Постмодернистский рассказ об одном дне из жизни мальчика. Он идёт в магазин за пакетом со спиртным по просьбе больной алкоголизмом матери. Автор играет стилями, прыгая с прозы на ритм и белый стих, переходя местами в поэзию. Текст повествует о пути мальчика, его фантазиях, его мыслях, которые раскрывают проблемы современного общества.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Они были мне другом предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Сегодня суббота — значит, в школу не надо, не нужно тащить на себе тяжелый рюкзак и пускать слюну на влажные сладкие пышки в буфете — от их вида ноет живот. Я иду на кухню, в надежде на завтрак, которого нет, есть только пустые пивные бутылки, грязная скатерть и островки вмятых в неё желтобрюхих окурков. Я сгребаю пивные бутылки под стол, одна из них ещё хранит в себе кислую жижу. Я уже знаю вкус пива, хотя все говорят, что я ещё мал для него: он противный и горький, не понимаю, зачем взрослые пьют эту гадость. Я беру непустую бутылку и пробую вкус её влаги, — всё такая же гадость! Наверно, я ещё мал для этого вкуса. Открываю окно, ветер врывается в облако кухонной вони и мне дышится легче, от этой свежести зимнего утра, хочется есть ещё больше. На кухонных полках пустые стаканы с липким налетом. Я распахнул все створки кухонных полок: на одной — рваный пакет, в нем каменный хлеб, вот и отлично! У меня будет завтрак. Уставший измазанный чайник начал шуметь, я бросаю в чистую кружку горсть чая, лью кипяток, и мой завтрак готов.
— Миша подойди сюда, — это мама, она о чем-то хочет меня попросить, но я не хочу, я делаю вид что не слышу, и хлебаю из кружки свой завтрак.
— Иди сюда, не заставляй меня повышать голос!
Что поделать! Я вхожу в её спальню, сквозь темные шторы, тонкий луч зимнего солнца освещает постель и мамины губы. Они сжаты наплывшей щекой и измятым сырым одеялом. Они шевельнулись, закисшая вонь перегара покинула губы и так же слова, которые мне не хочется слышать:
— Сходи в «Гранатовый сад», там тётя Зоя, она даст тебе пакет.
— А что будет в пакете?
— Тебя это не касается.
— Там опять будет пиво, да? Я в прошлый раз ходил, и она мне ничего не дала, потому что пиво не продают детям.
— Я говорила с ней, ты всё выдумал.
— Я правда ходил.
— Хватит со мной пререкаться, у меня и без тебя голова болит. Всё! Собирайся в магазин, а тёте Зое я сейчас напишу и деньги переведу.
Мамины губы сомкнулись и скрылись под одеялом, она не хочет меня больше слышать, и придется идти в магазин. Я знаю: ей плохо, у неё болит голова, и только горькое пиво уймет эту боль, и мне очень стыдно, что я не хотел и сейчас не хочу ей помочь.
Одевался я долго, потому что искал рукавицу, что запряталась в шапке и никак не искалась. Наконец я надел свою куртку, закинул за спину тяжёлые санки, их стальные полозья впились в мои плечи, но я без них никуда не пойду. Они мне дороже всех денег на свете, на них я съезжал со вздыбленных горок, влетал в большие сугробы, и счастье меня щекотало нещадно, особенно, там, где находятся пятки. Эти пятки теперь бегут по пролетам ступеней, и ладони скользят по перилам, те кружат бесконечным, отшлифованным серпантином. Я внизу, в холодном и темном подъезде, тяжелая дверь не пускает меня, но я всем телом давлю на упругую сталь невыносимой пружины, и она, наконец, поддается, дверь плюет моим телом на свет. Здесь ярко и холодно от белого солнца, его искры ложатся под ноги, холодными иглами снега и трещат под подошвой от каждого шага. Я ухожу всё дальше от дома, в его уютном окне, живущем на пятом, мне кажется, кто-то мелькнул. Это Матвей, он проснулся, включил свой компьютер, сел в удобное кресло и кликает мышкой по Доте1. Сейчас в его власти будут: мидеры, кэрри, суппорты2, он легко управляется с ними. Я видел, я ходил к нему в гости, чтобы часами смотреть его игры. Матвей как-то раз позволил мне сесть за компьютер и утонуть в мерцании экрана. Я взял Dragon Knighta3 — дракона в облике рыцаря Дэвиона, я не мог надышаться от счастья. Это было лишь раз в моей жизни.
Я отдаляюсь всё дальше от дома. Проходящие люди, шуршание шипованных шин меня не волнуют, не трогает холод от санок, что липнет к спине через тонкую куртку. Я не вижу себя среди улиц, среди серых домов и заляпанных грязью дорог, я погрузился в другой ослепительный мир, он мне ближе, он не воняет, как кухня, и не душит изжогой от чая и чёрствого хлеба, в этом мире я рыцарь-дракон, что идёт, пробиваясь сквозь белую мглу в далекий «Гранатовый сад».
Я шел, мой шаг быстрее становился, вот голова сыра от бега, вдруг передо мной из пепла снега, родились три белых воина. Я вижу, что их плоть закована в броню прозрачной стали, сквозь прорези в их ледяных шлемах взирали темные глаза. Их руки с силою сжимали копья, грозя предать меня забвению. Я вынул меч, я приготовился к сражению. Три белых воина стали приближаться, и острота их копий ринулась вперёд — я прыгнул в сторону, мой меч бесстрашно бьёт доспехов крепкий лед, но тщетно. Броня крепка, и крепкое древко копья летит мне в грудь и ударяет, меня толкает сила тысячи ветров, я устоял, удар переборов. И снова меч звенит по ледяным доспехам, на них оставив несколько штрихов из матовых царапин. Я отступаю, задыхаясь от горячки боя, дыхание пышет жарким паром и летит пожаром на копья белых воинов. И вдруг я вижу, воины дрогнули, я понял их изъян, мой меч не наносил тяжелых ран, лишь потому, что был холодный, как их тело. Мне нужно пламя, что б оно ревело, чтоб искрами летело и рвало ледяную плоть, лишь так смогу их сущность побороть. Тяжелый щит, висящий за спиной и давящий на плечи — защитник мой. Я в руку взял тебя, и я шепчу те речи, что пробуждают грозного дракона, дремавшего всё время в существе твоём. Передо мною щит, принявший облик ящера, он пышет гибельным огнём. Прижав его к плечу, с протяжным криком я ринулся на белых стражей.
Санки ударили плашмя в толстое тело снеговика, он не выдержал и развалился. Моё тело потеряло скорость, но ярость и воинственный крик давали мне силы о которых я не мог и подумать, и следующий белый, распухший увалень рухнул от моего натиска. Я смотрел на его тело — надутое, неуклюжее существо. Оно беспомощно лежало и улыбалось широким ртом, наполненным черными бусинами. Я надавил коленом на его упругий живот, и он лопнул, белым пятном расползлась тягучая жижа его снежного жира, а улыбчивая голова скатилась в сторону уткнувшись широким ртом бусин в сугроб. Остался последний, самый большой и измазанный приторными яркими красками, которые расплылись по пузу огромными пуговицами. Я прижал санки сильнее к плечу, вобрал в легкие морозный воздух и выпуская его пронзительным писком, побежал на последнего снеговика. Удар, мой писк застрял где-то в горле, я отлетел назад, плечо заныло от боли, но размалеванный толстяк повержен, его верхняя часть съехала вниз и раскололась пополам, обнажив рваные, белые внутренности. Путь наконец свободен, я победил стражей, которые его преграждали.
— Ты что творишь придурок? — я слышу чей-то крик.
Из-за пестрого городка детской площадки появились две фигуры, они тянули за собой по сугробам коляски.
— Не для тебя их лепили, — орала одна из фигур.
— Вы что ли их лепили? — крикнул я злорадно.
— Ты как со мной разговариваешь?
— Да это сын Щегловой из третьего подъезда, — вмешался голос второй фигуры.
— Той больной алкоголички? — спросила первая фигура и не дожидаясь ответа продолжила, — ну понятно. Ему бесполезно, что-то говорить.
Я почувствовал слезы, их наполнила злая обида за маму.
— Сама ты больная, — я в ярости крикнул и схватив руками тяжелую ледышку, что была под ногами, кинул в эти фигуры, из них кто-то вскрикнул от боли.
Мир помутнел, солёная влага обиды, мешала смотреть, цвета расползались туманом. Но я видел, как одна из фигур бежит в мою сторону, она изрыгает слова, что зелёною жижей вытекают из раскрытого горла и оставляют на белом снегу, чадящие въедливой вонью следы. Я закинул на спину тяжелые санки и в страхе стал удирать. Фигура казалась набросками чёрного угля, штрихами, короткими, нервными, она проявилась в пространстве. Фигура рябила рывками, её штрихи расплывались клоками и клоками летела зелёная жижа. Я бежал, но фигура меня догоняла. Ещё миг, и костлявые пальцы, залитые розовым лаком, схватят меня, и зелёная вонь распахнутой глотки разъест мою кожу и кости. Вдруг фигура застыла, стала хлопать себя по карманам — из них выпало что-то во время погони. Её крик ударил мне в уши, и зелёная жижа ещё большим рвотным потоком полилась из пурпурных штрихов разбухших масляных губ. Фигура в припадке хрипела, рыла пальцами мерзлую землю, а глаза с бахромой неестественной черной щетины, забыв про меня, искали блестящего бога, с гладким, сверхтонким экраном и обновленным iOSом. Я ещё долго бежал без оглядки.
Я стал уставать, но страх по инерции толкал ногами землю, земля становилась тяжелее с каждой секундой, и проталкивать её под собой было уже невыносимо, я перешел на шаг, так было легче. Суженный испугом взгляд ширился и обретал ясность, я оказался на площади. Отовсюду спешили люди, разливая по щекам фонтанчики теплого пара дыхания. Огромные стекла торгового центра, пропускали сквозь себя картинки довольных людей, которые беспечно прохаживались между витринами и, зевая, ссыпали в свои сетчатые тележки цветастые коробочки и неуклюжие свертки. Кто-то сидел за столиком и жевал румяную булку с торчащими из неё сочными листьями салата и бледно-розовым блином влажной ветчины. Я старался не смотреть на еду, но взгляд не оторвать: желудок воет и проклинает меня за это, а рот заполняет сладковатая влага слюней, я проглатываю её, и желудок начинает меня ненавидеть ещё сильнее. Я иду мимо входа, его автоматическая дверь распахнулась, обдавая меня ароматами свежего хлеба, я невольно становлюсь рабом этих запахов, и дверь втягивает меня, нежно приняв в свои тёплые недра. Вдруг стало шумно, гул голосов, гул колёс вездесущих тележек, сквозь него прорезаются пищащие штрихкодами кассы. У касс вереница людей и пахнущая тёплым супом старушка, она, улыбаясь, выуживает из кошелька непослушные монеты и поправляет неудобную шапку, её ждет кассир и нервная, спешащая куда-то очередь, давящая бампером тележки на соседа спереди. Я не понимаю, куда спешат эти люди: сейчас же суббота и на работу не надо, но они толкают друг друга и злобно смотрят на нерасторопные пальцы старушки. Я иду к лестнице и поднимаюсь на второй этаж, там есть магазинчик, торгующий всякими красивыми мелочами, я очень люблю рассматривать его витрины. Я вхожу туда, задев санками шар старинного глобуса, он ожил, меридианы закружились вокруг полюсов, горные хребты, моря и пустыни сменяют друг друга на фоне глубокой синевы океанов. Пожилой продавец в очках, в золотистой оправе, окинул меня своим взглядом, затем посмотрел на кружащийся глобус и уткнулся в тетрадь, лежащую перед ним — мне стало неловко. Я тихо подошёл к витрине и начал разглядывать красивые вещи, мои глаза сверкали их бликами. Каждая вещь лежала в черном, бархатном саркофаге, я смотрел на фамильные склепы перочинных ножей, пишущих ручек и портсигаров. Наконец я остановился на хромированном механическом карандаше, он писал тонкими грифелями. Я смотрю на него, я вижу красоту его безупречного стального тела, я представляю его приятную тяжесть, представляю, как он красиво рисует черную линию на белом поле листа.
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Они были мне другом предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других