Души моей тень

Таисия Тихая, 2022

Альтернативная реальность, в которой древние индейские тотемы сосуществуют со светофорами, а люди живут и не подозревают, что совсем рядом с ними, быть может, на одной лестничной клетке, живёт вендиго. Фреду придётся не только узнать об их существовании, но и самому стать пристанищем для древнего духа-людоеда. Правда, кто сказал, что он будет играть по правилам новой семьи?

Глава 5

Я распахнул глаза, словно кто-то нажал кнопку «Вкл.» в моей голове. Я спал? Определённо, хотя голова неправдоподобно ясная. Ни тебе сонных потягиваний в кровати, ни «ещё пять минуточек», прямо киборг какой-то!

Мне потребовалось меньше минуты, чтобы понять где я, почему так темно и вспомнить весь прошлый вечер, теперь кажущийся ещё более диким и нереалистичным, чем вчера. Куда больше времени у меня ушло на поиск причины, по которой я теперь должен жить. Предшествующие годы я преследовал цель взобраться по этой треклятой карьерной лестнице, затем, добившись этого, не утратить дружеские связи, с момента моего повышения либо распавшиеся, либо обретшие заискивающий характер.

Да, весь последний месяц я ненавидел свою работу, извечные пробки по дороге в офис, переработки, ставшие нормой, но теперь, лишившись этого, я понял, что именно эти раздражающие мелочи и были тем каркасом, на котором держалось желание встречать новый день.

«Ещё два дня и выходные», «ещё три месяца и отпуск», «ещё пятнадцать минут и буду дома» — ежедневная морковка перед носом, заставляющая делать шаг за шагом. А что теперь займёт их места? «Ещё пара часов и можно будет пойти кого-нибудь загрызть»? Какие бы мотивы не преследовала Венди, вчера я был рад её вмешательству, но теперь до меня запоздало дошло, что я всего лишь променял одну клетку на другую.

Для начала просто встань и сделай хоть что-нибудь!

Отличный план. Щёлкнув переключателем у изголовья, я скользнул взглядом по псевдо-кирпичной стене и красочным постерам. Вопреки всем стараниям неизвестного дизайнера, на ум упорно приходила ассоциация с одиночной камерой.

По моим прикидкам я проспал часов до одиннадцати, но, увидев на подоконнике ярко-алый свет, какой бывает только на закате, сдвинул воображаемые стрелки часов до шести вечера. Я проспал пятнадцать часов?! Я потянул было за шнур, чтобы поднять жалюзи, но, стоило солнечным лучам забраться в комнату, как я непроизвольно ринулся вбок, едва не опрокинув по пути журнальный столик. Пожалуй, последний раз такой ужас я испытывал ещё в детстве, когда смотрел ту серию с роботом из «Ну, погоди!».

Красный! Красный! Красный!..

Одна единственная мысль застучала в висках, поднимая откуда-то из глубин первобытный страх. Свет, солнце, огонь — воспоминания о них всполохами возникали перед глазами, заставляя метаться из угла в угол. Я даже не зафиксировал тот миг, когда всё же опустил злополучные жалюзи, а затем опрокинул многострадальный столик. Лишь когда я забился в самый тёмный угол квартиры ко мне начало возвращаться самообладание.

Лучше бы я стал вампиром! Нечеловеческое обаяние, ореол загадочности, вечная молодость и никакого каннибализма — за это я готов был бы даже светиться и переливаться на солнце, аки сказочная фея!

Зайдя в ванную и стянув с себя всю одежду, я с удовольствием стал под поток горячей воды, прикосновение которой вызвало волну мурашек по всему телу. Я и не заметил, что успел замёрзнуть. С другой стороны, учитывая то, что моё сердце так и не начало биться, теперь мне всегда будет холодно.

Всегда.

От этого слова я похолодел вопреки всем стараниям горячей воды, от которой уже начал подниматься невесомый пар. Интересно, как должен ощущать себя человек с многовековым злым духом внутри? Я прислушался к себе, но не заметил никаких изменений, разве что есть хотелось больше обычного. В памяти тут же воскресла раскромсанная рука официанта и то, с каким упоением я вонзил зубы в его кожу. От этих воспоминаний рот наполнился слюной, как если бы раньше я подумал о каких-нибудь куриных крылышках в соусе терияки. Ухватившись за эту мысль, я попытался вспомнить вкус последнего, но на сей раз мои рецепторы остались совершенно равнодушны.

Я — людоед. Чудовище. Монстр.

Я выключил воду, убрав со лба прилившие пряди. Всё это не могло со мной случиться. Чёрт, я ведь даже толком не разбираюсь во всей этой исторической фигне с кровообрядцами и индейцами, почему же этот треклятый дух выбрал именно меня?!

Выйдя из душевой кабины, я потянулся было к стопке полотенец на тумбе, но моя рука так и замерла на полпути. Даже помутневшее от обилия пара отражение красноречивее любых слов и логических доводов показывало, как сильно я изменился за одну только ночь. Роняя на пол капли воды, я приблизился к зеркалу. Теперь мне можно было подрабатывать скелетом на уроках анатомии: казалось, я начисто лишился жировой прослойки и теперь кожа плотно обтягивала кости. Конечно, до анорексии мне по-прежнему далеко, но уже не так, как день назад. Изменилось даже лицо, заострившись в районе скул и очертив глазницы так, что глаза теперь казались глубоко запавшими. Да уж, в таком виде днём не стоило бы показываться даже без всякой боязни солнца.

Выйдя из ванной, я первым делом приметил цифровую панель в стене прямо напротив двери. Похоже, вчера я был совсем не в себе, раз не заметил её.

«Не в себе». Очень иронично.

— Умный дом? А я-то как простолюдин сам свет гасил, — пробубнил себе под нос я, вглядываясь в нагромождение неизвестных мне значков. Подобные штуковины уже успели наскучить и приестся в крупных городах, но в Мальпре это всё ещё вызывало благоговейный трепет. Вот только как ей управлять? Может, голосом?

— Эй!

Никакой реакции.

— Послушай?..

Тишина.

Зло выругавшись, я наугад ткнул в одну из кнопок. Не взорвётся же здесь всё в конце концов!

«Мне больно видеть белый свет,

Мне лучше в полной темноте,

Я очень много-много лет

Мечтаю только о еде»².

Неизвестно где размещённые динамики заорали с такой силой, что я обратился в паническое бегство дважды за последний час. Наконец, с помощью мата, угроз и тыканья во все кнопки подряд мне удалось с грехом пополам выключить музыку. Лишь оказавшись в тишине у меня вдруг помимо воли вырвался смешок. Случайно или намеренно, но текст песни как нельзя более злободневен. И, кстати, о еде…

Новенький холодильник тихонько загудел, осветив жёлтым светом чистые и совершенно пустые полки. Лишь в выдвижной ячейке чернел какой-то свёрток. Похоже. предполагалось, что я всё-таки стал феей и теперь должен питаться цветочной пыльцой!

Уже без всякой надежды я достал свёрток, оказавшийся куском сырого мяса в вакуумной упаковке без каких-либо обозначений. Я озадаченно повертел его в руках. Свинина? Телятина?

Носа коснулся острый запах парфюмерной воды и еловых иголок. Энергия, сила… Спортсмен? Даже страха нет. Да, страх всё портит и невыносимо кислит.

Откуда эти мысли?

Я сглотнул слюну, чувствуя, как она мгновенно образуется вновь. Несмотря на то, что вдох я делать так и не научился, запахи словно стали острее в сотню раз, позволяя уловить даже тончайшие, практически неуловимые оттенки. Я не чувствовал их, просто знал. Наверное, также, как вчера от входной двери уловил запах лаванды.

Слабо отдавая себе отчёт, я легко разорвал упаковку. Запах усилился. Хвоя, прелая листва… Совсем свежее. Убит во время пробежки в лесу?

Не буду же я жрать сырое мясо! Надо хотя бы как-то… приготовить…

Слабый, возмущённый голос рассудка истаял вместе с тем, как мои зубы вонзились в мясо. В глазах потемнело от приятной волны удовольствия, прокатившейся от вкусовых сосочков на языке и дальше по всему телу.

Вкуснятина.

Этот сытый, довольный голосок внутри черепной коробки был даже более мерзким, чем сам факт, что я запихиваю в себя кусок сырого мяса, давясь и чавкая, как пещерный человек, поедающий мамонта. А с другой стороны, должен ли я стыдиться того, что позволяет мне жить дальше? В конце концов, меня и до этого нельзя было отнести к веганам.

Я с сожалением скомкал опустевшую упаковку. Слишком мало. На языке осталось странное послевкусие, словно… Жидкий дым. Острый. Едкий Терпкий. Навязчивый. Открыв воду, я припал к крану, в надежде перебить вкус хорошей, но слишком скудной трапезы. Бесполезно! Отключив воду, я с яростью саданул ногой по дверце.

Нет, с этим надо что-то делать. Я закружил по комнате, непроизвольно сторонясь окон, пусть солнечный свет уже давно успел угаснуть. Надо отвлечься. Надо успокоиться.

Усевшись за письменный стол, я положил перед собой лист бумаги и карандаш. Пусть я так и не получил желанного диплома, мои умения всё равно пригодились. Моё начальство здорово сэкономило на дизайнере, заставив меня заниматься отрисовкой баннеров и созданием фирменного стиля. Конечно, мне за это доплачивали, но всем было понятно, что это была лишь половина истинной стоимости. Зато, это позволило мне обойти других, когда речь зашла о повышении.

Сегодня должны были показать проект заказчику и, спорить могу, мы получим от него ещё сотню правок. Они получат. Интересно, меня уже ищут? Едва ли.

Я занёс карандаш над листом, но так и не решился нарушить его белизну хоть одним росчерком. Разыгравшийся голод, а вместе с ним и клокочущее под рёбрами бешенство, вытеснили из моей головы все прочие мысли и чувства. Словно новичок, я неуверенно водил грифелем над бумагой, вычерчивая дуги и завитки в воздухе. В поисках идей мозг выудил на свет недавний реалистичный сон. Может, это те самые воспоминания о прежних воплощениях? Я прикрыл глаза, восстанавливая детали. Глинобитные дома, плетёные коврики на подоконниках, вышитый узор по подолу платья Мираклы. Карандаш тихонько зашуршал, выводя на листе разрозненные частички чужих воспоминаний. Полюбовавшись результатом, я было разохотился и до портрета самой ведьмы, — в том, что это именно она, у меня даже сомнений нет, — но тут как раз постучали в дверь. Уютное умиротворение от рисования, какое знакомо каждому художнику, мгновенно покрылось сетью трещин и осыпалось, вернув в реальность с одиночной камерой и отсутствием будущего.

Неслышно поднявшись со стула, я на цыпочках прокрался к двери. Затем, прильнув к глазку, с облегчением выдохнул, торопливо повернув ключ в замке.

— Добрый вечер, — кажется, впервые за всё время я услышал голос водителя Венди. В ярком электрическом свете он выглядел значительно старше, чем мне казалось вчера. Весь его вид: ссутуленные плечи и робкая улыбка кричали о том, как ему до ужаса неловко нарушать мой покой. Воображение немедленно поместило его в детский сад, облачив в форму сторожа, а затем несколькими смелыми мазками дорисовало толпу ребятни, которую он с удовольствием угощает карамельками из бездонных карманов. Потом, когда вырастут, они забудут его, но сохранят где-то на самом дне своей памяти приятное тепло конфет, нагретых в его руках.

Если вы сейчас удивлены буйством моей фантазии, то я с вами. Конечно, на моё богатое воображение жаловались ещё в детстве, но сейчас от красочности возникшей картины опешил даже я сам. Видно, заметив, как я выпал из реальности, мужчина терпеливо повторил:

— Меня прислала госпожа Инфеликс. Венди. Она желает вас видеть.

— Здорово, я как раз не знал, чем заняться, — кисло улыбнулся я, снимая с крючка куртку.

Как оказалось, сама Венди расположилась неподалёку, в соседнем подъезде на самом верхнем, двадцать первом этаже. За то время, что мы ехали в лифте, у меня было время поразмышлять на тему фамилий. Так уж сложилось в местной культуре, что буквально всё здесь пронизано символизмом. Фамилии у нас не менее красноречивы, чем имена и несут в себе описание всего рода. Сейчас, в наш продвинутый век, это считается предрассудком, но по-прежнему есть немало организаций, где тебе могут отказать из-за фамилии, допустим, Фиктус (не путать с фикусом, он ни в чём не виноват!), которая переводится как «поддельный» или даже «лицемерный». Так вот, я это к тому, что у «Инфеликс» есть лишь один перевод — «несчастный», однако по Венди такого никак не скажешь.

Звонкий «дзинь» оборвал мои размышления. Услужливо распахнув передо мной дверь квартиры, водитель жестом пригласил меня внутрь.

К дизайну своей собственной квартиры Венди подошла, на мой взгляд, с преувеличенным рвением. Стиль классицизма здесь был выверен вплоть до нужного тона паркета, но вызывал стойкое ощущение, что я ошибся дверью и забрёл в музей. На уроках истории искусств такой стиль называли «образцовым», но мой теперь уже бывший начальник ограничивался более ёмкой характеристикой: «пошлая роскошь». Эту фразу он любил произносить с характерными интонациями Остапа Бендера и сейчас, запрокинув голову к лепнине на потолке, я был согласен с ним на все сто процентов и даже от себя накинул бы сверху ещё двадцать.

Водитель Венди, всё также не убирая с лица робкую полуулыбку, проводил меня через прихожую к одной из распахнутых дверей. Едва перешагнув порог, я немедленно окрестил комнату «Бежевой», потому как это был единственный цвет стен, потолка, мебели и даже ковра. Только один элемент разбавлял эту скучную палитру — шикарный букет розовых роз в бежевой, чёрт бы её побрал, вазе. Сама Венди со своими «молочными» волосами и кожей могла запросто приникнуть к одной из стен, чтобы слиться с пейзажем, как разведчик в кусте ракиты.

Однако вместо этого, подобрав под себя ноги, она сидела на пуфике (угадаете его цвет?), разглядывая собственное отражение за трельяжем. Несмотря на позднее время она, казалось, только проснулась. Слегка растрёпанные волосы, полупрозрачный пеньюар и лёгкий, едва уловимый макияж выдавали с потрохами всю постановочность сцены. С другой стороны, ход был верный: угадывание неясных очертаний груди и талии под тонкой тканью мгновенно отвлекли внимание от неправильности её профиля.

— Как спал на новом месте? — проворковала она, взглянув на меня через зеркальное отражение.

— Как убитый, — невесело ухмыльнулся я, опускаясь на софу.

— Отлично.

Я покосился на водителя, так и замершего истуканом в дверях. Кто же он такой, что Венди его даже в расчёт не берёт, но при этом держит подле себя?

— Это кукла.

— Какая кукла?

Взяв гребень, Венди принялась неторопливо расчёсывать спутанные пряди. Такими же неспешными и тягучими стали её интонации.

— Мы можем не только убивать, но и какое-то время управлять своей жертвой. Для этого достаточно вырвать сердце и всё, человек начинает подчиняться тебе. Ну или любому другому, у кого находится сердце. Луис, покажи ему.

Мужчина покорно расстегнул пуговицы на рубашке, продемонстрировав запёкшееся кровавое месиво, в котором едва проглядывались белеющие рёбра. Самое жуткое, что вопреки всем законам природы он продолжал дышать и с каждым вдохом его грудная клетка вздымалась, словно из неё вот-вот должно было что-то вырваться на свободу.

— Это, наверное, больно, — с запинкой отозвался я, заметив на себе выжидающий взгляд Венди.

— Похоже, дух всё ещё не проснулся в тебе. Стоит поинтересоваться подробностями того, как обратить побольше таких слуг, а не как сильно они от этого страдают.

— Ещё вчера я был человеком, дай мне время освоиться в новой роли.

— Как раз для этого я тебя и позвала. Мы отправляем на охоту. Сегодня.

— Надо же, а я ведь как чувствовал, хотел прихватить с собой ружьё.

Венди криво улыбнулась, как бы говоря: «ничуть не смешно, но попытка засчитана». Отвернувшись от своего отражения, она наконец взглянула прямо на меня.

— Никакого оружия, только инстинкты и когти. И да, у меня для тебя подарок. В честь твоего второго рождения. Луис?..

Водитель с готовностью достал из кармана бархатный футляр, распахнув его передо мной. Вопреки явно недешёвой упаковке, содержимое оказалось весьма посредственным: на кожаном шнурке крепилась трёхпалая когтистая лапа — копеечный сувенир, каких навалом в любом газетном киоске. Впрочем, разозлить Венди я ещё успею, надо копить силы.

— Спасибо. Наверное.

— Надень его.

Повертев кулон в руках, я послушно исполнил приказ. Три внушительных когтя оказались в аккурат в районе солнечного сплетения. С рубашкой и галстуком такая побрякушка казалась совсем уж детской.

— Знаешь, как животным объясняют, что хорошо, а что плохо? — вдруг поинтересовалась Венди. В её раскосых глазах появилось уже знакомое лукавство. Не дожидаясь ответа, она продолжила, изящно откинувшись назад и опершись локтем на трельяж. Тонкая ткань прижалась к телу, обозначив изящный изгиб от талии к бедру.

— Если, допустим, собака сделала что-то хорошее, её гладят по шёрстке. Чтобы объяснить, что делать нельзя, показывают на игрушке. Луис?..

Мужчина на минуту скрылся в коридоре, вскоре вернувшись с плюшевым мишкой в руках. Заполучив игрушку, Венди нацепила на неё тот же кулон, что вручила и мне.

— Так вот, вечно тебя держать в четырёх стенах я не могу, как и сопровождать во время вылазок. Может случиться так, что тебе вдруг взбредёт в голову сбежать. Или ослушаться меня. Или даже переметнуться к кому-то ещё. Чтобы ты ни задумал, я узнаю и тогда…

Кожаный шнурок вдруг стянулся на шее медведя с такой силой, что его голова не то что оторвалась, но ещё и взметнулась на добрый метр, прежде чем бухнуться на пол.

— Это заговорённый амулет и если ты меня расстроишь, с твоей головой произойдёт то же самое. И да, если попытаешься его снять, шнурок затянется уже самопроизвольно, даже без моего вмешательства.

— И что мне с ним, даже в душ ходить? — попытался сыронизировать я, чувствуя, как вес кулона вдруг увеличился для меня раз в пять.

— Если ты привык прихватывать голову с собой, то да, — рассмеялась Венди. — Уж прости, но как я говорила, именно моя недоверчивость позволила мне прожить столько лет, и я не намерена отказываться от этой милой привычки.

Посерьёзнев, она развернулась всем корпусом, критически окинув меня взглядом с головы до ног.

— Ты теперь всегда будешь ходить в этой одежде?

— Уж извини, не успел собрать багаж перед тем, как Харо… Эрик потащил меня на вашу сатанинскую сходку.

— Харон? Это имя ему и правда подошло бы больше. А ты умеешь давать прозвища. Впрочем, дело не в этом. Луис!..

С таким подходом его стоило бы переименовать в Захара.

–…Новичку надо будет купить два повседневных наряда и два классических, займись этим, как только наступит утро. — Отдав приказ, Венди снова взглянула на меня. — А пока надо привести тебя хотя бы в относительный порядок.

— А что со мной не так?

— Пусть мы и охотимся ночью, жертву нельзя спугнуть раньше времени, а ты выглядишь, как… Наркоман в завязке. Так нельзя.

Встав с пуфика, она жестом приказала мне сесть на её место, тут же принявшись звякать какими-то флаконами в многочисленных коробочках. Наконец, достав из их недр какой-то тюбик крема, она приложила его к моей щеке, сощурив глаза.

— Вроде как раз твой тон.

— Ты собираешься меня накрасить что ли?!

Я попытался было встать, но Венди положила мне руки на плечи, с неожиданной для такой хрупкой девушки силой пригвоздив обратно к пуфику.

— Я не буду тебе красить глаза или румянить щёки, только придам лицу чуть больше жизни. Мы же не хотим, чтобы всем за версту было видно, что ты ходячий труп?

Я многозначительно и неодобрительно хмыкнул, но спорить в открытую не рискнул, плечи всё ещё хранили воспоминание о сильной хватке Венди.

Она же, мгновенно оказавшись в своей стихии, принялась размазывать по моему лицу тональный крем, напевая себе под нос какой-то простенький мотив. Мне оставалось только тренировать свой самоконтроль, чтобы не глазеть слишком уж явно на глубокий разрез декольте, маячивший в такой дразнящей близости.

Наконец, проведя прохладными пальчиками по моему подбородку, Венди нахмурилась, оглядывая меня, словно набросок с заваленной композицией: разочарованно и сердито одновременно.

— Всё равно как маска смотрится. Может, всё-таки немного подкрасить тебе глаза?..

— Нет!

Улыбнувшись, Венди пожала плечами, отвернувшись к своим коробочкам. Похоже, предложение про глаза было очередной её провокацией. Я покосился на Луиса, но он, кажется, ждал только одного — очередного приказа.

На свой макияж Венди угробила раза в три больше времени, и я уже начал думать, что со всеми этими приготовлениями саму охоту придётся отложить до следующей ночи. Лишь спустя часа два мы спустились к машине, заняв каждый своё привычное место.

— Сегодня поохотимся в Ветхом лесу. Улов там обычно посредственный, зато точно не возникнет территориальных споров.

— Каких споров?

— Территориальных. Так уж сложилось, что мы существуем в некой изоляции друг от друга. Мы… Как бы это объяснить?.. Образуем отдельные видовые семейства и исторически сложилось, что за каждым таким семейством закреплена своя территория, на которую вход чужакам запрещён.

— И как же вы, стесняюсь спросить, её… помечаете?

Венди поджала губы, неодобрительно скосив на меня глаза. Такая моя ассоциация ей явно не пришлась по вкусу.

— Никак. Это что-то типа традиции, которую принято чтить. Так что, если, допустим, ты выйдешь из дома и решишь перекусить случайным прохожим, об этом станет известно тем, кто охотится на этой территории. Тебя сразу вычислят и приведут на суд к Вождю. Впрочем, любые суды у нас — формальность, которая неизменно оканчивается смертным приговором.

— Но ведь вы духи, разве нет? Вас же нельзя убить.

— Можно, хотя это делается в исключительных случаях.

Заинтересовавшись как самой темой, так и тем, как неохотно Венди в этом призналась, я уже собрался устроить тотальный допрос, но тут машина затормозила. Мы на месте. Как некстати.

Последним выбравшись из салона, я с сомнением оглядел сначала лесную опушку, а затем и сам лес, острыми кольями впивающийся в небосвод. Ветхий лес был той частью Мальпры, которую опасались трогать наравне с вездесущими тотемами. Для прогулок он не годился из-за своей густоты и хищников, которые исправно хоть разок в сезон, но съедали какого-нибудь грибника (заметьте, что последних этот факт из года в год не останавливает!). Однако сама опушка всегда пользовалась бешеным успехом, особенно у любителей красивых фотографий с клетчатым пледом и венком из листьев на башке. Деревья в Ветхом лесу то ли из-за особенно благодатной почвы, то ли из-за солидного возраста вымахали так высоко, что самим своим существованием посылали к чёрту все многолетние труды ботаников и биологов.

В подтверждение моих слов, даже сейчас, глубокой ночью, вдалеке виднелся костерок и горстка подростков вокруг него. При виде этой крикливой, явно подвыпившей компании, губы Венди растянулись в хищной улыбке, какой я прежде у неё не видел. Даже тусклого света из салона авто хватало, чтобы различить, как заострились её черты, напоминая о том, что это тело — лишь удобная оболочка для привлечения жертвы.

— Предлагаю разделиться. Особенно не затягивай с трапезой, если попадётся кто-то крупный, притащи сюда и…

— Подожди, а ты не собираешься мне объяснить, как вообще… охотиться?

Лицо Венди растерянно вытянулось, словно сама суть вопроса доходила до неё с трудом.

— Просто доверься инстинктам, вот и всё.

— Хочешь сказать, я должен просто подойти к случайному прохожему и цапнуть его за руку?

Девушка равнодушно пожала плечами, явно уже прикидывая, как будет откусывать голову какому-нибудь симпатичному брюнету.

— Главное, делай всё тихо.

— А что, если я не хочу быть каннибалом? Можно же ведь есть мясо животных, раз уж я теперь на «белковой диете».

Сверкнув глазами, Венди вкрадчиво поинтересовалась:

— Будучи человеком, чтобы ты предпочёл: шашлык или сосиску в тесте?

Дождавшись, когда я открою рот для ответа, она жёстко отрезала:

— Думаю, выбор очевиден. Ты можешь перебить аппетит какой-нибудь курицей, но тебе потребуется сожрать по меньшей мере курятник, чтобы утолить голод.

— Дай вендиго курицу, и он будет сыт один час, дай ему упитанного лесника, и он будет сыт неделю, — пробубнил себе под нос я.

Проигнорировав мою реплику, Венди молча направилась к лесу. Луис равнодушно уселся обратно в машину. А я… Я, как идиот, остался стоять посреди поляны, ощущая себя неопытным женихом в первую брачную ночь: на твои вопросы все многозначительно подмигивают, говорят про какие-то инстинкты и, дескать, в процессе разберёшься, а у тебя от всех этих туманных намёков уже глаза бы не видели эту треклятую невесту!

Запрокинув голову к тёмному беззвёздному небу я с чувством выругался, а затем нехотя поплёлся в сторону леса. Впервые я жалел, что этот самый странствующий дух никак себя не проявил. Стоило мне ступить на узкую лесную тропу, как деревья за моей спиной мгновенно сомкнулись, словно отрезая путь к отступлению. Зато, к собственному удивлению, я мог разглядеть под ногами каждую веточку, несмотря на полное отсутствие хоть какого-то света. Так вот, как Харону удавалось так неслышно пробираться по лесу! Теперь в собственных движениях и мягкой поступи я узнавал ту звериную пластичность, которой так удивлялся какие-то сутки назад.

Лес полнился треском веток, стрекотанием сверчков, скрипом древних деревьев, прерывистым уханьем филина. От каждого этого звука я физически ощущал, как напрягаются мои уши, как будто по-звериному пытаясь встать торчком. Напряжённое ожидание того, как где-то рядом мелькнёт чья-то тень, как выдаст себя движением или звуком, обострило все органы чувств. Я даже почувствовал азарт, с каким заядлый игрок ждёт остановку колеса, чтобы узнать выиграл ли он состояние или проиграл последние деньги.

Когда к уже привычным звукам примешался чей-то всхлип, кончики ушей особенно заломило, и я даже коснулся их, чтобы проверить не оборачиваюсь ли я уже какой-нибудь жуткой тварью. На ум тут же пришёл Вождь, его длинные, костлявые руки и глаза в прорезях маски. Человеческие, вопреки всякой логике.

Словно по нитке, я двинулся в сторону звука, убеждаясь в правильном выборе направления с каждым новым шагом. Наконец я добрался укромного пятачка с несколькими брёвнышками, где деревья услужливо расступались в стороны, при этом плотно сцепив наверху свои ветви, словно водя хоровод вокруг полянки.

Усевшись на одном из сухих брёвен и уткнувшись носом в собственные коленки, девушка рыдала так горестно, что, наверное, у любого от этих всхлипов и подвываний сжалось бы сердце. Если бы билось, конечно. Нас уже разделяло расстояние вытянутой руки, когда она заметила меня и от неожиданности едва не ухнулась с бревна спиной вперёд.

— А ты ещё кто такой?!

Несмотря на густую подводку глаз, которую теперь она старательно размазывала от щёк к вискам, ей никак не могло быть больше шестнадцати. И, как бы она не хмурила брови и не рявкала, от неё упругими волнами исходил страх, вперемешку с целой охапкой других разрозненных эмоций: растерянность, злость, обида. Так же как с тем куском мяса в холодильнике, в этот миг я видел всю её жизнь, словно отчёт, разложенный по полочкам. Спохватившись, что молчаливый незнакомец в лесу достаточный повод, чтобы как минимум сбежать, а как максимум, ещё и поднять шум, от которого меня так предостерегала Венди, я миролюбиво выставил перед собой руки, словно собираясь сдаваться в плен:

— Не хотел тебя напугать, прости. Я решил, что тебе нужна помощь.

Шумно шмыгнув носом, девушка неприязненно скользнула взглядом вначале по моим ботинкам, затем, словно набравшись смелости, по моему лицу. То, как старательно она пыталась скрыть страх за раздражением меня даже позабавило.

— Ну да, ходишь по лесу и ищешь кому помочь?

Пожав плечами, я улыбнулся, теперь уже более искренне, чем до этого:

— Такой уж я человек.

Ещё раз взглянув на меня, незнакомка явно успокоилась на мой счёт и теперь запоздало начала соображать, как выглядит после таких бурных рыданий. Пригладив светлые волосы, она ворчливо добавила:

— Мне ничья помощь не нужна.

— Те, кто не нуждается в помощи, не плачут по ночам в лесу.

— А сам-то ты что здесь забыл?

Без приглашения усевшись на бревно рядом с ней, я запрокинул голову к небу, силясь разглядеть хоть что-то кроме поредевших крон.

— Я бы и сам не отказался сейчас от помощи.

— А ещё сам же её предлагал!..

Мы замолчали, предоставляя слово стрекочущим в траве сверчкам. Не знаю, о чём уж она думала в тот момент, а лично я всё пытался представить, как в такой ситуации, не лишённой даже некоторой лиричности, просто взять и сожрать её. Или хотя бы укусить. Решив, что пора уже хоть с чего-то начинать, я развернулся к ней.

А ведь девчонка, кажется, смущается, и своей, не по погоде лёгкой одежды, и яркого макияжа. Она наверняка из той орущей у костра компании, но при этом совсем не пьяна.

Воображение тут же заработало на полную мощность, дорисовывая из одной точки оставшуюся картину. Она никогда не была в подобных компаниях и согласилась на всю эту поездку лишь для того, чтобы побыть рядом с парнем. Нет, таких как она даже приглашать бы не стали, ей ещё пришлось напрашиваться. Он наверняка старше неё, незначительно, но в её глазах он совсем взрослый. Уверен, в уме каждого подростка это словосочетание звучит особенно и потому заслуживает курсива. Спустя несколько лет она осознает, что он ничего особенного из себя не представляет, но сейчас ничто не развеет ангельского ореола вокруг него.

— Давай я попробую угадать, — прищурился я. Картинка была такой реалистичной, что мне захотелось поделиться её частью хотя бы на словах. — Ты напросилась в эту компанию в надежде, что Тот-Самый-Парень обратит на тебя внимание. Ты даже заранее написала записку с признанием и хотела подбросить её в карман его куртки. Старомодно, но тебе в тот момент идея казалась романтичной. В результате все напились и начали тебя подмахивать, ты надеялась, что Он тебя защитит, но вместо этого Он прилюдно высмеял тебя и твою влюблённость. Остальные его поддержали. Ты сорвалась в лес, а они смеялись тебе вслед.

— Так тебя они прислали, чтобы поиздеваться?! — мгновенно взвилась она, но тут же запнулась: — и как ты узнал про записку?

Это мне теперь и самому интересно.

— Я просто услышал часть разговора, ночью звуки хорошо разносятся, — быстро соврал я, в последний момент подавив удивление. Цепляясь за одну ложь, следом в голову пришла новая: — давай я поговорю с этим типом. В следующий раз он будет лучше относиться к чужим чувствам.

Робин Гуд грабил богатых людей, а я буду есть плохих. Герой, которого заслужил этот город.

— Нет, — вдруг заартачилась девушка, повторив: — нет, он после этого только снова высмеет меня. Или ещё обозлится. Его мать — моя классуха…

— Я буду сама деликатность, — с иронией, понятной мне одному, пообещал я. Девчонка вновь упрямо замотала головой, но, закусив губу, с новой порцией возражений не спешила, видно, обдумывая последствия. Наверняка мне удалось бы её уломать, но тут очень кстати на полянке нарисовался и сам предмет наших споров.

— Вот ты где! А мы уж думали…

Он запоздало прикусил язык, только теперь заметив и меня.

«Кожа до кости» — теперь я, как никогда, разделял тот возмущённый тон, с каким эту фразу приговаривают старушки на лавке у подъезда. Многослойная одёжка на нём весит явно больше, чем он сам.

— Что, уже нашла себе другого? — с издёвкой хохотнул парень.

— Чтобы найти лучше тебя достаточно ткнуть пальцем в первого встречного, — огрызнулся я, пытаясь распалить в себе достаточно злости, чтобы довести дело до конца. — Столько разговоров было, что я надеялся увидеть кого-то посолиднее глиста в куртке с плеча старшего брата.

— Это оверсайз! — уязвлённо парировал парень.

— Пожалуйста, не надо, — вяло попыталась было встрять девушка, но была дружно проигнорирована нами обоими.

— Я не буду его бить, с этим прекрасно справится первый же порыв ветра.

— Я не понял, ты сейчас нарываешься?

— И как ты только догадался?

Смерив меня взглядом, парень, подумав, попятился назад.

— К чёрту вас, я лучше пойду.

Да чтоб тебя!..

Я встал ему наперерез даже раньше, чем успел об этом подумать. От неожиданности подросток отшатнулся от меня с такой прытью, что едва не споткнулся о выступающий из-под земли корень.

— Никуда ты не пойдёшь.

— Слушай, хватит! Это уже не смешно, — вновь заговорила девчонка, беспокойно переминаясь на месте, но не решаясь встать между нами.

— Мне смешно. А тебе нет? — Я толкнул парня в плечо и тот мгновенно покачнулся, принявшись пятиться назад. Разозлившись на его трусость, теперь уже по-настоящему, я продолжил на него наступать, толкая в плечо сильнее: — Неужели не смешно? — Ещё один удар. — Девчонка смелее тебя. — Ещё тычок. — Разве не смешно?

От очередного удара парень наконец взбесился настолько, чтобы кинуться на меня с кулаками. Быстро среагировав, я легко уклонился от столкновения, а затем перехватил его руку, отшвырнув от себя. Раздавшийся смачный хруст утонул в коротком, но пронзительном крике, оборвавшемся на самом пике. Ковёр сухих листьев с шелестом принял тело в свои объятия. Рука парня с надорванным рукавом памятным сувениром так и осталась зажата в моих пальцах.

Мне потребовалось время, бесконечно много времени, прежде чем я состыковал в мозгу произошедшее. Девчонке потребовалось чуть меньше времени и именно звук её осторожных шагов вернул меня в реальность. Я развернулся к ней на автопилоте, так и продолжая крепко сжимать чужую руку. Не сводя с меня глаз и неловко пятясь с поляны, она попыталась было закричать, но вместо этого из глотки вырвался только едва слышный писк. Не до конца осознавая зачем, я также медленно двинулся следом за ней.

Наше безмолвное кружение по периметру полянки прервалось так же, как и всё то, что происходило этим вечером — внезапно и стремительно. Я только успел заметить светлые волосы Венди и блеск её раскосых глаз, а затем голова девчонки с хрустом повернулась вбок. Обмякнув, в сухую листву упало ещё одно тело.

— Кретин! — Сейчас, в порыве ярости, Венди как никогда была похожа на одержимую злым духом. — Я же просила делать всё тихо!

— Я… Я руку ему оторвал, — попытался вклиниться я, только теперь сообразив наконец бросить «охотничий трофей» на землю. Венди же явно истолковала мои слова совсем в ином ключе:

— Сначала вырубай жертву, а потом дели её на части! Его ор наверняка переполошил всю компашку! Чёрт, они, наверное, после этого даже протрезвели! Ты бесполезен!

Кожаный шнурок с отчётливым «вжух» стянулся на моей шее, до крови впившись в кожу. Я рефлекторно попытался хоть как-то ослабить хват, протиснув свои пальцы, но не смог даже уцепиться. Венди же, шумно переведя дыхание, отбросила со лба выбившуюся прядь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Король и Шут — Проклятый старый дом.