Когда гаснут звёзды

Степан Витальевич Кирнос, 2023

Вскоре наступит чудесный праздник – Звёздная летняя ночь. В честь Мальфаса будут звучать храмовые пения и литься вино, а апофеозом станет роскошный бал-маскарад на который явиться вся знать Арка. Город будет гудеть до самого утра, предаваясь молитвам, танцам и пиру. Но что для одних веселье, для другого станет ключевым поворотом в истории чувств. Молодой судья давно питает к хранительнице нечто большее, чем просто дружбу. Бал – чудесный повод её пригласить и всё рассказать. Но какова цена раскрытой любви?

«Худший способ скучать по человеку — это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим».

— Габриэль Гарсиа Маркес.

«… поверь мне, горестно и мучительно видеть любовь, которой из-за тебя суждено остаться безответной.»

— Арагорн

Джон Рональд Руэл Толкин. Властелин Колец

«Это было как смертный приговор: знать, что я никогда не смогу обнять тебя, никогда не смогу рассказать тебе, что же ты для меня значишь.»

— Алекс Стюарт

Сесилия Ахерн. «Не верю. Не надеюсь. Люблю».

I

Спор идиотов

Арк. Одиннадцать часов.

Тёмные свинцовые облака скрыли небо, накрыв город понурым одеялом серости и меланхолии. Одного взгляда в поднебесье хватает, чтобы исполниться печали этих по истине мрачных и горьких времён. Вся столица с осторожностью встречает каждый новый день, взирая на «Око ветров», откуда, подобно дисикловому мечу¹, над градом нависает чёрная монструозная машина, прозванная «светочем». Но не всё попало под власть хандры, ибо в сердцах людей теплится надежда на лучшую жизнь, раздуваемая скорым празднеством. Множество людей и аэтерн готовятся встретить долгожданное событие, за которым кроются важные события истории, чтобы задёшево напиться в тавернах, чтобы пуститься в пляски и песни, забыться в безудержном веселье и не помнить про беды родины.

— Как говорил один наёмник — «в таверне всегда люди будут веселиться, даже если за стенами будет огонь падать с неба». А что будет твориться вечером!? — на худом золотистом лице проступило счастье предвкушения, а острые уши слегка дёрнулись, ясно говоря о его чистом аэтернийском происхождении. — Эх, хорошо повеселимся.

Речь произнес молодой юноша, лет двадцати пяти, устроившийся в удобном мягком кресле. На нём лёгкая алая пёстрая рубашка, распахнутая на груди, уходящая под чёрные штаны, утянутые высокими кожаными сапогами.

— Итиэль, ты думаешь, что в этот раз будет пышное празднество? — с сомнением сказал человек лет двадцати восьми, накинувший на себя кожаный плащ поверх белой рубахи, стоя прямо у окна и всматриваясь в картину унылой серости.

— А хорошую ты библиотеку собрал! — взгляд ясно-голубых очей парнишки, коснулся больших, практически чёрных и сияющих лаком дубовых шкафов, забитых книгами с тёмными корешками. — Они у тебя практически по всюду. Вот тебе и кабинет судьи!

— Я спросил тебя о…

— Не нуди Штеппфан Даль’Кир, — махнул Итиэль, — да, я так и думаю. Ты же сам видел бумажки. Столько расходов. Наш Великий магистр по истине щедр! Столько трат на вино и пиво я не видел со времён праздника победы на Фермерском берегу.

— Ах, ты о том, когда объявился наш Теалор Арантеаль вместе со своими новыми неримскими союзничками и решил помочь Бореку, отпинав пару-тройку шаек местных оборванцев и объявив это великой победой, — с неодобрением произнёс мужчина, не отрывая взгляда от дождя.

— Именно.

— Вот тебе и лето наступает, — прошептал молодой парень, смотрящий в окно и видящий скребущую сердце картину — как небеса «рыдают», как капли дождя стекают по блестяще-изумрудным листьям. — Зараза, а ведь завтра ещё и праздник Звёздной летней ночи. Я надеюсь, скоро распогодиться.

За окном простирался Квартал знати. В солнечное время он сияет красотой, шиком и аристократизмом, утопает в пышущей зелени и роскошью красоты домов. Но ныне он слегка омрачён погодой, разогнавшей народ и лишивший его толики помпезности, хотя подготовка к празднеству выправляет понурость. Сейчас люди стали выходить из домов, а утром стояли лишь одинокие караульные с патрулями курсировали по улочкам, сверкая начищенными алебардами и копьями, пестря яркостью бело-красного сюрко.

— Кстати, Штеппфа-а-а-н, — затянул аэтерна, ехидно улыбнувшись, — ты может заменишь меня? Ты конечно судья, а я всего лишь секретарь без этой чудесной приставки «Даль» к фамилии и всё такое, но… не мог ли бы ты завтра сам побыть в суде? Ты всё равно не пойдёшь на бал-маскарад, а я хочу там быть. Меня пригласила девушка.

— Почему ты думаешь, что я не пойду? — бурно возмутился Штеппфан, потерев серебряное кольцо. — Может я буду танцевать до самого утра.

— Вай, да ну! — хлопнул в ладоши Итиэль, наигранно поморщившись. — Да ты даже на храмовые праздники особо не ходишь и на сходы зажравшихся аристократов, которые устраивает Даль’Мерсер!

— Итиэль, ты хоть мне, и старый друг… но не забывай, что ты говоришь про знать, — с нуднотой стал причитать Штеппфан. — Избранники божественного Мальфаса, как-никак. Будь повежливее. Я тебя ещё пойму, а вот ляпнешь при ком-то другом, точно отвесят или штраф, или десяток плетей.

— Хорошо. Ну, а что тебе там делать? — улыбнулся Итиэль. — В любой праздник ты только и сидишь, что работаешь или дома читаешь. А я с девушкой познакомился, которая меня проведёт. У неё и в фамилии волшебная приставка «Даль» имеется!

— Может я и приглашу кого-нибудь на бал в честь Звёздной летней ночи, — ухмыльнулся судья, сев за своё кресло и Итиэль увидел слегка полноватое овальное лицо, нефритовые неширокие глаза и чёрный короткий, аккуратно стриженный волос; опрятный вид навеивал образ исполнительного чиновника, а нефритовый оттенок глаз отдавал чем-то сердцеземским. — Вон, хотя бы… К-Калию Закареш. Я не думаю, что она откажется со мной сходить на бал.

— Ха! — подорвался Итиэль с кресла, быстро миновав весь кабинет, оставив смачные грязные следы на белом «пушистом» ковре. — Ты и пригласить Закареш!? Да я скорее поверю в то, что Подгород удастся сделать цивильным и праведным местом, где Ралата удариться в веру Семерых, чем ты её пригласишь, — парень завершил свой путь у шкафчика с сервисом, цепкими пальцами отворив дверь он нашёл там графин с мутной жидкостью, который тут же взял.

— Почему ты столь категоричен? — поднял бровь судья, откинувшись на спинку и с недовольством посмотрел на сапоги Итиэля. — Зараза, теперь придётся ковёр стирать.

— М-м-м, элтридорское красное, — втянул приятные терпкие ароматы секретарь, поглаживая гладкий хрустальный сосуд. — С нотками гвоздики. У тебя недурной вкус, — Итиэль взглянул на Штеппфана, лик которого омрачила неприятная серость.

— Ты это, не уходи от темы.

— Иди и пригласи её, — с задором сказал Итиэль, потерев ладони, убрав вино и вернувшись в кресло. — Я готов поставить сотню, да нет — тысячу медяков на то, что ты струсишь! Не сможешь. Будь ты хоть сто раз героем битвы за Пороховой утёс, но ты боишься девушек больше нежити!

— Ты действительно так думаешь? — потёр ладони Штеппфан.

— Конечно. Я знаю это, — сложил руки на груди парень, поёрзав в кресле, пытаясь хоть как-то согреть себя. — Ты как видишь Закареш, у тебя едва ли не подкашиваются ноги. Сколько ты не был красноречив, но рядом с ней ты начинаешь заикаться и бурчать что-то невнятное.

Даль’Кир вспомнил суть слов друга, находя в них желчную правоту. Присутствие молодой хранительницы выбивает его, делает рассеянным, как то было в последний раз во время посещения Натары Даль’Верам. Он должен был рассказать Тручессе Святого ордена о состоянии о количестве преступлений против культа Семерых и осуждённых за ересь и отступничество. И всё бы ничего, но младший судья часто сбивался, запинался и засматривался на молодую девушку, облачённую в красно-белые одежды послушницы, помогавшей охране. Он не мог надолго оторвать взгляда от её шоколадно-коричневых глаз и прекрасного утончённого лица. А засматриваясь парнишка затягивал речь, путался и перемешивал предложения отчёта. Натара, будь она сто раз воином и служащей страны, быстро всё поняла и отдала распоряжение молодой послушнице, чтобы та очень долго шла за вином, а лучше бы — купила его в Подгороде.

Воспоминание взыграло в душе Даль’Кира вспышкой негодования и ярости. Почему — он, судья Трибунала, не может позвать на бал хранительницу? Почему он должен бояться и мяться?

— Тихо! — хлопнул Штеппфан по крышке стола, на бледных щеках проступил лёгкий румянец. — Я приглашу её. Хоть мне это будет стоить всего состояния!

— Спорим, — подошёл к столу Итиэль. — Ты этого не сможешь сделать. На три сотни медяков.

— Спорим, — протянул длань судья, заключив ладонь друга в крепком рукопожатии.

— Это будут мои самые лёгкие деньги, — радостный отошёл Итиэль, плюхнувшись в кресло.

В кабинете повисла противная тишина, слегка прерываемая шипением дождя. Помещение, набитое книгами, бумагами и вывешенными документами, да львиным гербом Арка, давило каким-то канцеляризмом и только коллекция вин и коньяков из Нерима, бережно выстроенная в три батареи бутылок, смягчала обстановку. Даль’Кир, сидевший на фоне багрового стяга с белой королевской хищной кошкой, с теплотой посмотрел на изогнутое серебристое лезвие ятагана с белоснежной рукоятью, висевшего на стене, прямо над дверью. Наградное оружие вызывало теплоту, напомнив о годах службы офицером в сердцеземском полку. Но вся приятная ностальгия была раздута ядовитой мыслью, давно травившей сердце.

— Действительно… у меня с прекрасным полом беда? — осторожно спросил Даль’Кир.

— А то ты сам не знаешь, — почесал нос аэтерна, став причитать. — Ну вот… была некая Э’Ллиона до Калии из Аразеала вроде. Как ты с ней списался, даже неведомо, наверное, и дедушке Мальфасу, но хандрил ты знатно. Незнамо как познакомившись ты с ней сколько переписывался? Месяц, два? Сам говорил, что она для тебя просто друг по переписке, — поморщил лицо Итиэль. — А когда она прислала письмо, что влюбилась и нашла пару, ты помнишь, что было? Мне кажется, ты обиделся, сердился на неё?

— Давай забудем об этом, — натужно улыбнулся судья, чувствуя, что его как будто плетью по сердцу хлестанули. — Нет, как я мог сердиться на неё? Она очень славная и хорошая девушка и я искренне рад то, что столько прекрасный человек обрёл себе радость для сердца. В конце концов те чувства были… странностью, что ли. Было и было…

— «Было и было», — фыркнул Итиэль. — Да конечно ты не вспомнишь! Мало кто вспомнит что-то после двух бутылок кабаэтского коньяка. И вот что ты пил-то!? Ты даже не удосужился потратить пару тысяч медяков на дорогу, чтобы встретиться с ней, — аэтерна возмущённо шлёпнул по дивану.

— Ты знаешь, что это было бы бесполезно… несмотря на то, что собирался. Да и… не драматизируй.

— Не драматизируй!? — подорвался Итиэль. — А кого я и ещё пара помощников покрывали от верховного трибуна, которому вот прям приспичило в тот вечер запросить отчёт по делам «Об оскорблении Святого ордена»? Или ты забыл, что мы сами строчили эти бумажки за тебя? А трибуну говорили — «да он сильно заболел, мессир, не может даже ходить», — исказил голос аэтерна, — что кстати было недалеко от правды.

— Ну ладно… и… это видно, — голос Даль’Кира проявил дрожь, — что я…

— Ты давно по сохнешь по Закареш! И это видно. С того самого момента, как вы познакомились во время приёма у Даль’Гейсса.

«И то верно», — подумал Штеппфан на секунду предавшись грёзам. Он вспомнил тот вечер, вспомнил о том, как на сердце были созданы узлы, завязавшие чувства в тот день, когда один из знатных людей Арка решил собрать аристократию на пир. Тогда он и встретил юную киреянку, которая ходила среди гостей, охраняя их покой вместе с хранителями. Он никогда не забудет пронзительного взгляда, голоса, подобного пленительному шелесту сухого песка, а также бархатной кожи, к которой он случайно прикоснулся, задев руку. Они провели полчаса в беседах о розах, бедах Подгорода, проблемах апотекариев и любви. Её нравы, идеи и мысли очаровали Штеппфана, поразили до глубины души. После этой встречи, он не мог спокойно дышать в её присутствии и проявлял к ней удивительную благосклонность, несмотря на покрытое мраком происхождение Закареш.

«Но ведь это праздник Звёздной летней ночи», — утвердился в мысли пригласить Калию Штеппфан, эта идея взошла в его груди тонизирующей отрадой, придала сил и слегка опьянила. — «Должно всё получиться».

— Я сказал… приглашу, — встал человек с дорого резного кресла и быстрым шагом направился к двери.

— Пригласишь? — усмехнулся Итиэль. — А у тебя есть пригласительное письмо, заверенное подписями? Без этой бумажки тебя не пропустят.

— Найду как-нибудь!

— Штеппфан, — чуть приподнял руку аэтерна, его голос был спокоен, а мысли на удивление наполнены смыслом. — Подумай — оно тебе это нужно? Спор спором, но тебе нужно культивировать чувства в которых нет ни смысла, ни перспектив? Ты смотришь слишком высоко, на звёзды… она — хранительница, а ты — судья из мелкого рода, вы слишком далеко отстоите друг от друга. Спустись на землю. Не будет ли цена слишком высока?

Даль’Кир хлопнул дверью, став спешно искать выход из суда. Одна мысль, что ему придётся позвать Закареш отзывалась дрожью в теле, неприятным холодком.

Вскоре он оказался на улице, набрав полной грудью свежий воздух и разгоняя терн тревоги. Изо рта вырвалось облачко пара, подхваченное и развеянное ветром. Несмотря на капризы погоды город всё же с нетерпением ждал прихода торжества, желая отметить его со всем размахом, и никакой дождь не испортит этого стремления.

— Так, для начала мне нужно достать маску, — поставил себе цель Штеппфан, отерев белое лицо от капель дождевой влаги. — А потом и её можно пригласить.

Арк, прекрасная столица всего континента, оплот праведной веры Культа семи и его эндеральского канона, дом для десятков тысяч человек, штаб-квартира Святого ордена, жемчужина в короне божественного Мальфаса — готовился к едва ли не самому главному празднику, который полную силу возьмёт под ночь. Благородный район города, разделённый речушкой Ларксес, одевался в роскошные рубиновые, золотые и серебряные одежды грядущего празднества. Глаз судьи мог лицезреть красивые красные мальфафские цветы, свитые в венки и украсившие столбы, фонари и вплетённые куда только можно, превратившись в безумную россыпь алых астр, спустившихся с небес. Хлюпая короткими сапогами по лужам квартала знати он мог лицезреть то, как на добротных двух — и трёхэтажных домах появляются красные звёздочки, прикреплённые к углам зданий. Между улицами протянулись канаты с флажками, выкрашенными в серебро. Их такое количество, что это скорее напоминает целую паутину. Они игриво дёргались на лёгком ветру, нисколько не теряя в блеске и великолепии.

Посмотрев направо, он увидел, как служитель веры, в честь праздника облачившийся в насыщенно-коралловый хитон, пред небольшой каменной статуей высокого мужчины в латах, зажатой между домами, ведёт службу для нескольких господ:

— О Мальфас крепкий — Эндерала свет, Мальфас пресветлый — жрецов величие, Мальфас единый — праведных оплот, пред твоим божественным светом мы предстоим, твоего божественного напутствия желаем! — пел жрец, подняв руки пред его идолом.

Штеппфан вспомнил частицу смысла сегодняшнего события. История праздника уходит глубоко в века, в те времена, когда Арк был небольшой крепостью на вершине горы, а Мальфас общался со своим народом через первую Тручессу. Сельна, как главная носительница воли своего бога в древние времена устроила огромный пир в честь того, что Мальфас помогал им на пути в Эндерал, молнией, огнём и духом, подкреплял их и вёл по своим путям, и благословил эти земли на богатый урожай. В самые тёплые дни, у горы, собралось множество людей, принося дары Мальфасу, Сельна возвещала волю божества о будущем страны, а бог в знак того, что он любит своих последователей явил чистое небо, усеянное золотыми, сапфировыми, рубиновыми и серебряными звёздами. Они сияли так сильно и так ярко, что казалось, словно небо неведомого мира разверзлось над Эндералом. С тех самых пор этот праздник зовётся — Звёздная летная ночь, как день, когда бог в последний раз обратился к своему народу, когда были заложены основы эндеральского мира. И были в тот день и час произнесены легендарные слова, которые пропел жрец:

— «Ты мой свет, мой отблеск на горизонте. Твое имя — мое таинство, и твой Путь я буду чтить, как в жизни, так и в смерти».

Штеппфан ускорил шаг, ступая по раскиданным красным лепесткам, сделавшей квартал знати по истине наполненным снизошедшими с небес звёздами. Он видел роскошь и помпезность с которой украшают это место, зрел знатных дам и мужчин в дорогих костюмах и идущих за одеждами. Всё пребывает в статичности, неком отвлечённом официозе. Служитель закончит поместную службу, квартал знати оформлен согласно протоколу и выделенным суммам, а аристократия готовится к балу-маскараду, который пройдёт после большой храмовой службы, посвящённой Семерым.

— Скучно, — прошептал судья, утерев лицо от дождевой пыли, услышав в стороне речь, посвящённую празднику:

— Ты слышала, есть поверье, — если вечером положить сем красных роз возле домашней статуэтки Мальфаса и загадать желание, то оно обязательно сбудется!

— О, Мальфас, нужно будет попробовать!?

Он резко свернул, спустился по высокой лестнице и оказался перед массивными внушительными приоткрытыми вратами. Вильнув за них он по мощёной серой брусчаткой улочке вышел на место, которое встретило его отрадой и звуками радости. Рыночная площадь ликовала в преддверии будущего праздника, заваливаясь музыкой местных бардов. Неописуемое количество людей и аэтерна в пёстрых вычурных цветах бродили между прилавками, выбирая вина, мясо и хлеб на столы. В темных уголках и по тавернам народ уже откупорил первые бутылки, предаваясь безудержному веселью. «Танцующий кочевник» и пара других таверн стали настоящими «бастионами» пьянства, танцев, карточных игр, шумных песен и похотливых шуток. По улочкам так и разносились запевки, подобные этой:

— Хэй, народ Арка на праздник собирайся!

Сам Мальфас пить вино и пиво нам велел!

Тир говорит — дома и в храме не валяйся,

Что б в таверне скорее ты плясал и пел!

Продавцы сладостей за изукрашенными лавками под цветастыми навесами за блестящие монеты раздавали детям конфеты и сахарные леденцы. Аэтернийские менестрели завораживали песнопениями народ, факиры и чародеи за пару монет озаряли пламенно-яркими всполохами огня площадь и ревущее пламя вместе со сложнейшими фигурами и картинами из эфирных энергий. Ладони магов ваяли прямо в воздухе орлов, львов, собак и прочих животных, в тот момент, когда медные монеты со звоном летели в железные чашки. В воздухе клубился аромат сахара и озона.

Штеппфан быстро миновал толпу, временами распихивая людей, подсекаемый целью. Ему особо нет дела до той степени торжества в которую окунутся простолюдины. Он здесь ради иного, ради того, что сердцу милее, трепетнее и желаннее всего.

— Привет, Гелиосина Фе’Шир — подошёл Штеппфан к девушке, у которой на прилавке лежал богатый выбор масок и элементов костюма, пальцы судьи погладили мех, перья, накладки и ткань аккуратно сложенных нарядов.

— О, Штеппфан, — узнала его светловолосая дама, укутавшись в одежд, защищаясь от прохлады. — Неужто пришёл сюда? Кстати, твой старый конфликт миновал?

— Ах, ты о той картинной галерее? — потёр руки судья. — Забудь про неё. Конфликт был исчерпан год назад. Всё закончилось мирно.

— А не сыграла ли в его разрешении одна девочка? — добродушное лицо украсилось улыбкой. — Та, которая тоже художница?

— Э’Ллиона? — с уколом в груди сказал Штеппфан. — Не знаю…

— Да это она была! — она игриво пихнула в плечо Даль’Кира. — И как ты нашёл её?

— Встретил мельком, когда был на востоке, — стал хмурый судья, на миг позволив себе вспомнить о загадочной огневолосой даме, с которой он общался только письмами и один раз в жизни встретившись на верфях Дюнного, положив начало долгому межконтинентальному диалогу.

— Встретил он, — покачала головой девушка. — Всего один раз, но сколько всего это принесло?

— Когда это было? Год тому назад? — фыркнул Штеппфан.

Звёздная летняя ночь, что в предыдущий раз в этот не оставляет Штеппфана без эмоциональных потрясений. Рука в кармане сжала бумагу и Даль’Кир вынул её. На ладони судья увидел письмо, отмеченное гербовой печатью с изображением тигра, возвестившее о её новой страсти. С одной стороны, он был рад, что его далёкая знакомая обрекла опору в жизни, но с другой что-то выло и метало в груди, словно у сердца загорелось пламя «солнца» Даль’Марака².

— Штеппфан, что ты хочешь? Зачем пришёл?

— Мне нужна маска на сегодняшний бал-маскарад.

— Кого-то будешь приглашать?

— Одна… хранительница, — загадочно ответил парень.

— Так значит, теперь Закареш?! — бодро произнесла Гелиосина. — Я видела, как ты на неё смотришь.

— Да, — уверенно кивнул Штеппфан. — Я думаю, что на этот раз всё должно получиться.

«Давай!» — что-то воззвало в душе, он почувствовал необычайный прилив сил. — «Звёздная летняя ночь — это отличный повод! Она не откажет тебе!».

— На этот раз всё будет иначе, — вдохновлённо произнёс парень, в нефритовых глазах зажегся огонёк рвения, вспоминая те немногие моменты общения с ней, споры и обсуждения, когда он мог наслаждаться её голосом, видом лица и глазами. — У нас много общего. Так у тебя есть она?

— Да, есть, — исподлобья на него посмотрела дама и протянула чёрную, как уголь маску, пальцы провели по мягким перьям, погладили деревянный клюв.

— Ворон?

— Для тебя — самое то.

Штеппфан заметил ещё один товар и убрав часть светлого наряда, увидел браслет. Это искусно выполненные украшение, сотворённое из серебра, с золотыми узорами, которые складываются в затейливые символы — растительный орнамент, обвеивающий око, пронзённое мечом. Штеппфан, подметив рисунки на блестящем начищенном серебре, понял, что браслет вышел из-под руки мастера провинции Сердцеземье, когда та ещё кипела жизнью и процветанием. А маленький инкрустированный гранат возвещал о том, что драгоценность сделана в честь праздника Звёздной летней ночи. При взгляде на него у Даль’Кира появилась идея, приятная греющая мысль, за которую он зацепился.

— Сколько он стоит? — коснулся серебра Штеппфан.

— Тысячу восемьдесят медяков, — взяла его Гелиосина.

— Почему так дорого? — смутился Даль’Кир. — Может, скинешь немного?

— Ишь ты, чего захотел. Работа времён славного грандмастера Аврелиана Даль’Соляриса, — Гелиосина гордо назвала владыку Эндерала за время правления которого эта страна достигла наивысшего могущества и процветания. — Да я его и так со скидкой продаю.

— Хорошо, — согласился Штеппфан, вынимая звенящий кошель. — Держи.

— Ого, вы столь щедры, раз отдаётся жалование за четыре месяца?

— Есть… повод, — выдавил Штеппфан. — Для неё никаких денег не жалко.

Примечания

1

Дисиклов меч — эндеральская идиома, обозначающая нависшую над кем-либо постоянную угроза при видимом благополучии

2

Солнце Даль’Марака — речь о пирийском изобретении, которое является источником неограниченной энергии, которое должно было сделать провинцию Тальгаард плодородной и способной производить урожай. В ходе незадокументированного эксперимента и попыток поставить его на службу Эндералу «Солнце» взорвалось. Количество энергии было колоссальным, её хватило, чтобы выжечь местность в небольшом радиусе и отравить земли как минумум двух провинций — Тальгаарда и Золотого леса, убивая всё живое и лишая рассудка всех колонистов.