Семь причин влюбиться в мужа

Татьяна Абалова, 2022

Прекрасной Виоле посчастливилось стать невестой любимого человека – наследного принца соседнего государства, бравого адмирала фарикийского флота. Но накануне свадьбы ее мечты рушатся: Виолу насильно выдают замуж за другого – короля Ларда, который никогда не снимает маску. Принцесса вынуждена подчиниться решению родителей, но она отчаянно верит, что Теодор не оставит ее в беде. Он не из тех, у кого можно отнять любимую. Но и Лард не так прост: король Тарквидо никогда не отдаст то, что принадлежит ему.

Глава 6. Шаманка и ее ветра

Дуоэльо, дуоэньё дууу…

Шаниланда, шанибадо ююю…

Из открытого окна белокаменной башни лилась песнь. Но кто бы ни услышал ее, не понял бы в чем смысл странных слов. Давно, очень давно исчезло пустынное племя, обладающее Знаниями, а потому старуха, певшая под мерный шум прялки, не боялась, что кто–нибудь запомнит ее песнь и повторит слова: в чужих устах рифмы не обретут силы.

Барга уже перестала вздыхать, что не может поделиться Знаниями: из всего племени осталась лишь она — шаманка из рода Говорящих с ветрами. Последняя. Как бы ни упрашивала Барга, как бы ни сетовала на возраст, своевольные ветра отказывались найти ей преемника. А груз Знаний тяжел, не каждому смертному по плечу. Вот и тащит она свой век, не желая, чтобы магия умерла вместе с ней.

Вертелось веретено, узловатые пальцы привычно поправляли нить, скручиваемую из шерсти песчаного ирга, а старая Барга носилась мыслями там, где она была молодой, где улыбалась мужу и распахивала руки, чтобы обнять сына. Много ей лет, очень много. Зубов во рту осталось всего три, но она никогда не жаловалась. Зачем старухе зубы, если она ест мягкую халву и пьет прохладный щербет?

Дуоэльо дууу…

Старуха оборвала песнь. Вспомнила, как когда–то, когда косы были толстыми и лежали на плечах словно две черные змеи, сидела она на песчаном берегу и ждала возвращения морского ветра. Дуоэльо запаздывал, но Барга не злилась. У ветра много забот. Не стоит торопить того, кто может отвлечься и наворотить дел.

В этот день ей с вечера не моглось, тянуло к морю. Словно кто толкал в спину. Она и пошла, не дождавшись утра. Перед выходом из шатра обласкала взглядом лицо безмятежно спящего сына. Совсем мужчина, хотя всего семнадцать. Не зря же к ним начала захаживать сваха Басира, примеряясь как бы половчее связать род Говорящих с ветрами с девушкой из клана Зыбучих песков. От их союза родились бы сильные воины, а племени нужна защита.

Проезжие поговаривали, что на юге Кухары появились черные всадники, которые ведут себя странно: останавливаются в оазисах, платят за постой щедро, но о себе ничего не рассказывают, а все больше вопросы задают. Ищут кого–то. И все бы ничего, всадники всякие пересекали пустыню, но те разъезжают на лошадях, которых и лошадьми–то назвать трудно — словно их обглодали до косточек, оставив ради развлечения нетронутыми гривы и пушистые хвосты.

Слышала Барга, что кони те не знали устали и не вязли в песках. И пустынный ветер им был не страшен — не собьет с ног, поскольку дуть на таких, все равно что воду лить в решето. Не за что зацепиться. Это и тревожило. Сняться бы с места, уйти к дальним оазисам, уберечься от лиха, но нельзя — жена главы племени на сносях. Она не могла взрастить в себе семя долгие десять лет.

«Вот родит Малия, и сразу уйдем, — улыбался Кирза, а тревогу из глаз убрать не мог. — Куда мы ее сейчас потащим? Не выдержит долгий путь. А может еще и пронесет. Не тронули ведь черные всадники никого до сих пор».

Барга кивала. Знала, что осталось потерпеть чуток, живот у Малии уже опустился.

«Страшно мне, Кирза. Только наше племя владеет магией, вот и чудится, что нас ищут».

Вот и сейчас, в ночи, вдруг защемило сердце. Барга шумно выдохнула, отгоняя тревожные мысли. Муж услышал, повернулся, зашелестел простынями. Она приложила палец к губам, когда Одиил, прищурившись из–за свечного огня, хриплым со сна голосом спросил:

— Куда?

— Я скоро.

Скоро не получилось.

Знала бы, что видит в последний раз, поцеловала бы, обняла крепко и… не ушла.

Шанибадо налетел внезапно. Зло толкнул в спину, заставил песок скрипеть на зубах. Барга отмахнулась от пустынного ветра. Она слушала историю о спасении мальчика дельфинами. Тот упал за борт, и никто из взрослых его крика не услышал. Корабль шел как шел.

— И что? — требовательно спросила Барга у морского ветра. — Трудно было не дать уйти? Зачем наполнять паруса?

Дуоэльо виновато пропел, что не сразу заметил. Мальчонка как щенок мелкий, и брызг от него, как от упавшего в воду камешка. В море полно звуков, особенно если волна высока.

— А что же второй малец? Никого не позвал?

Морской ветер дунул в лицо, разрешив увидеть, как мальчишка отскакивает от борта и, пригнувшись, бежит к себе в каюту. Забирается в гамак и притворяется спящим.

— Хорошо, хоть дельфинов не разогнал, — проворчала она, вновь ощутив толчок пустынного ветра. В раздражении повернулась к нему, никогда прежде не позволявшему непочтительного отношения к шаманке. — Что тебе, Шанибадо?

Тот завыл, заплакал, и сердце у Барги оборвалось. Бежала к оазису по полусогнутых ногах, руками держалась за песок, падала, поднималась и вновь бежала. Южный ветер подталкивал в спину, морской летел рядом — Барга чувствовала его прохладные струи на своем лице.

Добежав, остановилась. Сначала засомневалась, подметив, как спокоен оазис, даже хотела наказать Шанибадо за испуг: птицы, вон, беспечно поют, прыгают с ветки на ветку, лакомятся инжиром и финиками.

Глупые, глупые птицы. Глупая, глупая Барга.

Увидела валяющееся покрывало, но прошла мимо, и лишь жук–скарабей, деловито катящий шар с прилипшей к нему красной нитью, заставил обернуться. И ахнула Барга, заметив, что из–под того покрывала торчат босые ноги. Подбежала, откинула ткань и осела.

Малия. Мертвая, вся в крови, прижимает к себе тело долгожданного сына. Такого же мертвого.

Завыла Барга, побежала к своему шатру, перепрыгивая через полураздетых соплеменников — тех, кто успел выскочить, но не сумел спастись. Ворвалась в свой шатер и споткнулась о тело мужа, прикрывающего собой сына. С трудом откинула Одиила и закричала, спугнув тем звериным криком птиц.

Когда слез не осталось, поднялась. Шатаясь выбралась из шатра. Ветра ждали снаружи. Робко прятались среди ветвей.

— Искать! — приказала Барга. Метнулись ветра. Припали к земле, словно псы. Понеслись по следам, что быстро терялись в песке.

И как они не встретились с отрядом, направлявшимся к морю?

Барга залегла за барханом, сливаясь с песком. Прислушалась к тихому говору.

— Отчего оно не чернеет? Уже должно было. Я сам каждого пустынника проверил, спасшихся нет.

— Значит, кто–то из Знающих еще жив, — главарь, отличающийся от остальных разбойников огромным копьем, на наконечнике которого горели магические символы, стоял в центре ватаги.

— Вернемся в оазис?

— Нет, — колдун каблуками ударил по бокам лошади, тело которой было похоже на высушенные и переплетенные корни дерева: ее кости пожелтели от солнца и времени. — Схоронимся в песках, выследим последнего. Он придет, чтобы похоронить мертвых. Вы налево, мы направо.

Отряд разделился и неспешно направился по разные стороны от стойбища. По мере их удаления черные одежды серели, и вскоре всадников невозможно было отличить от песков. Лишь наконечник копья, раззадоренный магической кровью, горел яркой звездочкой.

«Вот, значит, как снимали магическую жатву», — Барга закрыла глаза, не в силах смотреть на наконечник, что убил ее соплеменников. Выходит, если артефакт поразит и ее, Знания перейдут к колдуну–убийце.

Стоило последнему разбойнику скрыться, стихшие ветра, боящиеся пошевелить хоть песчинку, вновь поднялись. Гневно метнулись следом, но Барга их остановила.

— Шанибадо, с налету с ними не справиться, — она помнила рассказы путников, что даже самому мощному ветру не под силу сдуть костлявую лошадь, хоть как ни пои его яростью. — Первым выступишь ты, Дуоэльо. Сделаешь одежду всадников мокрой, тяжелой, а кости лошадей влажными. А потом наступит твой черед, Шанибадо — облепи их песком, да так, чтобы закаменели. Пусть булыжникам пойдут ко дну.

Сказала и села ждать результата. Возились ветра недолго. Сначала морской нагнал туч и пролился неистовым дождем, потом пустынник взвился песком, поднимая в воздух тот, что остался сухим.

Она обернулась лишь однажды, когда услышала вой. Два ветра тащили всадников к морю. Лошадям даже не приходилось перебирать ногами — под слоем песка они казались застывшими каменными фигурами. Похожие статуи Барга видела на главной площади столицы Аккории, куда ездила с мужем и сыном.

Шаманка поднялась в полный рост и рассмеялась. Ей понравился ужас в глазах того, кто захотел забрать себе магию Знающих. Колдун был еще жив, хотя не мог вздохнуть — его рот забило песком. Он так и держал в руках копье, теперь никому не нужное.

И как бы ни были тяжелы кони и их всадники, пролетели над водной гладью точно пушинки, а потом разом ухнули вниз. И пропали в море бесследно. Лишь волны, расходящиеся кругами, набежали на берег, омыв босые ноги шаманки.

— Молодцы, — прошептала Барга обескровленными губами. Месть и для нее не прошла даром: вмиг черные волосы окрасились в цвет пепла, а по лицу пролегли глубокие морщины. Она знала цену магии, когда отправляла ветра на убийство, отрывая от себя одним махом десятки лет жизни.

Шанибадо ююю…

Вновь зашумела прялка. Барга, смахнув с лица слезу, обратилась мыслями к другому мальчику, которого после смерти своего посчитала сыном. Ее, умирающую от голода и болезни, подобрали люди королевы Леадии, а после, заметив целительские способности и тягу к детям, определили в няньки к принцу Ларду.

Сколько было в том вражеском отряде всадников — не более дюжины? Взамен каждой отнятой жизни Барга поклялась поднять на ноги ребенка, на котором лекари поставят крест. И у нее получилось. Ни одно дитятко шаманка не отпустила в мир теней.

Лард был последним, двенадцатым.

Старуха помнила, как впервые увидела мальчика. Он почти не разговаривал, смотрел затравленным зверенышем, и только Барга смогла отогреть его душу. Оба видели смерть, оба были одиноки в чужом мире. Но об этом тс–с–с–с…

Лард, превратившись в мужчину, не нуждающегося в няньке, так и не отпустил ее. А куда ей стремиться, если она полюбила его как родного? Даже теперь, когда нет ни старого короля, ни королевы Леадии, а Лард сделался правителем Тарквидо, она рядом с ним. Поддерживает и как может заботится.

Никому и никогда не расскажет старая шаманка, что Лард не родной сын королевы. У той детей не было и быть не могло. Владеющие проклятым даром Омито всегда бесплодны. Сам по себе дар совсем неплох, и проклятым его называли лишь потому, что до последнего неизвестно, кого и когда он поразит. Судьба «счастливчиков» — монастырь Омито, где церковники направляли многогранные способности подопечных на благо государства.

Но король любил Леадию, поэтому скрыл пробуждение дара у жены, хотя понимал, что наследника ждать не придется. А тут такой подарок: дельфины вынесли к их кораблю маленького мальчика.

Как он оказался в открытом море, и где его родители, оставалось только гадать, но Леадия, взяв обессиленное тельце на руки, сразу поняла, что нужно делать, чтобы мальчика приняли за ее ребенка. Ей помогла та самая проклятая магия Омито — королева умела менять воспоминания. Леадия стерла малышу память с образами былого, и чтобы заполнить образовавшуюся пустоту, внушила другую, новую историю.

Тем днем, когда Леадия решилась поменять воспоминания не только у малыша, но и у своих приближенных, а использование дара Омито в корыстных целях считалось преступлением, король затеял торжество — празднование шестилетия наследника.

Конечно, у народа обязательно вызвало бы недоумение, откуда вдруг взялся ребенок, где его скрывали, и почему королевская чета и словом не обмолвились об его существовании, но ничего этого не случилось. Каждый из подданных получил королевское благословение: небольшой амулет, что вешался на шею — ценный дар, способный принести удачу. И никто не почувствовал, что вместе с артефактом был одарен искрой Омито. Так, из памяти населения начисто стерлось, что до сего момента у правящей семьи наследника не было.

А чтобы защитить Ларда от возможного опознания чужеземцами, ввели церемонию выхода королевской семьи в свет: отныне запрещалось видеть, а тем более изображать лица правителей. Королевская семья надела маски и обзавелась двойниками–телохранителями.

На зажжении первого огня в храме Стихий, знаменующем начало года, горожане и иностранные гости могли лицезреть трех королев, трех королей и трех принцев. И никто не знал, где настоящие правители, а где их слуги. Леадия надеялась, что со временем Лард изменится, и в нем трудно будет опознать потерянного малыша, однако судьба распорядилась иначе.

Конец ознакомительного фрагмента.