сейчас? — спросил Мидир.

— Элкмар, — ответил Дагда. — И я больше не желаю чинить ему никакого зла.

— Какой совет ты дашь своему сыну?

— Пусть в дни Самайна придет он к Бругу да захватит с собой оружие. Это время мира среди ирландцев, никто в это время не сражается друг с другом. И Элкмар будет в Кнок-Сиде безо всякого оружия. Пусть тогда подойдет к нему Энгус и пригрозит смертью, если не пообещает Элкмар исполнить любое его желание. А когда Элкмар согласится, пусть попросит он у владыки Бруга королевскую власть на день да ночь и уже не возвращает ее во веки вечные. Скажет пусть Энгус, что стала земля его собственностью взамен жизни Элкмара. Получил он власть над Бругом на день да ночь, но не бывает в мире иного, кроме дней и ночей.

Воротился Мидир со своим приемным сыном в Бри Лейт. Когда же настали дни Самайна, отправился Энгус к Элкмару и сделал так, как посоветовал Дагда. Остался он в Бруге королем на день да ночь, а когда явился Элкмар и потребовал назад свои владения, ответил, что не вернет Бруг, если только не повелит так Дагда перед благородными мужами Ирландии.

Тогда призвали Дагду, и рассудил он их, и воздал каждому по делам его.

— Что ж, остается земля эта Мак Оку, как он того и желал, — сказал Элкмар.

— Воистину так, — ответил Дагда, — не ждал ты дурного во времена мира и отдал землю как выкуп за жизнь, ибо цена твоей жизни в твоих глазах превзошла цену твоих владений. Но в знак моей милости получишь ты от меня землю, не менее добрую, чем Бруг.

Примечания

21

Ф. Леру. Друиды.