Эмансипантки

Тамара Борисовна Карсавина

Книга «Эмансипантки» была написана более 10 лет тому назад. О чём она? О Западной Украине, о Львове, о львовянах. Точнее о львовянках, которые жили, уже в далёкие теперь, 80-е годы. Жили по-разному. Кто лучше, кто хуже. Влюблялись, сбивались с праведного пути, сходились, расходились, интриговали, растили детей и …работали. Работали, не покладая рук по 8 часов, каждый день, наравне с мужчинами. Но ни о чём не жалели. Почему? А потому что эмансипантки.

ГЛАВА 12

Лена позвонила примерно через неделю. Оказывается, что попасть к гадалке не составляет труда, если знаешь, куда идти. Идти придётся в старый, мною любимый район, на улицу Суворова. Здесь за высокими, но прозрачными коваными заборами, притаились польские особняки. Я люблю эту улицу, потому что в этом старом районе прошло мое детство. Сколько тайны было в этих старых, тогда ещë недряхлых домах. Мне всегда казалось, что там совсем не такая простая жизнь, как наша. Я бывала в старых польских квартирах, которые верно хранили дух уехавших хозяев. Казалось, что стены всё помнят. В детстве у меня была фантазия изобрести такой аппарат, который бы мог показывать былое. Для этого его надо было бы приложить к стене и он воспроизведёт прошлое.

И вот картина. Красивый молодой пан влюбленый в неземной красоты пани, а старый муж несомненно готовит им какую-то пакость. В голову и не приходила мысль, что молодая пани поступает со старым паном не лучшим образом. Но что взять с наивной русской девочки. Платье у пани обязательно должно быть цвета фрез и из тяжелого мясистого шелка. Пани могла иметь имя Ванда или Гелена, должна быть обязательно голубоглазой блондинкой. Молодой пан обязательно в костюме-тройке с часами на золотой цепочке. Он — обязательно смуглый брюнет с лихо подкрученными усиками и в цилиндре. Звать его могли Рышард или Збигнев. Для меня не составляло труда, придумать этих людей, потому что я видела их на улице, в городе.

Оставшиеся поляки были совсем по другому одеты, чем скажем мои родители или друзья родителей, хотя они, родители и знакомые, тоже старались не выглядеть белыми воронами рядом с местным населением. Особенно женщины. Я помню, что моя мама, которая была в молодости довольно редкой красоты зеленоглазой брюнеткой, обращала на себя внимание не только тем, что была хороша собой, но и одеждой по моде того времени. Но у мамы было всего несколько платьев и это чувсвовалось. Уж очень бережно она их носила. А вот соседка, пани Геля, умела носить вещи широко, раскрепощённо что-ли, так носят люди, которые привыкли к хорошим вещам с детства.

Я конечно спросила Лену могу ли я прихватить с собой подруг и на чём, кроме фото, ворожея может погадать.

— Она гадает на всём, на чём попросишь. И на картах, и на кофейной гуще, и на картах Торо. Она снимает сглаз и наговор.

— Боже мой, аж страшно к такой пророчице идти. Ну так когда мы пойдем?

— Да можно в ближайшие дни, в пятницу или в субботу.

— В субботу и в воскресенье, я еду к детям, в пионерлагерь. Так что скорее всего в пятницу, в часов пять, у костела Магдалены, а оттуда и пойдем.

— Буду ждать, — сказала Лена и повесила трубку.

В пять часов в пятницу, как штык, все стояли под Магдаленой и ждали Лену. Лена подошла запыхавшись и извинилась за опоздание. Сегодня она немного подкрасилась и стала совсем очевидно, что перед нами молодая женщина. Да и одета была не в бесформенную кофту с отвисшими карманами, а в хорошенькую светлую юбку и голубую кофточку, которая оттеняла её серо-голубые глаза.

— Вот знакомтесь. Это Лина, это Соломия.

— А я Лена. Вернее Олэна, но мой бывший муж был русским и как-то переименовал меня в Лену. Я полюбила это имя и теперь все меня знают как Лену.

— Вообще то хорошо и Олэна, — сказала Соля, обидевшись на Леныного мужа.

— Да, хорошо, — миролюбиво сказала Лена. — Я ему сто раз говорила, а он всё Лена, да Лена, пока я не стала отзываться, а потом и сама привыкла.

— Видно вы очень любили своего мужа, что так легко поменяли имя? — как то даже с завистью спросила Лина.

— Да уж всяко, был небезразличен, а когда разошлись, — упреждая очередной прямой вопрос Линки, продолжала Лена, — так я даже болела, еле-еле пришла в себя, но это всё в прошлом.

— Вот здесь, — сказала Лена и показала на особняк, который был в глубине небольшого, живописно запущеного дворика.

Дорожка к входным дверям из щербатых старых плит. Справа и слева невысокие подпорные стеночки, ограждающие травяные газоны, на которых раскинулись кусты серени. Они наклонили над дорожкой свои раскидистые ветки с отцветающими, но ещë пахнущими кистями. Раньше этот дом принадлежал, несомненно, одному хозяину. Теперь, справа от входных дверей было три звонка. Лена позвонила в средний и мы стали ждать реакции. Никакого движения не происходило и Лена протянула руку, чтобы ещë раз позвонить, но не успела, потому что вдруг, совсем рядом, мы услышали скрипучий старческий голос:

— Нэ надо дзвонить. Я уже здэсь, — с явным польским акцентом сказала женщина и открыла довольно тяжелые двери.

Мы гуськом вошли в прихожую, женщина выглянула во двор, посмотрела направо налево, потянула носом:

— Еще пахне бузэк, еще мам вонх, — и она неожиданно вполне мило улыбнулась. — Ну цуж, миле пани, проше до покою.

В небольшой прихожей пахло кошками и мастикой. Хотя эти два запаха взаимно исключали друг друга как наличие кошек исключает порядок, но в прихожей было чисто. Небольшое окошко выходило во двор и давало немного света, поэтому в прихожей было темновато. Под стеной стояли стулья, небольшой столик с польскими журналами «Кобьета и жице» и «Пшекруй». Дальше были приоткрытые двери в соседнюю комнату, побольше.

— Проше входзиц по еднэму, — сказала старша пани и вошла первой в соседнюю комнату.

Пошла Соломия. Пробыла недолго, вышла зарозовевшаяся и, ничего не поясняя, сказала, что надо подождать десять минут, а потом входить. Потом зашла Лина. Линки не было достаточно долго. Мы уже стали переглядываться, может она после гадания вылезла через окно? Наконец-то открылась дверь и она вышла. Через десять минут вошла Лена. Сначала всё было тихо, потом что-то упало довольно тяжелое, потом упало и разбилось что-то маленькое, наверное стакан, а потом стало слышно, как старша пани стала громко звать на помощь. Мы, толкаясь, ломанулись к двери, распахнули её настеж и остолбенели. На полу лежала Лена, а гадалка побрызгав ей в лицо водой из графина, махала веером, но Лена не шевелилась.

— Надо вызывать скорую, — заорала Линка так, что гадалка схватилась за сердце.

— Да не ори ты так, а то надо будет вызывать кардиологию, смотри, человек уже весь побелел и держится за сердце, — мы дружно накинулись на Линку.

Соломия начала метаться по комнате в поисках телефона, я в поисках подушки, чтобы подложить под голову Лене. Подушка нашлась. Телефон тоже. Соломия вызвала скорую. Лена лежала и не шевелилась. Гадалку Линка посадила в кресло, накапала ей валерьянки в стакан, который нашла где-то в дебрях квартиры. Я вышла в коридор, чтобы открыть двери скорой. Каждая минута была на счету. Врач поругал нас, что Лена лежит на полу, но переносить на диван не стал. Он присел, заглянул в глаза, послушал сердце, спросил что случилось. Мы в кратце сообщили, что она долго болела, у неё пропал сын, вот пришли в гости, а ей стало плохо. Выяснять что-то большее не было смысла. Врач всадил укол. Лена вроде порозовела и шевельнулась, но глаза не открыла. Потом вошли фельдшер и санитар, положили Лену на носилки и врач спросил, кто поедет со скорой. Вызвалась Линка. Теперь мы стали метаться в поисках сумки, чтобы найти адрес и фамилию Лены. Я вспомнила, что фамилия Толика была Солий, значит и Лена Солий. А вот где живет не знаю.

— Нашла, нашла, — закричала Соля.

Собственно и не надо было сильно искать, сумка стояла около стола, но в суете искали её где угодно, только не рядом с Леной. В сумке были всякие женские вещи, ключи, но самая большая и нужная находка — это маленькая записная книжка. Трясущимися руками Соломия стала листать книжку.

— Чёрт, чёрт, ничего не могу найти, — волновалась Соля.

— Смотри вначале, — резонно заметила Линка. — Знаешь, некоторые пишут фамилию на титульной странице.

Линка оказалась права. На самой первой странице было написано: Солий О.Й

— Ага, таки Солий. Имя Олена, а вот отчество на Й, наверное Йосиповна.

— Уж всяко не Йорковна.

Лену увезли. Пани Ирэну, гадалку, мы уложили на диванчик и я пошла звонить соседям, чтобы они вызвали врача на дом или позвонили родственникам. Двери у соседей открыл такой же древний старичок как и пани Ирэна. Он всё очень быстро вразумел. С польским акцентом, старательно выговаривая русские слова, он сказал, что позвонит Ядзе, которая как оказалась, была дочерью пани Ирэны. А пока его жена может побыть с пани Ирэной. Через пару минут из дверей вышла ещë одна старушка и пошлёпала за мной в комнату, к пани Ирэне.

— Ну ни чёрта себе, — сказала Соломия, когда мы наконец то выползли на улицу. Как ты думаешь, пани Ирэна успела что-то сказать или Лена просто от переутомления упала в обморок?

— Да кто ж тебе скажет теперь, надо ждать пока Лена придёт в чувства.

Нас так потрясло всё случившееся, что мы совсем обессилили. В полнейшем молчании дошли до перекрестка, у которого всегда расходились.

— Ну что? Звони, если что. Днём в субботу и в воскресенье еду к детям. Вечером буду дома.

— Да что уж больше может произойти? Итак уже произошло предостаточно, — печально сказала Соля.

— Я вот переживаю, как они найдут Ленын адрес?

— Да проще простого, позвонят в справку и узнают, — успокоила меня Соля.