Дневники фаворитки

Татьяна Абалова, 2020

На свадьбе Дикрея и Милены появляется незнакомец и объявляет право на первую брачную ночь. От выгодной сделки брат невесты отказываться не собирается, но и жених не встает на защиту любимой, поэтому она вынуждена подчиниться. Попытка осмысления той ночи и последующих событий заставляет Милену вести дневники. Но она никогда не была бы настолько откровенна, если бы знала, что ее записи попадут в чужие руки. Дилогия. Две части в одной книге.

Глава 9. Тяжелый день

Воодушевленная открывшимся способом заработать, строя планы все-таки убраться из замка, пусть не сейчас, а весной, я не заметила, как влетела в купальни. Так назывались небольшие водоемы, где горячая вода переливалась из одного в другой, создавая каскад озер, разных по размеру и степени нагрева воды. Через них лежал самый короткий путь до моей комнаты. Еще полчаса назад эхо подхватывало лишь звуки моих шагов, но теперь к ним примешался чей-то протяжный стон.

Хорошо, что я не вышла на открытое пространство, иначе сгорела бы со стыда: на ступеньках одного из водоемов, наполовину погруженные в воду, сплелись два нагих тела. В глаза бросились мокрые пряди черных волос, темные соски большой груди, мерно подрагивающей в такт действиям мужчины. Оба любовника были так поглощены актом соития, что ничего вокруг не видели и не слышали.

— Поцелуй меня, мой король, — хриплым голосом произнесла женщина и потянулась к Таллену. Тот гибко наклонился и накрыл алые губы своими. Поцелуй был долгим. Руки короля отпустили бедра и переместились на грудь. Они мяли ее и поглаживали, и каждое их движение сопровождалось ответным постаныванием женщины.

— Прикуси сосок, я хочу…

Губы короля оставили цепочку следов на влажном теле и, достигнув груди, втянули сосок в рот.

— Ах…

Язык собрал влагу в ложбинке между полушариями, вновь вернулся к груди, но уже к другой, еще не обласканной. Звучные поцелуи, стоны и страстный шепот приумножало эхо, и вместе с капелью и плеском воды создавало чувственную музыку любви. Незнакомую мне, неиспытанную.

«Она стонет не от того, что ей больно. Ей приятно. Ей очень приятно», — я сделала осторожный шаг назад. Что я помнила из своего первого постельного опыта? Мне было больно и тошно. И я хотела, чтобы все быстро закончилось. Здесь же любовники не спешили, старались продлить удовольствие, умышленно не доводя его до накала.

Я зажмурилась, прогоняя видения моей такой непохожей ночи, а когда открыла глаза, то встретилась с взглядом короля. Его улыбка была улыбкой охотника, выследившего добычу. Не отпуская меня, продолжая удерживать установившуюся связь, он приподнял фаворитку за бедра и вошел в нее. Порывисто, глубоко. И лишь когда она закричала от наслаждения, закрыл глаза, позволяя мне уйти.

Я вернулась к комнате Велицы. Потопталась, кусая ногти, у ее двери, а потом решилась: пойду через двор. И пусть на мне нет теплой одежды, лучше замерзнуть, чем бежать, сгорая от неловкости, через купальни.

***

На завтрак я не пошла. Велица все поняла без слов и прислала ко мне с подносом Палека. Хорошо, что пришел сын кухарки, иначе я так и изводила бы себя вопросами: зачем король это сделал? Почему не обругал, не прогнал прочь, а закончил то, что другой женщине принесло удовольствие, а мне лишь боль? К чему эта издевательская открытость?

Да и я чувствовала себя виноватой. Подглядывала, нет, чтобы уйти сразу. Почему осталась, почему позволила себя поймать? Я, наверное, больная. Стоит мне закрыть глаза, и я вижу, как подрагивает грудь фаворитки. И стоны. Стоны, стоны, стоны…

— Велица прислала, — мальчишка бухнул на стол поднос. По-хозяйски переставил на расстеленную скатерть кувшин с молоком, краюху хлеба, кусок сыра. Развернув тряпицу, вывалил на блюдце засахаренные сливы.

— Съешь одну, — я по глазам видела, что такое лакомство для мальчишки недоступно. Он угрюмо покачал головой. — Съешь, я разрешаю.

Он, так и не посмотрев на меня, ухватил одну.

— Мамке.

— Возьми тогда еще.

— Не можно. Велица ругать станет, ежели узнает.

— Не узнает, — я поднялась, высыпала все сливы назад в тряпицу и вручила Палеку. Тогда он сунул в рот ту, что держал в кулаке. Зажмурился от удовольствия.

— Скажи, а куда ты тащил тяжелые ведра?

— Когда? — взгляд честный-честный.

— Вчера. Ты еще от меня убегал.

— Вот еще. Зачем мне надобно с помоями бегать?

— С помоями? — вот не показалось мне, что в ведрах помои. Куски печени и требуха. Я видела однажды, как разделывали коровью тушу.

— Ну да. Их с центрального входа выливать в обрыв не можно. Весной вонять начнут. Приходится таскаться к морю через задний двор.

— А кто рычал в пещере?

Палек задумался. Почесал макушку.

— А! Так море же!

— Не похоже, — я поджала губы, не соглашаясь с объяснением.

— Ну, как же! Внизу в пещерах бьет ключ, а когда море волнуется, то доплескивается до горячих камней. Вот и получается страшный звук. Хорошо еще паром не обдало. Вы это… будьте поосторожней.

— Спасибо. Я буду.

Мальчишка убежал, а мой измученный мозг получил новую пищу для размышлений. Не поверила я, что мясной сбой нужно вываливать в овраг, как помои. Что за расточительство? У охраны есть псы, лучше бы им скормить. И звук тот вовсе не был шипением.

***

— Тук-тук-тук! К вам можно?

На пороге стояла фрейлина короля. И опять в моей памяти ожили ее трясущиеся сиськи. Прямо наваждение.

— Леди Милена? Так вас, кажется, зовут?

Я стояла каменной статуей. Зачем фаворитка здесь? Она видела, что я в купальнях наблюдала за ними? Пришла укорять в неприличном поведении? Хотя… Неприлично было с ее стороны предаваться страсти в людном месте. Ну и что, что рассвет только-только занялся? Разве я не могла захотеть освежиться после долгой ночи?

М-да. Вот почему они там были. Пришли освежиться после долгой ночи, ну, и опять не удержались.

— Меня зовут Фиордес. Можно без леди. Я бастардка маршала Плюсса. И, если вас не смутит, походная жена короля, — она рассмеялась, и ее грудь опять заколыхалась. Я отвела глаза. Ну неприлично иметь такие большие сиськи.

— Что вас, Фиордес, привело ко мне? — вблизи она казалась еще красивей. Ни единого пятнышка на безупречной коже, строгие линии бровей, четкие очертания верхней губы, милая припухлость нижней. Губы, которые целовал король.

— Мне очень понравились ваши рисунки. Один из них Таллен даже повесил в своем кабинете. Это тот, где дракон в ярости рвет когтями крышу башни. А вокруг беснующиеся волны. Я прямо услышала, как они оба ревут: ящер и море.

— И?

Тут она деланно засмущалась. Поднесла ноготь к губам, погрызла его жемчужными зубами.

— Не могли бы вы нарисовать мой портрет? Я бы повесила его в королевской спальне. Чтобы Таллен видел, какую бы женщину он туда ни привел, я лучше.

— Вы ревнуете?

–О! Мы уже столько раз расставались и вновь сходились, что всех остальных можно считать временными, а я постоянная.

— Мне говорили, что король бывших любовниц выдает замуж или отправляет в монастырь, — про каторгу я принципиально умолчала. — Это правда?

— Правда, — Фиордес вздохнула. — Меня тоже отдал. Генералу Кройцу. Слышали о таком? Пограничник-герой, орденоносец, кавалер королевской звезды…

— И где он сейчас?

— Все там же, на границе. Вернусь, привезу ему очередной орден. Так как насчет портрета? — она подошла к зеркалу, поправила идеально лежащие волосы. — Я бы была не против, если бы вы изобразили меня обнаженной… Ой, какой красивый цвет помады! — она держала в руках одну из баночек леди Шер. — Можно?

Я рассеянно кивнула. Фиордес обмакнула пальчик и уверенными движениями нанесла помаду на губы.

— Великолепно! — она полюбовалась свои изображением. Цвет действительно подошел как нельзя лучше. Губы стали сочными, яркими. Такие с особым наслаждением будет целовать король. Бедная леди Шер, знала бы она…

— Я никогда не рисовала людей и, боюсь, у меня не хватит таланта передать всю вашу притягательность.

— А если я вам щедро заплачу? — Фиордес облизала губы. Вкус у помады тоже был хорош. Фаворитка вернулась к баночке, зачерпнула новую порцию краски и, сунув палец в рот, от удовольствия закрыла глаза. — М-м-м, как поцелуй бога. Подарите мне эту помаду.

— Я…

— Спасибо, милая, — она чмокнула меня в щеку, оставив влажный след. Я непроизвольно вытерла его салфеткой. — Встретимся после ужина… О, нет! Лучше завтра на рассвете! Освещение утром гораздо ярче.

Фиордес ушла, оставив сладкий запах духов. Удивительная женщина. Она не просит, она диктует. Видимо, годы, проведенные рядом с королем, и ее сделали такой же самонадеянной.

Теперь придется извиняться перед Шер за помаду, которую я не смогу вернуть. Надо бы попросить Фурдика поискать такую же в столице. Я посмотрела на салфетку, на которой остались следы краски.

***

Обед я тоже пропустила, а вот на ужин за мной прислали.

— Его Величество потребовали, чтобы вы присутствовали, — церемонно сообщил мне Фурдик, передавая пакет с кистями и красками.

— Хорошо, — я была расстроена. И вовсе не из-за того, что мне вновь придется надевать ту же юбку и рубашку. Я откровенно трусила. Что скажет король? Не станет ли намекать на мое позорное подглядывание?

Ну почему со мной так? Кто-то ведет себя непристойно, а в виноватых хожу я?

***

Я вошла, когда король с любовницей уже сидели за столом. Фурдик поднялся, пододвигая стул. Мое лицо горело огнем.

— Леди Милена? — я подняла глаза на Таллена. Слава богам, в них не было той утренней усмешки. — Я слышал, вы хотите покинуть нас?

Велица запыхтела как виноватый дракон.

— Да, я…

— Я запрещаю вам выходить за пределы крепостной стены.

— Но…

— Без возражений. Я в ответе за вашу жизнь.

— Я бы хотела спуститься в деревню, — я скрутила до боли в пальцах салфетку, прежде чем решилась произнести следующее: — В лавку. Мне не в чем ходить.

Король нахмурился, сосредоточил взгляд на моей рубашке.

— Я пришлю вам. Велица, составь список. Вокан, а ты проследи, чтобы мой приказ не нарушался.

— Но почему? Разве я пленница?

— Дикрей сбежал.

Я задохнулась от ужаса. Если Толл-младший сбежал, то он умрет, но разыщет меня. И не было никакой уверенности, что разыщет, чтобы забрать с собой. Скорее похоронит здесь же. Или сбросит в море. Раз не ему, то никому.

— Кто такой Дикрей? — не к месту спросила Фиордес. Она держала в руках куриную ножку, и красный след от помады отпечатался на бледном мясе птицы. — Что? Что не так?

Она не могла понять, почему король смотрит на курицу широко открытыми глазами.

— Фиордес, что это?! — в его голосе слышалось потрясение.

Фаворитка опустила глаза и тут же отшвырнула от себя треклятую ножку, из которой торчало несколько зубов. Истерично вскрикнула леди Шер. Феордес, закрыв рот салфеткой, вскочила. С грохотом опрокинулся стул.

— Фурдик, за ней! — скомандовал король, выбегая следом.

А мы, ничего не понимая, остались за столом. Первым в себя пришел Вокан. Накрутив на ладонь салфетку, он поднял злополучную куриную ногу и поднес к своему лицу.

— Фу! Меня сейчас стошнит! — веер в руках леди Шер затрепетал. — Что? Что там?

— По крайней мере четыре зуба. Нет, пять. Один лежит на столе.

— Они у нее вставные?

— Нет, живые. Тут даже осталась кровь. Они просто выпали.

— Как такое возможно? — спросила я, не веря, что все происходящее не дикий сон. Дикрей, зубы…

Дракониха не выдержала. Обогнув стол, забрала из рук Вокана куриную ногу и завернула в салфетку.

— К этому лучше не прикасаться. Чую я, что к нам пришла беда.

Она оказалась права. К утру Фиордес умерла. Беззубая, безволосая, покрытая сочащимися язвами.

***

— Ее отравили? Но как?

Я сидела на кухне. Рядом со мной примостилась взволнованная кухарка, наблюдая, как Велица роется на ее полках, перетряхивая мешочки, баночки и ящички со специями.

— Когда ты в последний раз ходила в лавку?

— С месяц назад. Вчера не было ничего такого, чем бы я не пользовалась все эти дни.

— На кухню заходили посторонние?

— Только наша стража и королевские охотники. Они занесли припасы, прибывшие с Его Величеством.

— Если бы отрава пришла из кухни, умерли бы все мы, — вошедший Вокан принес с собой ледяной воздух, заставив нас поежиться. Сняв шапку, оттер лоб. — Она ничего не ела и не пила вне стола. В вине, которое они вчера раскупорили вместе с Талленом, яда точно нет. Я нашел остатки и проверил.

— На ком проверил? На себе?

— Глупая женщина. На поросенке проверил.

Мы прислушались, со двора раздавался радостный поросячий визг.

Дверь вновь распахнулась. На пороге стоял король. В одном камзоле, несмотря на снег. Он шагнул в помещение, больно схватил меня за руку и выдернул из-за стола. Молча поволок за собой.

Я беспомощно оглянулась, но никто из тех, кого я считала друзьями, не пришел мне на помощь.