В кожуре мин нет (сборник)

Татьяна 100 Рожева

А где есть? В плодо-овощном эпителии и в теле – плода, овоща, а тем более фрукта! И чем глубже в тело, тем больше вероятность встретить мин и минеров, то есть тех, кто ищет друг друга. Настораживающе много и тех и других – в мягких местах тела. Особенно взрывоопасны – места дислокации зерен и косточек! Ибо именно там сокрыто начало нового и хорошо забытого старого. Дерганье за хвостик – также чревато последствиями! Если предложенная истина кажется Вам неубедительной, а она кажется таковой любому минеру-любителю, имеющему личные грабли и бронебойную самоуверенность, – дерните за хвостик, ковырните эпителий или вгрызитесь в сочную мякоть! А так как Вы, натура ищущая, скорей всего, произведете все эти действия, вот Вам проверенное правило: В кожуре мин нет! Так о чем книжка? Что еще может написать почетная минерша оставшимися тремя пальцами? Понятное дело, брошюру о здоровье и инструкцию по технике безопасности! Ну, и немного о любви… В военно-фруктовом значении этого слова. Безопасного чтения!

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Наша клиника

Медицинская клиника. Дорогая чистота. Регистратура. Белый халатик. Юная грудь. Крестик со стразами. Глаза-пуговицы.

— Ваш врач сегодня с четырнадцати тридцати.

— Как? А мне сказали, с часу!

— Кто вам сказал?

— Не знаю, кто-то в телефоне!

Улыбка. Платный вариант «вас много — я одна».

— Ваш врач сегодня с четырнадцати тридцати. Вы можете подождать.

— Ну, я вам звонила! Спрашивала у вас, когда принимает врач! Кто-то же мне ответил!

— Я не знаю, с кем вы разговаривали. Ваш врач сегодня с четырнадцати тридцати. Вы можете подождать в холле, если хотите.

Песню замкнуло. Улыбка. Ногти на клавиатуре. Белый халатик. Юная грудь. Крестик со стразами. Глаза-пуговицы. Разговаривать бессмысленно.

Полтора часа до 14. 30! Ни туда, ни сюда…

В холле — здоровые коричневые диваны. «Здоровые» в смысле «большие», а не в смысле «обследованные и вылеченные». Попа вязнет в поролоновых джунглях. Рядом мужчина. Бородка, свитер, джинсы, любопытные носки, туфли. Правая нога меняется местами с левой. Следующие пять минут — она сверху. Пальцы теребят рекламный проспект «Наша клиника». С его сгиба кособоко улыбаются люди в белых халатах. Мужчина накладывает проспект на бедро, как горчичник. Тоже ждет…

Пальма в углу «по стойке смирно» прижимает дырявые лапы к волосатому стволу — из уважения к заведению или из страха — растопыришься — сошлют на склад, а там — полив старым чаем и стена с уродом семейства узколистых из журнала «Наш сад». Не дай бог!

Дверь кабинета с надписью: «Уролог. Кандидат медицинских наук Дьячков Ф.Ф.» выпускает невысокого лысого мужчину и слова: «уреплазма, не тяжелое, но неприятное, таблеточки, обязательно, да, да, пожалуйста, всего хорошего». Слова сказаны, видимо, Дьячковым Ф.Ф., но его самого не видно. К кабинету семенит пожилой обладатель живота в шерстяном жилете. Бодро стучит, приоткрывает, спрашивает: «Можно?», исчезает за дверью.

Сосед по диванным джунглям смотрит на часы.

— Вы не в 26 кабинет, случайно? — интересуюсь я больше от скуки.

— Я? А, нет. Я жду. Жену.

— Что-то серьезное?

— С чего вы взяли?

— Ну не знаю. С женой в клинику…

— Аа… нет, это у нее проблемы… некоторые… Я только в качестве водителя, телохранителя, — снисходительно улыбается он.

— Какой вы молодец! Редкий муж как говорится!

Он обращает ко мне бородку и хитрый взгляд:

— You are so beautiful, do you need a bodyguard?

Минуту я перевожу неожиданный текст. Без словаря.

— А вы потянете два тела?

— Не глупа! — качает он бородкой.

— А вы с чего взяли?

— Так показалось. Вы со мной осторожней общайтесь, мадам. Влюбиться можете. Я предупредил! — произносит он, слегка откашлявшись.

Вот везет мне всегда на придурков там, откуда уйти нельзя! А впрочем, надо же как-то убить время до 14.30. Сочетание в моем соседе бородки, любознательных носков и желания выступать обещает убийство времени быстрое и безболезненное.

— Сядьте пониже! — хамлю я для разминки.

— Зачем?

— Угорите!

— А, это шутка юмора у вас такая? Я понял! Решили сразу блеснуть интеллектом! А зачем? Не надо! Я вам почему-то верю и без этого.

— Напрасно.

— Резковаты! — ставит диагноз сосед. — Почему? Я же не хочу вас укусить!

— Вам и не удастся. Я в каске. А обиженность — плохой компас.

— Я никогда не обижаюсь. Опять умничаете? Будьте проще, мадам! Куплю, полюблю, и полетим! — ухмыляется он собственной, видимо, шутке. — Хотите — не хотите?

— Не хочу.

— Зря! Хотеть надо обязательно! Потому как фригидность может развиться!

— Не переживайте.

— А почему вы краситесь в пошлый блондинистый цвет? Красьтесь в черный! Будете брУнетка с голубыми глазами! Вам это больше подойдет!

Его ноги меняются местами. Теперь левая сверху. Левому носку хуже видно меня, зато лучше дверь углового кабинета с надписью, не читаемой с нашего поролонового острова. Интересно, какая у этого типа жена? Наверняка худенькая застенчивая брУнетка. Спит в байковой сорочке до пят и утирает слезу, гася ночник…

— Не надо обижаться! — включает беседу сосед. — Я говорю, что думаю. Все хотят много и сразу. Вы тоже?

— Я люблю безразмерное. А вы, простите, на что намекаете? Вы ведь жену ждете!

— Ни на что я не намекаю! Вы вообще не в моем вкусе, извините, если честно. Мне интересен ваш интеллект, если конечно он есть!

— Нету!

— Взяли и сбили с мысли! Вот грубовата ты!

— Не «ты», а «вы! — поправляю я, словно учитель Нестор Петрович из кинофильма «Большая перемена».

— Да ладно те выпендриваться! — крутит бородкой сосед.

Я смотрю на часы. Убито всего двадцать минут.

Дверь кабинета с надписью «Уролог. Кандидат медицинских наук Дьячков Ф.Ф» снова открывается со словами: «таблеточки, уреплазма, обязательно, да, да, пожалуйста, не тяжелое, но неприятное, всего доброго». Обладатель живота в шерстяном жилете плетется через холл в коридор, откуда ему на смену движется мужчина моложе и толще, в жилете с карманами и красным лицом. Со стуком и вопросом «Можно?» он скрывается внутри кабинета.

— Ты что замолчала? Живость ума кончилась? — жмет на педаль сосед.

— Ага. Кончила и ушла.

— Слушай, я вижу, ты слегка задвинута на сексе. Это хорошо или плохо?

— А ты как думаешь? Хорошо это или плохо?

Ухватив интересную тему за два конца, мы разворачиваемся друг к другу вполоборота, прошуршав попами дуэт на здоровом коричневом диване. Пальма в углу расправляет дырявые уши.

— Думаю, отклонение в ту или иную сторону грозит отсутствием морали! Или для тебя мораль не в цене? — горячо произносит мужчина.

— Что такое мораль? Объясни мне!

— Мораль это традиционные устои воспитания и веры!

— Это длинный, тупиковый и безрезультатный разговор. Ты готов его вести? — разогреваюсь я.

— Для кого как! А ты считаешь себя умней и продвинутей всех на планете? Это тоже не Зэрр Гуд! Мне лично все ясно! Все равно все сводится к одной формуле — да или нет. Все остальное словоблудие и блядство чистой воды!

Рекламный проспект «Наша клиника» падает с соседского бедра на диван. Мужчина резким движением сует его в щель между сиденьем и спинкой.

— Нет, не считаю, — парирую я. — Но есть темы, у которых нет ни конца, ни ответа, типа смысла жизни. И эта такая же. Разве нет?

— Нет, конечно! Просто есть белое, но наши ученые и политологи доказывают нам, что это не совсем белое, скорее черное, или не очень белое!

— Это схоластика. Возьми обычный пример: муж, жена, верность. Он всю жизнь верен и дрочит на бухгалтершу или соседку, представляя их в самых развратных позах, чтобы не взорваться, но верен. Расставь акценты морали в этом самом банальном примере.

— Мужик должен быть мужиком! — повышает голос сосед, пугая пальму. — Должен не дрочить, а… делать! — находит слово сосед. — Конечно, мужчины разные есть, и прыщавые и гандоны, но я говорю о настоящих! И, кстати, что положено мужчине, женщине — нет! Мужчина изначально полигамен! Просто все извращено!

— А ты давно женат?

— Да, давно! И причем на одной! — хвастается он.

— И ээ… делаешь ее одну с неослабевающим удовольствием все восемьдесят лет?

— Нет, конечно! — потрясывает он бородкой. — У меня с бабами все в порядке! Причем от двадцати четырех лет и без денежных стимуляций!

— Где мораль?

— По-разному! Иногда во рту! — ухмыляется собеседник.

— И? Стоило затевать беседу о морали с осуждающим лицом! Кончай девочкам в рот и радуйся!

— Но это не должна знать жена! При таком раскладе семья только укрепляется! Это личная жизнь мужчины! А если ее убрать, появляется то, что мы хорошо знаем!

— А жене ничего нельзя, да?

— Жене — нельзя! Это придумали во времена нигилизма. Декаданс, и прочее. Яркий представитель Колотай из русских. Но если женщина хочет семьи, этого не должно быть! Разводись и ебись на здоровье! А то мы хотим и семью и ебаться. Так не бывает!

— Коллонтай — фамилия этот тетеньки. А то, что ты проповедуешь, называется мужским шовинизмом. Старо и скучно. Женский клиторальный оргазм ничем не отличается от мужского по ощущениям, а есть еще у женщины вагинальный и анальный. При этом тебе можно, ей нет! Логично!

— Мой прадедушка, врач профессор сказал мне, когда мне было семь лет: «Разрушение государства Россия началось с эмансипации женщин»! Но тогда я не знал, что это. В России сейчас должно жить миллиард человек, а живет десятая часть! Вот тебе шовинизм, госпожа феминистка!

— Ну, так и сиди в своей семье! — вскипаю я. — И держись за свою ячейку! Люби жену, расти детей, а не бегай по девкам. С себя-то не хочется начать? А то ты в рот кончаешь девушкам, а жена должна о России думать, молиться на прадедушку.

— Я по девкам не бегаю! — пафосно возражает сосед. — Я дружу с женщинами, и получаю кайф от этого! Не учи меня жить, дорогая феминистка! Всех устраивает! Да, мне можно, а тебе нельзя!!! Ты мужнина жена! Его лицо!!! — почти кричит мужчина и рывком меняет местами ноги.

Правый носок с интересом наверстывает упущенные впечатления.

— Дремучесть наше все. Прадедушке привет…, — вяло продолжаю я.

— Ты продукт эмансипированного общества, как и все женщины вокруг! Но кто сказал, что это правильно! Европа вымирает! Россия на грани! Оглянись! И почему это так тебе не нравится? Ведь ты мама в первую очередь! А прадедушка давно умер.

— Эмансипация здесь не при чем! Логика нарушена! Ты как депутаты наши, которые борются с воровством. Сам не воруй! Верно?

— Ты плохо читала Научный коммунизм. Опять ты все в одну кучу! При чем здесь депутаты? Это разные понятия! Воровство это низко. А воровство — потому что мы живем в обществе клептоманов, и их власть сегодня, все просто.

— Куча одна! Говоришь о морали — сам не дружи в рот с женщинами! Ты за честность? Сам не воруй! Ты за спорт? Сам вставай с дивана, иди в зал! И так далее. Логика элементарная! Неужели не доступно?

Мужчина ерзает в поролоновых джунглях в поисках аргументов. Находит.

— В Турции, например, сегодня калым за жену с четырьмя классами образования — сто тысяч, с десятью классами — десять тысяч, а с высшим образованием — бесплатно! Это ты не хочешь понять!

— Ценится неграмотность или молодость? И Россия еще тянет на Гондурас, но никак не на Турцию!

— Возраст одинаков, за неграмотную дают больше денег! — втолковывает сосед. — Думаешь Турки дураки? Мы все в России максималисты! Но это детский максимализм!

— Это же от бессилия. Образованная еще думать начнет, не дай бог!

— Ну, наконец-то! — выдыхает мужчина. — Дошло!

— Так думать начнет, читать, сравнивать мужа, ей станет тесно быть беременной на кухне. Измена неизбежна. Это дорога в эту сторону. Опять логика подкачала?

— Однако в Турции семьдесят пять миллионов при территории с гулькин нос. Вот и считай, что лучше!

— Это традиция, не более.

— Права! А ты легко обучаема и не глупа! — он смотрит на меня с удивлением, как на думающую пальму. — Конечно, традиции! Так, вся культура происходит от традиций! Почему в Европе при красном светофоре все стоят, а у нас…

Его речь прекращает грустная блондинка в приоткрывшейся двери углового кабинета.

— Игорь! Доктор хочет с тобой поговорить! Подойди, пожалуйста! — зовет она.

— Со мной?! — привстает с дивана сосед. — Это еще зачем?!

— Подойди, пожалуйста! — терпеливо повторяет женщина.

Мужчина неохотно поднимается, оставив в диване яму, прожитую его попой и проходит в кабинет, на ходу оправляя джемпер.

Блондинка, посторонившись, пропускает его, улыбается кому-то вглубь кабинета, и выходит в холл. Она оглядывает пространство и садится на второй здоровый диван, противоположный от промятого ее мужем.

Сапоги на «низком», юбка, трикотажная кофточка, честно докладывающая о форме лифчика и количестве складок на боках, затертая на углах сумка, стрижка «каре» из осветленных волос. Обычная «жена». Не за что зацепиться глазу. Вот и гуляет мужик, — оправдываю я бывшего соседа, — а гулять на теоретической базе вроде не так стыдно…

Блондинка вдруг встает и пересаживается ко мне, точно в мужнину яму, вынимая из щели между сиденьем и спинкой переходящий рекламный проспект «Наша клиника». Люди в белых халатах улыбаются новой пациентке. Она пахнет сладким парфюмом, каким подслащивают свою жизнь одинокие пенсионерки. Катышки на боках кофточки митингуют против безразличия хозяйки, в чем идти с мужем к врачу! Или за…

— У вас интересный муж, — начинаю я, чтобы добить оставшиеся сорок минут и из любопытства, конечно. — Мы тут с ним схлестнулись в дискуссии!

— А вы замужем? — поворачивает испуганное лицо блондинка.

— Да.

— И у вас все хорошо?

— По-разному. Но в целом, вполне. А у вас нехорошо?

— Он вам рассказал? — еще больше пугается женщина.

— Нет, нет, что вы! У нас был политический спор.

Женщина молча рассматривает ногти, совпадающие по размеру с приветливыми лицами докторов в проспекте «Наша клиника».

— Я сама во всем виновата, — вздыхает она. — Сейчас же все везде написано. Журналы всякие, интернет, передачи, курсы… Я не считала, что мне все это нужно.

— Что вам нужно? Советы из серии «как взбодрить мужа» — «смените прическу, купите кружевную ночнушку, сделайте неожиданный минет, испеките торт в форме полового органа»?

Блондинка болезненно улыбается.

— Не знаю…, — помолчав, говорит она.

— А вы заведите себе… увлечение!

Она резко оборачивается, округлив наспех накрашенные глаза, словно я узнала ее самую огромную тайну.

— Займитесь танцами, рисованием, вышиванием, не знаю чем, что вам нравится! — выруливаю я.

— Да… Доктор тоже сказал. Я устаю на работе. Ничего уже не хочется…

Из двери кандидата медицинских наук уролога Дьячкова Ф.Ф. одновременно выходят — мужчина в жилете с карманами и побледневшим лицом и слова: «таблеточки обязательно, да, да, пожалуйста, не тяжелое, ничего страшного, запишитесь в регистратуре, всего хорошего»

В холле появляется худой мужчина в темных брюках и полосатой рубашке.

— Сюда кто-нибудь есть? — сконфуженно спрашивает он, кивая на кабинет уролога.

Мы с блондинкой дружно мотаем головами.

Мужчина робко стучит, и после «да, пожалуйста» — исчезает за дверью.

— Во поток у доктора! — комментирую я.

— Да…, — отрешенно произносит женщина и открывает проспект «Наша клиника», делая вид, что внимательно читает обращение радостного директора к больным всех стран.

Я смотрю на часы. Полтора часа почти убито. Пятнадцать минут — уже ерунда.

В проеме угловой двери возникает мужчина в белом халате с живыми глазами и располагающим лицом.

— Людмила! Зайдите, пожалуйста! — приятным голосом приглашает он женщину.

Оставшись в холле одна не считая ушастой пальмы, я берусь за проспект «Наша клиника». Амфитеатр из улыбающихся людей в белых халатах на обложке так и зовет к ним заглянуть. «В нашем медицинском центре уделяется большое внимание организации работы регистратуры. Сотрудники регистратуры проходят специальное обучение, ориентированы на максимально эффективное решение любой возникающей проблемы и вежливое отношение к клиенту» — читаю я. Давно не читала ничего более циничного! Глаз выцепляет подзаголовок «Урология» и текст: «урология — раздел медицины, изучающий вопросы анатомии, физиологии, диагностики и лечения заболеваний мочевыделительной системы человека и мужских половых органов. В нашем центре консультации уролога проводятся высококлассными специалистами в удобное для пациента время».

Ну, совсем писать не о чем, кроме цитат из энциклопедии! — убиваю я сочинителей рекламного проспекта и еще пять минут времени.

Из углового кабинета молча выходит супружеская пара Игорь и Людмила. Первым — мужчина, за ним его жена. Он, не обернувшись, проходит через холл, она успевает виновато улыбнуться на прощание.

Уролог Дьячков Ф.Ф. выпускает сконфуженного худого пациента в мягкой упаковке уже выученных слов. Через пару минут он показывается сам с ключом в руке. Маленький, с русым чубом на лбу и джинсами из-под белого халата.

— Вы не ко мне? — спрашивает уролог.

— Нет…

— Жаль! — улыбается он, закрывая кабинет.

Он слегка подпрыгивает при ходьбе на мысках, словно под его пятки подложены «таблеточки» и он боится растереть их в «порошочек». В холле, наконец, появляется мой доктор, ухоженная дама неопределенного возраста, и следующие полчаса я убиваю долгожданным рассказом о своей любимой болячке.

Проходя мимо двери углового кабинета, я, наконец, причитываю нечитаемую с дивана надпись: «Психолог. Кандидат медицинских наук Кружанский А.А.» и оборачиваюсь, чтобы попрощаться с пальмой углу. Она снова стоит «по стойке смирно», прижав дырявые лапы-уши к волосатому стволу, а я думаю, что мне тоже не помешало бы зарулить к Кружанскому А.А….

Возле ворот «нашей клиники» кандидат медицинских наук, уролог Дьячков Ф.Ф. чистит от снега свой черный внедорожник. Куцая курточка, джинсы, русый чубчик, курносый нос и сильно разбавленные водой светло-голубые глаза. Задранная рука со скребком оголяет ремень и белую футболку на талии. Совсем мальчик. Я засматриваюсь на его большую выпуклую попу, которая, кажется, должна принадлежать парню покрупней.

Он перехватывает взгляд.

— Вы и это прекрасно делаете! — говорю я, чтобы оправдать свое бесцеремонное разглядыванье.

Он довольно улыбается.

— Вы наблюдательны. Может вас куда-нибудь подвести?

— Не откажусь.

— Я вообще-то на Бабушкинской живу.

— А я на Ботаническом саду!

— О, это вообще по пути! — обрадованно говорит он. — Садитесь! Меня Федор зовут.

— Федор Федорович?

— Совершенно верно!

В здоровом водительском кресле внедорожника он выглядит как болезненный школьник в папиной машине. Чтобы ботинки доставали до педалей, кресло вплотную придвинуто к рулю. Федор Федорович напряженно смотрит в зеркало, выруливая с клинической парковки.

— Недавно за рулем? — угадываю я.

— Нет, просто машина новая. Не привык еще.

— Вы такой молодой, и уже кандидат наук! — смазываю я.

— Кандидат я тоже недавно, — произносит он, с усилием вписываясь в поворот.

— А вот интересно, почему именно урология? Как врач выбирает ту или иную специальность?

— Отец хотел, чтобы я был врачом. Я выбрал направление, в котором смогу добиться большего.

— Большего — это чего?

Он кидает на меня разбавленный недоумением круглый взгляд.

— Карьера, рост, материальное, чего? Мне тридцать три уже, времени и так немного, чтобы чего-то добиться. А у меня отец… в общем, я хочу доказать, что чего-то могу в этой жизни сам, что я не просто Федька!

— Но для этого в пластическую хирургию идут, в гинекологи, куда еще, не знаю… Мужчины ведь лечиться не любят.

— Это правда! — улыбается Федор. — Но урология — особая область медицины. Сегодня был мужик. Из нефтянки. Член такой! Я такого не видел за всю свою практику! С мою руку! — Федор отрывает от руля и трясет в воздухе ручонкой со сжатым кулачком. — И проблемка-то небольшая, так он всю клинику на уши поставил! Я начал на час раньше, чтобы его принять, записи уже не было. Таблетки ему выписал самые дорогие, а он — доктор, а дороже нет? Наши люди ведь как считают — чем дороже, тем лучше лечит!

— Вот это счастье! — впечатляюсь я. — И деньги и член! И все одному!

— У меня тоже, между прочим… — произносит Федор Федорович и осекается на полуслове.

— Что тоже?

— Так, ничего, — смущается он. — В общем, проблемы с членом это единственное, на что мужики быстро реагируют.

— А что такое хорошая карьера для уролога? Вы ведь уже в дорогой клинике работаете. Что дальше?

— Меня в институт зовут.

— Преподавать?

— Научный институт. Работать. Место там должно освободиться.

— Там же зарплаты маленькие.

— Да, зарплаты там небольшие, но дело не в этом. Финансирование сейчас туда пошло. Квартира за полгода выходит. У меня однокомнатная пока, и ту отец помог купить. А я сам хочу!

— Какой вы целеустремленный, Федор Федорович! Вот жене-то повезло! — произношу я тоном старушки, философствующей на нечищеных семечках подсолнечника.

— Я не женат.

— Развелись?

— Не был.

— Собираетесь? Девушка есть? — вживаюсь я в старушку.

— Девушки нет. И не собираюсь.

— У вас нетрадиционная ориентация? Вы уж простите меня за бестактность, но я уже не могу остановить список!

— Нормальная у меня ориентация! — пугается он.

— Ну, мне остается только спросить, как доктор доктора, в чем проблема?

Федор Федорович ударяет кулачком по сигналу, выбивая «квак» для впереди едущей девушки.

— В девушках проблема! — говорит он. — «Я хочу за тебя замуж» через три дня знакомства нормально слышать? А «Федь, давай поженимся» прямо во время секса? Сама меня, главное, соблазняла, кружевное белье прекрасно видно через белый халат, и все время перед носом у меня — шасть туда, шасть обратно! Так я еще в ней, она мне «Федь, давай жениться!». Это как вообще?

— Ну, может, вы ее так впечатлили?

— Впечатлил! — зло соглашается Федор. — Тридцать три года, не курю, не пью, квартира, машина, нормальная работа, цели в жизни есть! Они все хотят за меня замуж! Все! Не верю ни одной!

— Ну, это же нормально, что девушки стремятся к благополучию.

— Да мне-то что! Я всего добился сам, и никого везти на своей шее не собираюсь! Ну, вот чего она делает? — Федор лупит два раза подряд по сигналу и обгоняет тупую девушку, раздраженно оглядывая ее.

— Вы совершенно правы, Федор! — выписываю я успокоительное.

Он смотрит на меня через зеркальце заднего вида глазами, бровями и переносицей, словно хирург в маске, но его взгляд от «успокоенного» далек.

— А член у меня реально классный. Женщинам нравится! — произносит он, краснея от собственной смелости.

Я решаю не изображать оскорбленную добродетель и добить время по-взрослому.

— Покажешь?

— Прям щас?

— Ну, да…

Федор сбавляет скорость, расстегивает одной рукой джинсы и ловко вынимает член — крупный, красивой формы и готовый, собственно, жениться. Я чуть сжимаю его, глядя в разбавленные розовым компотом светло-голубые Федины глаза.

— Классный! Согласна…

— Поехали ко мне? — возбужденно произносит Федор. — Пожалуйста! Я тебя еще в клинике заметил. Специально задержался, ждал пока выйдешь.

— А если бы я сама не пристала?

— Но ты же пристала! Поедем? Покушаем, кино посмотрим.

— Про что кино? — улыбаюсь я его молодежному «разводу».

— Про то, как я по Европе на машине проехал, я сам снимал, — честно отвечает он. — Согласна? — он заглядывает в глаза, совсем как мальчик. Еще бы коллекцию марок предложил показать. — Пожалуйста! — повторяет он. — Мой мальчик очень хочет твою девочку!

— Уговорил, — отвечаю я игриво, изгоняя из себя старушку с ее тухлыми семечками.

Прямоугольник зеркала обрамляет глаза Федора, наполняющиеся чем-то золотистым…

В квартире в нем включается экскурсовод: «Квартира небольшая, но я один и мне пока хватает. Ремонт сам сделал, сам нашел людей, дизайнеров троих выгнал, пришлось самому. Гонят чушь какую-то! Этот стиль не позволяет то, тот это! А я, может, вот так хочу! Вот посмотри, как в комнате получилось!»

В комнате — гибрид старинного серванта и антикварного буфета в ужасе смотрится в трехсерийное зеркало шкафа-купе в рамах алюминиевых профилей. Их пытается примирить двуспальная кровать в центре, но у нее не получается. Все, что она может сделать для потомка благородных мебельных кровей — прикрыть своим телом его инкрустированные ящички и витые ножки. Поблескивающим шторам наплевать на стилистическую драму в трех действиях, их волнует лишь яркость люстры. При свете они смотрятся богаче.

Очевидно, все участники действия обошлись режиссеру в копеечку.

— Нравится? — самодовольно спрашивает Федор.

— Да, оригинально.

— Стенка испанская! Сделана по моему эскизу! Массив вишни с инкрустацией! Шкаф немецкий, бесшумные антиударные зеркала! Кровать итальянская! Шторы на заказ шили! — гордо перечисляет хозяин.

Мне кажется, благородному потомку с двойной фамилией Сервант-Буфет неловко за хозяина, шкаф гордится его немецкой практичностью, итальянская кровать смирилась, а шторам наплевать.

— А кухню посмотри! — по-хозяйски обнимает меня Федор.

Он протискивается вперед, чтобы встретить меня рассказом, но я опережаю:

— Красота! У тебя замечательный вкус!

— Правда? — улыбается он. — Здесь ящики наши, а фасады из массива африканского дуба ироко!

— А чистота какая! Полотенца, тряпочки, губочки, идеальный порядок! — нахваливаю я.

— Да, я отличная хозяйка! — соглашается довольный Федя.

— Ну, вообще! — восхищаюсь я, найдя в холодильнике даже свежую зелень. — Федя! Ты умница!

— Я вчера закупился! — хвастается «хозяйка». — У меня вообще все есть! Мне и женщина-то не нужна, если бы не секс…

Я чувствую сзади горячее дыхание его маленького тела. Он работает бедрами, изображая, как резво он собирается меня любить. Я улыбаюсь, вспомнив совет из серии «Хозяйкам на заметку: не выбрасывайте старую меховую шапку, она станет прекрасной новой подругой вашему четвероногому другу»

— Тебе смешно? — обижается Федя.

— Нет, что ты!

— Вообще-то я не очень хочу есть, — произносит он с урчанием, сверля мою грудь глазами цвета африканского дуба ироко…

Без одежды он исполняет тот же «танец бедрами» в темпе четвероногого друга, резво работая выпуклой попой, которая, кажется, должна принадлежать собачке покрупней. Через десять минут он отваливается на итальянскую кровать, не удивив и даже не прогнув ее.

— Ну как? Тебе понравилось? — напрашивается на похвалу Федя, по-супружески чмокая меня в щеку.

— А это все или только первая серия?

— Тебе мало что ли? — обижается он.

— Ну, вообще-то я люблю действие в трех актах.

— Ни фига себе запросы! Я устал вообще-то! Я и так старался! Я давно ни с кем так не старался! У меня прием сегодня был с восьми утра, ты забыла?

— Да, Федь, извини, я эгоистка! — виновато говорю я.

Он, довольный реакций, чмокает меня в то же место.

— Щас! — загадочно произносит он, перепрыгивает кровать и отодвигает бесшумное антиударное зеркало шкафа-купе, вытаскивая оттуда здоровый черный кожух. Здоровый — в смысле «большой», и в смысле «не участвующий в заболеваниях окружающих».

— Что это? — спрашиваю я.

Федя смущенно улыбается. Он извлекает из кожуха блестящий черно-белый аккордеон, ставит его себе на колени, набрасывает на плечо ремень.

— Сыграю тебе…

— Ух ты! — я сажусь удобней на подушках, слегка прикрывшись краем одеяла. В паре слушатель — музыкант кто-то должен быть одет.

Федор сосредотачивается, склонив голову с растрепанным чубом набок, и раздвигает меха. Его выпуклая попа еще увеличивается, словно раздувается вместе с мехами, и сдувается с обратным движением инструмента. Слегка путаясь, он выводит медленную хриплую мелодию.

— Отвыкли пальцы… — качает он головой в такт музыке.

Благородный Сервант-Буфет замирает, вспомнив давно забытое родное, шторы недовольны недостатком света, кровать терпеливо держит, а трехсерийный шкаф бесшумно отражает голого Федю, на раздвинутых бедрах и сплющенном половым органе которого дышит черно-белый монстр.

— В детстве учился, редко беру в руки… — оправдывается артист. — Мать хотела, чтобы я был музыкантом.

Я сожалею, что в комнате так мало зрителей. Картина достойна всего улыбающегося амфитеатра с проспекта «Наша клиника», не говоря уже о балконах.

Устав мучить пальцы, Федя отставляет инструмент к шкафу, удваивая его в зеркале, и ложится рядом.

— Тебе понравилось? — с надеждой на похвалу спрашивает он.

— Очень!

— Тебе кто-нибудь играл вот так?

— Нет! Никогда! Ты единственный!

Он улыбается и чмокает меня в уже запатентованное место. Мне становится скучно, словно мы давно женаты, и хочется уйти. Но сразу уходить неприлично, если вообще можно говорить о приличиях, лежа с голым урологом-музыкантом.

— Прикольную пару сегодня видела в твоей клинике, — говорю я, чтобы убить время до слов «ну мне пора».

— Мужик с бородкой с женой? — узнает Федя. — Я их не первый раз вижу. Баба какая-то задерганная, а муж — мой клиент! Скоро будет у меня.

— Откуда ты знаешь?

— Доктора всегда своих видят. Опыт. Заболевания, и даже предрасположенность к ним определенным образом отражаются на человеке. Внешний вид, походка, манеры, цвет кожи, цвет склер, да много всего. Любого врача спроси. А этот так и так придет. После Кружанского они все у меня! — смеется Федор. — Вот кто профи у нас! Мужиков он бегом ко мне, а теток — к эндокринологу, к гинекологу, к трихологу, к физиотерапевту, узи, рентген, анализы, в общем — ко всем, по кругу! Мужики хуже разводятся, ко мне и кардиологу только хорошо идут, на остальное забивают. Но тоже до поры. Полтинник стукнет, приползут со своими простатами! Ну и я своих, конечно, к нему на консультацию в обязательном порядке! Проблемы с членом первым делом на психике отражаются.

— Серьезно?

— Конечно! Это я тебе как доктор говорю! А Анатолий Абрамыч у нас умница! И клинике кассу делает, и докторам на карман налипает! Умеет работать! — восхищается голый уролог. — Крутится, правда, на трех работах. А ему деваться некуда! Жена, семья, две любовницы, квартира в кредит! Я вот смотрю на него и чего-то жениться мне еще больше не охота! Тут как хорошо, потрахались в свое удовольствие и никто никому как говорится! А гармошку, чтобы играла, надо ж смазывать… — философски замечает голый гармонист. — Ну чего, кино посмотрим про меня в Европе? — Он садится на итальянской кровати с такой надеждой в глазах, что вместо того чтобы ответить: «мне пора» я произношу:

— Ну, давай… А оно не трехсерийное?

— Нет! Всего минут двадцать где-то! — Он шустро спрыгивает с постели, демонстрируя выпуклую попу, берет на колени ноутбук, усаживается на подушках, включает.

Голубой монитор высветляет матовые плафоны люстры, которыми она смотрит свысока на происходящее в комнате. Испанский мутант, немецкий педант, итальянская двуспальная приживалка, советский сноб, мнящий себя музыкальным инструментом, голый хозяин квартиры с ноутбуком на коленях и Европой в глазах, очередная голая баба, расплодившиеся китайские тапки… Боже, что приходится освещать! — читаю я люстрины мысли. Все же, наверно, надо зарулить к психологу, но точно не к Кружанскому А.А в «Нашу клинку»….