Снайпер

Стивен Хантер, 1993

На Боба Ли Свэггера, одного из лучших снайперов Америки, прославленного героя Вьетнамской войны, выходят люди из структуры, связанной с ЦРУ, и предлагают ему участвовать в предотвращении покушения на действующего президента страны. Бобу предстоит объехать те города, которые посетит президент во время своего турне по Америке, и выяснить, где покушение наиболее вероятно. Роковой выстрел все-таки прозвучал. Только жертвой стал совсем другой человек. Но найденная снайперская винтовка, из которой стреляли, принадлежала лично Ли Свэггеру. Из вчерашнего героя он в глазах общественного мнения превращается в хладнокровного убийцу, покушавшегося на жизнь главы государства, и все силы полиции и спецслужб брошены на его поимку… «Снайпер» открывает популярную серию романов о Бобе Снайпере, как его прозвали когда-то за уникальное умение владеть оружием.

Глава 6

Полковник вел себя очень спокойно и уверенно — это видели все.

На его лице не было никаких признаков сожаления или раскаяния. Он ни в чем не сомневался. На яростную правду Боба и скрытую угрозу, звучавшую в его словах, полковник никак не прореагировал.

— Хорошо, Свэггер, — сказал он, — вы нас раскусили. Ну и чего вы ждете — поздравлений и аплодисментов? Вы и должны были так поступить. Пришло время выложить все карты на стол.

— Зачем вам понадобилось проделывать со мной все эти штуки? Какого черта вы заставили меня стрелять в самого себя и беднягу Донни?

— Говорят, что вы не любите охотиться ради трофея, Свэггер. А я хочу, чтобы вы знали: трофей, за которым вам стоит поохотиться, на самом деле существует.

Они сидели в маленькой грязной комнате в трейлере с символом «Экьютека». Машина стояла рядом с трехсотъярдовыми мишенями. Полковник неотрывно смотрел на Боба. Среди других присутствующих был и тот бородатый козленок, похожий на маменькиного сынка, которого Боб видел на стрельбище, и Хэтчер, вечно готовый лизать начальственную задницу. Странно, что на столе, за которым они сидели, стоял большой телевизор «Сони» с плоской коробкой видеомагнитофона. Они что, собираются устроить просмотр фильмов или какого-нибудь шоу?

— Как ваше имя, сэр? — спросил Боб.

— Не Уильям Брюс, — ответил полковник. — Хотя полковник Брюс существует, он действительно получил Почетную медаль и был инспектором полицейского управления в штате Аризона. Прекрасный человек. А я — нет. Я — тот, кто вынужден следить за тем, чтобы все делалось так, как надо, и в срок; у меня обычно не остается времени на то, чтобы быть еще кем-то, кроме начальника. Сейчас именно такое время.

— Я не люблю, когда мне лгут. Лучше скажите мне всю правду, иначе я просто встану и уйду.

— Вы будете сидеть здесь, пока я не закончу говорить, — сказал полковник, остановив на нем свой тяжелый, невозмутимый взгляд, лишний раз подтверждавший его высокое положение.

Боб почувствовал, что полковнику присуще то качество настоящего командира, которое он встречал у лучших офицеров во Вьетнаме, оказывавшихся, как правило, в условиях самых тяжелых. За редким исключением, это качество нельзя было назвать вдохновением, чувством, идущим из глубины души. Скорее, речь шла об огромной концентрации воли и неумолимом стремлении либо победить, либо умереть. Это был настоящий талант, без такого таланта армии обычно проигрывают битвы. Но Боб видел и отрицательные стороны этого качества: негибкость, неспособность воспринимать другое мнение, кроме своего, желание швыряться чужими жизнями — следствие того, что такие люди обычно не дорожат собой, считая, что выполнение боевой задачи намного дороже и важнее их жизни. У этого человека на лице было написано: «Долг, долг и еще раз долг». Именно это делало его особенно опасным.

— Мы следим за одним человеком, — начал полковник. — Очень специфическим, очень хитрым и скрытным. Мы думаем, что настало время по нему выстрелить. Тот, за кем мы следим, — советский снайпер, сделавший в свое время немало прекрасных выстрелов. В том числе тот, который раздробил вам бедро, и тот, который пробил позвоночник Донни Фенна.

«Поразительно, — думал доктор Добблер, наблюдая за Свэггером. — Его способность контролировать свои эмоции просто восхищает. Никакого беспокойства, ни тени сомнения, как будто его это не касается. Он просто сидит и внимательно слушает, устремив немигающий взгляд на полковника. Не заметно признаков возбуждения или волнения, которые, как правило, появляются в моменты конфронтации. Дыхание не участилось, румянца на лице нет, губы не пересохли, не видно напряжения мышц. Никакого возбуждения! Неудивительно, что в бою он был таким неординарным солдатом».

Добблер задумался над тем, как редко встречается такой природный дар. Настолько же редко, как, скажем, способность метко стрелять из винтовки, которой обладают около сотни ежегодно рождающихся детей, или талант не промахнуться на расстоянии триста пятьдесят ярдов и более, который дается одному ребенку на все поколение? Добблер понимал, что столкнулся с чем-то действительно необычным, и это вызывало у него легкое возбуждение, но одновременно немного пугало.

Боб наклонился вперед:

— Не надо попусту беспокоить имя Донни Фенна. В мире осталось только два любящих его человека. Прошу вас, давайте не тревожить память о нем.

— Знаете что, Свэггер? Пожалуй, вы правы. Не будем говорить о Донни Фенне. Как и о вашем бедре. Оно меня не волнует, а вот этот русский — да! Потому что он вернулся. Он снова вышел на охоту.

Ник бросил пятидесятицентовую монету в автомат, и спустя несколько секунд там что-то защелкало и зазвенело, потом, после небольшой паузы, раздался звук скатывающейся по желобу банки, которая с грохотом свалилась в металлическую корзину. На банке было написано: «Диетическая кока». Он достал ее из корзинки и, откупорив, сделал большой, жадный глоток.

— Черт, — раздался голос Хэпа Фенкла, — пятьдесят центов. А у нас в здании такая же банка — за семьдесят пять.

Ник не ответил.

— Никак не могу понять, почему ему захотелось снять комнату именно рядом с этими автоматами, — спустя некоторое время сказал он. — Дьявол, два автомата коки и два автомата пепси плюс машина со льдом и еще одна, которая набивает карманы несвежими орехами.

Он указал на ряд торговых автоматов, между которыми размещалась комната номер пятьдесят восемь.

— Может, парень был сладкоежкой и хотел жить поближе к этим машинам?

— Нет, это худшая комната, которую можно заказать. Если ты решаешь здесь поселиться, то заранее соглашаешься слушать всю ночь, как под дверью звенят монетами и лед колется на мелкие кусочки. Не вижу в этом никакой логики.

— Ник, может, он думал, что за ним следят? Тогда он выбрал этот номер именно потому, что вокруг постоянно есть люди, и надеялся, что таким образом сможет отпугнуть убийц. Но его преследователей, видимо, нельзя было отпугнуть ничем.

— Да, но…

— Послушай, Ник, ты думаешь совсем не о том. Ты же видел десятки подобных убийств, хоть и не таких кровавых. Это сведение счетов, типичное для наркомафии — колумбийской, перуанской или какой-нибудь еще. Они четко поставили условие: либо все подчиняются им, либо будут большие неприятности. А этот парень что-то разнюхал и тайно прилетел сюда. Они его вычислили и, мягко выражаясь, нашлепали ему по заднице. Ну как?

Ник кивнул. В общем-то, наверное, все так и было, но что-то во всей этой истории не давало ему покоя.

«Почему мне? — думал он. — Почему этот человек позвонил именно мне и именно в тот день, когда умерла моя жена?»

Он допил оставшуюся коку одним глотком.

— А вот и он, собственной персоной, мистер Свэггер, — сказал полковник. — Тот, кто убил Донни Фенна и искалечил вас.

Полковник нажал кнопку пульта — и на экране телевизора появилось чье-то лицо. Боб попытался уловить в его чертах что-нибудь особенное, говорящее о том, что перед ним стрелок, снайпер высшего класса. Но видел перед собой только худое суровое лицо без особых признаков. В слегка выпирающих скулах было что-то восточное, — во всяком случае, Свэггеру он показался похожим на монгола.

— Соларатов Т. Мы считаем, что это его настоящая фамилия. Но никто не знает, что означает «Т».

Боб ответил невнятным бормотанием, не зная, что будет дальше.

— Т. Соларатов на этой фотографии запечатлен нашим агентом с кодовым именем «Флауэрпот» в столице Афганистана Кабуле, в восемьдесят восьмом году. Это последняя его фотография, имеющаяся у нас. И лучшая по качеству. Ему пятьдесят четыре года, и он в превосходной форме. Бегает по двенадцать миль в день. В Афганистане был советником подразделений спецназа по проведению операций с использованием снайперов. Эксперт по снайперским вопросам. За ним охотятся по всему миру. Если Советам требовалось, чтобы где-то прозвучал выстрел, этот выстрел делал он. А сколько человек вы убили, сержант?

Боб ненавидел, когда ему задавали этот вопрос. Это их не касается. Нечего совать свой нос в чужие дела.

— Ладно, — сказал полковник, — можете упорствовать и молчать. Согласно официально зарегистрированным попаданиям, эта цифра составляет восемьдесят семь человек. Но я уверен, что на самом деле она намного больше. Намного.

Боб знал настоящую цифру. Иногда он притворялся, что не помнит ее, но это не так, он все прекрасно помнил. — По нашим подсчетам, товарищ Т. Соларатов отправил в лучший мир более трехсот пятидесяти сосунков. Почти все выстрелы, за редким исключением, произведены в голову. Это его фирменный знак. Соларатов не признает выстрелов в центр корпуса, считая их непрофессиональными.

Боб хмыкнул. Да, это была серьезная заявка на настоящую стрельбу.

Ник показал свое удостоверение какой-то женщине, и через несколько секунд его пропустили внутрь и провели к самому мистеру Хиллари Дуайту, вице-президенту филиала компании «Кока-Кола» в Новом Орлеане, который отвечал за сбыт и распространение продукции фирмы. Мистер Дуайт оказался немного манерным мужчиной, одетым в белый элегантный костюм. Он, видимо, выпил за свою жизнь так много кока-колы, что это сильно сказалось на его талии, ставшей необъятной. У него был ясный и открытый взгляд, можно даже сказать, смиренный, как у монаха, а офис выглядел чистым и аккуратным, что говорило о четкости и ясности мышления хозяина.

— Итак, чем могу служить, мистер Мемфис? — спросил он. — Надеюсь, никто из моих водителей не наехал на пешехода и не совершил еще чего-нибудь противозаконного? У них есть разрешение на подъезд ко всем учреждениям и запретным зонам, но, честно говоря, сейчас люди совсем не такие, какими были раньше.

— Нет, сэр, — ответил Ник, — нет. Просто у меня есть небольшая проблема, которую я пытаюсь разрешить. Один человек совершил самоубийство в отеле, расположенном возле аэропорта…

— О господи, — произнес Дуайт.

— Но перед тем, как решиться на это, он заказал себе комнату возле автоматов кока-колы. Рядом с его номером стоят две ваши машины и два автомата пепси. Плюс автомат со сладостями, орехами и леденцами. Скажите, какие особенные качества автоматов кока-колы могли заставить человека, подозревающего, что за ним следят его убийцы, специально искать комнату, рядом с которой эти автоматы находятся? Или я полностью заблуждаюсь на этот счет?

— Хм… — Круглое лицо Дуайта напряглось от размышления. — А что за отель?

Ник назвал.

Дуайт встал, подошел к терминалу компьютера и набрал необходимые команды. Ник смотрел, как на экране послушно появлялись какие-то данные. Дуайт внимательно их изучил.

— Значит, так, мистер Мемфис, вы, возможно, уже заметили, что мы сейчас занимаемся заменой наших прежних автоматов серии «Вендо-Дайн — тысяча пятьсот» на их усовершенствованные аналоги — «Вендо-Дайн — тысяча восемьсот». Вы видели их там. Они даже разговаривают с клиентом. Бросите доллар — и получите сдачу. Очень сложная конструкция, с широкими возможностями.

Ник кивал и наслаждался фантастической организацией работы фирмы «Кока-Кола». Это был один из самых приятных моментов в его профессии, который он любил больше всего: каждый раз ты оказывался в совершенно другом мире.

— Да-да. Это место мы уже обслужили, сэр, и заменили тысяча пятисотую модель на тысяча восьмисотую еще в прошлом месяце. Между ними существует большая разница в размерах, тысяча восьмисотая вмещает две тысячи банок, а тысяча пятисотая — всего пятьсот. Следовательно, нам не надо обслуживать их так часто, как раньше, и мы получаем на этом определенную прибыль, что позволяет несколько снизить цену.

Ник вспомнил: банка стоила пятьдесят центов.

— Ну и о чем это нам говорит? — спросил он, представив себе яркий переливающийся свет новых автоматов кока-колы в холле отеля.

— О том, сэр, что одним из достоинств тысяча восьмисотой модели является возбуждение поля.

Ник ждал объяснения.

— Новая модель содержит маленький компьютерный чип. Чтобы он работал, нужен электрический ток. А этот ток порождает электромагнитное поле. Там было два автомата, да? Так вот, они порождают, благодаря электромагнитному импульсу, сильные помехи.

Ник покачал головой, проклиная себя за бестолковость:

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Мистер Дуайт улыбнулся и начал объяснять с самого начала.

— Вот сведения, которые нам удалось раздобыть об этом человеке, Свэггер. Это данные одной израильской команды, которая в середине семидесятых выследила его и чуть не убрала, когда он инструктировал боевые отряды в долине Бекаа по методам и технике снайперских операций. Самый надежный источник информации. К нашему общему стыду, я должен добавить, что, хотя эта команда и подобралась к нему ближе, чем все остальные, она не смогла выполнить свою задачу. Впервые его снайперские способности обнаружились в восемнадцать лет, когда он попал в морскую пехоту. С пятьдесят четвертого по пятьдесят девятый он был абсолютным чемпионом всех стрелковых соревнований, проводимых в странах Восточного блока. Необычайно одаренный спортсмен. Мы считаем, что свой первый выстрел по живой мишени он совершил в пятьдесят шестом году в Венгрии. Николас Хуммл и Павел Упранье, венгерские националисты, выступавшие за дальнейшее сопротивление советским войскам, были убиты во время массового митинга пулями, выпущенными из винтовки Мосина. Выстрелы были произведены с большого расстояния. Никаких следов стрелявшего не обнаружили. К шестидесятому году, после ряда «успехов» в Конго, ему присвоили офицерское звание и перевели из морской пехоты в высшую военную элиту — в спецназ. С шестьдесят второго года он перестал принимать участие в соревнованиях по стрельбе. Затем вообще исчез из поля зрения, и о его появлении в различных местах можно было судить только по слухам или каким-то отрывочным, непроверенным сведениям. А в семьдесят втором, когда комендор-сержант Боб Ли Свэггер задержал третий батальон Пятой ударной пехотной дивизии северных вьетнамцев в долине Ан-Лок, убив за эти два героических дня тридцать шесть человек, и таким образом спас жизнь двенадцати зеленым беретам и доброй сотне южных вьетнамцев, занимавшихся радиоперехватом вблизи камбоджийской границы, северовьетнамское командование забеспокоилось и послало в Москву за профи. Вот так туда попал товарищ Соларатов. Он искал только одного человека. Вас. Ему потребовалась неделя на то, чтобы вычислить ваше местонахождение, но он не мог подобраться к вам ближе чем на тысячу четыреста ярдов. Он наблюдал за вами, живя целую неделю в какой-то норе, питаясь и справляя нужду прямо там же. Ну а когда подошло время, прозвучал выстрел, который вы и получили. Но тысяча четыреста ярдов — очень большая дистанция.

— Он не рассчитал вертикального отклонения пули, — сказал Боб.

— Да. Поэтому и попал вам в бедро. Но благодаря этому он произвел корректировку и, когда появился Донни, не промахнулся, попав ему прямо в центр груди. Но все это уже история. Соларатов стал героем! Получив пятьдесят тысяч долларов за вашу голову, он через два дня улетел в Москву, где ел блинчики с клубничным джемом и вовсю занимался любовью.

Боб посмотрел на лицо снайпера, которое еще было на экране телевизора. Да, какие-то слухи до него доходили. Вернувшиеся тогда назад ребята сказали, что в него стрелял белый.

Полковник продолжил:

— Мы засекли его потом, в семидесятые годы в Анголе, после этого — в Никарагуа, где он обучал сандинистских снайперов. Затем он всплывал на Ближнем Востоке. Как я вам уже говорил, израильская группа залила весь тот район напалмом только ради того, чтобы наверняка уничтожить его, но, увы, они опоздали — всего лишь на час. Он очень важная птица на Ближнем Востоке. Много работает на темных личностей в этом регионе. Мы очень, очень долго наблюдали за ним в Афганистане, когда он командовал там подразделением спецназа. Они попадали в цель с расстояния нескольких сот ярдов. Вы и Донни по сравнению с ним выглядите слабо.

Боб положил руку на бедро, чтобы успокоить занывшую кость.

Ник позвонил одному знакомому из УБН — его брат работал в Вашингтоне в Отделе картографической и топографической съемки Министерства обороны, а до того служил в каком-то управлении в Лэнгли, штат Виргиния^[14]. Разговор с этим самым братом оказался сложным и потребовал огромного количества просьб, уговоров и клятвенных заверений; тот просил учесть, что он человек семейный и весьма дорожит своим служебным положением, но в конце концов сломался и сказал, что в интересующих Ника сферах у него есть старые приятели и он может позвонить одному своему закадычному другу, но задаст тому один, только один вопрос Ника. Он специально подчеркнул, что это будет один вопрос. Ничего другого он спрашивать не станет и до самой смерти собирается отрицать, что когда-либо был знаком с Ником Мемфисом или что-нибудь слышал о нем. Он перезвонит Нику… когда вопрос решится и ответ будет готов.

— Зачем же этот русский вернулся в свою страну? На кого ему там охотиться? — спросил Боб.

— Я сказал, что он русский, — ответил полковник, — но я не говорил, что он охотится на русских. Соларатова просто вытолкали в шею. Его уволили в прошлом году, как раз в тот момент, когда после распада Советского Союза в их армии началось повальное сокращение. Пнули — как собаку, не посчитавшись ни с чем. Тот почувствовал, что оказался ненужным. Ему было очень неприятно. Вы же представляете себе, сержант Свэггер, что чувствует старая добрая лошадка, оказавшись вдруг ненужной?

Боб внимательно следил за полковником.

— Его обнаружили в июле. Знаете где?

— Гадать — это не по моей части, мистер.

— Ответ может быть только один: в центре Багдада, в резиденции генерала Калиля аль-Вазира, который возглавляет сейчас «Мухабарат», тайную полицию Ирака. А теперь, сержант, давайте вернемся в настоящее. Позвольте мне сообщить вам кое-что о «Рэйнбоу». Вы знаете, что такое «Рэйнбоу»?

— Я не знаю, что такое «Рэйнбоу», — ответил Боб, в глубине души желая, чтобы полковник побыстрее покончил со всем этим.

— Вряд ли кто-нибудь знает. Это спутник безумно сложной конструкции, нашпигованный секретной аппаратурой. Он вращается на большом расстоянии от Земли, контролируя практически все, что происходит в районе Ближнего Востока, и посылает нам соответствующие изображения. Он оказался очень полезным в последние несколько лет. Иракцы, сирийцы и ливанцы подозревают, что он существует, но не могут его обнаружить, потому что у них слишком старые и дешевые радары, которые поставили в свое время страны Восточного блока. Но они очень осторожный народ. Когда надо произвести секретные работы, они выполняют их ночью, а в это время эффективность работы «Рэйнбоу» намного снижается. Но порой происходят странные вещи. Взгляните на это. — Он нажал на пульте другую кнопку, и на экране появилось несколько фотографий. На всех сквозь туманную дымку виднелась Земля — такая, какой она выглядит с очень большого расстояния. — Эти снимки «Рэйнбоу» сделал глубокой ночью, около двух или трех недель назад, с высоты двухсот миль, над Багдадом, в районе военного объекта у Ад-Даджаи. Мы пытались определить местоположение наших старых друзей — дивизии «Медина», входящей в состав Республиканской гвардии. И что мы видим? Практически ничего. А теперь… чудо.

Он сменил картинку.

Фотография была необыкновенно четкой. То, что Боб увидел на этом снимке, походило на башни. Приблизительно на одну из таких башен он взобрался тем утром, чтобы с высоты наблюдать за сетью дорог и объектов, расположенных на больших расстояниях друг от друга. То, что он видел сейчас на фотографии, почти не отличалось от застывшего в памяти образа.

— Молния, — продолжал полковник. — Такое разве предскажешь? Она осветила Землю всего на одно мгновение, но этого хватило, чтобы «Рэйнбоу» успел сделать снимок. Даже плотные облака, которые в это время были на небе, не помешали, как видите, различить тщательно продуманные приспособления, предназначенные для каких-то тайных целей. Но самое интересное — то, что сборка этих конструкций ведется каждую ночь. Для этого нужны сотни людей. И все это делается только для того, чтобы наши спутники не смогли их обнаружить и сфотографировать. А теперь посмотрите сюда. Эти снимки сделаны днем. — Он снова нажал на кнопку, и появилась новая фотография. Боб увидел беспорядочную сеть дорог на безлюдной местности. — Ну и как вы разрешите эту головоломку, Свэггер? Эти фотографии, Соларатов в Ираке… Вы понимаете, в чем дело?

— Конечно, — ответил Боб. — Они готовят выстрел. Это все макеты зданий на улицах. Он прикидывает расстояние, угол стрельбы. После этого ему все будет понятно.

— Нам надо было обратиться к вам с самого начала. Молодому человеку, фотоаналитику из Управления, к которому мы обратились с этим вопросом, потребовались недели, чтобы найти ответ. Куча потраченного времени. Но наконец его осенило: надо проанализировать ситуацию, исходя из координат зданий и углов расположения улиц. Он загрузил эти данные в компьютер, и тот выдал вполне конкретную информацию. Представляете, Свэггер, эти макеты имитируют район Пятидесятой и Мэйн-стрит в центральной части Кливленда, вид на гавань из здания «Ю-эс-эф энд джи» в Балтиморе и даже заднюю террасу Белого дома, если смотреть на нее с крыши здания Министерства юстиции, — представляете, Министерства юстиции! Наконец, Даунинг-стрит и Хьюгеноу-стрит в Северном Цинциннати, а также Норт-Рэмпарт и Сент-Энн в Новом Орлеане.

— Да, правильно, — сказал Боб, — так оно и есть.

— Сержант, у всех этих мест есть кое-что общее. Через несколько недель там будет выступать президент Соединенных Штатов.

Добблер молча наблюдал за этими двумя мужчинами. Оба были, если так можно выразиться, взрослыми детьми, необычайно эгоистичными и самовлюбленными. У них не было той присущей обыкновенным людям границы, на которой они могли бы сказать себе: «Стой, не спеши, отступи, подожди и подумай». Это были сильные люди, без идеологических предрассудков, привыкшие рассматривать мир как совокупность проблем, которые обязательно надо решить.

Добблер вспомнил день, когда впервые увидел полковника. Тот застал его за работой в клинике для шахтеров в Рафферти, штат Массачусетс, где доктор выписывал аспирин и накладывал бинты шахтерским детям.

Полковник вошел в здание размашисто, даже нагло и с такой явной уверенностью в себе и в своих действиях, что ни одна медсестра не осмелилась сказать ему что-нибудь. Широким жестом он бросил на стол прошлогодний номер газеты «Бостон глоб», где на первой странице целых три колонки были посвящены судебному процессу над Добблером и обвинительному заключению. Подойдя ближе, он сказал:

— Если вы умеете держать язык за зубами, я предложу вам по-настоящему интересную работу. Вы сможете получать очень много денег. Развлечения, путешествия, приключения и всякое такое… кое-что даже законным способом.

— Ч-ч-что я… я должен буду делать?

— Контролировать вербовку. Анализировать данные психологических и психиатрических обследований, а потом делать выводы. Будете сообщать мне, если кто-нибудь взбрыкнет, когда я начну закручивать гайки.

— Этого никто не сможет сделать.

— Возможно, но вы все-таки попробуете и постараетесь представить мне максимально точные данные по интересующим меня вопросам. Или вы предпочитаете всю оставшуюся жизнь провести здесь, в перевязочной?

— Это часть приговора в соответствии с решением су…

— Все, уже ничего нет.

Полковник положил перед ним документ, утвержденный соответствующими юридическими инстанциями, о его досрочном освобождении под поручительство солидного лица.

— Вы… с правительством? — спросил Добблер.

— Можно сказать и так, — ответил полковник.

Боб продолжал хранить молчание. Казалось, гнетущая тишина, которая висела в воздухе, вот-вот взорвется.

— Они все еще хотят выиграть эту войну, — продолжал полковник. — Думают, что смогут добиться победы с помощью одного-единственного выстрела. Наняв Соларатова.

— И чего вы хотите от меня?

— Свэггер, вы творили такие чудеса, которые многим и не снились. Таких, как вы, мало. Вы охотились и выслеживали десятки, сотни людей. Вы один из двух-трех человек, которые считаются лучшими в мире стрелками. Один или два в Израиле, потом этот Соларатов, Карл Хичкок — и все, больше нет никого, кто умеет стрелять так, как вы. Нам нужен человек, который решит эти проблемы с точки зрения снайпера, его опыта и его знания обстановки. Нам надо знать, как он спланирует проведение этой операции, откуда выстрелит и каким патроном. Мы хотим, чтобы вы проинструктировали наших людей из системы безопасности, а они уже найдут способы подать эту информацию федеральным правоохранителям и убедиться, что она воспринята как надо. Нам очень хочется схватить это дерьмо, эту мелкую террористическую вонючку, за задницу, перевернуть вниз головой, вытрясти из него все секреты и использовать против его же хозяев в Багдаде. Мы пошлем им бомбу, которая разнесет их в пух и прах.

Некоторое время Боб молчал. Он все еще раздумывал и колебался. Что-то во всем этом не нравилось ему; не нравилось то, что от этих людей так и несло запахом ЦРУ. Он не был уверен, что сможет когда-нибудь доверять им настолько, что, как говорится, пойдет с ними в разведку. Но в какое-то мгновение он вдруг понял, что практически не имеет выбора. Все давным-давно решила судьба, и не в этот день, а много лет назад.

Он вспомнил удар в бедро, дикую боль, то, как неожиданно онемело все тело, вспомнил, как он лежал беспомощный, а к нему спешил Донни, как пуля прошила друга насквозь и его веселые, полные жизни глаза сразу потухли и закатились. Наконец Боб повернулся к полковнику:

— Дайте мне винтовку, и я отловлю вам эту старую хитрую крысу.

Впервые за много лет на лице Боба появилась улыбка, и он почувствовал, что постепенно возвращается к жизни.

«Клюнул», — записал Добблер.

Примечания

14

Лэнгли — территория, где расположена штаб-квартира ЦРУ.