Черное облако души

Татьяна Бочарова, 2021

Надежда Сергеевна и Никита Кузьмич давно на пенсии. Дети разъехались, и жизнь проходит скучно и однообразно: дом, телевизор, дача. Супруги уже хотят завести собачку, чтобы она скрашивала серые будни, но в один прекрасный день в их дверь звонит веселая девчонка по имени Влада и объявляет старикам радостную новость: она не кто иная, как внучка Никиты Кузьмича! Когда-то давно у него в командировке был роман с некоей Марией, она родила дочь, а та в свою очередь – Владу. Поначалу старики ошарашены таким известием, но обаятельной девушке удается завоевать их доверие и стать настоящим светом в окошке. Однако эта идиллия продолжалась недолго…

4

Сказано — сделано: в тот же вечер Никита позвонил Куролесову. Договорились, что назавтра в шесть тот подъедет с тремя щенками. Надежда Сергеевна по этому поводу испекла пирог с луком и налепила вареников.

С самого утра Никита Кузьмич пребывал в приподнятом настроении. Он устроил в углу в гостиной лежанку для щенка, заказал в Интернете поводок, корм и прочие атрибуты собачьего быта. Без пяти шесть раздался звонок в дверь.

— Приехал! — радостно провозгласил Никита Кузьмич и собственной персоной отправился в прихожую открывать.

Щелкнул замок. Никита распахнул дверь и замер в удивлении: перед ним стояла незнакомая, совсем юная девушка довольно высокого роста. Одета она была в длинное, до пят, джинсовое платье с цветными вставками и крошечную кожаную курточку. За плечами висел большой холщовый рюкзак. На свежем розовом личике весело поблескивали зеленые глаза. Но главное — ее волосы! Невероятная кудрявая грива ярко-рыжего цвета. Никите показалось, что он попал в детский мультфильм, настолько нереальной и сказочной была стоящая перед ним незнакомка.

— Вы к кому? — в недоумении уставился он на девушку.

— Мне нужен Никита Кузьмич Авдеев. — Голос у нее был дивной красоты — грудной, мелодичный, словно окутывающий мягкой вуалью.

— Это я. — Никита окинул девицу ещё более удивлённым взглядом. — Что вы хотели?

— Можно я войду? — довольно бесцеремонно поинтересовалась рыжая.

— Ну… входите, — растерянно пробормотал Никита Кузьмич и отодвинулся в сторону, впуская незваную гостью в прихожую.

— Никит, вы что в коридоре… — Надежда Сергеевна вышла из кухни и осеклась. — Это кто?

— Я сейчас вам все объясню. — Рыжая захлопнула дверь, быстро скинула матерчатые кеды и осталась стоять посреди прихожей в полосатых красно-желтых носках. — Вы только не пугайтесь. — Она взглянула на Надежду Сергеевну и сняла рюкзак.

— Что такое? В каком смысле не пугайтесь? — та слегка побледнела и на всякий случай взяла мужа за локоть.

— В прямом. То, что я скажу, возможно… будет не слишком приятно для вас.

— Да говорите же, черт возьми! — вскипел Никита Кузьмич. — Быстрее, или я выставлю вас вон.

— Дело в том, что я… я — ваша внучка! — Рыжая выпалила это одним махом, словно в воду нырнула.

— Кто?? — хором воскликнули Никита Кузьмич и Надежда Сергеевна.

— Внучка, — спокойно повторила девица. — Никита Кузьмич мой дедушка.

— Да что ты врешь, бесстыдница! — Надежда Сергеевна схватилась за сердце. — Ступай отсюда с богом. Никита, выдвори ее.

— Погодите. — Рыжая сделала протестующий жест рукой и полезла в рюкзак. — Вот. — Она протянула супругам какой-то листок, при рассмотрении оказавшийся бланком свидетельства о рождении, весьма потертым и помятым. — Видите, Свиристелкина Влада Леонардовна. Это я. А моя мать — Свиристелкина Анна Петровна.

— Ну и что? — угрюмо спросил Никита Кузьмич. — Какое это имеет ко мне отношение?

— Самое прямое. Моя мать не была замужем. Свиристелкина — ее девичья фамилия, и тоже по матери. Вы ведь помните Марию Свиристелкину? Помните? Вы были в командировке, в М. И у вас… — Она не договорила и, покосившись на Надежду Сергеевну, многозначительно хмыкнула.

Та, выпустив локоть Никиты Кузьмича, отступила на шаг и уперла руки в боки. Вид ее не предвещал ничего хорошего.

— Никит, что она несёт, эта вертихвостка? Какая ещё Свиристелкина?

Никита Кузьмич молчал, мрачно разглядывая тапочки.

— Вы должны ее помнить — Мария Свиристелкина. Она была пианисткой, играла на рояле в ресторане. Она любила вас. Когда вы уехали, у неё родилась дочь, Аня. Это моя мать. Ее уже два года как нет на свете. А бабушка умерла совсем недавно, месяц назад. Она всю жизнь рассказывала мне о вас. Так получилось, что в нашей семье не было мужчин. Мать росла без отца, я тоже. И вот мне захотелось исправить это. — Рыжая наконец умолкла и вопросительно уставилась на Никиту. Тот почувствовал, как багровеют кончики ушей.

— Так, — грозно проговорила Надежда Сергеевна. — Вот что, «внученька»! Шла бы ты отсюда подобру-поздорову. А нет — так я полицию вызову в два счета. Думаешь, мы старые, совсем из ума выжили? Мало ли вас тут ходит таких родственничков, объегоривают доверчивых пенсионеров. Ступай, тебе говорят, по-хорошему.

— Я не собираюсь вас объегоривать, — спокойно произнесла девушка. — Просто хотела взглянуть на деда. Бабушка про него столько хорошего рассказывала…

— Да замолчи ты! — не сдержавшись, крикнула Надежда Сергеевна. — Какой он тебе дед! Уезжай себе в М. и не суйся сюда больше.

— Надя, послушай, — неуверенно произнёс Никита Кузьмич, — погоди. Ну что ты так сразу…

— Я? А ты что? Хочешь сказать, что она правду говорит? Про Свиристелкину? — тут же пошла в атаку Надежда Сергеевна. Никита понял, что лучше с ней сейчас не спорить, да и самому было неловко и стыдно.

…Вишь ты, откуда прилетело, откликнулось. Мария Свиристелкина, Маша. Помнил ли он ее? Да, разумеется, как не помнить. Давно это было, ох, давно. Лет за пятнадцать до инфаркта треклятого. Был Никита в очередной командировке, в городе М. Прорабатывал хороший контракт, жил в лучшей гостинице, обедал в ресторанчике при отеле. Там и встретил Машу — она по вечерам на рояле играла, развлекала публику. Вся такая неземная, худенькая, в блестящем платье до пола, с длинными, как у русалки, волосами. Никита, словно заворожённый, часами глядел на ее пальцы, порхающие по клавишам. Наконец не выдержал, встал и подошёл к роялю.

— Скажите, вы замужем?

Она, не переставая играть, удивлённо подглядела на него. Глаза у неё были неопределённого, дымчатого цвета, как ночь, полная любви.

— Нет. А почему вы спрашиваете?

— Спрашиваю, значит, нужно. — Никита почувствовал, как его переполняют радость и молодой, отчаянный задор.

В командировках у него не раз бывали романы, мимолетные, быстрые и красивые. Никита любил женщин, и не какой-то определенный тип, а разных — блондинок, брюнеток, шатенок, стройных и полненьких. Главное, чтобы были сговорчивые и весёлые, не доставали потом звонками и письмами. Однако сейчас с ним происходило что-то совсем другое. Сердце отчаянно стучало в груди, к лицу прилила кровь.

— Когда вы освобождаетесь? — спросил он у девушки, и не узнал своего голоса, охрипшего и прерывистого.

— Не скоро, — просто сказала она, — ресторан до одиннадцати, а сейчас только девять.

— Ничего. Я подожду. — Он осторожно дотронулся до ее волос и тут же отдернул руку, точно она могла от прикосновения растаять и исчезнуть. — Я буду ждать, — повторил он тверже и пошёл, не оглядываясь, к своему столику.

Он пил коньяк и слушал звуки рояля. Ему казалось, она играет для него одного, столько нежности и страсти было в этих звуках, столько силы в хрупких пальчиках. То ли от избытка алкоголя, то ли отчего-то ещё, неведомого прежде, на глаза Никиты навернулись слёзы…

Он дождался одиннадцати и увёл ее в лунную осеннюю ночь, накинув ей на плечики дешевое пальтишко. Она не сопротивлялась, не спорила. Сказала только: «В номер не пойду, увидят, уволят с работы». Молча села в такси, послушно назвала адрес, так же молча вышла у подъезда старенького трехэтажного дома. Ее квартирка оказалась скромной, чистенькой и такой крошечной, что у Никиты снова сжалось сердце от щемящей нежности.

— Как тебя зовут?

— Маша. А вас?

— Никита… Никита Кузьмич. — Он сам не знал, зачем прибавил отчество.

Глупо. Глупо и совестно. А сердце продолжало колотиться, нашептывая: «Вот, вот оно, счастье. Настоящее, то, о котором мечтает каждый. Счастье мое, с дымчатыми глазами». Он робко обнял ее. Она на мгновение прижалась к нему, доверчиво, всем телом, потом слегка отстранилась.

— Вы женаты?

Обычно Никита никогда не врал. Зачем? Надю он любил и никогда бы не бросил. Он предпочитал сразу расставить точки над «и»: семья — это одно, а мимолетный роман — совсем другое. Но сейчас слова застряли у него в горле. Глядя в ее бездонные, манящие глаза, он молчал, сглатывая невесть откуда взявшуюся слюну. Она смотрела на него с ожиданием, и он наконец мотнул головой:

— Нет. В разводе.

— Неправда, — тихо шепнула она. — Я не верю вам. Впрочем… это не важно. По крайней мере сейчас. — Она положила руки ему на плечи.

Все вокруг задрожало и начало уплывать. В ушах звучала музыка из ресторана, превращая реальность в сказочный, волшебный сон…

Никита очнулся от воспоминаний и пристально поглядел на рыжую гостью, застывшую посреди прихожей. Ничего схожего с Машей, ни одной черточки. И лицо, и фигура — все другое. Та была хрупкая, нереальная, как беззвездная, призрачная ночь. А девушка, стоящая сейчас перед ним, выглядела солнечной, спелой и сочной, как свежий апельсин. Никита Кузьмич почувствовал, как на плечи давит каменная глыба, тяжело, страшно. Нет сил на дурацкие воспоминания. И Надя не поймёт.

— Супруга права, — тихо, но спокойно проговорила он, глядя прямо в зелёные глаза девицы. — Вам лучше уйти. Я… я не знаю никакой Марии Свиристелкиной. Ступайте.

— Жаль. — Рыжая тряхнула кудрями. — Я думала, мы подружимся. Что ж, прощайте. — Она молча обула свои кеды.

Хлопнула дверь. Никита Кузьмич и Надежда Сергеевна остались стоять посреди прихожей, растерянно глядя друг на друга. Первая нарушила молчание жена.

— Вот ведь мошенников развелось. — Она приблизилась к мужу и ласково обняла его за плечи. — Пойдем, Никитушка. Тут дует из-за двери. Как бы снова радикулит не разыгрался.

Она увела Никиту в комнату. Он сумрачно молчал, погруженный в свои мысли. Через пятнадцать минут приехал верный Куролесов и привёз трёх забавных щенков. Надежда Сергеевна восторженно ахала, сновала из кухни в комнату и обратно, носила блюдечки с кормом и водой, то и дело дергая мужа за локоть:

— Никитка, смотри, какие милые! Хоть всех троих оставляй. Нет, ну до чего хороши!

Никита Сергеевич ожил, заулыбался. Неприятный эпизод из прошлого слегка поблек и перестал его нервировать. Сашка терпеливо ждал, пока супруги натешатся и выберут наконец щенка. Часа через два жарких споров, вздохов и охов, решили остановиться на старшем из трёх, мальчике, чёрном, с белой грудкой. У него были умные и живые глаза-бусинки, он смешно и тоненько тявкал, когда его гладили по блестящей гладкой шёрстке.

— Имя придумали? — спросил у стариков Сашка.

Никита Кузьмич скептически взглянул на щенка. Ни Лорд, ни Байрон ему совершенно не подходили — вид у малыша был далек от аристократического.

— Мамашка у него из настоящих, породистая, — сказал Сашка и потрепал щенка по загривку, — а вот отец подкачал, так что паспорта у него нет. Мать звали Шейлой.

— А он пусть будет… пусть будет Шоколад! — вдруг выпалила Надежда Сергеевна.

— Шоколад? — Куролесов с удивлением поглядел на неё, затем на щенка. Тот доверчиво взвизгнул. — А что? Идея. Ему идёт.

— Верно. — Никита Кузьмич улыбнулся. — Он правда как шоколад. Темный шоколад с молочным пятнышком. Умница, Надюша, и как это тебе в голову пришло!

Надежда Сергеевна скромно потупила глаза, но вид у неё был чрезвычайно довольный. Куролесов засобирался домой и стал прощаться.

— Если что, звоните, я всегда на связи. Подскажу, как быть.

— Уж подскажи, дорогой, — поддакнула Надежда Сергеевна. — А то, не ровен час, вдруг захворает маленький или животик прихватит? Это ж как настоящий ребёнок.

— Не бойтесь, они живучие. И прививки у него уже есть нужные. Так что главное, правильно кормить и гулять с ним два раза в день. — С этими словами Куролесов забрал двух других щенков и скрылся за дверью.

Надежда Сергеевна с умилением глядела на приобретённого питомца.

— Ты мой хороший! Шоколадка! Лапочка.

Щенок тихо и счастливо повизгивал и норовил тяпнуть ее за палец.

— Пойду, прогуляюсь с ним, — решил Никита Кузьмич. — Не то лужу нам тут напрудит. Надя, неси поводок.

На щенка надели ошейник с поводком, которые предусмотрительно принёс Куролесов, а также купленный заранее красивый красный комбинезон, чтобы он не замёрз. Никита Кузьмич взял щенка под мышку и вышел на лестничную площадку.

— Смотри, недолго, — крикнула ему вслед Надежда Сергеевна, — не то замёрзнет.

Никита кивнул и зашагал вниз по лестнице со своего второго этажа.

На дворе сгущались осенние сумерки. Слышался звон трамвая, смех детворы и лай — собачники один за другим выходили на прогулку. Никита Кузьмич огляделся по сторонам — нет ли рядом какого-нибудь злобного пса — и осторожно спустил Шоколада на землю. Тот сразу же ринулся в сторону и повис на поводке.

— Тихо ты, тихо, ну куда ж ты, дурачок, — ласково пожурил его Никита Кузьмич. — Ну что, куда пойдём? Давай на бульвар. — Он легонько потянул поводок, и щенок неожиданно послушно затрусил рядом.

— Какой хорошенький! — раздался из темноты мелодичный голос.

Никита вздрогнул и остановился:

— Ты?

— Я. — Рыжая стояла перед ним, белозубо улыбаясь.

— Зачем ты тут? Тебе же сказали, все бесполезно. — Никита Кузьмич хотел пройти мимо, но что-то заставляло его остановиться. Щенок нетерпеливо взвизгнул.

— Мне некуда идти, — просто проговорила девушка. — И денег нет на хостел. Я… я думала, вы меня приютите. Хотя бы на пару ночей.

— С какой это стати? Почему мы должны пускать в дом постороннего человека?

— Но я же не посторонняя. Я ваша внучка! Вы ведь любили Марию. Сильно любили.

Никита Кузьмич вытер со лба внезапно выступивший пот.

— Любил…

— Ну вот. — Рыжеволосая снова улыбнулась, отчего на щеках у неё образовались симпатичные ямочки.

— Вот что. — Никита Кузьмич слегка подергал поводок. — Пошли, прогуляешься с нами. Расскажешь о себе.

— С удовольствием! — обрадовалась девушка.

Они перешли дорогу и не спеша двинулись по бульвару.

— Я забыл, как тебя зовут.

— Влада.

— Странное имя. Я думал, такое только мужчинам дают.

— Не только. Мне оно нравится.

— Ну хорошо. Положим, ты и правда моя внучка. Зачем тебе Москва? Что ты будешь здесь делать?

— Я буду петь.

— Что? — Никита замедлил шаг. — Петь?

— Да. Я хочу стать джазовой певицей. Поступить в колледж на Ордынке, окончить его и выступать со своей группой. Стану известной, заработаю много денег. Позабочусь о вас.

— Ой-ой, позаботится она. — Никита Кузьмич скривил ехидную мину. — Да с чего ты решила, что можешь петь? Ордынка — это серьёзное заведение, туда сложно поступить.

— А вы откуда знаете? — удивилась Влада.

— Знаю. Я в молодости сам джазом увлекался. На гитаре играл, даже хотел учиться профессионально, так что все про эту сферу знаю. К тому же обучение платное, стоит недёшево.

— Вот об этом я и хотела поговорить, — спокойно произнесла Влада. — Мне нужны деньги, много. И крыша над головой. Не бойтесь, я вас не объем. Я уже нашла место, где можно подработать. На Арбате в переходе группа уличная поёт, там солистка нужна. Обещали взять, так что заработок будет. Но не такой, как мне нужно.

Никита Кузьмич слушал и недоумевал. Неужели можно быть такой наглой и самоуверенной? Припереться в столицу из тьмутаракани, к фактически чужому человеку и рассчитывать, что он станет тратить на неё бабки?

— Ты это серьезно? — спросил он Владу.

— Серьезней некуда. Семестр уже начался. Дополнительный набор на внебюджет в конце сентября. Если пройду, сразу деньги понадобятся.

— А с чего ты решила, что у меня есть такие деньги?

— Ну дед, не забывай, сейчас время Интернета. Я, прежде чем ехать, немного пошукала в сетях, знаю, кто ты таков, как живешь.

Никиту Кузьмича кольнуло слово «дед» и обращение на «ты».

— Никакой я тебе не дед! И не смей «тыкать». Ты мне чужая, слышишь, чужая! Я вообще зря с тобой разговариваю. Правильно Надя сказала, надо было полицию вызвать.

— Ну так вызывайте. — Влада остановилась и скрестила руки на груди. — Давайте, звоните! Сдайте меня ментам. Я — вот она, не убегу.

Никите стало стыдно. Перед глазами снова возникла Маша, их последняя ночь в ее крохотной квартирке. Они лежали, тесно обнявшись, на старенькой скрипучей тахте. Он физически ощущал, как бежит время — минута за минутой, час за часом. А впереди утро и поезд в Москву. Нужно было принять решение. Если он уедет, то уже никогда больше не вернётся в М. Ездить туда-сюда, обманывать обеих, и жену, и Машу — нет, на такое он не способен. Стало быть, два варианта — либо уехать отсюда бесповоротно, либо так же бесповоротно остаться и круто изменить свою жизнь. Настолько круто, что круче не бывает.

Маша тихо прижималась к его боку, ее нежные пальчики гладили его лоб, ерошили волосы. Она ничего не говорила, ни о чем не спрашивала, но Никита знал, что она ждёт, и внутри у неё все сжимается от боли и страха. Однако он не мог решиться.

За окном стало белеть. Никита глубоко вздохнул и обнял Машу, с силой прижал к себе. В горле у него застыл спазм. Она все поняла. Замерла у него в объятиях, словно превратившись в безмолвную птичку, и от этого — от ее безропотности, покорности — ему было ещё горше. Лучше бы она кричала, плакала, расцарапала ему физиономию. Но нет, она целовала его все с той же нежностью, и даже в ее дымчатых глазах не было ни слезинки…

— Почему она не написала мне? — хрипло спросил Никита.

— Кто не написал? — не поняла Влада.

— Маша. Почему не сообщила, что ждёт ребёнка?

Она пожала плечами.

— Откуда мне знать? Может, не хотела, из гордости. А может, не знала, куда писать. Ты разве дал ей адрес?

Никита грустно покачал головой.

— Не дал.

— Вот видишь, а спрашиваешь. Да если бы она и написала, разве ты бы приехал? Что-то бы изменилось?

— Не знаю. Возможно. А впрочем… нет… не надо об этом. Тебе все равно не понять.

— Куда мне, — с легкой иронией проговорила Влада, подумала чуть-чуть и взяла Никиту за руку. От ее прикосновения ему вдруг стало тепло и спокойно. — Давай не будем ссориться. Если тебе неприятно, я могу не называть тебя дедом и говорить «вы».

— Да ладно, зови как хочешь, — вздохнув, сдался Никита Кузьмич. В это время Шоколад громко затявкал на проходящую мимо таксу, до предела натянув поводок. — Фу, Шоколад! Тихо! Фу! — Никита вернул щенка обратно к ноге.

— Шоколад? — засмеялась Влада. — Прикольное имя. И сам он прикольный.

Никита Кузьмич заметил, что она ёжится на ветру. Лёгкая куртенка совсем не защищала от сентябрьского вечернего холода.

— Пошли домой, — предложил он. — Холодно. Да и поздно уже.

— А ваша жена? Она не выгонит меня?

— Не знаю. — Никита улыбнулся. — Надеюсь, что нет.

Влада тряхнула рыжими кудрями:

— Ну идём.