Маски трёх эпох. Посланники

Татьяна Буглак, 2021

Какая она – Российская империя 1802 года? Чем жили тогда обычные люди и вельможи, и каково современному человеку оказаться в самом начале правления "русского сфинкса"? Это и должны узнать Деми и Лант, послы Шалорна при дворе императора Александра Павловича. Впереди путешествие по эпохам. Помни только одно: не верь глазам своим!

Благодарю своих друзей: К. М. за помощь с вычиткой и переводами, А. В. Зорина — за гравюры Аткинсона, и свою сестрёнку Екатерину Перфильеву.

Отдельная благодарность лучшему другу Александру Герасименку, без постоянной поддержки которого не было бы вообще ничего.

Памяти папы.

***

Главная задача дипломатии — установление непрерывного контакта с внешним миром, из чего вытекают две другие задачи: правильное осведомление своего правительства и создание благоприятной атмосферы за границей. Лишь на четвёртом месте стоит задача вести те или другие переговоры согласно инструкциям своего правительства.

Ю. Я. Соловьев¹

Глава 1

— Пора!

Лант стоял у шлюза, я до боли сжала в ладони ручку переносной аптечки. Яхту совсем не качало, казалось, что мы на земле, а не в штормовом море, но сквозь прозрачные стены было видно, как нас захлёстывают мутные волны. Кто сказал, что они зелёные или свинцовые? Обычная жёлто-серая муть. Может, потому что это не Чёрное море, а Балтика?

***

Всего полчаса назад мы были в другом мире. Стояли у переходника, скрывая страх и заставляя ноги не дрожать — они казались ватными. Слишком быстро и неожиданно всё произошло, и не только для нас.

Мы не были дипломатами, мы были просто людьми начала двадцать первого века, вынужденными помогать людям далёкого будущего. Помогать в их мире и времени, а теперь, когда выяснилось, что все наши усилия лишь отсрочивают катастрофу, нам пришлось идти в начало девятнадцатого века. Вдвоём, соблюдая запреты, наложенные особенностями перехода во времени: никогда не говорить вслух ни настоящих своих имён, ни того, кто откуда, кем был раньше. Идти послами в начало девятнадцатого века почти такого же, как наш, мира? Практически в прошлое.

Посольство планировалось не раньше, чем через месяц, когда мы окончательно подготовимся к нему. Но, как говориться, «человек предполагает…».

Шало́рн уже давно следил за тем миром. Как — мы долго не могли понять, ведь он сам говорил, что может получать информацию, лишь когда она передаётся электронным способом — радио, телевидение, инет. Но Тан объяснил, что им удалось перебросить в тот мир небольшие зонды с видеокамерами и микрофонами, которые могли вычленить из уличного шума отдельные разговоры, а иногда и рассмотреть газетный текст. Снимали со значительной высоты и только то, что происходит на открытом воздухе, но и этого хватало.

На календаре этого мира была первая половина июня — что по юлианскому, что по григорианскому стилю. Над Балтикой бушевал нежданный шторм. Не знаю, насколько сильный, но одно судно его точно не пережило бы. Оно-то и сбило нам все планы.

— По тому, что удалось рассмотреть, на борту человек пятьдесят, в том числе несколько женщин и маленьких детей, — объяснял бледный и скрывающий страх за нас Шалорн. — Шхуна сильно повреждена, продержится на плаву в лучшем случае часа полтора.

— Яхта подготовлена, — перебил его такой же бледный Тан. — Подойдёте с наветренной стороны, как раз и прикроете их от ветра. Зацепишься трапом за борт шхуны, это тоже немного её стабилизирует. Но при такой тряске она долго не выдержит, так что у тебя не больше получаса на эвакуацию. В центральном шлюзе несколько робо-охранников — на всякий случай. Для матросов переоборудован бассейн. Поселите всех мужчин там, так безопаснее. Потом посмотрите, что к чему и кому можно доверять. Мы в первый час присмотрим за вами, а потом связь придётся ограничить.

— А как нам с ними общаться? — опомнился Лант.

— Вспомнил? — нервно рассмеялся Тан. — А как здесь говоришь — не думал?

— Забыл… — растерялся Лант. — Сначала хотел спросить, а потом… Не до того было.

— Ладно, не волнуйся. — Тан прятал за шутливым тоном тревогу. — Французский и английский будете понимать, как свой родной язык. С остальными — переводчики в браслетах, динамики вмонтируете, куда захотите. Ну и те языки, которые и так знаете. Поймёте всё, не волнуйтесь. Если посекретничать захотите — в браслетах блокировка есть. Окружающие подумают, что вы на своём тарабарском языке болтаете, не поймут ничего.

Тан говорил нервно, непривычно многословно, особенно для того, кто недавно был лорном. Но он очень переживал за нас с Лантом. И ещё из-за того, что не мог пойти с нами. Он мог помогать нам только советом, по видеосвязи.

— Всё, Тан. — Ри́а успокаивающе коснулась его локтя. — Не волнуйся, а то и ребята разнервничаются. Деми́, в шлюзе две переносные аптечки, в них портативные сканеры — как раз успели их разработать. Удачи вам!

Говоря это, она старалась не смотреть на нас с Лантом. Тоже переживала. Потом нервно притянула нас к себе, обняла сразу обоих. Тан подал было руку, потом смущённо и несколько неуклюже обнял меня, затем Ланта. Шалорн, мгновенье помедлив, тоже обнял нас. Потом подтолкнул к арке переходника:

— Идите, времени мало.

Мы вздохнули, словно перед прыжком в ледяную воду, и шагнули в зыбкое марево переходника.

***

— Деми́, ты готова?

Лант обернулся ко мне, уже стоя на приподнятом над полом шлюза трапе — похожем на надземные переходы с полупрозрачной арочной крышей лёгком коридорчике, в противоположный конец которого с воем врывался штормовой ветер.

— Если что — сразу закрывай шлюз, не рискуй собой!

Я кивнула, показывая, что готова и поняла его приказ. Но знала, что выполнять его, если люди с той стороны ринутся внутрь (мало ли в каком они состоянии) точно не стала бы. Бросить Ланта — он что, сдурел?!

Вот скобы трапа приблизились к борту бешено пляшущей на волнах шхуны — глубоко осевшей, с порванными парусами и обломанной верхушкой одной из мачт. На палубе, цепляясь за снасти, сгрудились люди, со смесью ужаса, непонимания и проснувшейся надежды глядя на невиданное доселе — огромную, металлически отблёскивающую в тусклом вечернем свете сигару яхты. Она, наверное, напоминала им кита или морское чудовище из старинных легенд. Ведь корабль не может быть без парусов, не может не подчиняться волнам, а яхта словно не замечала шторма, синхронизировавшись со шхуной и насколько это возможно повторяя её движения.

От первого толчка я еле удержалась на ногах. Как же они там стоят-то?!

Лант, хватаясь за поручни раскачивающегося трапа, добрался до судна.

— Капитан, — донёсся до меня его крик, усиленный встроенными в трап динамиками, — ваше судно не выдержит шторма! По одному перебирайтесь к нам на яхту! Сначала дети и женщины.

Люди, едва удерживаясь на ногах от болтанки (одна из женщин упала и покатилась по палубе, ей помогли подняться), мокрые, замёрзшие, неверяще смотрели на высокого парня в странной серебристо-серой одежде и словно бы с короной из треплемых ветром тёмных волос.

— Капитан! У вас мало времени!

— Мой груз! — хрипло закричал по-английски один из мужчин. — Мой фрахт!

Видимо, он, поверив в чудо, подумал, что сможет спасти не только жизнь, но и имущество.

— Какой к чертям собачьим груз?! Вам о себе думать надо!

Одна из женщин кинулась сначала к трапу, потом так же резко — к каютам, её перехватил богато одетый мужчина. До меня донеслись злые слова на не очень хорошем французском:

— Или побрякушки, или твоя жизнь! Вспомни о детях!

Наконец люди решились, мужчины начали передавать Ланту испуганных женщин, две из которых несли маленьких детей. Я принимала их в шлюзе. Четыре молодые женщины и двое малышей, все испуганные, насквозь промокшие, бледные и от страха, и от холода. Я указала на дальний конец шлюза:

— Подождите здесь, сейчас все переберутся, и я отведу вас в каюты.

На шхуне в это время едва не разгорелась потасовка за право первым попасть на трап. Лант зло заорал:

— Или успокоитесь, или сдо́хнете, вашу мать! Осталось несколько минут.

Он был прав, потому что борта шхуны трещали всё сильнее. Этот треск образумил людей, и они уже без споров перебрались на яхту.

В просторном шлюзе стало тесно, запахло морской водой и чем-то непонятным и неприятным. Лант, пропустив вперёд капитана шхуны, спрыгнул на пол, и трап втянулся в обшивку, как втягивается в лужицу отбившаяся капля ртути. Сразу перестало качать, наступила тишина, слышались только тяжёлое дыхание десятков измученных людей, мерный стук падающих с одежды капель, всхлипы испуганной женщины. За быстро терявшими прозрачность стенами яхты вздыбилась и опала мутная вода, на мгновенье мелькнула уносимая штормом шхуна, глубоко осевшая, с прокатывающимися по палубе волнами.

— Все? Мужчины идут со мной, женщины и дети — с ви́той!.. — Лант запнулся на титуле, сообразив, что никто этих слов не поймёт, и объяснил более внятно:

— Я — ви́тар Лант Незедера́, моя супруга — ви́та Деми Незедера. Она позаботится о женщинах и детях, я — об остальных. И никаких глупостей! Наша охрана не для красоты тут стоит!

Предупреждение относилось к нескольким мужчинам, которые то ли совсем потеряли представление о реальности, то ли, наоборот, уже немного пришли в себя и начали как-то непонятно переглядываться и протискиваться ко мне. Видимо, отсутствие привычной для этого времени большой команды сбило их с толку, показалось, что мы совсем беззащитны, а невероятный корабль — доступен для каждого.

— Идёмте! — Лант подхватил из моей руки аптечку и указал влево, в разошедшуюся словно струи воды дверь, за которой проглядывало просторное пустое помещение. — Идите вперёд.

Мужчины на мгновение замерли, но сдвинувшиеся с места робо-охранники — высокие фигуры в разноцветных, поблёскивающих металлом глухих комбинезонах и с металлическими же лицами, — заставили их поспешить.

Я, незаметно кивнув Ланту: «Мы справились, удачи!» — подтолкнула к открывшейся справа двери стоящую рядом со мной женщину. Она вдруг брезгливо дёрнулась, зло взглянула на меня и гордо прошествовала вперёд. За ней, кашляя, последовала очень молодая растерянная девушка. Ещё одна девушка, тоже кашляющая и наверняка с сильным жаром, и женщина средних лет несли притихших малышей.

«Деми, — раздался в серёжке-динамике голос Риа, — девушки серьёзно простыли. Посели их отдельно. И детей хорошо было бы изолировать — они тоже заболели».

— Вы со своими малышами сюда. — Я указала на первую по пути каюту. Нёсшая ребёнка женщина смутилась, а та, что почему-то уже злилась на меня, озлобилась ещё больше:

— Это мои дети! А она — бонна! Смотреть за ними — её работа. Где моя каюта? — Голос у женщины был визгливым, французская речь со странным неправильным выговором.

Молчавшая до этого бонна смутилась ещё сильнее и, мешая плохую французскую с правильной английской речью, тихо сказала:

— Не волнуйтесь, мадам, я посмотрю за детьми.

— Не сомневаюсь. За это вам и платят! Так где моя каюта?!

— Здесь. — Я указала на следующую дверь. — Вы подождите, я устрою остальных и объясню, как и что…

— Я сама разберусь!

Я пожала плечами, невольно удивляясь тому, что эта женщина, кажется, совсем не понимала, что ей грозило, не приди мы на помощь, и провела едва держащихся на ногах девушек в соседнюю каюту.

— Устраивайтесь. Вот ночные рубашки и халаты. На эту ночь хватит, потом подберём вам одежду. Здесь… отхожее место. — Я немного сбилась, потому что, не уверенная в возможностях переводчика (вдруг он не понимает разницы между языком девятнадцатого и двадцать первого века), не сразу подобрала замену слову «туалет». Потом, очень быстро объяснив про душ и унитаз и предупредив, что скоро появится самодвижущаяся тележка с ужином, пусть девушки не пугаются, поспешила к детям.

Бонна уже раздела малышей и, не найдя ничего подходящего, укутала обоих в махровые полотенца. Я показала ей душ, посоветовала прогреть детей и наскоро осмотрела их похожим на портативные металлоискатели маленьким сканером. Как и предупреждала Риа, у обоих — мальчика лет трёх и годовалой девочки — начиналась пневмония. Ничего, если её вовремя захватить, то завтра-послезавтра всё пройдёт. Здесь не знают антибиотиков, и непривычная к таким лекарствам зараза сдохнет от них моментально.

Пока я осматривала малышей, в каюту въехала тележка с ужином: бутылочки тёплого детского питания для детей и полужидкая манная каша — для женщины. Она, всё ещё в мокром платье, то и дело поглядывала на лежащие на кровати ночнушку и халат, но с искренней любовью заботилась о малышах.

Устроив детей, я вернулась к девушкам, которые уже успели прогреться в душе и, укутавшись в халаты, полулежали в кроватях. На тележке стояли тарелки с остатками манной каши.

Осмотр сканером снова показал начинавшуюся пневмонию у одной из девушек и простуду — у другой. А ещё — синяки от щипков и мелкие ранки от уколов булавкой на плечах и теле той, которая заболела пневмонией. Я пока разбираться с этим не стала, лишь оставила на столике лекарства, объяснив, как их принимать. Надо было бежать к той, злой женщине.

Она, так и не сняв мокрое платье, сидела на кровати и даже не собиралась переодеваться. Я сначала не поняла, почему. Она медленно встала и с ядовитой лаской поинтересовалась:

— Где вы были, милочка? И где моя горничная? Мне нужно переодеться и причесаться.

— Ваша горничная больна. У вас есть одежда и всё необходимое. Я устраивала ваших детей, они…

Я не договорила. Лицо обожгла хлёсткая и сильная пощёчина, меня едва не впечатало в стену.

— Милочка, я — княгиня Баратаева! Я сообщу вашим хозяевам о вашей наглости!

— Я — хозяйка этой яхты, вита Деми Незедера, посланница² Шалорна! — Я выпрямилась, обошла тележку с остывавшим ужином, обернулась от двери:

— Если вы княгиня, то умеете читать. Там, — я указала в сторону душевой, — есть инструкция, как чем пользоваться. Остальное зависит от вас.

И вышла, примкнув снаружи дверь. С этой княгини станется устроить скандал на весь корабль.

***

Я, усталая и расстроенная, сидела в расположенной между моей спальней и комнатой Ланта маленькой гостиной (мы, как сухопутные люди, не стали играть словами и называли всё так, как привыкли). Несмотря на усталость, идти к себе не хотелось. Новое место, новый мир, да и тяжёлый день перед этим все. И лицо горит — одновременно от пощёчины и обиды.

В комнату зашёл измотанный, но относительно довольный Лант.

— Всё, всех устроил. Сорок восемь человек, из них трое — пассажиры: князь — представляешь, настоящий! — его повар и секретарь… Деми, что случилось?

— Ничего… — Я отвернулась, чтобы он не заметил моей покрасневшей щеки. Хорошо, в комнате по вечернему времени свет неяркий.

Очень хотелось плакать, но показывать этого не стоило, потому что Ланту тоже несладко. Поэтому я подошла к небольшой кухонной нише: кроме основной кухни здесь была и наша личная, скорее для душевного отдыха и уюта.

— Вот, макароны сварила. И сосиски. Мы больше суток на ногах. Давай ужинать и спать.

Уснула я, так и не добравшись до спальни, незаметно для себя оплыв на узкий диванчик и сквозь сон почувствовав, как Лант укрыл меня пледом.

***

Проснулась в непонятных сумерках. Ни ночь, ни день, всё серое, лишь слабо фосфоресцирует циферблат на стене. Шесть часов. Чего — утра или вечера? И где я? Причём одетая во что-то длинное и неудобное. Казалось, что я ещё сплю. Но потом резко вспомнился вчерашний день и переход в девятнадцатый век. Девятнадцатый век! Меня словно ударило током. Такого ощущения не было даже в первые сутки в Петле Времени. Наверное, потому что тогда я не чувствовала ответственности. Всё казалось странным, подчас опасным, но не давило так, как вот это понимание: я — дипломат, посланница Шалорна, от меня зависят судьбы двух миров.

Подскочила, думая, стоит ли переодеваться. Ампирное хлопковое платье совсем измялось, но возиться с одеждой, а перед этим ещё и с душем не было ни сил, ни желания. Нужно узнать, что с пассажирами, составить меню на завтрак.

В просторной общей комнате, объединявшей гостиную и столовую, уже хозяйничал Лант, расставляя вокруг длинного стола только что сделанные стулья — пластиковые, прозрачные, словно из цветного хрусталя, немного похожие на те кресла, что в нашем мире ставят в летних кафе. Хорошо всё-таки, что лорны сделали на яхте аналог своих приборов трансформации материи, пусть и с несколько урезанными функциями. Но нам было доступно и изготовление одежды и мебели, и некоторая перепланировка помещений, и даже создание экипажей вроде того, каким мы пользовались в Петле Времени. И, разумеется, приготовление любой еды.

— Проснулась? — Друг встревоженно взглянул на меня. — Как спала?

— На удивление хорошо. Мебель делаешь?

— Уже сделал. Думаю, чем людей кормить.

— Ты узнал, кто они? — Я села за стол, придвинула к себе стопку бумаги.

— Узнал. В основном англичане. Это была английская шхуна, шли из Лондона в Петербург. Что везли, не знаю, они считают это своей коммерческой тайной. Наверное, какая-то контрабанда. Но причём здесь это?

— Англичане… — Я улыбнулась, невольно вспомнив: — Овсянка, сэр.

— Предлагаешь их овсянкой накормить?

— Нет, это так, шутка. Матросы… Макароны по-флотски сделаем, и всё. Здесь это невероятный деликатес. А вот пассажиры, да и капитан… Давай на самом деле геркулес приготовим? С пряностями и сахаром. Они точно не поймут, что это за каша. Ещё по яйцу всмятку, чай, молоко и бисквиты. Это всем можно, и больным.

— Дети заболели?

— Немного, наверняка уже выздоравливают. Вот девушки… Особенно горничная — у неё могут быть осложнения.

— А женщины?

— Нянька здорова, а княгиню я не смотрела.

Он уловил изменение интонации, взглянул на меня, коснулся моей щеки и зло спросил:

— Она?!

— До сих пор видно? — Я поморщилась от воспоминания. — Ничего, какой с дураков спрос?

— Вчера заметил. Спрос такой же, как и со всех!

— Она — княгиня. — Я тоже усмехнулась, стараясь отогнать мысль, что впереди общение не только с этой истеричкой, но и со многими другими подобными дамами, считающими, что правила поведения нужны только в общении с сильными мира сего. Единственное, что можно им противопоставить — идеальное соблюдение этикета и железную выдержку. Внезапно накатило понимание: мы здесь более чужие, чем в Петле Времени, наше знание истории и дипломатии — ничто по сравнению с разницей мировоззрений.

— А ты — вита Незедера! — жёстко сказал Лант.

— Учишь роль мужа? — неловко отшутилась я, и он скривился.

***

Это на самом деле был сложный вопрос, и Лант так и не смирился до конца. Сначала вообще не хотел ничего слышать.

— Какой брак?! Вы что, с ума сошли?

— Фиктивный, — в который уже раз вздохнула я, пытаясь объяснить очевидное. — Мы оба — посланники. Но там нет женщин-дипломатов, понимаешь? Тем более девушек. Мы не сможем жить под одной крышей, нас тогда не то что при дворе — в крестьянской избе не примут. Не называться же братом и сестрой. Мы настолько непохожи во всём, что этому никто не поверит.

— Нет! Ни братом, ни мужем быть не собираюсь!

— Вы можете идти туда только вдвоём, — устало сказал Шалорн. — Один ты не справишься. Деми лучше тебя разбирается в обычаях и культуре. А ей одной туда вообще нельзя.

— Но почему муж и жена?!

— Да в который раз повторяю: не примут меня там, если я буду незамужней, да с тобой в паре. Там самый высокий статус у семейных. Это и тебя касается. Всё это фиктивно, понимаешь? Статус! Нужен именно статус! А с дамами встречаться это тебе не помешает.

— С какими дамами? — поперхнулся Лант, взглянул на моё смеющееся лицо и, едва сдерживаясь от грубости, был вынужден согласиться.

***

Я вспомнила этот спор и невольно улыбнулась, потом смущённо взглянула на Ланта:

— Прости, я не хотела.

— Больше чтобы таких шуток не было! — Он сердито давил бляшки-кнопки на браслете, вводя приказ на приготовление завтрака.

— Переоденься, а то мятая слишком, это недостойно виты. И иди к пассажиркам, они, кажется, проснулись.

Я впервые зашла в свою комнату. Сама её и обставляла, но виртуально, а теперь была в ней на самом деле. Уютная, небольшая, со встроенными шкафами, удобной кроватью в нише, широким креслом и столиком. И, разумеется, с душевой.

Вымылась и задумалась: а что надеть-то? Первый опыт ношения ампирного платья, и так бывшего мне не по душе, не удался — приняли за прислугу. Да пошло оно всё! Буду носить то, что нравится. Только длинное, чтобы люди тут в обморок не попадали.

Быстро сделала себе серо-серебристое платье в тон к одежде Ланта. Ну а покрой — вариации на тему иллюстраций стиля модерн, с текучими линиями а ля русалка. Удобно, неброско и вполне сочетается с этими ампирными заморочками. И волосы можно просто в узел скрутить, без всяких там локонов и буклей. Зато сразу видно, что не местная и не простолюдинка. Вон, Лант носит брюки и куртку вроде штурмовки³ на молнии, а не все эти сюртуки с панталонами, и к нему даже у матросов никаких вопросов. Так, что-то я стихами заговорила, пора делом заниматься.

***

У детишек всё было хорошо, жар спал, лёгкие чистые, только слабость ещё держалась, да последствия испуга, но с этим я точно не справилась бы. Их бонна тоже была здорова и очень обрадовалась, увидев, что я принесла игрушки. Она уже час пыталась занять чем-нибудь непоседливых малышей. Я оставила им пирамидки, кубики и пластикового пупса и пошла к девушкам.

— Здравствуйте, сударыня, — чуть поклонилась та девушка, у которой вечером начиналась простуда, и постаралась незаметно опереться о столик. — Спаси вас Бог!

Говорила она по-французски хорошо, но вставляла русские слова — «сударыня», «Бог». Возможно, потому что вчера мы говорили с ними и на русском, и на французском, и она знала, что я пойму всё.

Я осмотрела её. Девушка чувствовала себя вполне сносно, но всё ещё была слаба. Правда, это отчасти объяснялось нежеланием выходить из каюты.

— Как матушка? — спросила она, стараясь, чтобы вопрос прозвучал обеспокоенным тоном, но у неё это не очень получилось.

— Кто? — удивилась я. — Разве княгиня — ваша мать?

— Нет, сударыня. Моя мать умерла десять лет назад, а княгиня — жена моего отца.

Ответила она мягко, но чувствовалось, что между ней и мачехой нет никакой симпатии. И точно не по её вине. А вот о своих сводных брате и сестре она говорила с искренней любовью, снова вставляя в чистую французскую речь старинные русские слова.

— Братец смелый, он вчера совсем не плакал, а сестрица маленькая, она даже не испугалась.

Вторая девушка, в отличие от княжны Баратаевой, спала, тяжело дыша открытым ртом. Я осмотрела её сканером. Пневмония не прошла, хотя ничего особо опасного не было. А вот общее состояние… Придётся связываться с Риа, пусть посмотрит, скажет, как лечить. Это слишком серьёзно, так что энергии на экстренную связь не жалко.

— Жюли плохо спала, ночью жар был, — очень тихо сказала княжна. — Я ей лекарство давала, как вы велели. Ей нельзя к матушке, она совсем больна. Матушка сердиться будет.

— Я с ней поговорю. На яхте есть всё необходимое, горничная ей пока не нужна. Вам тоже сегодня лучше побыть в каюте. Сейчас приедет тележка с завтраком. Жюли не будите, когда проснётся, нажмите вот сюда, — я показала кнопку звонка, сделанную буквально за минуту до этого. Хорошо, девушка ничего не заметила, слушая мои наставления. — Это кнопка вызова, я постараюсь сразу прийти. На тележке будет высокая круглая фляжка с толстыми стенками и закручивающейся крышкой, в ней — горячее питьё для вас и Жюли. Обязательно плотно закройте крышку, чтобы питьё не остывало. И не волнуйтесь. Вам нужно лечиться.

Я, пропустив приехавшую тележку с завтраком, вышла из каюты и открыла дверь к княгине. Но успела только войти в каюту, как княгиня сбила меня с ног, вырвалась в коридор и закричала, что её и детей убивают. Я же, неудачно упав коленом на острый край невысокого порожка, растянулась на полу, запутавшись в дурацком длинном платье.

В коридоре появились несколько мужчин. Княгиня бросилась на шею к мужу — высокому черноволосому мужчине с узким лицом и серьёзным взглядом чёрных глаз.

— Что?! Где дети? Что происходит? — Он не мог понять, о чём всхлипывала жена.

— Князь, это невозможно! Они заперли меня здесь, без помощи, без горничной, без приличной одежды! Мне пришлось самой одеваться и укладывать волосы. Это какой-то ад, тут ни одного слуги нет!

— Что с детьми? Где они?

Я уже стояла — Лант помог подняться и теперь поддерживал, видя, что я боюсь опереться на ногу. Повернулась к князю:

— Ваши дети в безопасности. Княжна немного приболела и сегодня побудет в каюте, как и горничная. Младшие дети вместе с бонной здесь, вы можете убедиться, что они целы и здоровы.

Он, быстро поняв, в чём дело (видимо, жена и раньше устраивала подобные представления), помрачнел:

— Княгиня, прошу вас успокоиться! Дети в безопасности, вам дали всё требуемое — я это вижу по вашему новому шлафроку. Возьмите себя в руки. Витар спас нам жизнь.

Я наконец опёрлась на ушибленную ногу, стараясь не морщиться от медленно вгрызающейся в колено боли.

— Я как раз собиралась принести вам платье, чтобы вы смогли выйти к завтраку. Через пятнадцать минут будьте любезны явиться в столовую. Простите, мне необходимо ненадолго вас оставить.

Хорошо, что моя каюта находилась недалеко от гостевых, и я смогла доковылять до неё, не очень сильно хромая.

Прикрыла дверь, добралась до полочки с аптечкой и рухнула в кресло. Что же с коленом? Подняла пропитавшийся кровью подол платья. Кожа на колене треснула ровной полосой, аккурат по месту удара о порог, и висела лоскутом. Вокруг чернел кровоподтёк.

— Деми, ты… Ох, мать… её! — Лант, захлопнув дверь, быстро подошёл, присел передо мной на корточки.

— Давай аптечку. Клади ногу мне на колено. И не дёргайся. Придётся кожу среза́ть. Терпи.

Я сжала подлокотники кресла, скорее даже не от боли — в отличие от ушибленного сустава кожа ничего не чувствовала, — а от неизбежного страха этой самой боли.

Лант тёплыми, немного шершавыми пальцами осторожно смывал кровь, среза́л повреждённую кожу, обрабатывал всё биогелем.

— И как ты умудрилась? Столько времени ни одной царапины, а тут вот такое. Больно? Прости.

— Нет, кожа онемела. Неприятно просто.

Он взял упаковку биопластыря, задумчиво посмотрел на неё.

— Не поможет. Это же коленка. Я залью её ещё одним слоем геля и забинтую, чтобы ты ногу не сгибала. Ходить сможешь, только осторожно.

Наконец он перебинтовал мою ногу, с помощью браслета убрал растёкшуюся лужу смешанного с кровью дезраствора, подал мне руку:

— Пойдём? Или сегодня в каюте посидишь?

— Нет. Я же хозяйка, это будет неприлично.

Я опёрлась на его ладонь, осторожно встала.

— Спасибо. Сейчас платье в порядок приведу, и пойдём.

***

В столовую, где собрались все «благородные» гости, я вошла, опираясь на руку Ланта и стараясь, чтобы никто не заметил моей хромоты. При моём появлении мужчины встали, что напомнило мне кадры официальных приёмов у английской королевы.

Лант провёл меня к месту во главе стола, помог сесть, потом сел сам — рядом со мной, а не около княгини, то ли забыв нормы этикета, то ли специально игнорируя единственную гостью.

— Ещё раз приветствую всех и желаю вам приятного завтрака, — светски улыбнулась я и объяснила: — В обычные дни мы привыкли обходиться без слуг. Надеюсь, это вас не затруднит.

Подчиняясь приказу браслета, центральная часть стола, до того поблёскивавшая пустотой полированного дерева, ушла вниз двумя длинными дверцами, и из люка поднялась настоящая столешница с полностью сервированными серебряными подносами по числу присутствующих. Княгиня нервно рассмеялась. Секретарь и повар, сидевшие в дальнем конце стола — кормить их вместе с матросами мы не могли, ведь они принадлежали к разным социальным слоям, — поражённо, но стараясь сохранить невозмутимые лица, уставились на механическое чудо. Капитан погибшей шхуны, довольно молодой, но уже обрюзгший мужчина, еле сдержал крепкую морскую фразу. Его помощник, бывший, наверное, его ровесником, но намного более подтянутый и сдержанный, смотрел на всё со спокойным любопытством.

Я придвинула поднос к себе, на покрытую белоснежной скатертью столешницу, показывая остальным, что трапеза началась, и невольно улыбнулась. На самом деле механика была лишь видимостью. В центральной тумбе стола находился один из тех приборов, с помощью которых в Петле Времени материя превращалась то в еду, то в одежду. Здесь мы не хотели показывать мощь браслетов, поэтому создали такие вот контейнеры, замаскированные то под кладовые, то под шкафы или короба с необходимыми нам вещами и продуктами. На самом деле в них хранились запасы вещества — для удобства в платине: она ведь один из самых тяжёлых безопасных элементов. Это облегчало и ускоряло выполнение наших приказов.

Следующие минут двадцать шёл тот отрывистый пустой разговор ни о чём, о которых я читала в классических романах.

Княгиня завтракала молча и излишне манерно, изредка бросая на меня одновременно высокомерные и униженные взгляды. Она никак не могла понять, где оказалась и что вообще происходит. Этого не могли понять все наши гости, но они не били дважды за день хозяйку странной яхты, сейчас сидевшую перед княгиней в невероятно скромном платье странного покроя и ни словом, ни взглядом не напоминавшую о произошедшем. Постепенно страх и униженность исчезли из взгляда княгини, и к концу завтрака она довольно высокомерно поинтересовалась, когда мы прибудем в Петербург. О том, что мы можем направляться куда-то ещё, она даже не задумалась: она ехала в Петербург, значит, туда её и доставят.

Лант переглянулся со мной, и мы одновременно сдвинули к центру стола подносы с опустевшей посудой.

— Думаю, завтрак окончен и пора перейти к серьёзному разговору. — Голос Ланта стал очень спокойным и жёстким. — Прошу вас, поставьте подносы в центр стола, и мы сядем вон туда — там удобнее беседовать.

— Я не намерена слушать ваши разговоры, сударь! — встала княгиня. — У меня достаточно своих дел. Ответьте на мой вопрос: когда мы прибудем в Петербург?! И верните мне мою горничную!

— Вы никуда не уйдёте, пока я этого не разрешу. — Лант, помогая подняться, подал мне руку. — Князь, уберите поднос вашей супруги, иначе механизмы не смогут навести здесь порядок. Вы же не собираетесь смотреть на объедки?

Княгиня направилась было к красивой занавеси, которая отделяла гостиную-столовую от коридора, но к ужасу женщины за струящимся мягким шёлком оказалась затянутая штофными обоями стена.

— Вы никуда не пойдёте, — повторил Лант.

— Выпустите меня! — В визгливом голосе княгини впервые за всё время зазвучали нотки страха, но всё же больше было привычной истеричности. И кажущейся рассудительности, вылившейся во вроде бы правильный вывод:

— Шторм закончился ещё вчера! Качки давно нет. И солнце — вон оно, через ваши окна мутные светит. Если бы мужчины не были такими трусами, мы бы остались на корабле. А из-за вас, князь, я даже вещи не успела взять и…

Лант, уже провёдший меня к креслу в углу комнаты и сам севший рядом, презрительно дёрнул щекой и незаметно коснулся браслета.

До этого казалось, что сквозь занимавшее одну из стен молочно-матовое окно пробивается яркое утреннее солнце, подсвечивая изнутри листья росших в кадках цветочных кустов. Теперь свет померк, мгновение назад бывшая уютной комната погрузилась в неприятный серый сумрак. Стекло просветлело, сквозь него стали видны прокатывающиеся над яхтой громадные мутные валы. Иногда яхта выныривала из воды, и тогда между волнами можно было заметить низкие чёрные тучи, из которых, словно нити из прядильного станка, тянулись вниз толстые струи ливня.

— Шторм продолжается и закончится не раньше вечера, — ледяным тоном сказал Лант, с еле заметной усмешкой наблюдая за изменившимися лицами пассажиров. — Наша яхта неподвластна качке, но я могу и снять защиту. Вы этого хотите? Только вспомните, что в каютах ваши дети, падчерица, матросы наконец. Если вы, княгиня, желаете, я могу доставить вас к шхуне, чтобы вы забрали свои вещи. Доставить с точностью до вершка… по вертикали. А вот по горизонтали — вам придётся идти по дну саженей двадцать. Шхуна затонула через десять минут после того, как вы её покинули. Вы умеете дышать под водой? Нет? Сядьте!

Пока он говорил, окно снова стало матовым, вернулся яркий «солнечный» свет, преломлявшийся в «хрустальной» мебели и игравший радужными отсветами на листве декоративных растений.

Мужчины не знали, что им делать: то ли защищать женщину, оскорблённую поведением странного хозяина невозможной яхты, то ли подчиниться его приказам. Наконец они приняли решение и сели в кресла. Князь насильно привёл жену, усадил её рядом с собой и держал за руку, не давая встать.

— Спасибо, — хмуро улыбнулся Лант. — А теперь поговорим.

Он выдержал паузу, оглядывая наших гостей. Пять мужчин — растерянные, испуганные, не понимающие, куда попали, и держащиеся на одном упрямстве и чувстве собственного достоинства, ну или просто на упрямстве, и истеричная, злая на всех светская фурия, уверенная, что она — не в приличном обществе, а значит, может вести себя как хочет.

Лант взглянул на меня, улыбнулся: «Сейчас лучше объяснить всё мне», — и заговорил тихим жёстким голосом:

— Вчера вы все были взволнованы и потрясены тем, что произошло и куда вы попали. Я понимаю ваше состояние и благодарю, что вы держите себя в руках.

— В сказках и не такое бывает, — вырвалось у помощника капитана.

— В сказках, — согласился Лант. — Но здесь не сказка, уверяю вас. Позвольте представиться ещё раз в более спокойной обстановке. Моя жена — вита Деми Незедера. Я — витар Лант Незедера. Мы — полномочные послы правителя Шалорна. А эта яхта, соответственно, является территорией государства Лорн.

— Какого государства? — одновременно переспросили князь и помощник капитана.

— Государство Лорн является древнейшим государством планеты, — очень ровно ответил Лант и высветил на стене карту Антарктиды, на которой горела точка — аккурат в центре древнего, затянутого ледниками ударного кратера. — Долгое время оно не вступало в контакты с окружающим миром, однако правители следили за происходящими событиями. Правитель Шалорн просил нас быть его посланниками и установить дипломатические контакты с Российской империей. Мы планировали прибыть к границам России в конце июля, однако вчерашнее происшествие несколько нарушило наши планы, поэтому нам придётся ускорить события. Но возник один вопрос…

Лант немного помолчал, глядя на князя и его жену.

— Князь, вы ведь понимаете юридические особенности общения с послами и вопросы нахождения на территории иного суверенного государства?

— Да, витар, — напряжённым голосом ответил тот.

— Хорошо. Вчера вечером и сегодня утром было несколько неприятных происшествий, в результате которых моя супруга — полномочный посол Шалорна — подверглась словесным и физическим оскорблениям…

Лант снова взглянул на меня: «Молчи!» — и продолжил:

— Князь, вы знаете, что подобные… инциденты могут осложнить установление дипломатических отношений? Учитывая все сопутствующие обстоятельства?

— Я понимаю, что… — запинаясь, начал князь, всё более хмуро поглядывая на жену. Та, оказавшись в созданной ею для себя ловушке, попыталась вывернуться и с надетой на лицо светской улыбкой извинения ответила ставшим невероятно нежным и смиренным голосом:

— Я очень сожалею о прискорбном недопонимании… вита Незедера. Но… но прошу понять меня: такой ужас, такое невероятное потрясение… Я боялась за себя и детей и была не в себе. И… У нас столь скромное платье носит прислуга, и я… Я прошу прощения за эту ошибку.

Лант снова улыбнулся, отлично поняв, что, формально извиняясь, княгиня пытается не просто отговориться, но и свалить всё с больной головы на здоровую и выйти из неприятной ситуации скорее жертвой, чем виноватой.

— Следовательно, всё дело в одежде? — Он неприятно усмехнулся, глядя на скромно улыбающуюся женщину и еле сдерживающего негодование на неё князя.

— Да… нет… — Княгиня на самом деле не знала, что ответить, как себя вести. Она никогда не слышала о государстве Шалорн. Она никогда не видела таких яхт. Она никогда не оказывалась в ситуации, чтобы знатные особы вели себя так, как мы с Лантом. И ещё она не умела думать. Разум ей заменяли заученные с младенчества светские условности, обычаи, опиравшиеся на признаки богатства или бедности, в соответствии с которыми она и общалась с людьми. А тут всё было не так.

Пока она, удерживая на чётко очерченных пухлых губах смущённую улыбку, пыталась понять, что вообще происходит, Лант незаметно коснулся браслета. Выглядевшая прочной стена разошлась, будто занавес, из тёмной буфетной вышла робо-горничная с корзиной фруктов. Мы не любили этих кукол, но создали их, и довольно много, потому что в этом мире они были символом нашего высокого статуса.

Прекрасная горничная шествовала в ниспадающей до пола тунике из драгоценного золотистого виссона, в золотых сандалиях и в усыпанных самоцветами диадеме, серьгах, ожерелье, браслетах, перстнях. В общем, ожившая статуя античной богини при полном параде. Она с поклоном поставила на стол вазу с фруктами и взглянула на княгиню уж точно пламенным взором — таким, каким по легенде смотрит змея на загипнотизированную птицу. На мгновенье пробрало даже меня.

— Следовательно, дело в одежде? — переспросил Лант, указывая на куклу. — Тогда она по своему положению будет выше императрицы. Одни украшения на ней стоят столько же, сколько даёт годовой бюджет небольшого государства, а секрет изготовления ткани утерян ещё в древности.

— Лант… — еле слышно шепнула я.

Друг умел мстить. Жестоко и неотвратимо. Этой дуре урок всё равно не пойдёт впрок, а вот её муж… Рядом сидели люди другого социального слоя — прислуга, капитан, его помощник. Разговор, пусть и неприятный, но допустимый среди своих, выговор от высокопоставленного лица — это одно. А вот такой — жестокое оскорбление для аристократа.

Он понял. Голос его изменился, взгляд стал не ненавидящим, а просто жёстким.

— Князь, прошу простить меня за резкость. Я уверен, что все присутствующие забудут о произошедшем, если княгиня придёт в себя после вчерашнего потрясения и более не допустит подобных ошибок. Ни здесь, ни с кем-либо ещё. Мы с витой даём слово, что эта история не выйдет за пределы гостиной. Думаю, вам, княгиня, сейчас лучше вернуться к себе и отдохнуть. В комнате вы найдёте несколько книг — они займут вас. Сударыня?

Двери в коридор открылись, и пошедшая красно-белыми пятнами княгиня удалилась.

Лант обернулся к мужчинам:

— Ещё раз, князь, прошу извинить. Но сложившееся положение не оставило мне выбора. Более подобное не повторится. Думаю, у вас много вопросов? Мы с витой готовы ответить на них.

— Вы говорите, что и вы, и вита — посланники, но это же невозможно… — хрипло выдавил тяжело переживавший позор жены князь. — Не может быть двух посланников в одну страну!

Лант взглянул на меня: «Ты объяснишь?»

— Вы правы, — впервые за всё это время заговорила я. — Но наш случай исключителен. Мы… можно сказать, что мы являемся одним посланником. Лорн — необычное государство, вы должны понимать это. Наша миссия уникальна. Отсюда и наше необычное положение.

— А какова ваша миссия? — осмелился спросить князь, отлично понимая, что на такой вопрос не получит ответа.

— Можем сказать только одно: установление дружественных дипломатических отношений с Российской империей, — улыбнулась я.

— Всё это — ваши дела, — не выдержал капитан. — А что прикажете делать нам? Спасибо, э-э… витар, что вытянули нас из глотки морского дьявола, не дали пойти кормить рыб, но чёрт побери! У меня сорок человек, фрахт на дне, чем отрабатывать перевозку? Или вы нас возьмёте в команду? — Он криво усмехнулся. — Так ваши пугала да колдовство и без нас тут всё сделают. Не будете же вы нас в трюме возить?

— Не будем, — рассмеялся Лант, радуясь, что от сложных светских и дипломатических тем можно перейти к обыденным вопросам. — Вы ведь не против, что мы вас сняли со шхуны?

— Куда уж против, — проворчал капитан, достал трубку и кисет, потом опомнился и взглянул на меня и Ланта:

— Разрешите?

— Нет. — Лант ответил доброжелательно, но так, что капитан сразу убрал всё обратно в карман. — Здесь — нет. Там, где вас разместили, можете курить, но не в комнатах.

— Так что будет с нами? — повторил вопрос немного осмелевший секретарь. — И с матросами?

— После того, как закончится шторм, мы свяжемся с каким-нибудь российским военным кораблём, — объяснил Лант, — и передадим вас под покровительство российского императора. Сами мы не имеем возможности долгое время заботиться о вас. Но пока вы на борту яхты, вас обеспечат всем необходимым.

— Так отрабатывать доставку не надо? — переспросил капитан.

— Нет. Вы же сами сказали, что здесь ваши знания бесполезны.

— Плохо, — скривился капитан и снова вытащил трубку. — Курить не буду, но так-то можно?

Лант пожал плечами: «Да пожалуйста».

— Плохо, — повторил капитан, засовывая трубку в рот, как дети — леденец. — Не привыкли они болтаться без дела. Как бы чего не вышло.

— Я об этом думаю, — серьёзно ответил Лант. Он намного лучше капитана понимал, что сорок с лишним не занятых ничем крепких, привыкших только к физической работе мужчин — очень большая проблема.

На меня внезапно навалилась невероятная усталость. Голоса слышались словно сквозь толстый слой ваты.

— Простите, я вынуждена вас покинуть. — Я встала, стараясь не пошатнуться, поймала обеспокоенный взгляд Ланта, улыбнулась: «Всё нормально», — и вышла из гостиной.

***

— Деми, ты в порядке? — Лант встревоженно тряс меня за плечо. — Как себя чувствуешь?

— Нормально… — Я повернулась на спину и натянула повыше плед, прикрывая плечи. — Вроде выспалась. А вы как, поговорили?

Лант сел на край кровати и устало улыбнулся:

— Поговорили. Была бы там ты, было бы проще. Я в этих дипломатических вопросах тону.

— Пока ты князя утопил, — невольно улыбнулась я.

— Я не его хотел утопить, а эту дуру! Её горничная на самом деле болеет или ты не хочешь возвращать её княгине?

— Болеет. И ещё, — я старалась говорить спокойно, — она вся в синяках от щипков и ранках от булавок.

— Причём тут булавки? — не понял Лант.

— Развлечение такое у богатых дам — в прислугу булавки втыкать, если те им чем не угодили.

— Вот девчонка и страдает, — поморщился Лант. Кажется, ему этот девятнадцатый век дастся намного тяжелее, чем мне. — Да и князь. Я тут немного с его секретарём поболтал. Он очень хотел посплетничать.

— Плохое качество для секретаря…

— Не в нём дело. Тут такая причина… — Лант вздохнул. — Вчера люди в шоке были. Ты не видела, что матросы творили. Кто на колени брякался и молиться на меня пытался, кто наоборот — шарахался, словно от дьявола, крестики выставлял. Ну, у кого они были. Там в команде человек десять католиков. Князь этот тоже не в себе был. Риа тогда со мной связалась, сказала, что добавит в еду снотворное, чтобы люди поскорее в себя пришли. А сама что-то ещё нахимичила. Говорит, что если один раз — безопасно. Вот потому они все сегодня спокойные, рассудительные были. А у снадобья этого побочный эффект: когда перестаёт действовать, люди как сонные мухи, у некоторых вот язык развязывается. Потому секретарь и рассказал кое-что.

— И что? — Я, заинтересовавшись, села повыше.

— Лет пять назад князь был по делам в Варшаве, ну и… Окрутили его. Секретарь говорит, всё буквально за месяц-два произошло. Она-то красивая, он и увлёкся немного. Всё в рамках приличия, но… Пришёл с визитом, их вроде как случайно одних в комнате оставили, ей дурно стало. Пока он её в чувство приводил — родня с благословениями заявилась, да так, что не отвертеться. Секретарь сказал, что князю её и жалко было — полячка ведь. Только не пойму, причём тут это.

— Пять лет назад? — хмыкнула я. — В Варшаве? Ну панна шляхетскаяа! Это «болезнь» многих русских интеллигентов: жалеть бедных поляков, которые «пострадали от жестокости варваров-русских» и потеряли своё государство. Князь и стал одной из первых жертв. Панночка не промах!

— Да вот как раз промах! — рассмеялся Лант. — Она думала, что если он русский князь, то богатый, а он… не очень богатый. А она вообще бесприданница.

— Поня-атно. Слушай, а какие книги ты ей подсунул?

— Новый Завет, — улыбнулся Лант, — с закладочками в некоторых местах. И какие-то два морализаторских романа, не знаю, правда, о чём. Просто заказ дал, чтобы нудные и правильные были. Ладно о князьях. Ты вставать думаешь? Обед скоро.

— Думаю. Дай одеться-то.

***

Перед обедом я успела зайти к пассажиркам. Княжна почти выздоровела и теперь скучала, не желая выходить из комнаты, чтобы не пересекаться с мачехой. Я, подумав, принесла ей схему вышивки какого-то пейзажа и всё, что нужно для рукоделия.

Жюли уже не спала, но сил у девушки хватило лишь на то, чтобы сесть и съесть тарелку жидкого супа. Пневмония, пусть и не очень сильная, держалась стойко. Ну куда ей прислуживать княгине? Она же свалится сразу.

Дети чувствовали себя великолепно, и когда я к ним заглянула, бонна как раз разнимала драку из-за пупса, которого мальчик хотел сделать солдатиком, а девочка — своей новой соской. Я рассмеялась и принесла ещё одного пупса и вязание для бонны: ей тоже нужно было чем-то заняться.

Княгиня Баратаева к обеду выходить не хотела. Отговаривалась тем, что ей стыдно передо мной, просила прощения. Но на самом деле — я это отлично видела — она не хотела показываться на глаза тем, кто поставил зарвавшуюся дуру на место.

— Нет, — сдерживая раздражение, ответила я. — В комнаты подают еду только детям и больным.

— У меня так болит голова, и слабость… — манерно застонала сориентировавшаяся княгиня.

— Давайте я вас осмотрю, — с готовностью предложила я. — У нас великолепная медицина, большинство обычных болезней вылечиваются за несколько часов.

— Благодарю вас, вита, не стоит беспокойства. Я буду к обеду.

Выходя из её комнаты, я подумала: может, ну её, пусть на самом деле ест у себя и не мозолит нам глаза? Нам это не в напряг, а видеть за столом эту истеричку — аппетит портить. Но нет. Пускай соблюдает общие правила, а то привыкла жить на особом положении.

***

— Ну и что будем делать? — Лант сел в своё любимое кресло, точно такое же, какое было в нашем лесном доме в Петле Времени. — Просто поболтаем или поработаем?

— Хочется поболтать, — вздохнула я, — но нужно работать. Кстати, надо бы князя переселить к жене…

Я не договорила. Лант расхохотался так, как редко с ним бывало. Отсмеявшись, объяснил:

— Князь очень просил оставить его с матросами. Официально чтобы «служить для этих грубых людей облагораживающим примером», ну то есть чтобы они не буянили от безделья. Но уверен — он сам пошёл бы в матросы, только бы поменьше общаться с жёнушкой.

— Поня-атно… — Я тоже рассмеялась. — Ладно, хватит им косточки перемывать. Давай о делах.

— Я как раз о деле и думаю, — подобрался Лант. — Можно ли использовать знакомство с князем для связей в обществе Петербурга?

— Если он вхож в высшее общество, то да, а так… Кто его знает.

Лант придвинул к себе справочник по истории русского военного флота и взглянул на меня:

— Я посмотрю, как мы с пограничниками связаться можем. У нас впереди всего несколько дней, потом матросы начнут бузить. Сейчас они квёлые, но двое-трое уже начинают шебуршиться. Да и капитан мне не нравится. Так что на ту сторону не суйся, ладно?

— И ты будь поосторожнее.

***

Следующий день прошёл тихо. Княжна выздоровела и попросилась к малышам: в комнате с больной горничной она скучала. Девушка она была неплохая, искренне беспокоилась о Жюли, но всё-таки она княжна, а не сиделка. Да и бонне польза — поговорить есть с кем. Княгиня хотела припрячь падчерицу к чтению вслух, но я, защищая девушку, выкрутилась, сказав, что её помощь требуется в уходе за детьми. Конечно, если княгиня согласна посидеть в детской, то чтение можно устроить и там. Как раз и детей поможет искупать и накормить. Княгиня ни купать, ни даже видеть детей не хотела — нелюбовь к уходу за детьми была в обычае знатных дам, — так что вынужденно согласилась на одиночество, лишь бы не видеть этих «les infants terribles».

Ещё одним невыполненным капризом знатной особы стало требование обеспечить её хорошими духами, бутылкой вина и кувшином молока каждое утро. Княгиня уверяла, что не выносит нечистоплотности и привыкла каждый день обтираться ароматной водой. Я напомнила ей о душе и выслушала целую лекцию о вреде частого мытья, которое сушит кожу и превращает благородных красавиц в мещанок. Пришлось объяснять, что нормальное купание полезнее, хотя бы потому, что ты прогреваешься весь, а не кусочками.

Вообще объяснить людям необходимость ежедневного мытья оказалось довольно сложно. Не потому что они были неряхами, а потому что бытовые удобства не позволяли им часто мыться: попробуй каждый день несколько вёдер воды на купание принеси, нагрей, а потом и унеси. Да ещё комнату натопи, чтобы не простудиться. Это с водопроводом легко, а тут… А если что-то не жизненно важно и требует много сил, то лучше следовать примеру Лисы из знаменитой басни: виноград кислый, потому что до него не добраться, а купание вредно, потому что его сложно организовать. К запаху можно привыкнуть или замаскировать его духами. Ну а особые чистюли могут обтираться той самой смесью молока и красного вина — это на самом деле полезно для кожи.

***

Я то вела светские беседы с мужчинами, то сидела в комнате Жюли, работая или разговаривая с девушкой. Она болела не то чтобы тяжело, скорее изматывающе. Не было ни кашля, ни высокой температуры, но слабость и головокружение держались стойко. Всё дело было в общей ослабленности организма, и рассказ девушки объяснил причину.

Жюли шёл восемнадцатый год. Родилась она в довольно состоятельной семье французских буржуа и, как казалось, должна была прожить спокойную и обеспеченную жизнь. Потом началась революция. Во время Террора никто из родных не погиб, но семья, обнищав, перебралась из собственного дома в каморку на окраине городка. Девочку старались учить, чтобы она могла работать прислугой в состоятельной семье, надеялись, что всё наладится. Потом умерла мать, а два года назад и отец. Жюли пыталась найти работу, но кому нужен шатающийся от голода подросток? Не идти же в «весёлый дом». Повезло — устроилась служанкой в гостинице; помогли образованность и манеры, которым её научила мать. В гостинице девушку увидела княгиня и предложила перейти к ней в услужение. Жюли обрадовалась, подумав, что богатая русская дама хочет ей помочь, но всё оказалось проще. Князь не был особо богат, не было у него и характерной для многих русских дворян страсти к огромному числу дармовой крепостной прислуги. В поездке он ограничился минимумом слуг, в который входила всего одна горничная. И не крепостная — они слишком необразованы, чтобы выполнять свои обязанности вне России. Прежняя горничная, опытная и уверенная в себе полячка, не захотела терпеть выходки госпожи и ушла от княгини, даже жалование не забрала — у других господ больше получит. А горничная требовалась позарез: семья как раз уезжала из страны, времени искать прислугу не оставалось. Так что неопытная, но старательная и согласная работать за питание Жюли очень удачно подвернулась под руку.

Из успокаивающейся Франции семья кружным путём добралась до Англии, где князь решал какие-то свои дела — Жюли вообще не задумывалась, какие, а я сообразила, что скорее всего работал на разведку. Ну а княгиня, как говорили в том мире, разрешилась от бремени здоровой девочкой. Французская нянька к этому времени княгиню уже не устраивала, наняли английскую кормилицу и английскую же бонну. Жюли от этого стало ещё тяжелее: на родном языке и поговорить не с кем, да и хозяйка после родов стала совершенно невыносима. Деваться в чужой стране было некуда, так что Жюли оказалась в ловушке. И с ужасом думала о далёкой непонятной России, в которую приходилось ехать. В её жизни было всего два светлых пятнышка. Первый: князь не приставал к служанкам, ограничиваясь редкими визитами к красоткам полусвета. При такой жене это вполне простительно. Второй светлый лучик в наваливающейся беспросветности — княжна не то чтобы сдружилась с горничной, но относилась к ней как к человеку, а не вещи, даже пыталась научить языкам. А больше опереться было не на кого.

Я думала над рассказом Жюли и над тем, что её ждало в России. Лант же в это время волновался о запертых в помещении бассейна матросах. Посоветовавшись с помощником капитана — тот был довольно толковым человеком, — Лант дал матросам несколько наборов карт, шашек и нард, которые они называли «триктрак», и разрешил разминаться в спортзале, в котором сделал турники и канаты и поставил беговые дорожки и примитивные «качалки». Но мужчинам это оказалось не особо интересно. А главное — они не понимали, что происходит. Это военный корабль? Торговое судно? Сказочный кит из рассказов об Ионе? Качки нет, запаха воды нет, работы нет, жратвы от пуза. Ещё бы баб и выпивку. И убрать куда-нибудь капитана с помощником и знатных господ, из-за которых нельзя толком повеселиться. И ещё убрать страшных непонятных кукол, которые не выпускают их наружу и охраняют господ и иногда появляющегося хозяина корабля — тоже непонятного и пугающего.

***

Шло послеобеденное время третьего дня в том мире. Я, проверив, как дела у Жюли, посчитала обязанности хозяйки выполненными и ушла к себе. Просто посидеть и полистать что весёлое, для отдохновения души.

— В гости можно? — заглянул ко мне Лант. — Скучаешь?

— Отдыхаю. И готовлюсь к будущей головной боли. Война с Ашкой проще, чем вся эта дипломатия…

— Это точно, — улыбнулся Лант, садясь в кресло. — И безопаснее. По крайней мере для тебя. Как коленка-то?

— Нормально, — отмахнулась я. Говорить об этом не хотелось. В основном потому, что я боялась снять повязку и увидеть вместо колена «кровяную колбасу». Неприятное зрелище, и если есть возможность на это не смотреть, то… Биогель и так всё залечит.

— Ты не меняла повязку? — догадался Лант. — Сдурела? А если нагноение? Где аптечка? Давай сюда свою ногу!

Пришлось пересесть в кресло и терпеливо ждать, пока друг снимет эластичную повязку, намного более удобную и безопасную, чем наши бинты и пластыри.

При виде моего колена он аж присвистнул. А что он ждал? Что всё за эти два дня рассосётся? Такие вещи у меня по месяцу держатся. Хорошо, что настолько сильно я редко «приземляюсь».

— Как ты вообще ходишь? — Он, снова сидя передо мной на корточках, поднял на меня взгляд. — Смотреть жутко. Давай дезраствор, промывать буду.

Снова, как и два дня назад, на пол стекал смешанный с кусочками свернувшейся крови дезраствор. Лант промывал рану, еле слышно шипя в адрес княгини что-то непечатное.

— Больно?

— Нет. Кожа уже отмерла, — через силу улыбнулась я. — Пока эта корка отвалится и новая кожа нарастёт…

Лант заливал рану биогелем, бинтовал, стараясь не причинить мне боли. И тут у обоих засигналили браслеты.

— Корабль! — вскочил друг. — Я — в рубку.

***

В рубке я оказалась всего на три минуты позже Ланта.

— Где?

— Вон, — указал на экран Лант. — В двадцати милях от нас. Зонд сверху засёк.

— Они нас не заметят?

— Как? Мы почти под водой и цвет маскировочный. Если сами не покажемся — в метре пройдут и не заметят.

— Когда до них дойдём?

— Если они не изменят курс, а мы скорость — примерно через час с четвертью. У них сейчас семь узлов⁴.

— Пассажирам говорить?

— Пока рано. Через полчаса подойдём поближе. Эх, тут даже морзянки — и той нет… Главное, чтобы они от нас не сбежали с перепугу.

Он рассмеялся, скрывая волнение. Я тоже боялась этого — что люди испугаются нашей яхты и или откажутся идти на контакт, или вообще пальнут из пушек. Нам-то ничего, но попробуй потом дипломатические отношения выстраивай.

— Пойдём переодеваться, — вздохнула я. — И всё-таки нужно сказать людям. Матросам — нет, а вот «благородным»…

Через полчаса я, уже в придуманной специально для меня парадной форме дипломата — чёрных платье и мундире со стоячим воротничком и серебристой отделкой, — прошлась по комнатам пассажирок. Жюли спала, и я не стала её тревожить. Бонну просто предупредила, а обеих дам попросила переодеться в их собственные платья и прийти в общую комнату. Княгиня, забывшись, начала возмущаться, что поздно сказали и она не успеет привести себя в порядок перед отъездом.

— Мы пока не установили связь с кораблём, — спокойно (чего мне стоило это спокойствие) объяснила я. — Мы надеемся, что всё пройдёт нормально, и вы сможете наконец вернуться в Петербург. У вас есть где там остановиться?

— Да, сударыня, — ответила за мачеху княжна. — У нас там дом…

— Хорошо. Не хотелось бы оставлять вас и детей без помощи. — Я улыбнулась девушке. — Простите, я должна вас покинуть.

Лант уже предупредил князя (прислугу мы пока ставить в известность не хотели — могут разболтать матросам, — а капитан с помощником спали) и снова был в рубке.

— Ну что?

— Они идут тем же курсом. Я немного увеличил нашу скорость, минут через десять будем в зоне устойчивой видимости.

— Покажи на экране.

— Вот. — Лант приблизил изображение. — Шлюп. Справочник выдаёт, что там у них пятнадцать-двадцать пушек и человек шестьдесят экипажа.

— А мы для них как выглядим?

— Вот так. — Друг вывел изображение с одного из постоянно находившихся над нами зондов Шалорна.

На экране возникла похожая на кита длинная туша из серо-серебристого, под цвет воды, металла, по спине которой, словно по рекламному экрану, бежали символы. Я не могла их понять, но знала, что там: «Просим людей для мирных переговоров». Всё-таки очень неудобно, когда сообщения передаются флагами.

Вот на шлюпе поднялась суматоха — нас заметили. На рее появилась фигура матроса, замелькали флаги. Придуманная Таном и Лантом техника перевела:

«Кто вы?»

«Послы. Просим переговоров».

На шлюпе думали. Мы видели, как люди суетятся у пушек — их было по восемь с каждого борта.

«Ложитесь в дрейф».

«Ждём вас».

— А если шарахнут? — Я наблюдала за суетой на шлюпе.

— Нам-то что? Вот им будет неприятно, — наигранно рассмеялся Лант.

— Только отражающее поле не включай.

— Я что — дурак?

Наконец на воду спустили шлюпку.

— Пора. — Лант резко побледнел, стал жёстче и выше.

Я, выгоняя из тела и разума внезапно нахлынувшие слабость и страх, поспешила в общую комнату.

— Скоро прибудут русские моряки. Прошу вас, князь, сопровождать нас на переговорах, нам необходима ваша помощь. Вас, сударыни, прошу подождать здесь.

***

Мы спустились на нижний ярус — там удобнее было принимать людей из невысокой шлюпки. В шлюзе уже стоял Лант. Рядом с ним охрана — десять робо-слуг. За ставшей прозрачной стеной виднелось искрящееся море, парусник и медленно приближающаяся к нам шлюпка.

— Их двенадцать человек, — указал на шлюпку Лант. — С оружием. В основном холодное, но у двоих пистолеты.

— А если пальнут здесь, в шлюзе? — спросила я, словно забыв о стоящем рядом князе.

— Как? Вспомни, сколько времени этой дуре надо, чтобы раскочегарилась. Они не успеют даже прицелиться — охрана их скрутит. А вот палаши… Держитесь поближе к охране. Если что… Всё, открываю шлюз.

Хорошо, что гребцы сидели к нам спиной и пока не паниковали. А вот стоявшие в шлюпке два офицера не верили тому, что видели. Они приближались к огромной, вроде бы металлической штуке, которую невозможно было назвать кораблём, у которой не было ни одного выступа или отверстия. Потом её бок просветлел, как оттаявшее ото льда стекло, за ним стало видно просторное помещение и несколько человеческих фигур. Затем стенка вздулась пузырём, вытянулась — если бы они видели слона, то сказали бы «как хобот», — и распустилась на конце четырёхлепестковым цветком. В образовавшийся коридор шагнул высокий молодой мужчина в чёрной с серебром странной одежде. Обернулся, что-то сказал, и к нему подошли мужчина раза в полтора-два старше, в дорогом костюме модного европейского покроя, молодая женщина в чёрном с серебром платье и двое странных мужчин в яркой, словно бы сделанной из металла облегающей одежде. Остальные фигуры неподвижно стояли в глубине помещения. И ни у кого не было оружия. Даже намёка на него.

— Причаливайте сюда, — крикнул Лант.

Шлюпка мягко ткнулась в нижний «лепесток» шлюза, один из роботов подхватил брошенный ему конец и закрепил на загнутом «кончике лепестка».

— Кто вы? — сиплым от потрясения голосом спросил старший из офицеров. А смелые люди — моряки. Это фактически первый контакт, они вообще не подготовлены, но держат себя в руках.

— Приветствую вас на яхте «Универсум», — поклонился Лант. — Я — витар Лант Незедера. Моя супруга — вита Деми Незедера. Мы — полномочные послы государства Лорн к его императорскому величеству Александру Павловичу. Гость нашей яхты русский князь Баратаев. С кем имею честь говорить?

— Лейтенант русского флота Бровицкий. — Офицер, немного осмелев, перепрыгнул на край шлюза, но был готов в любое мгновенье вернуться в шлюпку. Бледные матросы оглядывались на нас, крестясь, показывая фиги и плюясь через плечо. Второй офицер тоже очень хотел этого, но держал себя в руках.

— Зачем вы пригласили нас на борт? — сразу спросил лейтенант.

Я сделала шаг вперёд, улыбнулась настолько доброжелательно, насколько это вообще возможно:

— Мы уже несколько дней ждём русский военный корабль. У нас дипломатическая миссия к императору Александру. Также на борту находятся семья князя Баратаева и экипаж шхуны, на которой князь возвращался в Санкт-Петербург. Шхуна погибла во время последнего шторма, мы едва успели спасти людей.

Я говорила очень ровно, стараясь не произнести ни одного неизвестного офицеру слова. И так у нас с Лантом совершенно иной выговор — за два века язык сильно изменился.

— Мы вызвали вас, чтобы вы передали его величеству императору Александру запрос от нашего правительства на установление дипломатических отношений, а также доставили в Петербург наших гостей — подданных Российской империи. Есть и ещё несколько важных причин, но эти — главные. Думаем, лучше продолжить беседу в более удобной обстановке. Если вы согласны принять приглашение, выберите себе в сопровождение людей и добро пожаловать на борт.

— Сударыня! — Оба офицера, осознав наконец, что перед ними женщина, поклонились. В шлюпке раздался едва слышный шёпот: «Гля, баба!»

— Вита Деми Незедера, посланник государства Лорн, как и мой супруг. Вы примете приглашение?

Бровицкий обернулся к своим спутникам, указал на четырёх человек, и те, то и дело крестясь и совсем побелев, перебрались из шлюпки в причальный шлюз.

— Мичман, вы остаётесь за старшего. Смотрите, чтобы не было неожиданностей, — наигранно бодро приказал лейтенант.

— Прошу вас. — Лант пропустил вперёд меня и князя. Потом шли два робота, наши гости, Лант и ещё два робота.

В основном шлюзе я остановилась и обернулась к лейтенанту:

— Мы понимаем ваше удивление и хотим сначала провести экскурсию по яхте. Надеемся, это позволит уменьшить недоверие к нашим словам. Вы не откажетесь осмотреть яхту?

Лейтенант вряд ли ожидал такое, потому что на несколько мгновений впал в ступор, но потом согласился.

— Тогда витар расскажет вам о служебных помещениях, а я — о жилых, — улыбнулась я и отступила, давая дорогу Ланту.

Осмотрев хозяйственный ярус, мы поднялись на жилой уровень.

— Прошу вас. — Я повернула вправо, к гостиной и каютам. — Здесь жилые комнаты для нас и наших гостей. Это гостиная. Знакомьтесь, княгиня и княжна Баратаевы.

Княгиня при виде элегантного морского офицера аж расцвела, княжна несколько смущённо поклонилась.

Я продолжила экскурсию, теперь уже и для обеих дам, и показала парадный кабинет, малую гостиную и библиотеку, до этого закрытые и незаметные для пассажиров. Потом провела по коридору мимо жилых кают (наши личные комнаты были заблокированы — нечего на них посторонним пялиться), и мы наконец дошли до расположенной в носу яхты рубки.

В светлой полукруглой рубке с прозрачными стенами и потолком я предоставила слово Ланту.

— Это рубка нашей яхты. Отсюда мы отдаём приказы к изменению маршрута, прокладке курса и так далее.

— Но… Где рулевой? Где команда?.. — Не выдержал лейтенант, потрясённый тем, что кроме нас с Лантом и наших гостей он нигде не видел ни одного человека или даже механической куклы. Что охрана не люди, а куклы, он понял сразу и удивлялся им меньше всего: автомато́ны⁵ к этому времени были достаточно широко известны. Больше всего его удивляло отсутствие команды на таком гигантском корабле, где должны быть сотни человек…

— Наша яхта не нуждается в обслуживании людьми, — улыбнулся Лант, оперешись на заблокированный пульт управления, который гости принимали за странный рабочий стол. — Знаю, что для вас, военного моряка, это звучит необычно и, возможно, даже кощунственно, но… Нам нет необходимости знать основы мореходства. Наши приборы сами проложат маршрут, определят глубины и течения, изменят скорость судна. Давайте поднимемся на верхнюю палубу, и я объясню подробнее.

Мы вернулись к основному шлюзу и по парадной лестнице поднялись наверх.

Это был особенный, специально рассчитанный Шалорном и мной сюрприз.

Представьте себе оранжерею примерно десяти метров в ширину и семидесяти в длину, накрытую бесшовной прозрачной крышей. Оранжерею с пышными кустами, зелёными лужайками, фонтанами, с лёгкой прозрачной мебелью. В общем — верхний этаж какого-нибудь современного торгового центра. Даже сейчас это не совсем обычное зрелище. А в начале девятнадцатого века, на палубе находящегося в открытом море судна!.. Все были потрясены, матросы вообще, кажется, посчитали, что попали в сказку или рай.

— Прошу вас. — Я указала на специально подготовленный для этой беседы уголок мини-парка. На белоснежной скатерти стоял сервиз тончайшего фарфора, два робо-лакея, стоя за удобными креслами, ожидали приказов.

Мы сели, и Лант, взяв полупрозрачную чашечку с жасминовым чаем, начал объяснять:

— Яхта предназначена для выполнения дипломатической миссии. Она не только позволяет преодолевать океанские просторы, но и является нашей резиденцией. Как видите, тут предусмотрено всё.

— Но нет людей. Не считать же ими ваших… ваши заводные куклы, — излишне резко от потрясения сказал лейтенант.

— Верно, — улыбнулась я. — Причина в том, что мы не являемся подданными Шалорна. Мы приняты им на службу для выполнения дипломатической миссии, и эта яхта создана вне его государства. В настоящее время лишь мы двое можем свободно передвигаться по планете. Увы, но таковы не зависящие от людей Лорна ограничения.

— Сословные? — усмехнулся лейтенант.

— Нет. Природного свойства. Государство Лорн изолировано от мира природными преградами. Мы же не являемся детьми этой планеты. Во Вселенной много иных миров. Это вполне реальные, а не потусторонние миры. Вам достаточно взглянуть ночью на небо, чтобы увидеть их. Шалорн связался с нами, поскольку мы можем выполнить его поручение. Государству Лорн необходимо установить контакты с другими странами. В первую очередь — с Россией.

— Позволите спросить, витар? Каковы возможности вашего невероятного судна?

— Очень большие, — ответил ожидавший этого вопроса Лант. — Кроме того, что вы уже видели, она не зависит ни от ветра, ни от морских течений, может очень быстро менять скорость и направление движения.

— Это на самом деле удивительно, — согласился лейтенант. — Но ей нужен экипаж. Не станете же вы уверять, что справитесь со всем без людей? А если на вас нападут? Идёт война… У вас наверняка есть оружие — без него не выходят в море даже торговые суда.

— Видите ли, — улыбнулся Лант. — Судно не зависит от ветра и может в любой момент поменять курс. Скорость яхты — двадцать узлов. Кто может задержать её?

Лант сказал неправду. На самом деле яхта была не морской, а космической, созданной по образцу хранившихся в архиве Шалорна чертежей, и вполне могла путешествовать хоть до Плутона. С соответствующей скоростью, разумеется. Ну а двадцать узлов… Сказать так было проще для всех: скорость для этого мира очень большая, но все-таки реальная. И для яхты, и для наземных экипажей.

— Яхту могут окружить и расстрелять из пушек. — Лейтенант взглянул на держащийся метрах в ста от нас шлюп. — Разве вы не дадите отпор.

— Яхта имеет защиту, мы называем это энергетическим полем, — объяснил Лант. — Ядро, выпущенное по нашей яхте, отразится с той же скоростью и траекторией. Если ваш командир захочет дать по нам залп… Пострадают ваши люди. Это не угроза. Мы на самом деле не имеем на борту оружия. Мы защищаемся иначе — отражая чужой удар, как зеркало отражает луч света. И не имеем нужды в нападении. Для дипломатической миссии это вредно.

— Вы позволите? — Я вмешалась в разговор. — Пора перейти к делу. Мы пригласили вас на борт, чтобы вы передали — через своё начальство, разумеется, — официальное письмо правителя Шалорна к императору Александру. Хочу предупредить: при вскрытии конверт изменит цвет, и никакие таланты химиков не помогут. Простите, но это необходимая предосторожность.

Я невольно улыбнулась, вспомнив виртуозов перлюстрации дипломатической корреспонденции. потом продолжила:

— Однако содержание письма не является тайной, и вы можете передать его своему руководству. Правитель Шалорн хочет установить дипломатические связи с императором Александром и просит его величество принять нас в качестве полномочных послов государства Лорн. Ответ мы будем ждать здесь через неделю. В случае отказа мы уполномочены по своему усмотрению установить дипломатические отношения с любым государством как в Старом, так и в Новом Свете. Учитывая возможности государства Лорн, отказ не принесёт пользы России. Знания Лорна велики, эта страна обогнала вас на сотни лет, и именно знания хочет предложить в обмен на то, что потребно её народу.

Лейтенант едва заметно усмехнулся. Обычный военный, он не понимал, что время власти парусов на море и лошади на суше ушло. Наступало время науки, увеличивающихся скоростей и… смертоносного для тысяч людей оружия.

Я отогнала эту мысль и заговорила о другом:

— Также мы просим вас доставить в Петербург семью князя Баратаева. И, если ответ его величества правителю Шалорну будет благоприятным, то через неделю, когда вы доставите этот ответ, забрать с нашей яхты находящийся на борту экипаж погибшей английской шхуны — сорок пять человек. Сейчас мы не просим этого, поскольку понимаем, что ваш корабль не в состоянии принять на борт такое число людей.

— А где этот экипаж? — спросил лейтенант. — Я не видел ни одного человека.

— Пойдёмте, мы закончим нашу экскурсию, и вы познакомитесь с этими людьми, — встал Лант. — Мы вынуждены несколько ограничить их свободу, поскольку некоторые из них, не занятые делом, могут представлять угрозу находящимся на борту женщинам. Прошу дам вернуться в гостиную. Князь, вы будете сопровождать нас или останетесь с дамами?

Князь, разумеется, пошёл с мужчинами, я, княгиня и княжна вернулись в общую комнату.

Мужчины пришли через полчаса и лейтенант вместе с Лантом спустились к шлюпке. Вскоре в гостиной появился мичман, а шлюпка отошла от яхты и поспешила к шлюпу.

Следующие два часа были заняты переговорами, сборами пассажиров (несмотря на вечер, княгиня потребовала, чтобы её доставили в Петербург, ну или хотя бы в Кронштадт немедленно!) и всеми теми хлопотами, которые так выматывают и уезжающих, и хозяев.

— Где моя горничная?! — попробовала повысить голос готовая к отъезду княгиня.

— Всё ещё болеет, — спокойно ответила я, подавая бонне сумку со сменой одежды для неё (женщина ведь потеряла всё, а нам не в убыток) и с игрушками для малышей.

— Тогда пусть болеет и дальше! Мне она не нужна. Денег не получит! И рекомендательных писем! — Княгиня опомнилась и сменила тон. — Прошу вас, вита, если вас не затруднит, передать ей это.

Спорная честь. Но княгиня Баратаева была в своём репертуаре.

Я пожала плечами. Жюли ещё несколько дней не сможет выйти из комнаты, настолько слаба. А потом… Мне тоже требуется горничная, чтобы объясняла, для чего нужны все эти местные женские штучки.

Наконец князь, уверив нас, что лично посодействует нашему делу, забрал своих домочадцев и сел в шлюпку. Взамен него на борту яхты оставался знакомый уже мичман Унковский. Он был как бы гарантией для обеих сторон: русским — что наша яхта не уйдёт в море, и мы не свяжемся с кем-либо — от французов до гипотетической армады Лорна (хотя такая гарантия и была призрачной); нам — что через неделю мы получим хоть какой-то ответ.

— С ног валюсь. И голова чугунная, — рухнул в кресло Лант. — И это даже не переговоры, а только переговоры о переговорах. Сколько сейчас? Двенадцатый час? Пошли спать!

***

После отъезда князя мы наконец получили немного свободного времени, чтобы осознать, что вообще происходит и к чему нужно готовиться. Все книжные знания, собранные нами за месяцы подготовки к посольству, теперь казались не связанными с реальностью значками на листах бумаги. Мир девятнадцатого века, с которым мы едва столкнулись, был совсем другим — речь, поведение людей, манера двигаться и тем более восприятие действительности. И мы получили время, чтобы осмыслить всё это.

Мичман Иван Яковлевич Унковский, с которым мы общались довольно много, вёл себя сдержанно и официально. Не из-за характера, а от пусть и скрываемого, но страха неизвестности, с которой он внезапно столкнулся. Молодой, едва вышедший из гардемаринов, он был обычным парнем из провинции. Его мир ограничивался жилыми и учебными зданиями Морского корпуса и кораблями. Он знал свою профессию, хорошо знал. А кроме неё? Естественные науки в то время только начали развиваться и для моряков ограничивались в основном прикладными моментами. Художественная литература? А что писали в восемнадцатом веке? Уж точно не фантастику о других мирах, о которых и мало кто из учёных задумывался. Сказки? Христианские легенды? Страшилки о нечисти? Именно это и было той призмой, через которую мичман воспринимал происходящее. Слишком образованный, чтобы верить в побасенки о нечисти, и слишком мало знающий, чтобы считать нас обычными людьми. А тут ещё опасение, что мы чего-то хотим от его родины. А если того, что принесёт ей вред?

Поэтому мичман общался с нами сухо, на вопросы отвечал с задержками, обдумывая, как и что сказать, чтобы не сболтнуть лишнего. Сам вопросы задавал охотно, но осторожно, словно шёл по тонкому льду. И очень внимательно следил, чтобы Лант без него не подходил к рубке. Унковский был уверен, что отдавать приказы Лант может только оттуда. Меня он вообще в расчёт не принимал, потому что женщины в его время не вмешивались в такие дела. Но в рубке он любил бывать, задавая вопросы, рассматривая карты и вручную копируя их — то ли не доверял тем атласам, которые мы предлагали ему взять насовсем, то ли просто тренируясь в навыке картографирования. И разговаривал с капитаном и его помощником, которые теперь тоже имели доступ в рубку. В присутствии Ланта, разумеется.

Если Лант общался с мужчинами, то я — с Жюли. Об отъезде своих прежних хозяев она узнала утром. И так бледная, она побледнела ещё больше и заплакала:

— А как же я?.. Что мне делать? У меня нет ни одного су… И рекомендаций…

— Вам у них было не очень хорошо. Вас плохо кормили, обижали, и потому вы так тяжело заболели, — ласково объяснила я. — Если бы вы остались у княгини, то совсем пропали бы. Вам нужно набраться сил. Предлагаю поработать у меня. Два месяца. Потом вы сами решите — оставаться или искать другое место. У вас будут еда, одежда, собственная комната, вас никто не обидит. Работы совсем немного: объяснять мне местные обычаи, иногда помогать одеваться, следить за моим гардеробом. Ну и разные мелочи — почитать вслух, что-то принести или унести. Согласны?

— Да, мадам! — Жюли обрадованно улыбнулась и попыталась встать. Пришлось насильно уложить её обратно:

— Пока не окрепнете, никакой работы!

На болезненное состояние Жюли, видимо, очень сильно влияла необходимость прислуживать скандальной княгине, а когда эта обязанность исчезла, девушка на глазах стала поправляться. Надежда на будущее, хорошее обращение, спокойная жизнь — великолепные лекарства. Так что уже через день Жюли смогла выйти из каюты, чтобы познакомиться с расположением комнат и начать выполнять свои обязанности, которые я, если честно, ей придумывала. Мне ведь горничная не требовалась, скорее компаньонка, да и то ради приличий.

Жюли ела с нами, хотя и сидела в дальнем конце стола. Худенькая и бледная после болезни темноволосая девушка невольно привлекала внимание мужчин, особенно мичмана.

На пятый день ожидания появился знакомый шлюп, на котором прибыли несколько представителей Канцелярии иностранных дел. Его сопровождали ещё два судна, то ли для охраны, то ли для проверки слов капитана шлюпа. Сдержанные, прячущие за деловым тоном испуг сотрудники Канцелярии передали нам официальное письмо от императора Александра с предложением ожидать ответа не в нейтральных водах, а рядом с Кронштадтским портом. Лант пожал плечами — нам-то какая разница? — и провёл визитёров в рубку, чтобы они сами проследили, как мы выполняем просьбу императора.

Через несколько очень скучных часов (эти тридцать миль мы могли бы пройти за час, но приходилось подстраиваться под скорость сопровождающего нас шлюпа) мы пришли в назначенное место. Рядом ненавязчиво маячили несколько военных судов и один линейный корабль. После этого визитёры удалились, оставив на борту всё того же мичмана Унковского. Он, видать, вызвал их доверие своей сообразительностью и исполнительностью. Так глядишь, после всего этого и лейтенанта получит, а то и по дипломатической части пойдёт. Неплохой парень — честный, не выслуживается, но и приказы выполняет точно.

В следующие дни о нас словно забыли. Правда, линейный корабль и два шлюпа охраняли яхту от излишнего любопытства — это если официально. А на самом деле следили, чтобы мы ни с кем не связывались и не ушли из русских вод. Мы над этим почётным караулом втихую посмеивались. Ну что они могли сделать? Только привлекли к нам то самое излишнее внимание.

Гораздо больше, чем маячившие в полумиле корабли, нас волновал вопрос: что делать с матросами? Сведения о них мы передали русской стороне, но пока там свяжутся с английским посольством, всё перепроверят, договорятся…

Одурелые от безделья мужчины целыми днями или играли в карты, или лазили по натянутым в спортзале канатам и лестницам, о которых очень просил капитан: «иначе люди разучатся работать».

***

Время подходило к ужину. Жюли была у себя, мичман на верхней палубе наблюдал за движением солнца, Лант пошёл к матросам проверить, всё ли у них в порядке. Что было дальше, я знаю в основном со слов Ланта и из видеозаписей.

Скучающие от безделья моряки сидели на своих матрасах и ждали ужина. Отоспавшиеся, отъевшиеся здоровые мужчины давно привыкли к Ланту и к его охране из четырёх роботов.

Но в этот раз появилось нежданное развлечение — у одного из матросов начался приступ эпилепсии. Непредсказуемая болезнь, может появиться даже у вроде бы здорового человека — так объясняла нам Риа, уча оказанию первой помощи. Поэтому Лант не удивился, а поспешил к бьющемуся в припадке мужчине, на ходу открывая переносную аптечку. Но едва он наклонился над матросом, как припадок прекратился, «больной» вцепился в Ланта и дёрнул его на себя, а сверху накинулись ещё несколько человек. Лант не успел ничего понять, как его повалили на пол и заломили за спину руки, не давая двигаться. Не потому что знали о свойствах браслета — все считали его всего лишь дешёвым украшением, — а чтобы Лант не сопротивлялся.

Робо-охрана отреагировала мгновенно, но один против десяти — не лучший расклад даже для андроида. К тому же у них стоял запрет на причинение тяжких увечий или убийство безоружных людей. Не из-за нашей гуманности — мы по общению с Ашкой знали, что гуманизм имеет свои границы, — а потому что дипломатические скандалы и разбирательства с родственниками пострадавших нам были совсем ни к чему. Да и не рассчитали мы возможностей людей.

Моряки умели драться и, навалившись толпой, быстро упаковали роботов в прочные синтетические матрасы, связав их синтетическими же, срезанными в спортзале канатами. Ну пострадали несколько человек — у кого вывихи или выбитые зубы, — так это мелочи.

— Поднимите его! — хрипло приказал капитан. — И этих тоже. Их — связать. Его — держать. Нам его руки нужны.

За прошедшие две-три минуты матросы скрутили не только Ланта, но и ещё нескольких пытавшихся его защитить человек, в том числе помощника капитана. Не вся команда устроила заговор, были там и нормальные люди.

Ланта подняли на ноги, попутно дав по рёбрам, чтобы не дёргался, и капитан, пыхая ему в лицо трубочным дымом, с усмешкой объяснил:

— Не бойтесь, сэр, мы не пираты, а честные моряки. Грабить не будем. Но шхуна и фрахт на дне, а за ваше судно парламент нам столько соверенов отсыплет, что и внукам хватит. И Наполеона с такими союзниками, как ваш Шорорн, мы быстро победим. Доводите судно до Скарборо, а там говорите с парламентом и королём. Откройте трюм и рубку!

Лант попытался дёрнуться, но получил аккуратный удар под дых.

— Откройте дверь!

— Освободите руки, — разгибаясь, прохрипел Лант.

— Одну! И без фокусов!

Лант не мог воспользоваться браслетом, не мог противостоять нескольким десяткам людей. Оставалось подчиниться. И, открывая дверь, незаметно нажать кнопку тревоги, вмонтированную в косяк на всякий случай.

— Баб поймать, но не тискать. Не грабить… — начал было капитан, но его смели.

Какой дурак, зная, что перед ним сказочный корабль с сокровищами и молодыми женщинами, будет выполнять приказ потерявшего судно капитана? Плевать они хотели на влияние Англии! Они уже получили свой приз. Оставалось заставить беззащитного лопуха-хозяина выполнять их приказы, понять, как тут всё управляется, и всё — они станут правителями морей. Такому судну не страшна целая эскадра.

Я подходила к общей комнате, когда одновременно заверещал браслет и в конце коридора раздались топот, гогот и крики:

— Держи бабу!

— Золото!

— Камушки-то настоящие?

Я бросилась назад. Не в рубку — до неё было слишком далеко, — в нашу кухоньку. Успела заскочить, заблокировать дверь. Как и все остальные двери и выходы на другие уровни яхты.

К рубке, волоча за собой Ланта, протопали десятка полтора человек. Остальные грабили гостиную.

— Эй, баба смылась!

— Потом поймаем. Тащи его!

— А ну открывай! Без колдовства своего!

Послышался приглушённый удар — Ланта толкнули так, что он въехал плечом в дверь рубки. И вынужден был открыть её.

Всё-таки сбылись слова, сказанные им в первый день в этом мире, когда мы спасали это стадо павианов. Мне пришлось закрываться, защищая себя. Но не бросать Ланта!

Мы не предусмотрели защиты на такой случай. Угрозу ждали извне, а если внутри — есть же робо-охрана. Что её окажется мало, мы и представить не могли. Я была вынуждена импровизировать. И единственное, что пришло на ум — газ. Не слезоточивый, от него пострадает и Лант. Сонный.

***

Лант очнулся через пять минут после того, как я втащила его в кухню. Медленно сел, обвёл комнату непонимающим взглядом, глубоко вздохнул и закашлялся от боли в рёбрах. Я, сев рядом с ним на пол, протёрла лицо друга мокрым полотенцем и протянула стакан воды.

— Как ты?

— Нормально. — Он поморщился, тяжело поднялся. — Чем ты нас?

— Снотворным. Они проспят ещё минут пятнадцать. Больше нельзя — помрут.

— Понял. Сейчас.

Он отдал браслету приказ.

На встроенном на дверь экране замелькали силуэты вызванных с нижнего уровня и из кладовых робо-слуг — охранников, лакеев, горничных. Тех, кого мы не хотели включать, чтобы не смущать наших гостей. Теперь мы поменяли своё решение. С этой минуты роботы будут безмолвными статуями стоять во всех ключевых точках яхты, во всех парадных комнатах. Хотите, чтобы мы вели себя как местная знать, — полу́чите! И не жалуйтесь, что бездушный неотступный взгляд десятков кукол вызывает у вас страх.

Роботы — и есть роботы. Одна робо-горничная в виде изящной античной статуи вполне может тащить двух крепких мужиков. А что они мордой лица скребут по шершавому, словно наждак, ковровому покрытию — это не наши проблемы.

Через пять минут все «честные моряки» снова были заперты. Капитан и ещё с десяток самых активных — в отдельной каюте, из которой мы убрали всё, оставив лишь раковину и унитаз. Без стенок. Этим не привыкать. Помощника капитана и тех четверых, кто пытался защитить Ланта, — в другой каюте, уже обычной. Остальных вернули в помещение бассейна. Но теперь там не осталось ни удобных матрасов, ни карт и триктрака, а дверь в спортзал была полностью заблокирована. Посидят в голом трюме под присмотром десяти роботов, послушают проповеди о христианском смирении и любви к ближнему. Им это полезно.

Ещё через пять минут разграбленные комнаты сияли чистотой и порядком. Одни мы знали, что в них творилось совсем недавно.

— Унковскому и Жюли скажем, что всё ограничилось бассейном, — объяснял Лант, пока я осторожно обрабатывала его синяки и мазала скулу маскировочным кремом. — А то русские откажутся забирать этих идиотов. Капитана с его кодлой сдадим, а остальные…

Остальные, те, кто очнулся в знакомом до тошноты трюме, не знали русскую поговорку о синице и журавле, но наверняка согласились бы с ней после того, как с экрана заговорил Лант:

— Очухались? И как прогулка? Развлеклись? За развлечения платят. И вы заплатите. Мы хотели каждому из вас дать денег, одежду и рекомендательные письма. Теперь видим, что вы и без этого не пропадёте. А попробуете навредить людям — пойдёте на каторгу. У нас есть силы это устроить.

С капитаном мы вообще не говорили. С его помощником — немного, уже после ужина. Он ничего не подозревал, но, вспомнив последние дни, предположил, что капитан всё подготовил в то время, когда помощник был вне бассейна. Общаться записками и жестами можно и в толпе людей.

Унковский, узнав официальную версию произошедшего, поразился нашей продуманной системе охраны и уверял, что лично проследит, чтобы зачинщиков бунта примерно наказали. Но это только если император согласится на переговоры.

***

Шёл шестой день ожидания у Кронштадта. Помощник капитана и четверо матросов, хотя и выходили к столу, старались всё время проводить в каюте, стыдясь того, что не смогли вовремя предупредить нас об опасности. Мы понимали их и не трогали лишний раз, предоставив для развлечения несколько игр и книг, причём, по просьбе помощника, книг образовательных. Жюли освоилась и окрепла, и теперь выполняла свои обязанности, следя за моим гардеробом, помогая причёсываться и составлять меню. Унковский часами сидел на верхней палубе, возясь с секстаном и таблицами и сравнивая полученные данные с таблицами из наших книг. Но, как оказалось, интересовался он не только наукой.

Я подходила к столовой, собираясь заказывать обед, и увидела, как бледная Жюли, ничего не замечая вокруг, забежала в свою комнату. Сначала я ничего не поняла, но тут из столовой раздался голос Ланта:

— Иван Яковлевич, у вас серьёзные намерения по отношению к девушке?

Ответ был неразборчивым. Потом снова послышался голос Ланта:

— Тогда прошу оставить её в покое!

Я сообразила, что мичман не выдержал. Ну и понятно: молодой парень и симпатичная девушка в замкнутом пространстве яхты. Наверняка ничего серьёзного он себе не позволил, скорее всего попытался поцеловать Жюли. Но девушка и так пока шугалась каждой тени, да и короткие интрижки здесь к добру не приводят… Вздохнув, я пошла успокаивать горничную.

***

После обеда к нам наконец прибыли несколько сотрудников Канцелярии иностранных дел, совершенно не доверявших ни нам, ни сопровождавшему их и пытавшемуся поколебать это недоверие князю Баратаеву. Недоверие сквозило в сухих деловых манерах, хмурых взглядах, отрывистой речи. Нас, появившихся из ниоткуда и нагло обратившихся к российскому императору от имени неизвестного никому государства, считали самозванцами и авантюристами. Понятное отношение, но очень мешавшее нам работать. К счастью, постепенно это недоверие ослабло.

Рассказывать о переговорах последующих дней долго и скучно. Они вымотали и нас, и Шалорна, который незаметно для остальных наблюдал за происходящим (тратя на это уйму энергии) и через экраны контактных линз высвечивал нам инструкции. Такое «радиоуправление» помогало нам с Лантом, создавая у дипломатов впечатление, что мы — отличные профессионалы. На самом деле мы с трудом понимали, что говорят нам, и даже что говорим мы сами, и только учились дипломатическим премудростям.

К концу переговоров даже самые упрямые дипломаты признали, что мы — посланники пусть и неизвестного доселе, но мощного, если говорить о науке и оружии, и тем более о тайных шпионах государства. Нас соглашались принять как полномочных послов Шалорна и дозволили прийти в устье Невы, встав на стоянку в нижней части Английской набережной. Назначили и время аудиенции у государя императора. И теперь продумывали, как всё это обставить, не уронив чести обоих государств. Церемониал того времени намного сложнее дипломатического протокола нашего мира.

***

Велись и переговоры о матросах английской шхуны. И их наконец забрали с яхты! Капитана с основными зачинщиками бунта перевели куда-то в крепость, остальных просто перевезли в порт, поручив заботам их соотечественников. Мы всё-таки дали этим людям немного денег и одежды. Не из жалости: голод и безнадёжность толкают на преступления намного чаще, чем дурь и безделье.

Те четверо матросов, которые пытались защитить Ланта, вернулись на родину. Мы обеспечили их деньгами, одеждой и рекомендательными письмами, да и Унковский помог. Рекомендации от русских военных моряков — серьёзная вещь, особенно в то время, когда Англия дружит с Россией.

А вот помощник капитана остался в России. Семьи у него не было, зато имелись опыт и знания, причём последние в том числе и от нас — мы оставили ему те книги, которые он читал на яхте, а в них было много полезного. Помощник устроился преподавать гардемаринам в Морском корпусе, и, как мы слышали, был на хорошем счету.

Но в тот день, когда от нас забрали всех этих людей и назначили время прибытия в Санкт-Петербург, мы радовались тому, что наконец можем не бояться удара в спину.

— Ну что, первая битва закончилась, — устало вздохнул Лант. — Ждём аудиенции у императора?

Примечания

1

Цитата по: Григорьев Б. Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке. М., 2010.

2

Посол, посланник, министр — ранги в дипломатии. Сейчас высшим рангом считается полномочный посол, вторым посланник, третьим консул. Но до 1809 года эта градация ещё не устоялась, поэтому дипломата высшего ранга могли называть и полномочным послом, и полномочным посланником, и министром такого-то государства. Поэтому в книге понятия «посол» и «посланник» равнозначны.

3

Штурмо́вка — популярная в 1920-е — 1930-е годы куртка полуспортивного-полувоенного образца. Полное название «юнгштурмовка». Впоследствии несколько изменённое название перешло уже на чисто туристические куртки-ветровки другого кроя.

4

Морской узел — единица скорости, равная 1 морской миле (1852 м) в час.

5

Автомато́н — механическая кукла, прототип робота. Известны с античности, к XVIII веку стали настоящим произведением искусства. Были популярны вплоть до появления электронных игрушек.