Дорогой скорби: «Долиною смертной тени»

Степан Витальевич Кирнос, 2021

Азариэль спас Тамриэль от посягательства чемпиона губительных сил и отошёл на покой. Он затаился в небольшом монастыре на юге Коловианских гор, но ему не суждено мирно провести время. Последняя попытка, реванш зла заставляет его оставить тихую жизнь и снова взяться за меч. Тем временем объявляется новый и опасный культ. Он захватывает всё больше земель и умов. Эльф, проповедник и гоблин выступят против угрозы, зависшей над миром, но хватит ли у них сил справится с ним? Последнее путешествие Азариэля начинается.

«Эвенар балок. Есть голод, который лучше терпеть, чем утолять. Дре ни накип. Если ты не поддаёшься искушению в малом, это помогает кванар… отказываться от большего».

— Партурнакс

«Я делаю то, что должен делать. Я не могу остаться, чтобы восстановить Тамриэль. Эта задача ляжет на плечи других».

— Мартин Септим

«Идти против императора, значит идти против Бога».

— Доктрина Алессианского Ордена.

Глава первая. Монастырь и политика

Южный Тамриэль. Третья эра, двести восемьдесят четвёртый год.

Утреннего рассвета, в виде сияющего солнца и его тепла не было, ибо небесное светило скрылось за облаками, что отбросили эфемерную тень на Сиродил. Тут, в горах на юге Коловии, прекрасно чувствуется наступающий холод, приходящий с северными ветрами. Но ничего не может сломить стойких жителей тайного монастыря, которые ведут тихий и уединённый образ жизни, проводя её в молитве и труде.

Сам монастырь являет собой образ редкого архитектурного стиля — сиро-нордская холодность, с простой практичностью, в которой встречаются оттенки изящества в виде статуй и барельефов. Это комплекс строений, уютно расположенный в скальной ложе — два больших серых «рукава» под настилом алой черепицы исходят от высокого срединного строения, похожего на церкви Империи, но ею не являющегося, образуя практически замкнутый квадрат.

Там, в самом главном строении подходит к концу то, для чего выстроено оно. Оно напоминает огромную часовню — по бокам, у высоких стен нагромождены статуи, подле которых стоят лавочки. Через витражные окна проникает обильно тусклый свет пасмурного дня, освещая просторное помещение. А в самом конце громоздится алтарь — большая каменно-мраморная плита, на которой слепят глаз два златых сверкающих кубка. Возле него, сложен каменный жертвенник из грубых нетёсаных камней, в которого вмонтирована большая железная чаша. На её дне покоятся красные раскалённые угли, вместе с догорающими остатками благовонных палочек, наполнивших просторы приятным сладким ароматом ладана.

На молодом высшем эльфе с распущенными серебристо-седыми волосами не было ничего, кроме лёгкой серой туники с поясом и сандален. Он приготовил жертву — хлебные лепёшки и жертвенник, где воскурит её. Соблюдая весь ритуал, он добавил в жаровню ещё угля и горючего вещества правой рукой и отражение огня заиграло на металлической конечности, напоминая о боли прошлого. На дне зародилось яркое пламя, осветившее тунику. Эльф с золотисто-пепельной кожей поднёс хлеб и опустил его в огонь, который пожрал жертву и альтмер узрел пламя чистоты, с которым явились и образы сегодняшнего сна.

На мгновение потомок Саммерсета отвлёкся от священнодействия и вспомнил ночные грёзы. Там он видел воина в сияющих доспехах, с чёрным волосом и прекрасным лицом. Он покинул знатное семейство Нибенея и пройдя испытания встал в один ряд с лучшими воинами древнего Ордена, и тьма пыталась его поразить, но не могла. Он гордо шёл в древней Цитадели и его славили, как достойного брата, который сам себя превозносил над сродниками по оружию. Воитель был славен и искусен, мастер в битве и ревностный в служении. Сон подарил ему видение того, как великий воин в гордости и спеси, уверенный в своей силе бросился в сражение древних крипт, где-то в Морровинде, но был сломлен древней силой… эльф во сне видел, как ломали воина — предлагали любовь и пищу, злато и удовольствий, от которых содрогалась плоть. Но это его не брало и тогда великий враг, зная слабость человека явил ему то, что было милее всего — властолюбие, гордость, чествование, власть и похвалу. Льстивыми обещаниями голос предрёк ему великую судьбу, и показал яркие картины того, что его ждёт — своё царство, слава и почёт, торжество и бесконечные похвалы от знатнейших людей и братьев, да сестёр по Ордену, чутко дёргая крючками за душу рыцаря. И внимая тёмным посулам нечестивой славы, человек сломался… он принял то, что готов служить тому, кто исполнит желаемое. А дальше эльф помнит, что происходило… тьма захлестнула Орден и воин, который должен был его защищать, стал погибелью для него. Но в конце сновидения эльф-юноша увидел нечто странное — крылатое человекообразное существо в ярких ослепляющих доспехах, указывающее огненным клинком на камень в виде четырёхконечной звезды, а над ним красно-тусклым пламенем горело — «Погибель Ильгамеша».

Парень унял воспоминания о сновидение и продолжил священнодействие. Ему осталось только совершить благодарственную молитву, чтобы жертва хлеба была угодна, чтобы она послужила для прославления и искупления грехов. Эльф поднял руку и обратил их вверх, концы пальцев «посмотрели» на алую завесу в храме и раздался чуть хриплый голос:

— Благословен Ты, Единый. Похвалите Единого с небес, хвалите Его в вышних. Все Слуги Его, хвалите Единого. Восхвалите Его все живущие в мире сем, ибо велик Ты, Единый. Прости и отпусти нам наши согрешения, дай исцелиться нам от язв душевных, славный Единый. Слава Тебе, Единый.

Молодой эльф закончил хвалебно-покаянную молитву и опустил руки. Нефрит его взгляда уставился на хлеб, который стал учёным угольком, дожираемый пламенем. Носом он ловит приятные ароматы воскуренного ладана и фимиама, которые заполнили весь храм. Служение в виде приношение утренней жертвы окончено, и он может быть свободен от него. Но утро оставляет за собой тяжесть на душе и особенно волнует вопрос о сияющем крылатом существе и странной надписи, однако стоит оставить эти воспоминания на будущее и жить дальше.

Парень вышел на крыльцо храма. Там его волосы подхватил лёгкий ветерок с прохладой обдувший лицо. Он узрел внутренние виды монастыря — крестообразную дорожку, и зелень вокруг неё, справа и слева в постройках располагались некогда кельи многих послушников, но запустение ныне тут торжествует. Взглянув на право и лево эльф вспомнил, что ему говорил его учитель об этом месте — древний монастырь, где чтут Единого, где некогда шли службы и собралось множество людей, меров и зверорас, дабы учить закон Божий и нести Его слово… но всё пошло прахом, ибо в тот момент, когда Алессианский орден пал, ополчились сердца против Единого. С тех пор это место медленно приходило в запустение, долгие века оставаясь в хаосе забытья, до тех пор, пока сюда не пришёл он.

— Азариэль! — послышался крепкий звонкий, но в тоже время грубый голос. — Ты всё докончил?

Справа, с келий, где сейчас расположена небольшая кухня и хранилище пищи, ступает высокого роста мужчина. На нём тёмная тканевая ряса, в руках посох, а на кожаном ремне покоится книга. Обычно его лицо скрывает капюшон, но сейчас он откинут назад и альтмер зрит сиро-нордское лицо своего учителя — отмеченной приближающейся старостью чуть вытянутое, с бородой, с которого на парня смотрят орехового цвета глаза. Его шаг широк и быстр и ступая по выложенной камнем дорожке он вскоре оказался подле своего ученика.

— Да, учитель, я завершил утреннею молитву, — чуть дрожащими от холода губами пошевелил парень.

Азариэль не знал настоящего имени этого человека, ибо за прошедший месяц он так его и не назвал. Сколько прошло занятий по изучению Писания, противостояния нападкам тёмных сил, истории Алессианского ордена, и учитель так и не раскрыл его, всё время указывая себя называть на драконисе — Варкут’нель-Гайн[1].

— Добро, Азариэль. А сейчас удалимся от седа, нам снова нужно заняться постижением Писания.

И парень двинулся за своим учителем, который повёл его в свою калию, которую смог оборудовать для обучения.

Тридцать дней парень учится у, наверное, последнего служителя Единого. За это время они восстановили главный храм, кухню и пару келий, а также подземную секцию библиотеки. Это очень мало, но всё же, после того, что Азариэль пережил, через что прошёл, он рад обратить душу свою к блаженному покою молитв и труда.

Тяжёлые воспоминания напомнили Азариэлю, что он некогда был рыцарем, охотником за нечистью, бандитом и пьяницей, а потом скатился до союзом с темнейшим из зол. И в итоге всё это привело его сюда, в этот заброшенный монастырь, где эльф всё-таки обрёл покой, когда ощутил, как его коснулся десницей Своей, Тот, Кому служит парень. И альтмер не хочет покидать это место, желая исцелить душу затянув раны, избавиться от статного прошлого и стать лучше ради жизни, грядущей.

Азариэль потёр руки, старательно их отогревая и посмотрел на учителя. Немногословный, но преданный в служении Варкут’нель-Гайн, стал для парня тем, кто открыл для него новый мир, обучая его премудростям, собранных в Писании — главной книге Алессанской ортодоксальной церкви — крыла ордена, ставшего наиболее радикальным в своих верованиях.

— Учитель, вы так и не рассказали, что вас привело сюда? — вопросил Азариэль, но человек оказался глух к его вопросу, и парень снова вопрошает. — Учитель, это просто удивительно, что вы смогли столько времени хранить веру… в условиях такого мира.

— В своё время, ты всё поведаешь. А ныне, нам потребно на учёбу.

Они поднялись по ступенькам и ступили в область длинного строения. Миновав пару колонн и шаркая сандалиями о каменно-плиточный пол. Они вышли к деревянной дверей одной из келий. Пройдя в неё, Азариэль уставился на знакомый стол с книгой, принадлежности для записей — потрёпанное перо и мутная чернильница. Стены — мрачные, серые, и единственные источники света — лампада и окошко в двери.

Но парень рад тому, что оказался в помещении, где мог прильнуть к теплоте, исходящей от светильника, слабо горящего на столике. Азариэль уже знал, что необходимо будет делать, а поэтому быстро подошёл к столу и сел за него, подвинув небольшую квадратную табуретку. Азариэль глубоко задумался, пока Варкут’нель-Гайн сел за кровать и стал листать ветхие странице большой книги, чья обложка обтянута чёрной тканью.

Азариэль призадумался и вспомнил свой первый урок. Тогда, месяц назад, когда все его мышцы, всё его тело выворачивало от боли, а душа была его изранена, изорвана в бесконечных муках и терзаниях. И тогда он получил первое знание — милость Единого безгранична и способна ослабить любую боль, но Единый не может нести спасение истинной веры кому-либо, если сам спасаемый не захочет. Тогда, в то время, ощутив веяние слабого ветра, проняв теплоту на душе, парень осознал — он хочет здесь остаться. Усталый и избитый, лишённый практически всего, несущий столько духовных язв, он пришёл сюда, как блудный сын возвращается к Отцу, его объяло согревающая бесконечная и живая любовь, и принял решение — обучиться и нести слово людям, мерам и зверорасам, чтобы они знали, кто есть их истинный Творец.

— Так, давай повторим уже одоленное, — строго начал учитель, перенёсшись взглядом на первые страницы толстой книги и сидя на простецкой кровати, мягкая часть которой — ткань и пожухшая растительность. — Как был сотворён мир, согласно первой книге Писания?

— За семь дней. Согласно первой книге, Единый сначала сотворил небо и землю. Затем Он отделил свет и тьмы. И из воды вышла всяка тварь живая и земная. Обычно создание земли и небес и всего мироздания, связывают с работой Ану и Падомай, но это заблуждение имперских мифологов.

— Как были созданы разумные существа, согласно Писанию? Как появились эльфы, люди и зверорсы? — не унимая строгости вопрошает учитель. — И духи?

— Ох, — тяжело задумался Азариэль, вспоминая витиеватые строки Писания, в которых очень легко запутаться. — Изначально Он создал существ света — «амаралдане’ада»[2], по сущности которых были сотворены бесчисленные младшие духи. После этого Единый взял от земли прах и вдохнул в него жизнь, решив воздвигнуть существ по образу и подобию Своему. И поставил Он их жить в саду прекрасном и двенадцать прекрасных миров на небосводе радовали им глаз, первозданным существам.

— А как случилось первое падение?

— Один из «амаралдане’ада», с именем Падамаэль восстал против Единого, желая свергнуть Его и занять Его место. С ним взбунтовалось и несколько духов, которые так же возжелали власти. Но были изгнаны они Ануэлем и сторонниками Единого и брошены с небес во время великой войны духов. Но остались те, кто оказался нейтрален к ним.

— Но все ли они нейтральны? — вкрадчиво спросил Учитель.

— Нет. Нейтральность… в чистом виде невозможна, — вдумался Азариэль, опустив голову. — Они делают и добро, и злое… они как смертные, так же подвержены до суда выбору.

— В Империи они чтутся как божества — и даэдра, и даэдра и магне-ге. Так ли это?

— Нет, — продолжил так же вдумчиво Азариэль. — Бог же Един… если богов несколько, то по своей сути один может поразить другого, что исключает божественность, ибо Бог — абсолютен, безначален, бессмертен и бесконечен. А «амаралдане’ада» имеют начало, они ограничены пространством и временем, а могущественны они настолько, насколько позволяет Единый. Даэдра — приспешники древнего мятежа, желающие занять место Единого, аэдра — нейтральные сущности, помогающие смертным, но отказавшиеся ходить в полной славе Единого, магне-ге же предпочли помогать истинным верным слугами своего Отца.

— А как же существа из множества других измерений?

— Творец создал множество обителей и все те, которые не в Тамриэле — «дома» иного мира. Для одних — воздвигся многочисленный Обливион, другие пребывают в Мундусе, и других состояниях, как возможно те… Небесные.

— Хорошо, а как произошло второе падение? — всё продолжается допытываться учитель. — Как получилось так, что получились эльфы, люди, зверорасы и прочие?

— Когда Падамаэль пал, его гордыня и злоба разожгли в нём огонь ненависти к любви, и он решил ударить по любимым творениям Единого, мирно жившим в его саду-крепости. Льстивыми и злыми речами он соблазнил первозданную деву и сказал, что если она изопьёт из запретного источника, воды сладкой и желанной, то поймёт, где есть добро, а где есть зло и станет словно бог. Она же прильнула устами к нему и пить первозданному мужу дала и тогда ниспала с них благодать Единого, которая покрывала их и не давала зреть наготы друг друга. И обратился к ним Отец их для того, чтобы они попросили прощения, и остались бы в саду-крепости, но каждый из них стал обвинять другого и сказано было идти им из дома своего.

— Хорошо, Азариэль, — в гласе учителя можно было найти намёк на снисхождение. — А как появились расы?

Азариэль кивнул и на мгновение задумался. Он плохо помнил строки этой книги, а поэтому ему нужно собраться с мыслями, зацепиться за обрывки воспоминаний и наконец-то сформулировать ответ.

— Э-э-эм… ах да. Когда изгнаны были первый муж и жена, стали они детей рожать и со временем вышло большое потомство у них, которое расселилось по первозданному Тамриэлю. Долго они жили и разделились сначала на две части — сначала были те, кто принял единение с природой в первобытности своей, да повадках и те, кто стали строить цивилизацию. Первые нареклись зверорасами, ибо повадками и нравами, уподобились скотам земным. Вторые стали нареклись эльнофеями, но и среди них произошёл раскол. Те, кто приняли в чистые души дар от Магнуса, стали эльфами, те, кто предпочли в большей жить по делам материи, инструментов и практичности, превратились в людей, хоть и они не пренебрегают даром Магнуса, который испросил от Единого подарить частичку могущества… что не мешает иногда употреблять его во зло.

— Хисты? А что с ними? Что говорит об этом Писание?

— Это древние существа, одни из «амаралдане’ада», которые были поселены Единым на одном из двенадцати миров и должны были даровать прекрасный сок, но впоследствии они поддержали мятеж против своего Отца, за что были изгнаны, а обиталища их опустошены, — монотонно заговорил Азариэль. — Они связаны с теми, кто потом стали аргонианами… по ошибке ящеры считают, что перерождаются, а хисты дают им воспоминания, но это всего лишь уловка. Души, после смерти ступают в нематериальные или истончённые обители высшего порядка, но хисты убеждают аргониан в том, что они перерождаются, внушая им лживые воспоминания. И народы Аргонии настолько тесно связываются со своими хозяевами, что по смерти хиста может умереть всё население, связанное с ним.

— Хорошо. Про народы и расы, про первичную историю Тамриэля ты помнишь, чтобы дать отпор служителям Имперского Культа и прочей ереси, — уверенно и грозно говорит учитель. — А теперь расскажи, почему сторонники мятежа и противники Единого могут иметь такую силу, которую имеют над некоторыми народами сего мира?

— Наша свобода удивительная материя бытия, — парень поднял взгляд на своего учителя, мерно перебирая слова. — Мы сами отдаёмся во власть тех или иных сил. Природа наша повреждена отступничеством прапредков и воля наша слаба, власть зла сильна над этим миром, который проклят и обречён великому суду, — сокрушением и скорбью молвит Азариэль. Если мы отдаёмся во власть других сил, то благодать Единого отступает, и они могут с нами делать всё, что заблагорассудится. Только служение Единому может хоть немного покрыть нас от проклятого духа сего мироздания.

— Хорошо, — Варкут’нель-Гайн открыл книгу, тихо и «крепко» говоря. — Сегодня я расскажу тебе о Шеззаринах. Мы практически закончили изучение Книги Существа в части Бытия и Закона Писания. Сейчас я перейду ко Книге Законов Вторых, — после этих слов, наставник стал листать ветхие страницы.

Азариэль, под слова учителя и шум перелистывания мельком вспомнил части Писания — Бытие и Закон, где рассказывается о создании мира и падениях, первых свершениях новых обитателей мира, о том, как они бродили по континентам, как их покидали и как мудрые вожди, всё ещё чтущие веру в Единого общались с Ним и боролись против набирающих силу новых культов, а так же сущность законов, которые дал Единый Своим последователям через избранных; вторая часть — Морокай Квост или переводя с дракониса — «Мудрые Прорицатели», в котором раскрывается вся сущность тех немногих, сильных волей и духом, крепких в вере, которые продолжили хранить веру в Единого, нести Его слово им укреплять в благочестии каплю в море, оставшуюся верными Истине, когда, казалось, про Него совсем забыли; и История Ордена — часть Писания, где рассказывается о том, как был зарождён Алессианский Орден, как он процветал и насаждал истинную веру и как он пал, под хлёсткими ударами судьбы.

Но парень отвлёкся, его взволновала мысль, и он тут же её озвучил:

— А кто такие шеззарины?

— Отрок, — голос наставника сделался суровее и на Азариэля уставился тяжёлый пронзительный взгляд, — я не стану спрашивать, почему твой дух это увлекло от учёбы. Я скажу лишь то, что старайся сосредоточенно меня слушать и внимать.

— Хорошо, учитель, — повинно выдохнул парень.

Служитель Единого заметил, как его ученик коснулся душой печали и смилостивился, холодной речью неся ответ:

— Шеззарин… это вечный аспект, проявление одного из «амаралдане’ада», по имени Шор. Он был поставлен Единым, как покровитель баланса, со времён великого первого падения всё расстроилось в нём. Он был дружен с Лорханом, тем «амаралдане’ада», который поддержал Единого при создании мира земного. Нет, это не одна и та же личность, это избранный воин, который вдохновляется Шором по попущению Единого, чтобы восстановить баланс в мире. Да ты и сам можешь найти эти строки в Первой Книге Ордена, главе двадцать третей, вроде.

Азариэль, быстро пролистав книгу, нашёл и прочитал эти строки:

«И по подобию того, как был послан Пеленал Вайтстрейк, будут посланы сыны и дочери «амаралдане’ада» того, который нарёкся другом расе людской, который общался с тем, кто рад был мысли могучей Его по обосновании тверди земной. И будут они исполнителями воли Его в святом замысле баланса. И будут чужды множеству силами и способностями своими, и не многие станут ходить в святости Единого, ибо прокляты проклятью мира сего они».

— А теперь, давай вернёмся к Книге Законов Вторых, — стал сурово говорить наставник. — У меня не хватит времени, что бы всё тебе преподать… стар я уже, поэтому начнём сразу с основного. Эти законы и установление, есть продолжение Главного Духовного Установления, которое было дано в первой части Писания. Повтори мне его.

Высший эльф задумался, обращаясь к памяти и вынимая оттуда строки:

— В десять заповедных установлений дан этот закон. Есть Единый и нет богов кроме Него; Не сотвори себе кумира для поклонения и подобия бога, ни где и никак, не поклонись и не служи им; Не упоминай имени Единого в суете мирской; Помни день отдельный для Единого, отданный, шесть дней твои свои дела, а седьмой Ему посвяти; чти сродников — отца и мать своих, дабы долголетнее был на земле; Не убий кого-либо; Прелюбодеяния с кем-либо не сотвори; Вещи чужой не укради; Свидетельства ложного не скажи на ближнего твоего; Не возжелай ничего ближнего твоего — ни жены его, не дома, ни имущества его иного, ничего, что есть у ближнего твоего.

— Очень хорошо, — в интонации учителя можно было заметить оттенок радости. — Ты усвоил знание Главного Закона нашей веры. Тридцать дней труда не прошли для тебя зря.

— Ох, если бы меня увидела Лира, то точно бы не узнала, — чуть усмехнулся парень, но увидав чугунный взгляд учителя, успокоился.

— Это ты всё про ту девушку, с которой намеревался быть вместе? С которой ты ходил в том походе против тьмы?

— Да, учитель, — уголки губ Азариэля чуть приподнялись, когда его ум наполнился тёплыми воспоминаниями о девушке. — Мы с ней были знакомы с того, момента, как я попал в Орден Магнуса.

— Ты мне о ней практически ничего не рассказывал, — речь учителя стала более лёгкая, не давящая на душу, он закрыл Писание и сложил руки на груди. — Если можешь, поделись о ней знанием.

— Так и времени практически не было. Мы же с вами сколько сделали. Пополнили припасы, восстановили храм и пару келий.

— Полно-полно, — чуть поднял ладонь старый мужчина, продолжая с нравоучением. — Ещё многое предстоит трудиться, и ты это знаешь. Мы порядком поговорили об учёбе, и ты выказал себя добротным учеником. Можно и взять небольшой перерыв. Ты с ней с Ордена знавался?

— Да, учитель, — парень выпрямился, ощутив эмоциональное расслабление, отступив от учёбы. — В Ордене мы познакомились. Она в меня влюбилась, но кодекс запрещал иметь отношения. Вы представляете себе, какая несправедливость?

— Сие есть палка о двух концах, мой юный ученик. Воздержание нужно иметь для стяжания добротного служения, а вы не ходили в свете Истины. За обиды многих, за злобу и ярость души, потянули губительные силы и подняли брата на брата, сестру на сестру, — вдумчиво твердит Варкут’нель-Гайн. — Но и для того, чтобы соблазнов меньше было, воздерживались вы… я не мудр настолько, чтобы ответить на твой вопрос.

— Ладно. После того, как Люций устроил раскол в Ордене, она присоединилась к нему, надеялась, что если поддержит его, то мы сможем быть вместе. Но всё кончилось плачевно, — Азариэль не хотел говорить об этом, ком горечи подкатил к его горлу, когда возникли перед глазами образы мёртвых друзей и объятой пламенем Цитадели.

— Понимаю, — мягко произнёс мужчина.

— Мы встретились в подземном храме даэдра. Там она меня спасла от убийцы и с тех пор мы снова сдружились. Она спасла меня и всю кампанию, когда донесла имперской разведке, вроде о наших планах. А ведь мы тогда в тюрьме сидели… прекрасная девушка, в общем.

— А потом вы ступали по Тамриэлю в борьбе с нечестью?

— Да, учитель. Но прошли мы немного… она была ранена в битве в эльсвейрской пустыне в бою с колдуном. Её выходил легион, после чего мы с ней в последний раз встретились в Вейресте.

— А какая она тебе запомнилась? — человек, посвятивший жизнь служению Единому, доселе только говоривший о нём, приятно

— Она? Красивая, умная, понимающая… с удивительными глазами и чудесными духами, — после этих слов Азариэль поник лицом. — Но я всё ещё вспоминаю одну высшую эльфийку, которая спасла меня два раза… не знаю, в ней я чувствую больше чего-то родственного. Эти две девушки… странно, почему именно они?

— Запомни, каждый разумный житель этого мира несёт частичку образа Единого, и их душевная краса Его воля на них. Будь то, эльф, будь то человек или гоблин, который сроднился с землёй и скотским поведением — все они есть отражение образа нашего Бога, — далее Варкут’нель-Гайн продолжил более аккуратно и тихо. — Вижу я, ты всё ещё тянешься душой к девам тем. Что ж, дай тебе Единый, поразобраться в себе, но ныне помни, наша миссия сейчас вновь разнести слово о правде по миру.

— Как это делал Юлианн? Он же основатель этого монастыря?

— И не только. Он был основателем ортодоксального крыла Алессианского ордена, — учитель поднялся с кровати и подхватил свой посох — пальцы сомкнулись на древке; Азариэль понял, что его наставнику надело, и он утомился сидеть. — Долга история веры в Единого, получала множество проявлений среди народов этого мира, но алессианцы приблизились ближе всех к выполнению богоугодного дела. Пророк Марук заявил, что с ним говорила Алессия и пал он в прельщении. Мы чтим его, как того, кто насаждал веру, но он впал в ересь, заявив, что люди стоят выше эльфов, именно с его начал было положено великое гонение. Юлианн же противостоял ему в речах своих, настаивая на том, что Едимный всех принимает и об этом многократно упоминается в Писании, но люди тогда послушали Марука.

— И это привело к падению Алессианского Ордена, — печально заключил Азариэль. — Удивительно, но именно такая непримиримость потом и привела к поражению в битве на Гленумбрийских вересах.

— Ты прав. У нас нет избранного Единым народа, с кем бы Он заключил праведный завет. Все в Его глазах равных и мир вынужден ждать суда.

Суда? Это как в пророчествах?

— Да, так говорил один из пророков древности — Хат’Захариил. В его книге содержатся пророчества о грядущих бедах и смертях мира.

Внезапно речь Варкут’нель-Гайна прервалась лёгким сотрясанием, идущим снаружи кельи. Стены чуть затряслись и на двоих посыпалась старая пыль, что вызвало волнения и чувство подступающего страха. Парень ощутил, как его сердце снова колотится быстрее и сильнее в преддверии опасности, как чувство опасности бьёт по сознанию.

— Нужно проверить, что там, — сказал Азариэль, вспоминая, что его меч, полученный ещё при службе в Ордене, находится в противоположной стороне монастыря.

Парень оглянулся и смог заметить, как на него блеском начищенного железа «посматривает» старый полуторный меч. Учитель понял его без слов и протянул оружие — простое цельное оружие с метровым клинком и длинной рукояткой. За три десятка дней пребывания тут, парень вновь сомкнул пальцы на оружии, помесь радости или обратного чувства прокралось в душу парня.

Он аккуратно отталкивает дверь и свет заполнил келью, а вместо куска дерева теперь образ монастырского двора, в котором беснуется какая-то тень. Азариэль присел, скрылся под сенью крыши, выжидая явления противника, чтобы оценить его, узнать, готов ли он для встречи с этим врагом.

Двое вышли из посещения и узрели, как над их домом летает странное существо. Сейчас оно со всей силы ударило по стене центрального храма, пытаясь прорваться внутрь, но его словно Кто-то туда не пускал. Дрожь охватила молодого эльфа, когда он увидел, как синее вытянутое тело, покрытое лёгкими чёрными одеждами, удерживаемое двумя огромными перистыми крылами, вьётся над их головами. Его шесть пальцев на четырёх конечностях увенчаны златистыми когтями, а на месте морды виднеется клюв. Парень многое повидал, но такую тварь зрит впервые, отчего ему становится не по себе.

Варкут’нель-Гайн вышел вперёд, оттягивая внимание на себя, и давая Азариэлю преимущество скрытности и неожиданности. Он вышел практически на самую середину двора, приблизившись ко входу в храм.

— Кто ты и что ты?! Что сюда тебя привело?! — прокричал вопросы ввысь мужчина и тварь спикировала едва ли не на него. Все одежды человека подхватились и задрожали от того, что существо ростом в два метра и размахом крыльев в три с половиной резко приземлилось рядом с ним, впившись когтями ног в траву.

— Ах, — клюв выдал шипение, скомканный гнев и клокочущее безумие существа, своей рукой, запястья которой скованны золотыми браслетами, он простёр над головой служителя монастыря. — Ты же здесь тут всем управляешь? Ты же тот, кто воскуривает жертвы ничтожному божеству?

Голос твари неимоверно искажён, двояк и трясуч, словно речь течёт не из этого мира, она потусторонна, изменена.

— Я — служитель Единого, призванный Им.

— Бха! — усмехнулось существо, касаясь лица и клюв тут же спал с его морды, вместе с золотом, которое облепило щёки — динамическая маска была убрана и предстало на свет прекрасное лицо, синий покров с кожи развеялся, уступив место более светлому окрасу. — Ваши священники уничтожены и рассеяны, некому служить, некому нести проповедь, а ты тут, в одиночестве, пытаешься что-то сделать.

— Зачем ты здесь? — спокойно спросил Варкут’нель-Гайн, опёршись на посох, не теряя сдержанности, пока Азариэль заходил сзади.

— Я пришёл сюда, дабы погасить огонь последнего места, где всё ещё кланяются Единому, — заговорило существо и простёрло руку вправо, словно за что-то хватаясь и через мгновение за златой жезл, на котором распростёрся златой штандарт — красное полотнище, на фоне которого странный символ — два чёрных крыла. — Я — Гранд, посланник лорда Молага Бала, в награду за службу получивший совершенные крылья. Я тот, кто несёт слово повелителя в сердца ваших жителей. Мои слуги уже несут яд по венам Империи. Слово моего властелина распространится по Тамриэлю и все поклонятся ему.

— Ты служишь Мологу Балу?

— Да, я служу тому, кого поставил Лорд Бал на распространение его силы, славы и знания, — гордо заявило существо. — Но я вижу, тебя не убедить уйти с моего пути, монах. — Жезл исчез из рук твари и Гранд повернулся телом, словно бы готовясь нанести удар.

Азариэль тихо крался, пока не подошёл почти к хвосту Гранда, с железным мечом. Он понимает, что сражаться с такой тварью этой болванкой будет трудно, но у него нет выбора… парень предчувствует, что сейчас изменённый крылатый сумрак нанесёт удар и ему ничего не остаётся, как бросится.

Гранд интуитивно предвидел нападение и сумел моментально развернуться. Его тело неестественно вывернулось и лезвие клинка утонула в искрах отражённого удара, выпавшие от соприкосновения с браслетом. Сумрак отпорхнул и его когти сверкнули в свете сокрытого солнца. Азариэль отступил, когда молнией тварь устремилась на него и попыталась исполосовать когтями, вытоптав землю. Ещё один шаг и существо сблизилось с ним, резко опуская когтистую ладонь. Парень попытался защититься мечом, но когти впились в железо, крепко в него войдя и прорезав. Оружие не рассыпалось, но сильно деформировалось, и парень вышвырнул его в сторону, направив взгляд на свою келью, где хранится его давний друг, сразивший Люция.

Но в этот раз в бой вступил его учитель. Несмотря на возраст он оказался весьма умелым бойцом. Его посох наверху обтянут шипастой сталью и мощный удар по коже существа выдавил из него страшный вой.

— Храни нас Единый от всякого зла, — запел Варкут’нель-Гайн, и Гранд отпрыгнул от него, держась за уши. — Храни и дай нам силы, чтобы побороть сторонников тьмы и нести Свет этому миру!

Гранд снова попытался атаковать, но Варкут’нель-Гайн нисходящим ударом пришибил ему руки и существо взвыло диким воплем.

— Единый, отврати нас от всякого зла, дай нам силы биться против тьмы и повергни её Своим праведным светом.

Оттолкнутый праведной уверенностью наставника, посланник даэдра отшатнулся в сторону входа в монастырь, изрыв когтями землю возле каменистой дорожки, где открылась дверь. Солдаты, облачённые в матовую металлическую броню хлынули во внутренний двор и Гранд, понимая, что ему ничего не светит, распахнул крылья.

— Вы всё равно проиграли! — прорычало существо, и взмыло в воздух и поддаваясь воле и воздушным потокам стало стремительно удаляться от монастыря.

Солдаты хотели схватиться за луки, убрать короткие имперские мечи, но не стали ничего делать. Вместо этот два десятка воинов, в плотной стальной броне, шлемами с чёрными пышными гребнями, встали на месте и у входа в монастырь, представленного одной дверью в стене.

Азариэль подошёл к Варкут’нель-Гайну и встал рядом с ним, высматривая, что будет дальше и дивясь тому, что тут делают имперские солдаты.

Тут же зашёл ещё один человек, отличный от других. На нём тяжёлая имперская броня северного типа — сверкающие пластины брони покрыты меховым плащом, который прикреплён с капюшоном, что скрыл лицом.

— А вот и ты, — раздался голос странного человека, что коснулся одежды, скрывшей его лик и откинул его, являя морщинистое лицо, длинные седые волосы с бородой, — что ж, я думал, что ты будешь здесь.

— Кто вы? — Азариэль вгляделся в черты лица, мучительно пытаясь вспомнить, где его мог видеть.

— Вспомни таверну месяц назад.

— Гюнтер фон Мортис? — неуверенно спросил Азариэль. — Вы ли это?

— Да, мой друг. — человек стал расхаживать из стороны в сторону, надменно размышляя. — Я так и думал, что ты будешь здесь волочить здесь свою жизнь, ибо ты не явился в канцелярию тогда. Что ж, это весьма печально, ибо у нас снова проблема.

— Это не моё дело, Гюнтер, — спокойно сказал эльф, подавив вспыхнувший гнев от того, что он понял — сейчас его попытаются вытащить на свет Империи и использовать в целях державы; парень поднял руки и тихо вымолвил. — Я отстранился от дел мира, с меня больше нет спроса.

— Ты видел эту тварь? А, Азариэль? Странная мутация крылатого сумрака, или игра даэдра? — с напором заговорил Гюнтер. — Мы его выслеживали полмесяца, разведка Легиона обнаружила, что какая-то крылатая тварь разоряет заброшенные остатки алессианских храмов. Когда в последний раз она разорила одно из святилищ и направилась «в сторону юга Коловии», мы ринулись сюда… и как оказалось, взаправду. Его цели — алессианские храмы.

— А я тут причём? Вы меня вообще хотели привлечь для поиска артефакта с Акавира, господин Гюнтер. Я тут вам не помощник.

— Нет, мой друг, — недовольно высказался имперец. — Ещё как причём. Эта тварь, видимо охотится за последователями вашего культа… а вы, похоже, во всём Тамриэле — последние, и ты ещё можешь собрать своих друзей. Мы должны поймать это существо, а потом выйдем на того, кто его послал. И помимо этого какие-то сектанты у Хаммерфелла увеличивают своё влияние, появившиеся одновременно с ним. У меня не осталось ресурсов для деятельности,

— Простите, — Азариэль уверенно отвечает, в нём нет и крупицы желания возвращаться к битвам, войнам и крови. — Я не могу. С меня хватит.

— Послушай! — рявкнул Гюнтер, — ты пойдёшь со мной. Мне сейчас не до наставлений и всяких убеждений, — имперец поднял руки, и солдаты в один момент лязгнули клинками, обнажив их наголо. — У меня приказ от Регента и мне всё равно, хочешь ты или нет.

Доселе слушавший спокойно учитель сделал пару шагов вперёд. В его пальцах зажата бумага, которую он поднял перед собой, и она растерзала свою материальную сущность, став пламенем, которое можно рассеять бурей.

— Я не желаю вам зла, — стал мерно говорить Варкут’нель-Гайн. — Но вы станете ничего ладить против нас, иначе я вас отправлю на встречу к «амаралдане’ада».

— Хорошо, — тут же сказал Гюнтер, не желая пытаться одолеть сокрушительную магию разрушения. — Ступайте отсюда, но знайте, что ваш отказ будет иметь… далеко идущие последствия.

Варкут’нель-Гайн кивнул отошёл в сторону, где его приостановил ученик.

— Что будем делать? — обеспокоено спросил Азариэль.

— Нам надобно отправляться. Скоро тут будет не продохнуться от имперских солдат… он сказал, что в Хаммерфелле появилась секта. Вот и узнаем о ней. А теперь собираемся и уходим.

— Господин, — тихо обратился один из солдат. — Зачем вы пытались завербовать этого эльфа? Это всё из-за его прошлых заслуг?

— Заслуги? Они ничего не стоят, солдат. Только опыт и сила. И сейчас мне бы он понадобился… с его мечом.