Дневники фаворитки

Татьяна Абалова, 2020

На свадьбе Дикрея и Милены появляется незнакомец и объявляет право на первую брачную ночь. От выгодной сделки брат невесты отказываться не собирается, но и жених не встает на защиту любимой, поэтому она вынуждена подчиниться. Попытка осмысления той ночи и последующих событий заставляет Милену вести дневники. Но она никогда не была бы настолько откровенна, если бы знала, что ее записи попадут в чужие руки. Дилогия. Две части в одной книге.

Глава 3. Выбор

Движение кареты убаюкивало. Я забыла, что напротив меня сидит король, сама не одета, а покрывало, кое-как запахнутое на спине, сползает.

Мой сон был тревожен. Я видела, как тащусь по темному переходу, освещаемому трепещущим огнем свечи, под ногами хлюпает вода, а стены осклизлые, и дотрагиваться до них все равно, что прикасаться к дохлой рыбе. Пахнет гнилыми водорослями и морем. Неимоверная слабость заставляет передыхать, едва ли сделав тройку шагов, но детский плач зовет, и я иду, иду, иду. Только-только забрезжил свет, и я облегченно выдыхаю, что трудный участок пути позади, как на стены наползает тень, и тут же в узкий проход врывается яростная волна. Меня отрывает от земли и несет, словно щепку, попавшую в водоворот, увлекает в подземелье, ударяет о камни. Горько-соленая вода везде и спасения нет. Я кричу, но меня не слышат. Я сама себя уже не слышу, и последнее, что успевает выхватить сознание — это хоровод кружащихся вокруг меня жемчужин. Ярких, чистых, несущих в себе свет.

Проснулась я от того, что меня тормошили за плечо. Закашлялась, будто действительно только что тонула: на губах даже чувствовался вкус соли.

— Вытри, у тебя кровь, — надо мной стоял король и протягивал носовой платок с монограммой «ТIII» — Таллен Третий. Я приложила приятно пахнущую ткань к носу и виновато подняла глаза.

— Тяжелая ночь, да? — спросил он, усаживаясь на место. Дернул бархатную ленту над головой, и карета послушно тронулась, а король вновь вернулся к равнодушному созерцанию видов за окном.

Я поднялась. Поправила покрывало на груди. Вытянула шею, чтобы посмотреть, далеко ли уехали от «Дикого вепря». Мы пересекали пустошь — унылые пейзажи с тронутыми первыми заморозками седыми травами. Уже кончились болота, где по осени поднимались на крыло утки, остались за спиной подернутые желтизной леса и убранные поля, улетала в прошлое моя тихая жизнь в «Диком вепре».

— Куда мы едем?

Король вздохнул, посмотрел на ногти одной руки, потом другой.

— Ненавижу ходить без перчаток, — произнес он, явно не намереваясь отвечать прямо. — Я забыл их в твоей спальне, поэтому вернулся сам. Не мог допустить, чтобы слуги застали тебя… такой. Но лучше бы послал их, — он перевел взгляд на меня, и не было в нем ни капли сочувствия. Лишь брезгливость, которая больно ранила сердце. — Мне не понравилось то, что я увидел. Это было по-скотски…

— Дикрей — мой муж, но… — я собиралась сказать, что не оправдываю его, и нет моей вины в том, что со мной ТАК обращались мужчины. Оба мужчины.

— Уже не муж. Храмовые записи уничтожены. Пока ты спала, вернулся человек, посланный уладить твои дела.

— Что теперь будет со мной? — и опять я не решилась сказать, что вовсе не по моей вине кому-то пришлось улаживать дела.

— Еще не решил. Сначала покажу тебя лекарю.

— А если у меня будет ребенок?

— Наихудший вариант. Я не приму его даже как своего бастарда.

— Но до этого вас не смущало, что я проведу последующие ночи с Дикреем…

— Тогда ты была замужем.

— А теперь? Кто я такая теперь? — в волнении я совершенно забыла, что передо мной самый могущественный человек королевства. Невысказанные слова рвались наружу.

— Теперь ты женщина, с которой король провел всего лишь одну ночь. Но поскольку твое тело успело познать другого мужчину, я ни за что не признаю ребенка, — Таллен Третий поморщился. Ему все больше и больше не нравился наш разговор. Мне в этот момент хотелось вцепиться в его холеное лицо. — Я не намерен всю жизнь сомневаться, мой он или того скота.

Я заплакала. От бессилия, от несправедливости. От обиды за еще нерожденное дитя.

— Прекрати, — он отвернулся к окну. — Думаешь, мне самому нравится, что я проявил минутную жалость, а теперь вынужден заниматься твоей судьбой?

Карета дернулась и остановилась.

— Что еще? — с досадой произнес Таллен.

За окном вырос всадник, больше похожий на медведя, чем на человека. Кустистые брови, борода лопатой и буравящий взгляд маленьких глаз. Он твердой рукой удерживал пляшущую в нетерпении лошадь.

— Ваше Величество, засада! — крикнул он. — Как вы и думали!

— Сколько их было? — король тронул позолоченную ручку двери, и та бесшумно распахнулась. Он не вышел из кареты, лишь слегка наклонился, чтобы его лицо не скрывала тень. Я впервые хорошо рассмотрела человека, сломавшего мне жизнь. Прямые волосы лежали на широких плечах, на тон темнее, почти черные брови и аккуратная бородка. С выраженной горбинкой нос и капризные чувственные губы — невероятно красные на бледном, не тронутом дневным светилом лице. И неожиданно светлые, как летнее небо, глаза. В предрассветной мгле, и позже, в сумраке кареты, они казались мне сродни грозовой туче. Короля нельзя было назвать писаным красавцем, но в нем чувствовалась магия власти. Таким хочется подчиняться и находить в этом болезненное удовольствие.

— Карету поджидали человек тридцать. В живых осталось не больше дюжины. Мы ее мужика не тронули, — бородач дернул головой в мою сторону, и я смутилась, что меня застали за разглядыванием короля.

— Где он? — Таллен был полностью поглощен разговором.

— Да тут, за поворотом. Они перевернули поперек дороги телегу. Так мы его к этой телеге и привязали. Лютый, гад. Парюту одним ударом кулака свалил.

— Жив?

— Жи-и-ив. Куда денется? — бородач усмехнулся в густые усы. — Полморды синей, на одно ухо оглох, но жив.

— Веди, — Таллен поднялся, подскочившие слуги опустили ступеньку. — Чего сидишь? — мазнул взглядом по мне. — Пошли. Судьба хочет, чтобы ты еще раз увиделась со своим…

Договаривать не стал, протянул руку.

Стыд сковал мое тело. Покрывало наброшенное на грудь совсем не скрывало того, что было сзади, а перевернуть его у всех на глазах я не решалась, поэтому замотала головой и отодвинулась в дальний угол.

Король опять вздохнул.

— Вокан, ты побрился бы что ли? С бородой на медведя-шатуна похож. Видишь, девушка тебя боится.

Бородач загоготал и, тронув коня, скрылся с глаз долой.

Таллен неторопливо расстегнул камзол и стянул с себя рубашку. Кинул мне на колени.

— Одевайся.

Сам, подхватив верхнюю одежду, скрылся за дверью.

Я суетливо освободилась от покрывала, натянула пожертвованную с королевского плеча вещь и, поднявшись, оправила ее. Ниже колена, но…

Дверь вновь распахнулась, впустив холодный воздух и запах преющей травы.

Король, в накинутом на голый торс камзоле, изучающе посмотрел на мои босые ноги с подсохшими кровавыми подтеками.

— Вокан! Приведи моего коня.

Мне ни разу не приходилось сидеть в одном седле с мужчиной. Рука короля поперек моего тела напомнила о ночи, когда он так же прижимался ко мне. Несмотря на стылый ветер, я чувствовала, как загорелись щеки. Не знаю, думал ли о том же Таллен, но его ладонь чашей сомкнулась на моей груди, и пальцы ощутимо сжали сосок.

Его Величество не стал понукать коня, и мы доехали до поворота не торопясь.

***

Я не узнала Дикрея. Он не мог быть тем человеком, которого привязали к колесу: стянутые в высокий хвост волосы, угольно-черные полосы поперек лица, жилет из кожи, такие же штаны — он ничем не отличался от тех мертвых грабителей, кого стаскивали в одну большую кучу.

— Познакомься, Милена. Это Гуль.

Я поискала глазами знаменитого разбойника, но пальцы короля на моем подбородке повернули голову в нужную сторону.

— Дикрей?!

Мой любимый, мой жених, кому в храме, сказав «да», я вверила всю себя, оказался тем самым главарем, на которого король объявил охоту. И тут я поняла, что вовсе не из-за диких уток Таллен месил болотную жижу, иначе откуда вдруг взяться военному отряду? Он ловил Гуля, на счету которого не один разграбленный обоз, не одна загубленная душа. Какими же грязными оказались те деньги, что легли на стол в качестве выкупа за глупую невесту!

— Выбирай, — произнес король — его губы были у моего уха, — останешься с ним, и тогда я его не повешу, или отправишься со мной, но полностью подчинишься моей воле. Скажу умереть, умрешь.

— Я отказываюсь выбирать, — на раздумья хватило мгновения. — Никто на свете не заставит меня жить с убийцей, но и палачом ему я не стану.

— Думаешь, король не убийца? — даже голос Дикрея изменился. Дрожь пробрала меня до кончиков пальцев. — Спроси у него, сколько невинных погибло в огне, когда он загнал нас в Сабуры?

О пожаре, случившемся весной, когда за болотами выгорело пятнадцать дворов, не говорили разве что груднички.

— Я ничего не слышу, — я закрыла уши руками. Не знаю того человека, что привязан к колесу. Не знаю, а потому не верю.

Король развернул коня, довез до кареты.

— Ты можешь спасти его и вернуться домой. Я отпущу тебя.

— Вы освободите Дикрея?

Король отрицательно покачал головой.

— Его выбор невелик: виселица или пожизненная каторга. Говорят, ты любила его так сильно, что готова была ждать годы, пока он не соберет за тебя выкуп. Если захочешь, я разрешу тебе поехать с ним. На рудниках тоже живут. Живут, как умеют.

Я закрыла глаза. Ветер трепал волосы и кидал их в лицо.

— Вы уже знали, что Дикрей и есть тот самый разбойник Гуль, когда…

— Когда заявил о праве первой ночи? — король собрал с моего лица волосы, придержал, не давая ветру разметать их. — Нет, не знал. То решение было внезапным. Я даже не заметил, кто из сидящих за столом жених. Я видел лишь девушку в белом. Чистую, светлую…

–… и намеренно испортили ее чистоту…

— Ты танцевала. И я возжелал тебя.

— Когда вы поняли, что он Гуль? — я опасалась ступить на скользкую тропу.

— Мои люди заметили, что твой брат расплачивался с поставщиками вина фальшивыми вирами — добыча Гуля из подосланного нами обоза. Достаточно было спросить, как золото попало к лорду Гавару.

— Выкуп за меня? — догадалась я. И здесь ложь.

— Мы никак не могли вычислить, кто прячется за личиной Гуля. Понимали, что местный: знает все ходы-выходы, знаком с торговым делом. Хитрый, подлец. За три года ни разу домой не наведался.

— И вы беспомощную меня оставили в руках разбойника?

— Но я же вернулся?

— За перчатками.

— Вчера мы еще не догадывались, на чью свадьбу попали. Это выяснилось гораздо позже. Помнишь, я говорил, что отправил человека уладить твои дела? Я ждал его в условленном месте, и пока ты спала, мы успели побеседовать.

— И послали военный отряд…

— А что было делать? Ждать, когда разбойники нападут первыми? Дикрей кинулся в болота сразу, как только мы уехали. Мои люди его выследили и атаковали с тыла.

— Засада напоролась на засаду. А я оказалась в роли приманки.

— Нетрудно было догадаться, что месть погонит Дикрея за тобой. В усадьбе он не посмел бы открыть рот — крестьяне подняли бы разбойников на вилы. Никто не хочет повторения пожара в Сабурах. Но все произошло, как и ожидалось. Подлость — второе имя Гуля. Он намеревался напасть на карету, сопровождаемую горсткой охотников. Тридцать против семерых.

— И вы хотите, чтобы за таким мужчиной я пошла на каторгу?

— А как же любовь до смерти? Я читал клятвы, записанные на страницах храмовой книги, — Таллен похлопал по карману камзола.

— Моя любовь умерла еще там, в спальне, когда он меня насиловал, — я опустила глаза.

Король спрыгнул с коня, помог спуститься мне. Задержал в своих руках и медленно-медленно поцеловал. Его губы были холодными, как и пальцы, которыми он обхватил мое лицо.

— Ну, так как? Домой или со мной?

— Дома меня опять продадут, — ноги мерзли, и я топталась на цыпочках. — И неизвестно, кто достанется в женихи на этот раз: очередной разбойник или старикашка. А вас я более-менее знаю…

— И будешь довольствоваться ролью любовницы?

Король женат, и не мне, нищей дворянке, составлять конкуренцию королеве.

Я дотронулась рукой до живота. Таллен понял.

— Поживем — увидим, — сказал он и приглашающим жестом указал на открытую слугой дверь.

Я кивнула и полезла в карету. Поживем — увидим.