Дети прилива

Струан Мюррей, 2020

Для жителей Города обычное дело находить на улицах рыб и крабов, ведь море постепенно пожирает Город, с каждым приливом поднимаясь всё выше и выше. Но тем серым утром, когда прилив отступил, на крыше часовни обнаружился кит. Горожане всполошились. Как он туда заплыл? Как его будут снимать? Не дурное ли это предзнаменование? Элли, сирота и изобретательница, единственная рискнула подойти к мёртвому гиганту. И обнаружила внутри него… мальчика. Живого, с виду совершенно обычного мальчика, который, однако, повёл себя странно – не знал, что Город один-единственный, и твердил о своих братьях и сёстрах… Власти Города решили, что это уж точно дурное предзнаменование и приговорили незваного гостя к смерти. Ведь ничто хорошее не может появиться ТАК, а значит, людям грозят несчастья. Но Элли, единственная из всего Города, против. Она готова приложить всю свою изобретательность и даже рискнуть собственной жизнью, чтобы спасти незнакомца. Почему она так поступает?

6

Ликование на казни

Капли дождя стекали по лицу Элли. Вокруг носились дети, а она смотрела и не верила, что это действительно происходит.

Кастион сжал её плечо.

— Мне очень жаль, Элли, — сказал он, — но это должно случиться. Сосуд необходимо убить до того, как Враг сможет использовать его для того, чтобы воплотиться в свою материальную форму. Когда это случится, могут пройти десятилетия, прежде чем оный захватит другой Сосуд. Годы спокойствия и безопасности.

— Мне нужно идти! — спохватилась Элли и бросилась бежать.

— Элли, — крикнул Кастион. — Тебе не стоит видеть этого!

Элли неслась по Сиротской улице, а в дверях появлялись другие горожане, застёгивая пальто и заматывая шарфы. Все улыбались. Над головой в затянутом облаками ночном небе разрывались фейерверки. Элли, огорошенная, смотрела на них — это её фейерверки взрывались водоворотами и фонтанами кружащих искр, золотых и серебряных, те самые фейерверки, что она создавала.

— Эй! Подожди меня!

Анна грохотала за ней.

— Надень-ка это, — сказала она, накидывая Эллин бушлат ей на плечи. Он почти высох, провисев весь день рядом с котлом отопления.

— Что мне делать, Анна? — проговорила Элли. — Они собираются его убить. — Она охлопала карманы своих штанов. — Ой, нет, я забыла свои ключи!

Звякнул металл.

— Вот они, — сказала Анна.

— Где они были? — с облегчением поинтересовалась Элли.

— В твоих штанах. Ну, во всяком случае, пять минут тому назад.

— Анна! Сколько раз я тебе говорила, прекрати щипать мои карманы! И перестань ухмыляться, это вовсе не смешно — невиновный мальчик может умереть!

Она прибавила ходу. Тёмные улицы казались более угрожающими, чем когда-либо, угловатые шпили и трубы напоминали обломки костей. Дети скакали и приплясывали под моросящим дождём. Удушающие клубы дыма наполняли переулки, когда лоточники кидали рыбу в чаны с горящим маслом, готовясь сорвать куш. Чем ближе Элли и Анна подходили к площади Св. Ефрема, тем гуще толпился народ. Пытаясь протиснуться вперёд, Элли то и дело наступала кому-то на ноги.

— Эй, смотри, куда идёшь!

— Поосторожней!

Элли встала на цыпочки, но ничего не смогла увидеть за плечами окружавших её людей. Она и представить себе не могла, сколько же их собралось — она совершенно затерялась в бескрайнем океане праздношатающихся и торжествующих. От них пахло табаком и вином, дыхание влажными клубами поднималось над их головами. Наконец Элли протолкалась на площадь, где на высоком помосте был сложен шалаш из брёвен.

Костёр.

У Элли зашумело в ушах; она не соображала, что станет делать, когда пробьётся к костру. Она продолжала пробираться вперёд, проскальзывая между зычногласными моряками, улыбающимися старухами, родителями с ёрзающими на плечах детьми.

— Элли! — кричала Анна. — Элли, погоди!

Она была больше Элли, и, похоже, ей было сложнее пробираться сквозь толпу. К тому же она была менее безрассудной — у Элли уже горела щека там, где ей прилетел удар локтем. Она пихалась, подныривала, и груда веток и брёвен вырастала всё выше и выше у неё над головой.

— Привет.

Финн стоял рядом с ней. На лице его был мазок сажи, а в руках он держал гаечный ключ. Щёки у него разрумянились, и он выглядел даже более довольным собой, чем обычно.

— Что ты делаешь? — прошептала Элли.

— Помогаю! — жизнерадостно сообщил Финн. — У меня всё спланировано, как видишь. Ого, ты только посмотри, как все кругом счастливы! Даже обидно испортить им всё веселье.

— Я говорила тебе, Финн, мне не нужна твоя помощь.

— Почему нет?

— Потому что за твою помощь всегда приходится платить!

— Однако, похоже, у тебя нет выбора. Если только… — Он приподнял одну бровь. — Если только ты не хочешь, чтобы он умер? Теперь слушай: я наблюдал за тем, как они возводили этот помост… — он покрутил в руке гаечный ключ, — и я всё рассчитал. Вспомни самый лучший фокус, который ты только видела — так вот, это будет ещё лучше.

— Финн, я уже тебе говорила, мне…

— Не нужна твоя помощь, — передразнил он её детский голос. — Свят-свят, Нелли, какая же ты скучная. Хорошо, просто сообщи мне, когда передумаешь.

И он развернулся и нырнул в толпу. Элли проводила его глазами и настолько забылась, что не заметила двух мужчин, которые, обхватив друг друга, прыгали с таким задором, что налетели на неё и сбили с ног. Она упала на четвереньки, а падая, стукнулась головой о чьё-то колено.

— Элли!

Тёплые руки подняли её, и сердце её дрогнуло, когда она почувствовала знакомый запах Анниного синего свитера.

— Ты смерть свою так найдёшь, — сказала Анна и крепко обняла Элли, чтобы помешать ей снова убежать.

— Нам нужно что-то сделать!

— Мы не можем ничего сделать!

Вдруг со всех сторон прокатился оглушительно-ликующий рёв, который мог означать только одно — вывели Сифа.

— Анна, мне нужно влезть тебе на плечи! — сказала Элли.

Анна зароптала, но присела на корточки, и Элли неловко вскарабкалась ей на спину.

— Ой, ты дёргаешь меня за волосы! — пожаловалась Анна. Она выпрямилась, и Элли поднялась над головами толпы; ледяной ветер тотчас ожёг ей щёки. Всполох фейерверка осветил всю площадь, и стало ясно, как же много людей — по меньшей мере, десять тысяч — расплеснулось по всей площади, куда ни глянь, и по прилегающим улицам. Элли замутило при виде толпы, словно она открыла буфет и обнаружила там гнездо мокриц.

Затем Элли увидела, как распахнулись двери Цитадели Инквизиции. Появилась процессия.

Во главе шёл барабанщик, дюжий детина с пристёгнутым к животу барабаном, в каждой руке барабанные палочки размером в кузнечный молот. Затем вышел Главный Инквизитор — старик в длинной чёрной шинели, а за ним тьма других инквизиторов, включая и Харграта. Затем показалась клетка, её несли четыре стражника. Толпа радостно закричала и зашикала, брызги слюны наполнили воздух.

Внутри клетки был Сиф.

Элли закусила свой сжатый кулак. Сиф был весь в синяках и порезах. Его руки были привязаны к железному шесту, и они смыли с него шлангом китовую кровь и надели на него драные штаны. Он был в сознании, но едва-едва — глаза его были полуприкрыты, и он смотрел на толпу, как сквозь дрёму. Двадцать арбалетов были нацелены на него.

Клетку втащили по ступеням на помост, к вершине сложенного пирамидой костра. Барабан продолжал греметь. Толпа затихла.

Сиф моргнул. Казалось, он очнулся, выпрямился в полный рост внутри клетки и напрягся, как загнанный в угол зверь. В свете факелов Элли видела, что по щекам его несдерживаемым потоком текут слёзы. Должно быть, он понял, что его окружают безумцы. Должно быть, он понял, что он совершенно один.

Он рванулся вперёд, обнажив зубы, и сотни людей в толпе заорали. Харграт хладнокровно вынул из кармана свой пистолет с дротиками. Он выстрелил, и Сиф крякнул. Голова его повисла, и толпа облегчённо вздохнула.

Верховный Инквизитор взобрался на помост и встал у кострища. Он был настолько стар, что казалось, не кожа, а маска натянута на его череп. Он отдышался и заговорил прерывающимся голосом, эхом прокатившимся над площадью.

— Во имя Двадцати Шести Святых и Святейшей Инквизиции я объявляю тебя Сосудом, нечистым и дьявольским вместилищем Великого Врага Человеческого Рода и приговариваю тебя к смерти.

Элли обхватила живот руками, пальцы её дрожали. Отчаянный порыв завладел ею, мысли полыхали, словно молнии. Она хотела избавиться от этого чувства. Она поглядела по сторонам и вскоре увидела Финна, легко опознаваемого благодаря сияющим золотым волосам. Он повис на статуе ангела на краю площади.

Он смотрел прямо на неё.

Элли ковыряла дыру в рукаве своего бушлата, в смятении просовывая в неё большой палец. Она глубоко вздохнула и отбросила последние сомнения.

Затем она кивнула.

Финн ухмыльнулся, соскочил со статуи и вприпрыжку исчез в толпе. Элли ждала, отсчитывая мгновения по болезненно гулким ударам сердца.

Но ничего не происходило. Один из стражников шагнул к костру, держа в руках горящий факел, и поднёс его к растопке, сложенной у края костра. Она занялась, оранжевые языки пламени заплясали по дереву, испуская тонкие вертушки дыма. Элли вонзила ногти себе в ладони. Толпа в предвкушении затаила дыхание.

Затем раздалось шипение и, словно пушечные выстрелы, зарябили взрывы. Фейерверки взмыли в воздух вокруг клетки Сифа, заплёвывая толпу фонтанами искр с шипением хлынувшей в брешь воды. Шум сделался оглушительным, а громыхающий поток искр стал таким ярким, что казался колонной слепящего света, словно бы в центре толпы зародилась звезда.

Сквозь весь этот свет Элли уже не могла разглядеть клетку Сифа. Каким-то образом Финн умудрился подложить фейерверки внутрь костра. Молодой парень ринулся мимо Анны, спеша сделать ноги, и Элли пришлось соскользнуть с её плеч, пока обе они не упали.

Без малейшего предупреждения свет разом исчез, оставив густую завесу дыма, накатившуюся на толпу и заполнившую площадь кашлем и испуганными криками.

— Охраняйте клетку! — взревел Харграт где-то неподалёку. Глаза у Элли слезились, и она пыталась разогнать дым вокруг себя.

«Пожалуйста, пожалуйста, пусть его там не будет».

— Поберегись! — закричал кто-то.

Фейерверки подожгли брёвна, и пламя уже поднималось и разгоралось. Харграт вскочил на костёр сбоку и полез вверх. Элли стиснула зубы. Харграт подтянулся и поднялся на вершину как раз тот момент, когда развеялись последние клубы дыма.

Клетка стояла с распахнутой дверью.

Она была пуста.

Элли благодарно осела возле Анны. На неё вдруг накатило изнеможение, словно все силы разом вытекли из неё.

— Он сбежал! — заорал голос.

— НЕТ! — возопил другой.

Женщина рядом с Анной подхватила на руки своего ревущего ребёнка и взмолилась к стоявшим позади неё морякам, чтобы те пропустили её. С возгласами и воплями охваченная паникой толпа хлынула, как стадо перепуганных овец.

Анна прижалась к Элли, напуганная неожиданной переменой в настроении толпы. Элли схватила её руку и крепко сжала.

— Всё в порядке, — сказала она, собравшись с силами, чтобы начать шагать. — С нами всё будет хорошо. Давай пойдём отсюда.

Вокруг со всех сторон плакали дети, зовя своих родителей. Какой-то старик споткнулся и исчез под напором тел. Три бледных инквизитора пробежали мимо, даже не попытавшись помочь. Элли подтолкнула Анну прочь с площади в какой-то проулок, такой узкий, что обе руки задевали о стены по сторонам. Они протиснулись мимо проповедника, бессмысленно, словно лунатик, уставившегося на костёр. Он запустил руки себе в волосы, глаза его наплывали ужасом.

— Враг! — вскричал он. — ВРАГ ХОДИТ СРЕДИ НАС!

Из дневника Клода Хестермейера

В Городе этой ночью великое столпотворение. До меня доносятся взрывы фейерверков и крики. Над крышами поднимается дым. Я заперся у себя в кабинете в надежде на тишину и покой — я чувствую, что обязан записать мой опыт как Сосуда. В конце концов, я учёный, и это уникальная возможность продвинуть учёное сообщество к более глубокому пониманию Врага.

После нашей первой встречи я был сокрушён. Всю свою жизнь я боялся Сосуда, как и всякий добропорядочный гражданин, и вот теперь я сам Сосуд и не вижу, отчего другие люди должны бояться меня. Я не обладаю силой и явно пребываю не в лучшем здравии, несмотря на то, что мне всего двадцать пять лет, и я вовсе не настолько умён, насколько я привык казаться.

Через два дня после похорон я сидел возле фонтана на площади Св. Ефрема, глядя на статую Врага над Цитаделью Инквизиции. Затем я осознал, что настоящий Враг сидит рядом со мной.

— Итак, никто не способен увидеть тебя, кроме меня? — сказал я ему.

— Это верно, — сказал он.

Выглядит Враг в точности так, как Питер. Возвращаясь к моему дневнику, я вижу, что в первый раз описал его холодным и отстранённым, но, должно быть, это объясняется шоком, потому что этот Питер держится с тою же теплотой, как и настоящий Питер, каким он мне помнится.

Мы прошлись по выгоревшим Кроличьим норам, где банды мальчишек в отрепье играют в руинах. Я пытался вообразить, как Кроличьи норы могли выглядеть до Великого пожара, когда Враг поджёг чан с ворванью^[6] и ходил по улицам, сотнями убивая бежавших из своих горящих домов людей.

— Ты покамест был добр ко мне, — сказал я, следя за кружащей над нами стаей чаек. — Но я знаю, как это происходит. Ты не останешься навечно внутри моей головы. Я знаю, что рано или поздно ты воплотишься в собственную форму, появившись из моего тела. И я знаю, что я этого воплощения не переживу.

— И как ты можешь это знать? — спросил Враг.

Я засмеялся.

— Потому что так происходит всякий раз! Враг — это паразит. Вроде одной из этих зловредных ос^[7], откладывающих свои яйца внутри других насекомых.

— Как образно.

— Вылупившись из яйца, личинка питается телом своей жертвы, пока не вырастает и не убивает её, а тогда она расправляет свои крылышки и улетает. Но… я не чувствую, чтобы ты питался мною.

— Может, истории обманчивы, — сказал Враг. — Может, я не настолько злой, как все говорят.

Я покачал головой, показывая на обвалившиеся руины трёх сотен халуп.

— Я боюсь, что материальные свидетельства против тебя.

Примечания

6

Ворвань — жир, вытопленный из китового сала, использовался в лампах.

7

Речь идёт об осах-наездниках.