Смерть коллекционера

Стивен Ван Дайн, 1933

Загадочное убийство братьев Коу потрясло мир коллекционеров и продавцов антиквариата. Оба убиты в собственном доме… В запертой изнутри спальне найдено тело старшего брата, а спустя несколько часов в гардеробной обнаруживают труп младшего. Полиция заходит в тупик, и знаменитый сыщик Фило Вэнс начинает расследование…

Глава 3. Потрясающее открытие

(Четверг, 11 октября, 9.30 утра)

В этот миг парадная дверь отворилась и почти сразу с грохотом захлопнулась. Донесся визгливый женский голос:

— Гэмбл, возьмите мои клюшки и велите Ляну принести мне чай с маффинами, да поживее.

Женщина заспешила вверх по лестнице. Вслед ей летел умоляющий речитатив Гэмбла:

— Мисс Лейк, тут такое дело… Постойте, мисс Лейк… Я даже не знаю, как и сказать…

— Чай с маффинами, — бросила с верхней ступени мисс Лейк.

Маркхэм, Хис и я ринулись к двери и поспели как раз в тот момент, когда молодая леди достигла лестничной площадки.

Мисс Хильде Лейк на вид было под тридцать. Невысокая, крепко сбитая, сильная, она передвигалась упругой поступью человека, увлекающегося спортом. Редкий праведник без трепета выдержал бы взгляд ее серо-голубых глаз. Назвать мисс Лейк красавицей не позволял нос, слишком маленький и рыхлый; полные губы не спешили ни улыбнуться, ни округлиться в искреннем изумлении. Пегие волосы она коротко стригла и зачесывала без затей — назад от низкого лба. Под мышкой мисс Лейк держала мягкую фетровую шляпу. На ней был костюм из твида и высокие светло-коричневые ботинки-оксфорды на резиновой подошве. А всякому, кто заколебался бы с определением «мужеподобная», в помощь имелись белая рубашка и зеленый галстук-самовяз.

Увидев Маркхэма, мисс Лейк широким шагом направилась к нему и протянула руку для приветствия.

— Доброе утро. Что привело вас к нам в этакую рань? Полагаю, дело к дядюшке?

Хильда Лейк смерила оценивающим взглядом сначала Хиса, затем меня, нахмурилась и, прежде чем Маркхэм успел ответить, добавила:

— Что-то не так?

— Да, мисс Лейк. К сожалению, случилось несчастье, — произнес Маркхэм и попытался преградить Хильде Лейк путь в спальню Арчера Коу. — Постойте. Подождите здесь…

Но молодая женщина оттерла плечом сначала Маркхэма, а затем и нас с Хисом и ворвалась в комнату. При виде Арчера Коу она бросилась к нему, стала на колени перед креслом и распростерла объятия.

— Не трогайте тело! — выкрикнул Хис, шагнул к Хильде и весьма бесцеремонно схватил ее за плечо, понуждая встать.

Мисс Лейк резко повернулась, сунула руки в карманы твидового жакета и застыла, широко расставив ноги. Глаза ее метали молнии.

Маркхэм поспешил разрядить ситуацию:

— До прибытия патологоанатома здесь ничего нельзя трогать, мисс Лейк.

Хильда смерила его мрачным взглядом:

— А посвятить меня в курс дела закон тоже запрещает?

— Нам известно немногим больше вашего, к сожалению, — произнес Маркхэм и продолжал проникновенным тоном: — Мы сами только что приехали. Тело вашего дядюшки пребывало именно в том положении, в каком вы видите его сейчас.

Не вынимая рук из карманов, Хильда Лейк повернулась к недвижимой фигуре в кресле.

— Допустим. Какова ваша версия? — ровным голосом спросила она.

— Налицо все признаки суицида…

— Суицида? — Маркхэму достался ледяной взгляд. — Я бы это иначе назвала.

Вэнс, до сих пор стоявший в глубине спальни, у кровати, выступил вперед:

— Я тоже, мисс Лейк.

Она чуть повернула голову и вскинула брови:

— Ой, доброе утро, мистер Вэнс. Под впечатлением от дядиной кончины я вас сразу не заметила. Вы совершенно правы, это не самоубийство. — Хильда сузила глаза. — Давненько вы к нам не захаживали. Похоже, заманить вас можно только китайской вазой да свежим трупом.

Определенно, в голосе мисс Лейк сквозило возмущение.

— Почему вы отвергаете версию насчет самоубийства, мисс Лейк? — с учтивостью спросил Вэнс.

— Что тут непонятного? Дядя Арчер был слишком эгоистичен, чтобы лишить сей мир своей особы.

— Но ведь как раз эгоизм зачастую становится причиной самоубийства, — возразил Вэнс. — Человек жаждет признания, а его нет. Самоубийство дает эгоисту вожделенное чувство триумфа, пусть и минутного.

— Дяде Арчеру не нужно было добиваться минутного триумфа такой ценой, — презрительно выдала Хильда Лейк. — Соответствующие ощущения он испытывал всякий раз, когда доставал новую китайскую безделушку. Любой черепок, завернутый в шелковую тряпицу, совершенно бесполезный с точки зрения нормального человека, приводил дядюшку в такой экстаз, какого лично я бы не почувствовала, даже если бы обыграла в гольф самого Бобби Джонса.

— А разрешите узнать, какую пользу углядел бы нормальный человек в этом достижении? — улыбнулся Вэнс.

— Ах, знаю я, знаю, что вы неровно дышите к древней керамике, — добродушно отвечала Хильда Лейк. — Я вовсе не пыталась блеснуть эрудицией, просто не нашла с ходу лучшей аналогии, чтобы объяснить, почему дядя Арчер никогда не наложил бы на себя руки.

— Простите меня, — склонил голову Вэнс. — Вы, безусловно, правы. Впрочем, ни мистер Маркхэм, ни сержант Хис не настаивают на версии о самоубийстве.

Хильда Лейк оглядела названных джентльменов с холодной, недоброй улыбкой.

— Отчего же? Это было бы так просто в плане расследования и вдобавок помогло бы избежать скандала.

Маркхэма изрядно задел ее тон. В привычной для себя манере, усвоенной в зале суда, он вопросил:

— Как вы считаете, мисс Лейк, кто и по каким причинам мог желать смерти вашего дядюшки?

— В первую очередь — я сама, — без колебаний ответила Хильда Лейк. — Дядя Арчер меня просто бесил. Никакого взаимопонимания у нас не было. Что бы я ни задумала, что бы ни пожелала, дядюшка неизменно говорил «нет». Ущемлять меня ему было нетрудно — он распоряжался моими деньгами. С ужасом вспоминаю тот день, когда дядя Арчер был назначен моим опекуном, когда я стала полностью от него зависеть.

В ее голосе слышалась горечь. Глаза помутнели от праведного гнева, тяжелая нижняя челюсть чуть выдвинулась вперед.

— Смерть дяди Арчера в любой момент за последние десять лет была бы для меня подарком Провидения. Теперь, когда он наконец мертв, я получу наследство и стану жить, как всегда мечтала. И никто мне слова не скажет!

Маркхэм и Хис с негодованием воззрились на Хильду Лейк. В ее словах и интонациях было нечто сродни змеиному яду из тех, что парализуют жертву. Ненависть, взращенная, видимо, на скрупулезных, мелочных ежедневных подсчетах грядущих выгод, казалась разрушительнее самих слов. Тишину, повисшую после тирады мисс Лейк, нарушил спокойный голос Вэнса:

— Поистине, мисс Лейк, ваша прямота подобна глотку свежего воздуха. Однако давайте сразу определимся — следует ли нам считать эту речь признанием в убийстве?

— Пока нет, — нимало не смутившись, отвечала Хильда Лейк. — Впрочем, если официальными лицами будет признана версия насчет суицида, я, пожалуй, позднее возьму на себя ответственность за уход дражайшего дядюшки в мир иной. Исключительно чтобы защитить честь семьи. По-моему, полезное для окружающих, грамотно мотивированное убийство куда пристойнее, чем какой-то там бесхребетный суицид.

Маркхэм побагровел — непочтительность Хильды Лейк взбесила его.

— Здесь не место для упражнений в остроумии!

— О, разумеется! — Хильда Лейк смерила Маркхэма ледяным взглядом. — Напротив, нам выпал отличный случай продемонстрировать скорбь. Правда, я в скорби не сильна. Ничего, буду стараться изо всех сил.

— Кто, кроме вас, — заговорил Маркхэм, из последних сил сдерживая негодование, — имел причины убить вашего дядю?

Мисс Лейк подняла глаза к потолку, как бы размышляя, и присела на краешек письменного стола.

— Всех и не упомнить, — безразличным тоном начала она. — О мертвых принято говорить либо хорошо, либо ничего, но это полная чушь. Тот факт, что дядюшка Арчер остыл, не делает его симпатичнее. Да, есть люди, для которых мертвый он гораздо предпочтительнее живого.

Хис во время этой исполненной цинизма беседы отмалчивался, попыхивал длинной черной сигарой и не сводил с Хильды изумленных глаз. Однако тут не стерпел:

— Вас послушать, так вы спали и видели, как бы дядюшку схоронить. Что же вы тогда бросились к нему, обняли, на коленки встали, а?

Хильда Лейк окинула сержанта уничижительным и одновременно кокетливым взглядом.

— Милый мой мистер Полисмен, я лишь хотела убедиться, что дядя действительно мертв.

Маркхэм шагнул вперед и процедил:

— Вы жестокая, бессердечная женщина, мисс Лейк.

Вэнс протянул Хильде Лейк портсигар:

— Не желаете «Реджи»? Угощайтесь, прошу вас.

— Спасибо, не желаю. — Хильда глядела теперь на труп Арчера Коу. — Я редко курю. Это вредно для легких, да и для нервной системы тоже… Да, — принялась она размышлять вслух, будто вернувшись к разговору с Маркхэмом, — вряд ли кто станет скорбеть по поводу безвременной кончины дражайшего дядюшки.

Маркхэм воспользовался этой фразой:

— Вас не затруднит назвать тех, кого обрадует смерть мистера Коу?

— Ничуть. И вот, кстати: есть пара-тройка китайцев, у которых дядюшка почти за бесценок выманил их драгоценные черепки. Эти джентльмены с восторгом примут весть о том, что одним коллекционером стало меньше. Вероятно, вы, мистер Маркхэм, сами в курсе неприятных слухов, что тянулись за дядюшкой с самого его возвращения из Китая. Говорят, он опустился до осквернения могил, не брезговал погребальными урнами и статуэтками с надгробий. Ему даже письма с угрозами приходили.

Маркхэм кивнул:

— Помню, помню. Мистер Коу показывал мне пару таких писем… То есть, вы считаете, его могли убить разгневанные китайцы?

— Нет, конечно. Китайцы не такие идиоты, чтобы убивать из-за никчемного куска обожженной глины.

Вэнс зевнул и прошелся между Хильдой Лейк и Маркхэмом. Снова раскрыл портсигар:

— А все-таки взяли бы вы сигаретку, честное слово. Сами знаете, курение успокаивает.

Мисс Лейк подняла на Вэнса глаза, усмехнулась — дескать, неужели? Затем, после секундного колебания, взяла сигарету. Вэнс поднес ей огонь.

— А вы что думаете обо всем этом, мистер Вэнс? — как бы между прочим спросила Хильда Лейк.

— Черт меня побери, если я хоть что-нибудь понимаю, — беззаботно ответил Вэнс. — Впрочем, ваше предположение насчет китайцев кажется мне занятным. Нелишне было бы проверить, все ли произведения искусства наличествуют в доме.

— Не удивлюсь, если чего-нибудь недостает. — Хильда Лейк выпустила в потолок длинную ленту дыма. — Да хоть бы их все похитили! Мне лично больше нравится веджвуд, ну и классика — синий пейзаж с ивой^[6].

Маркхэм заходил по комнате.

— Боюсь, мы все чересчур драматизируем… Если смерть вашего дядюшки, мисс Лейк, наступила не в результате суицида, как тогда вы объясните, что дверь в его спальню была заперта изнутри?

Хильда Лейк встала. На ее лице впервые появилось недоумение.

— Заперта изнутри? — повторила она, переводя взгляд на дверь. — Значит, вы ее взломали! — Несколько секунд Хильда взирала на болтающуюся задвижку. — Это меняет дело.

— В какую же сторону? — осведомился Вэнс.

— Может, это все-таки самоубийство!

Внизу зазвонил звонок, и мы услышали, как Гэмбл ринулся отпирать парадную дверь.

Маркхэм встал рядом с Хильдой Лейк, положил руку ей на плечо.

— Наверное, патологоанатом приехал. Не лучше ли вам переждать ближайшие события в своей комнате?

— Пожалуй.

Хильда Лейк шагнула к двери, сунула руки в карманы. Впрочем, прежде, чем выйти, она оглянулась:

— Умоляю, передайте Гэмблу, чтобы прислал мне чай с маффинами. Не то я умру с голоду.

Минутой позже в спальню ворвался доктор Эмануэл Доремус, мужчина жилистый, нервный, циничный, строптивый и развязный. В буром пальто и котелке, Эмануэл Доремус куда больше походил на коммивояжера, чем на врача. Он махнул нам всем в знак приветствия и бегло оглядел комнату. Пару раз качнулся вперед-назад на носках, мрачно покосился на сержанта.

— Скажите, Хис, вы нарочно подгадываете посылать за мной, когда я принимаю пищу? Только я приступил к оладьям с сосисками — и вот оно, известие от вас, извольте радоваться! Ну, что вы для меня припасли на этот раз?

Хис осклабился и пальцем указал на мертвое тело. Он давно привык к брюзжанию патологоанатома.

Доремус повернул голову и несколько мгновений равнодушно взирал на труп.

— Дверь была заперта изнутри, доктор, — пояснил Маркхэм. — Мы ее взломали.

Доремус испустил тяжкий вздох и с гримасой отвращения обернулся к сержанту.

— И ради этого надо было отвлекать меня от завтрака?.. Все, что вам требовалось, — разрешение на перемещение трупа. — Доктор полез в карман, извлек пачку бланков. — Изложили бы сразу суть дела, я бы вместо себя ассистента прислал. — В голосе теперь слышались сварливые нотки.

— Мистер Маркхэм велел мне звать вас лично, док, — оправдывался Хис. — Я же не для себя, я для истины.

Доремус, с чернильной ручкой наперевес, едва не испепелил Маркхэма взглядом.

— Классический суицид, — уверенно заявил он. — Без вариантов. Могу назвать приблизительное время смерти, если вас интересует. Вскрытие, конечно, все равно делать придется.

Вэнс прикурил очередную сигарету.

— Послушайте, доктор, — без нажима произнес он, — ни в коем случае не ставлю под сомнение наметанность вашего глаза, однако рискну попросить вас осмотреть труп. Я понимаю, профессионалам все и так ясно…

Доремус буквально вскинулся.

— Конечно, труп будет подвергнут осмотру, — прошипел он. — Труп будет вскрыт, а заключение написано во всех подробностях. Довольны вы? Что вам еще от меня нужно?

— Самую малость, доктор, самую малость, — вкрадчиво сказал Вэнс. — Объясните, сделайте одолжение, почему вы так вот с ходу заявили, будто здесь имел место суицид?

Доремус нетерпеливо вздохнул:

— Покойный сжимает револьвер, пуля находится в правильном месте. И вообще, я на трупах собаку съел. Кроме того, дверь…

— Была заперта изнутри, — докончил фразу Вэнс. — Правильно. Но вот что насчет трупа?

— А что насчет трупа? — Доремус уже заполнял бланк. — Труп — он труп и есть. Сами поглядите.

— Уже поглядел, благодарю вас.

— Видите ли, док, — самодовольно ухмыляясь, принялся объяснять Хис, — мы с мистером Вэнсом поспорили. Я говорю: доктор Доремус скажет, что это самоубийство. А мистер Вэнс не согласен. Он думал, вы скажете, что это убийство.

— Я врач, а не детектив, — ядовито заметил Доремус. — Человек мертв, у него пуля в правом виске. Он держит револьвер в правой руке. Такую рану можно нанести себе только намеренно. Случайности исключены. Труп сидит в естественной позе. А дверь была заперта изнутри. Остальное — ваша забота. Не зря же вы в убойном отделе служите. Вскрытие покажет, совпадает ли калибр пули и револьвера. Данные вы получите завтра. Тогда и делайте выводы.

Вэнс успел усесться на стул у западной стены и теперь безмятежно курил.

— Вас не затруднит, доктор, повнимательнее изучить пулевое отверстие, прежде чем вы отправитесь доедать оладьи с сосисками? Возможно, вы также не поставите в труд осмотреть ротовую полость покойного?

С минуту Доремус взирал на Вэнса. Затем приблизился к трупу и склонился над ним. По мере того как он осматривал рану от пули, брови его поднимались все выше. Доремус отвел от левого виска прядь, и все мы увидели темную вмятину у самой границы волос Арчера Коу. Ловкими, легкими пальцами Доремус коснулся вмятины, и тут-то я получил первое отчетливое впечатление относительно профессионализма этого человека. Затем Доремус чуть отогнул верхнюю губу покойного, вгляделся в зубы. Даже мне, с моего места, видно стало, что зубы темны от крови. Еще несколько минут уделив рту, Доремус вновь сосредоточил внимание на пулевом отверстии.

Наконец он выпрямился, сдвинул шляпу-котелок на затылок и вперил в Вэнса проницательный взгляд:

— Какова ваша версия?

— У меня нет версии. Мой мозг девственно чист. — Вэнс извлек изо рта сигарету, зевнул. — А вы обнаружили что-нибудь проливающее свет?

Доремус кивнул:

— Да. Много чего.

— Неужели? — Вэнс расплылся в льстивой улыбке. — И вы по-прежнему считаете, что это суицид?

Доремус засунул руки в карманы, скривился.

— Черт возьми, нет! Дьявольщина какая-то! Ничего не понимаю! У покойника во рту кровь, на лбу слева — вмятина. Он получил мощный удар неким тупым предметом… Дьявольщина!

— А как же пуля в правом виске? — язвительно встрял Маркхэм.

Доремус поднял глаза, вынул одну руку из кармана, указал на голову Арчера Коу.

— Мистер Маркхэм, — с нарочитой церемонностью проговорил доктор, — бедолага скончался задолго до того, как ему в висок всадили пулю!

Примечания

6

Имеется в виду популярный сюжет росписи, разработанный Томасом Минтоном (1765–1836) и взятый на вооружение всеми тогдашними британскими производителями фарфора и фаянса. Помимо собственно ивы, в пейзаже присутствуют два голубя, мостик с фигурками, пагода, остров, цветущие деревья. За основу взята древняя китайская легенда о дочери мандарина, сбежавшей из-под венца с простым мандаринским секретарем. Пейзаж традиционно одноцветный — синий, реже коричневый, черный или темно-красный. С определенного времени считается признаком мещанских вкусов.