Математика на раздевание

Тальяна Орлова, 2023

В этом репетиторе все странно: от стиля преподавания до манеры вести диалог. Асе нужно подтянуть хвосты по высшей математике, чтобы не вылететь из университета. Владимиру – пробраться в кабинет ее отца, для чего он и притворяется преподавателем нужного предмета. Их планам ничто не мешает, кроме ненормального напряжения, которое растет с каждой новой встречей. В книге присутствует нецензурная брань!

Глава 3

Владимир

Она дразнит меня неосознанно. И краснеет, когда сама это начинает понимать. Возможно, девочка и не догадывается, насколько хороша. Строгое воспитание перемешивается с мажорным окружением, зажатость — с желанием добавить в жизнь любых ярких эмоций, и на выходе получается какая-то смесь импульсов. Хотеть ее постоянно уже почти привычно, но по полной программе достается Ирке. Она — не скромница, знает, чего хочет, но я уже опасаюсь, что когда-нибудь ее поперек переломаю. Разорву на две части, а замечу это только после того, как кончу.

— Володя, ты просто животное, — Ира откидывается на подушку, бессильной рукой тянется за сигаретой. Довольная, счастливая, измотанная.

Перехватываю ее руку, делаю пару затяжек, отпускаю. Мне нравится Ирка, она идеально мне подходит. Ей не нужны мои деньги — она хочет только трахаться. У нее отличный бизнес, который она отсосала при разводе. Да, именно в этой формулировке. Я ржал, когда она рассказывала мне свою историю. Бывший муженек, которого она называет не иначе, кроме как «лошком», думал, что у Ирки не хватит денег даже на хиленького адвоката. Денег у нее и не было, но бывший муж ужасно недооценил ее умение сосать. И Ирка пошла ва-банк: выбрала самого лучшего юриста в Москве — и обработала до такого транса, что он выиграл для нее это дело, отполовинил имущество супруга, которому после судебного решения пришлось вызывать скорую. И тигрица определенно была такого подарка достойна: она не только не обанкротилась, но раскачала косметический салон до масштабной сети. Мы познакомились пару лет назад по работе, когда перестраивали фасад на ее здании. Зубастая стерва, которая ни одной копейки мне не уступила. Я уже на стадии переговоров решил, что на первом же перерыве затащу ее в туалетную кабинку. Но ошибся — туда затащила меня она, а я и не думал сопротивляться. Идеальная баба — умная, хваткая, выглядит на сто процентов — кровь с молоком. Возраст в тридцать пять лет сочетает в себе холодный рассудок, отсутствие комплексов и все еще горячую внешность, лучше не придумаешь. Почти сразу и я начал называть ее бывшего муженька лошком, ведь она полностью права в этом определении: на таких, как Ирка, не женятся, а если угораздило, то не разводятся. Она ж с дерьмом сожрет за любую обиду.

— Ты в порядке, Володя? — зовет меня. — В последнее время ты сам не свой.

— Не в порядке, — отвечаю честно. Расслабленность после секса не позволяет хорошо сосредоточиться и держать лицо. — Я очень далек от порядка, Ир.

— Проблемы с бизнесом?

Я задумываюсь, ответ не кажется очевидным. С одной стороны, да, у нас отозвали разрешение на застройку, а мы уже закинули в тот проект хренову тучу бабла. У меня штат рабочих, им надо платить зарплату, а не кормить планами на светлое будущее, когда мы все-таки выбьем из Куприянова все дерьмо. Но с другой… моя нервозность объясняется совсем не этим фактом. Дело в одной дурацкой малолетке, которая строит из себя повелительницу крепостных, но сама не отдает отчета в том, что творит. Почему она меня сегодня не уволила? Я бы себя после подобного уволил — пинком в окно. Но нет, Ася что-то демонстрировала — языком по карандашу. Клянусь, в тот момент в моей башке лопнула пара сосудов. Но я дожил до конца урока и даже смог ходить, не герой ли? И вторника буду ждать, как сумасшедший. Вся моя неделя сократилась до двух дней. Хотя нет — до двух часов, когда я смотрю на нее и поджимаю пальцы на ногах. Она мне послана для тренировки выдержки! И, черт возьми, я просто мамина гордость.

— Может, тебе жениться пора? — Ирка снова привлекает к себе внимание.

Брови взлетают вверх от удивления:

— Мне? Зачем?

— Ну не знаю… — Она жеманничает, вытягивая вперед губы. — Женишься, поживешь так лет пять, потом разведешься. Зато на всю жизнь усвоишь, что любить одного и того же человека каждый день — нереально.

— Как ты это поняла? — переспрашиваю, делая ударение на «ты».

— Примерно… В душ вместе или по очереди?

Она уходит, не дождавшись ответа, а мне не по себе. С чего вдруг Ирка про свадьбу заговорила? Она чувствует, что я на ком-то залип? Мое состояние становится настолько очевидным, что заметно со стороны? Тогда я уже не мамина гордость. Завязывать надо с этой Асей. Доделать дело и сразу завязать. Если я отымею Куприянова — он проглотит и переживет, никуда не денется. Но если я отымею его дочку, то он уже на ней отыграется за то, что вообще меня к себе подпустила. Но Ася не подпустит — я для нее занудный дяденька преклонного возраста, из которого она высосет всю математику, а потом забудет, как и не было.

Во вторник я сразу настраиваюсь, чтобы получилось не скучнее, чем в прошлый раз. Даже не здороваюсь, а выдаю:

— Ася, я все время думал о твоей ситуации и понял, что надо делать.

Вру, мне эта мысль пришла во время длинной четырехсекундной дороги от лифта до двери. Она зыркает с полным вниманием, но ждет пояснения.

— Тебе не хватает мотивации. — А вот это уже правда. — Мнение твоего отца — это только его мнение. Тебе самой надо захотеть стараться изо всех сил. Придумать какую-то награду, приз, если справишься.

Мы проходим через гостиную, я кошусь на дверь в кабинет, но даже не притормаживаю возле него — еще далеко не время. Усаживаемся напротив друг друга на привычные места. Ася всерьез думает над моим предложением:

— Наверное, вы правы… А какой приз? — Она сводит брови. — Я и так в любой момент могу купить себе все, что захочу. Шоколадка? В сладостях я себя ограничиваю — не хотелось бы наесть живот, я пока надеюсь не на те роли, где небольшой жирок на пользу.

Кошусь на ее острые ключицы, на тонкую шею. Ну не знаю, я бы ее покормил. Но у Аси мечта, она ради нее на все готова — лишнее подтверждение, что мотивация творит чудеса.

— Какой-нибудь вариант придумаем, — я тоже пытаюсь сообразить. — Давай так, например, так: сейчас решаешь тестовый вариант целиком — и если не будет ни одной ошибки, идем в кино.

— Вообще ни одной ошибки? — она почти пугается и пока не улавливает главного. — Вряд ли получится…

— Вот и посмотрим. — Я пальцами двигаю к ней распечатки типовой работы. — Увидим, на что ты способна, если тебе это на самом деле надо.

И до нее наконец-то доходит то, что сразу упустила:

— Но я не хочу с вами в кино! С чего бы мне хотеть, Алексей Владимирович?

Она меня смешит до колик и напрягает до сведенного судорогой живота. Она злит меня до возбуждения. Бесит настолько дурацкими вопросами. С чего бы ей хотеть? Как будто мы чего-то или кого-то хотим по собственному выбору! Сама ведь виновата — надо было выбрать шоколадку, тогда мне не пришлось бы придумывать этот идиотский вариант. Однако моя улыбка расслабленная и легкая, в ней нет ни грамма внутренних противоречий:

— Жалко. А я так надеялся сходить сегодня в кино на халяву.

— Еще и за мой счет?! — она теперь и сама не сдерживает смех.

— Конечно, — я не намерен сдаваться. — Ты лучше меня знаешь, сколько я зарабатываю в час.

— Вообще-то, не так уж и мало! Особенно если у вас много учеников! — возмущается она. — По моим прикидкам, в месяц выходит в три раза больше, чем я за девять спектаклей получила!

— Видишь, Ася? — я перехожу на учительский тон. — Математика-то сама всплывает в голове, стоило только захотеть. Итак, договорились?

Она глядит недоверчиво — на меня, а не на типовую.

— Вы так кино любите? — любопытствует вкрадчиво.

— Обожаю. Каждую неделю хожу. Как раз после нашего урока собирался.

Ни разу за последние лет восемь кинотеатр не посещал. Даже не понимаю, зачем это нужно. Уж если мне приспичит глянуть фильм, так врублю любой стриминг и выведу на плазму. Она у меня как раз примерно в полстены, звук хороший — хоть обдолбисюраундись. Ирку еще можно позвать, если надо, чтобы рядом кто-то попкорном хрустел. Нет ни одной причины, чтобы куда-то идти! Ни единой. Кроме этой вот, случайно всплывшей.

— Один ходите? — она все еще не верит.

— Конечно. Но ради твоей мотивации готов сделать исключение.

— Но я не хочу!

— Хочешь, — настаиваю я. — Только боишься в этом признаться.

Девушка заторможенно переводит взгляд на типовую, сосредоточенно хмурится. Не мешаю, даже когда она грызет колпачок ручки. Мне нужно, чтобы Ася справилась и обязательно сводила меня в кино. К черту плазму на полстены. И она пожимает плечами, начиная решать с первого примера. Зачем же решает, если совсем со мной в кино не хочет?

Через несколько минут вижу, что она потеряла минус и, разумеется, правильный ответ улетает в унитаз. А Ася даже не замечает! Просто перед следующим заданием смотрит вопросительно.

— Все правильно, — вру, не моргнув глазом. — Решай дальше.

Она удивляется успеху и дальше старается еще сильнее — это видно. Просто впадает в азарт, вряд ли ее заинтересовал приз. Следующее задание почти уверенно расщелкивает. Радуюсь, как будто это мне нужен приз для мотивации, а не ей. И вдруг на последнем примере она начинает безбожно косячить. Все же получает какой-то ответ, который от правильного на расстоянии плюс-минус бесконечности. Ждет вердикта.

У меня в горле скребется смех, но я — хозяин своих голосовых связок:

— Ни одной ошибки, Ася.

— Что, правда? — Она неверяще расширяет глаза. — Получается, я эту тему на пятерку сдам? Вот это да!

В лучшем случае на тройку. Если очень-очень повезет. Эх, Володя, для таких, как ты, в аду есть специальный котел. Но голосом я пока управляю, вывожу прямо сквозь скрип:

— Вполне. Если будешь так же стараться. Гордись, приз твой, можешь выдохнуть. А у нас еще полчаса — давай-ка из другого варианта еще раз потренируем последнее задание.

— Хорошо, — она улыбается самодовольно и вспоминает: — Но в кино с вами я все равно не хочу! Я просто так старалась, себя хотела проверить.

Просто так, дорогуля моя, даже кошки не сношаются. Мне и самому с тобой в кино идти не нужно — мало ли, вдруг кто увидит нас вместе. Но мы пойдем, потому что ты победила — выиграла меня на целый киносеанс. И я знаю, что утащу тебя туда, не отделаешься. Будем сидеть рядом, пялиться на экран и презрительно молчать.

Однако звонит сотовый, я вытаскиваю его из кармана и мысленно матерюсь. Сука Жорик, другого времени не нашел? Друг вываливает без ненужных прелюдий:

— Куприянов куда-то поехал. Судя по направлению, домой.

— Понял.

Отключаю вызов и смотрю на девушку. Смываться надо быстро — тут дороги минут пятнадцать.

— Ася, мне срочно нужно уйти. Оплаты не нужно, сам ведь срываю занятие.

— Что-то случилось? — Она смотрит снизу внимательно.

— Да… Вернее, нет, — я не знаю, что придумать. Потом вспоминаю, что вообще не обязан ничего придумывать: — Мне просто надо уйти.

— А как же кино?

Ну вот, а говорила, что не хочет. Она сама еще пока не понимает, что ей нужно — я как-нибудь незаметно потом объясню.

— В другой раз.

— Ну ладно. Тогда до четверга, Алексей Владимирович.

Ухожу быстро. Еще быстрее срываюсь с парковки во дворе. А как мы, интересно, в кино бы поехали — на вот этой самой машине? Одно лобовое стекло стоит примерно восемнадцать тысяч пиджаков, что сейчас на мне. Вообще без палева, конечно. У меня что-то с головой творится, раз я настолько важные детали начал из виду упускать. В следующий раз приеду на такси.

И надо выполнить уже эту гребаную миссию. Скоро май, у меня впереди чуть больше месяца, и до последнего лучше не тянуть. Дать Асе задание, чтобы следом за мной из комнаты не вышла, пойти в туалет. Для дела подходит только четверг, первая половина урока. Выходить «в туалет» придется дважды — в первый раз на всякий случай оценить замок. Если мне такая модель неизвестна, то сфотографировать и разобраться, чтобы сократить время на вскрытие. Внутри кабинета может быть сейф. У Жорика есть какой-то специалист по сейфам среди знакомых, придется уже его каким-то образом провести в квартиру. Мы эти варианты обмозговывали, но в случае сейфа история может действительно затянуться — я не имею права больше тратить время на подготовку.

Не сразу еду в офис, зачем-то сворачиваю на запад. Выхожу из машины и с мазохистским удовольствием наблюдаю, как бульдозеры выравнивают территорию. Не мои бульдозеры мою территорию. Тошнит до такой степени, что в этом ощущается какое-то медитативное погружение в себя. Стою там так долго, что меня не просто замечают — ко мне идут поздороваться:

— Владимир Алексеевич? Вы сюда поностальгировать приехали или ругаться?

А ведь его тоже как-то зовут — наверняка есть имя и даже отчество. Но я всегда называю его настоящим именем — «Пшёлнахом». Широкоформатный трехцветный мужик, выскочивший недавно откуда-то из области со своей строительной компанией и сразу урвавший такой жирный куш, улыбается и машет — беззлобно просит уйти, по правилам техники безопасности здесь не могут находиться посторонние. Я отлично понимаю, что он, скорее всего, нормальный человек, трудяга, который к своему успеху шел десятилетиями и ничего не получил за просто так. Только своими ручками, своей головой — вон, даже простую работу лично контролирует. Его легко представить отцом большого дружного семейства, где все им гордятся и каждый вечер радостно ждут дома. Он не виноват ни в чем, кроме того, что дал на лапу чинуше до того, как я сообразил дать тому на лапу. У меня нет ненависти к Пшёлнаху, никакой, в оформлении разрешения задним числом виноват только Куприянов.

Но надо что-то сказать, чтобы не выглядеть обезумевшим от проигрыша пострадавшим:

— Нет, заехал поблагодарить, что так хорошо готовите мой участок. Буду должен.

— Вы все не сдаетесь, Владимир Алексеевич? — улыбается он.

Смотрю вдаль на его отличную технику:

— Чтобы я сдался, вам меня надо этим бульдозером перепахать.

Ухожу, вспоминая о куче дел. Но я не спустил это время впустую, нет. У каждого должна быть своя мотивация, без нее даже с простым математическим примером не справишься. Мой движок — неугасающая злость.

Ася

С походом в кино он, конечно, загнул. Другую компанию себе найти не смог? Но, похоже, он действительно высококлассный репетитор, раз я сумела решить вариант типовой без единой подсказки. Получу пятерку — отец точно недели две орать не будет о моей безответственности. Но ходить с Алексеем Владимировичем куда-то — это уже чушь несусветная. Через некоторое время убеждаю себя, что он вообще пошутил.

Неожиданно приезжает отец, хотя до конца рабочего дня еще три часа. Я слышу его голос, когда он за что-то отчитывает Эмине, хотя женщина обычно безупречно готовит. На работе, наверное, какие-то трудности — сразу ясно, что пришел без настроения. Я даже рада, что Алексей Владимирович ушел сегодня раньше. Мне почему-то все еще кажется, что отец не одобрит его, если столкнется лично. Просто Алексей Владимирович совсем не похож на репетитора, папа может придумать какую-нибудь ерунду и подыскать мне чудаковатого ботана, желательно в таких преклонных годах, чтобы его лет десять уже женщины не интересовали.

Вечером репетитор звонит мне сам. Я удивленно принимаю вызов, готовая к переносу занятия или чему-то подобному, ведь у него что-то там произошло. Но он улыбается в трубку и говорит мягко:

— Ася, мое предложение сходить за твой счет в кино все еще в силе. Тут у тебя через два квартала кинотеатр, ты вообще знала об этом? Сеанс начнется в семь-пятнадцать. Успеешь?

— Мой отказ тоже в силе, — улыбаюсь я динамику. — До свидания, Алексей Владимирович.

— Настаивать не буду. Пока.

Я принимаю решение за секунду. Знаю, какой кинотеатр он упомянул — пошарпанная рухлядь, где даже 3-Д не крутят. Собираюсь, поглядывая на часы. Времени предостаточно, но я боюсь опоздать — мне надо только проверить, точно ли он там. И точно ли один. Что за нелепое времяпрепровождение он для себя выбрал? Или у этих математиков все не как у людей?

Останавливаюсь, свернув за угол, сразу различаю его фигуру. Пиджак натянут на спине, а к низу висит дешевой тряпкой, я давно это заметила, он в другой одежде ни разу на уроки и не приходил. Брюки неплохи, но не подходят к верху ни по цвету, ни по фасону. Прижимает к боку черную сумку — наверное, никуда не заскакивал, чтобы оставить вещи. И все равно вся его поза выглядит гармонично: он немного сутулится, смотрит на экран телефона, одна рука заправлена в карман. Сосредоточен, не улыбается, задумчиво провожает взглядом парочку щебечущих девиц в коротких юбках и снова утыкается в телефон. Конечно, рано или поздно поднимает голову и смотрит в мою сторону, поскольку именно оттуда я должна была появиться. Не сбегаю, а подхожу к нему и спрашиваю:

— Неужели действительно меня ждете?

— Поспорил сам с собой, придешь ты или нет, — отвечает он, но смотрит не прямо, а просто скосив взгляд.

— Но я ведь сказала, что не приду!

— Странно, потому что меня глючит, что ты здесь, — констатирует он. — Я опять победил сам себя. Со мной такое часто случается.

Мне импонирует его самоуверенность, его умение подбирать слова и строить предложения. А во мне все эти умения порождают желание вредничать, но пока я сдерживаюсь:

— Интересный хоть фильм?

— Без понятия. И не проси меня сказать название — я забыл его прочитать. Разве это важно?

Важно, если люди хотят смотреть фильм. И не важно, если они идут туда для других целей. Просто меняю тему на ту, которая с первой встречи вертится на языке:

— Я не хочу вас обидеть, Алексей Владимирович, но вам очень не идут эти очки. Они как будто от другого лица приставлены. Хотите, посоветую, какая оправа вам подойдет?

— Зачем? Я эту два часа выбирал, она должна свое отработать. Если стану еще симпатичнее, меня перестанут нанимать к юным студенткам.

— А, так вы специально самую уродскую выбрали? — за грубым словом скрывается легкое облегчение.

— Ася, сворачивай программу дрессировки. Это моя работа, а не твоя.

Все, больше я вредность не сдерживаю:

— Кстати, а почему вы мне тыкаете? Давно хотела спросить! А если я вам тыкать начну? Ну, чтоб на равных.

Ощущение, что все мои выпады доставляют ему удовольствие. И я понятия не имею, с чего это взяла, просто вижу неясные подтверждения. Например, сейчас уголок его губ ползет в сторону:

— Ну попробуй.

Он меня кем считает? Затюканной школьницей?

— А что тут пробовать, Леша? — произношу это почти с вызовом. — Думаешь, мне сложно?

Однако он кривится:

— Нет, лучше не надо, у тебя не получилось. Я тебе такой же Леша, как ты мне — Василиса Кузьминична. Так мы идем в кассу или еще почебурекаемся, пока все места на последнем ряду не разберут?

С русским языком у него хуже, чем с математикой, это факт. Какие-то слова на ходу придумывает. Стоп, про последний ряд — шутка или какой-то намек? Хотя предыдущая его шутка про совместный поход в кино оказалась вполне серьезным намерением — мы оба здесь. Стоим возле кинотеатра и… чебурекаемся, да. Какими путями мы пришли в эту точку? И, главное, зачем? Меня накрывает внезапным волнением, почти страхом, улыбаться больше не хочется. Как и тыкать ему — официальность должна остаться в качестве неосязаемой границы между нами:

— Я не хочу в кино, Алексей Владимирович. Но я дам вам деньги на билет — для этого и пришла. Из благодарности за сегодняшний успех.

Его бровь слегка поднимается. Он словно ощущает неожиданно возникшее напряжение — и неосознанно на него реагирует:

— Да ладно уж, Ася, я смогу осилить билеты на нас обоих. Потом до конца недели есть не буду, но осилю.

Мне кажется, что он юморит специально — хочет, чтобы я снова улыбнулась. Но мне становится страшно еще сильнее. Он на меня как-то странно действует, почти до отчетливой симпатии. И чебурекаться с ним нравится все сильнее. С каждым словом нарастает дрожь, с каждым взаимным уколом вяжущего ощущения больше. Алексей Владимирович старше, опытнее, но и он может флиртовать со мной с какой-то надеждой. Авось поплыву, растаю — и тогда он обеспечит себя до конца жизни. Он ведь не может предполагать, что мой отец зятя никогда не будет содержать, но почему-то до сих пор я это никому не смогла объяснить. Если уж я и поплыву, то от какого-нибудь мажора-одногруппника, тому хотя бы перепихон от меня нужен, а не другие бонусы.

— Ты чего так испугалась? — теперь и он хмурится. — Ася, я пошутил. Предлагаю вообще больше сегодня не разговаривать. Во славу Ктулху — бога кинематографа.

Меня пугает не он, а собственное желание провести с ним еще два часа! И потому я смущенно улыбаюсь, извиняюсь и просто ухожу.

Весь вечер думаю о том, чтобы сменить репетитора. Я имею на это право, даже объясняться не должна. Но откладываю это решение до следующей контрольной. Когда за нее получаю двойку с натяжкой, думаю снова. И не могу решиться. Учитель из него — тоже двойка с натяжкой. Но есть в нем что-то такое, что меня сразу зацепило. Уверенность в своем положении, что ли. Именно она перекрывает иногда хамские комментарии, странное поведение и жуткие очки. Он будто крючком вывязывает на моих нервах узоры — но с таким спокойствием, словно обычно вообще не подбирает слов. Как какой-нибудь высокомерный небожитель, которому общаться со смертной слишком просто и скучно. И при этом в нем есть заинтересованность во мне — узнать бы до конца ее причину.