Математика на раздевание

Тальяна Орлова, 2023

В этом репетиторе все странно: от стиля преподавания до манеры вести диалог. Асе нужно подтянуть хвосты по высшей математике, чтобы не вылететь из университета. Владимиру – пробраться в кабинет ее отца, для чего он и притворяется преподавателем нужного предмета. Их планам ничто не мешает, кроме ненормального напряжения, которое растет с каждой новой встречей. В книге присутствует нецензурная брань!

Глава 4

Владимир

Я так и не понял, что ее насторожило. Ася раскрылась, расслабилась — и вдруг захлопнулась, обратно не достать. Возможно, заметила, как я жру ее глазами. Ветровка прикрывает бедра, до середины шеи натянута красная водолазка, но мне несложно ее мысленно раздеть. Разнести в голове эти ненужные джинсики на лоскуты, забраться сознанием под воротник. Девочка пытается дерзить — это ее защитная реакция. Я ни разу к ней не подкатил, но воздух-то наполняется электричеством — он гудит вокруг разрядами и иногда простреливает виски. Ася интуитивно чувствует мое напряжение и когда-нибудь осознает его до конца. Уже, наверное, осознала, потому и сдала назад. Мне тоже надо откатиться. Просто откатиться, пока она не испугалась моих эмоций окончательно.

Следующие два урока проходят ровно. Мы не поддеваем друг друга, не брызжем сарказмом, ни разу не упоминаем встречу возле кинотеатра. Я точно знаю, что она собиралась пойти со мной на фильм, но потом чего-то испугалась. Наверное, я просто перегнул с шуткой, спугнул девочку, которая никак не хочет рассмотреть во мне представителя противоположного пола. Но я-то не актер, мне речи сценаристы заранее не продумывают — я разговариваю точно так же, как обычно, и не всегда успеваю подумать об уместности.

Пока Ася заканчивает задачу, иду вдоль высокого шкафа и останавливаюсь напротив фотографии потрясающе красивой женщины.

— Ты очень похожа на мать. Она умерла десять лет назад. — Это не вопрос, а утверждение, поскольку я знал об этом уже давно. — Жаль, мир потерял такую красоту.

Ася кивает, а потом закусывает нижнюю губу, просто продолжая открытую тему:

— Да, жаль. То есть вы меня тоже считаете красивой?

— Это просто вежливость, — охлаждаю я ее интерес к моей бездумной оговорке. — Может, тебе так хочется стать актрисой, чтобы быть еще сильнее похожей на маму? Реализовать не свою мечту, а подхватить ее.

— Может, — она рассеянно смотрит в сторону окна и произносит с гордостью: — Вы ведь знаете, что она снималась в сериале? Наверное, ее ждал большой успех, но она сама его не дождалась. Это так несправедливо.

Я кошусь в ее сторону и не хочу углубляться в сопливые истории, но зачем-то спрашиваю:

— Скучаешь по ней?

— Уже давно привыкла. Скорее, я скучаю по отцу, каким он был до ее ухода. Про него мало что хорошего можно сказать, но есть одна правда — маму он действительно любил и не был таким…

— Каким? Жестоким?

Она стряхивает задумчивость и отвечает уже осмысленнее:

— Закрытым. С ним же совсем невозможно говорить! Простите, что о личном рассказываю, Алексей Владимирович, но вы сами начали.

Верно. И добавить нечего. Сообщаю, направляясь к открытой двери:

— Ася, решай задание, а я в туалет схожу. Где у вас тут носики пудрят?

— Следующая дверь после кабинета, — отвечает, не поднимая головы от тетради.

Выхожу, прислушиваюсь в сторону кухни. Там повар, но меня с той стороны не видно. Останавливаюсь перед нужной дверью, проверяю, стараясь не шуметь. Заперто, как и ожидалось. Фотографирую телефоном замок, хотя уже прикидываю, что не сложный. Но чтобы вскрыть, зайти и выйти нужен более подходящий момент.

— Вы заблудились, Алексей Владимирович? — Ася стоит возле своей комнаты и смотрит удивленно.

— На сообщение ответил, — я показываю ей смартфон. — Ты уже дорешала? Быстро.

— Нет, я опять запуталась, — признается сокрушенно. — Кажется, мы нащупали тему, которую я никогда не сдам…

Все же иду в ванную комнату, включаю воду и соображаю, глядя на свое отражение. На хрена мне было знать, скучает она по матери или нет? Ей же не пять лет! Взрослая девочка, ей уже своих детей заводить можно. Я тоже всю родню потерял — и ничего, не ною об этом при посторонних. И страшно бешусь, если кто-нибудь начинает заглядывать мокрыми глазами мне в лицо и про это спрашивать. Зато Куприянова я понимаю теперь еще меньше. Жена работала актрисой, и он полюбил ее как раз такой, но дочери то же самое — ни-ни? Пусть будет пустым местом в престижном универе, чем публику тешит?

До конца урока доживаю без труда. Я уже почти привык доживать необходимое время.

В ближайшие выходные я едва не проваливаю все дело. Ирка позвала меня на выставку какого-то талантливого постмодерниста. От искусства я далек, от настоящих свиданий с любовницей — еще дальше, но отказаться не могу. Раз уж ей очень захотелось сходить туда в моей компании, то я же не хрустальный — не сломаюсь.

Такие картины мне нравятся и не нравятся одновременно. Их не поймешь, пока не узнаешь предысторию. Но стоит только прочитать на табличке, что имел в виду художник, то буквально сразу все изображение переворачивается — делается не просто осмысленным, а почти мудрым. Ирка в этих художествах понимает чуть больше моего, но и она — новичок. Точно так же, как я, поднялась с самых низов, в ее генетике высокое искусство не прописано отдельной веткой ДНК. Но надо отдать ей должное — сейчас в этой тридцатипятилетней женщине никто не распознает девчонку из глубинки, приехавшую когда-то покорять Москву. Она действительно обрастает лоском, как толстым лаковым покрытием. В обществе, где мы с ней вращаемся, дополнительная броня просто необходима.

— Володя, а может, мне начать собирать коллекцию? Через пять лет эти картины могут в десять раз вырасти в цене.

Я сомневаюсь в разумности ее рассуждений:

— Они и сейчас стоят немалых денег, Ир. Кажется, ты с этим уже опоздала. По-моему, надежнее вкладываться в акции, чем в предметы искусства. Но отговаривать не буду — я верю в твою чуйку на шедевры. Меня ж ты разглядела.

Она смеется тихо и льнет к моему плечу.

Я не сразу замечаю взгляд с другого конца галереи, но все-таки поворачиваюсь и застываю. А вот Ася к искусству близка, она здесь выглядит уместнее нашей парочки. И все равно совпадение кажется странным: эта выставка работает две недели, почему мы явились сюда одновременно? Девушка смотрит на меня, как будто не может поверить в то же самое совпадение. Она здесь не одна — пришла с подругой. Женщина с короткой стрижкой выглядит намного старше Аси, но такая же худенькая и изящная. Я почти наверняка угадываю, что они вместе занимаются в «Меркурии», но ее спутница здесь оказалась совсем из другой среды. На Асе короткое коктейльное платье, открывающее стройные ноги, которые кажутся еще длиннее из-за туфель на высоком каблуке. А ее подруга — в дурацкой блузке в крупный горох. Этот горох выглядит чужеродным объектом, он заставляет всех остальных посетителей оборачиваться на него и прислушиваться к ощущениям. Горох звенит в этой вычурной обстановке как чудо естественности — и потому ему здесь не место, мы давно отвыкли от естественных чудес. И мне совершенно неожиданно нравится эта молодая женщина, хотя она некрасива в сравнении с Асей. В сравнении с Асей все девушки недостаточно красивы.

Ирка не замечает моей заторможенности. Она подхватывает два бокала с шампанским у официанта, один протягивает мне. Я залпом осушаю половину. Сейчас надо быстро продумать легенду, ведь Ася говорит что-то подруге, оставляет ее одну и идет по направлению к нам.

— Алексей Владимирович? Здравствуйте! Не ожидала вас здесь увидеть!

Ирка хмыкает, услышав неправильное имя, но ей хватает ума не поправлять. Я не протянул бы столько времени с одной любовницей, будь она тупой. Но заодно рисуется и легенда — я притягиваю Иру за талию к себе, пожимаю плечами:

— Добрый день, Ася. Я сам себя здесь увидеть не ожидал, но моя девушка настояла.

— Понятно. — Она косится на Ирку и закусывает нижнюю губу.

Ждет, наверное, что я их друг другу представлю, но я не собираюсь. Смотрю уверенно и прямо, стараясь не зацикливаться на том, что сейчас без очков — может, я в линзах? Что одет совсем иначе — может, у меня как раз один приличный свитер завалялся, который я надеваю по особым случаям? Что билет сюда стоит, как месячный заработок репетитора — может, мне Ирка его купила? Вообще-то, она и купила. По моей спутнице сразу видно, что она вполне может водить своего любовника куда ей заблагорассудится. Мне ведь радоваться надо, что Ася здесь появилась не в обществе отца — тот сразу расставил бы точки над всеми «ёбвашуматерями». А всему остальному можно придумать объяснения.

Ася проявляет тактичность, не дождавшись продолжения диалога:

— Не буду вам мешать, Алексей Владимирович. Хорошего дня!

Она отходит, останавливается возле картины в шести шагах от нас. Я не могу оторвать взгляда от изгиба талии, тоненькой, выраженной. В этом платье Ася смотрится невозможной, мне дышать трудно. Ирка специально говорит громко — это ее вызов, она тоже хорошо понимает, что здесь прекрасная акустика и в такой близи ее запросто можно расслышать:

— На малолеток потянуло? Не рановато для кризиса среднего возраста? Она хоть совершеннолетняя, или готовить передачки тебе в тюрьму?

Да, Ирка умеет это делать — показывать свое превосходство, заявлять права даже там, где это не требуется. Шутить там, где юмора не предполагается. Ведь она просто шутит — не может всерьез закатывать сцены ревности, у нас с ней не такие отношения.

— Не придумывай, Ир, — бурчу я. — Мне надоело. Поехали домой.

Понимая, что перегнула и испортила мне своей неуместной претензией настроение, тигрица мягко улыбается и снова прижимается к моему плечу:

— Да ладно тебе, мы даже не все залы прошли.

— Оставайся, если хочешь. А мне надоело.

Я иду на выход из галереи, больше не смотря на Асю и ее гороховую подругу. Ирка догоняет меня уже возле машины. Она выглядит виноватой, хотя виновна только в своей стервозности, но именно эта черта меня в ней когда-то и привлекла:

— Володя, что с тобой? И какой еще «Алексей Владимирович»? Ничего не хочешь объяснить?

В принципе, объяснить можно — Ирка совсем в другой сфере обращается, она вряд ли вообще про Куприянова когда-то слышала. Но я не успеваю, потому что слышу следующий ее вопрос:

— Спишь с ней, да? Поэтому она такая розовенькая подбежала в полуобморочном состоянии, когда тебя со мной увидела? Не надо юлить, Володя, я знаю, что ты трахаешь других. Это не новость, но врать в глаза мне не нужно.

— Как будто ты других не трахаешь, — смеюсь я над каким-то непонятным выяснением несуществующих отношений.

— То есть да? — Ей почему-то очень важно получить прямой ответ.

— То есть нет, — ставлю точку.

— Ладно, — Ирка наконец-то расслабляется. — К тебе или ко мне?

— Настроения что-то нет, — говорю я и сам удивляюсь — у меня в самом деле сейчас нет никакого настроя на общение в любой плоскости.

Она смотрит на меня пристально несколько секунд, затем вздергивает бровь, поводит плечами и разворачивается на высоких шпильках. Машет проезжающему такси. Мы сюда приехали на моей, а Ирка показывает, что бегать за мной не собирается. Такие женщины никого не уговаривают — она просто напоминает мне об этом очевидном факте. Возможно, обиделась, но я отчего-то ей очень благодарен за этот высокомерный пассаж.

Сажусь в машину и некоторое время борюсь с желанием вернуться в галерею. Ася точно знает об искусстве много, если она начнет рассуждать о картинах, то они мгновенно наполнятся для несведущего меня еще большим смыслом. И тогда я сам начну собирать коллекцию, хватая все шедевры, на каких задержится ее взгляд. Мне будет плевать, вырастет ли стоимость в десять раз в будущем. Спущу за один день все сбережения, к концу недели помру от голода под забором. Потому что я спятил на ней. На этой дурацкой девочке с острыми ключицами, которая сегодня вырядилась в узкое платье — и этот образ в ближайшие три дня не позволит мне уснуть. Смеюсь нервно. Выезжаю с парковки, пока не передумал.

Целая половина следующего урока проходит так, будто мы вместе решили не обсуждать неожиданную встречу. Но в какой-то момент Асю прорывает:

— Я хотела извиниться, Алексей Владимирович.

— За что? — я действительно не понимаю.

— Кажется, ваша девушка очень ревнивая — я слышала, что она сказала, когда я отошла. Я не хотела стать невольной причиной вашей ссоры.

И все равно стала — невольной причиной всей сумятицы в моей башке. Но сейчас я улыбаюсь:

— Ира просто пошутила. Мы не поссорились. По-твоему, я даже здороваться с другими девушками не имею права?

— Можете, конечно. — Ася слегка краснеет и пялится в тетрадь, чтобы не смотреть на меня. — Просто я, наверное, действительно выглядела как-то странно. От неожиданности растерялась! Я вначале думала, что обозналась — вы там совсем как-то иначе выглядели… Папе билеты на работе подкинули, но он такие выставки не любит. Я позвала Ольгу — она руководитель нашей театральной группы, очень талантливая, вы не представляете…

— Мне плевать, Ася, — останавливаю я поток ненужных объяснений.

— Да, точно, — она осекается. — Вам на все плевать, похоже. Кроме кино и математики.

Не понимаю, что она имеет в виду. Как будто злится, но на что?

Возвращаемся к уроку, предыдущую тему мы до сих пор закрыть не смогли. Преподаватель у них действительно зверствует, никаких преувеличений. Я всегда просматриваю план следующего занятия и иногда по два часа готовлюсь — некоторые задания даже у меня вызывают ступор, хотя весь мой мозг под математику заточен. Ася же должна ощущать полное бессилие. Она устала от безуспешных попыток разобраться — бесконечно отвлекается, растекается мыслями в разных направлениях.

Кажется, от меня требуется какая-то поддержка — все же это и есть суть работы:

— Ася, мы вопрос с мотивацией так и не решили. Как я и говорил, тебе для сосредоточенности не хватает какого-то стимула, собственного интереса. Награды тебя не интересуют, давай хоть наказание придумаем.

— Бить меня будете? — она глядит смешливо.

Ну, отшлепать бы не отказался… Но сейчас не об этом:

— Только если будешь настаивать, — улыбаюсь, чтобы правильно поняла шутку. — Сто рублей за ошибку или пара приседаний. Или придумай сама какое-то действие, которое точно посчитаешь отрицательным стимулом. Кстати, мы в общаге играли в математику на раздевание, представляешь? — Я хмыкаю, вспоминая: — Собирались толпой, кто решил пример неправильно — снимает часть одежды. Я после такого подхода отличником стал — мне просто нравилось раздевать девчонок.

Она весело смотрит на меня и вдруг кивает. Стоп, кивает?!

— А давайте!

В горле пересыхает, но уточняю предельно спокойно:

— Прости, что именно давать — математику на раздевание?

— Ну да. — Она берет ручку и разминает пальцы.

— С ума сошла? — вопрошаю я, очень сильно надеясь, что она сейчас расхохочется и передумает.

Но Ася зачем-то продолжает гнуть свою линию:

— Вот и проверим — ума у меня не хватает или личного интереса. Так хотя бы определимся в главном: я слишком тупая для этой вашей математики или нет.

Я просто стою по другую сторону стола и не дышу. Если и играть в эту игру, то надо было в предыдущей теме — там она хотя бы половину заданий выполняла. Но не останавливаю. Черт меня побери, я об этом тысячу раз пожалею, но не останавливаю! С трудом перевожу взгляд на ее записи, немного наклоняюсь, чтобы рассмотреть, и тут же подсказываю:

— Стой, Ася, вернись в начало. Смотри на подынтегральную функцию внимательнее.

— Уже ошиблась? — ужасается она. — Да что со мной не так?!

И после этого творит немыслимое: одним рывком стягивает с себя безразмерную футболку, некоторое время колеблется и откидывает на пол. Со злобным видом посматривает на ненавистную тетрадь, готовая идти дальше.

А моя психика разлетается в хлам. Что она творит, дура сумасшедшая? Еще не поняла, что попала в клетку к хищнику? Я не сожрал ее до сих пор только из-за колоссального самоконтроля! Но сейчас мне кранты. Грудь, обтянутая кружевным лифчиком, небольшая — в ладони уместится. И сейчас она как раз там и уместится. У меня нет больше никаких желаний, кроме как прижечь ее кожу губами. Неосознанно тянусь к ней через стол, пальцы уже предвкушают прикосновение. Но Ася отшатывается и предупредительно вскидывает руку:

— Нет-нет, трогать нельзя — мы так не договаривались.

Да мы вообще ни до чего не договаривались! Эта маленькая чертовка просто стреляет в меня очередями из пулемета. Она к концу этого варианта совсем голая будет! И она всерьез верит, что я ее не трону? Что она делает — проверяет меня? Ну так сейчас допроверяется, меня она вскинутой ладошкой не остановит. Мне под ширинку будто горячего свинца налили. Я так хочу ее, что мне больно.

Следующую ошибку в примере она делает осознанно — никаких сомнений. Поскольку сразу смотрит на меня, встает и расстегивает пуговицу на широких джинсах. Но не спешит — ждет, что я скажу. А я не могу пока говорить, мне больше нее нужно, чтобы она избавилась от своих шмоток. Потом уже будет без разницы — потом я раздвину эти худые бедра и буду трахать ее, пока она голос от крика не сорвет.

Дверь открыта, мы вообще ее никогда за собой не закрывали. Дверь дышит мне в спину разверзнутым проемом, прожигает прямоугольник на моей коже, заставляет на секунду задуматься о последствиях. Почему я остановил себя? Как, блядь, я вообще сумел себя остановить?

Делаю вид, что меня совершенное полуобнаженное тело не беспокоит, хриплый тон только выдает мое состояние:

— А если кто-то заглянет?

Ответ Аси немного охлаждает:

— Тогда вас будут долго и больно кастрировать, Алексей Владимирович. Мне тоже достанется, конечно. Но меня-то папа не убьет. Наверное. Посмотрите, теперь решаю правильно?

Она издевается, не иначе — и именно поэтому все еще цела. Тыкает тонким пальцем на тетрадь и ждет любой реакции. Мне насрать на задание и ее ошибки. И уже даже не особенно заботит, если нас застукают. Мне сейчас не кастрация страшна, а необходимость скорой реанимации. Но я хочу понять, чего она добивается. И именно этот вопрос задаю:

— К чему этот цирк, Ася? Если бы я захотел тебя раздеть, то сделал бы это сам.

Она смотрит прямо, слишком поздно смущается и краснеет. Но держит себя в руках и произносит слова твердо:

— А чего вы хотели от глупой малолетки? Разумных решений? Там, возле кинотеатра, мне показалось, что вы со мной флиртовали. Не только тогда, меня не оставляет это ощущение. И это страшно испугало. А потом я увидела вас с вашей девушкой — и с ней вы вели себя совсем иначе. Это нормально, что я захотела выцарапать ей глаза? Зато чуть сердце не выпрыгнуло от ее шутки — о том, что вас на меня потянуло.

— Сейчас я понимаю еще меньше, — говорю честно и всеми силами стараюсь на нее не смотреть. Но все равно кошусь, нет никаких сил, чтобы эти короткие взгляды остановить. — Ты пытаешься проверить, запал я на тебя или нет?

— Наверное… — краснеет еще сильнее. — Или увидеть, как вы поступите. А вдруг вам даже выгодно, чтобы нас застукали вместе в таком двусмысленном положении? Тогда отец заставит вас на мне жениться. Может быть.

Во мне зреет истерика, это она клокочет в горле. И я понятия не имею, почему все еще на эту маленькую стервочку не ору в полную глотку. Если Куприянов меня здесь застанет с его полуголой дочерью, то вернее первый вариант — кастрация. И больше он меня к ней близко не подпустит. И теперь бы не подпустил, мы просто с Жориком сумели обойти его большим кругом. Однако говорю я о другом:

— Жениться? Ася, я не собираюсь жениться ни на тебе, ни на Ире, ни на ком вообще. С какого перепуга мне хотеть жениться на девчонке, которую я полтора месяца знаю?

И она вдруг выдыхает, даже неожиданная улыбка проявляется на ее губах:

— Ну тогда хоть одно сомнение можно на ваш счет вычеркнуть. Я вам не нужна для выгодного брака. Осталось выяснить, нужна ли вообще.

Дурацкая проверка, безумная логика — такое случается с людьми, у которых проблемы в математике. Ася просто поддалась какой-то гормональной буре. А я продолжаю пялиться на ее бюстгальтер, жадно проникая взглядом дальше. Встряхиваюсь. Если я за это кружево и проберусь, то точно без риска быть увиденным ее поваром или домработницей. Резко подаюсь к двери и надеюсь, что моя эрекция в широких брюках не так очевидна.

— Оденься, — бросаю я. — А я ухожу. Хватит с меня на сегодня математики.

Она не останавливает. Ей так стыдно, что она даже шага вслед за мной не делает.

Дома три часа ору в стену. Потом остервенело дрочу в душе. Еду в зал, где меня от партнера по спаррингу оттаскивают за волосы. Эта красивая, избалованная дрянь — полная дура, творит первое, что пришло в голову, о последствиях не думает. Но от осознания мне становится еще паршивее: Ася не просто так потеряла все ориентиры, она в прямом смысле приревновала меня к Ирке. Именно поэтому я никогда не связываюсь с малолетками: они сами не знают, что и зачем делают. А уж если влюбляются — сжигают все вокруг к собачьим чертям. У первой страсти границ не предполагается.

Звонит поздно, почти в полночь. Я принимаю вызов не сразу — нужно три вдоха, чтобы настроиться.

— Извините меня, Алексей Владимирович. Сама не знаю, что на меня нашло.

Зато я знаю. Я ей нравлюсь. Осознанно или нет, но она захотела, чтобы я посмотрел на нее другими глазами — хотела выбить из колеи полным разрывом шаблона, но заставить меня увидеть: она не просто одна из учениц, с которой я шутливо флиртую, она — молодая женщина, которая вполне способна отвечать на мои желания. Но только при условии, что я ищу отношений не ради выгоды. Спусковым крючком стала ревность к Ирке, после этого девочка не находила себе места — и вылила свои эмоции в эту хаотичную кучу. Похоронив под ней меня.

— Ничего страшного, Ася, я уже и забыл, — вру, как будто от этого зависит моя жизнь.

— Хорошо. Извините еще раз.

Больше мне не следует ее видеть. Еще один урок — а там или пан, или пропал. Как получится, так и сделаю. Я до сих пор сумел не растянуть ее на рабочем столе только по той причине, что не подозревал о взаимности. Но теперь я в ней уверен. Взаимность в таком желании уничтожает все тормоза.