Суперлунные истории

Сборник, 2017

Вторая книга серии ужасы в проекте модное издательство #Книга. Опираясь на целый ряд трактовок, которыми наделяют понятие мистики современные толковые словари, можно без особого труда выстроить ее комплексное определение, из которого будет видно, что мистика (от греческого слова “mystikos” – таинственный) – это некая совершенно загадочная и необъяснимая область человеческой жизни, базирующаяся на вере в существование сверхъестественных, фантастических (в том числе – и инфернальных) сил. В сборнике представлены рассказы, заставляющие читателя вздрагивать от скрипа двери, шагов кошки и открывшегося внезапно окна… Рассказы в стиле классиков жанра ужасы (Стивена Кинга, Тима Бертона и Говарда Лавкарфтка) с новыми неожиданными сюжетами и классическими, полюбившимися приемами, заставляющими читать книгу все быстрее и быстрее и держащие нервы в постоянном напряжении, ждут Вас на страницах этого сборника.

Анатолий Ехалов

Танька

Теперь этой школы нет. Деревянная двухэтажная, она стояла отдельно от деревни в еловых аллеях, которые обозначают и поныне бывшее школьное гнездовье.

Наверное, для многих выпускников место это притягательно и связано со многими счастливыми переживаниями, потому что будит детскую память. А школьный сад! Сколько проведено в него дерзких вылазок за яблоками, не успевшими еще набрать спелости, за вишней, малиной…

В нем разыгрывались сражения, проходили первые романтические свидания.

Но все это не для меня.

Нашей семье какое-то время приходилось жить в этой школе, занимая маленькую квартирку при ней.

Я еще не ходил в школу, но у меня уже завелись друзья-школьники.

И вот как-то новый мой дружок, третьеклассник Толька Голубев, спросил как бы между прочим:

— К вам ночью Танька Манина еще не приходила?

— Какая Танька? — удивился я.

— А ты чего, не знаешь? — в свою очередь удивился он. — Она тут часто по чердаку ходит и по крыше лазит…

Я похолодел:

— А чего ей тут надо?

— Это она Эдика ищет… Она влюбилась в него, вот и бегала за ним. У нее с головой неладно было.

Я знал, что Эдик был взрослым сыном нашей учительницы. Они жили в школе до нас, а потом уехали в деревню. Но про Таньку слышал впервые.

— Вот она бегала за ним, а потом пропала. Все лето ее искали. Потом уже осенью стали печки топить, а дым не идет.

Послали завхоза посмотреть, не свила ли галка гнезда в трубе.

Вот Панфилов полез на крышу, сунул руку в трубу, а там… нога… Танькина. Она уже осклизлая была. Целое лето в трубе провисела. Это она искала Эдика.

— Вон-вон, смотри, вон эта труба, — Толька показал пальцем на трубу, которая казалась новее остальных…

Эта история потрясла меня и так запала в душу, что я ни о чем другом думать не мог.

С обеда классы пустели, ученики и учителя расходились по домам, и я оставался один с родителями в этом, как казалось мне тогда, огромном здании. Родители мои были молоды, по вечерам они старались уложить меня спать и, как я потом узнал, уходили в деревню в кино или на танцы.

Однажды я проснулся в своей кровати. Было темно и тихо.

Я позвал мать, потом позвал отца. Но никто не отозвался.

Я снова позвал в надежде, что они меня просто не услышали.

Комнаты ответили мне зловещей тишиной.

Я сел в кровати и стал мучительно вслушиваться в тишину.

Страх пополз у меня по загривку, спустился по шее и пополз по спине. Я был один. В темноте, в неизвестности.

В это время под крышей дома что-то стукнуло. Я похолодел. Мне послышалось, что по чердаку кто-то осторожно ходит. Не смея пошевелиться, я ждал… Но вот еще что-то стукнуло, потом заскрипела лестница…

Я слышал шаги по коридору. Они направлялись к нашим дверям.

От ужаса я окаменел. Этот страх лишил меня воли и способности действовать: кричать, бежать, прятаться.

Я весь превратился в слух. Сердце мое отчаянно колотилось. Оно стучало в ушах, в груди, в голове и пятках. Но стук его не смог перекрыть осторожный шорох за дверью. Затем дверь дернулась.

— Это она! — пронеслось в моей голове. — Она пришла, Танька!

И тут я преодолел оцепенение, закрыл ладошками уши, чтобы ничего не слышать и не видеть, и заорал что есть мочи.

Не знаю, сколько я орал, но наконец я увидел, что по окнам шарит луч фонарика, а вслед за этим стукнула входная дверь.

Через минуту на пороге появились встревоженные родители. Я рухнул на кровать и зарыдал…

Разговоры о странных звуках, испугавших меня ночью, расползлись по всей школе. Взрослые многозначительно переглядывались и молчали, а моя мать с этого времени перестала по вечерам без сопровождения отца выходить в коридор. И я слышал разговоры, что они ищут съемное жилье в деревне.

Я почти не спал по ночам. Воображение рисовало мне эту ужасную картину, как ко мне в двери рвется эта мертвая страшная девка, протухшая и перепачканная сажей.

…Скоро мы уехали. Как-то во второй половине дня к школе подъехали две телеги с лошадьми, молодые колхозные ребята быстро погрузили наш немудреный скарб. Вечеряли мы уже у бабки Марьи Мосяевой.

Я все еще был напряжен, и время от времени меня начинало трясти.

Когда меня укладывали спать, бабушка принесла что-то в кружке.

— На-ко, милой, испей святой водички. Страхи твои и уйдут… — сказала она и перекрестила меня троекратно.

Я уснул.

Но до сих пор, когда проезжаю или прохожу возле этого школьного, уже разорённого гнездовья, какое-то недоброе тревожное чувство рождается у меня в груди…