Сходство
«Сходство» – один из лучших детективов из знаменитой серии Таны Френч о работе дублинского отдела убийств. Однажды в уединенном полуразрушенном коттедже находят тело молодой женщины, жившей по соседству в усадьбе «Боярышник». На место убийства вызывают Кэсси Мэддокс, бывшего детектива из отдела убийств. Кэсси в недоумении, она уже давно ушла из Убийств и работает теперь в отделе домашнего насилия. Но, оказавшись на месте, она понимает, в чем дело: убитая – ее полный двойник, то же лицо, фигура, волосы. Как такое возможно? И возможно ли вообще?.. Однако бывшему боссу Кэсси, легендарному агенту Фрэнку Мэкки, нет дела до таких загадок, для него похожесть детектива на жертву – отличная возможность внедрить своего человека в окружение жертвы и изнутри выяснить, кто стоит за преступлением. Так начинается погружение детектива в чужую жизнь, и вскоре Кэсси понимает, что ее с жертвой объединяет не только внешнее сходство, но и глубинное сродство. Подробный гид по творчеству Таны Френч читайте в ЛитРес: Журнале
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сходство предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
3
И вот в воскресенье вечером мы с Сэмом отправились в Дублинский замок, к Фрэнку на военный совет. В Дублинском замке работает отдел убийств. Однажды осенью, длинным промозглым вечером, я освободила там свой рабочий стол: документы разложила опрятными стопками, пометив каждую, содрала с компьютера смешные наклейки, выкинула из ящиков обгрызенные ручки, старые рождественские открытки и завалявшиеся конфеты, погасила свет, закрыла за собой дверь.
Сэм заехал за мной притихший. В то утро он ушел от меня чуть свет — в квартире было еще темно, когда он наклонился меня поцеловать на прощанье. Я не расспрашивала его, как продвигается следствие. Нашел бы что-то важное, хоть крохотную зацепку, — сам бы рассказал.
— Не позволяй этому Мэкки тобой помыкать, — сказал он в машине, — втягивать тебя во что-то.
— Да брось ты, — ответила я. — Когда это я позволяла собой помыкать?
Сэм осторожно поправил зеркало заднего вида.
— Да, — отозвался он, — понимаю.
Сэм открыл дверь, и меня сразил наповал знакомый запах, здесь пахло сыростью, куревом и лимоном, совсем не то что в Домашнем насилии, в стерильном новом здании в Феникс-парке. Ненавижу тоску по прошлому — мне кажется, она от лени и самолюбования, — но сейчас с каждым шагом во мне оживали воспоминания: вот я сбегаю вниз по лестнице с бумагами под мышкой и яблоком в зубах; вот мы с напарником даем друг другу “пять” за дверью допросной, впервые добившись признания; вот мы вдвоем наседаем в коридоре на шефа, просим дать нам побольше времени. Коридоры здесь как на рисунках Эшера — стены словно бы чуть кренятся, чуть плывут перед глазами, а что не так, не поймешь.
— Как ты? — спросил тихонько Сэм.
— С голоду умираю, — ответила я. — И кто нас сюда вызвал, когда мы еще не поужинали?
Сэм улыбнулся, будто у него камень с души свалился, и на ходу сжал мне руку.
— Оперативный штаб нам пока не выделили. Сначала решим… ну, как именно мы будем расследовать, кто за это отвечает. — И открыл дверь в дежурную комнату отдела убийств.
Посреди комнаты, перед большой белой доской, восседал верхом на стуле Фрэнк; говорил, междусобойчик — он, я и Сэм, — но выяснилось, что врал. За столами в разных углах сидели двое — Купер, наш патологоанатом, и О’Келли, начальник отдела убийств, и злобно щерились друг на друга. Забавное было бы зрелище — Купер смахивает на цаплю, а О’Келли вылитый бульдог с зачесом, — но я сразу почуяла подвох. Купер и О’Келли друг друга на дух не переносят, чтобы заманить их хоть ненадолго в одну комнату, нужны изощренные дипломатические уловки и пара бутылок хорошего вина. По загадочным, ему одному ведомым причинам Фрэнк всеми правдами и неправдами залучил обоих. Сэм метнул на меня опасливый, тревожный взгляд. Он тоже такого не ожидал.
— Мэддокс, — сказал О’Келли с обидой. Пока я работала в Убийствах, он меня не замечал, но едва я попросила о переводе, как сразу сделалась в его глазах предательницей — мол, столько сил на меня ухлопал, а я хвостом вильнула и улизнула в Насилие. — Как жизнь в низших эшелонах?
— Усыпана розами, сэр, — улыбнулась я. Когда я волнуюсь, то начинаю острить. — Добрый вечер, доктор Купер.
— Рад вас видеть, как всегда, детектив Мэддокс, — откликнулся Купер.
С Сэмом он не поздоровался. Сэма он тоже ненавидит, да и вообще людей ненавидит, каждого по-своему. Я у него пока что на хорошем счету, но если он узнает, что мы с Сэмом встречаемся, то сразу окажусь в черном списке.
— Здесь, в Убийствах, — О’Келли брезгливо глянул на мои драные джинсы, облачиться в приличный костюм у меня почему-то духу не хватило, — почти все могут заработать на пристойную одежду. Как там Райан?
Я так и не поняла, хотел он меня задеть или нет. Роб Райан — мой бывший напарник, мы давно не виделись. И О’Келли я давно не видела, и Купера — с тех пор как ушла из Убийств. Слишком уж все быстро, и ничего тут не поделаешь.
— Шлет привет, целует-обнимает, — ответила я.
— Так я и думал. — О’Келли ухмыльнулся Сэму, тот отвел взгляд.
В дежурке умещается двадцать человек, но на этот раз здесь было по-воскресному пусто: компьютеры выключены, на столах бумаги, обертки от еды — уборщицы придут только утром в понедельник. Наши с Робом бывшие столы — в дальнем конце комнаты, у окна — так и стоят углом, как мы их когда-то сдвинули, чтобы сидеть плечом к плечу. Теперь их заняли другие — может быть, новенькие, сменившие нас. У того, кто сидит за моим столом, есть ребенок — с фотографии в серебряной рамке улыбается беззубый мальчишка; солнце золотит стопку отчетов. Когда я здесь сидела, последний луч солнца в этот час всегда бил в глаза.
Я задыхалась, воздух будто сгустился, почти затвердел. Одна из ртутных ламп барахлила, и комната болезненно мерцала, точно в бредовом сне. В шкафах выстроились толстые папки, кое-где на корешках я узнала свой почерк. Сэм подтащил к столу стул, посмотрел на меня, слегка хмурясь, но промолчал — и на том спасибо. Я вгляделась в лицо Фрэнка — под глазами мешки, на подбородке порез от бритвы, но при этом бодр, полон сил, воодушевлен; явно предвкушает, что будет дальше.
Он перехватил мой взгляд.
— Ну что, соскучилась?
— Просто не передать! — ответила я. И тут же заподозрила, что сюда он меня пригласил с расчетом, знал, что я могу расчувствоваться.
Я бросила сумку на ближайший стол — Костелло, судя по почерку на бумагах, — и привалилась к стене, спрятав руки в карманы куртки.
— Хорошо сидим, — начал Купер, отодвигаясь подальше от О’Келли, — но хотелось бы все-таки знать, для чего этот междусобойчик.
— Справедливое замечание, — откликнулся Фрэнк. — Дело Мэдисон — точнее, дело неизвестной, присвоившей имя Мэдисон. Кодовое название?
— Операция “Зеркало”, — ответил Сэм. Как видно, слухи о моем сходстве с жертвой докатились и до начальства. Красота! Не поздно ли еще передумать, удрать домой и заказать пиццу?
Фрэнк кивнул:
— Да, операция “Зеркало”. За три дня у нас ни подозреваемых, ни зацепок, и личность жертвы так и не установлена. Как вы все знаете, я считаю, пора сменить тактику…
— Не гони коней, — остановил его О’Келли. — Доберемся еще до твоей тактики, будь спокоен. Но для начала есть вопрос.
— Пожалуйста, — великодушно согласился Фрэнк, сделав широкий жест.
О’Келли чуть не испепелил его взглядом. Концентрация тестостерона в комнате зашкаливала.
— Как я понял, — начал он, — девушку эту убили. Если я где-то ошибся, поправь меня, Мэкки, но я не вижу здесь ни признаков домашнего насилия, ни указаний на то, что она была агентом. Так что вы оба, — он указал подбородком на нас с Фрэнком, — тут делаете?
— Я — ничего, — ответила я. — Я тут ни при чем.
— Жертва присвоила имя, которое я придумал для своей подчиненной, — объяснил Фрэнк, — и меня это задело. Выходит, от меня вам не отвертеться. А насчет детектива Мэддокс — это нам и предстоит выяснить.
— Это я хоть сейчас скажу, — вмешалась я.
— Будь другом, — попросил Фрэнк, — дай договорить. Выслушай сначала, а там можешь послать меня к черту, я и слова не скажу. Ну как, согласна?
Я сдалась. Есть у Фрэнка еще один талант: так все повернет, будто одолжение тебе делает, и если не пойдешь ему навстречу, со стороны будешь выглядеть упрямой овцой.
— Да, отлично проведем вечер, — кивнула я.
— Ну что? — обратился Фрэнк ко всем. — Когда закончим, засунете меня, как марионетку, в ящик, и я о своем плане больше не заикнусь. Но сперва выслушайте. Согласны?
О’Келли неопределенно хмыкнул, Купер пожал плечами — дескать, не мое дело; Сэм, чуть помедлив, кивнул. У меня зашевелилось дурное предчувствие: где Фрэнк, там вечно какой-нибудь подвох.
— А пока все мы еще не слишком увлеклись, — продолжал Фрэнк, — давайте проверим, так ли уж велико сходство. Если нет, тогда и спорить не о чем, верно?
Никто не ответил. Фрэнк спрыгнул со стула, достал из папки стопку фотографий и принялся их вешать на доску. Фото со студенческого билета Тринити, увеличенное, восемь на десять; мертвое лицо в профиль, глаз закрыт, под глазом синяя тень; в полный рост на столе в морге — слава богу, одетая, — кулаки стиснуты, на футболке кровь темной звездой; снимок рук крупным планом: кулаки разжаты, пальцы в бурой корке запекшейся крови, сквозь нее кое-где поблескивает серебристый маникюр.
— Кэсси, можешь мне помочь? Выйдешь сюда на минутку?
Ах ты ублюдок! — подумала я. И, нехотя отлепившись от стены, вышла к доске и встала на ее фоне, будто фотографируюсь для уголовного дела. Наверняка Фрэнк уже раздобыл в архиве мое фото, рассмотрел под лупой. Любит он задавать вопросы, на которые уже знает ответы.
— По-хорошему, сюда бы труп, — игриво сказал Фрэнк, раскусив пополам кусочек офисного пластилина, — но это было бы, мягко говоря, странно.
— Боже сохрани, — ужаснулся О’Келли.
Мне чертовски не хватало рядом Роба. Мы не разговаривали уже несколько месяцев, и все это время я держала подобные мысли в узде, даже по ночам или когда валилась с ног от усталости. Первое время хотелось врезать ему хорошенько — просто с ума сходила от бешенства, даже вещами швырялась. И в итоге запретила себе о нем думать. Но здесь, в дежурке, где все на меня пялятся, как на диковинный экспонат в анатомическом музее, а фотографии так близко, что почти касаешься их щекой… Всю неделю я ходила как под наркотиками, а сейчас меня будто волной захлестнуло, голова закружилась, в груди заныло. Я готова была руку себе отрубить, лишь бы здесь очутился Роб, хоть на одну секунду, — глянул бы на меня из-за спины О’Келли, насмешливо выгнув бровь, и невинно заметил, что план наш никуда не годится, потому что убитая девушка была симпатичная. На один мучительный миг мне даже почудился запах его лосьона после бритья.
— Брови, — Фрэнк постучал по портрету со студенческого билета, я аж дернулась, — брови сойдут. Глаза тоже. Челка у Лекси покороче, надо и тебе подстричь, а так волосы вполне сойдут. Уши — повернись-ка, — сойдут и уши. У тебя проколоты?
— В трех местах, — ответила я.
— А у нее только в двух. Так, посмотрим… — Фрэнк наклонился поближе. — Сгодится. Если не приглядываться, ничего и не видно. Нос сойдет. Губы тоже. И подбородок, и овал лица сойдет.
Сэм при каждом “сойдет” моргал, почти кривился.
— Скулы и ключицы у вас чуточку сильнее выступают, чем у жертвы, — заметил Купер, всматриваясь в меня наметанным взглядом. — Позвольте уточнить, сколько вы весите?
Я никогда не взвешиваюсь.
— Пятьдесят с небольшим. Пятьдесят один — пятьдесят два.
— Ты чуть похудее, — сказал Фрэнк. — Ничего, неделя-другая на больничных харчах — похудела бы и она. Размер одежды у нее сорок четвертый, джинсов — двадцать девятый, бюстгальтера — 75В, обуви — тридцать седьмой. Как, подойдет тебе?
— Более-менее, — подтвердила я. И подумала: до чего я докатилась! Найти бы волшебную кнопку, перенестись со скоростью света в прошлое — и сидела бы я сейчас довольная в уголке, перемигивалась с Робом всякий раз, когда О’Келли сморозит глупость, — а я стою тут как манекен, выставляю напоказ уши и стараюсь унять дрожь в голосе, пока мы рассуждаем, подойдет ли мне лифчик убитой девушки.
— Обновим тебе гардероб, — ухмыльнулся Фрэнк. — Кто сказал, что в твоей работе нет плюшек?
— Обновить гардероб ей не мешало бы, — съязвил О’Келли.
Фрэнк перешел к снимку в полный рост, провел по нему пальцем сверху вниз.
— Фигура в целом сойдет, плюс-минус несколько фунтов. — Он опять провел по снимку, бумага аж скрипнула под его пальцем; Сэм заерзал на стуле. — Ширина плеч сойдет, обхват талии и бедер тоже, — можем измерить для верности, но разница в весе дает нам кое-какую свободу. Длина ног сойдет.
Он постучал по снимку рук:
— Вот это важно, на руки всегда обращают внимание. Можно взглянуть, Кэсси?
Я протянула руки, словно для наручников. Я не могла заставить себя взглянуть на фото, дыхание сбилось. Вот он, вопрос, на который Фрэнк не знал ответа заранее. Сейчас все решится: несходство отдалит меня от девушки, разорвет нашу связь раз и навсегда, и меня отпустят домой.
— Сколько лет на свете живу, — одобрительно заметил Фрэнк, вдоволь насмотревшись, — не видал таких прекрасных рук.
— Невероятно! — восхитился Купер и, вытянув шею, уставился сквозь очки на меня и безымянную девушку. — Вот так совпадение — один случай на миллион.
— Заметил кто-нибудь различия? — обратился ко всем Фрэнк.
Все молчали, Сэм стиснул зубы.
— Господа, — Фрэнк сделал широкий жест, — мы нашли двойника!
— Но это ни к чему нас не обязывает, — заметил Сэм.
О’Келли не спеша, в насмешку, зааплодировал.
— Поздравляю, Мэкки! Неплохой вышел бы розыгрыш! Ну вот, разобрались, как выглядит Мэддокс, — можем наконец перейти к делу?
— И долго мне еще тут маячить? — спросила я. Ноги дрожали, как после бега, я отчаянно злилась на всех и на себя в придачу. — Или я для вас источник вдохновения?
— Да пожалуйста, садись, — сказал Фрэнк, ища маркер. — Итак, вот что нам известно. Александра Дженет Мэдисон, или Лекси, родилась в Дублине первого марта 1979-го — точно знаю, сам регистрировал. В октябре 2000-го, — он быстрыми, уверенными штрихами набросал график, — поступила в аспирантуру дублинского Университетского колледжа, специальность — психология. В мае 2001-го оставила учебу из-за нервного расстройства и уехала к родителям в Канаду, поправить здоровье, и на этом ее история должна была закончиться…
— Минутку. Так это ты мне придумал нервный срыв? — возмутилась я.
— Диссертация тебя доконала, — ухмыльнулся Фрэнк. — Ученый мир суров, тебя достала эта кухня, и ты свалила. Надо же было как-то от тебя избавиться!
Я села поудобнее у стены, состроила Фрэнку гримасу, он подмигнул. Он дал этой девушке в руки все козыри за годы до того, как она появилась на горизонте. Когда она столкнулась с кем-то из старых знакомых и принялась выуживать сведения, любая ее ошибка, неловкое молчание или отказ встретиться легко объяснялись: у нее ведь был нервный срыв…
— Но в феврале 2002-го, — продолжал Фрэнк, сменив синий маркер на красный, — Александра Мэдисон появляется вновь. Забирает документы из Университетского колледжа и с ними поступает в Тринити, в аспирантуру по английской филологии. Мы не знаем, кто эта девушка на самом деле, чем занималась раньше и откуда у нее документы на имя Лекси Мэдисон. Проверили ее отпечатки, в базе их нет.
— Возьми шире, — посоветовала я. — Велика вероятность, что она не ирландка.
Фрэнк метнул на меня быстрый взгляд:
— Это еще почему?
— Если ирландец решил скрыться, он здесь ошиваться не станет, а уедет за границу. Будь она ирландкой, уже через пару дней наткнулась бы на мамину подругу из клуба любителей настольных игр.
— А может, и нет, при ее-то замкнутой жизни.
— А еще, — продолжала я, взвешивая каждое слово, — у меня французские корни, и я похожа на моих французских родственников. Во мне не признают ирландку, пока рот не открою. Раз я своей внешностью обязана не ирландцам, то и она, по-видимому, тоже.
— Гениально, — буркнул О’Келли. — Спецоперации, Домашнее насилие, мигранты, британцы, Интерпол, ФБР. Кого еще приплетем? Ирландскую ассоциацию сельских женщин? Общество святого Викентия де Поля?[7]
— А по зубам ее опознать не получится? — спросил Сэм. — Или хотя бы страну установить? Разве нельзя определить, где ей лечили зубы?
— Зубы у этой девушки были прекрасные, — ответил Купер. — Я, конечно, не специалист в этой области, но у нее ни пломб, ни коронок, ни удалений — ничего доступного для идентификации.
Фрэнк посмотрел на меня вопросительно, шевельнул бровью. Я изобразила недоумение.
— Два нижних резца слегка перекрываются, — сказал Купер, — и один верхний коренной не на своем месте — значит, в детстве ее не лечили у ортодонта. Рискну предположить, что опознать ее по зубам практически невозможно.
Сэм сокрушенно покачал головой и опять уткнулся в записную книжку.
Фрэнк по-прежнему меня разглядывал, и мне это действовало на нервы. Я отделилась от стены, глянула на него и, раскрыв пошире рот, показала зубы.
— Вот, у меня тоже ни одной пломбы. Видишь? Впрочем, какая разница?
— Молодец, — одобрил Фрэнк. — Так держать, пользуйся зубной нитью!
— Отлично, Мэддокс, — сказал О’Келли. — Спасибо за стриптиз. Итак, осенью 2002-го Александра Мэдисон поступает в Тринити, а в апреле две тысячи пятого ее труп находят близ Глэнскхи. Известно ли, чем занималась она в промежутке?
Сэм встрепенулся, отложил ручку, посмотрел перед собой.
— В основном писала диссертацию, — сказал он. — Что-то о женщинах-литераторах и псевдонимах, я не все понял. По словам научного руководителя, работала она прекрасно — чуть выбивалась из графика, но получалось у нее здорово. До сентября снимала комнату за Южной окружной. Взяла кредит на обучение, получала гранты, работала на кафедре английской филологии и в кафе “Кофеин”. Ни преступного прошлого, ни долгов, кроме студенческой ссуды, ни подозрительных операций с банковским счетом, ни вредных привычек, ни парня — или бывшего парня (Купер повел бровью), ни врагов, ни ссор в недавнем прошлом.
— А значит, ни мотива, — вставил Фрэнк, уткнувшись взглядом в доску, — ни подозреваемых.
— Ближайшие ее друзья, — невозмутимо продолжал Сэм, — компания аспирантов: Дэниэл Марч, Эбигейл Стоун, Джастин Мэннеринг и Рафаэл Хайленд.
— Ничего себе имечко, — фыркнул О’Келли. — Педик или англичашка?
Купер брезгливо, по-кошачьи моргнул.
— Наполовину англичанин, — ответил Сэм, и О’Келли самодовольно хмыкнул. — У Дэниэла два штрафа за превышение скорости, у Джастина один, а в остальном — примерные ребята. Они не знают, что Лекси жила под чужим именем, а если и знают, то молчат. По их словам, с родными она не общалась, разговоров о прошлом избегала. Они даже не знают, откуда она родом. Эбби предполагает, из Голуэя, Джастин — из Дублина, Дэниэл глянул на меня свысока и заявил: “Не интересует”. И о семье ее ничего толком не знают. Джастин думает, что родители у нее умерли, Раф говорит — развелись, Эбби — что она внебрачный ребенок…
— Может статься, все неправда, — заключил Фрэнк. — Приврать наша девочка любила, мы уже убедились.
Сэм кивнул.
— В сентябре Дэниэл получил в наследство усадьбу “Боярышник”, дом близ Глэнскхи, от двоюродного деда, Саймона Марча, и вся компания поселилась там. В прошлую среду вечером все пятеро были дома, играли в покер. Лекси вылетела первой и около половины двенадцатого пошла прогуляться — поздние прогулки были для нее обычным делом, и ее спокойно отпустили: место безопасное, дождя еще не было. Доиграли чуть за полночь и легли спать. Партию описывают почти одинаково — у кого какие были карты, кто сколько выиграл, — есть небольшие расхождения, но это дело обычное. Мы их допрашивали несколько раз — ни один не изменил показаний. Либо невиновны, либо сговорились.
— А наутро, — Фрэнк завершил ось времени размашистым росчерком, — ее нашли мертвой.
Сэм вытащил из стопки у себя на столе несколько бумаг и одну повесил на доску, это оказалась топографическая карта — подробная, со всеми домами и изгородями, испещренная аккуратными цветными крестиками и закорючками.
— Вот деревня Глэнскхи. Усадьба “Боярышник” всего в миле к югу. На полпути туда, чуть к востоку, — заброшенный коттедж, где и нашли нашу девочку. Я отметил все возможные ее маршруты. Криминалисты и тамошняя полиция их прочесывают — пока глухо. Друзья ее говорят, на прогулку она всегда уходила с черного хода, бродила с час по тропинкам — там их много, целый лабиринт, — а возвращалась через парадный либо через черный, смотря каким маршрутом шла.
— Среди ночи? — удивился О’Келли. — Она что, ненормальная?
— Она всегда брала фонарик, который мы у нее нашли, — сказал Сэм, — только в самые светлые ночи выходила без фонарика. Без прогулок она обойтись не могла, выходила почти каждый вечер, даже если лило как из ведра, — укутается потеплее, и вперед. Вряд ли она гуляла для здоровья — скорее, искала уединения, хоть часок для себя урвать, ведь остальные четверо всегда рядом. Заходила ли она в коттедж, они не знают, но говорят, он ей приглянулся. Сразу после переезда они впятером бродили целый день вокруг Глэнскхи, изучали окрестности. Увидели коттедж, и Лекси заявила, что никуда не пойдет, пока внутрь не заглянет, хоть остальные ее и пугали — мол, сейчас выскочит фермер с ружьем и задаст нам перцу! Лекси впечатлило, что коттедж, хоть и заброшенный, не снесли, — по словам Дэниэла, у нее “страсть к бесполезному”, хотя не совсем понятно, что он подразумевал. Значит, не исключено, что Лекси во время прогулок туда заглядывала.
Получается, не ирландка, а если ирландка, то выросла не здесь. Коттеджи со времен Великого голода сохранились по всей стране, нам они примелькались. Одни лишь туристы, в основном из стран без длинной истории — американцы, австралийцы, — к ним приглядываются, усматривают в них величие.
Сэм повесил на доску еще листок — план коттеджа с миниатюрной шкалой внизу.
— Так или иначе, обнаружили ее здесь, — сказал он, прикрепив последний уголок. — Вот здесь она умерла — у стены, в ближней комнате. Вскоре после смерти, когда тело еще не успело окоченеть, перенесли в дальнюю. Там ее и нашли, в четверг рано утром.
Он сделал знак Куперу.
Купер все это время смотрел в пространство, будто где-то в облаках витал. Он не спешил: тихонько откашлялся, оглядел нас, все ли слушают.
— Жертва, — начал он, — здоровая белая женщина, рост метр шестьдесят пять, вес пятьдесят четыре килограмма. Шрамов, татуировок и других особых примет нет. Содержание алкоголя в крови 0,3 промилле, то есть за несколько часов до смерти она выпила два-три бокала вина. Других веществ в крови не обнаружено — ни наркотиков, ни ядов, ни лекарств. Все органы без патологии; я не нашел ни аномалий развития, ни признаков болезней. Состояние черепных швов соответствует двадцати пяти — тридцати годам. Судя по тазу, нерожавшая. — Он взял стакан воды, глотнул, но я чуяла, это еще не конец, а всего лишь эффектная пауза. Самое интересное он приберег напоследок.
Купер поставил стакан, аккуратно сдвинул на угол стола.
— Однако она была на раннем сроке беременности. — И, откинувшись в кресле, стал смотреть, какое произвел впечатление.
— О боже, — выдохнул Сэм.
Фрэнк привалился к стене и присвистнул, тихо и протяжно. О’Келли закатил глаза.
Этого еще не хватало. Жаль, что я чуть раньше не догадалась сесть.
— Кто-нибудь из ее друзей об этом упомянул? — спросила я.
— Ни один, — ответил Фрэнк, а Сэм мотнул головой. — Девочка наша друзей берегла, а тайны свои — тем более.
— Она могла и не знать, — предположила я. — Если у нее бывали задержки…
— О боже, Мэддокс, — ужаснулся О’Келли, — еще не хватало нам это выслушивать. Напиши в отчете или где-нибудь еще.
— Есть ли возможность по ДНК определить отца? — спросил Сэм.
— Почему бы и нет, — ответил Купер, — если у предполагаемого отца взять образец. Срок около четырех недель, эмбрион — почти пять миллиметров в длину и…
— Ради бога, — простонал О’Келли, и Купер усмехнулся. — Не надо нам этих гадких подробностей, закругляйтесь скорей. Причина смерти?
Купер красноречиво помолчал в знак пренебрежения к командам О’Келли.
— В среду вечером, — продолжал он, убедившись, что его поняли правильно, — ей нанесли ножевую рану в грудную клетку с правой стороны. Судя по всему, напали на нее спереди — сзади удар под таким углом нанести сложно. Я обнаружил небольшие ссадины на обеих ладонях и на одном колене, как от падения на жесткую землю, но повреждений, характерных для самообороны, нет. Рана нанесена острым предметом не менее семи с половиной сантиметров в длину, не обоюдоострым, без особенностей, это мог быть карманный нож или хорошо заточенный кухонный нож. Он вошел по среднеключичной линии на уровне восьмого ребра, под острым углом, задев легкое и вызвав клапанный пневмоторакс. Проще говоря, — он хитро покосился на О’Келли, — в легком образовался клапан. При каждом вдохе воздух попадал в плевральную полость, а на выдохе клапан закрывался и воздух не выходил. Если бы ей вовремя оказали помощь, то почти наверняка бы спасли. Но помощи не оказали, и воздух постепенно накапливался, сдавливая органы грудной клетки. Наконец сердце не смогло больше наполняться кровью и она умерла.
Тишина, лишь гул ртутных ламп. Я представила ее в холодном заброшенном доме — стонут в вышине ночные птицы, моросит дождь, и каждый вдох приближает ее к смерти.
— Сколько она после этого прожила? — спросил Фрэнк.
— Зависит от многих обстоятельств, — пояснил Купер. — Если, скажем, после ранения она бежала, то дыхание участилось и стало глубже, тогда клапанный пневмоторакс развился быстрее. Кроме того, лезвие задело одну из крупных вен грудной клетки, при беге разрыв увеличился, что привело к серьезной кровопотере. Предположительно, через двадцать-тридцать минут она потеряла сознание, а спустя еще десять-пятнадцать минут умерла.
— А за эти полчаса, — спросил Сэм, — далеко ли она могла убежать?
— Я не ясновидящий, — мягко сказал Купер. — Адреналин творит с организмом чудеса, а жертва, по всем признакам, была сильно возбуждена. В момент смерти у нее сжались кулаки и в таком положении остались, что говорит о крайнем душевном напряжении. При сильном побуждении к бегству — учитывая обстоятельства, — преодолеть милю-другую ей не составило бы труда. А может, напротив, она и нескольких метров не протянула.
— Ясно, — кивнул Сэм. Взяв с соседнего стола маркер, он начертил на карте круг, с коттеджем в центре, в этот круг попали и деревня, и усадьба “Боярышник”, и несколько акров пустых холмов. — Значит, место преступления может быть где угодно в пределах этого круга.
— А боль не помешала бы ей пробежать далеко? — спросила я.
Взгляд Фрэнка метнулся ко мне. У нас не принято спрашивать, страдала ли жертва. Если речь не о пытках, нас это не касается, избыток сострадания лишает нас беспристрастности, не дает спать спокойно, а близким мы все равно скажем, что смерть была легкая.
— Обуздайте воображение, детектив Мэддокс, — сказал Купер. — Клапанный пневмоторакс обычно не слишком болезнен. Ей не хватало воздуха, учащенно билось сердце; когда наступил шок, кожа похолодела, выступил липкий пот, голова слегка закружилась, но о мучительной боли и речи нет.
— Какой силы был удар? — спросил Сэм. — Требовал ли он большой физической силы?
Купер вздохнул. Мы всегда спрашиваем: мог это сделать физически слабый мужчина? а женщина? а ребенок? какого возраста?
— Судя по форме раны, — начал Купер, — и по тому, что клинок вошел в кожу почти без разрывов, у лезвия был острый кончик. Ни кости, ни хрящи не задеты. Я бы предположил, что рану мог нанести и мужчина любого роста, и женщина, крупная или миниатюрная, и сильный подросток. Ответил я на ваш вопрос?
Сэм промолчал.
— Время смерти? — настойчиво спросил О’Келли.
— Между одиннадцатью вечера и часом ночи, — ответил Купер, разглядывая свой ноготь. — В заключении у меня так и сказано.
— Можем немного сузить, — отозвался Сэм. И провел новую ось времени, чуть ниже той, что начертил Фрэнк. — Дождь начался примерно в ноль десять, а криминалисты считают, что под дождем она провела минут пятнадцать-двадцать, не больше, ведь она почти не промокла, — значит, около половины первого ее перенесли под крышу. А в это время она была уже мертва. Учитывая то, что сказал доктор Купер, ранили ее не позже полуночи, возможно, и раньше, потому я считаю, что когда начался дождь, она уже теряла сознание, иначе спряталась бы под крышей. Если верить ее друзьям, что из дома она ушла в полдвенадцатого, целая и невредимая, то ранили ее между половиной двенадцатого и полуночью. Если они ошибаются или лгут, это могло случиться между десятью и двенадцатью.
— Вот и все, — сказал Фрэнк, седлая стул, — больше ничего у нас нет. Ни следов, ни крови — все смыло дождем. Ни отпечатков пальцев — кто-то порылся у нее в карманах и протер все ее вещи. Под ногтями у нее тоже ничего не нашли — видимо, сопротивления убийце она не оказала. Все волосы и волокна — ее собственные либо друзей, ничего постороннего нет. Мы прочесываем местность, но пока не нашли ни орудия убийства, ни засады, ни следов борьбы. Словом, ничего, кроме трупа.
— Красота, — буркнул О’Келли. — Очередная безнадега. Мэддокс, у тебя в лифчике магнит для висяков?
— Это дело не мое, сэр, — напомнила я.
— И все-таки ты здесь. Версии?
Сэм, отложив маркер, стал загибать пальцы:
— Первая: случайное нападение. — В Убийствах привыкаешь все расписывать по пунктам, чтобы угодить О’Келли. — Она шла, и кто-то на нее набросился — хотел ограбить, изнасиловать или просто напугать.
— Если бы были признаки изнасилования, — возразил Купер устало, опустив взгляд на свои ладони, — я бы уже сказал. На самом деле на недавний сексуальный контакт ничто не указывает.
Сэм кивнул:
— Как и на ограбление — бумажник при ней, все деньги целы, кредитной карты у нее не было, а телефон она оставила дома. Но версию ограбления это не исключает. Могло быть так: она защищалась, он ударил ее ножом, она бросилась бежать, он догнал, а когда понял, что натворил, — испугался… — Сэм метнул на меня быстрый вопрошающий взгляд.
О’Келли психологию в грош не ставит — делает вид, будто не знает, что такое психологический портрет. Пришлось мне начать издалека.
— Ты уверен? — обратилась я к Сэму. — Вот что мне пришло в голову… ведь ее перенесли уже мертвую, так? Если она умерла через полчаса после ранения, значит, либо преступник все эти полчаса ее разыскивал — а зачем это грабителю или насильнику? — либо позже ее нашел кто-то другой, отнес под крышу, а нам звонить не стал. Думаю, и то и другое возможно, но маловероятно.
— К счастью, Мэддокс, — пробурчал О’Келли, — твое мнение больше не наша забота. Как ты справедливо заметила, дело расследуешь не ты.
— И все же… — пробормотал Фрэнк себе под нос.
— Есть в версии с незнакомцем и другие нестыковки, — заметил Сэм. — Местность довольно безлюдная даже днем, а ночью и подавно. Если бы кто-то искал приключений, с какой стати ему бродить глухими тропами, поджидая жертву? Не отправиться ли лучше в Уиклоу, Ратоуэн или, на худой конец, в Глэнскхи?
— Схожие преступления в тех краях бывали? — спросил О’Келли.
— Ни вооруженных ограблений, ни попыток изнасилования, — ответил Сэм. — Глэнскхи — захолустье, это да, и преступления здесь как под копирку: кто-нибудь напьется после закрытия магазинов и садится пьяный за руль. За последний год нападение с ножом было лишь однажды — ребята выпили да и пырнули одного по глупости. Если похожих случаев не всплывет, я бы версию с незнакомцем пока не рассматривал.
— Согласен. — Фрэнк улыбнулся мне. Случайное нападение не связано с прошлым жертвы, а значит, не нужно ни улик, ни мотива, незачем меня туда посылать. — Обеими руками за.
— Пожалуй, и я, — кивнул О’Келли. — Если нападение случайное, от нас мало что зависит, тут либо нам повезет, либо нет.
— Отлично, поехали дальше. Версия вторая, — Сэм загнул еще один палец, — враг из недавнего прошлого — тот, кто знал ее как Лекси Мэдисон. Она вращалась в довольно узком кругу, поэтому нетрудно будет узнать, были ли у нее с кем-то нелады. Начнем с ее ближайших друзей, а потом возьмем шире — сотрудники Тринити, студенты…
— Пока ничего, — сказал Фрэнк, ни к кому в особенности не обращаясь.
— Расследование только начинается, — твердо сказал Сэм. — Мы всего лишь первые допросы проводим. А теперь узнали, что она была беременна, — вот вам и новое направление. Разыскать отца ребенка.
О’Келли фыркнул:
— Удачи в поисках! Девушки сейчас такие пошли… может, подцепила кого-то на танцульках да и перепихнулись в кустах.
Меня захлестнула вдруг дикая, необъяснимая ярость: это не про Лекси! Я одернула себя: сведения устарели, может статься, Лекси номер два — та еще шлюха!
— Дискотеки давно вышли из моды, сэр, — заметила я кратко.
— Даже если это тип из ночного клуба, — вмешался Сэм, — надо его найти и проверить. Дело небыстрое, но справимся. — Он смотрел на Фрэнка, тот хмуро кивал. — Для начала возьму у всех ребят из “Боярышника” образцы ДНК.
— Это не горит, — вкрадчиво сказал Фрэнк. — Смотря по обстоятельствам. Если вдруг решим уверить ее друзей, что она жива-здорова, не надо будет раскачивать лодку. Пускай расслабятся, бдительность потеряют, пусть думают, что следствие свернули. А ДНК за пару недель никуда не убежит.
Сэм пожал плечами. Он снова напрягся.
— Разберемся со временем. Версия номер три: враг из прошлой жизни — имел на нее зуб и выследил.
— Моя любимая версия, — встрепенулся Фрэнк. — Насколько мы знаем, под именем Лекси Мэдисон врагов она не нажила, верно? Но в прошлом у нее явно что-то не задалось. Не от хорошей жизни прячутся под чужим именем. Либо она скрывалась от полиции, либо от кого-то еще. Ставлю на кого-то еще.
— Верится с трудом, — возразила я. Ну и плевать, что там думает О’Келли, ясно, чего добивается Фрэнк, ну а я не люблю, когда на меня давят. — Убийство организовано из рук вон плохо: одна-единственная ножевая рана, сама по себе не смертельная, а затем, вместо того чтобы ее прикончить или, на худой конец, удержать, чтобы не побежала за помощью и не выдала его, он ее упускает, потом полчаса разыскивает. По-моему, тут налицо отсутствие умысла, а то и вовсе убийство по неосторожности.
О’Келли брезгливо поморщился:
— Эту девушку ударили ножом в грудь, Мэддокс. Значит, понимали, что она может умереть.
За эти годы я научилась отражать атаки О’Келли.
— Да, понимали. Но если кто-то годами вынашивал план убийства, то продумал бы все до мелочей. Все учел бы, составил сценарий и следовал ему.
— Сценарий сценарием, — возразил Фрэнк, — но насилие в него не входило. Предположим, двигала им не жажда мести, а безответная любовь. Вбил в голову, будто они созданы друг для друга, представлял радостную встречу, сюси-пуси, любовь до гроба, а она ему: пошел в жопу. Это она отклоняется от сценария, и он не выдерживает.
— Навязчивые ухажеры, бывает, ломаются, — подтвердила я, — это да. Но если уж ломаются, то даже тут есть система. Делают много лишнего — наносят множественные ранения, обезображивают лицо. А тут всего одна рана, не такая уж и глубокая. Не вписывается в картину.
— Может быть, довершить картину он не успел, — предположил Сэм. — Он ранит ее, она убегает, а находит он ее уже мертвой.
— И все же, — отозвалась я, — ты говоришь о человеке одержимом, готовом ждать годы, следовать за ней на край света. Столь безудержная страсть, когда все-таки найдет выход, не исчезнет оттого лишь, что жертва мертва. По большому счету, он только пуще разойдется из-за того, что вновь ее упустил. Еще несколько ножевых ран, пара пинков в лицо — такое больше похоже на правду.
Приятно было углубиться в дело, как будто я снова следователь, а она очередная жертва, одна из многих; по телу разлилось тепло, как от глотка виски после целого дня на холоде. Фрэнк непринужденно развалился на стуле, но я знала, что он за мной наблюдает, — видно, слишком уж я увлеклась. Я передернула плечами, прислонилась затылком к стене, уставилась в потолок.
— А главное, — сказал, как и следовало ожидать, Фрэнк, — если она из другой страны, а он за ней последовал сюда, неважно почему, — значит, он убедится, что она мертва, и только его здесь и видели. Лишь в одном случае он задержится и мы успеем его выследить: если думает, что она жива.
Недолгое, но тяжелое молчание.
— Можем проверить всех, кто вылетает за границу, — предложил Сэм.
— А что проверять-то? — вскинулся Фрэнк. — Непонятно, кого искать, куда он летит и все такое. Чтобы продвинуться хоть на шаг, нужно выяснить ее личность.
— Мы и пытаемся. Как я уже сказал. Раз она могла сойти за ирландку, скорее всего, английский — ее родной язык. Начнем с Англии, Штатов, Канады…
Фрэнк покачал головой:
— Это долгая песня. Надо задержать здесь нашего парня — или девушку, — пока не узнаем, черт подери, кто была жертва. А способ, мне кажется, очевиден.
— Версия четвертая, — решительно сказал Сэм, загнул еще один палец и на долю секунды задержал на мне взгляд. — Ошибка преступника.
И снова недолгое молчание. Купер очнулся от полусна, на лице читался жгучий интерес. У меня горели щеки — так бывает, если неуместно выглядишь: перестаралась с макияжем или надела платье со слишком глубоким вырезом.
— Признавайся, кого разозлила, — спросил меня О’Келли. — Я имею в виду, сильней обычного.
— Домашних насильников — около сотни мужчин да десятка два женщин, — ответила я. — С кулаками никто на меня не бросался, но я вам пришлю их дела, а самых гнусных помечу.
— А когда ты была агентом, — спросил Сэм, — мог кто-то затаить злобу на Лекси Мэдисон?
— Не считая того идиота, который меня ножом пырнул? — переспросила я. — Нет, не припомню.
— Он уже год как сидит, — сказал Фрэнк. — За хранение с целью сбыта. Я все хотел тебе сказать. Так или иначе, он все мозги себе продолбал — тебя, наверное, на очной ставке не узнает. И я просмотрел все наши данные за этот срок, не к чему придраться. Детектив Мэддокс врагов не нажила, никто не заподозрил, что она из полиции, а после ранения мы ее вывели из дела и вместо нее внедрили другого агента. В результате ее работы никто не был арестован, и давать показания в суде ей не пришлось ни разу. Словом, ни у кого не было причин желать ей смерти.
— А друзей у того идиота разве нет? — допытывался Сэм.
Фрэнк пожал плечами:
— Наверняка есть, но опять же, не пойму, с чего ему их натравливать на детектива Мэддокс. Его ведь даже не судили за вооруженное нападение. Задержали, он что-то наплел про самооборону, мы сделали вид, будто поверили, и отпустили. На воле пользы от него намного больше, чем за решеткой.
Сэм встрепенулся, хотел что-то сказать, но тут же закусил губу и принялся сосредоточенно стирать с доски пятно от маркера. Неважно, что он там думает о человеке, отпустившем на волю преступника, который чуть не убил полицейского, — им с Фрэнком никуда друг от друга не деться, работа предстоит долгая.
— А в Убийствах? — спросил меня Фрэнк. — Врагов не нажила?
О’Келли мрачно хохотнул.
— Все, кого я засадила, еще сидят, — сказала я, — но ведь есть у них друзья, родня, сообщники. Вдобавок есть подозреваемые, которых посадить так и не удалось. — Солнце уже не светило на мой бывший рабочий стол, наш угол погрузился во тьму. В дежурке стало вдруг зябко и неуютно, потянуло сквозняком.
— Я этим займусь, — вызвался Сэм. — Проверю их.
— Если за Кэсси кто-то охотится, — вставил Фрэнк, — то ей будет намного безопаснее в “Боярышнике”, чем одной в квартире.
— Могу у нее пожить, — сказал Сэм, не глядя на Фрэнка. Мы не афишировали, что он и так живет на два дома, и Фрэнк все прекрасно понимал.
Фрэнк удивленно вскинул бровь:
— Двадцать четыре часа, без выходных? Если отправим ее на задание, “жучок” на нее повесим, он будет круглые сутки прослушиваться…
— Только не за мой счет, — возмутился О’Келли.
— Не за ваш, так за наш. Организуем все это в ратоуэнском участке; если на нее нападут, наши ребята окажутся на месте спустя минуты. Будет у нее дома такая же охрана?
— Если мы подозреваем, что кто-то хочет убить полицейского, — ответил Сэм, — у нее и дома должна быть охрана, черт подери! — В голосе его звенела сталь.
— Вполне разумно. Как у вас с бюджетом на круглосуточную охрану? — спросил Фрэнк у О’Келли.
— Да провались оно все к свиньям собачьим, — буркнул О’Келли. — Она в Насилии работает, пусть там ее и охраняют.
Фрэнк развел руками, улыбнулся Сэму.
Купер явно получал удовольствие.
— Обойдусь без круглосуточной охраны, — сказала я. — Если бы этот тип на мне помешался, то одним ударом бы не ограничился, и будь он помешан на Лекси — тоже. Так что успокойтесь.
— Согласен, — сказал, помолчав, Сэм. Голос был расстроенный. — Вот, пожалуй, и все. — Он тяжело уселся на стул, придвинулся к столу.
— Во всяком случае, убили Лекси не из-за денег, — сказал Фрэнк. — Вся компания скидывается по сто фунтов в неделю в общую копилку — на еду, бензин, коммунальные платежи, на ремонт дома и так далее. На себя у нее не так-то много оставалось. На ее счете в банке было восемьдесят восемь фунтов.
— Что скажешь? — спросил у меня Сэм.
Он имел в виду портрет преступника. Методика эта далека от совершенства, зачастую я действую по наитию, но на этот раз все говорило о том, что убийца — ее знакомый и виной всему не затаенная обида, а взрывной темперамент. Скорее всего, или отец ребенка, или кто-то из четверых ее друзей, — а может, он и есть отец.
Но если я это скажу, совещанию конец, для меня уж точно. Сэм будет рвать и метать при мысли, что меня поселят под одной крышей с возможными убийцами. А мне этого не надо. Я уверяла себя, что хочу сама сделать выбор, не позволю Сэму за меня решать, но в глубине души знала: на меня действует здешняя обстановка — и комната, и люди, и этот разговор, — незаметно, исподволь, на что и рассчитывал Фрэнк. Нет ничего на свете более захватывающего, чем расследовать убийство, этому отдаешься целиком, душой и телом, будто повинуясь властному, требовательному голосу. За долгие месяцы я стосковалась по этой работе — увязывать вместе улики, закономерности, теории, — и мне вдруг показалось, что прошли даже не месяцы, а годы.
— По мне, самая правдоподобная версия номер два, — сказала я, подумав. — Один из тех, кто знал ее как Лекси Мэдисон.
— К слову, об этой версии, — прибавил Сэм, — ее друзья последние видели ее живой, и ближе них у нее никого не было. В таком случае подозрение в первую очередь падает на них.
Фрэнк покачал головой:
— Не уверен. Она была в пальто, и надето оно при жизни — справа на уровне груди разрез, совпадающий с раной. Я бы предположил, что ударили ее на улице, вдали от товарищей.
— А я бы не торопился их исключать, — возразил Сэм. — Не знаю, зачем одному из них на нее нападать с ножом, тем более на улице, знаю одно: самая простая версия зачастую и есть верная, а тут, как на это ни посмотри, они и есть самая простая версия. Если не найдем свидетеля, который видел ее живой на улице, то не исключаем их.
Фрэнк пожал плечами:
— Согласен. Предположим, это один из них, друг за дружку они горой, выдержали многочасовые допросы глазом не моргнув, так что вряд ли мы опровергнем их показания. Или, предположим, это посторонний, мы и отдаленно не представляем, откуда он знает Лекси и где его искать. Есть дела, которые можно раскрыть только изнутри. На то и нужны агенты. Вот мы и вернулись к моему альтернативному плану.
— Бросить следователя в логово подозреваемых, — нахмурился Сэм.
— Но обычно, — усмехнулся Фрэнк, — агентов к невинным овечкам не подсылают. Нам не привыкать жить среди преступников.
— Да не простых преступников — ИРА, бандитов, наркодельцов, — вставил О’Келли. — А это компашка долбаных студентов. С такими сладит и Мэддокс.
— Именно, — подхватил Сэм. — Именно. Отдел спецопераций имеет дело с организованной преступностью — банды, наркотики. Бытовуха не по их части. Так с какой стати нам привлекать агента?
— И это говорит детектив из Убийств? — удивился Фрэнк. — Неужели жизнь этой девушки стоит дешевле, чем килограмм героина?
— Нет, — невозмутимо ответил Сэм. — Я хотел сказать, что есть и другие методы расследования.
— Например? — приготовился к решающему удару Фрэнк. — Какие другие методы годятся для нашего дела? Нет ни данных о личности жертвы, — он, подавшись к Сэму, стал загибать пальцы, — ни подозреваемого, ни мотива, ни орудия, ни места преступления, ни отпечатков пальцев, ни свидетелей, ни стоящей зацепки. Я прав?
— Следствие идет только третий день, — сказал Сэм. — Кто знает, что нам…
— Посмотрим теперь, что у нас есть. — Фрэнк поднял палец. — А есть у нас первоклассный, опытный агент, точная копия жертвы. То-то же! Так почему бы не воспользоваться?
Сэм, сердито хохотнув, качнулся вместе со стулом.
— Ты спрашиваешь, почему бы ее не бросить акулам на растерзание?
— Она же детектив, — вкрадчиво сказал Фрэнк.
— Да, — ответил Сэм, помолчав. И перестал раскачиваться на стуле. — Так и есть. — Он отвернулся от Фрэнка, обвел взглядом дежурку: пустые столы в темных углах, доску, пеструю от карт, записей, портретов Лекси — моих.
— На меня не смотрите, — сказал О’Келли. — Вы дело ведете, вам и решать. — Видно, хотел застраховаться на случай, если все закончится пшиком, — а, скорее всего, так и будет.
Мне порядком поднадоела вся эта троица.
— Эй, а про меня забыли? Попытайся и меня убедить, Фрэнк, я ведь тоже имею право голоса.
— Куда направят, туда и пойдешь, — заявил О’Келли.
— Конечно, ты имеешь право голоса, — сказал с упреком Фрэнк. — Доберусь и до тебя. Я счел правильным сначала все обсудить с детективом О’Нилом — совместное расследование как-никак. Или я ошибаюсь?
Вот почему совместные расследования — кромешный ад: никто толком не знает, кто главный, и знать не хочет. В теории, Сэм и Фрэнк должны все важные решения принимать сообща, но если меня пошлют на задание, за все связанное с секретными операциями отвечает Фрэнк. Сэм, видимо, может на него повлиять, но только по серьезному поводу и задействовав все тайные пружины. Фрэнк не поленился — “я счел правильным…” — напомнить об этом Сэму.
— Ты прав, — согласилась я. — Просто и про меня не забывай. Пока что ничего убедительного я не услышала.
— О каком сроке идет речь? — спросил Сэм. Обращался он к Фрэнку, но смотрел на меня, и меня поразил его взгляд, упорный и необычайно серьезный, почти печальный. В этот миг я поняла — Сэм готов дать добро.
Понял это и Фрэнк, голос его не изменился, но сам он будто приосанился, в глазах появился блеск — тревожный, хищный.
— Недолго. Месяц, не больше. Мы же не с преступной группировкой дело имеем, там агентов внедряют на годы. Если спустя несколько недель толку не будет — значит, не будет и вовсе.
— Что насчет подстраховки?
— Круглые сутки.
— При малейших признаках опасности…
— Сразу же выведем детектива Мэддокс из дела, а если надо, приедем, заберем. То же самое — если ты добудешь сведения, которые означают, что она больше не нужна, в тот же день ее и выведем.
— Значит, надо мне шевелиться, — сказал Сэм тихо, на выдохе. — Итак: если детектив Мэддокс готова, тогда вперед. При условии, что я буду в курсе всего. Без исключения.
— Отлично, — сказал Фрэнк поспешно, пока Сэм не передумал, и слез со стула. — Не пожалеешь. Кэсси, погоди — прежде чем определишься, кое-что тебе покажу. Я тебе видео обещал, а я человек слова.
О’Келли фыркнул, пошутил в своем духе про любительское порно, но я пропустила мимо ушей. Фрэнк пошарил в большом черном рюкзаке, достал диск, помеченный маркером, и вставил в старенький проигрыватель.
— Двенадцатое сентября прошлого года, — сказал он, включая монитор. — Десятого Дэниэл получил ключи от дома. В тот же день они с Джастином съездили проверить, не провалилась ли крыша и все такое, одиннадцатого все пятеро собирали чемоданы, а двенадцатого съехали с квартир и перебрались в усадьбу “Боярышник” со всеми пожитками. Эти ребята времени зря не теряют. — Он взгромоздился на стол Костелло, рядом с моим, и нажал “пуск” на пульте.
Темнота. Щелчок и скрежет, будто повернулся в замке ржавый ключ, топот ног по деревянным ступеням. Чей-то возглас:
“Боже! — Мелодичный голос, северный говор, это Джастин. — Ну и вонища!”
“А чему ты удивляешься? — Низкий голос, ровный, почти без акцента. (“Дэниэл”, — пояснил сидевший рядом со мной Фрэнк.) — Ты знал, чего ожидать”.
“Я закрывал на это глаза”.
“А эта штука работает? — спросил женский голос. — Раф, не знаешь?”
— Наша девочка, — тихо пояснил Фрэнк, но я и без него догадалась. Голос у нее был звонче моего, серебристый, и первый же звук меня оглушил как удар.
“Господи! — Удивленный мужской голос, британский выговор: Раф. — Ты что, снимаешь?”
“Еще бы! У нас же новоселье! Только не знаю, что выйдет, пока сплошной темный экран. Электричество здесь есть?”
И снова шаги, скрипнула дверь.
“Здесь, кажется, кухня, — сказал Дэниэл. — Если не ошибаюсь”.
“Где тут выключатель?”
“У меня зажигалка есть”, — раздался еще один девичий голос. Эбигейл, Эбби.
“Готовьтесь к худшему”, — предупредил Джастин.
Посреди экрана затрепетал крохотный язычок пламени, осветил пол-лица Эбби — выгнутую бровь, чуть приоткрытый рот.
“Боже ты мой, Дэниэл!” — ужаснулся Раф.
“Я же вас предупреждал”, — сказал Джастин.
“Предупреждал, все по-честному, — подхватила Эбби. — Кажется, он сказал, то ли археологические раскопки, то ли самые жуткие сцены из Стивена Кинга”.
“Помню, но думал, он преувеличивает, как всегда. А он, как ни странно, преуменьшал!”
Кто-то — Дэниэл — взял у Эбби зажигалку, заслонил ладонью пламя, чтобы закурить сигарету, откуда-то задул сквозняк. На мерцающем экране лицо у Дэниэла было спокойное, безмятежное. Он поднял взгляд, многозначительно подмигнул Лекси. Видно, слишком долго я разглядывала ту фотографию, теперь не верилось, что картинка ожила. Как в книжках, где дети через волшебную подзорную трубу попадают внутрь старинной картины — в другой мир, полный чудес и опасностей.
“Не надо. — Джастин забрал зажигалку, с опаской указал на шаткую полочку. — Хочешь покурить — выйди лучше на улицу”.
“С чего бы? — спросил Дэниэл. — Обои закоптятся? Занавески провоняют?”
“Ну а я согласна”, — сказала Эбби.
“Ну и компашка — сборище неженок! — фыркнула Лекси. — По-моему, место ошизительное! Чувствую себя одной из «Великолепной пятерки»”.
“Тайна разрушенного замка”, — сказал Дэниэл.
“«Тайна заплесневелой планеты», — подхватил Раф. — Высший класс!”
“Осталось только угоститься имбирным пряником и мясом в горшочке”, — сказала Лекси.
“Разом?” — уточнил Раф.
“И сардинами, — отозвалась Лекси. — Кстати, что такое мясо в горшочке?”
“Консерва”, — сказала Эбби.
“Фу!”
Джастин подошел к раковине, посветил зажигалкой, открыл кран. Тот заскрежетал, откашлялся и выпустил чахлую струйку.
“Ммм… — протянула Эбби, — кому чайку тифозного?”
“Чур, я Джордж, — заявила Лекси. — Она клевая!”
“Ну а мне все равно, кем быть, лишь бы не Энн[8], — сказала Эбби. — Вечно на нее сваливают мытье посуды, потому что она девчонка”.
“Ну и что тут такого?” — спросил Раф.
“А ты будь песиком Тимми”, — предложила ему Лекси.
Разговор их лился быстрее, чем я ожидала, — живой, искристый, словно танец джиттербаг. Немудрено, что на кафедре их считали снобами, вклиниться в их беседу было невозможно — скупые, отточенные реплики не оставляли места другим собеседникам. Лекси, однако, умудрилась вписаться — потихоньку подстроилась под них или подстроила их под себя и отвоевала местечко, безупречно влилась в компанию. Неважно, что за игру вела эта девушка, роль свою она исполняла мастерски.
Тоненький голосок внутри меня прозвенел: “И я сыграю не хуже”.
И тут — о чудо! — вспыхнула лампочка в сорок ватт, и экран посветлел: Эбби нащупала выключатель в самом неожиданном месте, в углу над замызганной плитой.
“Отлично, Эбби”, — похвалила Лекси, двигая камеру.
“Не уверена, — откликнулась Эбби. — При свете тут еще хуже”.
И была права. Стены когда-то давно оклеили обоями, но со всех сторон наступала зеленоватая плесень, грозя захватить все. С потолка, подрагивая на сквозняке, свисала живописная паутина — точь-в-точь украшение к Хэллоуину. Линолеум был облезлый, измызганный, в зловещих черных разводах; на столе в вазе стояли цветы — мертвее не бывает, сломанные стебли торчали под разными углами. На всем лежал трехдюймовый слой пыли. Эбби смотрела недоверчиво, Раф — с веселым ужасом, Дэниэл — слегка озадаченно, а Джастин — так, будто его вот-вот стошнит.
— Хочешь поселить меня ТАМ? — спросила я у Фрэнка.
— Сейчас там все по-другому, — сказал он обиженно. — Они здорово поработали!
— Своротили дом бульдозером и новый построили?
— Там красиво. Тебе понравится. Тсс!
“Подержи, — сказала Лекси, камера дернулась, описала причудливый зигзаг, и завеса паутины вспыхнула ядовито-оранжевым, как на дискотеке семидесятых. — Ты не против? Ну а я пойду на разведку”.
“Надеюсь, с камерой ты наигралась, — сказал Раф. — Что мне с ней делать?”
“Не искушай меня”, — сказала Лекси и появилась в кадре, направилась к буфету.
Двигалась она грациозней, чем я, мелкими плавными шажками, и была женственней: пышными формами, как и я, не отличалась, но пританцовывала на ходу — хочешь не хочешь, а залюбуешься ее фигуркой. Волосы были у нее тогда длиннее, собраны в два пушистых хвостика; она была в джинсах и в бежевом свитере в обтяжку — я когда-то носила похожий. Неизвестно, понравились бы мы друг другу, если бы нам выпало встретиться, — возможно, что и нет, — но это было совершенно неважно, я даже устыдилась подобных мыслей.
“Ого! — воскликнула Лекси, заглянув в один из кухонных шкафчиков. — Что это там? Оно живое?”
“Возможно, когда-то и было живое, — сказал Дэниэл, заглядывая ей через плечо. — Очень-очень давно”
“Скорее, наоборот, — вставила Эбби. — Когда-то было неживое, а теперь ожило. Оно уже отрастило большие пальцы на руках?”
“Я скучаю по своей квартире”, — скорбно заметил Джастин с безопасного расстояния.
“Не верю, — ответила Лекси. — У тебя не квартира была, а коробка из вторсырья, три на три фута, и ты терпеть ее не мог”.
“У меня в квартире не водились неизвестные формы жизни”.
“А как насчет существа сверху с музыкальным центром, вылитого Али Джи?[9]”
“По-моему, это гриб”, — заключил Дэниэл, с любопытством осматривая кухонный шкафчик.
“С меня хватит, — заявил Раф. — Со съемкой завязываю. Когда мы, старые и седые, будем тосковать о прошлом, не должен какой-то гриб отравлять нам первые воспоминания о доме. Как эту штуку вырубить?”
Линолеум — и вновь темный экран.
— Таких фрагментов у нас сорок два, — сообщил Фрэнк, нажимая на кнопки, — от одной до пяти минут. Еще неделя подробных бесед с ее товарищами — и у нас наберется материала на новую версию Лекси Мэдисон, “сделай сам”! Если, конечно, ты не против.
Он показал стоп-кадр Лекси: глаза блестят, губы приоткрыты в улыбке. Глядя на нее — чуть размытую, зыбкую, точно готовую упорхнуть с экрана, — я подумала: “Я ведь тоже была такой. Уверенной, бесстрашной, готовой к любым приключениям. Всего несколько месяцев назад я тоже была такой”.
— Кэсси, — мягко сказал Фрэнк, — тебе решать.
Сначала — казалось, вечность — я думала ответить “нет”. Вернуться в свое Насилие: понедельник, обычный урожай после выходных — синяки, глухой высокий ворот, темные очки в помещении, постоянные клиентки пишут заявления на сожителей (а во вторник к вечеру их заберут), рядом со мной сидит Мейер, похожий на гигантскую розовую ветчину в свитере, и, как у него водится, гогочет, если в деле попадется иностранная фамилия.
Если я завтра туда вернусь, то застряну там навсегда. Это уж точно, нутром чую. А эта девушка меня будто дразнит, бросает вызов: такое выпадает раз в жизни, поймай, если сможешь!
О’Келли вытянул ноги, обиженно вздохнул; Купер изучал трещины на потолке; Сэм замер неподвижно, даже дышать, похоже, перестал. Один Фрэнк смотрел на меня в упор, не мигая. Казалось, даже сам воздух в дежурке меня обжигал. Лекси на экране, в ореоле тускло-золотого света, была как темное озеро: хочешь — прыгай с вышки, или как замерзшая река: хочешь — умчись на коньках по тонкому льду, или как самолет, на который заканчивается посадка.
— Скажи мне, что она курила, — произнесла я.
Я вдохнула всей грудью, словно внутри распахнулось окно; я и забыла, что можно так глубоко дышать.
— Боже, ну и долго же ты думала, — протянул О’Келли, тяжело поднялся со стула, поправил брюки. — Ей-богу, по тебе психушка плачет, но я это давно знал. Вот убьют тебя — не беги ко мне жаловаться!
— Невероятно! — воскликнул, задумчиво глядя на меня, Купер — видно, прикидывал, скоро ли я попаду к нему на стол. — Держите меня в курсе.
Сэм с силой потер губы, я заметила, как он вжал голову в плечи.
— “Мальборо лайтс”, — сказал Фрэнк, вытащил из проигрывателя диск и расплылся в улыбке. — Узнаю свою девочку!
Я по наивности своей верила, будто в моей власти что-то возместить убитым. О мести речь не идет — никакая месть не восполнит и сотой доли того, что у них отнято, — и даже не о справедливости, что бы это слово ни означало, а единственное, что я могу им дать, — правда. И мне удавалось. У меня была по крайней мере одна из составляющих хорошего сыщика: нюх на правду, внутренний магнит, который безошибочно указывает, где шлак, где примесь, а где чистое золото. Я добывала самородки, царапая руки, и возлагала их на могилы, а потом поняла — опять же, спасибо операции “Весталка”, — как легко они выскальзывают из рук, до чего они хрупки, как глубоко ранят и, главное, как дешево стоят.
В Домашнем насилии, если убедишь какую-нибудь пострадавшую подать заявление или пойти в кризисный центр, то хотя бы одна спокойная ночь ей обеспечена. Безопасность — мелкая разменная монета, медные гроши в сравнении с золотом, что я добывала в Убийствах, зато ценность ее пусть и мала, но бесспорна. К тому времени я уже научилась воспринимать ее всерьез. Несколько спокойных часов и список телефонов на случай опасности — ни одному из убитых я не могла предложить даже этой малости.
Я не знала, что могу предложить Лекси Мэдисон, — о безопасности говорить уже поздно, а правда ничего для нее не значила, — но она, и при жизни, и после смерти, меня искала, подбиралась тихими шажками все ближе и наконец громко постучала в дверь: что-то ей было от меня нужно. Ну а мне от нее взамен нужно было одно (тогда я и вправду в это верила): чтобы она убралась навсегда из моей жизни. Ясное дело, она так просто не сдастся, но я упрямая, мне не привыкать.
Я об этом не распространяюсь, это мое личное дело, но работа для меня сродни религии. Мы, сыщики, поклоняемся правде, божеству чистому и суровому. В жертву оно потребует (если речь об Убийствах и Спецоперациях, а я только туда и стремилась — к чему довольствоваться суррогатами, когда есть настоящее, захватывающее?) все, что есть у тебя: время, мечты, брак, разум, даже жизнь. Это божество самое жестокое и капризное, и если берут тебя на такую службу, то взамен возьмут не то, что ты готов отдать, а все что вздумается.
Для Спецопераций необходимо было пожертвовать честностью. Слишком поздно я это поняла — так опьянила меня вседозволенность, что я вовремя не заметила главного: приходилось врать на каждом шагу. Ненавижу ложь — сама не люблю врать, терпеть не могу лжецов, — и мне всегда виделось в этом что-то глубоко порочное: стать лжецом, чтобы докопаться до истины. Месяц за месяцем я втиралась в доверие к мелкому уличному пушеру, набивалась к нему в друзья, плела паутину из шуток, полуправды и лжи. А потом он закинулся амфетаминами и пристал ко мне с ножом — мол, признавайся, ты меня просто используешь, чтобы выйти на моего поставщика? А я ступала по тонкому льду, каждая секунда казалась часом (“Успокойся, что на тебя нашло? С чего ты решил, что я хочу тебя подставить?”), и я тянула время, от души надеясь, что Фрэнк слушает сейчас мой микрофон. А этот подонок, тыча мне ножом под ребра, заорал мне в лицо: “Скажи — да? Без дураков! Да или нет? Да?” Когда я заколебалась — ведь я и вправду пыталась его подставить, хоть и по другой причине, а лгать в такую решительную минуту нельзя, — он всадил в меня нож. Потом разрыдался, а тут и Фрэнк подоспел, переправил меня потихоньку в больницу. Но я все поняла. С меня потребовали жертву, а я ее не принесла. Тридцать швов стали предупреждением: второго раза не будет.
В Убийствах детектив из меня получился хороший. Роб мне однажды признался, что когда вел свое первое дело, то всю дорогу боялся напортачить — чихнуть на образцы ДНК, упустить подозреваемого, который только что случайно проговорился, проглядеть все до одной зацепки. У меня таких страхов не было и в помине. Первое мое дело в Убийствах оказалось самым что ни на есть заурядным и тоскливым: наркошу-малолетку зарезали в подъезде унылой многоэтажки, лужи крови на грязной лестнице, приоткрытые двери на цепочках, а в щелках настороженные глаза, и вездесущий запах мочи. Я стояла на лестничной площадке, спрятав руки в карманы, чтобы ни к чему нечаянно не прикоснуться, смотрела на убитого в спущенных тренировочных штанах, распластанного на ступеньках, и думала: “Вот оно. К этому я и стремилась, с самого начала”.
До сих пор помню его лицо — испитое, подбородок в светлом пушке, изумленно раскрытый рот. Один из передних зубов кривой. Вопреки всему, несмотря на мрачные прогнозы О’Келли, дело мы раскрыли.
Во время операции “Весталка” божество Убийств решило забрать у меня лучшего друга и порядочность, ничего не дав взамен. Я ушла из отдела, зная, что за отступничество придется платить. В глубине души я ждала, что раскрываемость у меня упадет ниже плинтуса, что каждый домашний насильник будет лезть на меня с кулаками, а каждая разъяренная женщина попытается выцарапать мне глаза. Страшно мне не было; я ждала, скорей бы все кончилось. Но развязка так и не наступала, и наконец меня словно холодной волной накрыло осознание: это и есть расплата — полная свобода, иди на все четыре стороны. Божество от меня отвернулось.
А потом позвонил Сэм, и Фрэнк ждал на вершине холма, и будто сильные, уверенные руки тянули меня на прежний путь. Может быть, я просто суеверная или фантазерка, как многие сироты и единственные дети, — ну и что? Возможно, это и объясняет отчасти, почему я согласилась на операцию “Зеркало”, отдавая себе отчет, что меня могут убить.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сходство предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
