Валенсия и Валентайн

Сьюзи Кроуз, 2019

Валенсия мечтала о яркой, неповторимой жизни, но как-то так вышло, что она уже который год работает коллектором на телефоне. А еще ее будни сопровождает целая плеяда страхов. Она боится летать на самолете и в любой нестандартной ситуации воображает самое страшное. Перемены начинаются, когда у Валенсии появляется новый коллега, а загадочный клиент из Нью-Йорка затевает с ней странный разговор. Чем история Валенсии связана с судьбой миссис Валентайн, эксцентричной пожилой дамы, чей муж таинственным образом исчез много лет назад в Боливии и которая готова рассказать о себе каждому, готовому ее выслушать, даже если это пустой стул? Ох, жизнь полна неожиданностей! Возможно, их объединил Нью-Йорк, куда миссис Валентайн однажды полетела на свой день рождения? «Несмотря на доминирующие в романе темы одиночества и пограничного синдрома, Сьюзи Кроуз удается наполнить его очарованием, теплом и мягким юмором». – Booklist «Уютный и приятный роман, настоящее удовольствие». – Popsugar

Глава 6

Миссис Валентайн не из тех женщин, которые часто подвержены смущению, но прямо сейчас она только что не сгорает со стыда. Ее кухонный стол — настоящий свинарник: купленное в магазине печенье и две чашки холодного кофе стоят среди каких-то бумажек, грязной посуды и использованных салфеток. Могла бы, по крайней мере, выбросить их.

Бывало, зная, что к ней придут, она не только прибиралась, но и — что важнее — пекла. У нее получались чудесные булочки с корицей, она могла предложить на выбор несколько видов чая и сока, теплый кофе, сливки и сахар. Глаза людей обычно загорались, когда они входили в ее кухню; им не требовалось изображать восторг, а для миссис Валентайн было чрезвычайно важно проявить радушие, расположить гостя, чтобы он чувствовал себя как дома в ее маленькой квартире.

Теперь у нее в доме нет даже муки. И нет сил печь. Нет сока, только что закончились чай, молоко и сахар, а теперь и кофе остыл.

Она не испытывала ни малейшего смущения, пока не увидела, как девушка отодвинула стопку похоронных брошюр, чтобы сесть, и только тогда ее обожгло — что, стыд? — и теперь от этого никуда не деться. Она остро осознает, как давно к ней не приходили новые люди из большого мира.

Гробовщик — мужчина, и в ее представлении мужчин не очень волнует присутствие на столе использованных салфеток. Миссис Дэвис тоже не осудит; она практически живет здесь и ко всему привыкла. Да, девушка здесь для того, чтобы убирать в доме, но миссис Валентайн действительно могла бы привести все в порядок, тем более что на самом деле девушка здесь не только для того, чтобы убираться в доме…

Анна — чьи прическа, одежда и макияж идеальны, насколько может судить об этом миссис Валентайн с ее далеким от совершенства зрением, что указывает на человека, способного замечать беспорядок, — осматривает кухоньку и вежливо потягивает кофе, после каждого деликатного глотка откусывая кусочек печенья. Наверное, думает о том, сколько работы ей предстоит сделать. Наверное, сожалеет о своем решении приехать сюда. Миссис Валентайн не хочет, чтобы она сожалела — ни об этом, ни о чем-то другом. Она старается выглядеть еще более дружелюбной, улыбается еще шире, пытается завязать светскую беседу.

— Тебе и твоей семье нравится на новом месте?

— Да. — Анна пожимает плечами и забрасывает руку за плечо — почесать спину. — Я надеялась, что они купят что-нибудь поближе к реке. Когда окончу школу, сниму квартиру в одном из тех симпатичных старых зданий. Что-нибудь винтажное, понимаете? Как здесь.

Миссис Валентайн улыбается.

— Поживи где-нибудь подольше, вот и получится винтажное.

Большие карие глаза Анны останавливаются на холодильнике, единственной почти чистой поверхности на кухне. На нем нет ничего, если не считать двух листков бумаги, прикрепленных скотчем. Два дурацких рисунка, две карикатуры; одна выполнена карандашом, другая чернилами. Мужчина и женщина.

— Это, должно быть, вы? — спрашивает Анна, указывая на женщину.

Миссис Валентайн кивает, довольная тем, что ее еще можно ассоциировать с молодой женщиной на картинке, даже если это всего лишь карикатура. Палец Анны перемещается к листку с мужчиной.

— А это ваш муж? — Молчание начинается еще до того, как она произносит последнее слово, и ее щеки заливает румянец. Скорее всего, она сложила два и два и поняла, что если этого человека сейчас здесь нет, то, скорее всего, его нет больше нигде.

— Он самый, — говорит миссис Валентайн, хватаясь за возможность поговорить о своем муже. Шанс выпал раньше, чем ожидалось, и она пытается выглядеть немного, но не слишком, грустной и чуть более задумчивой. — Точнее, был таким более пятидесяти лет назад. До того, как… — Она пытается казаться загадочной. Ей нечасто удается поговорить о мистере Валентайне, а хочется. Ей это нужно. Когда тебе восемьдесят семь, все забывают, что когда-то тебе было восемьдесят шесть, даже если ты так выглядишь. А уж о том, что тебе было семьдесят шесть, вообще никто не помнит. Или сорок. Или двадцать. Те немногие друзья, которые еще остались (живые и в здравом уме), знают о тебе все, что им интересно знать. Как миссис Дэвис — миссис Дэвис знает все о миссис Валентайн. Она ни о чем больше не спрашивает и в любом случае слишком погружена в свои эмоции. В последнее время она приходит выпить кофе и садится напротив миссис Валентайн, кивает и шепчет что-то неразборчивое все тише и тише.

Анна ничего не знает о миссис Валентайн, кроме ее имени и адреса, и она, похоже, была бы хорошей слушательницей, но миссис Валентайн понимает, что нельзя вот так прямо сказать: «Позволь рассказать тебе обо мне и мистере Валентайне, обо всех наших приключениях и о том, что с ним случилось». Какой девочке интересно слушать, что старуха рассказывает о своем старике. Нужно быть хитрой и осторожной, чтобы публика не разбежалась. У нее эта часть сводится к науке. В этой части действовать надо по науке.

Она видит, что Анна задумалась. Пытается сообразить, как бы сменить тему и не показаться безразличной — так делал гробовщик (мистер Бейкер?). И почтальон.

И та девушка, которую миссис Валентайн нанимала для работы в саду несколько лет назад, когда она еще не отказалась от садоводства. Миссис Валентайн знает, что люди не хотят говорить о болезненных вещах — ни ради тебя, ни ради самих себя; здесь поможет только обман. Их нужно подвести к такому разговору и заманить в ловушку.

— До того как пропал без вести в Боливии сорок восемь лет назад, — добавляет она после тщательно вымеренной паузы, ловя на лице Анны указание на желаемую реакцию. — Я не знаю, где он. Никто не знает. Они все думают, что он мертв, но я так не думаю. Говорю себе, что однажды он вернется и расскажет мне невероятные истории.

Она пытается сказать все это как бы между прочим, сухим, деловым тоном, но не легкомысленно. Не то чтобы ее это не беспокоило, но и не то чтобы беспокоило слишком сильно. Тут требуется немного хорошей актерской игры, чего нелегко добиться с такими старыми и изношенными лицевыми мышцами.

Однако, судя по реакции Анны, ей удается неплохо справиться со своей работой. Девушка отпивает кофе, но забывает откусить кусочек печенья и, похоже, не замечает этого. Глаза ее немного шире, на лбу появилась складка.

— Пропал без вести? Сорок восемь лет назад?

— Это долгая история, — говорит миссис Валентайн. Классическая фраза, хорошая приманка, когда вы хотите рассказать кому-то длинную историю. Не надо спрашивать разрешения — многие легко придумывают оправдание своему нежеланию тратить время на длинную историю, если только дать им шанс. Также не следует просто начинать рассказывать — человек может почувствовать себя неловко или даже обидеться из-за того, что ты посягаешь на его время.

Если просто сказать, что это долгая история, как сделала миссис Валентайн, то можно довольно быстро определить с помощью вербальных и невербальных сигналов, хочет ли твоя аудитория, чтобы ты продолжила или умолкла. Слушатели могут даже — из вежливости, или любопытства, или и того и другого — побудить тебя продолжить, чувствуя, что это была их идея услышать историю, а не твоя — ее рассказать.

Собственные идеи всегда нравятся людям больше, чем чужие.

Анна, похоже, хочет услышать эту историю. Миссис Валентайн придется ей услужить. Она глубоко вздыхает, словно запасается воздухом на все время. Ей придется снова потерять мужа, но оно того стоит, потому что, пока будет длиться рассказ, она снова будет с ним.